355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Синиярв » Бон-вояж. Литр Иваныч и Мотылёк » Текст книги (страница 2)
Бон-вояж. Литр Иваныч и Мотылёк
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 11:03

Текст книги "Бон-вояж. Литр Иваныч и Мотылёк"


Автор книги: Алексей Синиярв



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Иностранцы. У нас один преподаватель в институте тоже… В Польшу съездил. Так потом бакенбарды отрастил. Смотри, машины какие. На всю страницу. Красота.

– Краски не пожалели.

– А виллы? Домики, да!?

– Да на картинке что угодно можно. Всё будет красивое. А эти, – показал Литр Иваныч на следующую страницу, – с плакатом стоят. Бунтовщики, наверно. Не больно-то разодеты. Что хоть написано?

– Не по-нашенски. А не-е-ет… Вон в уголочке – по-русски что-то. Но не разобрать. Что-то…. Сейчас-сейчас… Плохо видно. Похоже, первое слово «верните». А что «верните»?

– Эмигранты. Свалили туда, диссиденты, а теперь обратно просятся. Не понравилось в «раю». Этот на Толю Израилевича нашего похож, – показал Литр Иваныч. – Только испитый какой-то.

– Возьмем? – засмеялся Сергей.

– Да на хер надо. Он тут опять бездельничать будет на шее трудового народа, – поддержал шутку Литр Иваныч. – Пусть раковину пробкой закрывает и полощется.

Сергей радостно засмеялся.

– Выкинь ты ее, эту газету. Пусть не думают, что мы купились. И в голову всю эту мутотень не бери.

– А трубочка разговорная? – возразил Сергей.

– Ты разговаривал? Нет. Вот и молчи.

– Я бы, честно говоря, – Сергей вздохнул, – поел.

– Так может, – с надеждой в голосе сказал Литр Иваныч, – до ресторана дойдём?

– С тобой дойдешь! Вчера, в привокзальном, кто коньяк фужерами хлестал? пирожными закусывал? Зачем это ассорти рыбное вонючее? В него только блевать. А песни? какого ты песни заказывал? Только пятерки летели. «Тот, кто рожден был у моря», – передразнил Сергей. – Всё! Даже на чай мелочи не осталось.

– Должно было остаться. Выгребли, суки, специально. Чтоб мы задергались. Вообще, на телевидении должны покормить, – уверенно сказал Литр Иваныч. – На съемках положено, – добавил он нагло.

– Женщина ездила с коляской. Я видел. В передничке белом. Там коробочки разные, бутылочки. По-моему импортное. Мне не предложила. Наверно, это только для артистов.

– А мы не артисты? Да!? Нам есть-пить не надо? – разозлился Литр Иваныч. – Я сейчас пойду в соседнее купе и… Пусть хоть там и Александр Иванов с Хазановым. Нечего над людьми издеваться, в самом-то деле. То, что мы пьяные были, это с них, знаете ли, ответственности не снимает. Вот.

– Они этого и ждут – успокоил его Сергей. – Им только этого и надо. Захохочут и скажут: «Поздравляем вас, товарищи, розыгрыш удался!» И наши кислые рожи, – Сергей скорчил гримасу, – во весь экран.

– И на заводе нам с тобой – позор, – уничижительно сказал Литр Иваныч. – Что, скажут, мужики? кишка тонка? Нет, не дождутся. Ты прав. Это специально всё делается. И газету тебе специально подложили. Положи, где лежала, эту провокацию. И всё! Мы не видели. Железнодорожники, блин. В клетчатых пиджаках. Пойдем. Но пасран. Они сами на чем-нибудь проколются.

* * *

– А газетки у вас какой нет? – спросил Сергей в купе, забравшись на верхнюю полку.

– Что вы, – ответила Катерина, – я газеты не покупаю. Дорого.

Литр Иваныч понимающе кивнул, потом сделал знак глазами Сергею.

– Наверно тиражи маленькие, – ехидно сказал он. – Дорого печатать железнодорожную газету.

– А что не дорого? – ответила бабуся. – Я не знаю, что сейчас не дорого. Все дорого. В Америку только дешевле позвонить, чем в Кострому.

Сергей расхохотался.

– У вас что, не так? – спросила бабуся.

– Нет, не так, – весело ответил Литр Иваныч. – У нас дороже. А пенсия у вас велика?

– Да какое. Четыре тыщи.

– Хватает? Тыщ-то? – заботливо спросил Литр Иваныч.

Сергей, лежа, икал на полке, давясь хохотом.

– Попробуй. Проживи. Если бы не старик, хоть в борозду ложись и помирай. Ты давно в магазине был? «Хватает». За квартиру полпенсии отдай, не греши. Вода – хоть умываться не ходи. Ладно, убираться в магазине пристроили. Хоть немного, да всё денежка.

– А моя сказала: на пенсию выйду – и никуда, – сказал Литр Иваныч. – Буду на даче, к внукам буду ездить, к сестре. Отдыхать, говорит, буду. Хватит.

– Ну, если мужчина прилично зарабатывает… Чего же, – сказала бабуля, – Если возможность есть… Я бы с радостью великою.

– На четыре тысячи отдыхать, – начал Литр Иваныч, качая головой, как китайский болванчик, – это…

Сергей задыхался от смеха.

– А что? – прервала его Катерина, – Деньги что ли?

– Они просто курс не понимают, – сказал вошедший в купе Валерий. – Крона к рублю, так где-то, один к трем колеблется. Это не доллар.

– Тогда понятно, – Литр Иваныч сделал вид, что отступился. – Ну так что, Финляндия? – обратился он к Валерию. – Как там у них в магазинах? Добра разного много?

– Дочке комп купил, – сказал Валерий.

– Комп? – настороженно переспросил Сергей, свесив голову.

– Нотик, конечно.

– А цена? – вежливо поинтересовался Литр Иваныч. – Подходящая?

– Да мы сначала в Интернете посмотрели. Выбрали.

Литр Иваныч понимающе кивнул.

– Довольная? Дочка-то?

– Что ты! Им же надо! Как у всех. Нотик. Я уж говорю: ну, теперь учись хорошо. Старайся уж, доча.

– Эстонский, главное, чтобы знала, – сказала бабуся. – Без языка работу не найти.

– Она у меня и английский, и немецкий учит.

– Это молодец, – похвалил Литр Иваныч. – Это правильно. Эрудицию надо повышать. Вот, допустим, приедет на завод делегация, а она и переведет. Премия. Десятку, глядишь, и накинут.

– Моя младшая в Ирландию уехала, – похвасталась бабуся. – Замуж вышла. Уже шестой год там. Зовёт, приезжай, мама. Может и насовсем нас с дедом заберет. Сколько у тебя, спрашивает, пенсия, мам? Да как у всех. А я тебе, говорит, в два раза больше буду платить. Чтобы я, значит, с внучками нянчилась. Но я что-то… Они же по-русски ни бум-бум. Несознательные еще.

– Хорошая дочка, – сказал Литр Иваныч. – Только зачем с родины уезжать? В дебри капитализма?

– Там чужой мир, – поддакнул Сергей. – Безработица, проституция, преступность. Рост цен. Эксплуатация человека человеком. Система выжимания пота.

– Я тоже сначала против была. А у нас-то? Лучше что ли? Зарплата – гроши. Лишь бы с голоду не помереть. Начальники – сволота какая-то. Откуда вот повылезали. Ну, паразит на паразите. Все под себя гребут. Ну что? Что тут делать? Я еще понимаю – в Москве. А что у нас-то? Апендикс Европы. А гонору…

– Да, родина слонов, – сказал Валерий. – Они себе и ханты-мансы в родню записали. О, до чего дошло! С латышами и литовцами знаться не хотят, мы, мол, скандинавы. Викинги.

– Везде успели, – поддакнула Катерина. – Финнов-то хают. Эти, как они, называют-то?

– Лоси, – подсказал Валера.

– Ага. И, мол, тупые финны. Неразвитые. Недалекие. Из лесу недавно вышли. А финны – ведь умницы, по сравнению с этими задристышами. С Россией дружат, и много чего на этом мудро имеют.

– А мы, интернационалисты, людей на национальности не делим, – гордо сказал Литр Иваныч. – Был бы человек хороший.

– Так-то, оно, так, – согласился Валерий, поправляя матрац. – Я вот тоже – интернационалист. Да что-то не больно складно получается. Односторонне. Ладно, подремлем что ли.

* * *

– Дочка у нее, значит, в заграницах, – сказал Литр Иваныч, прикуривая чинарик. – Одели вон как. Во всё импортное. Фу-фу-разфуфу.

– Вроде как дочка и прислала.

– Я и говорю: а чего ныть тогда? Одета-обута. Пенсия – четыре тысячи! – и не хватает. Ну, фантазии нет. Во! – Литр Иваныч постучал по стенке тамбура. – Я и то бы лучше придумал. Разве это юмор?

– Газеты, вишь, дорого. А с Америкой разговаривать ей недорого.

– С кем там она в Америке говорит? С президентом Картером? – едко посмеялся Литр Иваныч. – Кто ей соединяет на переговорном? Радистка Кэт? Это они тоже не сильно оригинально сочинили, я тебе скажу. А Валера? Машины покупает на получку без аванса. А дома тогда у них что? негритосы с опахалами? роботы тапочки приносят?

– На Жюль Верна при всём не тянет.

– Жидко, жидко, – сморщил нос Литр Иваныч. – На вертолетах по крышам летают. Карлсоны, едрическая сила.

– Им надо было Жванецкого пригласить. Чтобы ближе к жизни.

– Он и так по ниточке ходит. Вот-вот посадят. Дурак он что ли, в петлю лезть?

– Они, конечно, не слишком сильные артисты. Но, Яковлевич, согласись, получается всё же, достоверно, я тебе скажу. Сценарий – сценарием, а они молодцы. Надо будет потом автографы взять. И сфотографироваться.

– Подобрали из народа. Чтобы правдоподобие было. Как Шукшин снимал. Народ у нас талантливый, страна большая.

– Заинтересовали материально, – подсказал Сергей.

– Не без этого. Да и зрителям интереснее незнакомых артистов видеть. Может быть бы этот, как его, Афоня? У него бы получилось. Он достоверный. Вылитый, я те скажу, сантехник.

– Вряд ли. Я бы сразу узнал. Даже в парике. Когда передачу сделают, я думаю, сначала актеров представят, как режиссер задание дает, вот как поедут, что они говорить нам будут… Потом нас. Как по перрону идём, шатаемся. Цапфу тащим.

– Конечно, нехорошо… Совсем нехорошо, если покажут, как нас затащили и на полку бросили, – обеспокоился Литр Иваныч. – Если «Вокруг смеха», – там всё же интеллигенты. Они поспокойнее. Но я подозреваю: а что если это «Фитиль»? Всесоюзный сатирический? Они всю подноготную вывернут. А у меня носки дырявые.

– Мне все равно. У меня тоже дырявые. А где я им носков не рваных наберу? Вот заплатят гонорар – и куплю. И командировочные пусть тоже платят. Я не напрашивался.

– Да-да, – съязвил Литр Иваныч. – Может тебя еще и в «Кинопанораму» пригласят? Скажи спасибо, что в трезвяк не сдали.

– Смотри-ка, – Сергей поднял с пола монетку, – иностранная.

– Обронил кто-то. А может быть, и специально подбросили, – зло сказал Литр Иваныч. – Дай-ка.

Он повертел монетку, разглядывая.

– Какие-то три худые собаки.

– Зато честно, – возразил Сергей. – А у нас? Хочешь жни, хочешь куй. А всё равно получишь, – он сжал кулак и согнул руку в локте, – конскую залупу.

– Эт точна, – проговорил Литр Иваныч, – Израилич нам по самые не балуй вставит, мерин. Вместо того, чтобы работать, по киносъёмкам болтаемся.

– А если это согласовано?

– Если б у бабки хрен был, она б дедкой была.

* * *

– Хазанов-то как? – поинтересовался Литр Иваныч.

– Шустрый, – ответила Катерина. – Показывали недавно, располнел.

– В соседнем купе едет, – сказал Литр Иваныч.

– Да что вы!? – удивилась бабуля.

– Шутка, – сказал Сергей. – Бамбарбия керкуду.

– Я вот теперь думаю: а может бросить всё, – сказал Литр Иваныч. – И пойти в кино сниматься. Камеры я не боюсь. Ты камеры боишься? – спросил он Сергея.

– Нет. Не боюсь. А чего бояться. Нас не спрашивают.

– А никогда не поздно, – сказала бабуся. – Сейчас сериалов разных уйма. Может и удастся где зацепиться. Никогда не поздно, как в песне поется, новый путь начать.

– Вот видите, – с довольным видом упрекнул Литр Иваныч, – тут у вас недоработка.

Он подмигнул Сергею и спросил у Валеры:

– А деньги хорошие артистам платят?

– Миллионщики они все, – вместо Валерия ответила бабуля, – лопатой деньжищи гребут.

– Деньжищи гребут, – согласился Валерий, – а смотреть нечего. Одна пустота. С нашими фильмами же не сравнить. «Три тополя на Плющихе», «Печки-лавочки», «Белорусский вокзал», «Они сражались за Родину» – какие шедевры снимали! «Пять вечеров», «Я шагаю по Москве». Да еще добрый десяток назову, не запнусь. А то и два – три. Один Гайдай чего ст оит. А Данелия? Какие режиссеры! Элита. А нынешних? – не вспомню. Вот спроси – буду сидеть, думать. Вспоминать. А чего эти нынешние снимают? И не смешно, и не интересно. Но голый зад и сиськи – это обязательно. По сюжету вот не надо – нет, всё равно. Будет!

– А с Безруковым фильм не смотрели? Про Колчака? – спросила бабуся.

– С Хабенским, – поправил Валерий.

– Да я их вечно путаю. По мне оба на одно лицо. И играют всегда одинаково. Но мне не понравился. Девка эта, Боярского дочка вообще ни при чем. Только улыбочки строит, выгибается-красуется.

– А тогда бояре уже… – начал было Сергей, но посмотрев на Литр Иваныча, осекся.

– Ну так ведь шлепнули, всё же, вражину, – неприязненно сказал Литр Иваныч. – Как ни прыгал – допрыгался. Попили кровушки народной, хватит!

– А теперь кино снимают, – поддержала Катерина. – Вот как! Сожгли в печке героя Лазо, а мучителя-Деникина в Москву перезахоронить привезли. Глядишь, и Власова привезут. И еще какую сволочь где выкопают. И памятники им поставят, и спляшут-споют. Киркорова с Басковым на поминки пригласят. Это всё евреи-жидомасоны. Ненавидят Русь святую. По Рен-тиви всю правду-матушку показали. Теперь ничего не скроешь.

– Столкнули народ лбами, – сказал Валерий. – Это ж ведь Владимир Ильич лозунг кинул: «превратим мировую войну в гражданскую». Вот и понеслась: брат на брата, сына на отца.

– Ленин?! – вскинулся Литр Иваныч, и сквозь зубы процедил: – С Лениным вы погодите…

– Вот и я говорю, – сказала Катерина, – нечего мертвых тревожить. К хорошему не приведет.

– История так устроена, – сказал Валерий. – Вот «наш дорогой Леонид Ильич». Кто только не плюнул, как только не обгадили. Некрофилы.

– Царство ему Небесное, – перекрестилась и вздохнула Катерина. – Только вздохнули – на, тебе, снова нап асти. Напал проклятый буржу ин.

– Не зря, помню, бабы в цеху плакали, – сказал Валерий. – Чуяло беду сердце женское. Нонче-то, по ком заплачут?

Литр Иваныч с Сергеем переглянулись.

– Жили, не тужили, – подтвердила бабка.

– Развитой социализм, – осторожно произнес Сергей.

– Развитой – не развитой, а чуть не каждый год по профсоюзной на юг ездила. Считай забесплатно. Во всех Анапах и Алуштах побывала. И процедуры разные, и питание. Что? Турция ваша нынешняя лучше что ли? Вода та же, солнце то же. И на машину накопили. И гараж рядом с домом. Дед не нарадовался. И квартиру, слава тебе, получили трехкомнатную. Купи вот сейчас. На всю жизнь в кабалу. А тогда рабочий класс ценили. Уважали.

– Что правильно, то правильно, – подтвердил Валерий.

– «Застой», видите ли, у них. Это у них в мозгах застой. И стагнация-засрация.

– Где они ее нашли? стагнацию? – сказал Валерий. – Извините, но когда в три смены все заводы… И не хватало стране. Ещё, ещё! Давай план, давай. Больше, больше. Где застой? Какой застой? Мы кабеля не успевали прокладывать. Черных суббот не перечесть.

– Черные субботы, да, – подтвердил Сергей. – Вроде поспать бы, а снова, – он зевнул, – на работу.

– Ну, вам-то молодым, откуда знать?

– Я рассказывал, – успокоил Литр Иваныч.

– Это правильно. Это надо делать – правду рассказывать. Это молодежи, – Валерий показал на Сергея – они пропаганду свою подлючую ввернуть могут, а мы-то с вами знаем какой «застой». Стабильность! вот что! Страна развивалась такими темпами, что ой-ё-ёй, – сказал он, обращаясь к Сергею. – Что угодно возьми: космос, авиация. Сколько жилья бесплатного строили людям. Днем и ночью строили. Фабрики-заводы какие? любо-дорого поглядеть. Станки с ЧПУ, не хуже западных. Совхозы – миллионщики! А сейчас? Поглядите, едем, поглядите в окно – пустые поля. Заросло, сорняки с меня ростом. А в магазинах польская картошка. Почему?

– Гайдарка с чубайкой всё придумали, вредители, – сказала Катерина. – И, как дед мой говорит, всякие прихлебалы пиндосовские. Он у меня и газеты читает, и телевизор смотрит. Подчеркивает, выписывает списки. Надо бы, говорит, их всех – в суд народный. Не тот, что нынче, продажный, а народный. Я и думаю – надо бы. И Ельцинера-пьяницу с ними. Пусть и заочно. Маслица подлить на сковородку в аду. И референдум по всей стране – что с ними делать.

– И что же делать? – спросил Сергей.

– Виселицу на Красной площади! И пусть висят, пока вороны все глаза не выклюют. Да только места для всех не хватит. А Мишу Балаболкина – в клетку, и возить по стране. Пусть люди подходят и в рожу лысую поганую плюют.

– Больно вы кровожадная, Катерина, – попенял Литр Иваныч.

– Я кровожадная?! А они не кровожадные – миллионы людей загубить реформами своими? Они не кровожадные? Сотни-тысячи расстреляли в девяносто третьем? – и будто ничего не было! Забыли!? Как и не было!! Жрали водку в Кремле, плясали, праздновали, сволот а, а людей в это время пытали-убивали. Они думают, народ забыл? Не забыл! Не кровожадные? последние деньги со сберкнижки в копейки превратить? Да не по одному еще разу обманули! На рельсы он ляжет, харя пьяная! Жаль не захлебнулся и башку не расколол, когда с моста свалился, упырь. А по заграницам нас нацменам бросили на съедение? А вояк на улицу повыкидывали? Брата у меня с полком из ГДР – в поле, на мороз, в палатки. Выживай, как хочешь, а лучше сдохни – проблем меньше. А добро народное жидам запросто так отдать? Это еще им поблажки, паразитам, – виселица. Легко больно. Они же хуже Гитлера – свой народ губить. А вот судить по референдуму, и казнь тоже, чтобы назначить. По референдуму. По-честному. Как народ проголосует. Я бы за то голосовала, чтобы нашелся добрый человек, и им, по решению суда, проколол бы брюхо вилами. Пусть корчатся, как червяки. И по телевизору показывать. Каждый день. Как гниют, разлагаются.

Валера, усмехаясь, покачал головой.

– А всё пархатые. Повылезали, как тараканы из щелей. И всё под русских шифруются, рабиновичи. Новодворская эта, истеричка визгливая – я бы ей сама глаза выцарапала, жабе; японка: еврейка-прохиндейка вертлявая; кудрявый в белых штанах – пакостник, глазки бегают, не всё еще, паразит, украл; и еще один с ними, простите, старую, за выражение, на пидора похож, харя масляная, фамилию эту подлую забыла. Вмиг выползли, подколодные, русский люд душить-мучить. И тогда в семнадцатом году, и нынче. Гадёныши.

– А в семнадцатом-то что? – удивленно спросил Сергей.

– Как так что? Одни же евреи в революционерах-большевиках. Батюшку-царя православного ни за что загубили с детками. А сами? Бронштейны да Лазари, прости Господи, синагога одна. И Ленин-Бланк первый был еврей.

Литр Иваныч побелел.

– «Евреи, евреи, кругом одни евреи» [10]10
  Песня В.Высоцкого – «Евреи»


[Закрыть]
, – сказал, улыбаясь, Валера.

– И Высоцкий ваш – еврей, – сказала Катерина.

– Я вот тоже, знаете ли, – медленно сказал Литр Иваныч, краснея, – пархатый, как вы говорите. Мама у меня русская, а папа – Яков Иосифович. Комиссар. После войны одноногий инвалид. Так что? И меня в брюхо вилами?

– Я не про вас. Есть люди, а есть жиды, – подвела черту Катерина.

– А мне по жизни, – сказал Валерий, – евреи больше, чем все русские вместе взятые, помогли.

– Потому что вы на татарина похожи, – быстро сказала Катерина.

– Я?! – удивился Валерий.

– Мы, пожалуй, пойдем, покурим, – устало сказал Литр Иваныч.

* * *

– Не артисты это, Яковлевич. И не телевизионные съемки.

– Да я уж вижу, – озадаченно сказал Литр Иванович. – За такие разговоры сразу за теплое место и в холодные края.

– Деникин, – припомнил Сергей, – Власов.

– Актеры – не актеры! Они же не сумасшедшие. Ленин! Вишь чего!

– Брежнев умер. Слышал?

– Так он и сейчас не живее всех живых. Так что – это, брат-Мотылек, другое. Я подумал, может, белочка? Допился-таки? Так нет, вроде. Или сплю?

– Ты спишь, а я где?

– Ты в моем сне, а я в твоём. Вот и мама-луковка.

– Не спим, – сказал Сергей. – Не сон это.

– Я сначала подумал – провокация, – живо начал Литр Иванович. – Хотел Валере этому в лоб закатать. А потом подраскинул умищем-то… Нет. Кто я такой? Чтобы ради меня? Прыщик на ровном месте. Кому я нужен?

– А кому я нужен?

– Вот то-то и оно. Что там, на газете написано?

– Что?

– Число, «что»! Год какой?

– Я же тебе говорил. Две тысячи девятый. Ёёё… Не может быть! Это сколько ж мне сейчас лет? – задумался Сергей.

– А я, наверно, уже помер, – сказал Литр Иванович и перекрестился.

– Значит, вот как они живут, – медленно проговорил Сергей. – Это что же, через тридцать лет…

– Да-а, матифолия с уксусом. Чёрт знает что.

– Хуже Гитлера – говорят. А? Я думаю – совсем голодом заморили. И перловки не стало в магазинах, и головы с лапами куриными, видимо, пропали, и маргарин. Если не хуже. На улицу вышли хлеба просить, а их – пулеметами. Как в девятьсот пятом.

– У нас не забалуешь, – сказал Литр Иваныч. – В Новочеркасске, вон в шестидесятых. Тоже. Не чикались. Вышли колбасы попросить. Парень оттуда служил, рассказывал. Но это, смотри! Не сболтни где ненароком, а то быстро упекут. За длинный-то язык.

– Они-то не больно стесняются. Вон как власти несут.

– Так они же приезжие. Что и говорят – дели на два. Сказали, да и смылись за кордон. Местных, поди, за такое по головке не погладят, я думаю. Быстро укоротят. Как академика твоего.

– Чего ты ко мне пристал? Хрен с ними со всеми.

– То и пристал, что болтаешь много. Думаешь что? у стен ушей нету? Пусть хоть три тыщи девятый. Там, где надо, всё учитывается, не боись.

– Это я с голодухи. Есть-то охота, Яковлевич. У меня уж там крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. Что бы придумать? И эти, я смотрю, не едят.

– Экономят.

– И не пьют.

– Не пьют, потому что и с водой у них нынче перебои. Если двухкопеечные газеты покупать дорого, то сколько же вода стоит?

– А мне проводница пить давала, – вспомнил Сергей.

– Сжалилась. Видит – заморыш. Из своих запасов и дала.

– Ни денег, ни родных, ни знакомых. Ничего не осталось, – потерянно произнёс Сергей.

– Я, конечно, во все эти фантастики не верю, – решительно сказал Литр Иваныч. – Тут надо еще разобраться. Найти квадратный корень.

– А дома нас, наверно, уже… Всё. Считай, схоронили. Заживо. Как без вести пропавших. В командировке с цапфой.

– Что ты нюнишь?! Что ты тут пьесы Чехова изображаешь? Может нас, как космонавтов, в будущее заслали? И что? Обдристаемся жидким поносом? Опозорим советский народ?! Нет! Вернемся, в Кремль на «чайке» повезут. Спросят: «Трудно было, товарищи?» Что ты руководителям страны скажешь?! Улыбочку на лицо! Первомай встречай. И запоминай. Фиксируй, как летописец временных лет. Потом отчет писать. За каждую буковку ответ нести.

– Вот, сразу на заметку – вода у них дорогая. Слышал – водомеры какие-то! Воду меряют. А эстонцы закупают. Своей-то нету. Может и не только у эстонцев. Может катастрофа экологическая и вся вода заражена.

– Вода есть. Море кругом. Но оно соленое.

– Колодцы чего не копают? – спросил Сергей.

– Кончилась. Высохли все колодцы. Ушла вода. А морскую опреснять дорого, – пояснил Литр Иваныч. – Вот и закупают пресную в Усть-Луге какой-то. Там тоже, видно, не ах с водичкой, роют, углубляют. Но есть пока, есть водица на Руси.

– Наши с ними не дружат, – сделал вывод Сергей. – Слыхал, что говорит: « Крантикперекроют».

– Да видимо залупились. Хотели дешевше. Или приворовывали, суки. Раз солдат охранять поставили. Им и говорят: «ах, воровать! хер вам, а не воды». То-то бабка и беспокоится. Без воды, – Литр Иваныч провел ребром ладони по горлу – и не туды, и не сюды.

– Во! Так что правильно говорят – в будущем воздух будут продавать. Воду – уже, пожалуйста. Тридцать лет прошло, всего ничего. Кому расскажешь – не поверят.

– Кому ты расскажешь? Здесь в поезде и помрем. От жажды.

– А в туалете?

– Эта вода техническая, суррогат. Ей не напьешься. К тому же учти, мы еще по родной стране едем.

– Запасемся хоть этой. Или из поезда выскочим.

– На ходу? Выскочи-не выскочи. Так на так. Нас, ясен хер, в тюрьму посадят. Не здесь, так там. А в тюряге должны поить, – философски подвел итог Литр Иваныч.

– Почему же сразу – посадят?

– Там – шпион, понятное дело, приехал воду ядом травить. А тут… Ты цапфу довез? А сколько она ст оит, знаешь?

– Да заберите вашу цапфу, нужна она мне сто лет.

– Сто, не сто. Это ты судье расскажешь – где ты ее возил тридцать лет. И почему самолеты падали. Лучше за покушение на отравление воды сидеть.

– Грамотный ты, я гляжу.

– Поживи с моё, – ответил Литр Иваныч.

– За границу, как к себе домой ездят, машины покупают. Хорошо устроились.

– Ты понял, что он там купил? Нотику какую-то. Шубку из крысы какой, что ли?

– Может и не шубку, – сказал Сергей. – Дубленку или сапоги. У нас югославские – две зарплаты. А за финские и все три отдашь. Да пойди еще спикуля найди. «Радуется, доча». Понятно, дорого. Да и обновки.

– Наверно, модно, – сказал Литр Иваныч, попыхивая сигаретой.

– Видишь, какие разодетые ходят? А на полустанке проезжали, видел? Мужик такой помоечный валялся. Весь в джинсе.

– Моряк, наверно. С рейса пришел, напился на радостях. В луже искупался. Что он сказал, Валера этот: в интернате каком-то эту комп присмотрели. Это, я думаю, обноски продают от ихних финских детей.

– Не в интерн ате, а в интерн ете, – поправил Сергей. – Это магазин, – уверенно сказал он. – Широкого профиля. Интер – значит интернациональное, импортное, со всех складов. Мне один моряк загранплавания рассказывал. В «Международной панораме» ведь не покажут. А он был. Когда заходили в дальнем плавании. Всё, рассказывал, в одном магазине продают: и хлеб, и велосипеды, и рыба, и трусы, и вино. Всё, что хочешь. В одном месте.

– Не по уму, – неодобрительно отозвался Литр Иваныч. – Если я пошел за хлебом, зачем мне трусы и велосипед?

– На всякий случай.

– Какой случай? Я что? По дороге туда обосрался, а обратно на велосипеде поеду? И потом: рыба зачем? Вонять же будет. Всё провоняет: и хлеб, и трусы.

– Они, наверно, привыкли, – сказал Сергей.

– Привычка, ага. В «Океан» наш зайди – хоть противогаз одевай. Санэпидстанции у них там просто нету, вот что. А зачем она капиталистам? У них одни барыши на уме. Какая санэпидстанция! Что они? о народе будут думать? травись ты дохлой рыбой, пролетариат!

– Может и есть. Но он же не пустит в свой магазин, и всё. Те вроде и приедут: «Пустите, пожалуйста, поглядеть, как там у вас рыбой обстоит. Воняет или нет». А им с порога: «А ну пошли отсюда! Здесь частная собственность».

– С этим не поспоришь, – согласился Литр Иваныч.

* * *

– И правду можно было найти, – продолжала Катерина. – Попробуй, рабочего человека обидь? Живо холку намнут! Профсоюзы, народный контроль. В прокуратуре каждую неделю приемный день – всё разъяснят. Бумагу-жалобу за тебя сами напишут. Да и прокурор на суд придет, работягу поддержит, начальнику втык вставит. А нет – так в обком. Быстро их! за ушко да на солнышко! Забегают, как скипидару под хвост налили. А сейчас всё куплено-перекуплено. Судья – взяточник, прокурор ворьё покрывает, а следователь – преступник, дела шьёт. Губернатор – пахан, мэр – пройдоха. Жены их – бизнесменши сраные, ногти только и умеют красить, а детки в англиях – швейцариях на «поршах» на скорость гоняют. Только Луну еще не купили! Не знают, куда деньги у народа краденые девать.

– Одна шайка – лейка, – подтвердил Валерий.

– Они и хотят, чтоб мы поскорее все вымерли, и правду никто не вспоминал, – не могла успокоится Катерина. – Сразу про застой визжать начинают. Заучили одно слово. И повторяют на все лады. Как попки. Но крыть-то нечем. Безработицы не было. Бездомных не было. Нищих не было. Медицина была бесплатная, – загибала пальцы Катерина. – Высшее образование бесплатное, только знай учись-не ленись; садики – ясельки – считай бесплатные; электроэнергия, газ, квартплата – копейки. Воду в голову никому бы не пришло считать. Бензин, считай, даром.

– Да сливали в лесу водители, чтобы километраж приписать, – сказал Валерий. – Тоннами сливали.

– Так не сравнить же! Трамвай – три копейки! Автобус – пятак, – втолковывала Катерина Сергею. – На поездах не больно хотели ехать – на самолетах летали, вот как! особо не считали, где выгодней. И врачи нормальные были, и профессора не липовые, с купленными дипломами. И народ дружный был, веселый. И никакой бы гниде рыжей в голову бы не пришло сказать, что русские отсталые, тупые, поработители да угнетатели. Скажи такое тогда где. И властей никаких не надо. Сами бы башку на месте отвернули. Безвозвратно. И колбаса была вкусная. А сейчас врут по телевизору, что из туалетной бумаги, видите ли, в СССР была колбаса. Тоже, наверно, какой-то еврей по заданию сионистскому придумал. Это сейчас колбасу делают – в рот не возьмешь, собака не ест.

– А заработки, – продолжил Валерий. – Помните?

– А чего помнить? – спросил Литр Иваныч.

– Не сравнить же. Я на «Пунане РЭТ» [11]11
  Таллиннский радиозавод «Пунане РЭТ». Зарплаты рабочих доходили до 800 рублей в месяц. При стоимости однокомнатной кооперативной квартиры 5000 рублей. Однако, так было далеко не всегда и не везде.


[Закрыть]
электриком меньше трехсот не имел. Бабы в цехах и полтыщи выгоняли. Пожалуйста, работай, зарабатывай. Мастер только спасибо скажет, если после смены останешься.

– Хоро-о-ошие у вас зарплаты. Это, в каком году? – спросил Литр Иваныч.

– Перед Олимпиадой.

– Ну, инженеры не больно-то, – возразил Литр Иваныч.

– Если хочешь в галстучке ходить, да кофия за шашками гонять… Газетки на работе читать… За что тебе платить? И этого много. Иди в цех. К станку. Меньше двухсот не будет. Хоть каждую неделю к ресторану на такси подъезжай. А сейчас? Сейчас что?

– Сейчас только чтоб не помереть. Да и помереть не на что, – сказала бабка. – Ладно мы, пожили, ладно. Спасибо Леониду Ильичу до земли. Нормальную жизнь застали. А молодежь? Если деньги у мамки с папкой есть – учись. А нет? В армию загребут. Ладно еще в эстонской – на велосипедах кататься, а в России? вернется ли? Я своей сказала: внука – ни-ни. Что хочешь делай. У сестры моей двоюродной, сынок – всё! Застрелили чечены. Такой мальчишка умненький был! Привезли домой в цинке. Растила-растила – на, мамка, хорони! А пошла она в военкомат насчет дров, так там харя сидит откормленная – за три года не обсерешь: «я, говорит, вашего сына туда не посылал». А тоже кто? Березовский! евреюга. Как не кокнут до сих пор? видно еще нужен, власовец проклятый.

– История не однозначна, – сказал Валерий. – Нельзя одной черно-белой малевать. Власовцы пострадавшие, а не предатели. Люди, обиженные на Советскую власть.

– Если он в моего отца стрелял, он мне кто? – выкрикнул Литр Иваныч. – Пострадавший? Лоб зеленкой и к стенке!

– И всё русский человек, везде он, бедолага, крайний, – вздохнула Катерина. – Как скот, во все времена, гонят на убой, не спрашивая.

– Да, – помолчав, сказал Валера, – что Афган, что с чехами… Положили ребят ни за что. И у нас на работе женщина… Тоже… Племянник. Родственники у нее в России, – пояснил он Литр Иванычу. – Погиб парень в грузинскую, в Осетии этой…

Литр Иваныч вопрошающе всплеснул руками, но так и остался сидеть с открытым ртом.

– А за что? За черножопых? – еще больше разозлилась Катерина. – Они по базарам торгуют, все зубы золотые, а наш брат, ваня, знай, за гроши вкалывай, таскай – подметай. Еще и сто раз какая сволочь упрекнет: ленивые, мол, русские, пьяницы и воры. А сами только деньги считают и умеют.

– Так огульно… Тоже нельзя, – спокойно возразил Валерий.

– Развелось этой черноты, буквально везде, – отмахнулась Катерина. – Так и не живется им на родине. Набежали из своих чуркестанов, саранча. В горах родились – так и живите там, у себя. Что у нас-то забыли? Живите в своей черножопии! Лезут и лезут, лезут и лезут. Поглядела я: наглые, орут, харкают повсюду, бусурмане. А деньжищ сколько в эти гудермесы вбухали? Дворцов им понастроили, шакалам, лезгинку плясать. Пусть в провинции дороги в ямах, пусть работы нет, пусть детишки полуголодные! Чего там! На русских детей им в Кремле насрать. Лишь бы на Западе, где у них виллы построены, не вякали. Они лучше убийцам орденов да героев на грудь навешают. У вас-то что народ говорит? – обратилась она к Литр Иванычу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю