Текст книги "Смоленская площадь"
Автор книги: Алексей Троненков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Алексей Троненков
Смоленская площадь
Cокращенный (журнальный) вариант
Пролог
Май, 1965 год
СССР, Москва
Он запрокинул голову, пытаясь охватить взглядом всю каменную мощь «высотки». Не получилось… Пятиконечной звезды на шпиле со своего места он так и не увидел…
Бессчетные разы обозревал он это здание со всех сторон, проезжал мимо на троллейбусе «Б», гулял неподалеку, стараясь быстрее выйти из его холодной тени… Но тогда было совсем другое. Тогда было ПРОСТО здание. Высокое, достаточно красивое… Даже не то, чтобы красивое, а настоящий бастион страны на мировой арене.
Тесаный камень давит на психику, узкие и глубокие бойницы окон. По бокам от массивных дверей развеваются алые стяги. Дюжина сверкающих автомобилей.
Интересно, действительно островерхий «купол» сделан из фанеры?..
Попасть внутрь этого здания представлялось таким же нереальным делом, как и оказаться, скажем, в студии радио «Свободная Европа». Поэтому до сих пор он воспринимал его просто как неотъемлемую часть московского ландшафта, наравне с Кремлем, ГУМом, Университетом, родным институтом на Метростроевской, наконец…
И вызов в кабинет декана факультета сразу после защиты дипломной работы он воспринял с таким же удивлением (да и восторгом), с которыми общественный деятель древнего Египта Моисей воспринял посланные ему откровения. А последующие шесть дней размышлял над вопросом, чем же его фигура смогла заинтересовать кадровиков МИДа. Никто не спорит, ин'яз Мориса Тореза, безусловно, престижный ВУЗ, но…
Перебрав в уме все возможные варианты, дерзнув даже помечтать о тайных миссиях КГБ, на седьмой день он отбросил сомнения и переживания и просто пересек автомобильную стоянку. ТУ САМУЮ….
Он был еще никем. Для скучающего на площади милиционера, для внимательного лысоватого мужчины из бюро пропусков, весьма тщательно сверившего паспорт с его внешностью и ответственно проштамповавшего «разовый» рассеченный красной диагональю пропуск. И даже с пропуском в руке, пытаясь перед входом дотянуться взглядом до купола «высотки», для всей Москвы был никем. Он не был ПРИОБЩЕН.
И невольно тянул время… Не имея понятия, чем окончится предстоящее собеседование, глубоко внутри он ощущал себя уже одним из…
…из тех, кто постоянно входил и выходил в дорогих, ладно сидящих заграничных «тройках» и строгих галстуках; из тех, кто косился на его откровенно потертые брюки неопределенного фиолетового оттенка и остроносые черные ботинки. Пусть косятся. Он-то знал, вот-вот и ВОЙДЕТ, он уже один из них… Почти…
Мир смахнул капельки пота после «Карибского кризиса».
Еще только через три года из-под гусениц Т-54 потечет река пенистого пива по мощеным тротуарам старой Праги.
И целых пятнадцать лет отделяли СССР от первого афганского цинка…
Все мировые проблемы были так невообразимо далеко. Еще не ассоциировал свою персону с державной поступью советской империи. Но решительно взялся за огромную дверную ручку и потянул на себя.
Обилие света, хрусталя, мрамора, людей поразило как только он переступил порог. Еще раз, но на этот раз демонстративно, для всей Москвы, оглянулся на мокрую от поливочных машин Смоленскую площадь, чтобы весь мир запечатлел его образ вместе с черным мрамором у входа, где золотом сияло:
«МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР»
Часть 1
Февраль, 1979
Подольск, Московская область
…Отблеск фар проезжающего под окнами автомобиля косо рассек потолок, авангардным рисунком высветил все его неровности, плавно сместил лепную окантовку, скользнул вниз по стене и сгинул в темень комнаты.
Я повернул голову на бок и долго смотрел на спящую рядом женщину. Мою женщину. Мою жену. Она лежала на боку, спиной ко мне, но я знаю, как выглядит во сне ее спокойное и красивое лицо…
Постепенно ее лицо истаивало, уступая место образам и событиям, раз и навсегда изменивший мою жизнь. В далеком шестьдесят седьмом году…
…– Заходите, Владислав!
Навстречу поднялся высокий плотный человек в кителе с генеральскими золотыми погонами. Крупное лицо гладко выбрито, глаза смотрят доброжелательно и внимательно.
Очень внимательно. Потому как просто доброжелательные люди не руководят в Комитете Государственной Безопасности работой с нелегалами. Так же, как и просто внимательные люди. Эта должность требует от человека жестокости. Требует спокойной совести, когда он отправляет людей за кордон, выдергивая с насиженных мест и обрубая корни.
Я пожал протянутую руку и примостился на краешке стула. Пока он раскуривал трубку (необычайно душистый табак, надо заметить), окинул взглядом его кабинет. Потертые ковровые дорожки, обитые дубовыми панелями стены, над напольными часами – портрет Дзержинского.
Голос генерала заставил сместить взгляд с основателя ВЧК на продолжателя славных дел:
– Как там в Ялте?
– Жарковато. – сознался я.
Пауза. Дым. Он взял обычную на вид папку с руку толщиной. С его руку.
– Знаете, что это такое?
Синий цвет, золотые тиснения «Комитет Государственной Безопасности. Совершенно секретно. Личное дело.»
– Полагаю, это мое личное дело. – похвастался я отличным зрением и втайне надеясь поразить его своей сообразительностью. – Иначе, зачем было меня спрашивать.
– Психологи не ошиблись, это хорошо… – усмехнулся генерал. – Общительный…
Я захлопнул рот. Руководство еще больше развеселилось, попыхивая трубкой и по-прежнему доброжелательно щурясь.
– Надо заметить, у тебя, ты уж прости мне «тыканье», наилучшие характеристики как из МИДа, да и рекомендации нашего куратора… тоже вполне.
Моя улыбка была скромной и сдержанной.
– Полагаю, тебе довольно подробно обрисовали незавидное будущее. – без всякой подготовки перешел на английский язык генерал.
– Совершенно верно. – автоматически подхватил я, и далее разговор протекал на языке Шекспира.
– Как ты сам оцениваешь свою готовность? Ближний Восток для нас – жизненно важный регион. Возможно, позже к тебе присоединится один толковый парень, но пока ты будешь один. Совсем один!
Я помолчал, собираясь с мыслями.
– Готов. – надеюсь, получилось не очень пафосно. – Я всегда буду считать свою работу почетной и необходимой нашему обществу. Да… я готов.
– В случае провала… Хотя сейчас нет войны, но бывает, разведчики…
– Я знаю… – ответил я, вспомнив Сашу Маркина, окончившего ин'яз двумя годами раньше. Практически сразу попал в разведку, и уехал в Париж. Правда, проработать успел он недолго – однажды его привезли в посольство с дыркой в спине. На днях выписался из госпиталя…
– Противник у тебя – серьезный, и положиться будет совершенно не на кого! – в начальственном голосе зазвучали теплые нотки. – Мы не всегда сможем подстраховать тебя, чтобы не вредить твоей «легенде»!
– Да уж, не для того, я предам Родины, чтобы обзавестись порочащими связями с КГБ! – позволил я себе усмешку.
Осязаемая тишина.
Генерал-майор Александр Матвеевич Берзин опустил глаза в дело, щелкнул ручкой и застрочил. Я, собственно, и не надеялся, он посвятит меня в содержание.
Из-под кустистых бровей стрельнул насмешливый взгляд:
– Мне говорили, ты выбрал достаточно экзотичный псевдоним…
– Кроуфорд. – сообщил я.
Он уже приоткрыл рот, но, пробормотав нечто вроде «А почему бы, ко всем чертям, и нет!», снова углубился в писанину.
«Железный Феликс» над часами смотрел на меня весьма одобрительно. Я подмигнул ему.
Берзин поднял голову, отложил шикарную, на мой взгляд, чернильную ручку, аккуратно подравнял стопку бумаг и затянул папку черными тесемками (очень и очень похожими на обыкновенные шнурки – даже на кончиках были железные наконечники). Затем поднялся, заставив мое тело взвиться со стула.
– В приемной тебе передадут адрес, по которому нужно будет завтра явиться за документами. Рейс в Оттаву согласно плану твоей командировки через неделю. – он крепко сжал мою руку. – А там… Все уже сказано, и ты все уже знаешь… Скоро имя молодого советского дипломата будет угваздано всеми нашими СМИ! Вот так-то… товарищ Кроуфорд!..
До сих пор храню пожелтевшие от времени газетные вырезки. Советский партийный рупор «Известия» трубил:
«СОВЕСТЬ ЗАМУЧИЛА?
Вашингтон.21 мая 1971
Как стало известно нашему собственному корреспонденту, вчера в захудалой гостинице на окраине Вашингтона скоропостижно скончался бывший советский дипломат Владислав Алексеевич Ростин, чья перебежка на сторону врага два года назад вызвала волну гнева и возмущения советских людей.
Нам неизвестно, отчего умер человек, запятнавший себя несмываемым позором. Американские средства массовой информации пытаются убедить мировую общественность, будто у него было слабое сердце. Ошибаетесь, мистеры, – будь у него проблемы со здоровьем, наши медики ни за что не выпустили бы его на ответственную работу за рубеж.
С физическим-то здоровьем у двадцатишестилетнего „господина“ Ростина было все в порядке! Дело в другом. Не сумели разглядеть товарищи по работе червоточину в „слабом“ сердце своего коллеги, гнильцу в душе молодого человека, избравшего кривую дорожку!
Нам известно, с момента его беспрецедентного политического заявления по американскому телевидению в 1969 году, Ростин так и не нашел обещанного заокеанского рая. Да и то понятно, кому нужен ренегат, однажды предавший свою Родину, прельстившись на псевдо-сладкую жизнь! Какое ему теперь доверие! И практичные янки как нельзя лучше это понимают. Поэтому, когда заокеанские хозяева выжали предателя как лимон, используя его на полную катушку в грандиозном политическом шоу, бывший дипломат оказался просто ненужным. Хороший урок тем, у кого еще оставались иллюзии в отношении „западного образа жизни“, так называемого „свободного“ мира!
Мы знаем, многие простые наши граждане имеют свое мнение насчет произошедшей трагедии. Отвергнутый новыми „друзьями“, лишившийся поддержки своей могучей страны, растеряв в безумной гонке за удовольствиями и золотым тельцом духовные ценности, присущие советскому человеку и истинному строителю коммунизма, Ростин не видел смысла в своем дальнейшем существовании. Явление, типичное для капиталистического общества чистогана.
А может быть, хоть и запоздало, проснулись остатки совести бывшего дипломата – человека, которого Родина поставила когда-то на передние рубежи…
Не так уж и сладко оказалось на чужбине!»
Вторая была тиснута в «Вашингтон Пост» и тоже порядком интриговала:
«ВСЕПРОНИКАЮЩИЕ ЩУПАЛЬЦА КГБ?
Вашингтон. 21 мая 1971
Вчера в своих апартаментах отеля „Мариотт“ скоропостижно скончался бывший советский дипломат Владислав Ростин. Напомним нашим читателям, молодой человек, которому было всего двадцать шесть лет, два года назад решил порвать с духовными застенками коммунистического режима, выбрав ценности свободного мира.
Все мы прекрасно помним его страстное выступление по каналу СиБиЭс. Не случилось ли так, что, обличая советский строй, Владислав подписал тем самым себе приговор? Известно, за КГБ тянется длинная и кровавая дорожка убийств отступников!
Представители ФБР, которые ведут расследование, не очень-то откровенны с представителями прессы, ограничиваясь туманными фразами о преждевременности однозначных выводов.
Вместе с тем нашему корреспонденту удалось взять у одного из агентов эксклюзивное интервью, полный текст которого наша газета опубликует в завтрашнем номере. Не пропустите!»
Это все обо мне. Припомнилось, как мы с резидентом в деталях отрабатывали схему моей «смерти». Американцы, курировавшие меня после «перебежки», также одобрили план исчезновения перевербованного советского дипломата, ставшего к тому времени консультантом Центрального Разведывательного Управления США. Немного жаль было пьянчужку, внешне похожего на меня, но тезис о белых перчатках в разведке не утерял своей актуальности до сих пор…
Я еще потешил себя воспоминаниями. Затем задернул шторку памяти и сосредоточился на дне сегодняшнем. 7.30 утра, а глаза уже широко взирают на мир. Несмотря на продолжительный отпуск так и не смог заставить себя спать допоздна. Расшевелившиеся мысли обретали физическую форму в виде разноцветных спиралей и неспешно плавали перед глазами, причудливо переплетаясь и рассыпаясь веселыми брызгами. …
Встал и прошел в детскую комнату. Ксюха, как всегда, спала раскрытой, водрузив свои маленькие ножки поверх пухового одеяла. Я потрогал ее ступни – две ледышки – и, осторожно высвободив одеяло, накрыл ее по пояс…
Сходил в душ, сварил кофе. С чашкой ароматного напитка (бразильского, черт, побери!) закутался в плед в огромном кресле. В руках оказалась тоненький сборник стихов в мягкой обложке – единственное, что удалось выцарапать у закрывавшегося продавца «Союзпечати». Раскрыл наугад:
Уходя, не прощайся надолго —
Сделай так, будто завтра вернешься.
Ожидание не будет напрасным!
Две минуты – и ты обернешься…
Ну, ну…
– Папа! Папа! – сверкая розовым пузиком, Ксюха в два прыжка преодолела расстояние от дверей гостиной до кресла, где я пребывал в благости, и вспорхнула поверх цветастого пледа.
Плед охнул, зашевелился и выпустил наружу взлохмаченную голову. Дико завращались глаза, а утробный глас возопил:
– Кто топчется по Покорителю Вселенной?!
– Я! Я! – девочка радостно прыгала, не особо обращая внимания, куда попадают ее ножки.
– Ааа!! – зарычал Покоритель, сгреб девочку в охапку и закопал ее в складках пледа. Затем прижал ее к себе.
– Привет, Ксюха!
– Пливет, пап! – Ксенька чмокнула меня в щеку и наморщила носик. – Я не буду прр… пр-рр-ибегать к тебе по выходным! Ты – калюций!
– Неужели кофе?
Лена держалась за дверной косяк, покачиваясь, словно вышедшая из девятибального шторма бригантина. Глаза ее были закрыты, губы подрагивали, пытаясь бороться с неудержимой зевотой. Но нос правильно угадал общее направление, и жена взяла курс на ароматный кофе, щелкнув по пути кнопкой черно-белого «Горизонта». И тут она увидела огромный букет роз, поставленный мной поздно вечером накануне.
– С Днем Рождения! – прошептал я.
А Ксюшка наклонилась к моему уху и прошептала:
– Я тебя оцень люблю, пап! Вставай с клесла, мы с мамой хотим сегодня поньцики напець!..
Она спрыгнула на пол и помчалась в направлении кухни.
Я крепко зажмурил глаза.
– Я тебя тоже люблю, Ксюша!..
Уходя, никогда не прощайся
И не думай, что это – навечно,
Не вали расставание на плечи
И разлуке не поддавайся!
А ведь семейного счастья могло бы не быть, не прояви я настойчивости при оформлении месячной командировки в американское посольство в Москве. Два года назад…
И вот мой ад закончился – я вернулся домой. Вернулся живым. Потерял свою напарницу. Был вынужден убить своего шефа, начальника специального оперативного подразделения «Z» департамента стратегического планирования по СССР и странам Варшавского Договора ЦРУ США. Вернулся…
– …где-то витаешь?
Голос жены вывел меня из прострации. Я посмотрел на нее, пытаясь угадать, какие важные моменты я мог пропустить. Оказалось, ничего. Она просто хотела предложить нам с Ксюхой прогуляться до гаражного кооператива и внести-таки денежный взнос, пока она будет готовить праздничный стол. Я легко и с радостью согласился. И думаю, никогда не устану радоваться жизни, глядя на дочку. Оказывается и жизнь может быть прекрасной! Вот ведь… Попробуй, скажи мне кто-нибудь подобное месяца два назад…
Не давай своим силам угаснуть,
Не успев отойти от порога.
Впереди ожидает дорога,
Пусть же будет она не напрасной!
* * *
Город искрился голубизной выпавшего за ночь пушистого снега, не изгаженного песком дворников, подошвами рабочего люда, ребристыми колеями автомобильных покрышек. Снег был чист, ибо никто не торопился выходить на морозный воздух воскресным утром. Только мы. Наверное, о таком утре я мечтал в Афганистане в должности военного советника ЦРУ, а по ходу дела и курируя советскую агентурную сеть, которая осуществляла подготовку свержения афганского лидера Амина…
– Пап, а может мандаринов купим? – деловитый тон дочки вернул меня в реальность.
Реальность эта вырисовывалась в виде дощатой овощной палатки, возле задней двери которой притулился фургончик. Двое мрачной наружности мужичков споро разгружали ящики с мандаринами. Я взглянул на дощечку, знакомившую посетителей с временем работы палатки и собрался было высказаться в духе «лучше на обратном пути», но… но не смог.
Подошел к одному из грузчиков, присевшему на ящик с явным намерением устроить перекур. Дочка прилепилась к моей ноге, обхватив ее обеими ручонками.
– Послушайте, не продадите килограммчик… – начал я, но был перебит тягучим, словно сироп и хрипатым голосом.
– Не продаю я, начальник! Грузчик я здесь. – затем тип скользнул глазами по Ксюхе, задумчиво пожевал папироску и вдруг улыбнулся.
Да, да! Его небритая несколько дней физиономия просто расплылась в улыбке, хоть глаза и оставались холодными и пристальными.
– Ладно, погодь, щас оформим. – Он повернул голову в сторону распахнутой двери, откуда доносились визгливые тональности и гаркнул. – Теть Клав!
Переливы внутри смолкли. Прошаркало по дощатому полу, и на пороге возникла весьма объемная фигура укутанная в огромный пуховой платок.
– Чо орешь! – для проформы огрызнулась она, видимо сразу сообразив, для чего ее вызвали и обратилась уже непосредственно ко мне. – Вообще-то мы через час открываемся.
– Вижу, но дочка…
– Понятно! – кратко резюмировала тетя Клава. – Будет дороже… плюс пакет…
– Согласен! – проявил я тонкость дипломатического подхода и, подмигнув Ксюшке, полез за кошельком.
И только когда я нащупал объемный бумажник, то вспомнил, кошелек остался дома, а это кожаное чудовище в кармане хранит в своем объемном чреве восемь тысяч рублей – первый и последний взнос за место в гаражном кооперативе. Чертыхнувшись, достал бумажник и через несколько минут отыскал среди сторублевок несколько купюр по пятьдесят. Извлек голубоватую бумажку.
– Мда… – озадаченно протянула продавщица, до сих пор с интересом наблюдавшая за моими действиями. – Попробую наскрести сдачи… Слышь, Лех, а ты пока взвесь гражданину…
– Пять. – решил я ей облегчить поиск сдачи.
– … пять кило. – явно обрадовалась она и ввалилась в помещение.
Грузчик, возраст которого я так и не смог определить, пожал плечами, отлепил взгляд от моего бумажника, а зад – от ящика и стал сгребать руками мандарины…
…Дорога утомительно тянулась вдоль задней стены того самого гаражного кооператива – предела мечтаний большей части населения нашего города. С другой стороны высился увенчанный колючей проволокой забор машиностроительного завода, а вдоль него изгибались трубы теплотрассы с облезлыми пучками свисающей стекловаты. Не самое приятное место в городе, мелькнула мысль, и я невольно потрогал внутренний карман куртки, куда положил бумажник после покупки мандаринов.
Дочка прокладывала своими маленькими лыжами путь по запурженной снегом по пояс обочине шоссе. Несмотря на возраст, получалось у нее неплохо. Одетая в шубку и валеночки, Ксюшка была похожа на неуклюжего медвежонка с растопыренными ручками.
По-прежнему никто никуда не спешил. Похоже, весь город в девять утра еще спит! Хотя нет… сзади захрустел снег. Я мельком глянул через плечо, и взор по привычке за пару секунд запечатлел облик приближающегося мужчины: темное старое пальто, надетое явно не по сезону, серые, без калош валенки, завязанная под подбородком ушанка и закрывающий половину лица шарф. Что ж, его предосторожность можно было понять – у меня нос уже основательно пощипывало, а заиндевевшие щеки явно жили своей отдельной жизнью. Чем-то знакомым показалась мне его фигура, но на морозе было чертовски лень напрягать память по пустякам. Снова отмерил взглядом расстояние до крыши домика правления кооператива, вздохнул и продолжил путь. Всколыхнувшаяся было подозрительность при виде одинокого человека, никак не хотела улетучиваться, пришлось прикрикнуть на нее и сурово заметить, не для того я по трупам возвращался домой, чтобы шарахаться от каждой тени. Здесь, черт возьми, моя советская Родина, а не задворки Бруклина!
В конце концов, у меня были мысли поважней, а именно – скорректировать свои ближайшие планы. Дело в том, что на единственной встрече с руководством после возвращения на Родину мне было предложено продумать легендированное возвращение в структуру МИДа. Разумеется под другим обличьем и с совершенно иным прошлым. Моя-то фамилия десять лет назад прогремела на весь мир. В принципе, определенный резон есть. Никому в голову не придет увязывать мою персону с Комитетом госбезопасности….
Холод резкой и острой болью проник со спины сквозь мой канадский горнолыжный комбинезон, сразу превратив в лед весь левый бок. Я с удивлением попытался посмотреть, что же это такое, но голова непроизвольно закинулась на спину, и теперь я смотрел на небо. А там вместо пронзительной голубизны и сверкающего солнца, разлилась чернильная темнота, разваливаясь росчерками разноцветных молний на отдельные куски и превращаясь в ничто. А потом… потом меня поглотила пустота.
