Текст книги "Дело государственной важности"
Автор книги: Алексей Азаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Алексей Сергеевич АЗАРОВ
„Дело государственной важности"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Пройдут века, но в благодарной памяти потомков навсегда останутся подвиги людей, которые вели беспримерную, самоотверженную борьбу со злейшим врагом человечества – германским фашизмом. Главная тяжесть этой борьбы легла на плечи СССР, многонационального советского народа, его доблестных Вооруженных Сил, наголову разгромивших нацистскую Германию и ее сателлитов.
Победа была достигнута благодаря нерушимому социально-политическому и идейному единству советских людей, братской дружбе всех народов нашей страны, их сплоченности вокруг Коммунистической партии. Разгром фашистской Германии стал выдающимся событием, мировой истории, определившим судьбы поколений. В самой жестокой войне, какую знало человечество, советские люди отстояли не только честь, свободу, независимость социалистической Родины, они, выполняя свой интернациональный долг, внесли решающий вклад в освобождение народов Европы от нацистского ига.
Вместе с Советским Союзом, с народами антигитлеровской коалиции, вместе с движением Сопротивления с нацизмом сражались и немецкие патриоты-антифашисты, не сломленные жесточайшим гитлеровским террором.
Гитлеровская пропаганда все двенадцать лет коричневой ночи над Германией не уставала твердить, что немецкий народ сплочен вокруг нацистского знамени и фюрера, беззаветно предан ему, полностью разделяет фашистскую идеологию.
На самом деле лучшие сыны и дочери Германии, в первую очередь коммунисты, ни на день не прекращали борьбы с гитлеризмом.
КПГ готовила подпольные группы из наиболее преданных членов партии и патриотически настроенных немцев. Рожденное в 1933 году, антифашистское
Сопротивление существовало и действовало вплоть до того майского дня 1945 года, когда Советская Армия принесла немецкому народу долгожданное освобождение.
Многие тысячи патриотов-антифашистов, до конца выполнившие свой патриотический и интернациональный долг, погибли мученической смертью в застенках гестапо, на эшафотах, в газовых камерах концлагерей. Не жертвами – борцами были эти павшие герои, и те, чьи имена высечены на граните памятников, и те, о судьбах которых мы еще не знаем и сегодня. Многие папки с грифом «Дело государственной важности» не дошли до нас – агонизирующий фашизм стремился замести следы своих кровавых преступлений. В печах крематориев сжигали не только людей, но и их следственные дела.
Бойцам антифашистского фронта посвящена эта книга, в образах ее главных героев обобщены типические черты и подлинные биографии многих антифашистов, павших в неравной борьбе.
1
Прага. Вечер 5 сентября 1935 года.
На ручных часах Клауса Бертгольда, малоизвестного литератора из Берлина, восемь с минутами. Три картонных кружка с фирменными эмблемами пльзеньских погребов, лежащие перед Клаусом на столике, означают, что обычная норма пива выпита и пора уходить из кафе. Но Бертгольд медлит. В сущности, ему некуда торопиться, ибо никто и ничто не ждет его сегодня, разве что постель в номере «Националя».
Чужой город, промозглый вечер за окном, одиночество. Одна лишь согревающая сердце надежда, что скоро дело будет завершено и можно уехать домой. Человек, с которым он виделся сегодня утром, сообщил, что вопрос о возвращении согласован, и, хотя человек этот – женщина, а Бертгольд не очень-то доверяет женщинам, на этот раз он склонен думать, что ему сказали правду. «Еще две недели, – думает Бертгольд, – от силы две, и прощай, Прага!» При этом он ощущает гордость: за короткий срок, за считанные месяцы, удалось установить контакты с нужными людьми, преодолеть их недоверие, стать «своим» среди чужих.
Что ж, дело, в общем, сделано! Осталась техническая сторона, касающаяся сроков перехода границы, приобретения паспортов, организации явок.
Думая об этом, Бертгольд разглядывает свое отражение в настольном стекле. Лицо как лицо. Бесцветное, незапоминающееся, со щеточкой седеющих усов. Идеальная внешность для человека, не желающего выделяться в толпе. Она может принадлежать кому угодно: шоферу такси, продавцу магазина стандартных цен, служащему банка, мелкому лавочнику. Ни глубоких морщин – следов времени и сильных страстей, ни выпирающих лобных «шишек», свидетельствующих, если верить физиономистике, о выдающемся уме. И тем не менее именно он, Клаус Бертгольд, внешне такой заурядный, выбран руководством гитлеровской национал-социалистской партии (НСДАП) для выполнения особо важной экстраординарной акции.
Внешность и суть. Противоречие формы и содержания. Не частый, но все же достаточно типичный случай. В Берлине, в резиденции гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, сидели достаточно искушенные специалисты, чтобы не брать в расчет «теории» физиономистов. Здесь верили только фактам и опирались на материалы досье Бертгольда, а оно, это досье, содержало достаточно данных, свидетельствующих о его уме и проницательности. В черной дерматиновой папке, строго классифицированные, были подшиты отчеты о всех операциях, в которых Бертгольд участвовал, начиная с первой, когда он в мае 1915-го пересек линию фронта и внедрился в Париже «на длительное оседание», и кончая последней по счету, связанной с засылкой агентуры в различные политические партии.
Служебное досье… Бертгольд дорого бы дал, чтобы заглянуть в него хоть краешком глаза. Что хранится там, погребенное до поры до времени? У него были веские основания считать, что в папке наряду с положительными аттестациями лежит немало документов, компрометирующих его, и в частности не один, связанный с именем Антона Дрекслера.
Дрекслер!
И дернула же нелегкая поставить не на тот номер.
В последние годы Бертгольд все чаще и чаще с недобрым чувством вспоминал злополучное утро 25 февраля 1920 года, когда он, старший офицер разведотделения при штабе Мюнхенского округа, сделал первый опрометчивый шаг. Мог ли он предполагать в тот день, беря в руки два листка бумаги с текстом, бледно оттиснутым на шапирографе, что в них, в этих двух листках, его судьба? Тогда он просто прочел текст и подумал, что осведомитель, внедренный отделением в недавно созданную Германскую рабочую партию – ДАП[1]1
Одно из первых названий гитлеровской национал-социалистской партии – НСДАП.
[Закрыть] работает старательно. Интересно, как он ухитрился раздобыть так быстро эти бумажки, содержащие программу партии, если программа была принята только вчера вечером? Бертгольд не спеша жирно подчеркнул карандашом два пункта программы – третий и двадцать второй. В них было записано: «Мы требуем территории и земли (колоний)…», «Мы требуем упразднения наемного войска и образования армии».
Реванш?
Бертгольд перечитал оба пункта, словно надеясь отыскать в них иной смысл. Нет, все точно: ДАП призывала к реваншу. Открыто, не боясь дать правительству и оккупационным властям повод для запрета. Заинтересованный, Бертгольд в течение дня срочно поднял из архивов отделения оперативные материалы по ДАП. Знать о партиях, течениях и группировках все – это входило в его служебные функции. Он держал осведомителей практически в каждой из организаций, действовавших на территории Мюнхенского военного округа. Рейхсвер формально стоял вне политики; однако на деле он активно вмешивался в политическую игру в качестве третьей силы; сто тысяч штыков – таков был его аргумент, когда он желал поддержать или убрать кого-нибудь со сцены. Бертгольд, разумеется, не принадлежал к числу тех, кто решал государственные проблемы; его обязанности были скромными: поставлять достоверную информацию командованию и своевременно проникать в тайны внутрипартийных и межпартийных сделок. Вот и все.
Приступая к изучению материалов по ДАП, Клаус, естественно, еще не знал, что к концу дня придет к мысли использовать свое служебное положение и превратиться из сборщика информации в участника политической игры, ведя ее на свой страх и риск. Просто программа национал-социализма разбудила в его душе боль от раны, нанесенной поражением и бегством кайзера. Для него, кадрового офицера, капитуляция была не актом, закреплявшим положение вещей, а несмываемым пятном на безупречном мундире армии. Еще в школе он мечтал о погонах и там же жадно усваивал мысль о том, что Германия – государство избранных, а немецкий народ отмечен провидением, чтобы господствовать и повелевать… Право господина… Капитуляция отняла его, не дав взамен ничего, кроме репараций, инфляции и хаоса.
Реванш. Только реванш мог вернуть империи былое величие.
Реванш!
ДАП была первой из партий, известных Клаусу, которая без обиняков высказала мысль, бывшую, в сущности, его собственной. Из этого следовало, что это его, Бертгольда, партия и ему с ней по пути. Конечно, ДАП недостает многого: массовости, связи с деловыми кругами, денег. Но значило ли это, что она всегда будет такой или, что хуже, внезапно распадется, как это уже не раз случалось с маленькими партиями?
В поисках ответа Бертгольд в течение дня прочел все материалы из досье ДАП. Их было довольно много, и источники разведотделения с редким единодушием сходились на том, что ДАП постепенно укрепляет свое положение и в течение считанных месяцев приобрела влиятельных сторонников. В досье имелся список лиц, внесших более или менее крупные пожертвования в партийную кассу. Среди них Бертгольд обнаружил несколько предпринимателей, известного в Мюнхене биржевого дельца и целую когорту лавочников. Это был многозначительный факт! Партия, демагогически заявлявшая себя поборником интересов рабочих, фактически существовала на средства… работодателей! Выходит, они делали на нее ставку, рассчитывая, очевидно, что идеи, заложенные в программе, рано или поздно привлекут к национал-социализму новых сторонников и позволят ДАП конкурировать с партиями-гигантами… Ставка в расчете на будущее!.. «Что ж, – подумал Бертгольд. – Это реально. Те, кто станут союзниками ДАП в трудные для нее времена, получат сторицей, приди она к власти». И еще он подумал, что будет правильным стать одним из этих союзников. Негласно, разумеется. И при точных гарантиях, что услуги, оказанные ДАП, не окажутся забытыми и при определенных условиях повлекут продвижение на самый верх служебной лестницы.
Тогда же, в феврале 1920-го, Бертгольд разработал план действий и вскоре передал в кассу партии довольно крупную сумму. Деньги он снял с бесконтрольных секретных счетов и вручил их национал-социалистам, разумеется не сам. Посредником стал доверенный агент, целиком зависящий от Клауса. Этот же агент позднее организовал ему встречи с функционерами ДАП, из бесед с которыми Бертгольд вынес тревожное убеждение, что среди лидеров национал-социалистского движения нет единства. Партию, как выяснилось, раздирала борьба за власть. Четыре ее лидера – Дрекслер, Федер, Дингфельдер и Гитлер – тянули ДАП каждый в свою сторону… Четверо там, где должен быть один!.. Кому из них следовало отдать предпочтение, угадав в нем завтрашнего вождя?
Клаус не торопился выбирать. Наводил справки, прикидывал, оценивал.
Первым он исключил из числа претендентов Дингфельдера. Врач по образованию, Иоганнес Дингфельдер не производил впечатления сильной личности. Место в руководстве было предоставлено ему с учетом популярности, которую он завоевал статьями в периодике. Многие обыватели Мюнхена привыкли начинать свой день с чтения хлестких фельетонов на злобу дня, подписанных «Германус Агрикола». Поэтому остальные члены четверки были вынуждены до поры до времени терпеть Дингфельдера на авансцене – ДАП нуждалась в его влиянии публициста.
У другого члена руководства – Готфрида Федера был, как отметил Бертгольд, довольно крупный козырь в борьбе за власть: поднятая им шумиха вокруг «процентного рабства». Она привлекла к национал-социалистам некоторое количество крестьян из числа тех, чьи земли находились в закладе у банков и которым Федер обещал «выкуп без процентов». Зная, что проценты по закладам, взятые в сложной совокупности, нередко превышают суммы самих ссуд, нетрудно было сообразить, что в представлении сельских хозяев Федер выглядел ангелом-избавителем. Другой вопрос – хватит ли их голосов, чтобы превратить «ангела» в вождя?
Третий из претендентов – сын таможенного чиновника из австрийского городка Браунау Адольф Гитлер был для Бертгольда, несмотря, на все старания раскопать его подноготную, в какой-то степени «темной лошадкой». Биография Гитлера прослеживалась с трудом, и большую ее часть оказалось невозможным проверить, поскольку до 1912 года Гитлер безвыездно жил в Вене. Кем он там был, на каком поприще подвизался? Работал ли чертежником в архитектурной мастерской, как значилось в его регистрационной карточке в полиции, или же подмастерьем маляра, как утверждали? Не смог он установить и многое другое. Что делал Гитлер после демобилизации и на какие средства живет? Единственный из вожаков национал-социалистов, Гитлер официально числился безработным, и, хотя не получал ни жалованья от партии, ни пособия на бирже труда, не похоже было, чтобы он испытывал острую нужду в деньгах… Столь же туманной, как источники финансирования, была история его возвышения в ДАП. Меньше чем за год Гитлер из члена одной из побочных организаций партии стал шефом отдела пропаганды – самого значительного по числу сотрудников и объему деятельности – и, кроме того, основным автором той самой программы, что привлекла внимание Бертгольда.
Темное прошлое, сомнительное настоящее. И вдобавок документ, обнаруженный Бертгольдом в спецархивах 16-го баварского резервного полка, из которого определенным образом явствовало, что Гитлер, проходивший службу в полку зимой 1918/19 года, выполнял деликатные поручения как осведомитель. Этот же документ свидетельствовал, что в партийный кружок Гитлер вступил если и не по прямому указанию начальства, то с его ведома и одобрения и использовался рейхсвером в качестве «источника»… Бывший негласный сотрудник?.. Бертгольд не был брезглив; кроме того, он знал немало случаев, когда вчерашние агенты волею судеб превращались в респектабельных «деятелей», политиков высшего ранга. Взять хотя бы того же Франца фон Папена – его превосходительство, кандидата на министерский портфель. Кем он был совсем недавно, в 1914 году? Всего лишь резидентом отдела III Б генерального штаба[2]2
Отдел III Б ведал разведкой в кайзеровской армии.
[Закрыть], малозаметным винтиком в механизме секретной службы… Однако Папен Папеном, а Гитлер Гитлером. Бертгольд вовсе не был убежден, что претендент на роль вождя ДАП не продолжал оставаться «источником», работающим на одно из подразделений разведки. Если же это так, то ставить на него было опасно. Крайне опасно! Всплыви такая связь, и Бертгольду не сносить головы: командование не прощало игры, затеянной за его спиной.
Бертгольд в последний раз взвесил все и в марте 1920-го принял решение: ставить на Дрекслера.
За этот выбор говорило многое. Антон Дрекслер являлся основателем партии, публично 5 января 1919 года заявив о ее создании. Он же сумел придать новорожденному национал-социализму вес, перекинув мост между ним и «черным рейхсвером»[3]3
«Черный рейхсвер» – подпольные военные формирования, игравшие роль в политической жизни Германии двадцатых годов, по сути – боевые отряды реакции.
[Закрыть]. Роль моста сыграл отставной капитан Эрнст Рём из добровольческого отряда фон Эппа [4]4
Франц фон Эпп – генерал-лейтенант, один из руководителей «черного рейхсвера». После прихода нацистов к власти – наместник Баварии.
[Закрыть]. Реваншизм Рёма был непримирим, а озлобленность поражением – беспредельна.
Бертгольд отбросил колебания: Дрекслер!
…Несколько лет спустя, когда уже ничего нельзя было изменить, Бертгольд убедился, что допустил убийственный просчет. Звезда Дрекслера недолго стояла в зените. Сначала в партии появился новый кандидат в вожди – глава северогерманских нацистов Грегор Штрассер; потом Гитлер и Штрассер, объединившись на короткий срок, молниеносно провели антидрекслеровскую кампанию, и в конце концов в двадцать восьмом году Антон Дрекслер, основатель партии и ее почетный председатель, был исключен из рядов НСДАП без права на апелляцию.
Крах Дрекслера по странной случайности совпал со служебной катастрофой, постигшей Бертгольда. Как выяснилось, помимо его собственных агентов в НСДАП имелись другие, внедренные через голову разведотдела округа соответствующим отделом министерства рейхсвера. Один из них сумел установить, что капитан Бертгольд, вопреки директиве командующего, запрещающей офицерам быть членами партий, еще в июле двадцатого тайно вступил в НСДАП. Более того, дотошный осведомитель сумел обнаружить, что в окружном разведотделении имела место утечка сведений и повинен в ней все тот же капитан Бертгольд, передавший Дрекслеру копии служебных документов.
История была скандальная, начальство отказалось ее замять. Было назначено расследование. Объяснения Бертгольда признали неудовлетворительными, и дело перешло в офицерский суд чести. Заседание длилось недолго – через полчаса судьи вынесли решение уволить капитана Бертгольда в запас без права на чин, выслугу и пенсию.
Потеряв все разом, Клаус впервые в жизни растерялся. Мало того, что карьера сломалась начисто, перед ним, по мере того как таяли сбережения, встала проблема – на что существовать?
Трудно сказать, как сложилась бы жизнь Бертгольда, если б НСДАП – демонстративно! – не протянула ему руку помощи. Ему предоставили место в отделе центрального аппарата партии, ведавшем делами немцев, живущих за рубежом. В те дни отдел был еще мал, и трудно было предугадать, что со временем ему суждено превратиться в мощную Заграничную организацию. Однако уже тогда в нем уделяли большое внимание вопросам разведки, и профессиональный опыт Клауса нашел применение. Его назначили одним из консультантов шефа отдела, и, если бы не репутация «дрекслеровца», возможно, он пошел бы далеко.
Репутация и… досье.
В начале 1934 года Клаус случайно узнал, что им интересуются в службе безопасности. Было от чего потерять покой! В конце двадцатого или начале двадцать первого – Клаус не помнил точно – он передал Дрекслеру копии документов, компрометирующих Гитлера, Федера и Дингфельдера. Передал без свидетелей… и все же… Что там было, в этих бумагах? Донос относительно источников существования Гитлера и заявление, в котором Адольф Шикльгрубер отказывался выполнить требование австрийских властей о явке на призывной пункт в Вену. Это было грозное оружие, но Дрекслер не рискнул воспользоваться им в борьбе – председатель партии оказался мямлей, не способным ни бросить сопернику обвинение в дезертирстве, ни доказать, что тот живет на деньги, полученные от своего друга Эссера, который, в свою очередь, добывает их сутенерством. Единственное, на что Дрекслер пошел – и то не сам, а подталкиваемый остальными членами руководства, – это издание циркуляра, где Гитлеру выносилось порицание. «…Все более обнаруживается, – было записано в циркуляре, – что национал-социалистская германская рабочая партия служила ему только средством для грязных целей… Другим пунктом является вопрос о его профессии и заработке. Когда члены партии обращались к нему с вопросом, на какие средства он, собственно, живет и какова была его профессия в прошлом, он каждый раз приходил в раздражение… А как он ведет борьбу? Он передергивает факты… Гитлер нашел компаньона для своих происков в лице господина Эссера. Человек, которого сам Гитлер не раз называл вредным для движения… вдруг избран последним для осуществления его темных планов. И самое замечательное то, что сам Гитлер неоднократно заявлял (это могут подтвердить свидетели): «Я знаю, что Эссер – негодяй, но буду держать его только до тех пор, пока он может мне пригодиться». Национал-социалисты, – заканчивалось обращение руководства НСДАП, – судите сами о людях с таким характером. Не давайте ввести себя в заблуждение. Гитлер – демагог… он надеется одурачить немецкий народ… Он преподносит вам вещи, которые весьма далеки от истины».
Циркуляр… Полумера…
Нет, Дрекслер не воспользовался копиями. Но где они? Уничтожены или попали со временем в СД? И сможет ли СД установить, откуда Дрекслер получил их?
Бертгольд ломал голову, пытаясь найти ответ. Новый повод для невеселых размышлений ему принесло внезапное решение шефа Заграничной организации амтслейтера [5]5
Амтслейтер – начальник управления в верховном руководстве НСДАП.
[Закрыть] Боле ликвидировать должность консультанта. Амтслейтер не счел нужным объяснить в приказе, почему он так поступил. Бертгольду просто был предоставлен выбор: либо длительный отпуск на половинном содержании, либо перевод в реферат, ведающий перепиской с зарубежными немцами.
У Бертгольда пошаливали нервы, и он предпочел отпуск. А так как кроме нервов его беспокоила и печень, то неделю спустя он, испросив согласие Боле, уехал в Карлсбад, на воды.
Здесь его и застала весть о «чистке Рёма», проведенной по приказу фюрера. Из газет Бертгольд узнал, что вместе с Рёмом были расстреляны многие «старые бойцы» НСДАП, известные своей принадлежностью к числу сторонников бывших вождей – Дрекслера, Федера и Штрассера. Те же газеты утверждали, что проскрипционные списки готовились в СД по личному указанию фюрера, и Бертгольд внезапно понял, что амтслейтер Боле, предоставляя отпуск, вольно или невольно спас ему жизнь.
На водах Клаус пробыл полтора месяца и вернулся в Берлин, когда «чистка Рёма» перестала быть злобой дня. Его никто не трогал; служба безопасности как буддо утратила к нему интерес; выждав неделю, Бертгольд созвонился с канцелярией амтслейтера и выяснил, что место в реферате вакантно и будет предоставлено ему, если он подаст по инстанциям рапорт.
Опала, долгая и беспросветная… Новая поездка в Чехословакию – на этот раз не на воды, а в Прагу – обещала Клаусу Бертгольду полную реабилитацию. Так ему намекнули еще тогда, когда операция разрабатывалась в недрах Заграничной организации НСДАП – в нижних звеньях управления, и это же подтвердил амтслейтер Боле полгода назад, перед самым отъездом Клауса.
Амтслейтер Боле принял Клауса в своем кабинете на втором этаже старинного особняка, ничем не выделяющегося в ряду других особняков на тихой, удаленной от центра Берлина Тиргартенштрассе. Он говорил коротко и ясно. Оказалось, что все не так скверно, как Бертгольд думает. Больше того, репутация сторонника Дрекслера, а следовательно, человека сомнительного, с точки зрения НСДАП, открывает перспективы и легко укладывается в рамки легенды, выработанной аппаратом Боле: Клаус, попав в опалу и пережив трудные годы, совершил идейную эволюцию от нацизма к антифашизму.
– Это ваш ключ, – сказал Боле. – Постарайтесь воспользоваться им и распахнуть пошире дверь в Праге, ведущую к лидерам оппозиционной эмиграции. Вам поверят. Пример некоторых, считавшихся друзьями фюрера и переметнувшихся к нашим врагам, слишком свеж, чтобы быть забытым. – Он пожевал губами, потер лоб. – Да, эволюция… Председатель данцигского сената поливает грязью идеи, которые вчера разделял и прославлял, и вождя, которому поклонялся как богу… Немыслимо, но факт! – Встав, Боле подошел к окну, отдернул белую штору. Докончил, тяжело роняя слова: – Не будем скрывать, брат Грегора Штрассера – Отто, представлявший себя «революционным» национал-социалистом, верным спутником НСДАП, тоже дезертировал из рейха и клевещет на нас в своей газетенке «Черный фронт».
– Я понимаю, – рискнул вставить Бертгольд.
– Вот как? – сказал Боле неопределенно и, помедлив, кивнул. – Очень хорошо. Следовательно, вы понимаете и то, что ваш мнимый переход если и вызовет в Праге приступ подозрительности, то не слишком большой. Штрассер и другие создали превосходный фон для вашей легенды. Конечно, вас попробуют проверить, как смогут, и мы пойдем им здесь навстречу: по своим каналам подсунем им документы, характеризующие вас как врага империи. Партайгеноссе Кристман позже познакомит вас с ними и согласует детали. – Боле сделал паузу и поднял на Бертгольда спокойные, невыразительные глаза.. – Надеюсь, вы сознаете, что именно мы вам доверили и какую ношу возлагаем? Если вы… если у вас нет уверенности, что бремя по силам, еще не поздно отказаться.
– Я готов, амтслейтер, – сказал Бертгольд и встал, всем видом подчеркнув, что ему нечего добавить.
Собственно, Боле не открыл Бертгольду ничего нового в сравнении с тем, что на протяжении двух с лишним месяцев подготовки разъясняли ему Кристман и его непосредственный начальник Курт Вермке. Эти два сподвижника Боле возглавляли Портовую службу – вполне невинное на первый взгляд учреждение, организационно входящее в Заграничную организацию НСДАП – сокращенно АО, – огромное управление, выросшее из прежнего отдела Боле, где Клаус начинал свою партийную карьеру в должности консультанта.
Заграничная организация была ведомством легальным, имевшим известную многим берлинцам штаб-квартиру на Тиргартенштрассе, 4, вывески на фасаде, телефоны, зарегистрированные в справочниках, и структуру, точно обрисованную в партийных ежегодниках. Эти ежегодники констатировали, что задачей АО является сплочение немецкого народа и распространение «истинно германского духа». С этой целью АО расходовало миллионы золотых марок на пропаганду «духа» великого рейха, кинофильмы, лекции, оперные и драматические спектакли и посылки с книгами. Другой не менее важной задачей АО было усиление реэмиграции немцев в рейх через посредство специального управления, возглавляемого старым национал-социалистом Геральдом Шульце-Германом. Бертгольд имел все основания считать, что Заграничная организация – один из филиалов имперской политической разведки… Впрочем, «считать» – сказано неточно; за годы работы в отделе Клаус убедился, что так оно и есть, и если и удивлялся чему, так это велико^ лепной организации дела, позволяющей долгое время скрывать от мира истинное назначение многих подразделений АО. В последнее время, правда, репутацию АО несколько подмочили неосторожное высказывание фюрера и тезис из выступления Боле на узком совещании, ставшие неведомо каким путем достоянием печати сначала Франции, а потом и других стран Европы. «Вы, – сказал Гитлер, имея в виду фольксдойче, – наши передовые посты. Вы должны подготовить почву для атаки. Считайте, что вы на военной службе». Боле конкретизировал эту директиву, заявив: «Каждый фольксдойче может и должен шпионить на благо империи». Удар АО нанесло и сообщение, напечатанное в тех же газетах, что Геральд Шульце-Герман наряду с работой в Заграничной организации занимает ответственный пост в штабе отрядов СА, где ведает внутренней контрразведкой штурмовиков.
Высказывание, тезис, заметка… АО продолжала работать так, словно ничего не происходит. Коробки с лентами патриотических фильмов все так же пересекали границы, лекторы разрабатывали маршруты турне, а передвижные труппы расширяли гастроли. Шум от разоблачений со временем утих, сошел на нет, нисколько не отразившись на деятельности тех подразделений Заграничной организации, которые не имели ни вывесок, ни зарегистрированных телефонов.
К числу таких подразделений относились Портовая служба, подчиненная одному из двух заместителей Боле – СС-бригадефюреру Курту Вермке, и ее ведущий орган, названный по имени своего шефа – «Бюро Кристмана». Отсюда, из недр Портовой службы и его «Бюро», тянулись нити, связывающие их с десятками стран и сотнями городов, расположенных в изрядном удалении от морей и океанов. Бертгольд – старый разведчик – понимал, что Портовая служба не что иное, как разветвленная сеть резидентур, превосходно замаскированная и прикрытая. И то, что организацией поездки в Прагу и разработкой легенды для Клауса занимались не рядовые исполнители, а Вермке и Кристман, стоявшие на самом пике пирамиды, вселяло в него гордость и уверенность в успехе.
Единственное, что ему не понравилось, – это перспектива действовать в «тандеме». Когда в Портовой службе ему сказали, что в пражской операции участвует женщина, и вдобавок очаровательная, Бертгольд едва сдержался, чтобы не поморщиться. Он не был женоненавистником, однако отрицал за дамами, пусть и очаровательными, профессиональные способности к агентурной работе. Кроме того, он любил действовать в одиночку, что, как считал, страхует от провала – в известных пределах конечно, – ибо провалиться можно по любой из миллионов причин, не поддающихся ни учету, ни предвидению.
Не улучшило Бертгольду настроение и то, что его не познакомили с досье помощницы. Кристман просто объяснил, что фрейлейн Эльзе Штилле неоднократно ездила в Чехословакию и превосходно знает местные условия. Где она сейчас? Там, в Праге. Она будет ждать Бертгольда в кафе «Табор» по нечетным дням недели с пяти до семи.
Практика умолчания, избранная Кристманом в отношении фрейлейн Эльзе, раздражала Бертгольда. При подготовке акции одним из условий была определенность, а со Штилле, навязанной ему Портовой службой, никакой ясности он не находил – ни в части биографии, ни в сфере ее обязанностей и прав. Кто она – помощница, связная между ним и местной ландесгруппой или недреманное око гестапо?
Впрочем, даже если и «око», Бертгольд был лишен права оскорбляться. Давно ли канул в Лету день – майский день 1934-го, – когда приказ Боле фактически перечеркнул все прошлые заслуги? Давно ли?..
Сейчас, когда Клауса Бертгольда вновь призвали под знамена, он готов был принять объяснение по поводу приказа амтслейтера – объяснение, данное Кристманом не прямо – обиняками, что, отстраняя Клауса от активной работы в АО, руководство готовило почву для будущей операции. Это могло быть приятной правдой – разведка испокон века практиковала «консервирование»; но могло быть и вуалью, за которой Бертгольд обязан был увидеть крючок, прочно удерживающий его на леске: грехи не забыты, прощение надо заработать. До разговора с Боле Бертгольд колебался в решении альтернативы; амтслейтер все поставил на места. Слово «бремя», завершавшее беседу, было произнесено не случайно. Бремя – груз ответственности, и не только за операцию, но и за прошлое. Только так и можно было понять Боле, заострившего внимание агента на ответственности, а не на награде, как это принято делать, провожая эмиссара в далекий и полный опасностей путь.
«Пусть так, – подумал тогда Бертгольд. – И все же это – мое крупнейшее дело. И не только мое. Просто – крупнейшее».
При этом он испытал прилив самоуважения и гордости.
Действительно, операция, разработанная АО, выходила за рамки простого разведывательного мероприятия и, если принять в расчет планируемый итог, перерастала в политическую акцию. Таким итогом должен был стать процесс над видными антифашистами, покинувшими империю после того, как рейхстаг 14 июля тридцать четвертого принял закон, запрещающий в Германии деятельность всех политических партий, кроме НСДАП.
Чехословакия была одной из стран, оказавших эмигрантам гостеприимство, и к тридцать пятому в Праге беглецам удалось создать комитеты, имеющие связь с нелегалами в рейхе, и наладить выпуск литературы. Клаусу предстояло внедриться в антифашистские круги, завоевать их доверие и убедить, что в Германии зреет антигитлеровский заговор, прекрасно подготовленный и имеющий опору не только среди членов распущенных партий, но и в самой НСДАП, где скрытые сторонники Дрекслера, Штрассера и Рёма, не выявленные гестапо, готовы к самым решительным действиям.
