Текст книги "Бон-вояж. Литр Иваныч и Мотылёк"
Автор книги: Алексей Синиярв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Иностранцы. У нас один преподаватель в институте тоже… В Польшу съездил. Так потом бакенбарды отрастил. Смотри, машины какие. На всю страницу. Красота.
– Краски не пожалели.
– А виллы? Домики, да!?
– Да на картинке что угодно можно. Всё будет красивое. А эти, – показал Литр Иваныч на следующую страницу, – с плакатом стоят. Бунтовщики, наверно. Не больно-то разодеты. Что хоть написано?
– Не по-нашенски. А не-е-ет… Вон в уголочке – по-русски что-то. Но не разобрать. Что-то…. Сейчас-сейчас… Плохо видно. Похоже, первое слово «верните». А что «верните»?
– Эмигранты. Свалили туда, диссиденты, а теперь обратно просятся. Не понравилось в «раю». Этот на Толю Израилевича нашего похож, – показал Литр Иваныч. – Только испитый какой-то.
– Возьмем? – засмеялся Сергей.
– Да на хер надо. Он тут опять бездельничать будет на шее трудового народа, – поддержал шутку Литр Иваныч. – Пусть раковину пробкой закрывает и полощется.
Сергей радостно засмеялся.
– Выкинь ты ее, эту газету. Пусть не думают, что мы купились. И в голову всю эту мутотень не бери.
– А трубочка разговорная? – возразил Сергей.
– Ты разговаривал? Нет. Вот и молчи.
– Я бы, честно говоря, – Сергей вздохнул, – поел.
– Так может, – с надеждой в голосе сказал Литр Иваныч, – до ресторана дойдём?
– С тобой дойдешь! Вчера, в привокзальном, кто коньяк фужерами хлестал? пирожными закусывал? Зачем это ассорти рыбное вонючее? В него только блевать. А песни? какого ты песни заказывал? Только пятерки летели. «Тот, кто рожден был у моря», – передразнил Сергей. – Всё! Даже на чай мелочи не осталось.
– Должно было остаться. Выгребли, суки, специально. Чтоб мы задергались. Вообще, на телевидении должны покормить, – уверенно сказал Литр Иваныч. – На съемках положено, – добавил он нагло.
– Женщина ездила с коляской. Я видел. В передничке белом. Там коробочки разные, бутылочки. По-моему импортное. Мне не предложила. Наверно, это только для артистов.
– А мы не артисты? Да!? Нам есть-пить не надо? – разозлился Литр Иваныч. – Я сейчас пойду в соседнее купе и… Пусть хоть там и Александр Иванов с Хазановым. Нечего над людьми издеваться, в самом-то деле. То, что мы пьяные были, это с них, знаете ли, ответственности не снимает. Вот.
– Они этого и ждут – успокоил его Сергей. – Им только этого и надо. Захохочут и скажут: «Поздравляем вас, товарищи, розыгрыш удался!» И наши кислые рожи, – Сергей скорчил гримасу, – во весь экран.
– И на заводе нам с тобой – позор, – уничижительно сказал Литр Иваныч. – Что, скажут, мужики? кишка тонка? Нет, не дождутся. Ты прав. Это специально всё делается. И газету тебе специально подложили. Положи, где лежала, эту провокацию. И всё! Мы не видели. Железнодорожники, блин. В клетчатых пиджаках. Пойдем. Но пасран. Они сами на чем-нибудь проколются.
* * *
– А газетки у вас какой нет? – спросил Сергей в купе, забравшись на верхнюю полку.
– Что вы, – ответила Катерина, – я газеты не покупаю. Дорого.
Литр Иваныч понимающе кивнул, потом сделал знак глазами Сергею.
– Наверно тиражи маленькие, – ехидно сказал он. – Дорого печатать железнодорожную газету.
– А что не дорого? – ответила бабуся. – Я не знаю, что сейчас не дорого. Все дорого. В Америку только дешевле позвонить, чем в Кострому.
Сергей расхохотался.
– У вас что, не так? – спросила бабуся.
– Нет, не так, – весело ответил Литр Иваныч. – У нас дороже. А пенсия у вас велика?
– Да какое. Четыре тыщи.
– Хватает? Тыщ-то? – заботливо спросил Литр Иваныч.
Сергей, лежа, икал на полке, давясь хохотом.
– Попробуй. Проживи. Если бы не старик, хоть в борозду ложись и помирай. Ты давно в магазине был? «Хватает». За квартиру полпенсии отдай, не греши. Вода – хоть умываться не ходи. Ладно, убираться в магазине пристроили. Хоть немного, да всё денежка.
– А моя сказала: на пенсию выйду – и никуда, – сказал Литр Иваныч. – Буду на даче, к внукам буду ездить, к сестре. Отдыхать, говорит, буду. Хватит.
– Ну, если мужчина прилично зарабатывает… Чего же, – сказала бабуля, – Если возможность есть… Я бы с радостью великою.
– На четыре тысячи отдыхать, – начал Литр Иваныч, качая головой, как китайский болванчик, – это…
Сергей задыхался от смеха.
– А что? – прервала его Катерина, – Деньги что ли?
– Они просто курс не понимают, – сказал вошедший в купе Валерий. – Крона к рублю, так где-то, один к трем колеблется. Это не доллар.
– Тогда понятно, – Литр Иваныч сделал вид, что отступился. – Ну так что, Финляндия? – обратился он к Валерию. – Как там у них в магазинах? Добра разного много?
– Дочке комп купил, – сказал Валерий.
– Комп? – настороженно переспросил Сергей, свесив голову.
– Нотик, конечно.
– А цена? – вежливо поинтересовался Литр Иваныч. – Подходящая?
– Да мы сначала в Интернете посмотрели. Выбрали.
Литр Иваныч понимающе кивнул.
– Довольная? Дочка-то?
– Что ты! Им же надо! Как у всех. Нотик. Я уж говорю: ну, теперь учись хорошо. Старайся уж, доча.
– Эстонский, главное, чтобы знала, – сказала бабуся. – Без языка работу не найти.
– Она у меня и английский, и немецкий учит.
– Это молодец, – похвалил Литр Иваныч. – Это правильно. Эрудицию надо повышать. Вот, допустим, приедет на завод делегация, а она и переведет. Премия. Десятку, глядишь, и накинут.
– Моя младшая в Ирландию уехала, – похвасталась бабуся. – Замуж вышла. Уже шестой год там. Зовёт, приезжай, мама. Может и насовсем нас с дедом заберет. Сколько у тебя, спрашивает, пенсия, мам? Да как у всех. А я тебе, говорит, в два раза больше буду платить. Чтобы я, значит, с внучками нянчилась. Но я что-то… Они же по-русски ни бум-бум. Несознательные еще.
– Хорошая дочка, – сказал Литр Иваныч. – Только зачем с родины уезжать? В дебри капитализма?
– Там чужой мир, – поддакнул Сергей. – Безработица, проституция, преступность. Рост цен. Эксплуатация человека человеком. Система выжимания пота.
– Я тоже сначала против была. А у нас-то? Лучше что ли? Зарплата – гроши. Лишь бы с голоду не помереть. Начальники – сволота какая-то. Откуда вот повылезали. Ну, паразит на паразите. Все под себя гребут. Ну что? Что тут делать? Я еще понимаю – в Москве. А что у нас-то? Апендикс Европы. А гонору…
– Да, родина слонов, – сказал Валерий. – Они себе и ханты-мансы в родню записали. О, до чего дошло! С латышами и литовцами знаться не хотят, мы, мол, скандинавы. Викинги.
– Везде успели, – поддакнула Катерина. – Финнов-то хают. Эти, как они, называют-то?
– Лоси, – подсказал Валера.
– Ага. И, мол, тупые финны. Неразвитые. Недалекие. Из лесу недавно вышли. А финны – ведь умницы, по сравнению с этими задристышами. С Россией дружат, и много чего на этом мудро имеют.
– А мы, интернационалисты, людей на национальности не делим, – гордо сказал Литр Иваныч. – Был бы человек хороший.
– Так-то, оно, так, – согласился Валерий, поправляя матрац. – Я вот тоже – интернационалист. Да что-то не больно складно получается. Односторонне. Ладно, подремлем что ли.
* * *
– Дочка у нее, значит, в заграницах, – сказал Литр Иваныч, прикуривая чинарик. – Одели вон как. Во всё импортное. Фу-фу-разфуфу.
– Вроде как дочка и прислала.
– Я и говорю: а чего ныть тогда? Одета-обута. Пенсия – четыре тысячи! – и не хватает. Ну, фантазии нет. Во! – Литр Иваныч постучал по стенке тамбура. – Я и то бы лучше придумал. Разве это юмор?
– Газеты, вишь, дорого. А с Америкой разговаривать ей недорого.
– С кем там она в Америке говорит? С президентом Картером? – едко посмеялся Литр Иваныч. – Кто ей соединяет на переговорном? Радистка Кэт? Это они тоже не сильно оригинально сочинили, я тебе скажу. А Валера? Машины покупает на получку без аванса. А дома тогда у них что? негритосы с опахалами? роботы тапочки приносят?
– На Жюль Верна при всём не тянет.
– Жидко, жидко, – сморщил нос Литр Иваныч. – На вертолетах по крышам летают. Карлсоны, едрическая сила.
– Им надо было Жванецкого пригласить. Чтобы ближе к жизни.
– Он и так по ниточке ходит. Вот-вот посадят. Дурак он что ли, в петлю лезть?
– Они, конечно, не слишком сильные артисты. Но, Яковлевич, согласись, получается всё же, достоверно, я тебе скажу. Сценарий – сценарием, а они молодцы. Надо будет потом автографы взять. И сфотографироваться.
– Подобрали из народа. Чтобы правдоподобие было. Как Шукшин снимал. Народ у нас талантливый, страна большая.
– Заинтересовали материально, – подсказал Сергей.
– Не без этого. Да и зрителям интереснее незнакомых артистов видеть. Может быть бы этот, как его, Афоня? У него бы получилось. Он достоверный. Вылитый, я те скажу, сантехник.
– Вряд ли. Я бы сразу узнал. Даже в парике. Когда передачу сделают, я думаю, сначала актеров представят, как режиссер задание дает, вот как поедут, что они говорить нам будут… Потом нас. Как по перрону идём, шатаемся. Цапфу тащим.
– Конечно, нехорошо… Совсем нехорошо, если покажут, как нас затащили и на полку бросили, – обеспокоился Литр Иваныч. – Если «Вокруг смеха», – там всё же интеллигенты. Они поспокойнее. Но я подозреваю: а что если это «Фитиль»? Всесоюзный сатирический? Они всю подноготную вывернут. А у меня носки дырявые.
– Мне все равно. У меня тоже дырявые. А где я им носков не рваных наберу? Вот заплатят гонорар – и куплю. И командировочные пусть тоже платят. Я не напрашивался.
– Да-да, – съязвил Литр Иваныч. – Может тебя еще и в «Кинопанораму» пригласят? Скажи спасибо, что в трезвяк не сдали.
– Смотри-ка, – Сергей поднял с пола монетку, – иностранная.
– Обронил кто-то. А может быть, и специально подбросили, – зло сказал Литр Иваныч. – Дай-ка.
Он повертел монетку, разглядывая.
– Какие-то три худые собаки.
– Зато честно, – возразил Сергей. – А у нас? Хочешь жни, хочешь куй. А всё равно получишь, – он сжал кулак и согнул руку в локте, – конскую залупу.
– Эт точна, – проговорил Литр Иваныч, – Израилич нам по самые не балуй вставит, мерин. Вместо того, чтобы работать, по киносъёмкам болтаемся.
– А если это согласовано?
– Если б у бабки хрен был, она б дедкой была.
* * *
– Хазанов-то как? – поинтересовался Литр Иваныч.
– Шустрый, – ответила Катерина. – Показывали недавно, располнел.
– В соседнем купе едет, – сказал Литр Иваныч.
– Да что вы!? – удивилась бабуля.
– Шутка, – сказал Сергей. – Бамбарбия керкуду.
– Я вот теперь думаю: а может бросить всё, – сказал Литр Иваныч. – И пойти в кино сниматься. Камеры я не боюсь. Ты камеры боишься? – спросил он Сергея.
– Нет. Не боюсь. А чего бояться. Нас не спрашивают.
– А никогда не поздно, – сказала бабуся. – Сейчас сериалов разных уйма. Может и удастся где зацепиться. Никогда не поздно, как в песне поется, новый путь начать.
– Вот видите, – с довольным видом упрекнул Литр Иваныч, – тут у вас недоработка.
Он подмигнул Сергею и спросил у Валеры:
– А деньги хорошие артистам платят?
– Миллионщики они все, – вместо Валерия ответила бабуля, – лопатой деньжищи гребут.
– Деньжищи гребут, – согласился Валерий, – а смотреть нечего. Одна пустота. С нашими фильмами же не сравнить. «Три тополя на Плющихе», «Печки-лавочки», «Белорусский вокзал», «Они сражались за Родину» – какие шедевры снимали! «Пять вечеров», «Я шагаю по Москве». Да еще добрый десяток назову, не запнусь. А то и два – три. Один Гайдай чего ст оит. А Данелия? Какие режиссеры! Элита. А нынешних? – не вспомню. Вот спроси – буду сидеть, думать. Вспоминать. А чего эти нынешние снимают? И не смешно, и не интересно. Но голый зад и сиськи – это обязательно. По сюжету вот не надо – нет, всё равно. Будет!
– А с Безруковым фильм не смотрели? Про Колчака? – спросила бабуся.
– С Хабенским, – поправил Валерий.
– Да я их вечно путаю. По мне оба на одно лицо. И играют всегда одинаково. Но мне не понравился. Девка эта, Боярского дочка вообще ни при чем. Только улыбочки строит, выгибается-красуется.
– А тогда бояре уже… – начал было Сергей, но посмотрев на Литр Иваныча, осекся.
– Ну так ведь шлепнули, всё же, вражину, – неприязненно сказал Литр Иваныч. – Как ни прыгал – допрыгался. Попили кровушки народной, хватит!
– А теперь кино снимают, – поддержала Катерина. – Вот как! Сожгли в печке героя Лазо, а мучителя-Деникина в Москву перезахоронить привезли. Глядишь, и Власова привезут. И еще какую сволочь где выкопают. И памятники им поставят, и спляшут-споют. Киркорова с Басковым на поминки пригласят. Это всё евреи-жидомасоны. Ненавидят Русь святую. По Рен-тиви всю правду-матушку показали. Теперь ничего не скроешь.
– Столкнули народ лбами, – сказал Валерий. – Это ж ведь Владимир Ильич лозунг кинул: «превратим мировую войну в гражданскую». Вот и понеслась: брат на брата, сына на отца.
– Ленин?! – вскинулся Литр Иваныч, и сквозь зубы процедил: – С Лениным вы погодите…
– Вот и я говорю, – сказала Катерина, – нечего мертвых тревожить. К хорошему не приведет.
– История так устроена, – сказал Валерий. – Вот «наш дорогой Леонид Ильич». Кто только не плюнул, как только не обгадили. Некрофилы.
– Царство ему Небесное, – перекрестилась и вздохнула Катерина. – Только вздохнули – на, тебе, снова нап асти. Напал проклятый буржу ин.
– Не зря, помню, бабы в цеху плакали, – сказал Валерий. – Чуяло беду сердце женское. Нонче-то, по ком заплачут?
Литр Иваныч с Сергеем переглянулись.
– Жили, не тужили, – подтвердила бабка.
– Развитой социализм, – осторожно произнес Сергей.
– Развитой – не развитой, а чуть не каждый год по профсоюзной на юг ездила. Считай забесплатно. Во всех Анапах и Алуштах побывала. И процедуры разные, и питание. Что? Турция ваша нынешняя лучше что ли? Вода та же, солнце то же. И на машину накопили. И гараж рядом с домом. Дед не нарадовался. И квартиру, слава тебе, получили трехкомнатную. Купи вот сейчас. На всю жизнь в кабалу. А тогда рабочий класс ценили. Уважали.
– Что правильно, то правильно, – подтвердил Валерий.
– «Застой», видите ли, у них. Это у них в мозгах застой. И стагнация-засрация.
– Где они ее нашли? стагнацию? – сказал Валерий. – Извините, но когда в три смены все заводы… И не хватало стране. Ещё, ещё! Давай план, давай. Больше, больше. Где застой? Какой застой? Мы кабеля не успевали прокладывать. Черных суббот не перечесть.
– Черные субботы, да, – подтвердил Сергей. – Вроде поспать бы, а снова, – он зевнул, – на работу.
– Ну, вам-то молодым, откуда знать?
– Я рассказывал, – успокоил Литр Иваныч.
– Это правильно. Это надо делать – правду рассказывать. Это молодежи, – Валерий показал на Сергея – они пропаганду свою подлючую ввернуть могут, а мы-то с вами знаем какой «застой». Стабильность! вот что! Страна развивалась такими темпами, что ой-ё-ёй, – сказал он, обращаясь к Сергею. – Что угодно возьми: космос, авиация. Сколько жилья бесплатного строили людям. Днем и ночью строили. Фабрики-заводы какие? любо-дорого поглядеть. Станки с ЧПУ, не хуже западных. Совхозы – миллионщики! А сейчас? Поглядите, едем, поглядите в окно – пустые поля. Заросло, сорняки с меня ростом. А в магазинах польская картошка. Почему?
– Гайдарка с чубайкой всё придумали, вредители, – сказала Катерина. – И, как дед мой говорит, всякие прихлебалы пиндосовские. Он у меня и газеты читает, и телевизор смотрит. Подчеркивает, выписывает списки. Надо бы, говорит, их всех – в суд народный. Не тот, что нынче, продажный, а народный. Я и думаю – надо бы. И Ельцинера-пьяницу с ними. Пусть и заочно. Маслица подлить на сковородку в аду. И референдум по всей стране – что с ними делать.
– И что же делать? – спросил Сергей.
– Виселицу на Красной площади! И пусть висят, пока вороны все глаза не выклюют. Да только места для всех не хватит. А Мишу Балаболкина – в клетку, и возить по стране. Пусть люди подходят и в рожу лысую поганую плюют.
– Больно вы кровожадная, Катерина, – попенял Литр Иваныч.
– Я кровожадная?! А они не кровожадные – миллионы людей загубить реформами своими? Они не кровожадные? Сотни-тысячи расстреляли в девяносто третьем? – и будто ничего не было! Забыли!? Как и не было!! Жрали водку в Кремле, плясали, праздновали, сволот а, а людей в это время пытали-убивали. Они думают, народ забыл? Не забыл! Не кровожадные? последние деньги со сберкнижки в копейки превратить? Да не по одному еще разу обманули! На рельсы он ляжет, харя пьяная! Жаль не захлебнулся и башку не расколол, когда с моста свалился, упырь. А по заграницам нас нацменам бросили на съедение? А вояк на улицу повыкидывали? Брата у меня с полком из ГДР – в поле, на мороз, в палатки. Выживай, как хочешь, а лучше сдохни – проблем меньше. А добро народное жидам запросто так отдать? Это еще им поблажки, паразитам, – виселица. Легко больно. Они же хуже Гитлера – свой народ губить. А вот судить по референдуму, и казнь тоже, чтобы назначить. По референдуму. По-честному. Как народ проголосует. Я бы за то голосовала, чтобы нашелся добрый человек, и им, по решению суда, проколол бы брюхо вилами. Пусть корчатся, как червяки. И по телевизору показывать. Каждый день. Как гниют, разлагаются.
Валера, усмехаясь, покачал головой.
– А всё пархатые. Повылезали, как тараканы из щелей. И всё под русских шифруются, рабиновичи. Новодворская эта, истеричка визгливая – я бы ей сама глаза выцарапала, жабе; японка: еврейка-прохиндейка вертлявая; кудрявый в белых штанах – пакостник, глазки бегают, не всё еще, паразит, украл; и еще один с ними, простите, старую, за выражение, на пидора похож, харя масляная, фамилию эту подлую забыла. Вмиг выползли, подколодные, русский люд душить-мучить. И тогда в семнадцатом году, и нынче. Гадёныши.
– А в семнадцатом-то что? – удивленно спросил Сергей.
– Как так что? Одни же евреи в революционерах-большевиках. Батюшку-царя православного ни за что загубили с детками. А сами? Бронштейны да Лазари, прости Господи, синагога одна. И Ленин-Бланк первый был еврей.
Литр Иваныч побелел.
– «Евреи, евреи, кругом одни евреи» [10]10
Песня В.Высоцкого – «Евреи»
[Закрыть], – сказал, улыбаясь, Валера.
– И Высоцкий ваш – еврей, – сказала Катерина.
– Я вот тоже, знаете ли, – медленно сказал Литр Иваныч, краснея, – пархатый, как вы говорите. Мама у меня русская, а папа – Яков Иосифович. Комиссар. После войны одноногий инвалид. Так что? И меня в брюхо вилами?
– Я не про вас. Есть люди, а есть жиды, – подвела черту Катерина.
– А мне по жизни, – сказал Валерий, – евреи больше, чем все русские вместе взятые, помогли.
– Потому что вы на татарина похожи, – быстро сказала Катерина.
– Я?! – удивился Валерий.
– Мы, пожалуй, пойдем, покурим, – устало сказал Литр Иваныч.
* * *
– Не артисты это, Яковлевич. И не телевизионные съемки.
– Да я уж вижу, – озадаченно сказал Литр Иванович. – За такие разговоры сразу за теплое место и в холодные края.
– Деникин, – припомнил Сергей, – Власов.
– Актеры – не актеры! Они же не сумасшедшие. Ленин! Вишь чего!
– Брежнев умер. Слышал?
– Так он и сейчас не живее всех живых. Так что – это, брат-Мотылек, другое. Я подумал, может, белочка? Допился-таки? Так нет, вроде. Или сплю?
– Ты спишь, а я где?
– Ты в моем сне, а я в твоём. Вот и мама-луковка.
– Не спим, – сказал Сергей. – Не сон это.
– Я сначала подумал – провокация, – живо начал Литр Иванович. – Хотел Валере этому в лоб закатать. А потом подраскинул умищем-то… Нет. Кто я такой? Чтобы ради меня? Прыщик на ровном месте. Кому я нужен?
– А кому я нужен?
– Вот то-то и оно. Что там, на газете написано?
– Что?
– Число, «что»! Год какой?
– Я же тебе говорил. Две тысячи девятый. Ёёё… Не может быть! Это сколько ж мне сейчас лет? – задумался Сергей.
– А я, наверно, уже помер, – сказал Литр Иванович и перекрестился.
– Значит, вот как они живут, – медленно проговорил Сергей. – Это что же, через тридцать лет…
– Да-а, матифолия с уксусом. Чёрт знает что.
– Хуже Гитлера – говорят. А? Я думаю – совсем голодом заморили. И перловки не стало в магазинах, и головы с лапами куриными, видимо, пропали, и маргарин. Если не хуже. На улицу вышли хлеба просить, а их – пулеметами. Как в девятьсот пятом.
– У нас не забалуешь, – сказал Литр Иваныч. – В Новочеркасске, вон в шестидесятых. Тоже. Не чикались. Вышли колбасы попросить. Парень оттуда служил, рассказывал. Но это, смотри! Не сболтни где ненароком, а то быстро упекут. За длинный-то язык.
– Они-то не больно стесняются. Вон как власти несут.
– Так они же приезжие. Что и говорят – дели на два. Сказали, да и смылись за кордон. Местных, поди, за такое по головке не погладят, я думаю. Быстро укоротят. Как академика твоего.
– Чего ты ко мне пристал? Хрен с ними со всеми.
– То и пристал, что болтаешь много. Думаешь что? у стен ушей нету? Пусть хоть три тыщи девятый. Там, где надо, всё учитывается, не боись.
– Это я с голодухи. Есть-то охота, Яковлевич. У меня уж там крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. Что бы придумать? И эти, я смотрю, не едят.
– Экономят.
– И не пьют.
– Не пьют, потому что и с водой у них нынче перебои. Если двухкопеечные газеты покупать дорого, то сколько же вода стоит?
– А мне проводница пить давала, – вспомнил Сергей.
– Сжалилась. Видит – заморыш. Из своих запасов и дала.
– Ни денег, ни родных, ни знакомых. Ничего не осталось, – потерянно произнёс Сергей.
– Я, конечно, во все эти фантастики не верю, – решительно сказал Литр Иваныч. – Тут надо еще разобраться. Найти квадратный корень.
– А дома нас, наверно, уже… Всё. Считай, схоронили. Заживо. Как без вести пропавших. В командировке с цапфой.
– Что ты нюнишь?! Что ты тут пьесы Чехова изображаешь? Может нас, как космонавтов, в будущее заслали? И что? Обдристаемся жидким поносом? Опозорим советский народ?! Нет! Вернемся, в Кремль на «чайке» повезут. Спросят: «Трудно было, товарищи?» Что ты руководителям страны скажешь?! Улыбочку на лицо! Первомай встречай. И запоминай. Фиксируй, как летописец временных лет. Потом отчет писать. За каждую буковку ответ нести.
– Вот, сразу на заметку – вода у них дорогая. Слышал – водомеры какие-то! Воду меряют. А эстонцы закупают. Своей-то нету. Может и не только у эстонцев. Может катастрофа экологическая и вся вода заражена.
– Вода есть. Море кругом. Но оно соленое.
– Колодцы чего не копают? – спросил Сергей.
– Кончилась. Высохли все колодцы. Ушла вода. А морскую опреснять дорого, – пояснил Литр Иваныч. – Вот и закупают пресную в Усть-Луге какой-то. Там тоже, видно, не ах с водичкой, роют, углубляют. Но есть пока, есть водица на Руси.
– Наши с ними не дружат, – сделал вывод Сергей. – Слыхал, что говорит: « Крантикперекроют».
– Да видимо залупились. Хотели дешевше. Или приворовывали, суки. Раз солдат охранять поставили. Им и говорят: «ах, воровать! хер вам, а не воды». То-то бабка и беспокоится. Без воды, – Литр Иваныч провел ребром ладони по горлу – и не туды, и не сюды.
– Во! Так что правильно говорят – в будущем воздух будут продавать. Воду – уже, пожалуйста. Тридцать лет прошло, всего ничего. Кому расскажешь – не поверят.
– Кому ты расскажешь? Здесь в поезде и помрем. От жажды.
– А в туалете?
– Эта вода техническая, суррогат. Ей не напьешься. К тому же учти, мы еще по родной стране едем.
– Запасемся хоть этой. Или из поезда выскочим.
– На ходу? Выскочи-не выскочи. Так на так. Нас, ясен хер, в тюрьму посадят. Не здесь, так там. А в тюряге должны поить, – философски подвел итог Литр Иваныч.
– Почему же сразу – посадят?
– Там – шпион, понятное дело, приехал воду ядом травить. А тут… Ты цапфу довез? А сколько она ст оит, знаешь?
– Да заберите вашу цапфу, нужна она мне сто лет.
– Сто, не сто. Это ты судье расскажешь – где ты ее возил тридцать лет. И почему самолеты падали. Лучше за покушение на отравление воды сидеть.
– Грамотный ты, я гляжу.
– Поживи с моё, – ответил Литр Иваныч.
– За границу, как к себе домой ездят, машины покупают. Хорошо устроились.
– Ты понял, что он там купил? Нотику какую-то. Шубку из крысы какой, что ли?
– Может и не шубку, – сказал Сергей. – Дубленку или сапоги. У нас югославские – две зарплаты. А за финские и все три отдашь. Да пойди еще спикуля найди. «Радуется, доча». Понятно, дорого. Да и обновки.
– Наверно, модно, – сказал Литр Иваныч, попыхивая сигаретой.
– Видишь, какие разодетые ходят? А на полустанке проезжали, видел? Мужик такой помоечный валялся. Весь в джинсе.
– Моряк, наверно. С рейса пришел, напился на радостях. В луже искупался. Что он сказал, Валера этот: в интернате каком-то эту комп присмотрели. Это, я думаю, обноски продают от ихних финских детей.
– Не в интерн ате, а в интерн ете, – поправил Сергей. – Это магазин, – уверенно сказал он. – Широкого профиля. Интер – значит интернациональное, импортное, со всех складов. Мне один моряк загранплавания рассказывал. В «Международной панораме» ведь не покажут. А он был. Когда заходили в дальнем плавании. Всё, рассказывал, в одном магазине продают: и хлеб, и велосипеды, и рыба, и трусы, и вино. Всё, что хочешь. В одном месте.
– Не по уму, – неодобрительно отозвался Литр Иваныч. – Если я пошел за хлебом, зачем мне трусы и велосипед?
– На всякий случай.
– Какой случай? Я что? По дороге туда обосрался, а обратно на велосипеде поеду? И потом: рыба зачем? Вонять же будет. Всё провоняет: и хлеб, и трусы.
– Они, наверно, привыкли, – сказал Сергей.
– Привычка, ага. В «Океан» наш зайди – хоть противогаз одевай. Санэпидстанции у них там просто нету, вот что. А зачем она капиталистам? У них одни барыши на уме. Какая санэпидстанция! Что они? о народе будут думать? травись ты дохлой рыбой, пролетариат!
– Может и есть. Но он же не пустит в свой магазин, и всё. Те вроде и приедут: «Пустите, пожалуйста, поглядеть, как там у вас рыбой обстоит. Воняет или нет». А им с порога: «А ну пошли отсюда! Здесь частная собственность».
– С этим не поспоришь, – согласился Литр Иваныч.
* * *
– И правду можно было найти, – продолжала Катерина. – Попробуй, рабочего человека обидь? Живо холку намнут! Профсоюзы, народный контроль. В прокуратуре каждую неделю приемный день – всё разъяснят. Бумагу-жалобу за тебя сами напишут. Да и прокурор на суд придет, работягу поддержит, начальнику втык вставит. А нет – так в обком. Быстро их! за ушко да на солнышко! Забегают, как скипидару под хвост налили. А сейчас всё куплено-перекуплено. Судья – взяточник, прокурор ворьё покрывает, а следователь – преступник, дела шьёт. Губернатор – пахан, мэр – пройдоха. Жены их – бизнесменши сраные, ногти только и умеют красить, а детки в англиях – швейцариях на «поршах» на скорость гоняют. Только Луну еще не купили! Не знают, куда деньги у народа краденые девать.
– Одна шайка – лейка, – подтвердил Валерий.
– Они и хотят, чтоб мы поскорее все вымерли, и правду никто не вспоминал, – не могла успокоится Катерина. – Сразу про застой визжать начинают. Заучили одно слово. И повторяют на все лады. Как попки. Но крыть-то нечем. Безработицы не было. Бездомных не было. Нищих не было. Медицина была бесплатная, – загибала пальцы Катерина. – Высшее образование бесплатное, только знай учись-не ленись; садики – ясельки – считай бесплатные; электроэнергия, газ, квартплата – копейки. Воду в голову никому бы не пришло считать. Бензин, считай, даром.
– Да сливали в лесу водители, чтобы километраж приписать, – сказал Валерий. – Тоннами сливали.
– Так не сравнить же! Трамвай – три копейки! Автобус – пятак, – втолковывала Катерина Сергею. – На поездах не больно хотели ехать – на самолетах летали, вот как! особо не считали, где выгодней. И врачи нормальные были, и профессора не липовые, с купленными дипломами. И народ дружный был, веселый. И никакой бы гниде рыжей в голову бы не пришло сказать, что русские отсталые, тупые, поработители да угнетатели. Скажи такое тогда где. И властей никаких не надо. Сами бы башку на месте отвернули. Безвозвратно. И колбаса была вкусная. А сейчас врут по телевизору, что из туалетной бумаги, видите ли, в СССР была колбаса. Тоже, наверно, какой-то еврей по заданию сионистскому придумал. Это сейчас колбасу делают – в рот не возьмешь, собака не ест.
– А заработки, – продолжил Валерий. – Помните?
– А чего помнить? – спросил Литр Иваныч.
– Не сравнить же. Я на «Пунане РЭТ» [11]11
Таллиннский радиозавод «Пунане РЭТ». Зарплаты рабочих доходили до 800 рублей в месяц. При стоимости однокомнатной кооперативной квартиры 5000 рублей. Однако, так было далеко не всегда и не везде.
[Закрыть]электриком меньше трехсот не имел. Бабы в цехах и полтыщи выгоняли. Пожалуйста, работай, зарабатывай. Мастер только спасибо скажет, если после смены останешься.
– Хоро-о-ошие у вас зарплаты. Это, в каком году? – спросил Литр Иваныч.
– Перед Олимпиадой.
– Ну, инженеры не больно-то, – возразил Литр Иваныч.
– Если хочешь в галстучке ходить, да кофия за шашками гонять… Газетки на работе читать… За что тебе платить? И этого много. Иди в цех. К станку. Меньше двухсот не будет. Хоть каждую неделю к ресторану на такси подъезжай. А сейчас? Сейчас что?
– Сейчас только чтоб не помереть. Да и помереть не на что, – сказала бабка. – Ладно мы, пожили, ладно. Спасибо Леониду Ильичу до земли. Нормальную жизнь застали. А молодежь? Если деньги у мамки с папкой есть – учись. А нет? В армию загребут. Ладно еще в эстонской – на велосипедах кататься, а в России? вернется ли? Я своей сказала: внука – ни-ни. Что хочешь делай. У сестры моей двоюродной, сынок – всё! Застрелили чечены. Такой мальчишка умненький был! Привезли домой в цинке. Растила-растила – на, мамка, хорони! А пошла она в военкомат насчет дров, так там харя сидит откормленная – за три года не обсерешь: «я, говорит, вашего сына туда не посылал». А тоже кто? Березовский! евреюга. Как не кокнут до сих пор? видно еще нужен, власовец проклятый.
– История не однозначна, – сказал Валерий. – Нельзя одной черно-белой малевать. Власовцы пострадавшие, а не предатели. Люди, обиженные на Советскую власть.
– Если он в моего отца стрелял, он мне кто? – выкрикнул Литр Иваныч. – Пострадавший? Лоб зеленкой и к стенке!
– И всё русский человек, везде он, бедолага, крайний, – вздохнула Катерина. – Как скот, во все времена, гонят на убой, не спрашивая.
– Да, – помолчав, сказал Валера, – что Афган, что с чехами… Положили ребят ни за что. И у нас на работе женщина… Тоже… Племянник. Родственники у нее в России, – пояснил он Литр Иванычу. – Погиб парень в грузинскую, в Осетии этой…
Литр Иваныч вопрошающе всплеснул руками, но так и остался сидеть с открытым ртом.
– А за что? За черножопых? – еще больше разозлилась Катерина. – Они по базарам торгуют, все зубы золотые, а наш брат, ваня, знай, за гроши вкалывай, таскай – подметай. Еще и сто раз какая сволочь упрекнет: ленивые, мол, русские, пьяницы и воры. А сами только деньги считают и умеют.
– Так огульно… Тоже нельзя, – спокойно возразил Валерий.
– Развелось этой черноты, буквально везде, – отмахнулась Катерина. – Так и не живется им на родине. Набежали из своих чуркестанов, саранча. В горах родились – так и живите там, у себя. Что у нас-то забыли? Живите в своей черножопии! Лезут и лезут, лезут и лезут. Поглядела я: наглые, орут, харкают повсюду, бусурмане. А деньжищ сколько в эти гудермесы вбухали? Дворцов им понастроили, шакалам, лезгинку плясать. Пусть в провинции дороги в ямах, пусть работы нет, пусть детишки полуголодные! Чего там! На русских детей им в Кремле насрать. Лишь бы на Западе, где у них виллы построены, не вякали. Они лучше убийцам орденов да героев на грудь навешают. У вас-то что народ говорит? – обратилась она к Литр Иванычу.
