Текст книги "Заколдованный остров"

Автор книги: Алексей Корепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Он хотел сказать, что жить было бы гораздо легче и приятнее, если бы не Белый Призрак, если бы не Вода, если бы не эта постоянная тоска, не это томление, – но оборвал себя на полуслове. Бесполезно жаловаться, недостойное дело – рыдать на чужом плече… Каждый человек воспринимает мир по-своему, и никто не сможет понять тебя, и ты не сможешь понять другого. Это не зависит от воли и желания человека. Непонимание себе подобных заложено в человеческой природе. Протестуй, не протестуй – ничего не изменишь…

Влад не знал, на чем основана такая убежденность Альтера, но чувствовал, что тот говорит правду. Скорее всего, Альтер помнил то, чего не помнил он, Влад. Может быть, Альтер помнил и что-нибудь другое?

– Черный Корабль, – сказал Влад. – Откуда он берется, зачем к нам приплывает? Почему на нем никого нет?

– А почему вслед за ночью приходит день? – в голосе Альтера Владу послышались какие-то непонятные нотки. – И почему день всегда сменяется ночью?

– Но это ведь совсем не одно и то же, – в растерянности возразил Влад. – Это совершенно разные вещи.

Альтер откинулся назад, приподнял бровь и вопросительно взглянул на собеседника:

– В чем же разница?

– Ну, ведь его же кто-то построил, этот Черный Корабль. Он же не каждый день здесь появляется… Он ведь приплывает с какой-то целью…

Альтер опустил голову и, пошевеливая босыми ступнями, принялся разглядывать перламутровые ногти на ногах. Владу внезапно показалось, что вели они уже с Альтером такой разговор. И даже, может быть, не один раз. Вчера. И позавчера. И три дня назад.

– А с какой целью ночь сменяется днем? – Альтер вновь перевел взгляд на Влада, и во взгляде этом чудилось Владу тоже что-то непонятное. – С какой целью Вода окружает Остров? Кто создал день и ночь? Кто создал Воду и Остров?

– Ах, вот так?… Тогда, конечно… Значит, ты считаешь… – Влад внезапно замолчал.

Кажется, он понял. Эти странные интонации и выражение глаз Альтера говорили о том, что тот действительно знал гораздо больше, чем знает он, Влад. Знал и помнил. Помнил и знал.

«Но почему? – подумал он, чувствуя что-то похожее на зависть и обиду. – Чем он лучше меня? Чем он отличается от меня? Неужели я забуду этот наш разговор, а он – нет? А если постараться, очень-очень постараться – и тоже запомнить?»

– Кто-нибудь пытался уплыть отсюда на Черном Корабле? – медленно спросил он, напряженно следя за выражением лица Альтера. Тот задумчиво глядел куда-то вдаль.

Альтер вновь усмехнулся:

– Твои вопросы интересны, но с чего ты взял, что мне известны ответы? – Он встал и, раскинув руки, с наслаждением потянулся, словно только что выбрался из постели. – Насчет палок ты хорошо сказал, Влад. Любопытная мысль.

– А! – разочарованно махнул рукой Влад. – Сотрясение воздуха. Ты прав: день сменяется ночью именно потому, что день сменяется ночью. Черный Корабль приплывает потому, что Черный Корабль приплывает. И так далее.

Теперь ему уже не казалось, что Альтер знает нечто, неизвестное ему, Владу. Просто все дело в манере вести разговор. Этакая загадочность… А в действительности-то за этой загадочностью ничего и нет. Пшик. Пустота. Ненаполненный бокал. Туманные намеки на некие тайны, ведомые только ему, посвященному… Сие долженствует возвысить Альтера в глазах других, а это ведь так тешит самолюбие…

А на деле никто ничего не знает. Никто. Ничего. Никогда.

«Какая мне, собственно, разница, лупит меня кто-то или нет? – ощутив новый прилив привычной тягучей тоски, подумал Влад. – Какая разница?…»

– Ну ладно. Пора идти по делам, – сказал Альтер, рассеянно глядя на колышущуюся Воду.

Он, прощаясь, приподнял раскрытую ладонь и неторопливо направился вверх по склону.

«По делам… – Влад уныло вздохнул. – Ну что, вернуться в кафе и позвонить Дилии? Пожалуй, теперь визит уже не будет слишком ранним».

2

Калитка Дилии была еще на замке. Однако открылась почти сразу после того, как Влад дважды прижал пальцем белую костяную кругляшку звонка – служанка получила соответствующие указания от хозяйки, и Влада ждали.

Служанка была молодой, смуглолицей, черноглазой и симпатичной. Темно-синяя переливчатая ткань струилась с ее округлого плеча, обтекая грудь, талию и бедра и иссякая у щиколоток. А другое плечо оставалось открытым – смуглое и гладкое, словно выточенное из дерева и отполированное самым тщательным образом. На служанок Дилии было приятно смотреть… и на Дилию тоже… У Влада были какие-то неясные подозрения насчет того, что и на служанок, и на Дилию, и вообще на женщин не только приятно смотреть – кажется, существовало или должно было существовать и что-то иное, еще более приятное… Но это «иное» постоянно выскальзывало из памяти, не давая себя осознать. Оставляя лишь осадок неудовлетворенности и острые, царапающие душу колючки, напоминающие о каких-то неведомых неиспользованных возможностях. Владу казалось, что он бьется в запертую дверь, которую просто не в силах открыть. Никогда. Но, даже понимая всю бесполезность своих попыток, он почему-то не мог оставить в покое эту дверь. И такая вот совершеннейшая безнадежность усилий прорваться за дверь, такая вот раздражающая, злящая беспомощность тоже отнюдь не добавляли светлых красок к восприятию окружающего…

Он кивнул служанке, покорно застывшей с поднесенными к подбородку сложенными ладонями, и по разноцветному мозаичному покрытию, холодящему босые ступни, направился мимо желтоватых стен жилых построек вглубь двора. Обогнул мелкий квадратный бассейн с прозрачной водой – видно, с утра поменяли, – миновал задернутый тонкой светлой занавеской вход на кухню. Оттуда доносился звон посуды и негромкие голоса и смех служанок. Поднялся по широким и гладким белым мраморным ступеням и, отодвинув бесшумно скользнувшую в пазах легкую дверь, шагнул в мастерскую Дилии.

И сразу почувствовал внутреннее облегчение. Словно чья-то массивная нога, придавившая, поправшая его душу, чуть приподнялась, давая ему возможность наконец-то вздохнуть полной грудью. Хоть ненадолго, – но приподнялась. Влад был уверен, что ощущение это вскоре исчезнет, сменившись привычной тяжестью, – он смутно помнил, что такое случалось уже не раз, – и торопился насладиться этими стремительно уносящимися в никуда мгновениями необычной легкости. Увы, после таких мгновений давление невидимого пресса непременно становилось еще более невыносимым…

В мастерской было очень светло – свет вливался в это просторное помещение через большое квадратное отверстие в потолке. Кроме того, на красных с золотистыми продольными и поперечными планками стенах висели укрепленные на разной высоте яркие, оправленные в бронзу светильники в форме удивительных невиданных чудовищ. На полу вдоль стен были расставлены картины в тонких деревянных рамках – одни боком, другие «вверх ногами», а третьи и вовсе рисунком к стене. Видно было, что их расположили здесь не для того, чтобы они радовали глаз посетителей, а просто чтобы не загромождали пространство. Некогда белые настенные выключатели пестрели пятнышками засохшей краски. Посредине мастерской, прямо под потолочным отверстием, стояла наклонная подставка с холстом. На полу возле подставки серебряно поблескивал кубок с резными ручками, приткнувшийся к высокому стеклянному кувшину, и отливала серебром похожая на глубокую тарелку для супа вместительная ступка в окружении небольших глиняных чашек с красками. А на скамейке у почти еще нетронутого холста, полуобернувшись к двери, сидела с кистью в руке Дилия.

Она выглядела как картина среди других картин, но картина живая и отнюдь не такая мрачная, как те, что стояли вдоль стен. Влад ощущал себя настолько легким, что мог, пожалуй, посильнее оттолкнувшись от пола, вылететь наружу через отверстие в потолке и вознестись к небесам. Это казалось ему сейчас вполне возможным. Однако он не переставал с горечью осознавать, что такое состояние вот-вот исчезнет – и беспомощно опадут, так и не раскрывшись, его невидимые, только что выросшие крылья.

Длинные темные волосы Дилии были зачесаны назад и охвачены узким серебряным обручем. Они контрастировали с ее бледным, слегка отрешенным лицом, на котором выделялись чуточку раскосые поблескивающие глаза. Глаза почти совпадали по цвету с ее зеленым шелковым платьем, подпоясанным желтым кожаным ремешком. Легкая палевая накидка покрывала ее плечи. На изящных руках мягко переливались неброские браслеты и кольца. Изящные ноги девушки были обуты в сандалии с завязками. Вообще, все в ней было изящным, и какое-то неясное томление распирало грудь застывшего у двери Влада.

– Доброе утро, Влад, – сказала Дилия, слегка постукивая кончиком кисти по подбородку. Голос у нее тоже был изящный. – Проходи, садись. Я еще немного поработаю, а потом мы выпьем чая. Хорошо?

– Хорошо, – слегка охрипшим голосом не сразу ответил Влад. – Доброе утро, Дилия.

Девушка положила кисть, нагнулась, подняла с пола ступку и, отвернувшись от Влада, принялась толочь краски. Он оторвался наконец от дверного косяка, подошел к стене, стараясь почему-то ступать неслышно, и опустился на широкую низкую скамью сбоку от Дилии. Девушка коротко взглянула на него и вновь склонила голову над ступкой.

Да, он выделял Дилию из других горожан, он помнил ее имя, он без всяких усилий мог в любой момент представить ее лицо, воспроизвести в памяти ее голос. Что-то в ней было такое… Она казалась Владу немного странноватой, она отличалась от других… Возможно, все дело было в ее картинах?

Влад уперся локтями в колени, сцепив пальцы, подался вперед и обвел взглядом картины Дилии. На них безраздельно господствовали темные краски. А если где-то и мелькало что-нибудь желтое, голубое или розовое, – то непременно в окружении черноты, отнюдь не рассеивая, а только еще больше подчеркивая и углубляя эту черноту. Дилия писала не с натуры – не встречалось ему на Острове таких людей, животных и чудовищ, и не было на Острове таких мест. Сюжеты картин рождались в ее воображении… но каким образом, откуда появлялись в ее воображении именно эти мрачные сцены? И еще ему казалось, что он уже видел некогда что-то подобное – или то же самое? Давным-давно, когда этих картин еще не было в мастерской Дилии. А может быть, после каждого прожитого дня он просто забывал их, как постоянно забывал многое другое?…

Он вглядывался в темные пятна красок и чувствовал, как возвращается и все сильнее давит на душу изматывающая тяжесть. Мастерская уже не представлялась ему просторной и светлой. Не свет, а тьма лилась из отверстия в потолке, красные стены застыли коркой запекшейся крови, потускнело золото планок, превратившихся в подобия каких-то грязных веревок, а настенные чудовища-светильники стали темнильниками, и не свет они уже излучали, а тоже изрыгали темноту. И склонившаяся над дощечкой с красками Дилия стала похожей на мрачную крылатую женщину в длинном платье с картины в дальнем углу мастерской…

Женщина на картине сидела, подперев кулаком щеку, и угрюмо смотрела куда-то вдаль, где, конечно же, не было и не могло быть ничего. Только два цвета присутствовали на картине: черный и белый, но и белый тоже был каким-то темным, испещренным пятнами, погруженным в сонмище теней и полутеней. Темными были колокол, весы и доска с цифрами, висящая на стене серого строения. Темными были кудрявый хмурый младенец и какое-то лежащее животное. Темными были приставная лестница, массивная граненая глыба, шар и другие не очень понятные предметы, разбросанные у ног женщины. А вдали, сбоку от нее, виднелся извилистый берег и темная гладь Воды… Женщина сидела на берегу Острова и тосковала, и ее большие полураспахнутые за спиной крылья не могли поднять в воздух тяжелое тело и унести в иные, более радостные места. Не было нигде таких мест… Женщина тоже находилась на Острове, окруженном бесконечной Водой. Не на этом – на другом Острове, извлеченном художницей из глубин собственной души. Из темных глубин…

«Уж не себя ли изобразила Дилия? – подумал Влад, не отводя застывшего взгляда от угрюмой картины. – Не свою ли сущность, не свое ли истинное состояние она попыталась передать?… Или – мое состояние? Состояние каждого горожанина…»

В верхнем углу картины, над гладью Воды, истекало лучами светлое пятно, но эти лучи не могли рассеять разлитый по всему полотну полумрак. Лучи не дотягивались до тоскующей крылатой женщины, чьи крылья были всего лишь лишним грузом, не позволяющим покинуть Остров и взлететь в небеса.

На соседней картине был изображен сидящий на коне рыцарь. Рядом с конем застыла в прыжке собака с вытянутой мордой. Влад не помнил, чтобы хоть раз видел на Острове рыцарей, лошадей и собак, но почему-то нисколько не сомневался в том, что дает правильное определение этим созданным воображением художницы существам. Может быть, и их он видел когда-то раньше – да забыл?…

За деревьями теснились на холмах дома и высокие башни. Там был Город, и этот нарисованный красками Город тоже, конечно же, находился на Острове. На придуманном Дилией Острове. Но не Город, не облаченный в латы рыцарь с длинным мечом и в тяжелом шлеме были главными изображениями на картине. Влад, приглядываясь, еще больше пригнул голову к плечу, потому что картина стояла боком. Главными – он чувствовал это – были еще два существа, внушавшие ему непонятное омерзение. То, которое ехало на другом коне рядом с угрюмым рыцарем, походило на человека. Возможно, оно и было человеком. Бородатым рогатым стариком с отвратительным носом – не носом даже, а каким-то огрызком – и змеями в длинных волосах. Но что-то подсказывало Владу, что это все-таки не человек. Второе – крылатое, со звериной мордой, острым кривым рогом на макушке, длинными ушами, вытянутым рылом и круглыми бессмысленными глазами – человеком даже и не притворялось. Оно явно было сообщником рогатого старика, оно уставилось в спину рыцаря, и чувствовалось, что всаднику не помогут его прочные латы, копье и острый меч… Возможно, это и был Белый Призрак. Возможно, именно таким и представлялся Дилии Белый Призрак…

Сонмы чудовищ со всех сторон таращились на Влада с картин. Уродливые человеческие фигуры вызывали не жалость, а отвращение. Откуда бралось все это в голове Дилии? Являлось во сне? Откуда такое могло являться во сне?…

Он перевел взгляд на виденную, кажется, уже не раз картину, поставленную под низко висящим светильником. Очень знакомую картину, смесь черных и белых пятен и линий, расположенных так, что они превращались в изображения людей и животных. Четыре странных перекошенных всадника наезжали своими конями на упавших, обезумевших от страха людей. Один всадник натягивал тетиву лука. Второй, неестественно вывернув руку, заносил над головой меч. Третий размахивал весами. Четвертый всадник – тощий костлявый старик – стискивал трезубец на длинной рукоятке. Рядом с этим зловещим стариком разинуло пасть клыкастое чудовище, собираясь проглотить лежащего под копытами коня человека в причудливом головном уборе.

Влад вновь, как и недавно в кафе, почувствовал тошноту, и с необычайной отчетливостью понял, что картины Дилии отвратительны. И еще он понял, что непрерывно твердит про себя всплывшие откуда-то из глубин памяти – или откуда-то еще? – странные слова: «И ад следовал за ним… И ад следовал за ним… И ад…»

Он зажмурился и тряхнул головой. Что за новая напасть?! Это еще с какой стати?…

Он сглотнул, изо всех сил стиснул зубы и открыл глаза. Стараясь больше не смотреть на мерзкие картины, попытался сосредоточить внимание на Дилии. Девушка легкими уверенными движениями наносила очередные черные пятна на холст. Без колебаний, без раздумий, словно совершенно точно знала, где и что должно располагаться на новой картине. Словно хотела побыстрее дать увидеть ему, Владу, то, что давно уже видела сама. Темные пятна превращались в контуры искаженного перекошенного лица. Или морды. «И ад следовал за ним…»

– Почему ты все это… выдумываешь? – спросил он, с трудом подавляя тошноту. – Как тебе все это в голову приходит? Именно это…

Кисть замерла над холстом. Дилия медленно повернулась к нему – и холодом повеяло от ее строгого лица.

– Кто тебе сказал, что я это выдумываю? Ты видишь одно, я вижу другое. И я хочу, чтобы ты тоже увидел то, что вижу я.

– Зачем?

– Потому что мне так хочется, – без тени улыбки ответила Дилия. – Потому что ты должен это видеть.

От этого произнесенного с нажимом слова «должен» Влад почувствовал холод в груди. Он открыл рот, собираясь задать еще один вопрос, но девушка опередила его:

– Не надо, Влад, – она приподняла ладонь, словно ставя преграду. – Мы уже говорили об этом.

К тяжести на душе добавились досада и нарастающая злость. «Мы уже говорили…»

– Я не помню такого разговора, – хмуро процедил Влад. – Почему ты помнишь, а я – нет?

– Потому что ты – это ты. А я – это я. – Девушка отложила кисть. – Пойдем пить чай, Влад. Или ты уже не хочешь?

«Глупо было бы лишать себя хоть какого-то удовольствия», – подумал он и ответил:

– Конечно же, хочу.

Следом за Дилией Влад пересек двор и вошел в гостиную. Возле розовых диванов и кресел стояли невысокие круглые столики из черного мрамора, а у стены пульсировал тонкими струями фонтан, наполняя овальное помещение плеском воды и прохладой. За высоким окном, выходящим в сад, покачивались зеленые ветви яблонь. Влад опустился в кресло, а Дилия с ногами забралась на диван и нажала кнопку звонка, белым кружком пристроившегося на розовой стене.

Служанка внесла в гостиную поднос с красивыми чашками и серебряным, расписанным узорами чайником. И они пили ароматный чай, и ели удивительно вкусное печенье, и о чем-то говорили. Но ощущение легкости больше уже не возвращалось к Владу, и он чувствовал себя лишним здесь, в этой уютной комнате. Лишним – и каким-то ущербным, потому что был не таким, как Дилия – странная художница, которая тоже знала больше, чем знал он, Влад.

А потом Дилия поставила свою пустую чашку на столик и замолчала. И он тоже молчал, скорчившись в кресле и напряженно глядя в окно ничего не видящим взглядом.

– Мне нужно работать, Влад, – наконец сказала девушка.

– Можно я посижу с тобой в мастерской, посмотрю? – неуверенно спросил он.

Дилия отрицательно качнула головой:

– Нет. Думаю, тебе пора идти. – Она скользнула по его лицу взглядом, подобным холодной струе фонтана.

«Куда идти? – тоскливо подумал Влад. – Домой идти, со слугами ругаться? Некуда мне идти…»

Впереди простирался длинный пустынный томительный день. Обедать было еще рано. Что делать? Бродить по улицам? Пройтись по разным кафе? Отыскать Вийона, посидеть с ним за рюмкой чего-нибудь не очень крепкого, беседуя о том о сем? О чем?… Дотянуть до обеда, сходить домой, а потом отправиться на кулачные бои? Он помнил, что вроде бы хотел пойти еще куда-то, но не мог вспомнить – куда?…

– Мне не хочется… никуда идти, – с запинкой выговорил Влад, снизу вверх глядя на девушку, уже поднявшуюся с дивана.

Она пожала плечами:

– Можешь оставаться здесь. Если желаешь, выпей еще чая. Позвони – и тебе принесут, я распоряжусь. А я пойду.

– Да нет, я, пожалуй, тоже пойду. – Он грустно улыбнулся. – Спасибо за чай, Дилия.

– Ты не в настроении? – с каким-то странным, как показалось Владу, любопытством внезапно спросила девушка.

– Нет, все в порядке, – с напускной бодростью ответил он. – Вот только ветерок мне этот не нравится, – он кивнул на колышущиеся ветви за окном.

– Да, нравиться тут нечему, – глядя на сад, согласилась Дилия. – Кажется, повода для веселья не предвидится.

3

Влад, не обращая внимания на прохожих, быстро шел по узкой улице. В душе у него нарастала тревога. Фонари на столбах зловеще скрипели, раскачиваясь от все более частых порывов ветра. Он шагал к ближайшей набережной, чтобы посмотреть, что там делается с Водой.

Свернув за угол, Влад чуть не столкнулся с кем-то. Сделал шаг вправо, намереваясь обойти встречного, но тяжелая рука ткнула его в плечо и знакомый ненавистный голос с угрозой произнес:

– А ну-ка стоять на месте, Влад!

Этот голос нельзя было спутать ни с каким другим.

Влад мгновенно забыл о своем беспокойстве по поводу портящейся погоды. По телу пробежал неприятный холодок – и он поднял глаза. Квартальный смотритель Мастодонт возвышался над ним, подобный ожившей статуе с площади перед зданием Магистрата. Все в нем было массивным: колонны ног, обутых в гигантского размера сандалии, мускулистые волосатые руки, голова, словно высеченная из каменной глыбы, с грубо обработанным инструментом скульптора широким и плоским лицом. Даже его серая двойная туника казалась каменной, и крепчавший ветер не в силах был справиться с тяжелыми складками темно-коричневого распахнутого плаща, скрепленного на мощном плече внушительной бронзовой заколкой. Руки Мастодонта были пусты – в отличие от рук остановившейся за его широкой спиной свиты. Шестеро дюжих парней в таких же, как у смотрителя, туниках и плащах угрюмо поигрывали короткими увесистыми дубинками. Такой дубинкой можно было при желании переломать все ребра, а то и спину – Влад не сомневался в этом. Смотритель Мастодонт вполне обходился без дубинки. На среднем пальце его правой руки чернел большой округлый перстень с золотистыми разводами. Влад не мог отвести взгляда от этого перстня, чувствуя, как заныл подбородок. Тело помнило прежнюю боль.

«Вот сволочь! – Влад скрипнул зубами. – Чего ему от меня надо?»

– Почему не уступаешь дорогу, Влад? – смотритель снова ткнул его в плечо. – Хотел сбить меня с ног? Умышленно хотел сбить меня с ног? Меня, представителя власти?

«Тебя, пожалуй, собьешь!» – с тоской подумал Влад.

Было понятно, что Мастодонт издевается, ждет возражений. А возражать – значит, заработать перстнем по лицу. Или дубинками по ребрам. Или и то, и другое. А еще возникло вдруг у Влада расплывчатое, но болезненное воспоминание о том, как он висел с вывернутыми за спину вздернутыми руками в каком-то мрачном помещении. Было больно, очень больно, а Мастодонт смеялся ему в лицо…

– Ты почему не отвечаешь представителю власти? – вкрадчиво осведомился квартальный смотритель. – Ты что, умышленно не отвечаешь представителю власти? Ты бросаешь мне вызов, Влад?

Вокруг них, держась, впрочем, на почтительном расстоянии, начали собираться прохожие. Назревало неожиданное развлечение. Влад беспомощно огляделся и обнаружил несколько полузнакомых лиц. Полоскались на ветру подолы платьев и полы плащей.

– Ты бросаешь вызов представителю власти? – повторно, с угрозой спросил Мастодонт и нежно провел пальцем по перстню.

– Я не заметил тебя, Мастодонт, – угрюмо сказал Влад, стараясь справиться с предательской дрожью в голосе. – Я шел посмотреть на Воду. Ты же видишь, какой ветер…

– Он меня не заметил! – Мастодонт захохотал, оборачиваясь к своей свите. – Меня очень легко не заметить, правда, парни? Я ведь такой крохотный! Меня можно запросто оттолкнуть, перешагнуть через меня и переть себе дальше, не разбирая дороги. Вы слышали, парни? Нас уже просто не замечают!

Парни с веселой угрюмостью скалились и похлопывали себя по ладоням дубинками. Любопытствующая публика помалкивала, стараясь не пропустить ни одной детали уличного представления.

«Ох, и сволочь же! – с остервенением подумал Влад. – Врезать ему ногой по яйцам и убежать? Только куда отсюда бежать-то? Разве отсюда убежишь? Поймает и измочалит вместе со своими уродами толстомордыми…»

Он еще раз безнадежно огляделся. Зрителей стало больше, но никто, судя по всему, и думать не думал о том, чтобы вмешаться в ход представления. Да и кому это захочется по собственному желанию нарываться на неприятности?

– А если представителей власти не замечают, значит, их не уважают, – все громче разглагольствовал квартальный смотритель, обращаясь уже не только к своей свите, но и ко всем замершим то ли от почтения, то ли от страха горожанам. – Неуважение к представителям власти – это неуважение к самой власти. Чем все это чревато, а, Влад? – Мастодонт свысока посмотрел на окаменевшего Влада, и во взгляде его сквозила неприкрытая издевка. – Что прикажешь тебе устроить за такие дела?

– Я торопился и не смотрел по сторонам, – глухо сказал Влад. – Ветер усиливается. Вода поднимается. Она может затопить весь Остров! Можешь пойти и убедиться – она с самого утра прибывала. Нам всем грозит беда, Мастодонт! Посмотри! – он показал на клубы пыли, взвивающиеся у тротуаров. – Надо немедленно что-то делать!

– Ха! Он указывает властям! Неужели ты полагаешь, что власти сами не знают, как поступать в таких случаях? Думаешь, если ты из «высших», то можешь давать указания властям?

– Да я не собираюсь давать никаких указаний, я просто… – начал было Влад в отчаянии, но Мастодонт не дал ему договорить.

Он тяжелой рукой похлопал Влада по плечу – при этом Влад ощутил себя гвоздем, который вколачивают в дерево, и невольно посмотрел под ноги, чтобы убедиться, что ступни не погрузились в тротуар – и, раздвинув в усмешке серые губы, сказал:

– Ладно, «высший», ты меня убедил. Верю, что ты спешил, наложив от страха полные штаны, и ничего вокруг не видел. Это бывает. – Мастодонт подбоченился и, приблизив к Владу плоское лицо с расплющенным носом, вкрадчиво осведомился: – Или я ошибаюсь, Влад? Насчет того, что ты наложил от страха полные штаны? А?

– Не наложил, – задушенным голосом процедил Влад, чувствуя, как кровь приливает к щекам и частыми настойчивыми толчками бьется в висках, стремясь на куски разнести голову и хлынуть наружу. – Я имею обыкновение по утрам ходить в уборную. Без штанов. А потом мыться.

– Хорошее обыкновение! – захохотал Мастодонт, выпрямляясь. – А если мы не поверим? А если вот они тебе не верят? – смотритель обвел рукой напряженно внимающих зрителей. – Сними штаны, Влад, покажи свою задницу. Мы должны убедиться, что она у тебя действительно чистая!

Ухмыляющаяся физиономия Мастодонта внезапно стала нечеткой, расплылась, как расплылось все вокруг. Влад вытер глаза, сглотнул мешавший дышать комок в горле. Он чувствовал себя маленькой букашкой в окружении злобных гигантских чудовищ. Квартальный смотритель уже не усмехался, его взгляд стал колючим и жестким, золотистые прожилки на черном перстне, казалось, разгорались все сильней и сильней.

Потом Влад перестал видеть окружающее – все затянулось серой пеленой. Омертвевшими, негнущимися пальцами, в полной тишине, он задрал тунику и, придерживая ее одной рукой, другой начал спускать трусы.

– Та-ак, – удовлетворенно громыхнуло из пустоты над головой. – Теперь повернись, чтобы всем видно было.

Невидимый мир покачнулся, совершая оборот. Невидимая кувалда несколько раз ударила Влада по плечу.

– Будем считать инцидент исчерпанным, – вновь разразилась звуками серая пустота. – Эй, вы, расходитесь, нечего глазеть! Убедились, что у «высшего» чистая задница? Вот такие должны быть у всех. – Пустота помолчала и насмешливо добавила: – Подтягивай штаны, «высший», и можешь идти гулять дальше. Только впредь смотри, кто перед тобой, иначе придется тебе демонстрировать свою голую задницу на всех перекрестках. И не только нам демонстрировать, но и Дилии. А она потом создаст картину: «Влад с голой задницей». Или нет, не так: «Влад и его голая задница»! – Пустота захохотала, зашаркала подошвами сандалий, и звук нестройных шагов затих вдали.

…Он немного пришел в себя только на набережной, почувствовав под ладонями гладкую прохладную поверхность ограды. Думать ни о чем не хотелось. Ничего не хотелось видеть, ничего не хотелось слышать. Ничего и никогда… Острым клинком вдруг пронзило невесть откуда взявшееся давнее-давнее воспоминание… или сон?… Чьи-то лица вокруг, чьи-то чужие пальцы подносят к его губам скользкого извивающегося червяка. «Съешь, тогда отпустим…»

Желудок мучительно содрогнулся, и Влада вновь чуть не вырвало. Он, опустившись на колени, навалился грудью на ограду.

Утопиться? Но Альтер говорит, что это невозможно… Изуродовать Мастодонта? Но как его изуродуешь – при этих-то мордоворотах! Выследить, где он живет, пробраться ночью в дом и придушить подушкой?… Владу почему-то стало жутко от этой мысли. Да и как проснуться ночью, как заставить себя не спать?… Обрушить ему на голову камень с крыши? Но как подстеречь, где взять камень?…

Влад изо всех сил закусил губу и застонал. Порыв ветра ударил ему в лицо, разметал волосы. Он выплюнул кровавую соленую слюну, поднялся на ноги и заставил себя всмотреться в окружающий ненавистный сволочной омерзительный тошнотворный мир.

И только сейчас обнаружил, что он здесь не один. На набережной толпилось множество людей, а сверху, от узких проемов улиц, подходили все новые и новые горожане. Мужчины и женщины с тревогой глядели на плескавшуюся уже у самой ограды Воду. Волны с шумом бились о каменный бок Острова, ветер подхватывал брызги и бросал их в лица людей. Тут и там растекались по набережной лужи, и люди пятились от них, тесня и толкая друг друга, подбирая подолы, пятились в полном молчании, готовом – Влад чувствовал это! – вот-вот смениться криками страха и отчаяния.

Ветру надоело прикидываться безобидным и беззлобным озорником, и он теперь дул почти непрерывно. Со свистом проносился над толпой, взлохмачивал волосы людей и с разгону кидался на стены домов, цепляясь за провода и врезаясь в гущу шумящих ветвей. Ветер не давал покоя Воде, ветер пытался довести ее до исступления, пытался заставить наброситься на Остров – и, кажется, был близок к успеху. Ропот прошел по толпе, толпа колыхнулась и подалась еще дальше назад от ограды – такого непрочного, такого смехотворного препятствия на пути стихии.

– Смотрите! Смотри-ите! – раздался пронзительный женский крик. – Оно идет сюда! Оно движется прямо на нас! Смотрите!

Влад провел ладонью по лицу, вытирая брызги. Щурясь от ветра, вгляделся в серую даль. Там, где небо сливалось с Водой, вздымался темный вал. Он выделялся на фоне неба и двигался к Острову, двигался неуклонно и неотвратимо, и хотя был еще далеко, Владу стало ясно: ничто не может помешать этому чудовищу добраться до берега, с ревом накинуться на Город и поглотить всех столпившихся на набережной людей.

Вероятно, такая же мысль, подобная удару током, пришла в голову не только ему, потому что не успел еще стихнуть истошный женский крик, как толпа вновь пришла в движение. Расталкивая, сминая тех, кто шел навстречу, из горловин улиц, к набережной, люди бросились прочь от Воды, от набирающего скорость зловещего вала, торопясь укрыться в глубине городских кварталов, за стенами дворов и домов. В шум волн и свист ветра вплелись крики и женские причитания. Рассеявшись по набережной, горожане исчезали из виду, сворачивая в улицы и переулки.