Текст книги "Засыпался"

Автор книги: Алексей Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

А. Кожевников
Шпана: Из жизни беспризорных
Засыпался

– Я ничего не боюсь, мне на все чихать, всю жизнь я изпроизошел, исперещупал всю, ни разу не укусила! – говорил Ледунец. Огольцы товарищи раскуривали и слушали.

Они сидели у окружной железной дороги за большой доской:

ТОРГОВЫЙ СКЛАД ОТДЕЛА МОНО

Все для школ, канцелярий. Учебники и т. д.

Рядом вокзал, но там нечего делать.

Была сопливая погода, расползлась она по земле противной мокретью.

– Ничего, а палить в тебя из пушек будут, не побежишь? – спросили Ледунца.

– Я два года дрался, у Врангеля в плену сидел, вот ногу эту отнять хотели – прострелена. Боюсь я ваших пушек!

Ледунец засучил выше колена рваную штанину и показал синее пятно раны.

– И в очко когда лезешь, не боишься?

– Не боюсь. Спроси ты меня, чего я не произошел. Смирненьким мальчиком был, пастухом у богача Сильвестра служил в станице. «Рвань», говорит, «ты, рванина последняя, а я тебя приютил, кусок хлеба дал! Нищенка тебя под елкой прижила, и в сумке к нам в деревню принесла». Частит меня, а я ему молчу, времена были сжатые. Просились кулаки гулять, а терпел. И-эх, не забуду! Пришли большевики в станицу. Я к ним, рвань, значит, к рвани, думаю, покажем Сильвестру. В карательный отряд записался, а на другой день к Сильвестру: даешь лошадей, хлеб, – 7 штук и 100 пудов вывезли. Прощения у меня Сильвестр–то попросил.

– Нет, – я говорю, – рвань, так рвань попомни!..Там с Деникиным, с батькой Махно, дрался. Врангель меня ранил, обезножил и в плен к нему забрали.

«Клянись, говорят, что в бога веруешь, что матушку Россию признаешь, целуй крест и евангелие!», а сами с шомполами рядом.

Клянусь я, крест значит лижу, а сам думаю: «Одну советскую власть признаю».

– А все–таки поклялся?!

– И убежал, больной уполз к красным. Потом крутил, крутил по всей земле и вот к вам на вокзал попал.

– Ты попадался Ледунец за кражу? – спросили товарищи.

– Нет.

– Боишься?

Ледунец замолчал.

– Чего?…Боишься?..

– Да, бить будут. Не боюсь я боли, а не вынести мне, что по лицу меня кто ударит, рукой тронет. Стреляй в меня, палкой бей, а не рукой – не вынесу! В руке боль особая, большая обида!..

– То–то!

Все думали, что страшная, обидная штука есть на свете, это когда поймают и бить по лицу, прямо рукой, будут.

Дождь перестал барабанить по доске. Ребята встали и пошли на вокзал.

Босые, в опорках чавкали они по грязи. На вокзале было пусто, и тогда пошли по–тихой, разбрелись одиночками.

– Подайте беспризорному на хлеб, два дня ничего не ел, подайте, – гнусаво тянул Ледунец в передней. Грязная худая рука дрожала на весу. Толстая женщина дала кусок ситного и пошла в комнаты.

Ледунец к двери, но задержался и за спиной у женщины взял примус под мышку. Не сообразил он прихватить круг, скользнул круг на пол и загремел.

Повернулась женщина.

– Примус! Воришка, люди, Ермил, – закричала женщина и схватила Ледунца.

Отбивался он, кулаками в живот, зубами в ногу вцепился, выше колена, а не отпустила. Рванулся он, в сени ее выпер. Не отпускает, орет

– Караул!.. Ермил!..

Прибежал дворник Ермил и скрутил Ледунцу руки за спиной.

– Вот тебе, воришка! – била по щеке женщина. – Давай кусок, поганец, щенок, дохни с голоду! – И она вырвала у Ледунца тот кусок, что дала.

– Елмил, проучи его и сведи в милицию!

Со связанными руками шел Ледунец по уличной мокрети.

– Воровать задумал? Забудь! – ударял Ермил тяжелой рукой по щеке Ледунца.

– Вот это барынину обиду! – снова хлопала рука.

Из носа у Ледунца потекла кровь. Сторож не довел Ледунца до милиции, отпустил, побоялся он привести избитого.

Вернулся Ледунец к товарищам, а не забыл, как его били по лицу сторож Ермил и жирная фраерша.

– Не буду, не буду, не пойду, не бейте рукой, не бейте! – кричал Ледунец по ночам и закрывал лицо руками.

– Чего орешь! Никто тебя не бьет, молчи! – ворчали разбуженные ребята.

– Вот оно в ручную–то как помниться долго, – говорили они, а Ледунец затихал.

За доской было сухо, удобно, только иной раз проходивший поезд пугал, и Ледунец тогда вскакивал и крича:

– Не бейте рукой, не надо!.. Рукой!..

Шибко бояться стал.