Текст книги "На границе тучи ходят хмуро..."
Автор книги: Алексей Кулаков
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 6
«Вроде только закрыл глаза, а уже пора вставать!» – сонно чертыхнулся Александр, просыпаясь от «звонка» живого будильника, оравшего свое «кукареку» с завидной точностью – ровно в пять тридцать. Прошло две недели, как он стал офицером русской императорской армии и очень родовитым аристократом, и все это время лениться не приходилось. Взвод ему достался разнородный, скажем так. На пятьдесят пять человек списочного состава приходилось всего пятнадцать послуживших и много повидавших ветеранов, остальные – зелень, «новички», салаги, из которых большая часть поначалу имела проблемы с дисциплиной. То есть спокойно пили до и после службы (а особенно одаренные и во время, но с изрядной опаской), да еще и подраться некоторые были далеко не дураки – в свободное от служебных тягот время. Старший и младший унтера, конечно, старались поддерживать дисциплину на уровне, но старые привычки одолеть не так-то просто.
Штаб-ротмистр Блинский чаще всего отсутствовал «по неотложным делам», в основном в Ченстохове. И штаб рядом, и прекрасные дамы недалеко. А еще штаб-ротмистр спал и видел, как он становится ротмистром и службу свою продолжает в штабе, поначалу бригадном, потом окружном – и так далее. В его отсутствие всю бумажную работу доверили… правильно, молодому, но ужасно перспективному корнету, князю Агреневу. Последний из трех офицеров отряда (вообще-то по штату их должно было быть четверо, но, учитывая хронический дефицит молодых офицеров, а вернее будет сказать, военных училищ в империи…), командир третьего взвода корнет Зубалов, вообще уже полгода как подал рапорт с прошением об отставке с действительной военной службы и самозабвенно готовился к поступлению в университет. Вот только все не мог никак решить, кем же он хочет стать: юристом или… может пойти по сельскохозяйственной части, на агронома? Такое поведение попросту не укладывалось в голове у Александра, потому как контрабандисты были не безобидными овечками, сшибающими детишкам на молочишко, а натуральными бандитами без тормозов: при встрече стреляли не раздумывая и засадами очень даже не брезговали. И что самое печальное – сильно недолюбливали офицеров, выражая свою неприязнь всеми доступными им способами. К примеру, поручика Глокке, что командовал взводом до Александра, в одной из стычек просто забили прикладами насмерть. Говорят, так и привезли заиндевевшего, с размочаленной вдребезги головой, с брызгами крови и мозгов на шинели. С таким добросовестным отправлением служебных обязанностей у господ офицеров совсем неудивительно, что и первым взводом, и всей ротой (пока было привычнее отряд называть именно так) потихоньку управлял Трифон Андреевич, пожилой и опытный отрядный фельдфебель. Хозяйственные дела, вопросы расстановки секретов и дозоров, очередность увольнений, выдача месячного денежного довольствия… Сегодня с утра по плану, составленному самим же Александром, был первый пеший обход «владений», на предмет еще раз все осмотреть, подробно и не спеша, составить свое мнение и решить, как тянуть службу дальше. Через час после побудки, аккурат к окончанию завтрака, появился «экскурсовод» – старший унтер Мохов, к «труду и обороне» подготовленный значительно лучше, чем корнет: винтовка на правом плече, сабля в потертых коричневых ножнах на поясе, рядом с двумя вместительными подсумками, явно не пустыми.
«Хм… последуем примеру опытного человека».
К глубокому сожалению, все, что было возможно, – так это взять патронов побольше, потому как винтовки офицерам не полагалось. Хотя, конечно, можно было бы и прихватить свободную берданку в оружейке, но попросту одолела лень-матушка. Тащить такую тяжесть… по такой жаре!
Выйдя за околицу, корнет с унтером начали петлять от столба к столбу, пересекая по пути лесочки, ручейки, луга и рощицы, обходя овраги и заросли колючего кустарника. Через каждые пятнадцать-двадцать минут унтер «находил» очередной секрет или дозор и коротко справлялся у них:
– Все тихо?
На что следовал один и тот же ответ:
– Угум!
Пройдя таким образом верст десять, присели на поваленный ствол старой сосны – отдохнуть в тенечке.
– Вот, вашбродь, большую часть прошли, еще три секрета глянем – и обратно.
– Хорошо…
Потянувшись всем телом, офицер расположился на бревне поудобнее, настраиваясь на долгий разговор.
– А скажите мне, Мохов, как вас по имени-отчеству?
– Семен я, а батюшку Василием звали, – с запинкой ответил старший унтер, слегка удивленный таким явным интересом именно к своей персоне.
– А давайте-ка поговорим по-простому, без чинов, Семен Васильевич.
– Так точн… э-э?
– Вот и договорились. А скажите мне, Семен Василич, как часто у НАС пошаливают? А то прямо опаска берет, как послушаю историй разных.
Поначалу собеседник князя отвечал на все вопросы односложно и с явной настороженностью, но постепенно разговорился, и сведения полились полноводной рекой, рисуя правдивую картину происходящего на границе.
«Неслабо!!! Тихая война – вот как это называется. Короткие перестрелки не реже одного раза в неделю, раз в месяц у нас или у соседей раненые, а повсеместно считается, что тут тишь да гладь да божья благодать. Вот это я попал! Так, надо все хорошенько обдумать, а пока… Пора сворачивать разговор».
Задав пару-тройку вопросов о родных и близких старшего унтера, Александр познакомился со всей его немудреной биографией. Родился, крестился, женился… три дочери, сын-наследник, первый внук на подходе, а нажил – всего ничего. Два ранения, три благодарности да полдюжины медалей. Удачно ввернув про свое сиротство и обучение на казенке, князь окончательно завоевал доверие Семена Васильевича, и дальше они продолжили путь не торопясь и переговариваясь прямо на ходу. К удивлению и зависти корнета, служивый при этом выглядел так, будто гулял налегке и недолго, в отличие от своего командира, который чувствовал каждый грамм веса револьвера в кобуре и прикидывал в уме, как у него вечером распухнут ноги. Что тут скажешь… ветеран! Уже на подходе к заставе комвзвода ненадолго приостановился:
– Вот что, Семен Василич. Наедине разрешаю обращаться ко мне по имени-отчеству. – Помолчав немного, продолжил: – Опыта вам не занимать, я же, как видите, им еще не обзавелся. Поэтому продолжайте… служить, как привыкли, покуда я во все тонкости не вникну. И советами от вас я не побрезгую.
Внимательно вслушивающийся в слова начальника, унтер как-то по-новому оглядел Агренева и, степенно огладив усы, слегка кивнул:
– Благодарствую за доверие, Александр Яковлевич, не подведу!
Утро. Тишина, самый сладкий сон.
Кукаррекууу!
«Дождешься, царь курей, определю тебя в суп, будешь там орать!»
Петух этим утром надрывался так, что казалось, будто он голосит в рупор. Тело онемело и напрочь отказывалось двигаться.
«Я, похоже, вчера как упал в кровать, так и спал в одной позе, вот все и отлежал. Ух! Не все, оказывается, отлежал-то. Ох как ноги болят! А кто это там топает у меня в прихожей? Понятно, денщик пришел. О! Вот пусть он меня и отнесет в канцелярию, а то представить страшно, как я ходить сегодня буду. Эха-ха! Ладно, попытаемся встать, что ли?»
Сам себе корнет напоминал старенького дедушку, до того плавно и печально двигался, одеваясь. Заурчавший живот не дал довести до конца утреннюю гигиену и погнал за стол в одних бриджах. Зато после утреннего жора притихла ломота по всему телу, а уши запылали двумя флажками, тихонько радуя своим видом обычно невозмутимого Савватея.
«Это я разогрелся, пока ложкой махал?»
Медленно и осторожно Александр дошел до канцелярии, где, как и всегда, отсутствовал Блинский. Зато имелся отвратительно бодрый Зубалов, неподдельно обрадовавшийся прибытию собеседника.
– Утро доброе, Александр!
– Скорее, раннее, Андрей. Позвольте осведомиться, где Сергей Юрьевич?
– Отбыл на доклад в штаб, ну и… думаю, будет вечером. Кстати, вы слышали о крупном успехе на Белостокском пункте? Так-таки и не слышали?! Ну, так я вам сейчас все подробнейшим образом расскажу.
Слушая сослуживца, князь удивлялся: старше его на три года, а ведет себя как кадет-первокурсник! Подпрыгивает, размахивает руками, заливается смехом невпопад. Или это на него так достижения незнакомых ему офицеров подействовали?
– В тендере паровозном, вы представляете? Немного угля сняли, и ящики пошли – прямо видимо-невидимо! Точно никто не знает, но поговаривают, что одной только премии насчитали на 40 тысяч, вы представляете?!
– Простите великодушно – премии?
– Разве вы не знаете? Я думал, это общеизвестно, простите. Суть дела в том, что…
Из излишне подробных пояснений корнета выяснился один очень многообещающий факт: по существующим правилам, тот, кто перехватывал контрабанду, получал от десяти до двадцати пяти процентов ее оценочной стоимости; естественно, рядовым поменьше, офицерам побольше. Оценивали и вообще полностью распоряжались конфискованным чиновники из Таможенного департамента министерства финансов, и, разумеется, их расценки были самыми низкими из возможных – но все же, все же. Раскрасневшийся от обсуждения чужой удачи, корнет Зубалов с самым решительным видом убыл на объезд дистанции и наверняка с горячей надеждой отловить хоть какого-нибудь завалящего контрабандиста (желательно с длинным караваном лошадей, нагруженных так, что груз свисает до земли, ну, или с тючком чего-нибудь крайне дорогого в обнимку). Оставшийся в одиночестве (и долгожданной тишине) Александр решил не сачковать, а заняться делом: планированием и систематизацией информации, поднакопившейся за прошедшее время.
«Правду говорили, что человек привыкает ко всему. И месяца не прошло, как очнулся в госпитале и радовался, что жив, а теперь освоился и недоволен своим положением. Эх, где там мой верный блокнотик? Что мы имеем по границе? Итак, пункт первый: бегают через границу регулярно, как с нашей, так и с сопредельной стороны, но все же в основном с сопредельной к нам. Пункт второй: народу бегает немало, старший унтер вчера мимоходом упомянул, что в этом месяце уже трех отловили, а месяц-то пока не кончился. Умножаем это количество на десять, а вернее будет на двадцать, и получается, что «работают» на Олькушском участке госграницы от пятидесяти до восьмидесяти человек постоянно, трудятся не покладая рук и ног, хе-хе. Пункт третий: за такую популярность именно нашей зоны ответственности следует благодарить близость железной дороги из чужедальних краев в империю Российскую. Пункт четвертый: контрабандисты тут бывают двух видов. Первые (в основном с российским подданством) стараются проскочить тихо, несут, везут, тащат (нужное подчеркнуть), как правило, много и товаром, то есть его сохранностью, дорожат меньше, чем своей головой и здоровьем. При любом столкновении стараются быстро отступить. Это им плюс, кстати. Вторые гораздо хуже и в основном набегают со стороны двуединой монархии, Австро-Венгрии то бишь, будь она неладна. Стреляют первыми и не отступают до последнего: но и контрабанда у них самая «вкусная» – маленькая по объему, большая по стоимости. И первых, и вторых роднит одно: на оружии и экипировке они, как правило, не экономят, и зачастую единственное, что остается дозорам, – отступать и дожидаться подмоги от ближайших постов. Слава богу, взаимовыручка налажена. Пункт… ага, пятый уже: отсутствие внятной системы охраны. Сегодня секрет в одном месте, завтра – в другом… метров на пять левее или правее, дальше или ближе. Есть конные объездчики, но мало. Еще летучий отряд, но он на случай крупного прорыва и базируется в 15 верстах от отряда… можно сказать, его нет. Ко всему прочему, существует замечательный приказ с самых заоблачных высей, гласящий: в сторону сопредельной стороны стрелять категорически запрещается! Как хочешь, так и понимай – то ли это забота о бедных и несчастных «контрабасах», то ли опаска подстрелить чужого пограничника.
Ну и напоследок: контрабандой тут, по ходу, балуются все кому не лень. Под конец обхода унтер дважды показывал хутора – мол, если вдумчиво пошарить, обязательно что-нибудь сыщется, и немало. Да. Ведь это еще затишье пока, а вот через три месяца, когда начнут действовать новые пошлины, вот тогда пойдет движение».
Задумался так, что не сразу обратил внимание на зашедшего в офицерскую комнату старшего унтера, и тому пришлось негромко кашлянуть, привлекая внимание.
– Вашбродь, на седьмом посту нарушителя задержали.
– Давайте его сюда.
– Так это… Вашбродь…
Перебив унтера, корнет напомнил:
– Семен Василич, вы не тянитесь, доложите по-простому, я же вчера разрешил.
– Ну, это… секрет весточку прислал, что нарушитель на них вышел, так я сразу к вам. Вот! За указанием, значить.
– Понятно. Подождите, как это весточку прислали? Вестовым? Их же всего двое?!
Из дальнейших пояснений успокаивающего дыхание (все-таки уже не мальчик быстро бегать) старшего унтера князь опять узнал для себя новое. Оказывается, на заставе есть голубятня на тридцать пернатых тушек и специальный человек при ней (а он думал, это маленький домик на отшибе и даже не интересовался, что там. Каждый дозор, уходя в наряд, берет с собой одного или пару голубей: вдруг один не долетит? Учитывая, что крылатых вестников любили и ждали только на заставе, шанс у птиц исчезнуть по дороге был весьма велик, за ними даже специально охотились.
Вот от седьмого дозора и прилетела «крылатая эсэмэска»: «поймали нарушителя, ждем начальство для разбирательства на месте» – и все, больше ничего и не влезло на маленький клочок бумаги. Унтер, действуя по инструкции и согласно требованиям устава, тут же побежал искать своего взводного – потому как теперь именно тот решал такие вопросы.
Поправив кобуру с револьвером и мимоходом пожалев об отсутствии «калаша» и бронежилета (эх, мечтать так мечтать – и бронетранспортера!), корнет «выдвинулся» к месту мини-ЧП. Конечно, можно было поступить гораздо проще, то есть приказать отконвоировать этого самого задержанного к себе, на заставу, но! Очень хотелось взглянуть на такого занятного зверька, так сказать, в «естественной среде обитания», тем более что все было недалеко и добираться до места полагалось не своими ногами, а конно. Навыки верховой езды были приличными, так что офицер даже удовольствие получил от быстрого галопа.
Нарушитель откровенно разочаровал. И стоило из-за этого вот такой шум поднимать? Под деревом сидел дедуська в заскорузлых от грязи лохмотьях, с землистого цвета лицом и таким ароматом немытого тела, что комары беспомощно кружили метрах в двух, не решаясь подлететь ближе. Документов нет, в ответ на вопросы лопочет всякую ерунду, безбожно мешая польские и венгерские слова, и все время кланяется, как китайский болванчик, тряся зажатой в руках веревкой.
– Докладывайте.
– Слушаюсь! Энтот час назад сам на секрет вышел, ну мы яго и придержали, вот. Вона с той стороны к нам шагал… вот. Говорит, коня свово потерял, ишшет.
– Понятно.
Отойдя в сторонку, кивком подозвал старшего унтера:
– Что скажете, Семен Василич?
– А чего тут, и так все ясно. От несунов он тута ходит, высматривает, вынюхивает.
– От несунов?
– Ага. Это мы так этих… как яго… кон-тра-бан-дис– тов – во! – по-простому зовем. Ходят такие, выглядывают, где секреты засели, а потом все несунам подробно обсказывают за денежку малую. Бывает, еще собачку ученую впереди пустят или мальца несмышленого. Всяко исхитряются, сволочи!
– Так! И что делают с такими?
– Дык что, взашей его, и всех делов. Гумагу на него еще изводить, мороки больше.
– Тогда так. Ему (кивок на бомжеватого вида дедушку) оформите пинок пониже спины, секрет на другое место. Верно, Василич?
– Так точно, вашбродь!
Старший унтер энергично раздал ценные указания, и, уже отъезжая, корнет увидел размашистое «напутствие» тяжелым сапогом в исполнении старшего дозора.
Глава 7
К концу лета Александр уже сбился со счета – столько он повидал нарушителей. В основной своей массе они не сильно отличались от того самого бомжеватого дедушки-«коневладельца». Все как один плохо говорили на русском, невыносимо страдали от потери своей четвероногой собственности (вот тут было некоторое разнообразие – кто-то искал корову, а кто-то и козой обходился) и старательно кланялись при виде офицера, который теперь к ним близко и не подходил (одного раза хватило за глаза). Контрабандисты тоже попались, целых пять штук: в первый раз, несмотря на то что их было четверо, обошлось по-тихому (трудно спорить, когда на тебя берданку наставили и только и ждут повода спустить курок), а вот во второй раз пришлось немного пострелять – уж очень шустрый несун попался, полчаса за ним бегали.
Солдатам очень понравилось выражение «оформить пинка», и данное действие быстро стало одной из негласных, но просто-таки обязательнейших традиций. Еще больше им понравился другой приказ корнета: тех задержанных, кто покрепче, отпускать только после сеанса «трудотерапии» – дров натаскать или песка с щебнем для отсыпки дорожек, с выгребными ямами вдумчиво поработать, сена покосить, мусор какой убрать, подмести. Занятие находилось всем, а уж как укрепился авторитет командира второго взвода! Тем более что все уже попривыкли к тому, что именно он постоянно находится в отрядной канцелярии или где-то рядом, в отличие от штаб-ротмистра Блинского или корнета Зубалова. Командир заставы своим присутствием ее обычно не баловал, отметится на утреннем разводе – и в Ченстохов, по важным и неотложным делам (по слухам – новая пассия) или на отдых от важных дел. А его благородие корнет Зубалов жил и служил (и даже дышал) в ожидании отставки и лишнего на себя не брал: с утра в канцелярии, потом объезд дистанции, и все – остаток дня «дежурил» на своей квартире. А меж тем причины такого повышенного трудоголизма князя были донельзя банальны: во-первых, в канцелярии было прохладно, а на улице и в тени доходило до плюс тридцати. Солдатам еще удавалось походить нараспашку (особенно в дозорах), а вот офицерам это категорически воспрещалось, расстегнутый и без фуражки корнет вызвал бы настоящий шок и волну слухов. Хочешь ходить в одной рубашке – делай это дома, а на службе офицер должен быть застегнут на все пуговицы. А во-вторых, занимаясь оформлением разного рода документов, Александр заодно и систематизировал накапливающуюся понемногу информацию: рядом с какими хуторами чаще всего случаются стычки, какие участки дистанции у несунов самые любимые, средняя численность и тактика контрабандистов, наиболее удобные маршруты для караванов, виды и стоимость запрещенных товаров, общие сведения о местности. Даже макет местности потихоньку создавать начал. Было еще и в-третьих, к сожалению. Стала приходить боль, вначале потихоньку, покалыванием в висках, затем сильной мигренью и неожиданными спазмами. Все чаще и чаще приходилось вызывать холодное безразличие к окружающим, чтобы не сорваться. В такие часы он просто запирался в офицерской комнате, пережидая очередной приступ, или уходил в ближайший лесок и долго стоял там, привалившись к облюбованному дереву. Посетив местного лекаря, господина Матисена, получил твердое убеждение – лучше умереть самому, чем воспользоваться помощью этого коновала и сдохнуть после устроенного им кровопускания.
Узнать верное средство от головной боли довелось случайно и благодаря контрабандистам. В один из дней голова начала разламываться уже с утра, моментом переведя настроение в минус. Едва он оделся, прибежал запыхавшийся вестовой с неприятной новостью: стрельба на седьмом посту!
«Опять седьмой. Им там что – медом намазано?»
На полпути к канцелярии корнета перехватил старший унтер – с пояснениями. Все оказалось не так важно и срочно, как можно было ожидать: обстреляли конного объездчика – три или четыре выстрела, все мимо. Так что никто не пострадал, даже, хе-хе, штаны объездчика. Разведка, разумеется, никого не нашла, что никого и не удивило. Так сказать, обычные будни пограничной службы.
– Так что, вообще ничего не нашли?
– Ну, лежку-то ихнюю отыскали, гильзы там, в какую сторону ушли. Толку с того, ищи теперь ветра в поле.
«Чем на заставе торчать, лучше прогуляться. И пехом, а не в седле».
– Вот что, Семен Василич, организуй мне провожатого, хочу своими глазами на все посмотреть.
– Воля ваша, Александр Яковлевич, только было бы на что смотреть.
В попутчики-телохранители почти добровольно вызвался унтер младший по имени Григорий. Не спеша вышли, не спеша пошли.
– Вот отсюда они палили, вашбродь. Вот, гляньте – гильзы в землю втоптали, торопились, видать, ироды.
«До тропы, где передвигался, не шибко торопясь, кстати, объездчик, метров… ну пускай двести, я не жадный. Четыре выстрела, и все мимо. Пугали или стрелок слепой и косорукий? Зачем стреляли, тоже непонятно».
На обратном пути князь внезапно понял, что у него уже давно ничего не болит. Благодать-то какая! Словно по заказу подвернулась живописная полянка, с ручейком по самому краешку и удобной лавочкой в виде давно подрубленной под самый корень сосны. Унтер словно заранее знал, что командир остановится именно здесь, и, пока Александр расстегнул и скинул на землю китель, уже закончил выкладывать на расстеленный кусок полотна нехитрую снедь: вареные яйца, лук, хлеб и соль.
– Вот, вашбродь. Ежели не побрезгуете?
– Благодарю.
Унтер заметно оторопел от его аппетита, видимо, по его представлениям, командир должен был лишь брезгливо поморщиться. Ага, щас! Закончив ранний ужин первым (вернее, проснувшаяся совесть все же заставила оставить немного и Григорию), офицер сходил и напился холодной, до боли в зубах, ключевой воды. Возвращаясь, зацепился взглядом за две медали на груди унтера.
«За храбрость. Гм, время пока есть, настроение хорошее. Почему бы и не полюбопытствовать?»
Как расцвел его сотрапезник, услышав вопрос! Куда только и девалась его угрюмость и немногословность. Корнету с ходу поведали об эпическом сражении Григория, тогда еще ефрейтора, и трех «контрабасов», в котором он, несмотря на пробитое пулей навылет плечо, умудрился убить одного и скрутить остальных, а потом еще и дождался подмоги, истекая кровью. Полгода на излечении, а по возвращении героя ожидала заслуженная награда в виде медали и премия – целых три рубля! Когда же Семен Васильевич стал старшим унтером, вспомнили про Григория еще раз, и он подрос в чине до младшего унтер-офицера.
«Да… смех смехом, а ведь он настоящий, без дураков, герой. Мог отступить, отговорившись раной, но преследовал, догнал и победил в заведомо неравном бою. И не сосунков каких, а матерых бандюганов. И выжил потом, потому как пенициллин откроют еще очень не скоро и любая серьезная рана подобна лотерее: может, выздоровеешь, а может, и нет, шансы примерно равные».
Скомандовав: «Без чинов!» – продолжил беседу-допрос унтера и с удивлением узнал, что Григорий еще и неплохой рукопашник. Это ко всем прочим его достоинствам, а они очень даже внушали: кроме мордобоя солдат профессионально управлялся с пикой, саблей и шашкой, засапожником и штыком, стрелял (и попадал при этом) на предельную дальность из штатной винтовки – для бердана № 2 это составляло примерно пятьсот метров. Был неплохим пластуном, как следствие – хорошо читал следы. Неудивительно, что он выжил в стычке. Если бы плечо не продырявили, так унтер наверняка этих контрабандистов пинками бы к заставе пригнал.
– Григорий, как же ты такую сноровку во всем приобрел?
– Дык энто… Батя поперва науку казацкую давал, потом дядько мой, ну и опосля, там да сям. Мир, он энто, не без добрых людей!
– Это точно. Ну что, пора возвращаться?
Остаток пути прошел под комментарии унтера о косорукости каждого секрета: эти плохо сидят, тут плохо укрылись, да еще и покурил кто. Вот здесь следы часто находят, вот тут место открытое до самой чужой границы, а вон там овраг уж дюже удобный, караваны по нему водить… И водят частенько.
Заинтересовавшись, Александр начал выспрашивать подробнее: в ответ служивый дал полный расклад за последний год – где, кто, когда. Уже через минуту офицеру стало понятно, что запомнить ничего не удастся. Вот память у человека, даже завистно стало. Слегка.
– Ты мне все, что сейчас поведал, на бумаге опиши. Я прикажу, чтобы тебя для этого дела от других забот освободили. Главное, не забудь ничего, и поподробнее.
Сказал – и с удивлением увидел, как бывалый унтер растерялся и покраснел.
– Что случилось, Григорий?
– Так энто… Вашбродь, я, значит…
– Григорий, я же сказал – без чинов! Чего мнешься, как девица красная? Случилось чего? Ну?
– Энто… неграмотен я, вот, а вы ж приказали, а я ну никак, вот! Читать-то могу, да и то не ахти как, а вот остальное…
– Так это не беда. Писарю нашему говорить будешь, а он все запишет, вот и все.
«А почему бы его не использовать в качестве личного тренера? Такие умения, аж зависть гложет. В любом случае физкультуры не избежать, значит, надо соединять и приятное, и полезное. Решено, надо только унтера уговорить».
– А чего неграмотен-то?
– Эх! Не дается проклятая, и все тут. Уж как батька меня лупил, бывало, и все без толку. По правде говоря, и поп-то у нас в станице сам не шибко разумеет.
– Хочешь, обучу и грамоте, и письму с арифметикой? Легко.
– Да ну! Поди, поздно мне уже цифирь и прочее вдалбливать будет, не мальчик уже.
– Наоборот, лучше. Не из-под палки наука вбиваться будет, а сознательно. Обучишься быстрее.
Глядя на унтера, так и хотелось сказать, что тому «и хочется, и колется».
Вскоре последовала последняя попытка отговорить… самого себя:
– Дорого, поди?
– Наука за науку, Григорий. Я тебя – премудростям книжным, всяким разным, а ты меня ухваткам своим поучишь.
– Ну… это… согласный я, чего там. Только эта… мне говорили, что неспособен я до грамоты.
Удивленно хмыкнув, Александр поинтересовался:
– И кто это тебе сказал?
– Да так. Люди умные.
– Уж не знаю, Григорий, как ты меня в обучение возьмешь, а я тебя читать да писать до первого снега научу. Раздобудь карандаш и бумаги побольше, заниматься с тобой буду по вечерам, в канцелярии. Что надо для твоей науки?
Почесав поочередно лоб, затылок и небольшой шрам на подбородке, унтер перечислил:
– Значится, первым делом нужна одежонка попроще, какую и спортить не жалко. Место тихое. И от отрядного фельдфебеля дозволение.
– На что дозволение, на тренировки?
– Так на службе же и отсутствовать иногда придется?
– Ну да, я как-то не подумал. Хорошо, улажу. Когда начнем?
– А с завтрева и начнем, чего тянуть-то. Немного с утра, немного к вечеру, как сподручней выйдет, так и приспособимся.
– Договорились. И еще, Григорий. О моей учебе – никому. Кому надо, знать будут, остальным без надобности.
– Да нешто мы без понятия.
На заставу князь вернулся довольный: столько хорошего да за один день, такое не часто случается! Самое главное – боль. Вернее, ее отсутствие. Ушла, как и не было ее никогда, и если он все правильно понял, этому помогла прогулка, то есть хорошая такая, длительная физнагрузка. Вдобавок он отыскал настоящий самородок по имени Григорий. Три в одном. Настоящая справочная по всему, что только есть в окрестностях заставы, – это раз. Боец-универсал – это два. Почти стопроцентно три – первый ЕГО человек, помощник и… Там видно будет, в общем.