Текст книги "Отказ Громыко, или Почему Сталин не захватил Хоккайдо"

Автор книги: Алексей Митрофанов

Соавторы: Александр Желтухин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Подчеркнув в глазах мирового общественного мнения свое миролюбие по вопросу о Северном Сахалине, Япония в своих действиях дальше не пошла. Генерал К. Судзуки, автор известной тогда книги «Вопросы обороны Дальнего Востока», писал, что «в отношениях с Россией Япония должна занять такую позицию, которая обеспечивала бы империи полную свободу действий».

Нежелание западных держав поддерживать курс взаимодействия и кооперации с Японией снова поставил перед ее правительством серьезные задачи снабжения национальной экономики значительными объемами сырья, топлива, полуфабрикатов, а также проблему внешних рынков. Любой сбой в регулярном потоке импорта – экспорта неизменно угрожал самому существованию огромной экономики страны и японскому государству. Само существование Японии стало зависимо от готовности остального мира продать ей сырье и желания купить ее готовую продукцию. Эти проблемы могли взаимовыгодно решаться в двухстороннем российско-японском товарообороте, но это решение неизменно натыкалось на политические проблемы. Заметим, что такое положение дел существовало тогда, когда в отношениях России и Японии не было ни «северного вопроса», ни «вопроса о северных территориях», а сами эти отношения следовало расценивать как наивысшие за всю их историю.

Стремление Японии реализовать западные модели в своей внутренней и внешней политике имело в своей основе континентальную программу национальной геополитики. Это подтверждается отсутствием разделения на метрополию и колонии. Япония всегда старалась интегрировать оккупированные ее вооруженными силами территории, а не рассматривать только как источник разного рода ресурсов.

Колониальный, атлантический, характер внешней политики Токио обозначился после оказания давления на него со стороны Вашингтона и Лондона, опасавшихся усиления Японии. Шидехара (Сидэхара) – наиболее яркий лидер атлантистов в Японии был в 1919–1922 годах послом в США и затем занимал в 1925–1927 и 1929–1931 годы пост главы МИДа. Он добился выполнения от своего правительства требований Запада по ограничению реализации континентальной модели геополитического курса Японии, которой с начала XX века руководствовались японские военные. В атлантический блок японской политики вместе с Шидехарой входили С. Есида (премьер в 1946–1947 и 1947–1954 гг.) и М. Сигемицу, занимавший правительственные посты в 1945–1952 гг. Сам Шидехара становится первым премьером (октябрь 1945 – май 1946 гг.) Японии в условиях американской оккупации страны.

Им противостояли во внутренней политике посол в Германии генерал Х. Осима и посол в Италии Т. Сиратори, ориентировавшиеся на Германию, а также вполне самостоятельные в политическом отношении японские военные.

Все три группы политиков характеризовались одной общей чертой – негативным отношением к России. Все они принимали военные методы как средство достижения целей. Отличие группы атлантистов и ее лидера Шидехары от остальных состояло в том, что они категорически противились войне на два фронта, с чем соглашались сторонники Германии в Японии и собственно японские военные.

Мировой экономический кризис 1929–1933 годов подорвал политическое влияние атлантического блока во внутренней политике Японии. К тому же весной 1927 года в Токио пришло к власти правительство Г. Танаки, барона, генерала и участника русско-японской войны. Танака во внешнеполитическом курсе Японии следовал самурайским традициям, принципам «Кодо» – политика захвата далеких и близких земель и «Хакко Итио» – «восемь углов под одной крышей», т. е. политике мирового господства расы Ямато, проповедовавшейся легендарным японским императором Дзимму. Данными вопросами как составной части государственной политики занималась в июне 1927 г. секретная конференция по делам Востока под председательством самого премьер-министра Японии.

7 июля 1927 года из недр конференции вышел т. н. меморандум Танаки, адресованный лично микадо. Премьер-министр начертал в документе планы создания континентальной империи Японии: «Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай… Для того чтобы завоевать Китай, мы должны завоевать Манчжурию и Монголию… Продвижение нашей страны в ближайшем будущем в район Севера Маньчжурии приведет к неминуемому конфликту с красной Россией… В программу нашего национального развития входит… необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии…» В 1929 году японская императорская армия переходит на новые полевые уставы, которые учитывали опыт Первой мировой войны, в т. ч. использование бронетанковых и моторизованных сил и авиации.

Меморандум Танаки Гиити определил всю дальнейшую внешнеполитическую деятельность Японии. В отношении России он стал претворяться с 28 сентября 1931 года, когда японский посол в Москве Хирахита посетил НКИД и выразил озабоченность японской стороны по поводу «концентрации советских инструкторов в Цицикаре (Маньчжурия) и советских войск на станции Даурия вблизи от границы с Маньчжурией».

Отсутствие успеха японской дипломатии в международных организациях – Лиге Наций и комиссии Литтона по Дальнему Востоку – привели к внутриполитическому брожению, катализировавшему радикальный национализм и призывы к военной экспансии. Особенно бурно эти идеи воздействовали на армейское офицерство и, в меньшей степени, на офицеров ВМС. Так 5 августа 1931 года военный министр микадо генерал Минами, выступая на собрании командиров пехотных дивизий, заявил, что отвергает предложения правительства (в которое он входил) к миру в Маньчжурии и одобряет стремление армии к экспансии в этом регионе.

Ночью 18 сентября 1931 года произошел «Маньчжурский инцидент», ставший первой ступенью к началу новой мировой войны. Взрыв железнодорожного полотна и сход вследствие этого с рельсов поезда с воинским контингентом Японии вызвал перестрелку двух рот солдат китайского маршала Чжан Сюэ-ляна и уцелевших японских солдат. На подмогу китайцам приходят части их мукденского гарнизона, но перевес оказывается у японцев, к которым непрерывно прибывают подкрепления. К 9 часам утра 19 сентября т.г. японская артиллерия бомбардирует мукденские казармы и местный аэропорт. 500 японских солдат обращают в бегство 10 тыс. солдат китайской регулярной армии, а их командующие (японский генерал-губернатор Кореи Угака и главнокомандующий японских войск в Маньчжурии генерал Хондзе) отвергают призыв китайцев очистить г. Мукден.

Экстренное заседание японского кабинета министров принимает заявление министра иностранных дел Шидехара о «локализации инцидента и приостановлении военных действий» в полосе Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД). Генеральный штаб императорской армии одобрил решения генерала Хондзе и приказывает тому не выполнять поручения правительства.

К 20 сентября 1931 года японские войска вступают во все крупные города к северу от Мукдена до реки Сунгари, а к 4 октября они занимают Цицикар. Генерал Хондзе укрепляется на захваченных территориях Северной Манчжурии и выполняет только приказы военного руководства Японии.

Для успокоения международного общественного мнения и реакции китайцев Япония объявляет о своей помощи образованному в Маньчжурии т. н. Государству Маньчжоу-Го, которое возглавляет наследник последней китайской императорской династии Мин-Пу И. Однако, еще до полной оккупации Северо-Восточного Китая (Маньчжурии) японский Генеральный штаб утвердил в конце сентября 1931 года документ стратегического характера, получивший название «Основные положения оперативного плана войны против России», которым предусматривалось «выдвижение японских войск к востоку от Большого Хингана и быстрый разгром главных сил Красной Армии» с последующим захватом российского Приморья.

В мае 1933 года новый военный министр С. Араки, выступая перед губернаторами страны, заявил: «Япония должна неизбежно столкнуться с Советским Союзом. Поэтому для Японии необходимо обеспечить себя путем военного захвата территории Приморья, Забайкалья и Сибири». Таким образом, императорская армия предлагала правительству вернуться к положению дел в 1919–1921 годов, когда японские войска находились на берегах озера Байкал. В том же году под редакцией Араки выходит секретное пособие для армейских офицеров «Красная Армия и способы борьбы с ней».

Армия и ее глава – император Японии (микадо) являлись фактическими хозяевами Маньчжурии, которая должна была стать плацдармом на континенте, откуда Япония готовилась к дальнейшим действиям. К 1933 году в Северо-Восточном Китае находилась 130-тысячная Квантунская армия Японии и 115 тысяч китайских войск императора Пу И. 16 октября 1934 года премьер Великобритании Н. Чемберлен констатировал в т. н. меморандуме Чемберлена-Саймона: «Что касается России, то все, что усиливает в Японии чувства безопасности, поощряет ее агрессивность в отношении России».

Милитаризация и экспансия Японии в направлении захвата соседних территорий вполне ясно представлялись в Москве, что нашло свое отражение в решении неоднократных с 1925 года обращений советского правительства к японскому правительству с предложением о заключении между обоими государствами договора о ненападении, которые всегда отклонялись Японией под предлогами распространения влияния СССР на Дальнем Востоке.

В 1933 году Генеральный штаб японской армии детализировал аналогичный план 1931 года войны против СССР, который предусматривал несколько стратегических направлений вторжения вглубь территории СССР, включая Приморье и захват Иркутска (план «Оцу»). Советское правительство для ослабления напряженности между Москвой и Токио пошло в мае 1933 года на беспрецедентное предложение, предложив Японии выкупить КВЖД. Переговоры шли до 23 марта 1935 года, когда они завершились соглашением о продаже КВЖД за 140 млн иен (5 млрд долл. в ценах 2008 года), а также аренде рыбных промыслов близ Владивостока. Этот договор не остановил японский милитаризм, который был уже на марше: 17 апреля 1934 года премьер-министр Японии К. Хирота опубликовал т. н. Декларацию Амея, в которой Япония делала новую заявку на господство во всем Китае и предупреждала все заинтересованные державы, т. е. США и Англию, отказаться от политики «равных возможностей и открытых дверей». Этот документ, иначе называемый доктриной Хироты, явился ступенью к доктрине «Сопроцветания в Восточно-Азиатской сфере».

Хирота был послом Японии в СССР с 1930 г., а с 1931 г. – министр иностранных дел Японии в правительстве Сайто. Хирота с начала XX века входил в тайное общество Кокурюкай (Общество реки Амур), что было поставлено ему в вину в Токийском Трибунале 1948 г.

Военные приготовления Японии на Дальнем Востоке вызывали серьезную озабоченность у советского руководства, которое стремилось наладить прочный контакт с категорическими противниками войны с СССР в японском правительстве несмотря на имевшиеся у них иные, чем у Москвы взгляды на внешнеполитические проблемы. Таким человеком был влиятельный политик принц Ф. Коноэ, премьер-министр в 19371939, 1940–1941 гг., государственный министр в 1939 г., а также в 1945 гг. – в составе кабинета принца Хигасикуни, подписавшего капитуляцию в войне с союзниками. Политическая позиция Коноэ во внешней политике Японии была оригинальной: он возражал против войны с СССР, но выступал за оккупацию Китая; был сторонником союза с Германией и был категорическим противником США (до 1935 года – САСШ) до такой степени, что покончил с собой накануне его ареста военной полицией США осенью 1945 г.

Доверенным лицом и советником Коноэ был Одзаки, крупный специалист по Дальнему Востоку и Китаю. Одновременно Одзаки был другом и соратником Рихарда Зорге, уроженца города Баку. Через этих двух людей премьер-министр Японии Коноэ имел доверительный канал связи с Москвой, который он хотел использовать на благо обоих народов. Кабинет Коноэ ушел в отставку в октябре 1941 года, вследствие провала группы Зорге. Однако кабинет Коноэ заключил Пакт о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля 1941 года. Сменивший Коноэ Тодзио одинаково ненавидел всех соседей Японии – Китай, СССР и США и был готов воевать на три фронта.

Рихард Зорге прибыл в Японию в качестве немецкого журналиста. В действительности Зорге был многоплановой фигурой, скрывавшей другие его ипостаси – сотрудник Коминтерна и советской военной разведки, аналитик крупнейшего геополитического журнала и личный друг его главного редактора Карла Хаусхофера. В Коминтерне, при всей его атлантической ориентации, Зорге имел репутацию сторонника континентальной доктрины геополитики со всеми вытекающими последствиями. Последнее якобы указывало на его пристрастия как германофила и даже евразийца, что в глазах Сталина было плохим признаком для ответственного сотрудника разведывательных органов: большинство русских евразийцев в период 30-х годов XX века встали под знамена фашизма.

Зорге появился в Японии как официальный представитель германской прессы и неофициальный агент Коминтерна (его антизападной ветви), советской военной разведки и даже нацистского руководства, через его связь с Хаусхофером и Рудольфом Гессом, заместителем фюрера по партии в тот период времени. Показателем евразийского течения в политических пристрастиях всегда являлись одновременно присутствующие у политика признаки германофильства и русофильства. Такими качествами отличались японские премьер-министры предвоенного времени: К. Хирота (1936–1937 гг.); Ф. Коноэ (1938–1939 гг.); адмирал Енаи (январь-июнь 1940 г.). Хирота вел в июне 1945 г. неофициальные переговоры с советским послом Я. Маликом о будущем советско-японских отношений, которые закончились безрезультатно; в 1948 г. он был повешен по приговору Токийского трибунала союзных держав. Ф. Коноэ, отпрыск древнейшего феодального рода Японии, известного с IX века, еще в 1912 году по окончании университета написал свой первый научный труд «Отказ от мира с англо-американской ориентацией», идеи которого определили его политические взгляды вплоть до добровольного ухода из жизни накануне ареста следователями Токийского трибунала осенью 1945 г. Коноэ стал самым молодым председателем верхней палаты японского парламента; ему было тридцать лет. В 20-х годах прошлого века он состоит в евразийском обществе «Каекай» («Общество вторника»), где познакомился с Х. Одзаки, ближайшим сподвижником Зорге. По «делу Зорге» (японская военная контрразведка так и не смогла добиться у Р. Зорге показаний, чьим агентом он является; и он был казнен как английский шпион) была арестована и осуждена большая часть общества «Каекай», а сам Зорге арестован 18 октября 1941 г., в день, когда под давлением японских военных пал третий и последний кабинет Коноэ.

Указанная тройка премьер-министров Японии проводила в жизнь евразийские (континентальные) планы: «новой структуры» во внутренней политике; «сферы сопроцветания Великой Восточной Азии» как геополитической задачи империи; внешнеполитического курса на создания блока Берлин – Москва – Токио, направленного против англосаксонских держав. Сам термин «новый порядок» обязан своим возникновением принцу Коноэ, употребившему его в декларации принца о «новом порядке в Восточной Азии», т. е. Японии, Китае и Маньчжоу-Го. Во внутренней политике Коноэ реализовал однопартийный режим политической власти в стране, когда по его призыву в июле-августе 1940 года добровольно самораспускаются все политические партии и фракции в парламенте, которые 12 октября 1940 года объединяются в политическую Ассоциацию помощи трону (АНТ, или Тайсэй екусанкай) – воссоединение японской нации вокруг своего сакрального центра. Эта «новая политическая структура» преследовала в т. ч. военно-политические цели, непосредственно связанные с готовящейся войной. Появление Зорге в Японии в 1937 году должно было направить вектор войны против США и Англии.

Термин «сфера сопроцветания Великой Восточной Азии» впервые применена в декларации главы МИДа Е. Мацуока от 1 августа 1940 г. Тройственный (Стальной) пакт Германии, Японии и Италии от 22 сентября 1940 года зафиксировал этот раздел сфер влияния трех держав, признав за Японией исполнение декларации Мацуока. В действительности эту концепцию предложил Коноэ и другие японские политики евразийской ориентации в его втором кабинете – морской министр Енаи (будущий премьер) и министр иностранных дел Арита. Важнейшую роль в разработке Тройственного пакта сыграл Хаусхофер, выдвинувший концепцию оси Берлин – Москва – Токио, сторонниками которой были все японские евразийцы, включая Коноэ. Зорге прибыл в Токио с рекомендательными письмами от Хаусхофера, германского военного атташе в Японии в 1909–1911 годах и главного редактора влиятельного журнала «Zeit-schrift fur Geopolitik», в качестве активного сотрудника этого журнала. Он должен был убедить Коноэ в необходимости для обеспечения «сферы сопроцветания» обеспечить курс Японии на нейтралитет с СССР в случае возникновения войны с англосаксами. Известно, что Коноэ был настроен даже на более тесное сотрудничество с СССР на основе плана «Союза четырех», т. е. Трехсторонний пакт плюс СССР.

Принц Коноэ, будучи премьером проводил тот внешнеполитический курс Японии, который был связан с идеологическим обоснованием лозунгов паназиатизма доступным массовому сознанию. Это непосредственно выделяло южное направление японской экспансии как единственно возможное. Правительство Коноэ активно поддерживало китайское правительство Ван Цзинвэя («Договор об основах взаимоотношений между Японией и Китайской Республикой от 30 января 1940 г.) и лидера левого крыла Индийского национального конгресса Субхаса Чандры Боса, который активно вел антибританскую борьбу в Южной Азии. Рекомендация Коноэ кандидатуры Тодзио на должность премьер-министра в октябре 1941 года, когда под давлением военных его кабинет должен был подать в отставку, следует расценивать как акт последовательного антиамериканизма принца и его приверженности идеям и принципам евразийской модели геополитики.

Несмотря на сильнейшее давление Германии на Японию ни Коноэ, ни даже Х. Тодзио так и не начали войны против СССР и сохранили верность пакту 1941 года. Коноэ в своей деятельности всегда руководствовался своими словами, относящимися ко времени его первого кабинета: «Ясно без слов, что Япония и Советский Союз, которые являются соседями на Дальнем Востоке, должны строить свои дружественные отношения на прочной основе». Контрастом звучат слова оккупационного премьера (1946–1954 гг.) Японии С. Есиды, лидера японских атлантистов: «Честно говоря, Советский Союз не та страна, с которой стоит дружить».

Другой крупный евразиец в японской политике предвоенного времени – адмирал М. Енаи, которого японцы чтят наряду с победителем в Цусимском сражении адмиралом Х. Того и руководителем нападения на Пёрл-Харбор адмиралом И. Ямамото. Енаи в 1915–1917 годах был в России на должности военно-морского атташе, затем занимал командные и дипломатические должности в государственном аппарате страны. Адмирал Енаи готовил японский военный флот к войне на Тихом океане, и ему Япония обязана созданием в 19371939 годах своих первоклассных ВМС. Енаи выступал в качестве противовеса армейскому командованию во влиянии военных на микадо и был категорически против любого осложнения отношений с Россией, к чему стремилась японская армия. При премьерах евразийской ориентации, в том числе при кабинете Енаи (1940 г.), усилилось противостояние армии и флота. Это противостояние особенно сильно обозначилась в августе 1939 года, когда был заключен советско-германский пакт о ненападении. Кабинет проамериканского премьера Хиранумы был вынужден подать в отставку. Новый кабинет Абэ также не смог утвердиться и преодолеть противостояния армии и флота и подал в отставку в декабре 1939 г. Дальнейшие политические консультации не могли преодолеть этот правительственный кризис, и микадо пошел на беспрецедентный поступок – утверждение премьера императорским указом. Им стал адмирал Енаи в январе 1940 г. Енаи в отличие от Коноэ считал, что военный союз с Германией в перспективе чреват войной на три фронта, чему и был обязан своим назначением, когда СССР и Германия подписали Пакт о ненападении. Было очевидно, что в этих внешнеполитических условиях вектор японской экспансии должен быть направлен на Юг.

29 июня 1940 года, спустя неделю после подписания акта о капитуляции Франции, министр иностранных дел в кабинете Енаи Х. Арита выступил с сообщением о готовности Японии взять под свой контроль колониальные владения Франции и Голландии в Южных морях. Идеологи из стана Коноэ уже готовили для общества и СМИ «доктрину Монро для Азии с паназиатской культурой, аналогичной эллинизму», а также готовились взять власть от кабинета Енаи.

Второй кабинет принца уже активнее использовал лозунги паназиатизма и борьбы против «белого империализма». Усиление антиевропейской направленности Японии на международной арене объяснялось появлением больших шансов построить японскую «сферу процветания» по всему бассейну Тихого океана.

Борьба армейских генералов и морских адмиралов за влияние на японскую политику красной нитью проходит через всю предвоенную историю Японии, приводя к частой смене кабинетов. Все это выразилось в значительных противоречиях внешнеполитического курса страны. Если «Антикоминтерновский пакт» Японии и Германии (с присоединением к нему Италии 6 ноября 1937 г.) явно носил черты проатлантического блока, то война с Китаем, развязанная Японией в 1937 году, носила черты антиамериканской кампании. Это становится очевидным, когда принимается то обстоятельство, что договоры были приняты японскими кабинетами, разной геополитической ориентации.

Новое нападения Японии началось с т. н. «инцидента на мосту Марко Поло» (мост Лугоуцяо в 12 км от Пекина), датированном 7 июля 1937 г.

В этот день, по неустановленным до сих пор причинам, произошла перестрелка между 5-й пехотной бригадой генерала Кавабэ с частями местного гарнизона, в результате которой последний был разгромлен. Пользуясь поводом «инцидента на мосту Марко Поло», Япония начала массированное военное вторжение в Китай. 19 июля 1937 года правительство партии Гоминьдан во главе с Чан Кайши обратилась за военной и технической помощью к СССР, которая была ему оказана после подписания 21 августа 1937 года договора о ненападении между СССР и Китаем.

Эффективность и масштабность советской военной помощи Китаю привели к затягиванию войны, которая по замыслам генералов в Токио должна была закончиться «молниеносно». По сообщениям полпреда СССР в Японии М.М. Славуцкого, к осени 1937 года Токио был готов объявить войну своему северному соседу, раздосадованный его поддержкой Китаю. Японский военный атташе в Варшаве генерал Р. Савада обратился в сентябре 1937 г. от имени своего правительства к Варшаве за военно-политической поддержкой, направленной против России. Польское правительство охотно откликнулось на эту просьбу, считая «Японию естественным союзником Польши».

Особенно было раздосадовано японское правительство в связи с налетом в июле 1938 года шести китайских дальних бомбардировщиков советской конструкции ТБ-3, пилотируемых советскими летчикам, на Японские острова – остров Кюсю, города Сасебо и Нагасаки. Вместо бомб на японскую землю полетели кассеты с листовками, содержащими обращение к японскому народу жить с соседями в мире, дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве.

В качестве ответных действий японская сторона, в лице ее армейского военного командования, производит пересмотр стратегического плана «Кантокуэн», которым предусматривались боевые действия Квантунской армии против СССР в направлениях на: Владивосток, Благовещенск и Иркутск.

Первая проба этого плана состоялась в период 29 июля – 11 августа 1938 года при вторжении японских войск на территорию СССР в районе оз. Хасан. Еще 20 июля т. г. японский посол в Москве М. Сигемицу довел до сведения НКИД СССР, что Япония настаивает на выводе из этого района советских войск и что в противном случае: «Япония должна будет прийти к выводу о необходимости применения силы». Впоследствии Токийский военный трибунал признал, что здесь «операции японских войск носили явно агрессивный характер».

28 июля т. г. вблизи Благовещенска с японо-маньчжурской стороны государственной границы стал поступать газ с запахом фиалок. Многие гражданские лица и военные в Благовещенске получили отравление, связанное с расстройством вестибулярного аппарата и потерей пространственной координации. Этот факт также был расследован Токийским трибуналом, констатировавшем применение Японией отравляющих газов против населения СССР.

Одновременно с боевыми действиями, летом и осенью 1938 года в прибрежные воды российского Дальнего Востока вторгается армада из 1 500 японских рыбопромысловых судов под охраной двух дивизионов миноносцев, нескольких подводных лодок и более 20 торпедных катеров, которые безнаказанно грабят морские ресурсы СССР.

В апреле 1938 года утверждается военный бюджет Японии, который составил почти 4,9 млрд иен (172 млрд долл. в ценах 2008 года), и 8 апреля т.г. советское правительство обращается к Токио с инициативой разрешить ряд пограничных проблем с Японией, которые могли бы привести к возникновению войны между обоими государствами, учитывая воинственный дух, витавший в японском обществе. Однако Токио по-прежнему стремится к односторонним уступкам с советской стороны. 21 июня 1938 года врио поверенного в делах полпредства СССР в Токио К. А. Сметанин в беседе с вице-министром японского МИДа К. Хориноути обратил его внимание на многочисленные факты выставления на улицах Токио плакатов с провокационной надписью: «Будьте готовы к неизбежной японо-советской войне!»

Вполне вероятно, что побег ранним утром 13 июня 1937 года с советской территории в Маньчжоу-Го начальника управления НКВД по Дальневосточному округу комиссара государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшкова был подготовлен Кремлем, чтобы неофициальным путем уведомить поджигателей войны в Токио о значительном советском военном потенциале в этом регионе. Его можно сравнить с «полетом» Р. Гесса в Англию 10 мая 1941 года, который преследовал планы содействовать миру между Германией и Англией.

О подобной подоплеке «дела Люшкова» пишет бывший офицер пятого отдела Генерального штаба армии Японии К. Коидзуми. Он указывает, что: «В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог концентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством… Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости от 31 до 58… Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР…» (На момент побега Люшкова японцы имели в Маньчжурии 9 пехотных дивизий).

Напряженность на советско-японо-маньчжурской границе перешла в открытый военный конфликт 15 июля 1938 года, когда при переходе государственной границы СССР на сопке Заозерная у оз. Хасан в 10 км от берега Японского моря и в 130 км от Владивостока погиб в перестрелке с пограничниками японский жандарм Мацусима Сякуни.

Как стало известно позднее, двумя месяцами ранее район сопки Заозерная был проинспектирован с японской стороны командующим Квантунской армией генералом Уэда. О результатах инспекции генерал доложил заместителю военного министра Х. Тодзио в Токио. В докладе указывалось, что японские войска готовы к военному столкновению на границе с российским Приморьем. Интересно, что побег Люшкова на японскую сторону также состоялся в районе сопки Заозерная (зоне ответственности Посьетского погранотряда).

Маршал В. К. Блюхер командовал всеми советскими воинскими подразделениями на Дальнем Востоке (т. н. ОКДВА) и был главным представителем советской власти в регионе. 22 июля 1938 года советское правительство направляет японскому правительству ноту, в которой прямо и решительно отклонялись требования об отводе войск с высоты Заозерная. 24 июля т.г. маршал Блюхер направляет «свою» неофициальную комиссию для выяснения на месте обстоятельств чреватого войной пограничного инцидента. «Комиссия Блюхера» устанавливает, что линия одного окопа выходит на 5-10 см за линию государственной границы, а проволочные заграждения – на расстоянии 3 м от нее, но уже на сопредельной стороне. Эти факты дают основание Блюхеру направить в Москву предложение извиниться перед японцами за случившийся инцидент и «передвинуть» линию государственной границы на 1 м в глубь советской территории. Было также установлено, что 27 июля т. г. Блюхер направляет новую «нелегальную» комиссию (т. е. без согласования с Москвой) для расследования этого факта.

Рассекреченный приказ наркома обороны К. Ворошилова от 4 сентября 1938 года № 0040сс раскрывает дальнейшие трагические перипетии судьбы маршала: «Он (маршал Блюхер) совершенно неожиданно 24 июля подверг законность действий наших пограничников у озера Хасан. Втайне… т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерную и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников и… «установил» нашу «виновность» в возникновении военного конфликта на оз. Хасан…»

В три часа дня 29 июля т. г. японские армейские части численностью до 150 солдат атаковали высоту Безымянную, соседствующую с Заозерной. На сопке Безымянной оборонялось 11 пограничников с двумя ручными пулеметами и 10 винтовками. Высота была занята японцами; в бою погибли пять пограничников и шесть получили огнестрельные ранения. Однако в 18.20 того же дня пограничники, подоспевшие на помощь своим товарищам, отбили сопку. Затем в вину Блюхеру Москва поставила неоказание помощи пограничникам стрелковыми войсками, когда, начиная с 30 июля т.г. японцы подтянули к господствующим высотам артиллерию и свою 19-ю пехотную дивизию. Этим силам противостояли 94 пограничника и два стрелковых батальона пехотинцев, не имевших артиллерийской поддержки. Силы были не равными, и советские войска отступили с сопок в тот же день, уйдя на другой берег оз. Хасан.

3 августа т.г. Москва отстраняет от командования Краснознаменным Дальневосточным фронтом (КДФ) маршала Блюхера, назначив на его место комко-ра Г.М. Штерна. 1 августа т.г. состоялся разговор Сталина с Блюхером по прямому проводу, в котором генсек спросил маршала: «Скажите, т. Блюхер, честно, – есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами?»