Текст книги "Никогда не было, но вот опять. Попал (СИ)"

Автор книги: Алексей Борков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Палкой начертили на глине круг отошли метров на двадцать, начали стрелять. Сначала стрелы ни как не хотели лететь в мишень, но потом, приноровившись, стали попадать в нарисованный круг. Архипка оказался прирожденным снайпером и через некоторое время клал все пять болтов в цель. У Леньки получалось похуже. Его лучший результат четыре стрелы в мишень, одну в «молоко». Стрелы уходили в довольно плотную глину почти целиком. Доставая их, изрядно расковыряли и обрушили склон. Настрелялись вдоволь, извозились в глине и потопали домой.

Дома дед спросил:

– Ну что стрельцы, как самострел?

Отвечать Ленька позволил мне:

– Отличная штука! Надо только сделать предохранитель… ну защиту от случайного выстрела и на тетиву, там где она трется об ложе, нужно накрутить проволоку, чтобы не перетерлась и не порвалась.

– Чего, чего нужно сделать? – не понял дед.

Пришлось рисовать предохранитель, показывать на арбалете, где нужно его установить, и где тетиву обмотать проволокой. Дед посмотрел, посмотрел и выдал:

– Больно мудрено, летна боль. Ну да ладно! Иди завтра к Ваньке, пусть откует этот твой предохранитель, и проволоку возьми в кузне.

В благодарность подкинул деду идею блочного арбалета. Он проникся и надолго завис обдумывая. Потом спросил подозрительно:

– Это тоже у попа в книгах подсмотрел?

– Нет, сам придумал. Тетива длиннее получается и рваться меньше будет. – снова соврал я.

– Изменился ты Ляксей, как молонья тебя приголубила. Сильно изменился.

– Ну так учусь же. Книги читаю. Баба Ходора писать заставляет про травы.

– Ишь ты как завернул. Спрошу Савватеевну, чему ты там учишься. И это … суббота сегодня. Натаскайте с Архипкой воды в баню. Дрова возьмите и протопите каменку. Как протопится, идите мыться. А то извозюкались как поросята.

Вот блин, выросли Ленька с Архипкой – баню топить поручили. Радости полные штаны! Да уж! Нелегка пейзанская жизнь. Работать приходится все больше и больше. Поневоле задумаешься о том «Кто виноват?» и «Что делать?». А тут еще зима впереди и грядет заготовка дров. Чувствую – попилить нам с Архипкой придется не по-детски. Нет надо, надо деньжат, где-то срубить и валить в город.

На следующий день к Щербаченкам я не пошел. Воскресенье же. Небось бражку пьют Кузьма да Иван, а может и не пьют, а опохмеляются, кто их знает. Дед-то вон довольно редко прикладывается к лагунку (лагунком аборигены называют небольшой бочонок, в котором заводят бражку). У деда он стоит под кроватью, причем не торчком, а на боку на специальных брусочках, квадратным отверстием вверх. По субботам после бани дед накатывает стаканчик – другой, но без фанатизма. Может и сыновей в трезвости воспитал. Но проверять не буду. К Бабе Ходоре пойду.

Топаю не спеша, обдумываю устройство лесопилки. Доски нужны. Сортир к зиме построить хочу. Сортиров ни у кого нет. В пригонах да за сараями нужду справляют.

В принципе ничего сложного в пилораме нет, главное решить с силовой установкой. Чем пилы двигать? Лучше всего паровую машину приспособить. Да где ее взять? А может построить большое беличье колесо; мальчишек туда, пусть бегут и крутят колесо. Нет, мальчишки не подходят, легкие они, сил маловато. Деда с сыновьями в колесо загнать? Представив бегущего в колесе деда, развеселился. В голове захихикал Ленька, который в последнее время все больше и больше тихарится где-то внутри, а когда вылазит, рассуждает уже вполне по взрослому, да речь становится все грамотнее. Как ни как тринадцать лет уже исполнилось недавно.

Я же за собой стал замечать черты характера ранее не свойственные мне. Чувствую, что решительней стал, злее, и как бы поистончилась свойственная мне интеллигентность. Ну, к примеру, если раньше я никогда бы первым не двинул в морду какому-нибудь уроду, то теперь даже и не засомневаюсь.

Да вот кстати и они – уроды. Ну то есть урод-то один – Косой и трое с ним помладше, и явно по мою душу. Хреновато! Похоже огребусь я сейчас трюнделями. Кабай еще, куда-то свинтил, сучку что ли течную учуял. Вот блин ходок! Был бы пес рядом не решились бы мне морду бить. Кабай песик серьезный может и откусить, что нибудь болтающееся. Хотя может быть отбрешусь.

– Ну чё Немтырь? Вот и встретились. Щас пожалеешь, что молонья тебя не убила. – С гаденькой ухмылкой Сенька не спеша подходил ко мне.

Нет, не отбрешусь, Косой настроен решительно и похоже бить меня будут больно. Я отступил на пару шагов назад, оглянулся и понял – не убежать. Придется прорываться:

– Косой да ты никак боишься один на один со мной встречаться. Целую артель вон собрал. Трусишь падла! – и в подтверждение сказанного плюнул ему под ноги. Я нарывался специально, думал, разозлится Косой, кинется на меня, а я постараюсь увернуться и может быть даже повезет свалить его на землю, и пока остальная троица наверняка некоторое время будет пребывать в растерянности, сделать ноги. И у меня почти получилось.

От моей наглости у Косого сорвало крышу и он, зарычав, широко размахнулся, желая размазать нахала одним мощным ударом. Так бы оно и случилось, но я уклонился и кулак просвистел над ухом. Я же основанием ладони снизу вверх двинул ему по носу. И собрался проскочить мимо схватившегося за нос Косого. Но тот оказался крепче, чем я ожидал. Оттолкнув меня, он закричал:

– Чего стоите? Бейте его.

И меня начали бить. Сначала я держался, крутясь как ужаленный, даже заехал пару раз кому-то по уху. Но быстро оказался на земле. Тут врагам моим надо было угомонится и соблюсти пацанское правило: «лежачего не бить». Но видно мое сопротивление разозлило их и меня стали пинать.

Выручало еще то, что троица была босой и попинать хорошенько у них не получалось. Слава богу нет здесь «канибадамских мастеров, что на носок сапога железные подковки приколачивают», вспомнил я любимую книжку моего детства[1]1
  Соловьев. «Похождения Ходжи Нассредина».


[Закрыть]. Обутый в сапоги Косой не сразу оправился от удара по носу. Но когда проморгался, то тоже принял горячее участие в деле воспитания наглого шкета. Он настойчиво пытался заехать сапогом мне по носу. Я же, приняв позу зародыша, как мог, закрывался руками, чувствуя, что надолго меня не хватит.

Спас Кабай. Он вылетел откуда-то из переулка и всеми своими сорока с лишним килограммами обрушился на Косого. Тот упав на бок быстренько повернулся на живот, спасая свое горло от разъяренного пса.

– Фу! Кабай нельзя! – прохрипел я, встав на колени.

Кабай недовольно рыкнул и клацнул зубами в непосредственной близости от уха перепуганного Сеньки. Пацаны замерли на секунду, а потом потихоньку стали пятиться. Пес придавив передними лапами сомлевшего Косого, ощерил пасть показывая здоровенные белые клыки, издал, не передаваемо звериный рык, от которого даже у меня по спине побежали мурашки. Самый тощий из троицы, взвизгнув испуганно, бросился, сломя голову, прочь. Двое других тоже не задержались и резво кинулись догонять приятеля.

Кабай проводил их взглядом, потом, смешно дергая носом, обнюхал, уткнувшегося в землю, Косого, неожиданно поднял ногу и, по собачьи деловито, оросил лежащего. После чего вполне осмысленно посмотрел на меня, как бы говоря «Кого ждем? Пошли уже».

Я, опираясь на холку пса, поднялся на ноги. Было большое желание немного попинать урода, но, поразмыслив, решил, что уподобляться быдлу мне западло, пес его уже достаточно унизил, пометив как столбик. Пошевелив ногой распластавшуюся тушку, прошипел разбитыми губами:

– В следующий раз останавливать пса не буду. Пусть тебе, падла, хозяйство отгрызет, чтобы таких же козлов не наплодил.

Не знаю, услышал Косой или нет – это не имело уже никакого значения. Меня ощутимо потряхивало из-за адреналинового отката. Поэтому, проковыляв вдоль улицы метров двести, я уселся на бревнышко, лежащее возле одного из домов, отдышаться и подумать над неожиданно нарисовавшейся проблемой.

Не оставит в покое Косой. Подловит меня, когда я буду без собаки. Да и Архипке тоже надо опасаться. И ему при случае несдобровать. Вдвоем с Архипкой мы конечно от одного Косого отобъемся, но и жилетоносец Фролка с присными, тоже имеет к нам какие-то претензии. Не даром на пляже, пацаны, едва завидев приближающихся мажоров, поспешили одеться и готовы были немедленно удрать.

Вывод один – надо заняться укреплением хилого тельца, ну и свою бандгруппу создавать. Озадачить Архипку подбором кадров. Наверняка среди деревенских пацанов найдутся обиженные Косым или мажорами. Собрать три – четыре организма, замотивировать, поучить драться не как попало в одиночку, а организованно в группе, помогая и прикрывая друг друга, да и отлупить пару раз того же Косого с компанией; вот и отстанут мажористые, получив отпор от новоявленной деревенской ОПГ. Да наверняка и в будущем пацаны пригодятся.

Только вот тренировать нас кто будет? А …? Где вы – монахи Шаолиньского монастыря, или японские сэнсеи помогающие нормальному попаденцу научится мордовать своих врагов? Ау! Не наблюдается таковых ни в селе ни в окрестностях. Не дошли! Потерялись наверное по дороге. Придется самим чего-то изобретать. А ведь видел в интернете книжку Харлампиева про самбо. Нет, чтоб скачать да изучить, но не скачал, не изучил, лишь мельком посмотрел иллюстрации, да и забыл.

А собственно, что я так парюсь. Мои нынешние враги – это всего лишь дети. Ну тогда я кто? Вот блин! Ну не ощущаю я себя семидесятилетним стариком, совсем не ощущаю. Но и пацаном малолетним тоже не явлюсь. И сегодняшняя трепка меня не сильно напрягла в моральном плане.

Помнится в детстве и ранней юности, попадая в похожие ситуации, я сильно страдал и вовсе не от побоев, страдал от собственного бессилия и унижения, от уязвленного самолюбия страдал. Даже делал попытки заняться боксом, но боксерской секции вблизи не было, а в спортзале «Динамо» меня не приняли из за плохого зрения.

В этой же ипостаси никаких проблем со зрением нет. Зрение как минимум сто процентов. Не испортил его Ленька пока чтением. Будем надеяться, и не испортит.

Интересно его самолюбие как-то страдает от того, что этому тельцу изрядно досталось? «Чего страдать? Это тебя били, а не меня». Ишь ты, прорезался. Морда-то у обоих болеть будет. «А…! Ерунда! Пройдет. К Бабе Ходоре иди, пусть полечит». И снова спрятался, тихушник.

Я встал с бревнышка, потрогал языком зубы; вроде целы. Голова гудела, но не тошнило, значит, сотрясения нет. Левый глаз заплывать начал. Похоже Косой пробил раза два сапогом по морде. Вот гад! Хотя вспоминаю, что голова уже больше недели побаливает и жрать постоянно хочется. Это что же получается? Или я расту ускоренно, или мозг усиленно выращивает новые связи между нейронами, чтобы было где разместить информацию. Ведь я ее до хренища затащил в Ленькину башку. Скорее всего, и мозг ускоренно развивается, и тельце растет. А как иначе? Мозги питать надо. А в хилом тельце и мозги расти не будут.

Под это дело вспомнились, виденные в интернете, лекции некого профессора Савельева, который с видом человека обладающего истиной в последней инстанции, вальяжно рассуждал о мозге. Немного забавляла меня эта манера, но рассказывал он о вещах мне не известных, языком простым, не злоупотребляя специальными терминами. Говорил о том, что мозг состоит из нескольких десятков систем, которые варьируются многообразно. Это многообразие и порождает индивидуальные особенности и таланты каждого человека.

Социальные потрясения и революции восемнадцатого, девятнадцатого и начала двадцатого веков объяснял тем, что промышленно-техническое развитие потребовало людей с определенной организацией мозга. Требовалось таких людей все больше и больше и, в конце концов, осознав свою силу, они стали добиваться своей доли пирогов и пышек.

А ничего так теория – простенько и со вкусом. Если продолжить ее на век двадцать первый, где грядет информационная революция и востребованы будут люди эту информацию создающие, хранящие, обрабатывающие и впаривающие массам, в виде простеньких идей. Представив себе царство грядущего хакера, немного развеселился.

Хотя есть в этих рассуждениях некая сермяжная правда. Недаром в двухтысячных годах прямо косяком пошли, поучающие народ по ящику, носители самой примитивной информации: артисты, певцы и другие представители свободных профессий. Особенно умилительно высказывались некоторые певички. У них у всех из-за пятой графы в анкете, в Советском союзе возникали неимоверные трудности. Дома у них не было ни рояля ни еды, в школе их травили сверстники и учителя, в институты их не принимали, нести культуру в массы не давала условная антисемитка Фурцева. Одним словом мрак кромешный. Еле дождались, сердешные, свободы и демократии.

А вот я, наверное, жил в совсем другом Советском Союзе. Ну не помню, чтобы в детстве и юности кто-то из нас интересовался национальностью сверстников. Были в приятелях и евреи, и казахи, и немцы, и даже один армянин, и никто не заморачивался пятой графой.

Я же до сих пор с большим уважением вспоминаю своего первого начальника – мастера фрезерного участка инструментального цеха завода «Трансмаш», щуплого пожилого еврея, Гродзинского Наума Абрамовича. А зауважал я его, когда он, увидев мои довольно неуклюжие попытки отфрезеровать кривую поверхность по разметке, сам встал за станок и в течении нескольких минут обработал деталь настолько точно и чисто, что мне осталось только вздохнуть и тихо позавидовать. Увы, такого профессионализма я за свою, правда не слишком длинную карьеру в качестве фрезеровщика-универсала, так и не добился.

Что-то развспоминался я, расфилософствовался. Мозги Косой мне, похоже, стряхнул. Ишь вон, какую теорию соорудил. Проще, проще надо быть, тогда и люди будут добрее, ну и морда соответственно, целее.

Баба Ходора, увидев мою покоцанную физиономию, спросила:

– Это кто ж тебя, милок, так разукрасил?

Ответил цитатой из киноклассики:

– Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс.

Баба Ходора классику, конечно, не знала, но гипсом заинтересовалась:

– Гипс? Какой такой гипс?

Вот блин! Опять прокололся. Ведь не отстанет. Придется рассказывать:

– А разве ты не знаешь? Пирогов, ну это доктор знаменитый, вроде еще лет тридцать назад гипс применял при переломах костей. А гипс это материал такой. Размочишь его в воде, а потом он высохнет и затвердеет как камень. Пирогов размельченным гипсом марлевые бинты натирал, потом замачивал в воде и в мокром виде на сломанную руку или ногу наматывал. Гипс затвердевал и не давал сломанным костям шевелиться. Подробнее лучше у студента расспросить. Там свои тонкости есть и их нужно соблюдать иначе плохо будет.

– И откуда ж ты так много знаешь всего?

– Про Пирогова читал, а гипсовую повязку сам таскал больше месяца в детстве. Руку сломал ну доктор повязку и наложил. А когда кости срослись, повязку срезали.

Расспрашивая, Баба Ходора достала из сундука кошелек и, покопавшись в нем, извлекла, приличных размеров медную монету:

– Приложи пятак к глазу и держи, синяк поменьше будет, а то вон как наливается.

Я приложил монету к заплывшему глазу и, действительно, стало как будто легче. Баба Ходора, между тем, мазала мои ссадины и царапины, попахивающей дегтем и болотом, мазью и что-то бормотала тихим шепотом. Заговаривала однако.

Хотел приколоться насчет мази Вишневского, но вовремя прикусил язык. Двинутая на медицинской теме, женщина не отпустила бы меня живого, пока б не выпытала все об этой «чудодейственной» мази. Вот блин! Осторожнее надо языком трепать, а то и Бабе Ходоре придется отращивать новые синапсы или что там еще. Информации я ей нехило вывалил, пусть осмысливает ее постепенно.

Закончив лекарские процедуры, она спросила:

– Ты чего пришел то?

– Хотел с тобой позаниматься гипнозом, да придется отложить на время. Сильно мне гады по мозгам настучали. Не до гипноза мне сегодня. Домой пойду, отлежусь маленько.

Дома застал Архипку, который под руководством деда собирал второй арбалет. Увидев мою разукрашенную физиономию дед насмешливо похмыкал, а Архипка кинулся было с расспросами, но я его остановил:

– Потом расскажу. Давай доделывай самострел. Завтра попробуем глухаря подстрелить. А я пойду прилягу. Баба Ходора сказала, чтоб полежал немного.

С авторитетным мнением Бабы Ходоры спорить никто не стал, и я отправился на лавку отлеживаться. Хотелось заодно обдумать свое дальнейшее житье-бытье. Но строить планы не получилось – уснул.

Проснулся утром следующего дня. Нехило так поспал – часов шестнадцать не меньше. Просканировал тушку. На удивление ничего не болело, синяки имелись, но вид их был такой как будто им уже неделя. Однако! Сильна Баба Ходора! Или это у меня такая сильная регенерация? Ну как бы то ни было мне это только в плюс. Спустя некоторое время я, свистнув Кабаю, топал к кузнецам на Мшанку.

Ивана в хате не застал. Его жена, еще довольно молодая и по деревенским меркам красивая баба, хлопотала у печи, а по полу шустро ползал крепенький карапуз. На спине у него восседал белый пушистый котяра и руководил движением. Он лапой хлопал пацана по щеке и тот, заливаясь счастливым смехом, поворачивал в эту сторону. Кот другой лапой хлопал по другой щеке и пацан поворачивал в другую сторону. Заметив мое удивление, женщина с улыбкой сказала:

– Дениска с Васькой еще не то вытворяют. А ты зачем пришел то?

– Тятя велел кое-что отковать.

– Так в кузню иди, там Иван с Кузьмой коней куют. Хотя погоди. На вот пирогов поешь, да и им отнесешь горяченьких пусть перекусят.

Пироги были вкуснейшими, особенно если их есть со сметаной. Варвара, так звали жену Ивана, с удовольствием смотрела, как я наворачиваю ее стряпню. Когда наелся, Варвара подала приготовленный узелок с пирогами:

– На вот. Мастерам отнеси – пусть покушают.

Возле кузницы процесс ковки лошадей был в самом разгаре. Коня заводили в специальный станок, коротко привязывали, Иван брал лошадиную, ногу сгибал ее в коленке и укладывал ее на специальный чурбачок, пристегивал к чурбачку ремнем. Потом обрабатывал копыто специальным скребком, прикладывал подкову и прибивал хитрыми плоскими гвоздями, острия которых вылезали наружу сбоку копыта и потом загибались. Коняга стоически переносил экзекуцию, лишь изредка взмахивал хвостом, отгоняя насекомых.

Но вот последняя лошадь докована, деньги получены и мастера сели отдохнуть на бревно, лежащее у стены. Тут и я подкатил с узелком:

– Варька твоя опять пирогов напекла. – сказал Кузьма развязывая узелок. – Знатные пироги у нее получаются.

Иван довольно хмыкнул, молча, сгреб пирожок и стал неторопливо жевать. Было видно что Варьку свою он любит и немного гордится умением жены.

– Чего-то маловато сегодня пирогов она прислала. – Сказал Кузьма с удовольствием поглощая стряпню.

– Да поди Ленька дорогой слопал. – Усмехнулся Иван.

– Ленька? Этот может.

– Да не ел я ваших пирогов. Тетя Варя меня дома накормила со сметаной. А у вас я всего один взял вот для него. – Сказал я указывая на пса, который сидел молча в сторонке, старательно делая вид, что пироги его совершенно не интересуют. Кузьма засмеялся и, оторвав от очередного пирога половину, бросил Кабаю. Тот покосился на меня, как бы спрашивая разрешения и, дождавшись моего кивка, быстро расправился с угощением.

– А кто ж тебе рожу-то так разрисовал? – полюбопытствовал Кузьма. – Ишь фонарь какой под глазом хоть на крюк вешай.

– А ерунда. – Отмахнулся я. – Сенька Косой с друзьями меня подловили. Больше бы наваляли, да Кабай Сеньку свалил и чуть не погрыз.

– Молодец какой. – Сказал Иван и бросил псу свою половинку пирога, вытер руки об кожаный фартук и позвал: – Митька подь сюда.

Из дверей кузницы показался хмурый подросток с измазанным сажей лицом. Был он постарше Леньки, почти на голову выше и в плечах гораздо шире и чем-то неуловимым походил на деда Софрона.

– Чего батя?

– Пироги поешь, мать с Ленькой передала.

Митька взял пирог и тут же отломил половину псу. Иван, показывая на меня, сказал:

– Вишь как Косой с дружками Леньку отделали.

Тот, глянув в мою сторону, ухмыльнулся и вопросительно посмотрел на отца.

– Объясни Косому с друзьями, что Щербаков трогать нельзя.

– Как объяснить то? Отлупить что ли?

– Ну, если слов не поймет, то и отлупи.

– Ладно, и объясню и отлуплю, что б лучше понял.

И ведь правда отлупит. За ним не заржавеет. Вон кулаки какие. Пожалуй, не всякий взрослый мужик с этим подростком справится.

– Не надо Косого лупить. Сам с ним разберусь. Я не за этим пришел.

– Ну как знаешь. Чего хотел то?

– Надо две таких штуки отковать.

Я не рискнул делать чертеж, а выстругал из дерева макет детальки. Иван повертел в руках деревяшку и спросил:

– Что за хрень такая?

– Деталь для самострела. Тятя сказал, что вы откуете.

– Ну, раз «тятя» сказал, то откуем. Митька на деревяшку. Сможешь отковать?

– Чего не смочь. Излажу. Пошли, поможешь. – Кивнул он мне.

В кузне Митька пошарился в железном хламе, выудил оттуда железку, повертел в руках и засунул в горн.

– Качай меха. – Сказал он мне.

Что такое меха я знал, видел в детстве у отца в кузнице и, похоже, здешние по конструкции мало чем отличались. Схватив ременную петлю, я потянул ее вниз. Перекинутая через небольшой блочок, веревка поднимала верхнюю часть мехов и воздух засасывался, затем под тяжестью груза верх мехов опускался и очередная порция воздуха поступала в горн. Правильную перекачку воздуха видимо обеспечивала пара клапанов. Конструкция их мне была не известна, но наверняка что-нибудь предельно простенькое, как почти все механизмы, которые я видел в этой деревне.

Качать меха было тяжело. Митька насмешливо смотрел на меня. Потом молча, отобрал кожаную ручку и начал качать в приличном темпе. Видно было, что процедура ему привычна и работать в таком ритме он может долго. Однако через минуту он бросил нагнетать воздух и, поворошив кочергой в горне, обратился ко мне:

– Что за самострелы такие вы делаете?

Я посмотрел на парня и решил, что его надо обязательно привлекать в свою банду. Не сейчас, а попозже. Сейчас Митька относится к Леньке снисходительно и ничего слушать не будет. Надо его заинтересовать.

– Самострелы обыкновенные. Приходи к нам сам увидишь.

– Ладно, зайду.

Митька оказался вполне приличным учеником кузнеца. Он за полчаса отковал мне два предохранителя и показал проволоку, которая у них была. М-да! Что-то я постоянно туплю. Я представлял себе тоненькую проволочку и скорее всего медную, а тут кусок стальной проволоки толщиной не менее полутора миллиметров. Вряд ли получится намотать ее на тетиву. Ну на нет и суда нет, обойдемся и без проволоки.

Глухаря мы с Архипкой не подстрелили, не дался нам глухарь. Рябчиков – этих да, постреляли. Митька не утерпел, примчался в тот же день. С ним и ходили добывать глухаря. Арбалет его впечатлил. Я сказал, что дед тоже хочет себе такой же сделать. Митька покивал и задумался. Похоже, появятся еще два арбалета и митькин арбалет будет не намного слабее дедовского; уж больно здоров хлопец для своих лет.

Попытался соблазнить деда и братьев Кузьму да Ивана соорудить лесопилку, но получил отлуп. Не пожелали кузнецы менять устоявшуюся жизнь на хлопоты и маяту изготовления вундервафли. Дед трезво смотрел на жизнь и сразу же нашел слабое место проекта.

– Доски кому продавать будешь? Летна боль! В селе они не слишком-то нужны, а возить их куда, себе дороже. А чтобы лесопилка работала надо Мшанку перегородить да колесо поставить. Это ж сколько работы то.

Пришлось признать, что дед полностью прав. Кроме того я подозревал, что изготовить сей, на первый взгляд, простой механизм будет совсем не просто. Наверняка вылезет куча не учтенных трудностей; замучаешься их преодолевать. И значит надо построить совсем небольшую лесопилку. Можно сказать детскую. Тем более, что Митька заинтересовался. А Митька это серьезно и если дед поможет, а он поможет, никуда не денется, то малую лесопилку сделать вполне реально.

Никудышный из меня прогрессор получился. Две недели Митька я и Архипка вкалывали не разгибаясь, пытаясь изладить маленькую лесопилку. И пока дед с сыновьями не подключились ничего у нас не выходило. Но даже после того как девайс был изготовлен нормально пилить даже тонкие бревнышки он отказывался. И если бы не дед с Митькой ничего бы у меня не вышло, бросил бы я эту затею. Митька же с дедом терпеливо вникали в проблему и находили способ ее решения. В конце концов малая лесопилка заработала.

И вот Архипка и я сидели за неким подобием велосипедов и с помощью педалей раскручивали довольно тяжелый маховик. На одной оси с маховиком был закреплен малого диаметра шкивок, соединенный, широким кожным ремнем, со шкивом большого диаметра. Маховик раскрутился и дед опустил прижимной ролик и рама с четырьмя пилами пришла в движение. Митька стал подавать закрепленное на специальной тележке бревнышко и посыпались опилки. Минут через двадцать мы имели три двухметровые доски и два горбыля.

– Ишь ты! Ловко-то как, летна боль. – Сказал дед, беря в руки свеже-пиленую доску.

– Что? Запалились? – Усмехнулся он, глядя на запыхавшихся пацанов. – Нут-ка Кузька смените мальцов.

Кузьма махнул рукой Митьке и они, взгромоздившись на наши места, даванули так, что не слишком хорошо отбалансированный маховик затрясся как в лихорадке.

– Легче, легче идолы! – Закричал Иван. – Развалите механизму.

Бугаи сбавили темп и распластали второе бревнышко минут за десять. Дед не выдержал и, согнав их с «велосипедов», сел сам и следующее бревнышко распилил, не напрягаясь, минут за пятнадцать. Когда за педали полез Иван, пришлось остановить его, чтобы осмотреть «механизму». Все таки опорные подшипники были деревянными и смазывались дегтем. На удивление с подшипниками все было нормально, а вот пилы нагрелись.

– Не надо так быстро крутить, а то пилы перегреются и их поведет. Ну и подшипники с рамой нужно смазывать почаще.

На том и порешили. Иван не торопясь распилил еще три бревнышка и заготовки закончились.