Текст книги "Кант и кантовская философия в сочинениях Марка Алданова"

Автор книги: Алексей Круглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Французская революция в сочинениях Канта

Некоторые высказывания Канта о французской революции звучат настолько противоречиво, что по данной проблеме кажется невозможным составить единую картину[106]106
  См. попытки объединения разных смысловых высказываний: Burg, Р. Kant und die Französische Revolution. B., 1974. S. 18-20.


[Закрыть]. В этом, на мой взгляд, состоит одна из важных причин противоположных интерпретаций кантовской позиции, возникших еще при жизни кенигсбергского философа в произведениях ранних кантианцев. Политические предпочтения кантоведов следующих поколений также сыграли свою роль.

Понятие революции имеет у Канта разные значения. Так, он говорит о «давно желаемой великой революции наук»[107]107
  Kant, I. Brief an J. H. Lambert vom 31. Dezember 1765 // AA. Bd. X. S. 57. .№ 34


[Закрыть], о «быстро свершившейся» революции в математике и естествознании и о возможной революции в метафизике по примеру Коперника[108]108
  KrV. В XV-XVI; КЧР. C. 18.


[Закрыть], о революции как об «истинной реформе образа мыслей [Denkungsart]»[109]109
  WA А 484; T. 8. C. 30-31.


[Закрыть] о «революции в образе мыслей человека [Gesinnung]»[110]110
  RGV. В 54/A 50; T. 6. C. 50.


[Закрыть], посредством которой только и возможен морально добрый человек по умопостигаемому характеру. В политическом или историческом смысле революция во Франции также не является единственной заслуживающей внимания Канта[111]111
  См.: AA. Bd. XV. S. 628. Refl. 1438.


[Закрыть].

Одна из первых реакций Канта на только что начавшуюся французскую революцию содержится в КСС (1790), где он повествует о «предпринятом недавно полном преобразовании великого народа в государство...». Новое государство кажется философу выглядящим следующим образом: «...каждое звено такого целого должно быть не только средством, но и целью и, содействуя возможности целого, определяться идеей целого по своему месту и своей функции»[112]112
  KU. В 294 Anm./ А 290 Anm. § 65 // Т. 5. С. 216 прим. § 65.


[Закрыть]. По этой причине Кант проводит здесь явные параллели с категорическим императивом.

Тем не менее Кант многократно заявлял, что с точки зрения права революция является нелегитимной. Отчетливее всего эта позиция представлена в «Метафизике нравов» (1797): «...изменения в (имеющем изъяны) государственном устройстве, которые иногда требуются, могут быть произведены только самим сувереном путем реформы, а не народом, стало быть путем революции, и, когда такие изменения совершаются, они могут касаться лишь исполнительной власти, но не законодательной»[113]113
  MS. RL. А178-180/В 208-210; Т. 6. С. 354-355.


[Закрыть]. Объяснение тезиса «о невозможности публичного права народа на революцию»[114]114
  Refl. 159 // Stark, W. Nachforschungen zu Briefen und Handschriften Immanuel Kants. B., 1993. S. 248 (черновые наброски к «Метафизике нравов» в АА не публиковались).


[Закрыть] гласит у Канта: «Всякое усовершенствование государства путем революции противоправно, так как основание для этого не покоится в правах предшествующего состояния и, следовательно, между ним и последующим состоянием наступает Status naturalis, когда не существует никакого внешнего права»[115]115
  АА. Bd. XIX. S. 591. Refl. 8045.


[Закрыть]. Кант решает проблему противоречащего праву источника нового политического образования в практическом смысле слишком легко (или, по меньшей мере, слишком по– немецки): «Впрочем, если революция удалась и установлен новый строй, то неправомерность этого начинания и свершения революции не может освободить подданных от обязательности подчиниться в качестве добрых граждан новому порядку вещей, и они не могут уклониться от честного повиновения правительству, которое обладает теперь властью»[116]116
  MS. RL. А 181/В 211; Т. 6. С. 356.


[Закрыть]. С теоретической же точки зрения «удавшаяся революция» представляет собой тяжелейшую ситуацию в отношении права, ибо «исход дела обычно оказывает влияние на наше суждение о его правовых основаниях, хотя бы исход был сомнителен, а основания несомненны»[117]117
  ТР. А 259; Т. 8. С. 190.


[Закрыть]. Что есть право, а что противно ему, часто определяется лишь post factum в зависимости от результата[118]118
  Поэт и переводчик Самуил Яковлевич Маршак (1887-1964) превратил эту «простую истину» в афоризм, мастерски переведя старый английский стих на русский язык:
  «Мятеж не может кончиться удачей, -
  В противном случае его зовут иначе».
  Маршак, С. Я. Простая истина // Собр. соч.: В 8-ми т. Т. 4. М., 1969. С. 92.


[Закрыть].

В статье о теории и практике (1793) Кант также утверждает, что «всякое неповиновение верховной законодательной власти, всякое подстрекательство к деятельному выражению подданными неудовольствия, всякое возмущение, которое переходит в бунт, составляет самое наказуемое преступление в обществе, потому что оно разрушает самые его основы»[119]119
  ТР. А 254-255; Т. 8. С. 187.


[Закрыть]. Он полемизирует с юристами, которые «при определенных обстоятельствах признают за подданными право сопротивления властям»[120]120
  Op. cit. А 257-258; Т. 8. С. 189.


[Закрыть], поскольку они, хоть и благомысленно для народа, но совершают это «во вред ему»[121]121
  Op. cit. А 259; Т. 8. С. 190.


[Закрыть]. Политические изменения следует осуществлять по Канту не путем революции, а путем реформы: «”Наилучший строй тот, где власть принадлежит не людям, а законам”. [...] эта идея [...] если только ее испытывают и проводят не революционным путем, скачком, т.е. насильственным ниспровержением существующего до этого неправильного строя (ибо в этом случае вмешался бы момент уничтожения всякого правового состояния), а путем постепенных реформ в соответствии с прочными принципами, может при непрерывном приближении привести к высшему политическому благу – вечному миру»[122]122
  MS. RL. А 234-235/В 265-266; Т. 6. С. 392.


[Закрыть]. С этой точки зрения революция ни в коем случае не является правильным путем к «вечному миру».

Несмотря на эти утверждения знаменитый пассаж в «Споре факультетов» (1798) гласит: «Революция духовно богатого народа, происходящая в эти дни на наших глазах, победит ли она или потерпит поражение, будет ли она полна горем и зверствами до такой степени, что благоразумный человек, даже если бы он мог надеяться на ее счастливый исход во второй раз, все же никогда бы не решился на повторение подобного эксперимента такой ценой, – эта революция, говорю я, находит в сердцах всех зрителей (не вовлеченных в эту игру) равный их сокровенному желанию отклик, граничащий с энтузиазмом, уже одно выражение которого связано с опасностью и который не может иметь никакой другой причины, кроме морального начала в человечестве»[123]123
  SF. А 144-145; Т. 7. С. 102. См. также: АА. Bd. XIX. S. 604. Refl. 8077; о понятии энтузиазма см. также: Anth. А 207/В 206; Т. 7. С. 305. § 82.


[Закрыть].

С одной стороны, Кант не скрывает «зверства» французской революции. В «Антропологии...» (1798) он даже говорит о времени, «когда несправедливость носила государственный характер и была объявлена соответствующей закону», т.е. «при власти Комитета общественного спасения Французской республики»[124]124
  Anth. В 214-215/А 215. § 74 (§ 77 АА); T. 7. С. 293. § 77.


[Закрыть]. Тем не менее он говорит об этом весьма скупо. Обсуждения же возможных негативных последствий революции во Франции у него и вовсе не найти. Более того, он вступает в полемику с теми, кто задумывается о подобных трагических последствиях. В споре с тезисом Георга Кристофа Лихтенберга (1742—1799) «Самое трагичное [воздействие], оказанное на нас Французской революцией, бесспорно, состоит в том, что всякое разумное и требуемое Богом и правовыми путями притязание рассматривается как зародыш бунта» Кант утверждает: «Этого не произошло!»[125]125
  АА. Bd. XVIII. S. 694. Refl. 6369


[Закрыть]

Хотя Кант отрицает право на революцию, в его сочинениях можно все же отыскать некоторые аргументы, которые при определенных обстоятельствах говорили бы в пользу революции[126]126
  См. об этом: Brandt, R. Zum „Streit der Fakultäten“ // Brandt, R., Stark, W, (Hg.) Neue Autographen und Dokumente zu Kants Leben, Schriften und Vorlesungen. Hamburg, 1987. S. 50-56.


[Закрыть]: не существует права на самопорабощение, поругание собственной свободы превращает человека в животное. При благоприятной ситуации (природная катастрофа, война и т.д.) политические отношения можно и изменить[127]127
  Cm.: OP // AA. Bd. XXII. B., 1938. S. 623.


[Закрыть]. В «Метафизике нравов» Кант утверждает следующую обязанность: «Не будь лишь средством для других, будь для них также и целью»[128]128
  MS. RL. AB 43; T. 6. C. 260.


[Закрыть]. А в «Споре факультетов» говорится: «...для всемогущества природы или, скорее, для недоступной нам высшей причины человек есть всего лишь мелочь. Но то, что властители одного с ним рода считают его таковой и обращаются с ним как с животным или просто как с орудием своих целей, натравливают в своих распрях людей друг на друга, чтобы их убивать, – это уже не мелочь, а прямое извращение конечной цели самого творения»[129]129
  SF. А 151; T. 7. C. 106.


[Закрыть]. После так или иначе начавшейся революции подобные тезисы могли бы служить в качестве ее определенного оправдания, особенно в ситуации, когда власть предержащие позволяют себе «нарушить и попрать священные права человечества»[130]130
  WA A 490 т 8 C. 34.


[Закрыть].

С одной стороны, Кант в 1793 году проводит границу в борьбе за «священные права человечества»: «Свобода [члена общества] как человека, принцип которой в отношении устройства общества я выражаю в следующей формуле: ни один не может принудить меня быть счастливым так, как он хочет (так, как он представляет себе благополучие других людей); каждый вправе искать своего счастья [Glückseligkeit] на том пути, который ему самому представляется хорошим, если только он этим не наносит ущерба свободе других стремиться к подобной цели – свободе, совместимой по некоторому возможному общему закону со свободой всех (т.е. с их правом искать счастья)»[131]131
  ТР. А235; Т. 8. С 176-177.


[Закрыть]. С другой стороны, дошедшие до нас записи разговоров философа в 1798 году рисуют несколько иную картину по этому же вопросу[132]132
  Так, Кант в изложении Абега заявляет: «Швейцарцы не хотят ничем жертвовать; и тем не менее их республика основана и поддерживается французскими солдатами». Abegg, J. F. Reisetagebuch von 1798. S. 249-250. Насколько справедлива оценка роли французов в словах Канта, особенно с учётом действий русских войск Александра Васильевича Суворова (1729-1800) в Швейцарии – это уже другой вопрос.


[Закрыть]. Между собственной философией и метафизикой своих коллег, с одной стороны, и французской революцией, с другой стороны, Кант не видит никакой каузальной связи: «Я не знаю, должен ли я судить, будто недавно возникшее и ранее неслыханное обвинение метафизики, будто она есть причина государственных революций, оказывает ей слишком много незаслуженной чести, или же возводят на нее злостный незаслуженный поклеп, ибо уже с давних времен основоположением дельцов стало ее изгнание в качестве педантства в школы»[133]133
  VATP // АА. Bd. XXIII. В., 1955. S. 127.


[Закрыть].

Если кратко резюмировать, то позиция Канта такова: по праву ли или против права, но французская революция началась. Философ не желает вмешиваться во внутренние французские дела. По Канту, этого не следует делать и другим государствам[134]134
  См.: ZeF. BA11; T. 7. С. 9.


[Закрыть]. Хотя он не признает права народа на революцию, он все же рассматривает революцию как благоприятную возможность изменения политических отношений согласно этическим предписаниям. Себя самого он рассматривает в роли «наблюдателя», а революцию Кант толкует как «эксперимент». Он оспаривает ответственность собственной философии за революцию во Франции. Ни о революционных преступлениях, ни о негативных последствиях французской революции Кант не имеет особой охоты дискутировать.

Первая странность, которая бросается здесь в глаза, такова: довольно сухой муж Кант, избегающий в общении с людьми всякой сентиментальности, философ, проповедующий не склонность а долг, нередко говорит о французской революции прямо эйфорически и использует при этом примечательное понятие энтузиазма: «...участие в добре с аффектом, энтузиазм, хотя и не заслуживает полного одобрения, ибо аффект как таковой достоин порицания...»[135]135
  SF. А 145-146; Т. 7. С. 103. Cp.: ОР // АА. Bd. XXII. S. 623.


[Закрыть]. Свидетели рассказывают даже о слезах Канта после объявления республики во Франции. Французская революция явно была для Канта не просто политическим событием (Begebenheit), иначе трудно было бы объяснить его практически религиозные чувства в данной связи. За пять лет до начала революции в знаменитой статье «Ответ на вопрос: Что такое Просвещение?» Кант еще различал нечто вроде разных уровней революции: «...публика может достигнуть просвещения только постепенно. Посредством революции можно, пожалуй, добиться устранения личного деспотизма и угнетения со стороны корыстолюбцев или властолюбцев, но никогда нельзя ее посредством осуществить истинную реформу образа мыслей; новые предрассудки, как и старые, будут служить вожжами для бездумной толпы»[136]136
  WA А 484; T. 8. С. 30-31.


[Закрыть]. После же 1789 года философа удивительным образом больше всего волнует самое поверхностное из приведенных значений революции. Оправдывало ли то, что в ходе этой революции явилось на свет, кровь и отрубленные головы? Был ли Кант готов смириться с этим или же закрыть на это глаза? Что за драгоценные «знаки нашей эпохи»[137]137
  ОР // АА. Bd. XXII. S. 622.


[Закрыть] Кант обнаружил во французской революции?

Кант и французская революция: свидетельства современников

Современники Канта нередко рассматривали его произведения в качестве таких работ, которые «осуществляют всеобщее просвещение важнейших понятий и целительную революцию в образе мышления для мира и для потомков»[138]138
  Biester, J. Е. Brief an I. Kant vom 4. März 1788 // AA. Bd. X. S. 531. Na 321.


[Закрыть], а его философию истолковывали как «гораздо более благословенную и всеобщую революцию», нежели Реформация Лютера[139]139
  Jung-Stilling, H. Brief an I. Kant vom 1. März 1789 // AA. Bd. XI. S. 9. № 346. Cp.: Krickende, S. Brief an I. Kant vom 11. August 1794 // AA. Bd. XI. S. 519. № 637


[Закрыть]. Но как выглядит ее связь с революцией во Франции?

С самого начала следует учитывать, что первые биографы Канта, знавшие философа лично, находились в весьма непростой ситуации в вопросе французской революции[140]140
  См. об этом новую биографию Манфреда Кюна: Kühn, М. Kant.


[Закрыть]. Этим объясняется, в частности, попытка Рейнгольда Бернгарда Яхмана (1767-1843) представить Канта в качестве антиреволюционера, доказав тем самым его политическую благонадежность: «Меньше всего Кант был революционером. Он как раз противостоял бы в соответствии со своими основоположениями и своими высказываниями в числе самых первых и ревностных всякой попытке государственного переворота»[141]141
  Jachmann, R. В. Immanuel Kant geschildert in Briefen an einen Freund. S. 155.


[Закрыть]. Отвлекаясь пока от вопроса о том, был сам Кант в действительности революционером или антиреволюционером, стоит признать, что практически все биографы кенигсбергского философа едины в том, что он проявлял огромный интерес к французской революции[142]142
  Walds’s Gedächtnißrede auf Kant // Kantiana. Beiträge zu Immanuel Kants Leben und Schriften. S. 14.


[Закрыть], был предан ей всей душой[143]143
  Varnhagen von Ense, К. A. Tagebücher. Aus dem Nachlaß Vamhagen’s von Ense. S. 187. 15. August 1854.


[Закрыть] и с заинтересованной симпатией следил за всеми ее явлениями[144]144
  Varnhagen von Ense, К. A. Kant’s Leben, von Schubert. S. 755.


[Закрыть].

Боровски вспоминал: «С этого времени [начало революции во Франции] ненасытный голод на газеты в обычные почтовые дни, а их содержание – его излюбленная тема обеденных разговоров»[145]145
  Borowski, L. E. Darstellung des Lebens und Charakters Immanuel Kant’s. S. 68. Cp. Refl. 8077: «нетерпеливая» и «ненасытная жажда газет» (АА, Bd. XIX. S. 604).


[Закрыть]. Только в разговорах с женщинами он избегал беседовать о французской революции, о которой он, однако, «страстно разговаривал в мужском обществе»[146]146
  Borowski, L. Е. Darstellung des Lebens und Charakters Immanuel Kant’s. S. 61.


[Закрыть]. В «Биографии Иммануила Канта» (1804), в качестве возможного автора которой указывают Георга Самуэля Альберта Меллина (1755-1825), сказано: «Среди всех предметов этого рода ни один не был ему интереснее, чем французская революция, которую он вовсе не уставал со всех сторон освещать с увлекательным красноречием с самого ее начала и вплоть до последних тенденций. [...] его пламенный пыл, что где-то все же еще в его время [имеется] пример некоего способа правления, приближающего максимы политики к требованиям морали больше, чем это, к сожалению, до сих пор имело место – все это окрыляло дух его речей настолько сильно, что казалось, будто оказались в эпоху и на стороне Перикла, и зачастую охотно желали бы видеть его [Канта] советником французских властителей»[147]147
  Immanuel Kant’s Biographie. Bd. 2. Lpz., 1804. S. 60. Интересно, почему у автора биографии при воспоминании о Перикле оказалось в забытьи иное древнегреческое имя – Платона, поучаствовавшего в консультировании властителей со своеобразным результатом.


[Закрыть]. Анонимный автор сообщает в 1804 году: «...больше всего его [Канта] интересовали французские дела, которые вызывали его заботу лишь тогда, когда они принимали бесплодный с точки зрения репутации оборот, но никогда, если они принимали только лишь ужасный или возмутительный оборот. То и другое совсем не было для него тождественным»[148]148
  Der Freimüthige oder Ernst und Scherz. Literarischer und artistischer Anzeiger. Hrsg, von A. von Kotzebue. B., 1804. S. 170. Цит. по: Immanuel Kant in Rede und Gespräch. S. 351-352. № 430a.


[Закрыть]. Фридрих Теодор Ринк (1770-1811) сообщает: «Что Кант принимал теплое участие во французской революции, как и все другие рассудительные и нерассудительные люди, легко себе представить. Она составляла один из самых существенных предметов ежедневного обсуждения, и его суждения об отдельных событиях, равно как и основания его ожиданий и надежд, были проницательными и последовательными»[149]149
  Rink, F. Th. Ansichten aus Immanuel Kant’s Leben. S. 108-109.


[Закрыть]. Это подтверждает и Яхман: «Ко времени французской революции его разговор несколько потерял в разнообразии и содержательности. Великое событие столь сильно занимало его душу, что он почти всегда возвращался в обществе к ней, по меньшей мере к политике...»[150]150
  Jachmann, R. B. Immanuel Kant geschildert in Briefen an einen Freund. S. 158.


[Закрыть]. Поздние биографы – в частности, Шуберт – замечают: «Развитие Французской революции в ее различных стадиях вызвало его живейшее участие, и составляло в первые годы предпочтительную тему его обеденных разговоров»[151]151
  Schubert, F. W. Immanuel Kant’s Biographie. S. 140.


[Закрыть]. Розенкранц продолжает: «Сейчас, когда он [Кант] в силу надвигающейся старости начинал становиться медленнее и холоднее, ему на помощь пришла Французская революция. Она составила в нем эпоху и дала его спекуляции еще одну, вторую весну, ободрение с живым красноречием высказать свои заветнейшие желания по моральному облагораживанию человечества как посредством лучшего устройства государства и церкви, так и посредством большей строгости каждого человека по отношению к самому себе»[152]152
  Rosenkranz, K. Geschichte der Kant’schen Philosophie. S. 123-124.


[Закрыть].

Не только немцы желали видеть Канта в качестве советника французских революционеров. Ринк вспоминал в 1805 году: «Много шума произвело несколько лет назад известие о том, будто знаменитый бывший аббат Сийес написал Канту, попросил у него совета в связи с французской конституцией, и прочие многочисленные рассказы на эту тему»[153]153
  Rink, F. Th. Ansichten aus Immanuel Kant’s Leben. S. 75.


[Закрыть]. Давно известно о том, что опубликованный ответ Канта на письмо Эммануэля-Жозефа Сийеса (1748-1836)[154]154
  Antwortsschreiben des Professors Kant in Königsberg an den Abt Sieyès in Paris 1796, aus dem lateinischen Originale übersetzt. 1797.


[Закрыть] является фальшивкой[155]155
  См. об этом: Rink, F. Th. Ansichten aus Immanuel Kant’s Leben. S. 75-76. О возможном косвенном ответе Канта на обращение Сийеса см.: Ruiz, А. Neues über Kant und Sieyès. Ein unbekannter Brief des Philosophen an Anton Ludwig Theremin (Marz 1796) // KSt 68 (1977). S. 446-453.


[Закрыть]. Тем не менее заслуживает внимания тот факт, что еще при жизни Канта имелись попытки прямого политического использования его философии, а также то обстоятельство, что сам кенигсбергский философ публично не протестовал против этого, что, в свою очередь, оказывалось для некоторых еще одним косвенным доказательством его одобрения французской революции. Достоверно известно, что предложение с французской стороны действительно имело место, хотя и не прямое[156]156
  Cm.: Theremin, A. L. Brief an Kant vom 6. Februar 1796; Beilage: Theremin, K. Brief an seinen Bruder A. L. Theremin vom 2. Januar 1796 // AA. Bd. XII. S. 58-60. № 693.


[Закрыть]. Яхман объясняет сдержанную реакцию Канта тем, что Кант как прусский патриот «не желал вмешиваться в чужие дела другой нации»[157]157
  Jachmann, R. B. Immanuel Kant geschildert in Briefen an einen Freund. S. 154. См. также о Канте как патриоте: [Mortzfeld, J. Chr.] Fragmente aus Kants Leben. Ein biographischer Versuch. S. 102; Walds’s Gedächtnißrede auf Kant. S. 14.


[Закрыть].

Очень важно было бы ответить на вопрос о том, изменилась ли позиция Канта в отношении французской революции из-за якобинского террора, или же он понимал ее как «целостность» и по-прежнему придерживался «своего с самого начала позитивного суждения»[158]158
  Burg, P. Reaktionen auf die Französische Revolution in Berlin und Königsberg // Immanuel Kant und die Berliner Aufklärung. Hrsg, von D. Emundts. Wiesbaden, 2000. S. 148.


[Закрыть]. По всей видимости, коллега Канта по Альбертине, Иоганн Даниэль Метцгер (1739-1805), который в целом весьма критично высказывался в адрес философа, свидетельствовал об «искренности и бесстрашии, с которыми Кант отстаивал против всякого, в том числе и против мужей высшего достоинства в государстве лестные в отношении французской революции основоположения многие годы подряд – до самого ли конца, я не знаю. Это было такое время в Кенигсберге, когда каждый, кто судил о французской революции даже не лестно, а всего лишь мягко, попадал в черный список как якобинец. Кант не позволил себя этим запугать так, чтобы не говорить с симпатией о революции в самых высоких кругах, и в отношении столь ценимого по другим вопросам философа испытывали столько уважения, что считали и это его умонастроение благим»[159]159
  [Metzger, J. D.?] Aeusserungen über Kant, seinen Charakter und seine Meinungen. Von einem billigen Verehrer seiner Verdienste. Königsberg, 1804. S. 15—16.


[Закрыть]. Иоганн Фридрих Абег (1765-1840) описывает свой состоявшийся в 1798 году разговор с кенигсбержцем Иоганном Бралем (1753-1812), который рассказал, будто Кант «всей душой любит дело французов и не позволяет себя ввести в заблуждение никакими всплесками аморальности и пр.»[160]160
  Abegg, J. F. Reisetagebuch von 1798. S. 147.


[Закрыть]. Тот же Абег передает слова самого Канта так: «Если свободно высказывают свои идеи о франц. революции, то сразу считаются некими якобинцами, хотя в своей основе, по меньшей мере в первые годы, они были, как и многие иные излюбленные идеи, видом игры в лошадки многих людей. Не следует никому мешать играть в свои лошадки на улице, только если он не требует, чтобы из-за этого покинули переулок, или подражали ему, если на то нет охоты»[161]161
  Op. cit. S. 179-180. В какой мере рассказ Абега зависит от текста кантовской «Антропологии...», и зависит ли, ответить сложно. В этом произведении упомянутая езда на коне была представлена Кантом как «самое слабое из всех отступлений за пределы рассудка», носящее безобидный характер, по крайне мере до тех пор, пока не вовлекает или не принуждает к этому занятию других; см.: Anth. ВА 127. § 42 (§ 45 АА); Т. 7. С. 230. § 45. Решается ли столь легко проблема ответственности таких великих мыслителей, как Кант, примером с игрой в лошадки, – весьма сомнительно, ибо на первый взгляд невинные, но дурные примеры выдающихся личностей очень заразительны. Самому Канту эта мысль в других контекстах также была не чужда. Вероятно, именно под впечатлением его слов Гиппель в романе 1779 года пишет: «Великие мыслители создают много благого, однако, по истине, также и много недоброго, ибо они почитаются, и никто не осмеливается идти дальше». Hippel, Th. G. von. Lebensläufe nach aufsteigender Linie nebst Beilagen А, В C. Tl. 2. Lpz, 1859 (,1779). S. 140.


[Закрыть]. Варнхаген фон Энсе утверждал, что для Канта «во французскую революцию вплелись все важные устремления человечества, и он верил, что они, почти потерянные в зверствах анархии, снова будут спасены посредством перехода к упорядоченному правлению»[162]162
  Varnhagen von Ense, К. A. Kant’s Leben, von Schubert. S. 755.


[Закрыть]. Шуберт замечает в этой связи: «Лишь разочарованный ужасами 1793 года и кровавыми зверствами победившего насилия толпы, он [Кант] потерял надежду на неизменно счастливое продвижение в развитии тамошнего состояния. Однако сознательно клевещущие и научно необразованные противники критической философии жадно использовали эти сообщения о взглядах Канта на Французскую революцию, чтобы предостеречь существующие правительства государств как от него самого и от его совокупного влияния в качестве писателя и учителя, так и от его опасных последователей»[163]163
  Schubert, F. W. Immanuel Kant’s Biographie. S. 141.


[Закрыть]. Перед лицом подобных обвинений некоторые кантианцы – в частности, Матерн Ройс (1751– 1798) – еще в 1792 пытались доказать, что кантовская философия ни в коем случае не является источником французской революции[164]164
  См.: Stuckenberg, J. Н. The Life of Immanuel Kant. L., 1882. P. 370-371. В России в это время из-за революционных событий пострадал знакомый Канту издатель Иоганн Фридрих Харткнох младший (1768-1819). В 1797 году он заказал для своей книжной лавки в Риге французский альманах, после чего был доставлен в Санкт-Петербург, но после предупреждения отпущен; см.: О книгопродавце Гарткнохе, привезенном из Риги за выписку революционного альманаха. 1797 г. // РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 3067.


[Закрыть]. С другой стороны, не следует умалчивать и о том, что иные кантианцы – например, Иоганн Бенджамин Эрхард (1766-1827) – рассматривали революцию даже в качестве морального долга[165]165
  Erhard, J. В. Ueber das Recht des Volkes zu einer Revolution und andere Schriften. Jena, 1795.


[Закрыть]. Фихте, который в середине 90-х годов XVIII века еще находился в тени Канта, также стоял в этом ряду («Исправление суждений публики о французской революции», 1793).

Во всех этих биографических штрихах отчетливо проступает одна странность. Кант, выдающийся сторонник как полемического, так и скептического метода[166]166
  См. об этом: Хинске, H. Значение проблемы метода в мышлении Канта. О связи догматического, полемического, скептического и критического метода // Имманиуил Кант: наследие и проект. С. 64-77.


[Закрыть], поставленный перед фактом французской революции, оказался непоследовательным. Автор «Биографии Иммануила Канта» замечает: Кант «не признавал никаких еретиков, никаких сект по вопросу веры, которые были бы для него недостойными, или которые он не мог выносить. Он говорил и дискутировал с каждым, не испытывал нерасположения в адрес какой– либо секты по вопросу веры [...] Однако обсуждения политических тем нравились ему больше всего. [...] Французская революция пробудила в этом отношении у него живейший интерес. И только относительно нее он иногда забывался вплоть до вспыльчивости. Если он однажды составлял себе мнение по политическому вопросу, то было тяжело или почти невозможно подвигнуть его к изменению мнения. В этом его непреклонность заходила настолько, что ему можно было в качестве опровержения приводить даже факты, без того чтобы, по меньшей мере сразу и навсегда, его удалось отговорить от того, что он вбил себе в голову»[167]167
  Immanuel Kant’s Biographie. Bd. 1. S. 179-180. Cp.: Rink, F. Th. Ansichten aus Immanuel Kant’s Leben. S. 108.


[Закрыть]. Васиански в этой связи замечает, что «его друзья были уступчивы, чтобы не противоречить...»[168]168
  Wasianski, Е. А. Chr. Immanuel Kant in seinen letzten Lebensjahren. S. 199.


[Закрыть]. Это подтверждает также и «Биография Иммануила Канта»: «Благородному философу с готовностью прощали, когда он иногда преувеличивал в своих утверждениях, или же когда он был настолько резким и упрямым защитником своих убеждений, что даже факты не могли его сразу убедить в противоположном»[169]169
  Immanuel Kant’s Biographie. Bd. 2. S. 60.


[Закрыть]. Боровски рисует следующую картину: Кант «не обращал внимание на различия сословия, возраста и особенно конфессии, пренебрегал различиями в мнениях по политических событиям (только в отношении французской революции он неохотно видел полное отличие от своего взгляда)»[170]170
  Borowski, L. E. Darstellung des Lebens und Charakters Immanuel Kant’s. S. 52.


[Закрыть]; «Одному значимому мужу, который, как об этом было известно, думал о французской революции совершенно иначе, чем он, Кант сразу же сказал, как только разговор за столом затронул эту тему: “Я думал, мы совсем не говорим об этом”, и перевел разговор на совершенно другую тему»[171]171
  Op. cit. S. 55-56.


[Закрыть]. С определенного времени и по определенным основаниям[172]172
  Cp.: Warda, A. Ergänzungen zu E. Fromms zweitem und drittem Beitrage zur Lebenseeschichte Kants. S. 89-90.


[Закрыть] Кант больше не был готов обходиться с аргументами и возражениями на них в отношении французской революции привычным для себя образом, не желал смотреть на это событие в том числе взглядом своих оппонентов, отказывался с методологической точки зрения придерживаться «глубокого безразличия»[173]173
  Kant, I. Brief an J. G. Herder vom 9. Mai 1768 // AA. Bd. X. S. 74. № 40.


[Закрыть] в отношении собственного мнения по этому вопросу и более не пытался всерьез «доказывать положения и их противоположность»[174]174
  AA. Bd. XVIII. S. 69. Refl. 5037.


[Закрыть].

Но в качестве причины такого изменения указывать лишь на возраст Канта было бы очень несправедливо. Кант как философ был очень близок идеалу жизни в соответствии с собственным учением. Тем не менее политическая ситуация во Франции его заметно скривила. Поставленный перед фактом начавшейся французской революции, Кант в соответствии с собственными же масштабами оказался не вполне терпимым и частично нарушил те истинные ценности просвещения, за которые до того момента боролся. Факел цететического, или исследующего, метода[175]175
  Cm.: NEV. А 6; T. 2. C. 195.


[Закрыть] оказался потушенным. Кант больше не желал искать. Теперь он считал, что уже нашел, причем, что особенно трагично, нашел окончательно. Как только речь заходила о французской революции, Кант больше не желал «философствовать», а начинал «учить философии». В этой связи для него наличными оказывались как «философия», так и «книга», содержащая «мудрость и достоверное знание»[176]176
  Op. cit.; Т. 2. С. 194.


[Закрыть].

Иная странность состоит в том, что Кант – «революционер» в глазах многих современников и потомков – сам себя рассматривал в роли «наблюдателя» за «экспериментом» под названием революции, что помимо прочего находилось в согласии с его представлением о патриотизме. По аналогии с естествознанием, как свидетельствует Яхман, философ рассматривал и революцию во франции: «Кант рассматривал французскую революцию в качестве эксперимента и не считал сомнительным занимать ею свои мысли в качестве истинного патриота»[177]177
  Jachmann, R. В. Immanuel Kant geschildert in Briefen an einen Freund. S. 154.


[Закрыть]. По всей видимости, «Спор факультетов», в котором Кант пишет как об «эксперименте», так и о своей роли «наблюдателя»[178]178
  SF. А 144-145; T. 7. C. 102.


[Закрыть], являлся не единственным источником такого рода свидетельств. Знакомые Канта, вероятно, неоднократно слышали подобные выражения из его уст. Не только Яхман, но и Теодор Готлиб Гиппель (1741-1796) говорит в этих выражениях, проясняя кантовскую точку зрения на революцию: «Для друга свободы мысли и слова – в ее разумных границах – французская революция была ужасом. Особенно ему [Гиппелю] служило предметом самого горького сарказма высказывание Канта о том, что французская революция есть эксперимент, осуществляемый с человеческим родом, и он дословно говорил за своим семейным столом: “Прекрасный экспериментик, при котором убивается королевская семья, а головы самых благородных людей летят тысячами”»[179]179
  Hippel, Th. G. von. Selbstbiographie // SW. Bd. 12. B., 1835. S. 275. ND: B., 1978. Все тот же Гиппель говорил: «Превосходные ученые (если речь заходила о Канте и Краусе), достойные уважения мужи, но не способны управлять страной, деревней, да даже и курятником – даже курятником». Op. cit.


[Закрыть].

Сходным с Гиппелем образом как о «становящейся все более омерзительной французской революции, при которой собственная свобода разума, и моральность, и всякое мудрое искусство управления государством, и законодательство самым позорным образом попираются ногами»[180]180
  Biester, J. Е. Brief an Kant vom 5. Oktober 1793 // AA. Bd. XI. S 456. № 596


[Закрыть], высказывался и Иоганн Эрих Бистер (1749– 1816): «Конечно, отрезание голов (особенно если заставляют это делать других) легче, нежели сильное и мужественное противостояние разумных и правовых оснований против деспота, будь то султан или же деспотическая толпа; но до сих пор я вижу у французов только те относительно легкие операции кровавых рук, а не испытующего разума»[181]181
  Op. cit.


[Закрыть]. Однако различие между кенигсбержцем Гиппелем и берлинцем Бистером довольно отчетливо: последний верил в то, что статья «О поговорке...» опровергла для него «с самого начала казавшийся ему невероятным слух»[182]182
  Op. cit


[Закрыть], будто Кант высказывался о революции во Франции «очень благосклонно»[183]183
  Op. cit.


[Закрыть]. Несмотря на, казалось бы, недвусмысленно отчетливые слова Канта в упомянутой статье о революции, по меньшей мере до конца XVIII века философ высказывался о ней «очень благосклонно».