Текст книги "Зверь из бездны"

Автор книги: Алексей Корепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

4. Соколиная. Славия

Спустившись на лифте в наши обширные подземные владения – там были гараж, склады, ремонтные мастерские и прочее, – я выбрал первое попавшееся авто (невзрачный пегий «валет» с помятым крылом) и выехал под ночное небо, поросшее одуванчиками звезд. Слева, над крышами, серебрилось одинокое шарообразное скопление – где-то там, в его глубине, затерялась пылинка Феникса, бесконечно далекая по обычным меркам и близкая наша обитаемая соседка, если устремиться к ней по нуль-трассе, дарованной человечеству с помощью великого Колдуна.

Улицы были тихими, лишь иногда встречались неспешные авто, и только на мосту через Дунай было более оживленно. Там, как всегда, бродили, целовались на скамейках и стояли у перил парочки. Группки молодежи сидели прямо на бордюре тротуаров, потягивая прохладительное и обсуждая какие-то свои проблемы. Все было, как обычно. Цепочки огней на мосту раздваивались, отражаясь в темной речной воде. Мой «валет» проворно сбежал по покатой спине моста и свернул на набережную. Тут я прибавил скорость, миновал вереницу зданий, пересек окруженную пышными каштанами пустынную площадь и углубился в свой уютный квартал.

Когда я прибыл на Соколиную, мне предложили небольшой дом в предместье, но я выбрал обычную трехкомнатную квартиру – кабинет, спальня, гостиная – в обычном городском трехэтажнике. Во-первых, дом требовал бы хоть какого-то ухода, садовых хлопот и прочего, а я не чувствовал себя готовым к подобным занятиям. Во-вторых, я знал, что не так уж и часто буду находиться в своем жилище и вообще на Соколиной – меня ждала разъездная работа. В-третьих, я не собирался на веки вечные оставаться здесь, в официальном центре Ассоциации, – все-таки я был и всегда буду альбатросцем, а не соколянином. Ну, и, в-четвертых, мне было приятно, сидя у поливизора в гостиной или работая на тренажерах в своем спортзале-бассейне, осознавать, что вокруг тоже живут люди, а над моим потолком, на крыше, в нашем саду, обитают удивительно красивые местные птицы – певучие длиннохвостые дирлилинки… В общем, вовсе не надо было мне ничего другого. Да и работа в пяти минутах езды.

Оставив авто на подземной стоянке, я прошагал через наш заросший зеленью двор и взглянул на свои окна. В одном из них, угловом – окне гостиной, – горел приглушенный свет. Это было единственное освещенное окно во всем доме. И это значило, что Славия опять заснула в кресле у поливизора, не дождавшись меня.

Так и оказалось. Разувшись в прихожей, я заглянул в гостиную – Славия спала, с ногами забравшись в кресло и опустив голову на широкий мягкий валик-подлокотник. Длинные светлые волосы свесились ей на лицо и чуть заметно колыхались в такт ее дыханию. Ладони она спрятала между сжатых бедер, словно замерзла, и от ее небольшой изящной фигурки, как обычно, слабо веяло грустью. Так веет грустью от последнего осеннего цветка на вечерней холодной заре, после которой трава покрывается инеем. Славия всегда, сколько я знал ее, была тихой и чуть-чуть грустной.

Но не в моих объятиях. Осенний цветок вдруг расцветал всей своей удивительной, полыхающей, обжигающей красотой, и каждое прикосновение к его нежнейшим лепесткам было – как удивление, как открытие, как озарение, как пение дирлилинок по утрам…

Я осторожно прошел в гостиную и выключил поливизор, оборвав какое-то разноцветное, но безобъемное и очень тихое шоу, – объем Славия убрала, а громкость оставила минимальную, так что шоу просто шептало, не тревожа ее сон. Постоял немного, глядя на нее, хрупкую, тихую, – и отправился принимать ванну.

Я встретил Славию в начале этого лета, когда вместе с Дино вернулся на Соколиную после успешной операции на Чайке. Кондор дал нам три дня на отдых (а потрудились мы изрядно, да к тому же еще и застряли в знаменитых свистящих песках Чайки), и я слетал на море, в пляжные края, где было красиво, безмятежно и немноголюдно. Но хватило меня только на два дня такого безделья. Любой отдых, длящийся более суток, начинает меня утомлять – это я заметил за собой уже давно. Тогда я вернулся в Кремс и весь вечер провел в казино, потихоньку проигрывая остаток премии за операцию на Чайке. Я не азартный игрок, никогда не «завожусь» и всегда знаю, когда нужно встать и уйти. И могу это сделать без колебаний. К полуночи мне повезло – я взял сразу все квадраты на зеркальном заходе в «пятицветной дунайке» (а такое случается в казино не каждый день) и тем самым возместил расходы по вояжу на морское побережье. После этого я остался еще на три партии, милостиво позволив себя обыграть, дабы мои соперники не очень расстраивались. А потом заказал себе партнершу и отправился в интим-павильон. На какие-то прочные связи не было времени, да и желания тоже не было – помнилась мне моя несложившаяся семейная жизнь, и до сих пор что-то словно покалывало в душе, когда я вспоминал Бригитту…

На третий день, отоспавшись и чувствуя себя слишком уж хорошо отдохнувшим за этот краткосрочный, но вполне достаточный для меня отпуск, я загнал себя в спортзал-бассейн и вволю порезвился на тренажерах и наплавался, словно проделывал все это впервые. А ближе к вечеру, умиротворенный и расслабленный, вылез из дому, чтобы просто посидеть на скамейке у Дуная, среди людей.

И вот тут я и увидел Славию. Я бездумно смотрел на искрящуюся от солнца воду, по набережной прогуливались горожане, но эта девушка была как бы отстранена от всех. Она медленно шла сама по себе, словно окутанная невидимым силовым полем, отталкивающим все окружающее, смотрела в никуда, и я сразу уловил исходящую от нее легкую грусть, подобную слабому горьковатому аромату неведомого цветка. Я даже не помню, как она была одета, – я просто почувствовал этот слабый грустный аромат, и мне захотелось развеять его. Она села на другом краю скамейки, не замечая меня (я был уверен в этом), не замечая никого и ничего вокруг, потому что она была обращена в себя, в свою грусть.

Не знаю, как и чем мне все-таки удалось привлечь ее внимание. Может быть, она просто увидела в моих попытках к общению возможность хоть на некоторое время ускользнуть от своей грусти? Не знаю. Вот уже кончается лето, первое лето нашего знакомства, а она все так же чуточку грустна, и теперь я начинаю думать, что грустит она не о чем-то и не о ком-то – просто суждено ей быть именно такой. Есть же на свете весельчаки, которые ну просто брызжут энергией и задором, лучатся жизнерадостностью, невольно заставляя веселиться окружающих, – так почему бы не быть и противоположному типу людей? Эманация грусти, не связанная с каким-то конкретным объектом или событием, – вот что такое, по-моему, происходило со Славией.

Конечно, я мог бы осторожными расспросами попытаться что-нибудь выведать у нее (как-никак профессионал!), но я не считал себя вправе заниматься подобными вещами. Я не был с ней следователем, а она – подозреваемой, и в конце-то концов, у каждого есть право носить в себе некую тайну. Много всякой всячины постигли мы об окружающем мире, а вот можем ли, умеем ли порой разобраться в самих себе? И вполне возможно, Славия сама не знает причину своей грусти… или и нет все-таки никакой причины, а есть устойчивое, постоянное состояние души…

Я никуда не отпустил ее в тот вечер, и мы бродили по набережной, и я разливался длиннохвостой дирлилинкой. А потом мы пили чай у меня в гостиной и долго, долго, долго сидели на балконе под звездным небом, и я рассказывал ей о тех разноцветных мирах с птичьими именами, что летят сквозь пустоту там, в далеком далеке, и где я уже успел побывать. Она тихо слушала, очень внимательно слушала меня, и я радовался, что прорвался сквозь силовое поле… Потом я уложил ее спать в своей спальне, а сам отправился ночевать в кабинет и долго не мог заснуть.

Утром она ушла, но мы договорились о новой встрече, и эта встреча состоялась. Было много встреч, и теперь она просто приходила ко мне, как к себе домой, в любое время, и ждала меня, и нам было очень хорошо вдвоем… И уходила – чтобы вновь вернуться.

Мы были вместе уже почти целое лето, а я знал о ней только одно: ее имя. Славия. И больше ничего. Уверен, при моих возможностях я способен был в течение часа с помощью Валентина узнать о ней все, включая всю ее родословную вплоть до предков-землян. Но вот только зачем? Меня устраивало существующее положение дел. Более того, именно существующее положение дел меня и устраивало.

Славия… Женщина-тайна. У каждого ли есть такая женщина-тайна?…

Славия…

И между прочим, я ловил себя на том, что это на меня непохоже. Иметь, что называется, в руках тайну, и не пытаться разгадать ее?

Но мне действительно не хотелось разгадывать ее.

Я окончательно размяк в теплой воде, а ведь времени на сон оставалось совсем немного. Мысли о Славии растворились, их вытеснили другие, совершенно другие мысли. Нетерпеливо потоптавшись под сильной воздушной струей и так до конца и не обсохнув, я натянул шорты, бросил прежнюю одежду в утилизатор и, причесываясь, вернулся в гостиную.

Славия продолжала спать в той же позе, далекая от моих забот. Я, разумеется, никогда и не посвящал ее в свои заботы и дела. Погасив свет, я склонился над ней. Бережно поднял, как ребенка, и понес в спальню, ощущая сквозь тонкую ткань ее накидки теплое нежное тело.

– Лео… – Она обняла меня за шею, и легкое дыхание коснулось моей щеки. – Куда мы? Почему темно?

– Спи, спи, – сказал я шепотом, входя в спальню. – Ляг на бочок, сомкни ресницы – и дивный сон тебе приснится…

– Дивный… – прошептала она и едва слышно вздохнула. – Ох, Лео… Лео… – Она снова вздохнула. Неужели что-то мучило ее? Что?…

– Ничего не бойся, ляг – и успокойся, – продолжал импровизировать я (или эти слова в детстве говорила мне мама?)

Я опустил ее на постель и услышал, как с тихим шелестом упала на пол накидка. Сбросил шорты и лег рядом. Она прижалась ко мне, и, конечно же, мне сразу захотелось ее… но тогда мы не уснули бы до рассвета.

– Спи, Славочка. – Я поцеловал ее в податливые губы. – Мне вот-вот вставать и бежать.

Она молча погладила меня по плечу и замерла, затихла, словно превратилась в статую. Я лег на спину, закинул руки за голову и закрыл глаза. Я был готов спать глубоко и долго, а утром, проснувшись, возместить то, в чем сейчас отказал Славии… Но такое желание существовало в совершенно ином, абсолютно пока ненужном слое сознания. Потому что больше всего мне хотелось прямо сейчас почувствовать укол браслета и сообщение Валентина или любого из моих парней. И немедленно действовать, действовать…

5. Соколиная. Сводка

В темноте медленно приближались багровые огни, и темнота тоже становилась багровой, и в ней проступали какие-то смутные контуры, какие-то колышущиеся изломанные линии… Они передвигались, менялись местами, возносились и опускались, растворяясь в багровой мгле… Жаром наливалась багровая мгла, странным леденящим жаром, и вновьпоявились линии, теперь уже не искривленные, не изломанные, а прямые… Линии медленно скользили друг за другом, сближаясь, сближаясь… соединяясь в два треугольника, два черных треугольника на фоне багрового леденящего жара… Треугольники наплывали, почти соприкасаясь углами, наползали один на другой… Пульсировала, в каком-то мрачном ритме раскачивалась багровая нездешняя мгла… Острый конец треугольника коснулся моего запястья…

Я, задыхаясь, открыл глаза, вытер о подушку потный лоб. Оказывается, я весь был мокрым от пота.

– Закончил обработку, готов передать информацию, – сообщил биокомп.

– Сейчас, Валентин.

Я сел и осмотрелся, еще не до конца избавившись от остатков какого-то бредового сна. Голова была тяжелой. Небо за окном слегка посерело, но рассвет еще блуждал где-то за лесами, у далеких озер. Я посмотрел на браслет и убедился, что поспать мне удалось не более часа. Оглянулся – Славия лежала, свернувшись клубком, и едва слышно постанывала во сне. Я погладил ее по голове и она затихла. Не тратя времени на одевание, я голышом поспешил в кабинет. Сел в приятно холодящее кожу кресло с высокой спинкой, нашарил в ящике стола упаковку биостимулятора.

– Давай, Валентин!

Внутренне я весь уже дрожал от напряжения. Я верил, я очень хотел верить, что биокомп раскопал что-то важное.

– Здесь только сведения, зарегистрированные управлениями полиции, – предупредил биокомп.

Это было ясно и глупому ножкоглазу – откуда бы Валентину иметь другие? Он прошелся по всем архивам информации, но ведь регистрировались-то не все происшествия. Кое-кому не очень нравилось, что Унипол при необходимости может иметь сведения обо всем, подотчетном полицейской сфере суверенных планет-государств. Именно поэтому мы и держали агентов на местах. Агенты занимались аналитической работой, их ежемесячные отчеты концентрировались у Кондора и, вероятно, ничего необычного в них пока не было, иначе Кондор давно бы поднял тревогу. В общем-то лично я особой пользы от их деятельности не видел – на каждой планете хватало своих вполне квалифицированных аналитиков, но решение о создании агентурной сети принимал не я.

– Не тяни, Валентин! – взмолился я.

– Я просто предупредил, что информация может быть неполной. Даю сокращенный монтаж сводки. Двадцать девять сообщений. Приложения зафиксированы.

– Давай, дорогой, давай!

Экран на моем столе засветился. На его голубоватом фоне проступили белые строчки сообщений в изложении Валентина, составившего некий экстракт многочисленных документов, которые содержались в накопителях. Одновременно биокомп начал аудиотрансляцию.

– Черный Дрозд, тридцать пятое сентября по местному времени, одиннадцатое марта по Кремс-шкале, семнадцатый округ. Потерпевший Василис Митропулос. Обратился в участковое управление полиции с заявлением о том, что на него совершено нападение двумя вылетевшими из реки рогатыми четырех– или шестикрылыми существами с длинной черной шерстью и одним светящимся зеленым глазом посредине лба. Нанеся потерпевшему несколько ударов по голове, нападавшие скрылись в неизвестном направлении (растворились в воздухе – по определению самого Митропулоса), завладев личным имуществом потерпевшего. Принятыми мерами розыска личное имущество потерпевшего Митропулоса не обнаружено. Характеристика проведенных мероприятий прилагается. Из эпикриза: четвертая степень опьянения, редуцированное постнаркотическое состояние. Ушибы затылочной части головы.

– Бывает, – мрачно сказал я. – Если падать навзничь на прибрежные камни.

– Голубиная, – продолжал биокомп. – Седьмое декабря по местному времени, шестнадцатое марта по Кремс-шкале, двенадцатый округ. Потерпевший Ван Мин. Заявление в управление полиции сектора по поводу неоднократного появления в квартире полупрозрачных обнаженных человекоподобных существ женского пола – по определению заявителя. Отличительная черта существ: наличие дополнительных половых органов на месте рта и анального отверстия. Причина заявления: похищение данными существами личных вещей владельца квартиры. Перечень прилагается. Основание для обращения в управление полиции сектора: отказ участкового управления рассматривать заявление потерпевшего. Принятыми мерами розыска имущество Ван Мина не обнаружено. Результат скрытого наблюдения за квартирой отрицательный.

– Эротомания, – еще мрачнее пробормотал я. – Везде-то ему женские половые органы мерещатся.

– Характеристика проведенных мероприятий прилагается. Патологические отклонения, – с нажимом произнес Валентин последние два слова, – практически отсутствуют. Индекс Домлера в пределах нормы. Парящий Орел, второе марта по местному времени, двадцать девятое марта по Кремс-шкале, семьдесят третий округ. Потерпевший Хорен Алачьян. Заявление в участковое управление полиции по поводу…

– Стоп, Валентин. – Я отлепил спину от обивки кресла. Биостимулятор делал свое дело – голова становилась свежей и ясной, тело превращалось в прозрачный крепкий кристалл. – Отключи аудио, теперь я сам.

– Принято.

Валентин замолчал. Я задал медленный режим и начал внимательно просматривать строки сообщений, которые текли по экрану, перемещаясь снизу вверх. Это были, конечно, неординарные сообщения, или, скажем, не совсем ординарные сообщения, но нечто во мне, некий анализатор, то, что принято называть интуицией, пока не давал о себе знать. Да, в разных уголках Ассоциации изредка происходили весьма странные события (если, конечно, верить показаниям заявителей), но не было в них трагизма и необъяснимости происшествия на Фениксе. Странность? Да. Загадочность? Да. Но где гарантия, что показания потерпевших основаны именно на реальных фактах, а не на причудливых построениях, сконструированных их собственным внутренним миром? Да, имели, так сказать, место ушибы, переломы конечностей, сотрясение мозга, пропажи брюк, кредиток и фамильных перстней. Но ни разу нигде не находилось непосредственных свидетелей тех происшествий, что были зарегистрированы полицейскими управлениями разных миров. Вся информация о происшедшем исходила только от самих потерпевших.

Конечно, круг странных случаев не ограничивался этими двадцатью девятью сообщениями. Не во всех полицейских управлениях они регистрировались – их отметали как галлюцинации и алкогольный или наркотический бред. Да и каждый ли пойдет в полицию сообщать о том, что явился к нему ночью двугорбый синий слон с печальными глазами и уволок последние домашние тапочки?

К Валентину у меня, естественно, претензий не было и быть не могло. Валентин старательно отобрал все те происшествия, что некоторым образом вылезали за рамки и оставались необъясненными. Пока необъясненными. Но все это, чувствовал я, было не то, все это никак не лепилось в один ряд с трагедией на Фениксе.

Вот, пожалуйста, очередной пункт сводки. Пункт седьмой. Альбатрос (Альбатрос!), двадцатое Кремс-апреля, восемнадцатый округ. (Знаем, знаем, у самого детство прошло в соседнем округе – Альпы, снега, горные лыжи, масса уютных отелей в окружении альбасосен, прозрачно-звенящий воздух, пахучий глинтвейн у камина, свеча у постели, поцелуи и страстные объятия, метель за окном и снежные ванны поутру…) Некто Петер Маджинский. Провалился в расселину, застрял головой вниз, сломал при этом руку, вывихнул ступню, и никак не мог расстегнуть комбинезон и вытащить из-за пазухи транс, чтобы вызвать спасателей. Его просто заклинило между скал. Числился выехавшим из отеля, поэтому никто его не хватился, а передвижные средства оперативного наблюдения его не фиксировали из-за аномального экранирования в том квадрате.

На вторые сутки был вытащен из расселины неким серебристым великаном с безликой круглой головой (по словам пострадавшего) и перенесен на склон неподалеку от горнолыжной трассы. Где его в снегопад и обнаружил патруль спасателей. Никаких следов вокруг, естественно, не было. В расселине нашли сломанные лыжи, перчатку и клок комбинезона Маджинского, так что он, несомненно, действительно там побывал.

Выбраться оттуда без посторонней помощи, да еще и с открытым переломом руки и вывихнутой ступней, он, по единодушным оценкам специалистов, никак не мог (если, действительно, его заклинило, как он утверждал)… но мы ведь знаем множество примеров проявления скрытых возможностей человека в экстремальных ситуациях. Мать приподнимает за бампер тяжелое грузовое авто, наехавшее на ее ребенка. Человек по отвесной высокой и гладкой стене выбирается на Малиновке из весенней промоины, кишащей голодными кривозубами. Мальчик удерживает на поднятых руках рушащуюся на него каменную плиту… И все это проделывали самые обыкновенные люди, не обладающие какими-то уникальными способностями и отнюдь не подходящие под ранг супергомо.

То же самое могло случиться и с Маджинским. А насчет серебристого безликого великана… Думаю, и не то может привидеться или пригрезиться, если сутки повисеть в тисках скал вниз головой. Основанием для обращения в полицию было желание пострадавшего (после выздоровления) организовать широкомасштабные поиски таинственного вызволителя-великана с привлечением сил полиции и горноспасателей.

Специально такие поиски, разумеется, не проводились, но добросовестные работники участковой полиции произвели анализ данных передвижных средств оперативного наблюдения спасателей и, более того, выставили там свои стационары.

Струились, струились по экрану строки сводки. Заявление. Анализ. Заключение. Заявление. Анализ. Заключение. Кое-где – эпикриз. Ятрогения. Остаточные явления галлюциногенизации. Миражный эффект на почве той же ятрогении. Мираклизм. Криптомнезия. Тем не менее, вполне реальные телесные повреждения. Вполне реальные пропажи вещей, три пожара и две попытки самоубийства (убийства – по мнению потерпевших). И все-таки – ни одного случая с летальным исходом. Нет, никак, ну никак не могли пересекаться все эти события с фениксианским делом.

Пункт двенадцатый сводки. Райская Птица. Явление бестелесного голоса (хотя как это голос может «являться»?) с последующим пожаром и прыжками с четвертого этажа. Любопытно, что голос слышали сразу трое. Этот же голос, по их утверждению, и выбросил их из окна четвертого этажа. Заключение участковой полиции. Медицинское заключение. Факт довольно-таки примечательный, но моя интуиция молчала. Имущество застраховано на баснословную сумму, наследник одного из пострадавших вдрызг проигрался в казино накануне «явления» голоса. Но в момент происшествия находился совсем в другом месте – есть неопровержимые доказательства. Хотя вовсе не обязательно проделывать все это ему самому. С другой стороны, возможно, это происшествие из разряда тех самых случаев, над обоснованием и объяснением которых вот уже не одну и не две сотни лет бьется, набивая себе шишки, наша парапсихология…

Пункт пятнадцатый. Голубка. Некто в белом… Шестнадцатый. Опять же Голубка. Попытка самоубийства (принудительного?), телесные повреждения, мотивы не установлены. Дело довольно свежее, июньское (по Кремсу), следствие продолжается. Пункт семнадцатый. Земля… Восемнадцатый, Черный Дрозд… Двадцатый, Чайка… Двадцать первый, Чайка…

Двадцать второй. Журавлиная Стая. Некто Карреро. Эвридика Карреро. (Всего лишь вторая пострадавшая женщина во всей сводке.) Нападение с целью убийства (по словам потерпевшей). Летающая белая фигура… Телесные повреждения… Шоковое состояние… Ведется расследование.

Не то, не то… Ох, и много же вас, маний человеческих, несть вам числа! Кто преследовал вас, госпожа Эвридика Карреро с Журавлиной Стаи (не бывал я еще на Журавлиной Стае), кто пытался вас убить? Ваши собственные страхи?

Что-то внезапно шепнуло внутри, что-то шевельнулось. Я еще раз просмотрел двадцать второй пункт.

Одна в загородном доме, в спальне на втором этаже. Ночь. Влетающая в окно (со слов потерпевшей) огромная белая фигура. Маска-лицо, жуткие глаза, полыхающие зеленым огнем. Прикосновение холодных рук… Женщине удалось вырваться (опять же по ее словам), и она бросилась к лестнице, ведущей в холл. Выскочила из дома, запрыгнула в флаерокиб, стартовала в аварийном режиме. Доставлена в больницу с переломами и трещинами ребер (упала на лестнице?) Никаких признаков чьего-либо постороннего присутствия в доме не обнаружено. Данные экспертизы. В настоящий момент пострадавшая продолжает находиться в больнице, итоги нарко– и психотестирования прилагаются.

Пойдем дальше. Пункт двадцать третий… Двадцать четвертый… Двадцать пятый…

Между прочим, Феникс в этом Валентиновом экстракте даже не упоминался. Ни до, ни после. Происшествие было единичным.

За окном уже вовсю резвился рассвет, когда я, теперь уже снизу вверх, вновь прошелся по всем пунктам. День начинался совсем не обнадеживающе, и утро отнюдь не оказалось мудренее вечера, как предрекал Драган. Во всяком случае, для меня. Может быть, хоть у моих парней что-нибудь высветилось? Но ведь не выходят же на связь, не заливают водопадом плодотворных нестандартных идей…

Я еще раз погонял сводку туда-сюда и тоскливо оглядел разукрашенные в стиле «космотромб» стены кабинета.

– Эх, Валентин… Не вижу никаких аналогов.

– Совсем? – вкрадчиво осведомился биокомп.

Я подумал, похлопал себя по голой груди, потер легкую щетинку на подбородке (вот так, небритый, неумытый – и за работу), побарабанил пальцами по столу.

– Ну разве что нет полной ясности по пункту двадцать второму… и, пожалуй, двадцать седьмому.

Пунктом двадцать вторым была Журавлиная Стая, госпожа Карреро. Никаких отклонений у нее до этого случая никогда не наблюдалось. Двадцать седьмым пунктом был Коршун, некто Святослав Евсеев. Демоническая черная женщина с жутким лицом, пытавшаяся задушить заявителя в его же собственной постели (опять же, по словам заявителя). Евсеев выпрыгнул в окно, вскочил в проезжавшее мимо дома такси (показания водителя и пассажиров такси прилагаются), буквально вышвырнул водителя на заднее сиденье, на колени перепуганной пожилой семейной четы (кстати, жителей соседнего коттеджа, хороших знакомых заявителя), сам сел за управление и на полной скорости рванул к центру города, пресекая все попытки водителя остановить машину. Дело кончилось тем, что такси со всего хода въехало на крутом повороте в уличное ограждение и перевернулось. Сработала аварийная система, все участники событий досыта наглотались пластопены, но никто, конечно, серьезно не пострадал – пролетели в своих коконах до ближайшего газона и благополучно приземлились. Налицо действия в состоянии аффекта. Причины, вызвавшие аффект, выясняются. Проводится медицинское обследование заявителя и следствие по его заявлению. События произошли только вчера, так что полной картины пока нет. Но известно, пожалуй, главное (для полиции, разумеется): никаких следов пребывания посторонних в коттедже господина Евсеева не обнаружено…

– Даю дополнительную информацию по пункту двадцать второму, – сказал Валентин. – Журавлиная Стая, пятнадцатое июля по местному времени, девятнадцатое августа по Кремс-шкале, сорок первый округ, потерпевшая Карреро.

Я насторожился:

– Источник информации?

– Инфопласт приват-пользователя господина Луиса Карреро. Пользователь передал его полиции в интересах следствия.

В груди у меня возник и тут же исчез легкий холодок.

– Муж?

– Муж, – подтвердил биокомп.

– Ну и?…

– Господин Луис Карреро, совладелец и капитан-директор лидер-секции «Карреро А», Журавлиная Стая, сорок первый округ, Мерида-Гвадиана. Вся территория вокруг загородного дома, где произошли события, находится под наблюдением аппаратуры слежения.

– Понятно. Ревнивый муж интересуется, с кем проводит время на лоне природы его жена. – Я немного нервно потер руки. – И что же в тот день зафиксировали его наблюдатели?

– Никаких посторонних лиц на территории не было. Все шесть дней госпожа Карреро находилась в загородном доме вместе со своим мажордомом Энрике Торхиньо. Происшествие, согласно показаниям госпожи Карреро, случилось около двадцати шести ноль-ноль по местному времени. Господин Торхиньо уехал из загородного дома до этого, в четырнадцать часов, и больше не возвращался. Госпожа Карреро была в доме одна. Совершенно одна.

– Ну так что? – разочарованно спросил я. – У тебя же и в сводке отмечается, что никаких признаков чьего-либо постороннего присутствия не обнаружено. И местной полиции, по-моему, тоже все понятно, хотя расследование они, конечно, проведут. Насмотрелась поливизора впечатлительная госпожа, а ночью после этого страшный сон привиделся – вот с перепугу и оступилась на лестнице, да еще, небось, в потемках.

– Поливизора в доме госпожи Карреро нет, – ответил биокомп и замолчал.

А ведь был, был-таки у него какой-то козырь, у моего славного Валентина, я просто чувствовал это! И не случайно, наверное, встрепенулось что-то у меня внутри, когда я в первый раз дошел до двадцать второго пункта сводки.

– Что же ты еще обнаружил, дорогой? – вкрадчиво спросил я, вновь вызывая на экран текст сводки.

– Я проанализировал характер телесных повреждений, с которыми потерпевшая была доставлена в больницу, – данные из накопителя третьей городской больницы Мериды-Гвадианы – и сопоставил с имеющейся у меня информацией о такого рода повреждениях. Результат весьма любопытный, Леонардо.

Я затаил дыхание.

– Пострадавшая, – продолжал биокомп, – никак не могла получить такие повреждения, упав с лестницы или выпрыгнув в окно, или ударившись о дверь. Травмировать грудную клетку подобным образом можно лишь при воздействии экзогенного концентрического силового поля, имеющего неуклонную тенденцию к схлопыванию, причем поля очень ограниченных размеров по высоте. Или же при другом внешнем – но именно внешнем – физическом воздействии. Сама себя руками с такой силой она никак не могла обхватить и сдавить, я уточнял.

– Ты хочешь сказать, что кто-то или что-то обняло ее так, что чуть не раздавило?

– Именно, – подтвердил Валентин. – Информации о генезисе любых силовых полей подобной конфигурации, подобного воздействия и подобного периода стабилизации я не обнаружил. Возможно, в данном континууме их не существует.

– Так!

Я встал и зашагал по кабинету от стола к двери и обратно. Наверное, со стороны это могло выглядеть весьма забавно – меряющий шагами кабинет совершенно голый сотрудник Унипола, – но я не думал о том, как выгляжу со стороны.

Интересная рисовалась картина. На выбор было два предположения: либо кто-то навел на госпожу Карреро некое силовое (скажем, гравитационное) поле с помощью какой-то воистину уникальной установки, находящейся вне пределов действия аппаратуры слежения капитан-директора и мужа – а таких установок в Ассоциации не водилось (о внезапной естественной гравитационной аномалии говорить не приходится – это было бы уже чудом из чудес, хотя запрос надо будет все-таки сделать). Либо потерпевшая попала в чьи-то слишком уж крепкие объятия. Чьи? Медведя? (Уточнить, какие крупные животные водятся на Журавлиной… впрочем, о чем я? Эвридика Карреро находилась в доме одна!) Человека? Агрессора-галактианина, которых нет? Какого-то автоматического устройства-ловушки?

– Аппаратура слежения реагировала только на биосистемы? – резко остановившись, спросил я Валентина. – Какой тип?

– «Комплекс-плюс». Не только на биосистемы.

Все понятно. Весьма состоятельным человеком был господин Луис Карреро, коль мог позволить себе наблюдать за женой (были основания?) с помощью таких серьезных агрегатов! Система «Комплекс-плюс» фиксировала наличие и перемещение любых материальных объектов. Любых. Значит, то, что напало на Эвридику Карреро, не было материальным объектом? Откуда же тогда такие телесные повреждения? Подобного не добиться и никаким самовнушением…

Белая фигура… Влетевшая в окно белая фигура. Около полуночи по местному времени. Привидение? Зловещий ночной призрак. Дух Ночи, решивший поохотиться… или развлечься… Что-то не слыхал я об убийствах, совершенных привидениями. А багровые огни на Фениксе – тоже привидения? Тогда, конечно, не стоит и связываться, не наша это сфера. Тут уж лучше вызвать тех же парапсихологов, заклинателей или служителей Церкви.