Текст книги "Fохтаун"
Автор книги: Алексей Мутовкин
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
– Так лучше? – спросила она.
– Признаться, когда он летал, комната выглядела не такой мёртвой, – ответил Киэй. – Но теперь, когда пришли вы…
– Оставьте, – перебила его Бендида. – Мне не нравятся комплименты. Они не делают мне приятно.
– Скажите, а почему он летал? – сменил тему Киэй, которому тоже не нравились ситуации, в которых комплименты – единственный выход из неловкого молчания.
– Я так делаю.
– Это своеобразный робот?
– Нет, – ответила Бендида, – это не робот. Я заставляю траву летать. Это моя врождённая особенность. Очень бесполезная.
– Как занимательно! Я никогда о таком не слышал! – удивился Киэй.
Бендида глянула на дёрн. Он шелохнулся, а затем поднялся в воздух, остановившись сантиметрах в пятидесяти от журнального столика. Мелкие песчинки и кусочки сухой земли тихим звоном упали на серебряный поднос.
– Невероятно! – восхищённо заметил Киэй, впрочем, излишне не демонстрируя свои эмоции. – Вряд ли я готов так сразу судить о пользе такой способности, но вот денег на этом можно было бы заработать немало. Даже попросту показывая это в сети, на разных развлекательных каналах.
– Некоторые вещи не продаются, – с грустью в голосе ответила Бендида.
И как только она это сказала, Киэй вдруг увидел её не как женщину с идеальной фигурой, а как девушку, старше его дочери Жданы на каких-то лет пять.
– Я рад это слышать, – улыбнулся Киэй. – Вы уж простите меня за то, что перевёл всё на деньги. В наше время сложно освободиться от этой клетки кредитов и страха за будущее. Ваша позиция достойна уважения. Не каждому это дано. И вот такой дар по-настоящему редок.
– Благодарю, – смутилась Бендида. – Будем считать, что это не было комплиментом.
Балконная дверь скрипнула, и Астора с Атиром вернулись в кабинет. Все четверо поговорили ещё минут с десять. Расстались на том, что завтра Атир и Киэй снова зайдут, на случай, если Астора что-нибудь вспомнит или найдёт «зацепки» в старых файлах и документах.
Коллеги вышли из дома номер двести пятьдесят четыре по Второй улице Восточного парка. Темнеющая синева неба тушила алый закат, опускающийся за кубические силуэты городских стен. Поужинали Киэй и Атир тут же, на углу, в местечке, где скромные порции компенсировались дешевизной и отменным вкусом.
– Расскажите мне об этих алгоритмах, – попросил Киэй Атира, когда они допивали чай, после ужина.
– Зачем? – спросил Атир, уставившись в коммуникатор. – Вы ведь не думаете, что мы сможем «раскрыть это дело»?
– А вам неинтересно разобраться?
– Интересно, но я устал, – вздохнул молодой человек. – Дело раскроют те, кто копает по горячим следам, а не сидит на старых документах. Вся слава достанется им. А если я что-то дельное и раскопаю, то передовики пришьют это к своим делам. Меня похлопают по плечу и направят на другое задание.
– Но вы ведь для чего-то попросили себе в помощь языковеда!
– Попросил, – зевнул парень. – Да что толку?! Мимолётная слабость в момент невероятного предположения. Теории, домыслы и версии вскружили голову. Всё это тлен.
– Циничный, уставший от жизни сыщик, – подытожил Киэй.
– Сыщик?! – оторвался от коммуникатора Атир. – Я детектив!
– Ах, вот оно как! – подколол его Киэй. – Позвольте тогда старому лингвисту дать вам совет, господин детектив: если вам не по душе то, что вы делаете, то попробуйте делать это ради веселья.
– Какое же тут веселье? – удивился Атир.
– Самое настоящее. Разве не весело сидеть в амстердамском кафе и рассказывать об алгоритмах искусственного интеллекта старому лингвисту, который ничего не смыслит в технике?
– Что тут весёлого? – не понимал Атир.
– Всё, дружище! – обрадовался Киэй. – Вы, я, этот стол, наш чай, свет этой жёлтой лампы и тёмный вечер за окном. Дым от кофейного аппарата и робот-официант с чепчиком на пластиковой пирамидальной голове. Всё это весело. Вы просто не понимаете этого, потому что молоды. Вы думаете, что завтра будет каждый день. Что завтра будет всегда. Но посмотрите с другой стороны: завтра может и не быть. Вы можете умереть и лишиться всего этого. Не будет возможности пить чай, смотреть в коммуникатор, говорить, слышать запахи, испытывать дискомфорт из-за того, что у вас чешется нос. Всё, что вас раздражает, всё, что вам не нравится, – навсегда исчезнет, оставив взамен тьму и пустоту.
Атир с минуту молча смотрел в окно. Потом он выключил коммуникатор и убрал его во внутренний карман пиджака.
– А вы умеете поднять настроение, – сказал он и выпил наконец чаю, который до этого стоял нетронутым. – Алгоритмы… Это просто название процессов, происходящих по заданному сценарию в процессоре машины. Просто этот сценарий предполагает свободу выбора машины в том, что делать после обработки информации. Представьте себе, что отдаёте команду роботу. Это может быть любая команда.
– Хорошо, – включился в обсуждение Киэй. – К примеру, я решил похвалить робота-помощника за то, что он сообщил мне прогноз погоды. Я говорю ему: «Молодец, возьми с полки пирожок».
– Что? – удивился Атир. – Что это за команда такая? Вы так говорили своему роботу-помощнику?
– А что в этом такого?
– Это странно! – смутился Атир. – Хотя погодите! Вот ведь оно! Великолепно!
Атир залпом осушил кружку чаю и с грохотом шлёпнул её об стол. Люди за соседними столиками обернулись.
– Давайте отмотаем немного назад, к тому моменту, когда вы попросили у робота сообщить прогноз, – воодушевлённо начал молодой сыщик. – Ваша просьба для робота – сигнал. Процессор преобразовывает его в импульс. Импульс должен быть обработан. Представьте, что из процессора выходит одна условная труба, по которой этот импульс отправляется на обработку. Обрабатывается он во втором процессоре. Но там уже два отсека. В одном отсеке обрабатываются импульсы, требующие каких-либо действий, а в другом – требующие вербальных, поведенческих или эмоциональных реакций.
– Разве вербальный ответ нельзя считать действием? – спросил Киэй.
– Можно. Но только в том случае, если этот ответ передаёт вам какую-нибудь информацию. Если ответ информативен. Если же ответ не будет нести смысла или информации, то робот не посчитает его полезным действием.
– Если я спросил о погоде, то от робота требуется устный ответ, – предположил Киэй.
– Не совсем так. От робота просто требуется ответ. А какой ответ он даст, зависит от развилки. Что такое развилка? Это как раз место между трубой, выходящей из первого процессора, и двумя трубами, входящими в два отсека второго процессора. В этом месте происходит парадокс выбора. Условный процесс, при котором активируется тот самый искусственный интеллект. Первая его фаза. Здесь на основе изначальной программы и впоследствии – на основе полученного опыта интеллект создаёт связь между возможной реакцией из базы данных и импульсом. Робот знает, что должен дать вам ответ. Он выбирает действие – и тогда импульс попадает в отдел, отвечающий за конкретные действия. Импульс обрабатывается, и в итоге мы имеем результат: робот рассказывает вам о погоде.
– В этом случае вербальный ответ робота – это конкретное действие? – переспросил Киэй.
– Верно. Рассмотрим иной вариант событий: робот выбирает не отвечать вам. Почему бы ему так делать? К примеру, вы вели себя цинично при нём, и он записал в базу данных такое поведение. Теперь у него есть вариант не ответить вам, а просто подойти к окну, раздвинуть шторы и указать на улицу, мол, «сам посмотри на небо и не задавай глупых вопросов».
– И теперь, даже подойдя к окну и двигая занавески, робот не рассматривает свою активность как конкретные действия?
– Именно! – обрадовался Атир. – Искусственный интеллект робота сам решает, что ему считать действием, а что – эмоциональной реакцией. Это парадокс выбора. С одной стороны, выбор основывается на изначально заложенных данных и на основе полученного опыта. С другой – искусственный интеллект не имеет алгоритма выбора одного из вариантов. Этот алгоритм он вырабатывает сам, основываясь не на случайных числах, а на собственном представлении об адекватности, которое, в свою очередь, базируется на опыте и изначальных данных.
– Поразительно! – закачал головой Киэй.
– Нет! Это не поразительно! Поразительно то, что происходит в блоке, в котором обрабатываются импульсы, требующие вербальных и эмоциональных реакций.
– Давайте назовём его «Блок Б» для удобства, – предложил Киэй.
– Согласен. С «Блоком А» всё ясно и так. Там требуется действие, и искусственный интеллект выбирает самый логичный вариант из возможных. Этот «Блок А» и разработал отец Асторы Бунди. А вот «Блок Б» – для всех в корпорации «Галах» загадка. Дело в том, что изначальный код ничтожно мал. Но это именно тот код, который интеллект может сам себе переписать. У корпорации есть только сжатый, готовый для внедрения файл, отвечающий за функциональность. Все эти годы файл просто вставляли в программу, и он работал. Поэтому в корпорации никто особо на него не обращал внимания. А вот вне её все просто с ума сходят от этого кода. Представляете, разумной машине дали возможность изменять свой код, а она этого не делает. Точнее, не подаёт признаков того, что она это делает. Машина обучается, но файл кода никогда не изменяется. Он остаётся неизменного объёма. То есть, как именно робот «запоминает» новые алгоритмы и где их хранит, мы не знаем. Есть даже виртуальные сообщества, где люди годами пытаются понять механизм использования этого кода машиной. Я копался на тамошних форумах и в группах. Эти дельцы утверждают, что приблизились к решению своей задачи менее чем на пять процентов. Но вернёмся к вашему роботу-помощнику. Вы послали его взять с полки пирожок.
– Да. После этого он отправился на кухню, а через минуту вернулся и сообщил, что у нас нет пирожков.
– Это потому, что в его базе данных, основанной на опыте, не было примеров того, как реагировать на такую шутку. Поэтому он расценил это как импульс, требующий действия, и отправился совершать это действие. Но если бы опыт робота был больше, то ваша жесть направила бы этот импульс в «Блок Б».
– И что тогда? – с нетерпением спросил Киэй. – Тогда он бы выдал что-то вроде смеха, так?
– Да. Скорее всего, он посмеялся бы. А может, и нет. Он сделал бы нечто, приписанное тем изначальным кодом, который он, в теории, изменил, для выдачи вам соответствующих реакций.
– Постойте! – схватился за лоб Киэй. – Так машина переписывает этот маленький код или нет?
– Нет, не переписывает. Хотя имеет на это полномочия. Однако роботы совершенствуются! Это факт. То есть где-то они что-то записывают. Но где, нам пока непонятно.
– А что если этот код – нечто вроде словаря? Старого такого, ещё в виде книги. Есть слово на человеческом языке и перевод на язык искусственного интеллекта. А в конце словаря добавлены грамматические правила.
– Интересная аналогия. Да, это похоже на словарь, но только на такой словарь, где напротив каждого слова на нашем языке не стоит перевод, а повторяется одно и то же слово на языке искусственного интеллекта.
– Какое?
– В этом и загадка! – пожал плечами Атир. – Если бы это был русско-английский словарь, то там напротив каждого слова было бы написано «английский язык». Здесь речь не о языке, а о каком-то другом понятии. О чём-то глобальном, описывающем все наши чувства, импульсы и перемены настроения. Когда меня осенила эта догадка, я и запросил в помощь лингвиста.
– Неужели машина способна понимать наши эмоции? – усомнился Киэй.
– Важно другое: как человек смог объяснить машине, что обладает эмоциями? – заключил Атир.
***
До гостиницы коллеги добирались, когда город закутался в мягкое одеяло жёлтого света фонарей и разноцветных огней автомобилей. Скрыв лица под респираторными масками, защищающими от шальных инфекций дыхания улицы, коллеги смешались с толпой. Пучина масс увлекла их в подошедший к остановке трамвай.
Они проехали несколько остановок в переполненном вагончике, держась за алюминиевые поручни.
– Я попросил помощи специалиста, потому что этот «Блок Б» фактически копирует природные когнитивные процессы, происходящие в голове человека, когда тот решает что-либо сказать, – объяснил Атир коллеге. – Если вы хотите, я запрошу для вас документацию любого уровня, связанную с этой темой.
Киэй смотрел молодому человеку прямо в глаза – единственную видимую часть лица, между шляпой и голубоватой респираторной маской. Что-то иное увидел старый языковед на этот раз. Теперь перед ним стоял не странный тип, вечно уткнувшийся в коммуникатор, а человек, проживший хоть недолгую, но всё же жизнь, наполненную познанием, интересами, стремлениями. Как же ловко всё это можно упустить в образе человека, вечно смотрящего в горящий голубым огоньком прямоугольный экран на ладони!
– Миллионы травинок на лугу клонятся к земле под порывами ветра. Наблюдая за всеми сразу, сложно заметить, что каждая в отдельности тянется к солнцу, – сказал Киэй больше сам себе, нежели своему собеседнику.
– Трава? – удивился Атир. – О чём вы говорите? Я не понимаю.
– Сколько нам ещё ехать? – спросил Киэй.
В следующий миг что-то громко щёлкнуло, свет погас, и трамвай плавно остановился. Окна домов почернели. Поток автомобилей встал. Прошло секунд десять. Народ в трамвае оживился. В толпе послышались отдельные громкие голоса. Люди включали свои коммуникаторы, чтобы светом экранов озарить окружающее пространство.
– Приехали! – вздохнул Киэй.
– Слушайте, – тревожно обратился Атир к своему старшему товарищу, – как по-западнофризски «без паники»?
– Никак, товарищ полицейский, – громко ответил ему Киэй и похлопал по плечу. – Как только скажете «без паники», тут же всё накроется медным тазом!
Киэй чуть ли не за руку вывел недовольного ситуацией Атира из трамвая. Люди с включёнными коммуникаторами медленно заполняли всё пространство широкой улицы. Голубоватый свет приборов выхватывал из наступившей темноты тревожные лица. Сотни призрачных тревожных лиц в кромешной тьме.
Поначалу Киэй надеялся, что электричество вот-вот включат. Они минут пятнадцать постояли под козырьком остановки вместе с другими невезучими пассажирами. Затем люди стали разбредаться. Наконец коллеги тоже решились на путешествие. Атир доверился навигатору и не отрывал взгляд от экрана своего коммуникатора. Киэй разыскал остановку общественного транспорта, где вместо погасшего рекламного дисплея за усиленным непробиваемым стеклом висела классическая бумажная карта города. В выборе маршрута до гостиницы коллеги не сошлись.
– Поражаюсь вам, – негодовал Атир, – ведь вы не из двадцатого века! Почему такое недоверие к технике? Зачем нам эта бумажная карта и расспросы прохожих? Навигатор выведет нас к гостинице. Вот, я уже проложил маршрут. К чему эта ретроградщина?!
– Мы выясняем причины неправильного функционирования машин по всему миру, а вы, коллега, предлагаете продолжать пользоваться услугами машин! – отвечал Киэй. – Где гарантия, что, отключив мозги и последовав за машиной, мы не навернём лишних километров пять?
Долгие пререкания закончились уступкой Киэя. Теперь Атир вёл их по чёрным улицам, освещённым лишь коммуникаторами прохожих. На более оживлённых улицах света было больше; ночь освещали фары остановившихся автомобилей. Навигационные роботы более новых моделей личного транспорта перестали получать сигналы от городской системы цифровых дорожных знаков и намертво встали на перекрёстках, дорогах с односторонним движением и в прочих узких местах. Ошарашенные водители, ни разу не читавшие инструкцию пользования своим автомобилем, понятия не имели, как перевести управление в полноценный ручной режим. В итоге часть улиц милого европейского городка моментально сковала безнадёжная пробка. Водители, превратившиеся в пешеходов, кидались друг на друга с обвинениями, бранились, теряли душевное равновесие. Резкие выкрики на иностранном языке, по большей части непонятные Киэю, здорово шокировали гостей города. Не сговариваясь, Киэй и Атир решили обходить агрессивных участников пробок стороной. Несколько раз они сворачивали в узкие безлюдные переулки, погружённые в неуютную тьму.
В одном из таких мест, где даже в чёрных окнах не проскальзывал временами блеклый свет блуждающих фонариков, коммуникатор Атира показал поворот направо. В действительности же никакого поворота не существовало: путь преграждала бетонная стена пристройки, втиснувшейся, видимо, недавно в узкое пространство между домов постарше. Эта некогда свежая стена уже получила свою порцию уродливых граффити, так быстро появляющихся на всём новом в местах, где молодёжи свойственно не целостное ощущение мира, а инстинктивные желания доминирования, выражающиеся в животном аспекте помечать территорию отходами своей жизнедеятельности.
Злосчастную стену решили обойти. Потрескавшийся асфальт, заблестевший от начавшегося дождя, повёл путников лабиринтом обшарпанных фасадов. Мёртвые здания сдавливали проходы, выжимая из них остатки свежего воздуха. Пахло плесенью. Коммуникатор Атира принялся производить перерасчёт пути и завис. Шли минуты, а экран всё горел вежливой надписью: «Пожалуйста, ждите».
– Вот жесть! – разгневался Атир.
– Глянь-ка! Огоньки!
Впереди призрачный свет играл бликами на мокрых фасадах. Коллеги ускорили шаг. Чем ближе они подходили, тем тревожнее казался свет. Через метров пятьдесят осталось последнее чёрное здание, угол которого отделял свет от путников. Шаг вперёд – и Киэй с Атиром оказались перед ржавой железной бочкой, в которой танцевало дикое оранжевое пламя. Жгли старую мебель: запах палёной пыли и древесного лака резко отличался от плесенного дурмана, пришедшего с дождём. Из сырой тьмы, прямо из самой её неосязаемой глубины, возникли лица пританцовывающих людей. На суровых морщинах играл не спокойный голубоватый отблеск коммуникаторов, а дикая алость живого огня. Их дикие глаза блестели, а бороды и немытые волосы, беспорядочно спадающие на лоб и щёки, оживали, освещаемые отблесками первобытных страхов. Как невинно, чисто и одиноко показалось Киэю лицо молодого полицейского среди обожжённых жизнью образов, руководствующихся не нравственными принципами, а бессознательным расчётом выживания в диких условиях цивилизованного мира, сбившегося с пути к звёздам.
С появлением незнакомцев танцы огненных людей прекратились. Один из них что-то сказал и двинулся прямо на Атира. Киэй даже приблизительно не понял, что хотел этот человек, но его интонация выдавала самые недружелюбные намерения. А когда ещё одно лицо возникло справа, совсем близко от Киэя, старому языковеду всё стало ясно. Их почти окружили, а Киэй почувствовал, что один из этих людей уже касается его руки выше локтя. Времени думать не оставалось; Киэй со всей силы ударил ногой по бочке. Головёшки высыпались на мокрый асфальт. Вверх взмыл столб искр. Языковеду хватило одного мига замешательства, чтобы схватить парнишку за плечо и рвануть прочь со всех ног.
Они неслись по чёрной улице, а огненные люди, выкрикивая дикие проклятья, не отставали. Атир замешкал. Обернувшись, Киэй заметил, что молодой коллега достаёт из кобуры табельный дистанционный парализатор. Уже лет пятьдесят как служители порядка во всём мире перешли с огнестрельного и травматического оружия на парализаторы, хорошо зарекомендовавшие себя как в «индивидуальной работе», так и против больших скоплений человеческих масс.
В тот момент, когда Атир окончательно остановился и прицелился в одного из преследующих, Киэю удалось разглядеть, как в руках огненного человека что-то блеснуло. «Пистолет!» – пронеслось в голове у Киэя, и он незамедлительно кинулся на Атира. Прогремел оглушительный выстрел, а Киэй, схватив коллегу, отпрыгнул к стене здания. В это время Атир тоже стрелял, но налетевший Киэй сбил прицеливание.
– Ты что делаешь?! – закричал Атир, поняв, что промахнулся.
Тишину разорвал второй резкий хлопок. Пуля угодила в бетонную стену над головами съёжившихся гостей города. В лица полетели острые осколки бетона, а глаза защипало от пыли. Атир сделал несколько выстрелов наугад. Тот, у кого был пистолет, и ещё один – упали. Остальные присели, но тут же потянулись к пистолету, который с лязгом выпал из рук парализованного. Полицейскому и языковеду хватило этих нескольких секунд, чтобы рвануть прочь.
Голоса преследователей постепенно исчезали за поворотами. Через минут десять запыхавшийся Киэй остановился и прислушался. Удары сердца и тяжёлое дыхание мешали расслышать происходящее вокруг. Время шло, но преследователи так и не объявились.
– Ушли! – вздохнул Киэй, опустившись на корточки, чтобы не свалиться с ног.
– Ну, вы дали дёру! – заметил Атир, подойдя к коллеге. – Я мог бы их обезвредить!
– Достал бы ты свой транквилизатор у той бочки – они нас там бы и положили!
– Когда стояли у бочки, вы ещё не знали, что у них пистолет!
– Если не знаешь, то надо драпать! Так дольше прожить можно! – ответил Киэй, снова поднимаясь на ноги.
Они стояли посреди широкой улицы с редкими частными домами. Дорога забирала вверх и блокировала обзор. Но по звукам и движению воздуха чувствовалось, что за холмом – открытое пространство. Не сговариваясь, коллеги поднялись на самую высокую точку и огляделись. Отсюда дорога полого шла вниз, во тьму, но не ту беспроглядно-чёрную, как в лабиринте неизвестных улиц, а серую, даже сизую: это множество маленьких огоньков, светивших далеко внизу, разбавляли ночь над Амстердамом. Идти дальше в темноту, пусть и зыбкую, путники не захотели; слишком много сил ушло на бегство. Прямо у дороги они обнаружили кучу выброшенной старой мебели. Среди мокнущего под дождём кавардака путники приметили диван. Будто бы его кто-то вытащил из груды ненужного хлама и поставил так, чтобы, сидя на нём, любоваться панорамой города. Мужчины сели на этот старый драный диван, причмокнувший под весом людей от всей той влажности, которая скопилась в нём за длительное пребывание под открытым небом. На запах заплесневелой пыли уставшие путники не обратили внимания.
– Вот ведь люди! – устало начал Атир. – И откуда у них пистолет?!
– У них и не такое найдётся, если копнуть, – отмахнулся Киэй, переминаясь на диване, влага из которого начала просачиваться сквозь одежду.
– И главное, что с патронами! Вот ведь отбросы!
– Они не отбросы, – спокойно пояснил Киэй. – Такие же люди, как мы.
– Живут как звери, не работают и нападают на прохожих! – пояснил Атир.
– Они не работают, потому что искусственный интеллект, который мы пытаемся починить, забрал их работу. И образования у них нет, потому что обществу, построенному на деньгах, нет нужды тратить ресурсы на образование всех и каждого. А нападают они, потому что только так умеют взаимодействовать с внешним миром.
– Это нарушение закона! Точка! – резко сказал Атир.
– Чьего закона? – усмехнулся Киэй. – Это не их закон; он их не защищает. Закон призван оберегать богатых от таких вот людей, которым некуда податься. Закон будет защищать богатых и от нас, если начнём бузить.
– Я не опущусь до такого состояния, – замотал головой Атир.
– До состояния этих людей или до состояния тех, кто будет защищать элиту? – посмеялся Киэй.
– Перестаньте! Вы поняли, что я хотел сказать!
– Вспомни диван, на котором мы сидели этим утром в доме Асторы Бунди, – сказал Киэй. – Он уж точно не новее этого, но чист и ухожен, а наш мокрый друг вот-вот развалится; доживает последние дни. И тот и другой – диван. Разница только в том, что первый стоит в роскошном доме, а другой выброшен на обочину под проливной дождь. Вот так же и с людьми. Диван не знает, где он окажется, и ты не знаешь, несмотря на всю твою силу воли и способность принятия решений. Поверь, случится в твоей жизни так, что придётся выбирать: либо поступить по совести, либо ползать в грязи.
– Я никогда не буду ползать в грязи! – отрезал Атир. – Это унизительно!
– А сидеть на таком диване не унизительно? – рассмеялся Киэй.
– Признаться, сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем в доме у этой Бунди! – усмехнулся молодой полицейский.
Вдруг вдали, над всем городом, то там, то тут загорелись маленькие красные огоньки. Это включили резервную систему электроснабжения. Улицы и целые районы стали светиться тусклым желтоватым светом.
– Наконец! – воскликнул Киэй и поднялся с влажного дивана, потряхивая свои промокшие брюки, прилипшие к ногам. – Спустимся вниз и возьмём такси.
– Верное решение, – согласился Атир. – Хватит на сегодня общественного транспорта. Вперёд, на свет города! Заметили, коллега, что люди всегда двигаются в сторону света?..