Текст книги "Записки русского генерала"

Автор книги: Алексей Ермолов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Сила описанных крепостей, по-видимому, не заключается в них собственно, но в отдалении способов неприятеля для предпринятия осад.

Сему обязаны мы целостью Риги, сохранением Бобруйска и можем принимать их за твердыни непреодолимые.

Во время пребывания 1-й армии в укрепленном лагере неприятель собирался на левом нашем крыле, направляясь на Дисну. Маршал Даву поспешал к Минску с сильным корпусом, но только еще голова оного приближалась к городу. Князь Багратион мог бы предупредить Даву в Минске, и если бы даже встретился с его войсками, то, конечно, с одними передовыми, как то известно сделалось после; надобно было, и он должен был решиться, атаковать, предполагая даже понести некоторую потерю, чтобы овладеть дорогою на Смоленск.

Изменила князю Багратиону всегдашняя его предприимчивость. К тому же скорость движения его умедливали худые от Несвижа дороги и переправа чрез Неман у местечка Николаева. Также получая о неприятеле вести преувеличенные, он возвратился к Несвижу и чрез Слуцк пошел на Бобруйск. За ним последовали войска в команде короля Вестфальского и князь Понятовский с польскою конницею.

С сего времени на соединение обеих армий отняты были все надежды. Государь император изволил сообщить мне полученное им известие и не скрыл, сколько горестно оно было для его сердца, но утешительно мне было видеть, что можно надеяться на его твердость.

Определено отступление 1-й армии из укрепленного лагеря. Июля 1-го дня возложена на меня должность начальника Главного штаба армии. От назначения сего употребил я все средства уклониться, представляя самому государю, что я не приуготовлял себя к многотрудной сей должности, что достаточных для того сведений не имею и что обстоятельства, в которых находится армия, требуют более опытного офицера и более известного армии.

Конечно, нетрудно было во множестве генералов найти несравненно меня способнейших, но или надобны они были в своих местах, или, видя умножающиеся трудности, сами принять должности не соглашались.

Я просил графа Аракчеева употребить за меня его могущественное ходатайство. Он, подтвердивши, сколько трудна предлагаемая мне должность, не только не ободрил меня в принятии оной, напротив, нашел благорассудительным намерение мое избавиться от нее, говоря, что при военном министре она несравненно затруднительнее, нежели при всяком другом.

Известно было, что он поставлял на вид государю одного из старших генерал-лейтенантов, Тучкова 1-го (Николая Алексеевича), основательно полагаясь на опытность его, приобретенную долговременным служением. Многими отличными качествами приобрел он общее уважение, но, в течение продолжительного служения его, не представился случай, в котором мог бы он обнаружить особенные способности военного человека.

Государь, сказавши мне, что граф Аракчеев докладывал ему по просьбе моей, сделал мне вопрос: «Кто из генералов, по мнению вашему, более способен?» – «Первый встретившийся, конечно, не менее меня годен», – отвечал я. Окончанием разговора была решительная его воля, чтобы я вступил в должность.

«Если некоторое время буду я терпим в этом звании, то единственно по великодушию и постоянным ко мне милостям вашего величества», – сказал я и одну принес просьбу: не лишить меня надежды возвратиться к командованию гвардейскою дивизиею, от которой показывался я в командировке. Мне это обещано.

Итак, в звании начальника Главного штаба армии состоя при главнокомандующем, который был вместе и военным министром, имел я случай знать о многих обстоятельствах, не до одного укрепления армии касающихся, а потому все, описываемое мною, почерпнуто или из самых источников или основано на точных сведениях, не подверженных сомнению.

В должности прежде меня находился генерал-лейтенант маркиз Паулуччи и, после шести дней, удален из армии к другому назначению по настоянию недовольного им главнокомандующего. Первый помощник мой по делам службы, исправляющий должность дежурного генерала, флигель-адъютант полковник Кикин, бывший при введении нового образа управления по изданному незадолго «Положению о Большой действующей армии», не желая служить с моим предместником, сказался больным, и в должность его вступил комендант Главной квартиры полковник Ставраков.

Если возможно понимать смысл следующих слов: «сие судеб преисполненное имя», то, кажется, более всех может оно ему приличествовать, ибо судьба преследовала им всех бывших главнокомандующих. Суворов превыше своих современников один смел взять его по собственной воле, прочие не могли от него избавиться. Он находился при нем в Италии при графе Буксгевдене, а потом при бароне Беннигсене в Пруссии, перенесся в Финляндию ко всем переменившимся главным начальникам, а теперь не избег от него генерал Барклай де Толли!

За что же, по крайней мере, терпят его в должности дежурного генерала? Я прошу переменить его, главнокомандующий находит его весьма способным. Сколько ни стараюсь уговорить полковника Кикина, не соглашается избавить меня от Ставракова!

В должности генерал-квартирмейстера находился полковник Толь, офицер отличных дарований, способный со временем оказать большие заслуги; но смирять надобно чрезмерное его самолюбие, и начальник его не должен быть слабым, дабы он не сделался излишне сильным.

Он при полезных способностях, по роду служебных его занятий, соображение имеет быстрое, трудолюбив и деятелен, но столько привязан к своему мнению, что иногда, вопреки здравому смыслу, не признает самых здравых возражений, отвергая возможность иметь не только превосходные способности, ниже́ допускает равные.

Июля 2-го дня армия перешла за Двину и расположилась у Дриссы. Слишком ощутительно было неудобство иметь в тылу реку, какова Двина, ибо армия, двигаясь без малейших препятствий, не в одно время и не теснимая неприятелем, не избегла, однако же, некоторых замешательств. Половина мостов сохранена для арьергарда генерал-адъютанта барона Корфа.

1-й корпус расположился против правого фланга бывшего лагеря, отряд от него у Друи и наблюдательные посты у Динабурга. 6-й корпус приблизился к Дисне, дабы подкрепить авангард графа Палена на левом берегу Двины, открывающий неприятеля отряжаемыми вдаль разъездами.

Государь поручил флигель-адъютанту графу Потоцкому, в случае надобности, истребить против Дисны переправу, и он, пылая усердием исполнить поручение, сообщил пламень и провиантскому магазину довольно значительному, тогда как французы были не ближе 70 верст расстояния, и с такою возвратился поспешностью, что не заметил, как жители растащили запасы, которые довольствовали после и авангард 6-го корпуса, и самый корпус.

Вероятно, подвигу своему он успел дать хорошую наружность; но мне неизвестно, было ли особое описание его (mе́moire). После того не было уже моста, но за рекою был авангард графа Палена, усиленный дивизиею пехоты от 4-го корпуса, и должен был оставаться долее, дабы под закрытием его армия могла отступить к Полоцку.

Июля 4-го числа армия двинулась и в три дня пришла к Полоцку. Оставленный в прежнем расположении арьергард генерал-майора барона Корфа, не видав неприятеля, перешел на правый берег Двины.

4-й корпус графа Витгенштейна из 24 тысяч человек, расположенный близ Друи, имел повеление, в случае действия против него превосходных сил, отступать к Пскову, прикрывая Петербург. Если бы неприятель не помышлял о нем, то довольно робости столицы, чтобы предпринять меры к рассеянию страха. Подобные маневры можно по справедливости назвать придворными.

Неприятель показал небольшую часть легких войск, занял отрядом местечко Друю и в небольших силах приблизился к Динабургу. Граф Витгенштейн донес главнокомандующему, что он намерен усилить расположенный против Друи отряд и удерживать Динабург. Начальник штаба 1-го корпуса генерал-майор Довре уведомил меня, что для усиления отряда назначается десять батальонов пехоты с приличным числом артиллерии и конницы, которой и без того было весьма недостаточно.

Главнокомандующий позволил мне сказать мое мнение и подтвердил возражение мое против раздробления сил. Странно намерение, зная движение неприятеля на левый фланг, защищать Динабург, отдаленный и к обороне не приуготовленный, когда впереди его невозможно маневрировать.

В сие время корпус прусских войск генерала Йорка вступил в Курляндию, занял Митаву, и легкие его войска появились у предместья Риги. К нему присоединились войска других наций, составляя вообще до сорока тысяч человек под начальством маршала Макдональда.

3-я Западная армия генерала Тормасова была около Брест-Литовского против корпуса саксонских войск в команде французского генерала Ренье, вступившего в границы наши совокупно с австрийскими войсками под начальством генерала князя Шварценберга, который находился еще в некотором расстоянии.

Отряд генерал-лейтенанта Эртеля, около четырнадцати тысяч человек, стоял в бездействии в Мозыре; слабое от него отделение у города Пинска. Проходя служение в должностях полицейских и в них достигнувши чина генерал-лейтенанта и других наград, он упражнял полицейские свои способности в утеснении жителей в окрестностях Мозыря.

Армия Молдавская под начальством адмирала Чичагова, по заключении мира с Оттоманскою Портою, начинала оставлять пределы Валахии, но дальний путь, ей предлежащий, отдалял ее на долгое время от содействия прочим армиям, и передовые ее войска едва еще приближались к Днестру.

Из Полоцка государь император отправился в Москву, сопровождаемый графом Аракчеевым, министром полиции генералом Балашовым и государственным секретарем Шишковым. При нем были генерал-адъютант князь Трубецкой и флигель-адъютант Чернышев. Все прочие, особе государя принадлежащие чиновники, остались при армии.

Остался и генерал Фуль с горьким в сердце чувством, что он не столько уже необходим государю, с отчаянием в душе, что лагерь при Дриссе найден бесполезным и усмотрены его недостатки. Ни раб-почитатель его, флигель-адъютант полковник, пруссак Вольцоген, ни генерал-адъютант граф Ожаровский, им в ремесле военном просвещаемый, не проповедовали его славы.

Умолкли мудрые его предложения продолжать отступление даже за Волгу; уже не внемлют благодетельным попечениям его о России. Судьба казнит неблагодарность вашу, россияне; вы не узрите берегов Волги! Не была предусматриваема необходимость отступления, но достоверное сведение об изумляющей многочисленности ополчений Наполеона определило отступление необходимым средством до некоторого времени.

Отъезд государя произвел на войска неприятное впечатление. Появляясь каждый день веселым и сохранявшим спокойную наружность, не только не было мысли об опасности, но никому не представлялись обстоятельства худыми, и каждый оживлялся его присутствием. Но оно не менее нужно было и внутри России. Надобно было унылый дух возбудить к бодрости или постепенно приуготовить к перенесению больших бедствий.

Москва, в сердце коей двести лет тишины и благоденствия, целый век величия и славы закрыли прежних несчастий глубокие раны, ожидала утешения. Москва! Когда встречала ты царя своего без восхищения? Где более являема была ему сынов его приверженность? Отъезд был необходим! Сетующу войску обещано скорое его возвращение, и все возвратилось к прежнему порядку, или, по крайней мере, не увеличился беспорядок.

При выступлении из Полоцка известно уже было, что неприятель в силах показался у Дисны и следовал вверх по левому берегу Двины. Арьергард графа Палена перешел уже на правый берег и защищал переправу до вечера того дня. 6-й корпус, и при нем одна дивизия от 4-го пехотного корпуса, занимали на ночлеге средину расстояния между арьергардом и армиею.

Следование армии продолжалось к Витебску. 6-й корпус в одном марше назади. Граф Пален, отправивши к армии довольно большое количество провианта, оставил берег Дисны. Неприятель, переправившись у Двины, на другой день начал преследование небольшими силами. В подкрепление графу Палену обращен кавалерийский корпус барона Корфа и несколько егерей. Много уже неприятельских войск усмотрено на левом берегу против Полоцка, но арьергард наш прошел благовременно сей пункт.

В Полоцке погрозил я кандалами комиссионеру 7-го класса Юзвицкому, который отправлялся с суммою денег уплатить за купленный будто им у евреев провиант на том берегу, где неприятель и откуда никто не помышлял перевезть его на нашу сторону, хотя в армии чувствуем уже был недостаток.

Благоразумны были распоряжения генерал-интенданта Канкрина, который во время пребывания армии в укрепленном лагере заготовил большое весьма количество печеного хлеба, но много из него принужден был оставить, потому что время отступления армии было не определено и невозможно было собрать средств, перевозке соразмерных.

В продолжение четырех дней в каждый день три тысячи человек нижних чинов, при полковнике и офицерах, снаряжаемы были для хлебопечения; причем соблюдался строгий порядок.

Генерал Канкрин, человек отлично умный, далек, однако же, той расторопности, которую люди ловкие в изворотах провиантской промышленности находят необходимою для искусного прикрытия казенного ущерба. Не решусь, однако же, предположить, чтобы могло укрыться от него, если кто другой отличается знанием сего ремесла, как и предузнать трудно, всегда ли он будет упреком для других.

В Полоцке также на прочном основании утвердилась вражда между великим князем Константином Павловичем и главнокомандующим. Опоздавший выступить в назначенное время командир конной гвардии полковник Арсеньев был им арестован. Довольно сего, чтобы возродить вражду; слишком много, чтобы усилить давно существующую. Великий князь воспылал гневом, ледовитый Барклай де Толли не охладил горячности.

В Полоцке, по отъезде государя, случилось мне обедать вместе с оставшеюся свитою, и я заметил разность в тоне, какую перемену в обращении! Государь увез с собою все величие и оставил каждого при собственных средствах. Люди, осужденные быть придворными, умейте снискать уважение собственными достоинствами, или, заимствуя блеск другого, умейте отражать его! Не мое дело толковать смысл сказанного одним из древних писателей: «…exeat aula qui vult esse pius»[109]109
  «…Да удалится от двора тот, кто хочет быть благочестивым» (лат.). Изречение принадлежит французскому философу Мишелю де Монтеню (1533–1592).


[Закрыть].

Неужели думать надобно, что много было сходства между придворными людьми всех времен! С нами вместе обедал и генерал Фуль. Готическую свою важность, вывеску общего ко всем неуважения переменивший на придворную вежливость. Он кланялся прежде, не ожидая приносимых ему в дань поклонов. Исчезло рабственное к нему почтение, были уже приметившие в нем признаки сумасшествия, а Виллие уверял, что испытанные средства не восстановили ума в полной мере; воля государя присвоила и небывалый ум!

Армия прибыла к переправе при Будилове. Проходя, небольшой отряд оставила против Бешенковичей для обеспечения следования 6-го корпуса и далеко отстающего арьергарда графа Палена, равномерно и для прикрытия производившейся перевозки хлеба с другого берега. Неприятель не близко еще был от сего места, по причине трудной и весьма гористой дороги по левому берегу, и, сверх того, река к стороне его делает большой изгиб, что сокращало путь нам, а местоположение – совершенно ровное – скорости движения способствовало.

Между тем корпус французского войска маршала Даву, прошедши Борисов, овладел Могилевым и занял Оршу небольшим отрядом войск.

Армия князя Багратиона в следовании от Несвижа к Бобруйску имела схватки в арьергарде.

Атаману генералу Платову представился первому случай 27 и 28 июля при местечке Мире и после при местечке Романове доказать польской коннице, что в нас сохранилась прежняя поверхность над поляками, казакам предоставлена честь возобновить в сердцах их сие чувство.

Со времени уничтожения Польши, с 1794 года, исчезло имя ее с лица земли и не существовало поляков. В 1807 году заключенный с Франциею мир в Тильзите произвел на свет герцогство Варшавское, вместе с надеждою распространить его, в случае несогласия между соседственными державами.

Наполеон исчислил меру страха, коим господствовал он над сердцами царствующих его современников: понесенные каждым из них в войнах огромные потери, блистательные и постоянные оружия его успехи, страх тот более и более распространившие, и дал надежду возрождения Польше.

Воспламенились умы, и в короткое время все употреблены усилия надежде сей дать вид правдоподобия! В 1809 году Варшава – уже союзница наша против Австрии, и мы, в пользу ее, вопреки пользе собственной, исторгаем часть Галиции. В нынешней войне она уже против нас в общем союзе Европы и содействует Австрии.

Мы умножили силы ее и вооружили против себя; для пользы ее попеременно вонзаем меч в сердце один другого, и судьба к ослеплению нашему прибавляет сетование, что недовольно глубоки наносимые раны! Неужели не исполнится мера наказания Бога-мстителя?

Князь Багратион, проходя Бобруйск, оставил в крепости больных из всей армии и от скорости движения усталых в большом количестве; из числа гарнизона присоединил к армии шесть батальонов пехоты; командующего в оной артиллерии генерал-майора Игнатьева утвердил в звании военного губернатора. В окрестности начали появляться неприятельские отряды, но до того генерал Игнатьев, удерживая народ в послушании и порядке, не отягощая его, собрал возможные пособия для снабжения крепости, и его распорядительности обязаны, что проходившая армия немалые получила вспоможения.

Крепость не подверглась опасности, ибо неприятель, не имея средств предпринять осады, должен был ограничиться обложением. Итак, осталось неразрешенною проблемою, мог ли генерал Игнатьев быть более упорным, окруженный крепостным валом, нежели в сражении при Аустерлице, где быть таковым он не находил надобности? Судьба отсрочила испытание до другого времени.

Армия князя Багратиона следовала от Бобруйска на Быхов; преследовавший ее вестфальский король с своим корпусом и польские войска – или утомленные продолжительным походом, или неудобные к равной скорости, далеко отставши, потеряли ее из виду. Она беспрепятственно продолжала свой путь.

Корпус генерал-лейтенанта Раевского атаковал при селении Дашковке часть войск маршала Даву, овладевшего Могилевом. В начале сражения силы неприятеля слабые, в продолжение умножились значительно; напротив, войска Раевского ослабевали, но в нем та же была неустрашимость и твердость, и он, шедши в голове колонны, ударил на неприятеля.

Самый упорный бой происходил на левом крыле, где не мог неприятель остановить 26-ю пехотную дивизию, которую генерал-майор Паскевич с неимоверною решительностью, неустрашимо, при всем удобстве местности, провел чрез частый лес и угрожал уже конечности неприятельского фланга, но должен был уступить несоразмерным силам.

Действие генерала Раевского, заслоняя совершенно движение армии, представляло князю Багратиону удобство, которым не помыслил он легко воспользоваться и, сделав беспрепятственно ускоренный переход, выиграть расстояние для избежания преследования.

Но вместо того армия расположилась на ночлег на той позиции, которую генерал Раевский[110]110
  Под сильным картечным огнем генерала Раевского сопровождал сын его в самом юном возрасте. (Примеч. Ермолова.)


[Закрыть] занял после сражения. Маршал Даву, приняв корпус Раевского за авангард и вслед за сим ожидая армии и генерального сражения, отошел к главным своим силам в Могилев, где и остался, приуготовляясь к обороне. В сем положении долгое время удерживал его атаман Платов, появившийся с своими войсками у самых окопов Могилева.

Князь Багратион, отправляя его на соединение с 1-ю армиею, дал ему сие направление. Грубая ошибка Даву была причиною соединения наших армий; иначе никогда, ниже́ за Москвою, невозможно было ожидать того, и надежда, в крайности не оставляющая, исчезала!

Если бы кто из наших генералов впал в подобную погрешность, его строго осудило бы общее мнение. Маршал Даву, более 10 лет под руководством великого полководца служащий, сотрудник его в знаменитых сражениях, украшавший неоднократно лаврами корону своего владыки, лавры себе снискавший и имя побед в прозвание, сделал то, чего избежали бы, конечно, многие из нас.

Князю Багратиону оставалось единственное средство пробиваться, дабы соединиться с 1-ю армиею. Цель Даву – не допускать к тому, и он должен был стоять упорно, зная, что князь Багратион преследуем весьма сильными войсками. Конечно, ничего славного не ожидал Даву от короля Вестфальского, но предполагать не мог, что он даже ходить не умеет и выпустит из виду неприятеля.

Убедитесь, посвятившие себя военному ремеслу, а паче звания генерала достигшие, изумитесь, что навык один (routine) достоинства военного человека не заменяет, не подчинен правилам, управляем случайностью. Конечно, частое повторение одних и тех же происшествий или сходство в главных обстоятельствах дает некоторую удобность с большею ловкостью и приличием приноравливать или, так сказать, прикладывать употребленные прежде в подобных случаях меры; но сколько маловажной надо быть разнице, чтобы приноравливание необходимо подверглось важнейшим изменениям! Убедитесь в истине сего, достигшие звания генерала!

Наполеон в маршалах своих имел отличнейших исполнителей его воли; в присутствии его не было места их ошибкам или они мгновенно им исправляемы были. Даву собственные распоряжения его изобличают.

В Будилове представил я главнокомандующему мысль мою перейти на левый берег Двины; основывал ее на том расчете, что неприятель проходил по берегу реки путем трудным и неудобным, что только кавалерия неприятельская усмотрена была против Полоцка, но главные силы и артиллерия были назади и от нас не менее как в трех переходах.

Переправившись, следовать поспешно на Оршу, заставить маршала Даву развлечь силы его, в то время когда все его внимание обращено было на движение 2-й армии, и тем способствовать князю Багратиону соединиться с 1-й армией, уничтожить расположенный в Орше неприятельский отряд и, перейдя на левый берег Днепра, закрыть собою Смоленск.

Отправить туда прямою из Витебска дорогою все обозы и тягости, дабы не препятствовали армии в быстром ее движении. Все сие можно было совершить, не подвергаясь ни малейшей опасности, по отдалению их; и я получил приказание возвратить два кавалерийские корпуса, прошедшие вперед, и две понтонные роты для устроения моста при Будилове.

Все приуготовлялось к переправе, и, пришедшим нам, успех предстоял верный. Не прошло часу после отданных приказаний, главнокомандующий переменил намерение. Я примечал, кто мог отклонить его, и не подозреваю другого, кроме флигель-адъютанта Вольцогена.

Сей тяжелый немецкий педант пользовался большим его уважением. Разумея, что теряются выгоды, которые редко дарует счастье и дорого иногда стоит упущение их, уверен будучи, что не имею права на полную главнокомандующего ко мне доверенность, собственно по летам моим, с которыми опытность несовместима, я склонил некоторых из корпусных командиров представить ему о том собственные убеждения, но он остался непреклонным, и армия продолжала путь к Витебску.

В Будилове оставлен сильный пост: ему приказано поступить в арьергард, когда он приблизится. Генерал-адъютант граф Орлов-Денисов послан за Двину с лейб-казачьим полком для наблюдения за неприятелем: ему приказано сведения о приближении его доставлять прямо в Витебск и отступать по той стороне реки.

Армия пришла в Витебск. 6-й корпус оставался в большом марше, при селении Старом. Арьергард выгодно расположился, прикрытый речкою и озерами. Пост из Бешенковичей присоединен. Действия преследующего неприятеля были незначительны. Между тем французская конница на левом берегу Двины показалась на равной высоте с арьергардом, но пехота была в малом еще количестве.

Армия два уже дня покойно пребывала в Витебске, полагая, что граф Орлов-Денисов заблаговременно предупредит о приближении неприятеля; но, вероятно, нехорошо расставлены были передовые посты и нерадиво делались разъезды, так что в трех верстах от нашего лагеря усмотрена неприятельская партия. Это побудило главнокомандующего послать навстречу неприятелю несколько полков конных при одном корпусе пехоты.

Я предложил генерал-лейтенанта графа Остермана-Толстого, который отличился в последнюю войну храбростью и упорством в сражении. Надобен был генерал, который дождался бы сил неприятельских, и они бы его не устрашили. Таков точно Остерман, и он пошел с 4-м корпусом.

Дано приказание 6-му корпусу расположиться против города. Мост чрез Двину был цел, и еще устроен понтонный. Арьергард приблизился, чтобы не быть отрезанным с левого берега.

Граф Остерман встретил в двенадцати верстах часть передовых неприятельских постов и преследовал их до Островны. Здесь предстали ему силы несоразмерные, и дело началось весьма жаркое. Неприятель наступал решительно. Войска наши, роптавшие на продолжительное отступление, с жадностью воспользовались случаем сразиться; отдаление подкреплений, казалось, удвояло их мужество.

Лесистые и скрытые места препятствовали неприятелю развернуть его силы; кавалерия действовала частями, но, по малочисленности нашей, они совершенно были в пользу нашу. Граф Остерман, имея против себя всегда свежие войска, должен был наконец уступить некоторое расстояние, и ночь прекратила сражение. Неосмотрительностью командира двух эскадронов лейб-гусарского полка потеряно шесть орудий конной артиллерии[111]111
  Эскадроны введены в лес, преследуя неприятельские аванпосты; внезапно атакованные, опрокинуты, орудия захвачены, не снятые с передков. (Примеч. Ермолова.)


[Закрыть].

Урон был значителен с обеих сторон. В подкрепление графу Остерману послан с 3-й пехотною дивизиею генерал-лейтенант Коновницын – в царствование Екатерины II [он] командовал пехотным полком; в последнюю против поляков кампанию, действуя отдельно, дал заметить себя отлично храбрым и предприимчивым офицером; дивизия под начальством его обращала на себя внимание примерным порядком.

На другой день рано поутру, заняв выгодную позицию, с свойственною ему неустрашимостью, Коновницын удержал ее долгое весьма время, ни шагу неприятелю не уступая. Граф Остерман, ему содействуя, составлял резерв; прибыла кирасирская дивизия, но по свойству местоположения не была употреблена. Артиллерия постоянно оказывала большие услуги. Главнокомандующий, желая иметь точные сведения, приказал мне отправиться на место боя.

Вскоре после прислан генерал-лейтенант Тучков 1-й с гренадерскою дивизией, и положение наше было твердо! В два дня времени неприятель сражался с главными своими силами, которых чувствуемо было присутствие по стремительности атак их. Ни храбрость войск, ни самого генерала Коновницына бесстрашие не могли удержать их. Опрокинутые стрелки наши быстро отходили толпами. Генерал Коновницын, негодуя, что команду над войсками принял генерал Тучков, не заботился о восстановлении порядка, последний не внимал важности обстоятельств и потребной деятельности не оказывал.

Я сделал им представление о необходимости вывести войска из замешательства и обратить к устройству. Они отдалили кирасир, прибывших с генерал-адъютантом Уваровым, и другие излишние войска, производившие тесноту, и сделали то, по крайней мере, что отступление могло быть не бегством.

Невозможно оспаривать, что, продолжая с успехом начатое дело, приятно самому его кончить, но непростительно до того простирать зависть и самолюбие, чтобы допустить беспорядок, с намерением обратить его на счет начальника. В настоящем случае это было слишком очевидно!

Пославши генерала Коновницына с дивизиею к графу Остерману, главнокомандующий приказал 6-му корпусу и арьергарду графа Палена присоединиться к армии; сообщение с правым берегом прервано, мост разрушен и понтоны сняты.

В тот же день утром осматривал главнокомандующий занимаемую для армии позицию полковником Толем. Я сопровождал его и удивлен был, что он не обратил внимания на множество недостатков, которые заключала в себе позиция. Местоположение по большей части покрыто было до того густым кустарником, что квартирьеры, не видя один другого, откликались на сигналы; позади трудный переход чрез глубокий ров; сделать спуски недоставало времени.

Главною целью было закрыть город. Я возразил против неудобств позиции, объяснив следующее мое мнение. Дать генеральное сражение опасно, будучи отдаленными от средств пополнить потери. Еще не уничтожена совершенно надежда соединиться с 2-ю армиею – главным предметом, с некоторого времени, нашего отступления. При неудаче большая часть войск должна проходить чрез город, остальная – необходимо чрез ров.

Если решено принять сражение, то лучше несравненно устроить армию по другую сторону города, имея во власти своей кратчайшую на Смоленск дорогу. Уступивши Витебск, мы прибавим одним городом более ко многим потерянным губерниям, и легче пожертвовать им, нежели другими удобствами, которых сохранение гораздо важнее. Главнокомандующий изъявил согласие, но готовился дать сражение и приказал избрать место за городом на дороге к Смоленску.

Сражение при местечке Островне началось с наступлением вечера, и, возвратясь уже ночью, я донес обо всем главнокомандующему, а от него узнал о приуготовлении новой позиции. Я осмотрел ее с началом дня, когда в нее вступили уже войска. Нашел, что она также лесистая, также трудные между войск сообщения, обширная и требует гораздо большего числа сил.

На правом фланге два корпуса – графа Остермана и Багговута – отрезаны глубоким оврагом, чрез который и в отсутствие неприятеля с трудом перевозили артиллерию. На левом фланге были высоты, на которых устроенные батареи могли действовать в продолжение наших линий; переменить боевой порядок невозможно, не затрудняя отступления. Предположив атаку правого крыла, надобно было подкрепить его, а с поспешностью совсем невозможно, разве без артиллерии.

Генералу графу Палену составлен особый авангард, с которым вступил он в дело, сменивши войска генерала Тучкова 1-го, графа Остермана и Уварова, недалеко уже от занятой армиею позиции. Долго в виду ее удерживал стремление неприятеля.

Наконец, отступивши за речку Лучесу, искусно воспользовался крутыми ее берегами для защиты находящихся в нескольких местах бродов. Французская армия, заняв все против лежащие возвышения, казалось, развернулась, для того чтобы каждому из своих воинов дать зрелище искусного сопротивления с силами несравненно меньшими, показать пример порядка, словом, показать графа Палена и вразумить их, что если российская армия имеет ему подобных, то нужны им усилия необычайные, опыты возможного мужества!

Не были вы свидетелями, достойные его сотоварищи: Раевский, равный ему непоколебимым хладнокровием и предусмотрительностью, граф Ламберт, подобный мужеством и распорядительностью, и ты, Меллер-Закомельский, в коем соединены лучшие их свойства, достоинства замечательные, но которому можно упрекнуть одною чрезмерною скромностью.