Текст книги "На границе тучи ходят хмуро..."
Автор книги: Алексей Кулаков
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 21
Александр дремал с открытыми глазами в канцелярии и с успехом бы делал это и дальше, если бы не подошедший строевым шагом вестовой.
– Вашбродь!
Приняв с трудом задавленный зевок за злобную гримасу, солдат зачастил:
– Разрешите доложить, там два важных господина вами интересуются, просят подойти!
– Помедленнее и еще раз. Что за господа мною интересуются?
– Не могу знать!
– Куда подойти?
– У ворот ожидают, вашбродь!!!
Выглянув в боковое оконце, корнет полюбовался на «важных господ» и неслабо удивился. Бесспорно, вестовой не знал, кто к нему пожаловал. Он и сам с некоторым трудом опознал в первом важном господине собственного порученца. Как изменился еще недавно состоявший на государственной службе мастер – дорогая одежда, щегольская тросточка, золотые часы на цепочке и удивительное спокойствие создавали впечатление давно и уверенно преуспевающего человека.
«Да Греве по ходу все первое жалованье на смену имиджа пустил! Посмотрим, как он его отработал».
Рядом с оружейником, похожий на бедного родственника, терпеливо стоял невзрачного вида мужчинка. Для создания хорошего впечатления о себе Александр скользнул в транс и не спеша вышел из канцелярии – поздороваться с долгожданными гостями.
Некоторое время назад…
– Господин Греве, вы уверены, что нам не стоит повернуть обратно и расстаться добрыми приятелями? Признаться, все это похоже на неудачную шутку. Вы везете меня из Петербурга в это захолустье, говорите, что ваш доверитель – простой корнет, и при том упорно не желаете раскрыть мне суть вашего предложения!
– Наберитесь терпения, почтеннейший Вениамин Ильич. Я уверен, его сиятельство вскорости даст вам все необходимые пояснения. А вот и он.
Как только показался офицер, стряпчий стал замечать резкие перемены вокруг. Вытянулся по струнке и замер часовой на воротах, исчезли невесть куда праздно шатающиеся у казармы солдаты, а его спутник встрепенулся и стал приветливо улыбаться. Подошедший корнет заморозил бывалого юриста одним взглядом.
– Рад вашему благополучному возвращению, Валентин Иванович. Вы не представите мне вашего спутника?
– Взаимно, ваше сиятельство. Лунев, Вениамин Ильич, стряпчий.
– Так же рад нашему знакомству. Валентин Иванович, прошу вас проводить господина Лунева в мое скромное жилище, вскоре я присоединюсь к вам.
Всю дорогу стряпчий пришибленно молчал, изредка поглядывая на своего попутчика. Уже в квартире у него вырвался робкий вопрос:
– Вам не тяжело служить… его сиятельству?
Валентин Иванович, помедлив и зачем-то глянув на себя в небольшое зеркало на стене, довольно улыбнулся и ответил:
– Вы знаете, даже наоборот, легко и интересно.
– Простите, а он всегда так?
Стряпчий неопределенно покрутил в воздухе кистью руки и замолчал, не в силах подобрать подходящее определение.
– Такой тяжелый взгляд.
– Так, а чего же вы хотели? Как-никак князь из древнего рода, офицер, под пулями бывал не раз. Тут, батенька, граница всего в шести верстах, и на ней частенько постреливают.
– Нда-с.
Через два часа, сидя втроем за чаем:
– Итак, пожалуй, начнем разговор, господа? Вениамин Ильич, позвольте вначале полюбопытствовать, каков ваш опыт?
Терпеливо и внимательно выслушав длинный монолог стряпчего, Александр задал несколько уточняющих вопросов и довольно кивнул.
– Как я погляжу, у вас обширная практика, это хорошо. Я придумал и хочу получить привилей на две безусловно перспективные новинки. Первая называется «кронк» и является очень удобной и технологичной бутылочной крышкой.
Гость с интересом покрутил в руках экспериментальный образец, продолжая внимательно слушать князя. Второй образчик заинтересовал его еще больше – глянув на чертеж, стряпчий довольно быстро понял, как все действует, но так и не понял, для чего это предназначено.
– …сразу в двух вариантах – винтовая и поршневая. Эта вещица – назовем ее тюбик для помады, – думаю, просто необходима производителям женской косметики.
Что стряпчий, что Греве слушали хозяина апартаментов, не перебивая, и дружно прикидывали – какие барыши может принести привилегия на такие изобретения? По всему выходило, что патентовать придется не бесполезные умствования, а вещи денежные, пускай, и в неопределенной перспективе.
– …Германии, Франции и конечно же САСШ. Вот это и есть то, зачем я попросил Валентина Ивановича пригласить вас ко мне. Впрочем, возможно, вы пожелаете как минимум утроить свой будущий гонорар?
– Я весь внимание, ваше сиятельство!
– Сам по себе привилей в империи и патенты за границей денег не принесут. А вот продажа лицензий… Если вы возьмете на себя труд посетить крупнейших производителей и убедить кого-либо из них оформить таковую, то ваше вознаграждение составит десятую часть ренты.
– Прошу меня простить за возможно неуместный вопрос, но… А чем будет заниматься господин Греве?
«Уже жаба мучает, что ли?»
– Валентин Иванович, разумеется, тоже не останется в стороне от такого важного и нужного дела, но только в пределах империи. Да, едва не запамятовал. Я хочу зарегистрировать свою компанию и товарный знак. Но об этом, пожалуй, пока рановато говорить. Вы ведь еще не дали мне свой ответ? Или вам прежде необходимо немного поразмыслить?
– Да, ваше сиятельство, если вы позволите.
Проводив гостей, князь с облегчением выдохнул – вроде все правильно сделал? То, что стряпчий согласится, сомневаться не приходилось. Даже если он не захочет связываться с продвижением его «изобретений», то перед соблазном заработать по специальности и при этом прокатиться на чужие деньги по заграницам точно не устоит.
Клиент в бункере-узилище не то что дозрел, перезрел даже, встретив своего похитителя радостными всхлипами и толстенным сочинением на тему «Какой же я плохой человек, и почему по мне и папе рыдает горькими слезами каторга».
– Молодец. Будь хорошим мальчиком, и через четыре-пять дней мы с тобой попрощаемся.
– Вы… Вы меня не обманете?
– Ты бы такой же робкий был, когда девиц к сожительству склонял. Веди себя хорошо, и Богом клянусь, что отпущу тебя живым. Доволен?
По возвращении домой Александр надолго залез в наполненную натуральным кипятком бронзовую ванну (больше похожую на расплющенное ведро), где его мысли потекли лениво и обрывками:
«Скорей бы его спихнуть обратно к папочке. А к Соне сегодня не пойду, что я, железный, что ли? И так горничная уже охреневает, прихожу, как на работу. На полигон хочу, пострелять от души».
Проснувшись оттого, что вода в ванне совсем остыла, растерся до красноты накрахмаленным заботливой хозяйкой полотенцем (мягонькое такое, как среднеабразивная шкурка), подогрелся изрядно надоевшим коньяком и добил остатки позднего обеда-ужина. Сидя за столом, он в очередной раз выискивал слабые места в схеме действий по получению денег, когда от размышлений отвлек затопавший в соседней комнате денщик.
– Савва! Ты-то мне и нужен. Марыся твоя шить умеет?
– Так какая же баба с иголками да нитками не знакома, вашбродь?!
– Тогда пойдем к тебе, вернее, к ней – дело важное имеется.
Похорошевшая за прошедшее время вдовушка идею маскбалахона поняла и приняла моментально, клятвенно пообещав не спать и не есть, а пошить такой благодетелю за три дня. Заказав сразу два (в расчете и на Григория), он попросил сохранить изготовление очередной своей придумки в страшной секретности, потому как это есть самоновейшая военная тайна. Уже на улице он пояснил денщику настоящую (вернее, одну из многих) причину.
– Это я для охоты на несунов форму специальную придумал, чтобы поближе к ним подобраться можно было. Узнают раньше времени – опасаться начнут, стеречься.
– Ух, Александр Яковлевич! Ну и голова у вас! Сколько живу на свете, а ни разу о таком и не задумался! В службе-то оно куда как сподручнее было бы.
То же самое повторил и Григорию. Тот последнее время заметно переживал, что командир его подзабыл, да и вообще засад не устраивает, хутора больше не потрошит, а премии-то того – заканчиваются.
– Тебя опосля ранения прямо как подменили, командир!
– Бурчишь, как дед старый. Готовься давай: как время свободное появится, начнем на несунов охотиться по-новому.
– И как энто, по-новому?
– Даром, что ли, винтовки пристреливали да на полигоне бегали? Будем нарушителей не у секретов дожидаться, а к соседям поближе. И пусть попробуют мимо пройти…
Господин Лунев оказался на диво прагматичным человеком, он с ходу застолбил именно за собой право окучивать всех заинтересованных в лицензиях лиц, а взамен пообещал подключить к проталкиванию на рынок нового продукта всех своих родственников и знакомых. Получив небрежное согласие, жестом фокусника представил на подпись уже готовый договор и акт приема-передачи заявок и в тот же день отбыл в столицу – весь в мечтах о грядущем денежном изобилии. А Греве… Поначалу было обиделся, что такой лакомый кусок пронесли мимо его рта, но вскоре и думать об этом забыл, жадно слушая князя: перспективы тот рисовал – закачаешься! Действительно, тут не до каких-то там патентов, тут дела посерьезнее будут.
– Александр Яковлевич, но ведь это не заводик получается, а фабрика натуральная! Пять цехов, десять прессов, куча другого недешевого оборудования – и это я еще не рассчитывал собственно оружейное производство! Вы так уверены в доходности ваших патентов и привилеях?
– Вы сомневаетесь в моем слове?
Александр притомился спорить с оружейником и невольно соскользнул в транс.
– Я… нет, ваше сиятельство, никоим образом! Просто хочу устроить все самым наилучшим образом, а тут такой размах. Потребуются очень большие вложения, и мой долг предупредить вас об этом.
– Валентин Иванович! Надо так надо. Рассчитывайте пока смету расходов с небольшим запасом, и подробнее, пожалуйста. Вы уже определились, где будем размещать производство?
– Есть подходящее место рядом с Сестрорецким казенным заводом, но больно уж цену ломят, говорят, курорт недалеко. Рядом с Тулой свободных земель почти нет – разумеется, из тех, что пригодны для наших нужд. Если только приобрести несколько мелких участков и объединить их? В другие места я попросту не успел – торопился выполнить порученное вами дело.
Выпроводив наконец чересчур перевозбужденного Греве, корнет принялся разбираться в прихваченной рукописи. Знакомство с автобиографией семейства Ягоцких так захватило Александра, что он засиделся до полуночи, по нескольку раз перечитывая избранные места и делая выписки на память – поистине убойное чтиво. Взятки, уход от налогов и подлоги, мошенничество с векселями, тесная дружба с контрабандистами по обе стороны границы, описание общих гешефтов с коллегами по ремеслу, мелкий шантаж, полторы дюжины приневоленных к постели девиц, пара-тройка изнасилованных, забитый до смерти должник. Настоящие многостаночники, одним словом. С некоторой даже обидой обнаружилось полное отсутствие признаний по его случаю, а ведь в непричастность или незнание автора отчего-то не верилось.
«Вот ведь купеческий сын! Даже в такой ситуации что-то выгадывает. Может, стесняется до конца душу излить? Придется бедняжке помочь вспомнить действительно ВСЕ! Или уже хватит? Ну уж нет, каяться так каяться, не дело на полдороге все бросать».
– Никак у меня не выходит о выкупе договориться, Стефан.
Сильно похудевший и уже немного завшивевший узник завалился спиной вперед на кучку грязных тряпок, не в силах переварить такую новость. Открыв и закрыв несколько раз рот, как рыбина на крючке, он пришел наконец-то в чувство.
– Папенька отказывается платить?
– Нет. Наоборот, прямо жаждет.
– Тогда… тогда вы не хотите меня отпускать, да?
– Хочу. Очень!
– Вы запутали меня, я ничего не понимаю. В чем же препятствие?
– В тебе, Стефан. Я же сразу сказал, что переговоры о выкупе буду вести ПОСЛЕ того, как получу твои признания.
– Я все! Поверьте мне, умоляю.
– Что-то пока не получается. Ты что, надеялся, что я не знаю про все твои грешки? Так что твоя свобода в твоих же руках! А то ведь уже сегодня вечером мог бы быть дома.
Уже на следующий день, точнее, вечер, довольный корнет добавил к получившемуся бестселлеру последнюю дюжину страниц. Пускай их было мало, зато весили они, как весь остальной текст, – пять убийств, не считая «заказа» на него самого, имена пары проворовавшихся чиновников, кое-какие грешки городского полицмейстера, данные на всех значимых посредников-контрабандистов в их уезде. Самым же интересным было всего одно коротенькое предложение. Имя и адрес человека, который подрядился его убить.
– Эй, парень!
В этот раз Александр выбрал на роль курьера подростка лет тринадцати, застенчиво поглядывавшего на стайку смеющихся девчонок впереди, а сам изображал пьяненького приказчика.
– Рубель заработать хошь?
Девчонки моментально были позабыты, а в глазах загорелся неподдельный интерес пополам с опаской – вдруг чего непотребное надобно?
– Ну хочу.
– Тогда вот тебе записка, вот тебе рупь. Отнесешь в дом Ягоцких. Знашь хоть, где энто?
– Да хто ж их не знает, дяденька.
– Доставишь в аккурат к восьми пополудни. Я вишь приболел чуток, нельзя мне щас на глаза к хозяину. Весточка хорошая, так ты под это дело ишшо себе денежку попроси. Только того, не подведи – ровнехонько в восемь, понял?
– Благодарствую, дяденька, будьте здоровы…
Последние слова паренек произнес особенно почтительно, довольно улыбаясь вслед уходящему в строну ближайшего кабака мужичку с замашками барина. За пустячную работу целковый отвалить, вот дурень-то.
Полученное главой семейства послание было очень лаконичным:
«С получением сего немедленно выехать на дорогу к поселку Виргень. Под красной тряпкой будут дальнейшие инструкции».
Как хочешь, так и понимай.
Место Александр подобрал идеальное, по крайней мере, он сильно на это надеялся. С одной стороны пыльной грунтовой дороги тянулись свежескошенные поля с редкими стогами сена, с другой – чахлые рощицы, просматриваемые насквозь из любого места, и дремучие заросли колючего (шипы были просто на загляденье) кустарника, гарантирующие сверхнадежный тыл. Когда корнет прорубал короткий путь отхода через это зеленое царство, то до крови рассадил себе руку подвернувшимся не вовремя сучком и едва не стал похож на Кутузова – благодаря чересчур упругой и упрямой ветке. Тогда, успокаиваясь, пришлось использовать без остатка все немаленькие возможности русского командного. Сразу за кустарником начинался глубокий и широкий овраг, через который корнет не поленился протянуть «тарзанку», после чего наконец-то и успокоился: по всем прикидкам его не то что поймать – догнать не получится. Единственный выявленный минус после недолгих раздумий обратился в плюс. Дело в том, что самая удобная точка для наблюдения уже была занята почти полутораметровым в высоту муравейником, и его обитатели поначалу как-то плохо приняли нежданного гостя, зато потом… Кусочек мяса, плошка с медом и пара разбитых яиц заняли мурашей как минимум до начала ночи, не позволяя отвлекаться на всякие мелочи вроде большой кучи веток и листьев рядом со своим домом.
Не успел засадник заскучать, как вдали запылил одинокий фаэтон с двумя фигурками людей в нем. Чем ближе он подъезжал, тем отчетливее можно было разглядеть пузатый саквояж (скорее, баул) на коленях пассажира и напряжение на морде амбала, сидевшего на облучке. Поравнявшись с невзрачным колышком на обочине, вокруг которого на манер пионерского галстука и был обвязан лоскуток ткани, кучер тяжеловесно спрыгнул и принялся бродить в поисках дальнейших указаний.
– Ну, чего там копаешься?
– Да ышшу я, ышшу…
Всласть размяв ноги и всего за две минуты отыскав-таки засунутую под ткань немаленькую записку, с довольной (и слегка ехидной) улыбкой кучер передал ее хозяину. Хозяин прочитал, заозирался вокруг и с большой неохотой спустился наземь. Походил немного вокруг столбика, досадливо пнул его, выругался от боли в ушибленной ноге и едва ли не со слезами расстался с деньгами.
«Вовремя. Попытался бы уехать с ними, здесь бы и остался».
– Я знаю, вы где-то рядом!
Кшиштоф Ягоцкий решил напоследок толкнуть речь, при этом невольно очень удачно встал – как раз напротив муравейника. Пять минут, секунда в секунду, он орал в никуда и при этом ни разу не повторился, обрисовывая затейливую родословную похитителей и перечисляя все способы, которыми он их поимеет. Под конец своего повествования он побагровел так, что даже страшно стало – вдруг прямо на месте подохнет?
– …И буду искать всех вас до конца своей жизни! Анджейка, поехали!
«Точно дед умирать собрался! У него не жаба даже – динозавр настоящий, судя по громкости и продолжительности воплей».
Фаэтон еще виднелся вдали, когда у Александра закончилось терпение. Большими прыжками, напоминая внезапно оживший кусок дерна, он подлетел к саквояжу, подхватил его на руки и, не открывая, припустил к таким родным и надежным зарослям. Обрезая ставшую ненужной веревку через овраг, он напряженно прислушивался и осматривался, и только короткая пробежка через знакомый (еще бы, неделю здесь все готовил!) до мелочей лесок позволила окончательно успокоиться. Саквояж полетел на упругую траву, а корнет принялся оттирать лицо и руки от коричнево-зеленых разводов, не трогая пока балахон. Закончив, аккуратно и не спеша снял кусок дерна с краю полянки, под которым обнаружилась яма с вкопанным бидоном, и нетерпеливо принялся потрошить добычу:
«Какая прелесть! Пачки только вот потрепанные, но ничего, я не в претензии. Одна, две, три, четыре…»
Всего в бидон улеглось пятьдесят банковских упаковок ассигнаций по десять тысяч каждая. Хороший задел на будущее, очень хороший. Приладить крышку, накрыть промасленной бумагой и слегка присыпать яму землей из мешочка рядом. Утоптать и кинуть в уже неглубокую ямку небрежно упакованный револьвер, на тот случай, ежели все же отыщут (но в последнем были сильные сомнения), и высыпать остатки земли. Когда он уходил, на полянке оставалась только примятая трава, все остальное он запихал в саквояж, который по дороге выкинул в неглубокое болотце – пускай попробуют отыскать без акваланга.
– Когда вы… Все прошло благополучно?
– Завтра обнимешь своего темпераментного папочку. Кстати, привет ему передавай, говоруну. Скажи от всех от нас. Руку подставляй.
Стефан до последнего не верил в наступление светлого завтра, но отрубился быстрее обычного – устал, сердешный, от переживаний. Кряхтя и плохо отзываясь о строителях бункера, Александр вытащил под свет луны его безвольную тушку и, уложив в сторонке, тщательно прибрался за собой. Что смог – выбросил в старый нужник в саду, что не смог – засунул в печку и поджег. Передохнув, загрузил уже не дорогого гостя на коня, прикрыл мешковиной и, осторожно осматриваясь, двинулся в город.
«Хорошо все то, что хорошо кончается. Бедняга Стефан, мне почти его жалко. Он-то думает, что все его неприятности позади».
Глава 22
На следующий день после возвращения «блудного сына» богато одетый господин откровенно азиатской наружности напросился на беседу к постоянному и даже иногда успешному конкуренту Ягоцких – купцу первой гильдии Ежи Ковальски.
– Как прикажете представить?
Азият весело улыбнулся и сиплым голосом дал ответ:
– Скажите, господин Абай, с выгодным предложением.
Служка провел нахального гостя в гостиную и замер как истукан, ожидая своего хозяина и попутно бдительно присматривая за подозрительным господинчиком – еще стянет чего. Минут через пятнадцать пожаловал и сам Ежи, с недовольной миной на старательно откормленном лице. Недовольный, но поздороваться все же не позабыл, заработав тем самым маленький плюсик в глазах Александра.
– Итак, чем могу быть вам полезен, господин Абай?
– Для начала вот попрошу вас ознакомиться.
Выложенные на стол три листка хозяин читал минут двадцать, внимательно, неторопливо и явно запоминая все дословно, до малейшей запятой. Дочитав, сухо констатировал:
– Здесь не все. Чего вы хотите?
«Матерый хомячок. Моментально перспективы оценил».
– Двести тысяч.
– И что я получу взамен?
– Еще пятьдесят три страницы отменного качества. Фамилии, имена, даты. Хватит, чтобы ваш коллега поехал в Сибирь до конца своей жизни. Но если вас не интересует, тогда я, пожалуй…
– Нет! Простите мою горячность, но вы же понимаете?
– Понимаю. Когда?
– Цена все же… Ладно, по рукам! Два дня обождете?
– Нет. Вечером следующего дня я отъезжаю из этих мест. Кстати, это и в ваших интересах.
– Тогда… А, черт! Завтра после полудня вся сумма будет у меня на руках, буду ждать вас.
– Простите, лучше я подожду. Место вы узнаете в семь вечера от мальчишки-вестового. Всего наилучшего, уважаемый Ежи.
На старый заросший пустырь на окраине города покупатель явился не один, а в сопровождении грузчика – двести тысяч ведь так тяжелы! Повертев головой по сторонам, купец суетливо достал из жилетки большие золотые часы и с тревогой уточнил время. Продавец же, еще раз осмотревшись и не найдя поводов для тревоги, соскользнул с дерева, быстро снял маскбалахон и, проверив, как вынимается револьвер (моментально, как и положено), двинулся совершать бартерную сделку – обменивать бумагу исписанную на бумагу раскрашенную.
– Вы исключительно вовремя, пан Ковальски. Все, как договаривались?
– Где бумаги?
Купец опять начал подозрительно озираться, а грузчик попытался неуклюже выхватить оружие.
Клац!
Вроде простой звук, а какое действие произвел на покупателя и его подручного! Замерли оба, кто как стоял, только и слышно было, как кого-то из них икота пробила.
– Ты! Ко мне! Стоять. Брось на землю и проваливай!
«Было бы время да свобода действий, подоил бы я сообщество купеческое, ох и подоил бы. Блин! Чего такой тяжелый-то? Вот ведь! Под пачками десятки золотые. Наверно, кубышку свою растряс, не иначе. Увесистая сумочка получается».
– Куда! Стой, где стоишь. Пан Ковальски, позади вас камешек лежит, так вы его в сторонку. Вот, теперь мы в расчете.
Пока оживший купец радостно терзал плотно увязанный сверток, Александр тихо отступил в сторону и присел позади высоченных зарослей полыни, полностью скрывшись из виду. К тому моменту, когда Ежи Ковальски, радостно помаргивая и улыбаясь, оторвался от дорогостоящей покупки (на такое хорошее дело ему денег было совершенно не жалко), его недавнего собеседника и след простыл. Но это уже было неважно. Был господин – нет его! Это все мелочи, а вот прикинуть, чем и как он придавит давнишнего врага-товарища и сколько ему запросить за молчание, – это да, это ух как сладко…
Скромно положив свой подарок на специальный столик, в кучу таких же нарядно-праздничных коробочек, Александр прошел дальше, поздороваться с хозяйкой и устроительницей приема. Мадам Кики, к удивлению корнета, оказалась не общепризнанной красавицей, а пожилой стройной женщиной за… точно определить последнее оказалось затруднительно, так как он никогда не считал себя экспертом в данной области, но шестьдесят ей уже точно было. Несмотря на очень почтенный по местным меркам возраст, кое в чем хозяйка легко давала фору молодым: слушая ее шутки и невинные вроде бы вопросы, Александр поймал себя на том, что непроизвольно улыбается, а это дорогого стоило. Для него, по крайней мере.
– Прошу принять мои наилучшие пожелания в связи с вашим днем ангела, мадам.
– О! Корнет, наконец-то вы пожаловали в гости к скромной затворнице!
Окинув взглядом немаленький зал для приемов, Александр мысленно с нею согласился – до масштабов столицы затворнице, да еще и такой скромной, было явно далеко. Всего-то под сотню человек.
– А где же Софья Михайловна, или вы уже разучиваете новый романс?
«Блинский, похоже, всем доложился, зачем и к кому я приезжаю в город. Или это со стороны? Насчет изучения романсов я проехался по ушам только ему. Вот что значит нет ни телевизора, не кинотеатров. Любой слух распространяется со скоростью, как минимум, радиоволн».
– Увы, мадам, я не силен в музыке.
Собеседница князя довольно прищурилась, поглядывая на подходящую пару новых гостей.
– Мне верно говорили – у вас отменное чувство юмора, корнет. Всегда рада видеть вас у себя. Прошу прощения.
Побродив между колонн, раскланявшись со всеми знакомыми офицерами и чиновниками, Александр счел, что упрекнуть его больше не в чем, и со спокойной душой затаился в нише рядом с большим окном, где и принялся коротать время, вспоминая недавние события.
Старина Кшиштоф орал не напрасно, он и в самом деле решил выполнить свое обещание: его доверенные люди весьма активно начали доставать всех встречных-поперечных расспросами на тему незнакомых приказчиков (наверно, поговорили как следует с последним пареньком-курьером, потому что приметы полностью совпадали с обликом его второй маски) и уж точно самым тщательным образом прочесали место, где остался заветный саквояж. Все это дело продолжалось три дня, а на четвертый пан Ковальски пригласил пана Ягоцкого в гости. Ходили слухи, что приглашение получил и его сын Стефан, но тот сказался больным и вообще давненько уже не показывался почтенной публике на глаза. О чем беседовали два купца-миллионщика, знали только они, вот только после этой беседы все купеческое сообщество сильно удивилось: преуспевающий гешефтмахер Кшиштоф Ягоцкий стал очень нервным и сильно чем-то опечаленным, к тому же начал резко сворачивать все дела, распродавать имущество и вовсю готовиться к отъезду в дальние края. Настолько дальние, что даже загранпаспорта выправлять начал – себе и сынку. Несмотря на это самое удивление, никто из сотоварищей по торговой стезе не отказался хапнуть себе хотя бы кусочек чужого дела, но, разумеется, больше всех поимел (во всех смыслах) с проигравшего купца Ежи Ковальски.
– Корнет?!!
Оказывается, он так увлекся своими мыслями, что не заметил появления смутно знакомой дамы.
– Кем же вы так увлеклись, мон шери, что забыли обо всем на свете?
– Простите, Наталья Павловна, мне просто нет оправдания. Вы чудесно выглядите, как и всегда. Как изволит поживать ваш почтенный супруг?
– Спасибо, хорошо. Вот кстати! Ежели на то БУДЕТ ваше ЖЕЛАНИЕ, то Я ПРИГЛАШАЮ посетить наш дом.
Чертовка весьма ловко выделяла нужные ей слова, произнося их с придыханием и томными улыбками, подкрепляя свои намеки движением веера и тонких длинных пальцев. И не то чтобы Александр был сильно против, скорее даже за, вот только будет ли он в ее постели хотя бы сотым? А ведь антибиотиков пока нет и когда появятся – неизвестно.
– Наталья Павловна, благодарю за приглашение, непременно воспользуюсь. Вот только Софья Михайловна захочет ли, не знаю.
– Мон шери, не будьте таким ханжой.
Выдав напоследок ценный совет, дама поспешно отошла в сторону, а уже через мгновение и корнет увидел баронессу, в сопровождении двух незнакомых ему девушек целеустремленно приближавшуюся к нему с ласково-злобной улыбкой.
– Князь, познакомьтесь: Анна Викторовна и Татьяна Викторовна, мои давние подруги.
Неизвестно, какие они были подруги, но глазки строить начали обе и практически одновременно. Да и по поводу давности баронесса слегка погорячилась – девицы были заметно моложе ее, годов этак восемнадцати.
«И к тому же явно сестры. Чего она их ко мне притащила? Опа! Молодец, что притащила, умничка – пока эти рядом, другие не подойдут. Особенно вон та, в лиловом платье. Наверняка считает, что я отличная пара ее бледненькой жирненькой доченьке».
– Корнет, а как вам прием?
– Да-да, так хорошо все устроено! Я в восхищении.
Сестрички щебетали не переставая, полностью похоронив надежду Александра послушать еще шутки хозяйки приема. Вдобавок баронесса недвусмысленно давала понять свое недовольство, впившись своими на диво острыми коготками ему в ладонь. Едва заметно поморщившись, князь тихо прошипел:
– Соня!
В ответ раздалось тихое мурлыканье:
– Улыбайся, милый, улыбайся. О чем это вы так мило разговаривали с этой… Натальей Павловной? Или это тайна, господин офицер?
Пользуясь тем, что девицы отвлеклись на проходившую мимо даму, точнее, на обсуждение ее платья, Александр вполголоса ответил ревнивице:
– Приглашала тебя и меня к себе на чай. А если ты еще раз ущипнешь меня, я рассержусь.
– Ах так! Тогда видеть тебя не желаю… сегодня. Вот!
Тяжелее всего от их нежданной размолвки пришлось именно князю: покидая бал, он был обременен дюжиной приглашений «помузицировать» и тройкой добродушно-требовательных «заходить попросту, не чинясь». Причем если первые его просто раздевали взглядом, то вторые еще и в карманах попутно пытались пошарить, определяя, насколько обеспечен потенциальный зять.
«Страшное дело – провинция. Неженат, титул и чин имеешь – заманчивая добыча для засидевшихся в невестах девиц. Вернее, для их мамаш. А уж если еще и состояние имеется! И никого не смущает, что по закону [5]5
Офицерам Русской императорской армии, к которой относились и пограничные войска, запрещалось вступать в брак до достижения определенного возраста. Были, конечно, и исключения – например, по высочайшему, то есть императорскому, дозволению.
[Закрыть]до двадцати семи лет мне жениться нельзя – для помолвки это не помеха. Ну, Софья, ну погоди у меня…»
Ррдаум, ррдаум, ррдаум…
Звуки на полигоне привлекали внимание всех опытных солдат – своей необычностью, рычащим гудением выстрела и необъяснимой длительностью серий. Самые любопытные затем могли наблюдать (и наблюдали), как троица довольных людей рассматривает обрезки дюймовых сосновых досок, передавая их друг другу и тыкая пальцами во что-то понятное только им. Доносились до зрителей и голоса.
– Каков, а?
– Так девять или десять досок все-таки?
– Пожалуй что девять. Вот, поглядите – на последней только вмятина маленькая.
– Интересно, а если стальной сердечник добавить?
Последний вопрос задал уже Александр, любуясь ровным отверстием от пули в сосновой плашке. Приемная комиссия, состоявшая из князя как заказчика, Греве как исполнителя и Григория как… Григория, так разошлась, что от трехсот патронов остались только блестящие на солнце гильзы под ногами и сильное сожаление – хорошо, да мало! Корнет, например, как взял в руки пистолет, так и держал – до того не хотелось расставаться. Мягкая отдача, хорошая кучность, рукоять сидела в руке как влитая, обойма на четырнадцать латунных толстячков и приятная тяжесть своего оружия. Только что окончательно утвержденный стандартным 10х22 патрон с конической пулей дырявил дерево с потрясающей легкостью. Такой же, но с тупоконечной пулей застревал в четвертой-пятой доске, но выбивал солидные дыры и фонтаны щепок.
– Боюсь, Александр Яковлевич, наш нынешний подрядчик такое не потянет.
– Жаль, очень жаль. Вы к нему когда собираетесь? Завтра? Передайте ему, прошу вас, пусть как хочет, что хочет, но чтобы две сотни патронов каждую неделю были. И вот что, Валентин Иванович. Пожалуй, я поторопился назвать пистолет «орлом». «Рокот» – вот это ему подходит больше.
Глядя на вытянувшееся лицо Греве (унтеру все эти тонкости были глубоко неинтересны), князь поспешил утешить оружейника:
– Мы дадим это имя младшему брату «рокота», под девятимиллиметровый патрон.