Текст книги "От встречи к встрече (СИ)"
Автор книги: Алексей Киндеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Колдун, убитый обезумевшим рабом, едва ли предполагал, что его наследием однажды воспользуется такая женщина, как Сальве Винтоцци. Впрочем, сама Жрица Крови, еще несколько лет назад и представить себе не могла, какие тайны способна раскрыть старая, изрядно потрепанная книжица, много лет хранившаяся в ее библиотеке. Лишь после того, как она случайным образом приобрела у уличного торговца древностями монету с заклинаниями Сан-Ми, Сальве поняла, что удача ей улыбнулась. Именно ей, а не всем этим мошенникам, алхимикам, некромантам и жрецам темных культов, множестве появившимся в этом городе за последнее десятилетие! Старые боги вняли ее молитвам и, наконец-то, обратили свой взор на Жрицу Крови. Лишь ей одной они предоставили возможность обойти старость, а может быть, обмануть и саму смерть.
Сальви разгладила пожелтевшие от времени страницы книги, открыла верхний ящик стола. Дрожащими от волнения руками, она достала из него и зажгла черную свечу, испещренную древними магическими рунами. Старуха отодвинула штору, откинула угол ковра и принялась вырисовывать падающими со свечи каплями воска пентаграмму на полу.
Чтобы не допустить существенных ошибок, Сальве часто сверялась с изображением в раскрытой книге, однако, в конечном итоге, надо было признать, рисунок получался кривым, лишенным какого-либо изящества Пентаграмма получилась скособоченной и столь несовершенной, что Сальве всерьез опасалась за благополучное проведение колдовского ритуала. Она кряхтя опустилась на колени, стала подправлять линии, что с таким усердием рисовала прежде. Однако, вскоре от свечи в ее руке не осталось практически ничего и старуха вынуждена была прекратить свою работу. Черный воск прогорел на удивление быстро.
Сальве оставила огарок в сторону, опустилась на колени и осторожно положила в центр пентаграммы старинную монетку. Около минуты она смотрела на сребреник, затем начала неслышно произносить заклинание, что прежде выучила наизусть. Именами звероликих богов, ушедших в небытие задолго до того, как в этом мире появился первый человек, она пыталась вызвать из мрака существо, о котором писал в своей книге Аль-Камед. При этом, голос Сальве дрожал от страха, а взгляд ее не находил себе места и блуждал неровным линиям пентаграммы, не задерживаясь ни на чем. Произнеся же последнее слово, старуха замерла в ожидании чего-то, что обязательно по ее мнению должно было произойти.
Ничего, к сожалению, не случилось. Сальве еще немного посидела на полу, пытаясь унять бешено стучавшее сердце, с разочарованием взяла с пола монету, с трудом поднялась на ноги. В этот момент, огонек на единственной горящей свече дернулся из стороны в сторону, словно под порывом ветра и погас, погрузив комнату во тьму.
Вот теперь старуха испугалась. Испугалась так сильно, как прежде не боялась никогда, хотя не раз присутствовала на черных мессах. Дрожа всем телом, она подошла к столику, в кромешной тьме попыталась нащупать огниво. Но ни кресала, ни кремня отчего-то на столике не оказалось. Пальцы старой женщины натыкались только на старую, раскрытую книгу. В бессильном гневе Сальве скинула рукопись на пол...
... и разом вспыхнули все свечи...
– Значит, они снова горят, – раздался чей-то негромкий голос.
Сальве пошатнулась от неожиданности, медленно повернула голову к чуть приоткрытому пологу. Там, в тени занавеси, она предполагала увидеть ужаснейшее из существ, что когда-либо являлись взору смертных. Ожидания ее, впрочем, не оправдались. Вместо чудовищной твари, какую описывал в своем труде придворный колдун, старуха обнаружила хорошо одетого молодого человека, с тонкой тросточкой в руках. Прикрыв глаза, незнакомец неподвижно сидел в кресле, наполовину скрытом пологом, как будто погруженный в транс. Он вовсе не производил впечатления ужасного создания, которое когда-то положило начало безумию Аль-Камеда. Коротко стриженные, ухоженные волосы, крючковатый нос и тонкие губы, в уголках которых были едва заметны морщинки... Следовало признать, что званный гость не был лишен привлекательности. Именно это обстоятельство удивляло пожилую женщину в той же мере, в какой ее беспокоило. Вместе с тем, словно физически Сальве ощущала исходивший от выходца из тьмы поток магической энергии, а сознание Жрицы Крови безудержной волной начинало заполнять нечто, похожее на триумф. В обход всяких сомнений, у нее получилось провести обряд правильно! Значит, к цели своей она сейчас близка, как никогда прежде.
Но, все-таки, кто он? Неужели, только человек?
– Вы..., – только и смогла произнести Сальве. – Здесь...
– Будучи верным своему долгу, – ответил тот, повернув к ней голову. – Пришел согласно вашему желанию, будучи вынужденным повиноваться вашему слову. Пока горят эти свечи, я имею честь назвать себя вашим гостем.
– Моим гостем..., – прошептала старуха.
– Разумеется, – он развел руками. – Именно вы являетесь хозяйкой этого дома.
– Я – Сальве Винтоцци, нареченная Жрицей Крови.
– Мне известно, кто вы, – безучастным голосом сказал званный гость и, неожиданно, скривил губы в некоем подобии улыбки. – Для меня важно только то, что именно вы зажгли черную свечу. Ни ваше имя, ни ваше положение в обществе меня не интересуют, поскольку все это земная суета. Впрочем, примите мое почтение, уважаемая госпожа Винтоцци. Я рад нашему свиданию, хотя оно принесло мне чудную неожиданность.
Лишь теперь старуха поняла, как нелепо выглядит в своей спальной кофте, в присутствии выходца из тьмы, которого сама же впустила в свой дом посредством проведения магического обряда. Не единожды, на черных мессах, она была очевидицей оживления алхимиками каменных истуканов и видела, как некроманты заставляют шевелиться и, даже разговаривать мертвецов. Она вовсе не боялась быть свидетельницей жутких колдовских ритуалов, однако столь похожее на человека существо, вальяжно расположившееся в кресле, внушало Сальве неимоверный ужас. И улыбка его была всего лишь снисходительной улыбкой мужчины, не по своей воле ставшего гостем в доме Жрицы Крови.
– Должна ли вас смущать моя одежда? – поинтересовалась Сальве.
– В той же мере, в какой и всякого мужчину, ставшего невольным свидетелем таинств туалета женщины, желающей отойти ко сну, – проговорил он, разглядывая комнату, при этом постукивая тонкой, длинной тросточкой себя по голени.
– Если вы считаете, что я испытываю смущение, или чувство неловкости, то заблуждаетесь.
– Чувства смущения? – он чуть нахмурился, ткнул тростью в мягкий ковер. – Нет, нет, дорогая моя... Без сомнений, что в вашей душе, сейчас, не затронуты струны неловкости, смущения и чего-то подобного, – он замолчал, с неудовольствием покачав головой. – Однако, я вижу, что своим появлением затронул в вашей душе иные струны. Чувства неопределенности, смятения, а может быть, даже, страха. Пожалуй, что это может меня огорчать... Глядя на вас, я имею повод усомниться в том, что эта встреча столь же своевременна желанна для вас, как и для меня.
– Должна признаться, что мое желание встретиться с вами было спонтанным.
– Я это знаю. Конечно же, это был минутный порыв, за краткий миг способный перерасти в ураган безумных влечений. Потакая своей прихоти, вы даже не удосужились предстать передо мной в подобающем для такого случая наряде. Я нахожу это более чем необычным. Ведь было время, когда даже венценосные особы снимали при встрече со мной короны. Иные короли преклоняли колени...
– Я слишком стара для того, чтобы преклонить перед вами свои колени, – сказала Сальве, все еще бледная от страха.
– Вы – Жрица Крови, – с улыбкой произнес он. – Такие как вы колени не преклоняют, не правда ли?
Старуха кивнула в ответ и вознамерилась уже было ответить, когда ее гость резко взмахнул рукой.
– Вы даете мне повод поразмышлять над значением слова "гостеприимство", – сказал он голосом, в котором Сальве уловила нечто недоброе. – Тем не менее, должен признаться, что нахожу эту встречу достаточно занятной для того, чтобы продолжать наш разговор. Более того, я выражаю вам свою признательность за то, что избавили меня от скуки, потворствовав своему желанию и проведя достаточно сложный ритуал..., – взгляд его скользнул по нарисованной на полу пентаграмме. – Сан-Ми...? Скажите, сударыня, каким образом вам удалось прочесть заклинание, утерянное еще до великой катастрофы? Кто дал вам его?
– Это заклинание было найдено жрецами змееликого бога среди руин заброшенного города. Я выпросила его у одного из них по праву Крови.
– О, моя дорогая, – прошептал он, – вы даже представить себе не можете, какие силы призвали себе на помощь для того, чтобы послать этот зов! Предполагаю, что вы читали слова на той монете, не зная их значений.
– Думаю, что все остальные способы были утеряны еще несколько веков назад.
– Нет, вы ошибаетесь! Уверяю вас в том! У людей имеется много возможностей для встречи со мной, куда более простых и безопасных, чем тот, которым вы воспользовались. Но я и представить себе не мог, что кто-то из смертных способен воспользоваться заклинаниями, начертанными на старом сребренике. Хотя, потакая своему внезапному желанию, вы провели на удивление правильный ритуал, при том, что магический круг нарисовали весьма посредственно. У меня не было оснований не отозваться на ваш зов, госпожа Сальве. Вы позволите мне называть вас таким образом?
– Как вам будет угодно.
– Отчего же вы смотрите на меня таким взором? От холода ли дрожите, дорогая моя?
– Я не знаю, что вы такое... Я вовсе не ожидала увидеть человека...
– Вы ожидали увидеть чудовище?
– Аль-Камед описывал вас в своих книгах иначе.
– Аль-Камед? – он рассмеялся. – Этот безумец и шарлатан? Да полно вам, сударыня! Каким образом мог отзываться обо мне человек, рассудок которого вовсе нельзя было назвать здравым?
– Он написал несколько книг, посвященных созданиям, обитающим в ночи. Вы, должно быть, знаете о тех рукописях?
– Конечно знаю. Скажу более сударыня. Я их изучил также внимательно, как алхимики изучают золото. Забавные книжицы, которые, впрочем, не вызвали моего восторга. Как не вызывают восторга человеческая глупость и бездарность.
– Так вы находите его труды бездарными?
– Аль-Камед был удивительно бессовестным и одновременно чрезвычайно ловким мошенником, выдававшим себя за великого колдуна, – он замолчал, задумался, недвижно глядя перед собой, после чего продолжил. – Мне доводилось встречаться с ним и встреча та, как я понимаю, очень плохо повлияла на его умственные способности. Старик вообразил себя равным богам, за что и поплатился, спустя пару лет после нашей беседы. Книгу обо мне этот шельмец, впрочем, написать успел. Однако, позвольте... Не ее ли точная копия лежит у ваших ног? – он указал тросточкой на рукопись, которую Сальве обронила несколько минут назад. – Позволите мне посмотреть?
Старуха нагнулась, чтобы поднять растрепанный, старый монускрипт, однако, к своему изумлению, на полу его не обнаружила. Переведя взгляд на своего гостя, она увидела его по-прежнему сидевшим в кресле, но с той самой рукописью в руках.
– Автор ее был исполнен поверхностных знаний, но впрок ему они не пошли. – промолвил он, перелистывая страницы, – Боги свидетели моим словам. Не счесть небылиц, которые ходят обо мне в этом мире с его легкой руки. Хотя, здесь описан весьма любопытный персонаж, не спорю. Любопытен он не только внешностью, но даже именем. Джунно... Джууунноо...
– Вы находите любопытным собственное имя? – с удивлением спросила Сальве.
Он улыбнулся, но ответил не сразу. Глядя на него, Сальве гадала, какую зловещую тень скрывала под собой эта искренняя, казалось, улыбка.
– Дело в том, дорогая моя, что родители называли меня иначе. И мое настоящее имя отличается от того, которое приписывал мне лже-волшебник также сильно, как моя внешность отличается от облика существа, которое не могло быть чем-то иным, кроме как порождением воспаленного воображения художника. Безумный борзописец ставил меня на одну ступень с мерзостными тварями, выползающими на берег из болот по велению скудоумных шаманов. Вот, взгляните на это, – он ткнул пальцем в рисунок отвратительной твари, которую на одной из страниц изобразил сам Аль-Камед. – Право же, гадкая, безногая тварь, на которую не взглянешь без слез! Этот нос, эти рога завитые... Вы только подумайте... Рога! У меня! Словно у какого-нибудь бесенка! – он с гневом захлопнул рукопись и положил ее на одну из полок книжного стеллажа. – Такую жуть в своих странствиях по вневременным тропам я не встречал ни разу. А встречал я очень многих, поверьте. Но посмотрите же на меня. Я действительно столь уродлив?
– Я вижу..., – прошептала старуха. – Вы, всего лишь, человек...
– Человек..., – скривив губы в усмешке, произнес он. – Задолго до вашего рождения я утратил право называть себя человеком. Я потерял счет времени так давно, что уже не в силах разделить один день от одного года, или от целого столетия. Может быть, мне стоит задать вам вопрос о том, какой сегодня год? Король Асмод Великолепный по-прежнему правит землями Ахерона?
– Король Асмод умер два с половиной века назад. Сейчас королевством правит его внук, Ади-Шавин.
– Ах вот оно что! Не очень хорошо, если честно. Старая магия уходит из этого мира и потребовалось целых два века, чтобы я снова услышал зов! Сколько переменилось за эти столетия! Нет уже строптивого венценосца. А ведь я видел его в расцвете сил, видел в старости... Человеческая жизнь, одно правление... Одно мгновение... Ни одному королю не доводилось пересекать такую бездну времени за один единственный миг.
– Вы правы. Человеческая жизнь весьма скоротечна.
– В отличие от посмертной жизни души.
– Я ничего не знаю о человеческих душах. Тем не менее, согласитесь, что было бы просто несправедливо думать о том, что там, за гранью, нет ничего, кроме пустоты.
– О, – протянул он, – там вовсе нет пустоты. Уж я то знаю... Однако вас, подозреваю, страшит вовсе не неуверенность в бессмертии своей души, а то, что перо, положенное на весы правосудия не сможет перевесить тяжесть содеянных вами грехов земной жизни.
– Надеюсь, что у богов найдется, достаточно милосердия, чтобы понять и простить...
– Простить что? Ваши безумства? Дорогая моя, у вас имеется целая куча грехов, которые необходимо искупить, и очень мало времени. Вам есть чего бояться! Там, за порогом жизни вас ожидают очень неприятные встречи. Я читаю вас также, как вы читаете любую из книг в этой комнате. Вижу ваши страхи и они, поверьте, не беспочвенны. Человеческая кровь, до краев наполняющая купель, не может не взывать к правосудию небес даже за смертной чертой.
– Раз уж вы заговорили о крови, то не забывайте, что то была кровь черных девок, рабынь.
– Кровь, это всего лишь кровь. Не говорите мне, что она не возбуждает вас.
– Как много вы знаете обо мне?
– Пожалуй, что я знаю о вас все, – проговорил он, делая небольшие паузы между словами, после чего стукнул тонкой тросточкой об пол. – Лишь взглянув в ваши глаза, прочитав ваши мысли... Должен заметить, что они наполнены кровью. Но кровь в ваших собственных жилах холодеет с каждым прожитым днем. Теперь, на склоне лет, вы столь же стремитесь избежать справедливого суда, сколь желаете возвратить годы своей молодости и былого здоровья. Подумать только... Как мы похожи с вами...! Но сколь различаемся по своим мыслям и желаниям!
– Ваши слова пусты. Я по праву рождения являюсь Жрицей Крови. Я неподсудна в своих поступках.
– Да вы уже говорили мне о своем праве. У вас и впрямь имеется много прав, моя дорогая. Но при этом, мало обязанностей.
– Ооо..., – протянула старуха, – Вы солгали, говоря, что обо мне знаете все! Нет... Вы ничего не знаете!
Он положил тросточку на колени, внимательно посмотрел Сальве в глаза.
– Разве?
– Говорю вам... Не моя вина, что на третий день после моего рождения, жрецы окунули меня в кровавую купель и нарекли Жрицей Крови.
– Через три года те же люди дали вам в руки жертвенный нож, а через пять лет позволили убить первого из невольников на красном алтаре. О, вы убили! Без всякой жалости, без сожаления...
– Это чудовищное обвинение... Не по своей прихоти я вынимала у людей сердца, вы слышите?
– Во имя какого же бога вы убивали?
– Меня уверяли, что эти жертвы были угодны звероликим.
– Стало быть, древним, – задумчиво прошептал он. – Тем кровожадным божествам, которые по большей части уже покинули этот мир под давлением молодых, куда более милосердных богов. Лишь некоторые из чудовищных, первобытных тварей попрятались в лесах, или ушли под защиту самого мерзкого из змеев. Однако их время тоже уходит. Они слабеют и дряхлеют в забвении. И лишь такие как вы позволяют им выбираться из тени на свет.
– Я вам не верю, – промолвила старуха. – Я видела, что происходит на черных мессах. Видела их могущество. Говорю вам, звероликие боги также сильны, как и прежде.
– Мир меняется, госпожа Сальве. Небожители сменяют друг друга также часто, как рождаются и рушатся земные престолы. Власть всякого бога велика только до тех пор, пока люди не покидают последний из храмов, построенных в его честь.
– Не мне, слабой женщине, о том рассуждать. С самого детства я не принадлежала себе и поступала так, как требовали от меня жрецы звероликих.
– Весьма удобно, должно быть, – сказал он, с усмешкой, – пользоваться своей вседозволенностью и верить в собственную непогрешимость. Человеческое невежество позволило вам стать неподсудной для людского правосудия, но скоро вы предстанете перед другим судом. Грозный, неподкупный вершитель задаст вам вопросы, на которые у вас не найдется лживых ответов. Как и у всякого другого человека.
– Если бы я не понимала, что может ожидать меня за смертной чертой, то осмелилась бы искать встречи с вами? Нет... Я вовсе не глупа...
– Вы отнюдь не глупы, поскольку нашли возможность избежать небесного правосудия, обратившись за помощью ко мне. Хотите вверить мне свою судьбу и поступаете разумно, поскольку я далек от всякого рода судебных разбирательств. Может быть, я и сам, слишком человечен...
– Значат ли ваши слова, что вы знаете, какое желание терзает меня все последние годы?
Он с безразличием пожал плечами.
– Знаю. Человеческие желания так же просты, как и большинство человеческих поступков. Именно людские пороки, примитивные, низменные страсти когда-то вынудили меня бежать из этого мира.
– Бежать куда?
– Из века в век, разумеется. От встречи к встрече, от бесконечной суеты к покою, – его лицо приняло задумчивое выражение, – Этот белый свет ничего не потерял, когда я произнес древнейшее из заклинаний Сан-ми и с проклятием ушел из этого мира. Он словно играет с мной в какую-то дьявольскую игру... Нет, впрочем... Он всего лишь замирает в ожидании той минуты, когда я появлюсь из небытия... От встречи к встрече... В любом случае, он очень плохой игрок, этот белый свет. Скучный и однообразный...
– Должно быть, человечности в вас осталось не меньше чем есть во мне.
– О, я уверен, что не меньше! Вы удивитесь, если узнаете, что судьбой мне было предначертано править одним из величайших королевств мира. Но участь правителя величайшего из королевств я обменял на участь иного рода. Неравноценный то был обмен, я это вижу, – он уставился на тросточку, видимо задумавшись о своей былой жизни. – Многое я потерял, отрекшись от всего земного. Но многое и обрел.
– Что же вы приобрели?
– Знание, сударыня. Знание о том, что было и о том, что будет. Возможность уподобиться богам. Может быть, в каком-то смысле я стал чем-то большим, нежели какое-то божество.
– Тогда я прошу вас также, как всякий человек просит своего бога о помощи. Вы же не откажите мне в ней?
– Не смею в том отказать. Я вынужден повиноваться вам, поскольку в той же мере, в какой ощущаю в безмерности свое всемогущество, здесь я обретаю незримые тяжелые оковы невольника, вынужденного выполнять прихоти смертных, – губы его скривились в улыбке. – Лишь моя вина в том, что бежав некогда от человеческих страстей, я стал инструментом в руках людей, преисполненных корыстными желаниями.
– Стало быть, я и впрямь могу называть себя вашей госпожой.
Он посмотрел на нее испытующим взором.
– Мучительно это сознавать, но пожалуй, что так. Пока не догорит последняя из свечей в этой комнате, я останусь преданным вашим слугой
– Позволю себе напомнить вам о том, что Аль-Камед...
– Вы много значения придаете словам этого мошенника. Единственное, что имеет для меня значение, это почерневший от времени сребреник, без которого наша встреча не состоялась бы. Благодаря ему, я пересек океан времени, стал свидетелем расцвета и падения цивилизаций, страшных катастроф и деяний героев, чьи имена остались только в мифах и старинных преданиях. Благодаря ему я ныне разговариваю с вами. Скажите мне, каким образом этот сребреник оказался у вас?
– Я купила его на рынке несколько дней назад.
– Вот так просто? Забавно. Вам, наверное, не ведомо, что эта монета была отчеканена на монетном дворе, по велению Альвастра Рыжего, благороднейшего из правителей Коммории. Таких монет было отчеканено всего десять и каждая из них носила имя первого из сыновей законного монарха...
– Ваше имя? Так вы...
Он стукнул тросточкой об пол.
– Молчите, умоляю вас. Ведь имя, это не просто слово. Имя, это и есть заклинание. Имя, это магическая карта, которая всегда открыта для звезд. А звезды, это весьма своенравные существа... Никогда не поймешь, что у них на уме. Весьма сомневаюсь, что им понравилось бы мое присутствие в том мире, из которого я когда-то с проклятием ушел. Боюсь, что они способны сорвать мои планы. – он чуть приподнял трость, направил ее в сторону Сальве. – И ваши.
– Как же мне вас называть?
– Если это имеет для вас какое-то значение, то почему бы вам не называть меня Джунно? Откровенно говоря, это имя мне нравится больше, чем мое собственное. Смею надеяться на то, что книгу заколотого собственным рабом мракобеса прочтет еще не мало людей прежде, чем история окончательно сотрет из своей памяти имя несчастного принца, так и не ставшего королем.
Сальве невольно усмехнулась.
– Вы боитесь, что за давностью лет люди и вовсе могут позабыть о вашем существовании? Больше двух веков прошло с того момента, когда безумный Аль-Камед написал свою книгу. Как скоро может призвать вас кто-нибудь еще?
– Стараниями безумца я очень нескоро буду позабыт, – он указал на рукопись, лежавшую на полке, в тени старого кресла. – Равноценной заменой образчику может стать любой из предметов, находящихся в вашей комнате. Мое самолюбие вполне удовлетворилось бы и обычной, масляной лампой. Уверен, что приобрести ее на рынке намного проще, чем старый сребреник, который продают сегодня как какую-то вещь торговцы антиквариатом.
– Не думаю, что тот лавочник знал о истинной ценности этого сребреника.
– Полагаю, что даже вы ее не знаете, уважаемая Сальве.
С этими словами он встал с кресла, подошел к столику, на который старуха положила старинную монету.
– Но вы чувствуете, конечно же... Чувствуете ее силу. В этой вещице все еще скрывается древняя, вырождающаяся магия, обуздать которую не дано ни вам, ни мне. Никому, – он осторожно взял монетку, повертел ее у пляшущего на свече огонька. – Я бы советовал людям не будить ту силу, поскольку она очаровывает, обольщает, обманывает, крушит построенные нами стены из иллюзий и надежд. И вам я советовал бы...
Он замолчал, увидев во взгляде старухи нетерпимость.
– Полагаю, что мои собственные размышления сделают больше, чем всякий ваш совет, – с плохо скрываемым раздражением проговорила она. – Вы, предпочли участь раба разменной монеты трону одного из самых могущественных королевств прошлого. Я не совершу вашей ошибки.
– Ах, вот как вы заговорили! Вы называете меня рабом. Но вы ошибаетесь. Жестоко ошибаетесь. Я больше чем любой из нынешних королей, – он аккуратно положил сребреник на стенную полку, рядом с небольшой книжицей, снова улыбнулся. – Я – ученый, госпожа Сальве.
Старуха усмехнулась.
– И, тем не менее, вы – раб обстоятельств.
– С этим не поспоришь.
– В любом случае вы не в праве давать мне какие-либо советы, а, напротив, должны торопиться удовлетворить мое желание. Я призвала вас, чтобы вы выполнили свое нынешнее предназначение и повиновались мне, как любой из моих невольников.
– Я уже говорил вам, что выполню все, о чем вы попросите.
Сальве с трудом сдержала нахлынувшее волнение.
– Все, что я прикажу.
– Пусть так.
– И вы в силах выполнить тот приказ?
– Возвратить вашу молодость? Да, это в моих силах. Но позвольте, все-таки, напомнить вам, что жизнь всякого человека скоротечна. Проживете вы еще несколько сотен лет, или нет, это не важно. Душа ваша, обреченная ходить в хрупком человеческом теле, когда-нибудь сгниет. Единственное, что от вас, в конечном счете останется, это нетленная внешняя оболочка, над которой будут потешаться и боги и демоны. Никому не удавалось обмануть саму смерть, – по мере того, как званный гость говорил, голос его снижался до шепота. В конечном итоге, он стал едва слышен. – Никому...
– Стало быть, вы отговариваете меня.
– Какой мне в том прок?
– К чему же тогда столько рассуждений?
– Я всего лишь предупреждаю вас о том, что обретя бессмертие тела, вы неминуемо обречете на гибель свою душу. Никому и никогда не удавалось скрываться от взора смерти вечно. Не удавалось магам и великим царям. Не удастся и вам.
– Однако, вам это удалось.
– Нет, сударыня. Я только нашел временное пристанище, которое является не более чем иллюзией безопасности. Боги посмеялись над моими опытами, также как смеются над потугами знахарей, пытающихся поставить на ноги человека, лежащего на смертном одре.
– Так чем же вы сможете помочь мне, если не в силах помочь самому себе?
– Разве я не говорил вам, что власть моя в этом мире столь же велика, как и власть любого из молодых богов? В моих силах помочь обрести бессмертие если не тела, то души в этом мире. Более того, я хочу сделать это, в отместку за то, что они некогда сделали со мной. Посредством древнейшего из заклинаний, я вырву вас из под власти небожителей. Украду вас у этих снобов, лишу их возможности осудить вас там и избавлю вас от всякого рода забот здесь.
– Каким же образом?
– Я дам вам иную сущность, нежели ваша нынешняя дряхлая человеческая оболочка. Освобожу вас от нее путем преображения, избавив от всего лишнего, поместив вашу душу в куда более совершенный сосуд, нежели нынешнее ваше, наполненное болезнями тело.
– Вы испытываете мое любопытство, хотя признаюсь, что не совсем понимаю о чем вы ведете речь.
Он улыбнулся, взял ее за руку. Старуха чуть подалась назад, боязливо посмотрела в глаза своему гостю, столь же бездонные, лишенные каких-либо страстей и надежд, как и сама бесконечность.
– Дорогая моя, – прошептал он, приблизившись к ней, – не бойтесь, прошу вас. Я дам вам такое благо, какого не был удостоен до нынешнего момента ни один из смертных. Я наделю вас властью, равноценной той, какой обладаю сам, а может быть, и превышающей мою многократно. По одной только моей воле вы станете одной из жемчужин этого мира, к обладанию которой ныне стремятся даже те из богов, чьи имена произносят жрецы, проливая человеческую кровь на черных алтарях. За один краткий миг откроете для себя все тайны, что скрывают от простых смертных лицемерные небожители. Будет ли когда-нибудь на этом свете нечто, равноценное вам по могуществу и красоте? Лишь познав суть всего сущего, вы сможете понять это... Вы одна! Женщина, перед которой отворит двери Вселенная! Доверьтесь мне и тлен не коснется вашего тела даже после того, как жизнь покинет пределы этого мира! В моих силах дать вам власть над человеческой плотью, но, при этом, сделать вас существом куда более совершенным, нежели обычный смертный. Обещаю...! Вы обретете то, к чему стремились всю свою жизнь.
– Но мне нужно подумать, – сказала Сальве, с сомнением качая головой, не решаясь давать какой-либо ответ. В эти минуты старуха пыталась привести в порядок свои мысли, однако, как она не старалась, сделать этого ей, не удавалось. Путались в голове слова, вертелись обрывки каких-то фраз, возникали и растворялись в сознании не имеющие четких очертаний образы знакомых, давно уже, казалось бы, стертых из памяти людей. Несомненным сейчас было одно: с существом, пришедшим в этот дом по ее воле, необходимо быть настороже. – Если я решусь сделать этот шаг, то пути обратно у меня уже не будет.
– У вас уже нет пути назад, поскольку вы вызвали меня. А я, согласно негласным договоренностям, не могу уйти просто так. Это не имело бы смысла, поскольку откликнувшись на ваш зов, я рассчитывал получить от вас то малое, что вы можете мне дать в соответствии со своими временными обязательностями.
– Но чего же вы хотите? – поинтересовалась она с притворной любезностью.
– Я очень давно не видел такого неба, – он повернулся к окну, взглянул на луну, что лишь на краткий миг выглянула из-за туч. – Черного, бездонного... Давно не видел звезд и не помню названия созвездий. Странно это. Люди играют в свои игры, живут в маленьком, тесном мирке и даже не знают о том, что пространство безмерно и многогранно. Оно не терпит материальных границ и расширяется за пределы человеческого разума, обретая разнообразные формы, в которых появляются и исчезают за краткий миг миллиарды миров, населенных такими же тварями, как и человек. Они живут за всеми доступными нам пределами, но мы ничего о них не знаем... Можем только предполагать..., – он улыбнулся. – Что есть вечная жизнь для человека, являющегося частью системы, которая крайне мала и недолговечна в масштабах биологического организма, существующего лишь за счет энергии, что она вырабатывает за период собственного существования?
– Мне очень сложно понять, о чем вы говорите и поэтому я затрудняюсь дать вам ответ на ваш вопрос.
– Я вовсе не ожидаю, что вы сможете ответить на мои вопросы, сударыня. Мы с вами подобны двум островам в безбрежном море и волны, которые бьются о наши берега разные. Вы не в силах понять меня, а мне, кажется, что я не в силах полностью понять человеческий разум, хотя он и кажется мне более чем примитивным, в сравнении с разумом открывшейся мне Вселенной. А ведь все когда-то мне казалось таким простым... Признаюсь вам, что очень тоскую по тому времени, когда я был всего лишь человеком. И сколь многое отдал бы я за то, чтобы стать им снова...
– Быть человеком? – Сальве брезгливо поморщилась. – Человеком со всеми его слабостями и болячками... Зачем оно вам?
– Безгранично то одиночество, что чувствую я от встречи к встрече с людьми, которыми двигает обыкновенная корысть, жажда знаний, или низменные инстинкты. Эти встречи бывают также остры, как и кинжал убийцы. Но всегда, приходя на зов, я прошу от людей лишь одно... Предоставить мне возможность ощутить себя обычным смертным. Хотя бы на то время, что горит свеча.
