Текст книги "От встречи к встрече (СИ)"

Век нынешний достаточно суров,

И нитка рвётся там, где слишком тонко:

Что до крови... Она рождает только кровь -

Пора признать лелеющим подонков.

Бен Эзоп

Вчерашним...

Рукописная книга была очень старой. Настолько старой, что ее страницы потемнели от времени и рассохлись, готовые рассыпаться от малейших неосторожных прикосновений. Большую часть манускрипта составляли карты, отображающие как отдельные страны, так и целые материки. Но именно эти иллюстрации являлись главной ценностью растрескавшейся книги. С большим трудом молодой человек различал на грязных, рассыпающихся страницах контуры древнего материка, некогда называвшегося Турийским. Однако, только теперь, разглядывая очертания береговых линий, он начинал понимать масштабы катаклизма, некогда изменившего мир до неузнаваемости.

Губы его беззвучно произносили названия былых королевств, а пальцы скользили по пергаменту, там, где безызвестный иллюминатор изобразил острова, чьи названия невозможно было прочесть за давностью лет. Вполне возможно, этих островов уже и нет на свете, но может статься, число их, напротив, удвоилось. За многие века, прошедшие с момента написания книги, поменялись очертания Турийского континента, который будто вывернуло наизнанку чудовищной, древней катастрофой. Там где прежде было морское дно, ныне простирались бескрайние равнины и возвышались горы, а там где когда-то располагались пустыни и непроходимые леса, сегодня плескались соленые воды мирового океана. При всем этом, неясными оставались представления людей о мире, в котором они рождались, жили и умирали на протяжении того долгого времени, что прошло с момента гибели старого мира.

Бесспорным казалось нынешним картографам лишь одно: вопреки сложившемуся мнению, старинные карты едва ли можно назвать достоверными. Однако, на основании именно этих изображений, отличающихся одно от другого в той же степени, в какой различаются плоды, снятые с одного фруктового дерева, пытались современные ученые делать выводы относительно очертаний турийского материка. Это обширное пространство суши, омываемое морями и океанами, большей своей частью представляло собой суровые земли, населенные дикими кочевыми племенами. Государства же, возникшие на руинах древних, ставших легендарными королевств, занимали очень небольшую часть всей суши.

По этой причине, Орадо не раз спрашивал себя: что, в сущности, известно географам о территориях, располагающихся за границами изведанных земель? До сих пор никто из них толком не может растолковать, какие тайны хранит в себе мгла неспокойных гор, возвышающихся близ восточных границ Ахерона. Страшные, неправдоподобные истории многократно пересказывают друг другу люди о том, что скрывают под собой мрачные стигийские пески к югу от плодородных равнин Шема. А о крайнем севере, где снежные обезьяны веками охраняют от незваных гостей владения Белой Длани – осколка могущественной некогда цивилизации Туле, вовсе не услышишь ничего, кроме невероятных, мистических историй.

Однако, больше всего, привлекали Орадо закатные земли – обширные территории, что лежали по другую сторону от медленно высыхающих Соленых озер, к западу Ахерона. В джунглях, кишащих ядовитыми насекомыми и внушавшими ужас всякому человеку чудовищными тварями, с начала начал обитал низкорослый, воинственный народ, беспокоивший набегами приграничные города и поселения королевства. Жители тех мест называли себя пиктами, но таким способом они обозначали не свою принадлежность к какому-то племени, а к человеческому роду. Разделенные на племена и кланы, они свою жизнь проводили в междоусобных войнах, жестоко расправляясь с чужаками, ступавшими на их землю. Эти дикари полагали себя хозяевами территории, растянувшейся от отрогов неприступных гор Цинга на юге, до холмистого мрачного края, в котором нашли пристанище потомки атлантов. И только многочисленные конфордумы – приграничные крепости королевства, не позволяли пиктам производить свою экспансию на земли, лежавшие к востоку от соленых озер.

Когда-то Орадо и сам служил в одном из таких конфордумов в звании веналия. Но после того, как крепость разрушили объединившиеся северные племена, он оставил службу. Позже, благодаря обстоятельствам, которые можно считать случайными, бывший веналий стал полновластным хозяином богатого особняка, расположенного за городской чертой, обособленно от прочих имений, неподалеку от перепутья торговых дорог. Пределы его нынешних владений охватывали обширный участок земли, включавший небольшую рощу, озерцо и даже крестьянскую деревеньку, с населением в несколько сотен податных душ. По сравнению с другими вельможами, по праву рождения наследовавшими имущества, лишь немногим уступавшие состоянию самого короля, земельная собственность Орадо была очень малой, однако это не мешало ему входить в число наиболее влиятельных персон государства. Да и не могло быть иначе, поскольку сам венценосец отдал ему на хранение ключи от личной библиотеки – того источника мудрости древних, к обладанию которым стремились величайшие умы современности.

Отнюдь не пренебрегая щедростью его величества, Орадо Кастильский, проводил большую часть свободного времени в книжном святилище. В числе нескольких десятков лиц, которым король доверил на хранение свои книги, он изучал старинные рукописи, копировал со страниц древних фолиантов тексты, которые пока еще можно было прочесть и, по возможности, пытался сберечь то, над чем еще не успело основательно потрудиться безжалостное, обращающее все во тлен, время.

Откровенно говоря, такая жизнь – жизнь асоциального, молчаливого затворника, Орадо приходилась по нраву. Должно быть, что-то случилось с молодым человеком после тех ужасов, которые он пережил в затерянном среди сумрачных северных гор городе Камеспесе. Оборвались в его душе струны, так звонко звучавшие в прежние годы и ничего не оставалось в ней кроме дыры, оставленной страшными воспоминаниями. Именно эту прореху Орадо и стремился залатать нитками, сотканными из знаний, скрывавшимися от простых смертных, за пеленой обыкновенного невежества.

С чашкой остывающего чая в руках, бывший веналий долго стоял возле круглого стола, установленного в центре огромного зала – сердца хранилища многих сотен старинных фолиантов и глиняных табличек, испещренных полустертыми от времени письменами. Глядя на выцветшие изображения рассохшегося манускрипта, молодой человек пытался хотя бы отчасти сложить в своем воображении пазл, состоящий из разрозненных представлений ученых о береговой линии западного побережья. Чтобы создать четкую картинку, впрочем, потребуется время куда большее, чем один день. Это могут быть недели, месяцы и даже годы. Безмерное количество часов кропотливой работы. Да и реально ли это вообще? Ведь нет, к сожалению, такого капитана, который отважился бы провести исследовательское судно вдоль побережья, населенного кровожадными дикарями, по холодным, наполненным магией древних богов западным водам. И не приходится сомневаться том, что самый отважный из морских волков побоится сунуть нос в обиталище Кракена, нашедшего себе приют среди затонувших храмов Атлантиды. Потому лишь, что нет у человека страха более сильного, нежели страх неизвестности.

Погрузившись в такие размышления, Орадо вовсе позабыл о кружке с чаем, которую держал в руке. Услышав скрип тяжелой, приоткрывающейся двери, он обернулся и увидел немолодого, одетого в серую хламиду человека – одного из затворников, библиотекарей.

Недолго тот потоптался у порога, после чего произнес:

– У нас посетитель, мональе.

Прозвучавшие слова, разорвав на незримые осколки тишину, многократным эхом разнеслись по залу, отразились от стен, от витражных узеньких окон, от зеркального потолка и затерялись где-то среди книг. Что-то нелепое усматривалось в этих отзвуках. Казалось, что само хранилище искажало голос библиотекаря, насмехалось над наглецом, осмелившимся потревожить безмолвие, безраздельно царившее в этом месте до сей минуты.

– Посетитель? – Орадо поставил чашку на стол. – Кто такой?

– Не могу знать. Он представился государственным служащим, выполняющим особо важное поручение верховного инквизитора. Я не осмелился его не впустить.

"Легат? Здесь? В это время? Странный визитер".

– Что ему нужно?

– Хочет видеть вас, мональе. Прикажете провести сюда?

– Перед такими все двери раскрыты, – пробормотал Орадо. – Раз уж столь важный гусь залетел в хранилище, то делать нечего. Веди его.

– Как прикажете.

Поклонившись, слуга вышел из зала. Возвратился он спустя несколько минут, сопровождая невысокого, полного, добродушного с виду мужчину средних лет, одетого в ярко-красные одежды. Пожалуй, того можно было бы принять за одного из щеголей, которых Орадо видел вокруг себя с самого рождения, общество которых он презирал столь же сильно, сколь презирали они его самого. Однако, это первое впечатление, скорее всего, было бы неправильным. Потому, молодой человек не решился начинать разговор, а только отступил от стола и приветствовал гостя кивком головы.

Легат верховного инквизитора кивнул в ответ, после чего обернулся к библиотекарю.

– Так это и есть ваш господин?

– Да, ваша светлость.

Губы толстяка растянулись в улыбке. Отнюдь не хорошей была она, поскольку походила на оскал хищного зверя, приготовившегося растерзать беззащитную жертву.

Не сводя взгляда со стоявшего у дверей толстяка, Орадо подумал, что едва бы он захотел видеть этого господина в своих врагах.

"Определенно, этот человек занимает в сыскном Приказе свое место", – подумал он. Вслух же произнес:

– Орадо ка Вельмон, гранд Кастильский к вашим услугам.

– Гранд Валь Лавоне, – отозвался гость. – Легат нынешнего подесты и верховного инквизитора Ахерона. – Он обвел взглядом читальный зал, как будто высматривая в какую-то опасность, после чего перешагнул порог. – Я представляю его интересы в этой части города. Нам с вами не доводилось встречаться прежде, но о ваших делах я уже наслышан. Давно хотел засвидетельствовать вам свое почтение, мональе.

– Могу ли я полагать, что это визит вежливости? – спросил Орадо с тем выражением на лице, которое бывает у людей, которых отвлекли от важных дел.

– О, нет! Нет, к сожалению. Хотя, если вы сочтете, что я выполняю в данный момент какое-то должностное поручение, то также ошибетесь.

– В таком случае, я должен поинтересоваться, что вас привело в это книгохранилище?

– Мне бы хотелось..., – пристав оборвал себя на полуслове, оглянулся на дверь, которую затворял библиотечный служащий. Потом повернулся к Орадо. – Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Поверьте, это не займет много времени. Но я надеюсь, что вы поможете мне прояснить несколько моментов в одном щекотливом деле.

– Именно я?

– Да, сударь.

– Ну что же... Я никуда не тороплюсь, – проговорил Орадо, усаживаясь в кресло, стоящее у одного из книжных стеллажей, жестом предлагая легату занять другое, неподалеку от себя. – Чем я могу быть вам полезен?

– Я уже сказал, что дело, которое привело меня к вам весьма щепетильное. Оно касается одной очень известной в широких кругах особы. Так что, надеюсь, что весь этот разговор останется между нами.

– Вы можете быть в этом уверены. Если вашей светлости недостаточно моего слова, то вы можете потребовать от меня клятвы.

– О, что вы?! Вашего слова вполне будет достаточно, – сказал Валь Лавоне, усаживаясь в кресло. Прищурившись, как будто от яркого света, он улыбнулся. – Ведь к словам Орадо Кастильского, как поговаривают, прислушивается сам государь.

– Вы преувеличиваете, конечно. Наш государь, насколько мне известно, не склонен слушать даже своих советников. Мнение такого человека как я его интересует, как сломанная шпора. Однако, позвольте мне поинтересоваться: многие ли обо мне говорят в этом городе?

– Многие, мональе. Купцы, алхимики, лекари... Всякий сброд, мнение которого не стоит и ломанного гроша. Мне это не важно. Тем не менее, есть и такие личности, которые распространяют о вас совсем уж нелепые слухи. Некоторые из этих господ называют вас не иначе, как колдуном.

Орадо рассмеялся.

– Этот город под завязку набит всякого рода нечестью. Одним колдуном больше, одним меньше... Кому какое дело?

– Надо думать, что людям, которые не желают вам иного, кроме смерти.

– Вы думаете, что мне угрожает опасность?

– Мне сложно ответить на этот вопрос именно сейчас, поскольку врагов у вас слишком много было всегда. Каким-то непостижимым образом, вы ежедневно множите своих недоброжелателей. Многие из них были бы рады пустить вам кровь прямо на улице, но сделать это непросто. В конце концов, им бы пришлось иметь дело с одним из лучших клинков королевства. Это не означает, впрочем, что вам не следует смотреть по сторонам в темных переулках. Согласитесь, что шпага, пусть даже это шпага чести, не спасает от удара ножом в спину.

– Стало быть, если я сейчас должен кого-то опасаться, так это наемных убийц.

– Или их нанимателей.

– Смею ли я надеяться, что вам известны имена тех из моих недругов, которые готовы заплатить за мою смерть?

– Имена? Мне они не известны. Я говорю вам о жрецах старых, полузабытых культов, мональе. Честно говоря, нет в этих местах человека, которого эти люди проклинали бы больше чем вас. Они же, впрочем, готовы вас и боготворить. И это весьма удивляет.

– Могу предположить, какие небылицы обо мне распространяют по городу змеепоклонники, – пробормотал Орадо.

– То всего лишь слухи, я уверен.

– Ну почему же? Отчасти, то может быть и правдой.

Валь Лавоне скрестил руки на груди, покачал головой.

– Думаю, что для вас было бы лучше, если бы инквизиторы полагали эти россказни всего лишь слухами. Но оставим это. Я пришел к вам по тому делу, которое вовсе не касается ваших взаимоотношений со служителями черных культов. Я пришел сюда в надежде на вашу помощь, а не в качестве обвинителя.

Орадо с безразличием пожал плечами.

– Так что же? Я слушаю вас, гранд.

– Скажите, мональе, вам когда-нибудь доводилось встречаться с госпожой Сальви Винтоцци?

Молодой человек невольно приподнялся в кресле. Произнесенное Валем Лавоне имя было ему хорошо знакомо. Сальви Винтоцци, несмотря на свой преклонный возраст, являлась женщиной легко увлекающейся и азартной, обладавшей прескверными манерами и весьма вздорным характером. Редко кто мог поддерживать со старой перечницей хорошие отношения продолжительное время, а уж слуг она меняла чуть ли не каждый месяц. В обществе об этой даме ходило много нелепых слухов. Считалось хорошим тоном говорить ней как о ведьме, хотя, молодой человек выяснил, что в оккультных науках госпожа Сальви разбиралась очень слабо и путалась даже в названиях простых трав. Понаблюдав за старухой некоторое время, Орадо пришел к выводу, что распускали сплетни по большей части люди, не знакомые с ней и вовсе. Имелось, впрочем, нечто, заставлявшее Орадо ставить ее в один ряд с самыми опасными людьми города. Дело в том, что Сальви Винтоцци была одержима мыслями о возвращении собственной молодости и ради обретения былой красоты, она могла совершить любой сумасбродный поступок.

– Это весьма почтенная дама – давняя моя знакомая, – сказал Орадо.

– Что вы можете мне рассказать о ней?

– Пожалуй, что немногое. Она достаточно хорошо образована, поскольку кроме своего языка знает верулийский, сносно изъясняется на стигийском и на одном из диалектов газари. Ведет замкнутый образ жизни и не выносит суету. После смерти своего мужа начала посещать черные мессы и сторониться светской жизни. С недавних пор сузила круг общения до нескольких человек, среди которых есть знахарь, ворожея и пара жрецов змеепододобного бога. С ними она обсуждает теологию и вопросы, что поднимаются на черных мессах. Старуха взбалмошна, строга с дворней. Очень часто меняет прислугу, периодически покупает молодых рабынь в Скотном переулке...

– Только рабынь?

– По слухам, – прошептал Орадо. – Только по слухам...

– Как часто вам доводилось встречаться с ней?

– Раз пять, или шесть... В последний раз – больше полугода назад. Наши беседы были весьма занимательными.

– О чем вы с ней беседовали?

– По большей части, о смысле жизни. Не будет для вас секретом, пожалуй, если я скажу, что госпожа Сальви очень озабочена вопросами сохранения молодости. Она полагает, что мне известны какие-то секреты, способствующие возвращению жизненных сил в дряхлеющее человеческое тело.

– Это каким-то образом связано с найденным вами хранилищем старинных рукописей?

– Я нахожу, что ни с чем иным, ваша светлость. Эта женщина считает, что мои познания в алхимии намного превосходят ее собственные

– Но мне вы скажете, что это не так...

– Уверяю вас, меня мало занимает алхимическая наука. Идея превращения ртути в золото, а золота – в философский камень, по моему мнению, является не более чем фантомом, который преследовал людей многие века назад и будет преследовать еще многие будущие поколения.

– Госпожа Сальви, как я полагаю, никогда не интересовалась изобретением филосовского камня. Я даже предположить не могу, что такая просвещенная особа всерьез способна увлечься подобным вздором.

– Она увлекается вещами иного рода. Поговаривают, что раз в полгода она принимает ванну, наполненную кровью молодых рабынь, которых она покупает на невольничьем рынке. Ни к чему хорошему такие узаконенные убийства не приведут и вы это знаете.

– К сожалению, у инквизиторов связаны руки в случаях порчи одушевленного имущества влиятельных господ.

– Порчи одушевленного имущества? Вы это так называете?

– Да полно вам, мональе! Весь этот мир полон крови и вывернут наизнанку. Вы ведь не мальчик и сами все видите! Жрецы приносят человеческие жертвы перед ликами темных божеств, некроманты проводят чудовищные эксперименты над трупами людей и животных, колдуны проводят по ночам обряды на центральной площади Пифона и пользуются при этом старинными рукописями, которые не без вашей помощи попали в их руки. А сейчас вы сидите в этом кресле и рассуждаете о нравственности!

– Вы правы, ваша светлость. Конечно же, вы правы... Весь этот мир сошел с ума и полон жути... Но делают его таким люди, подобные госпоже Сальви. Старуха давно уже сбилась со счета в отношении убитых ею рабынь.

– Не беспокойтесь о судьбах ее невольниц, мональе. У меня есть основания говорить, что в ближайшее время госпожа Сальви не причинит вреда никому.

– У вас есть..., – в замешательстве проговорил Орадо, – Прошу вас, поясните.

– Подозреваю, что с почтенной вдовой случилось что-то ужасное.

– Что значит, подозреваете?

– Это значит, что утром глава Сыскного Приказа и городской подеста получили сообщение о ее похищении. Возможно, что речь идет даже о причинении вреда здоровью, поскольку дневной страже удалось обнаружить на полу пятно крови.

Орадо немного помолчал, внимательно глядя на пристава, потом тихо заговорил.

– Я вовсе не удивлен. У почтенной дамы было достаточно много недоброжелателей. Начиная от высокородных снобов, вместе с которыми она посещала черные мессы, заканчивая теми из рабов, которых по ее приказу хлестали плетьми за малейшую провинность. Не сомневаюсь, что весь этот город вздохнет спокойнее, узнав о смерти той, которую в народе называют не иначе, как Жрицей Крови. У вас на старуху, надо полагать, собрано уже немалых размеров досье.

– У нас собрано досье на очень многих ваших знакомых.

– По долгу службы, разумеется...

– Не волнуйтесь, мональе. Если где-то в этом городе и есть люди, искренне желающие вам добра, так представители юстиции. В конце концов, отчасти наши интересы совпадают. И цель у нас одна, хотя каждый из нас идет к ней своим путем. Мой путь широкий и прямой, а ваш – извилистая тропа.

– Я не знаю, какова ваша цель на нынешний момент, гранд. Если вы пришли сюда и завели речь о госпоже Сальве, то у вас, конечно же, есть на то какие-то мотивы. Только вот не могу понять, какие. В конце концов, я очень плохо знал старую перечницу и до нее мне нет никакого дела.

– Но, может быть, вы заинтересуетесь обстоятельствами произошедшего?

– Я ожидаю, что вы расскажете мне. Давайте не будем многословить. Вам известна личность убийцы?

– Вот в этом-то и вся загвоздка. Убийцу так и не нашли. Могу только предполагать, кем он может быть. – Валь Лавоне лениво махнул рукой перед своим лицом, словно отгоняя какого-то назойливого комара. – Да и можно ли в этом случае говорить об убийстве? Ведь госпожа Сальви пропала.

– Однако, вам удалось обнаружить пятно крови.

– Это так. Но кроме него, у Сыскного Приказа нет ничего, что указывало бы на тягчайшее из преступлений. Что у нас вообще есть? Открытое окно, огарок черной свечи на столе, да странный рисунок на полу... Еще есть истеричные выкрики служанки, убеждавшей вегилов в том, что в этой ночью в доме находился посторонний, но это не весть боги какая свидетельница.

– Значит, это служанка известила Приказ о произошедшем?

– Нет, мональе. Она всего лишь уведомила дворецкого о нахождении в доме незваного гостя. Но помилуйте... Мало ли кого могла позвать к себе в гости госпожа Сальве в полночь? Вдаваться в подробности ее личной жизни я бы не хотел, да оно вам без надобности.

– Однако, присутствие постороннего мужчины в доме, в такое время, уже само по себе может дать ответы на многие вопросы.

– Могло бы. Если бы личность этого человека нам удалось установить. К сожалению, это не представляется возможным, поскольку этот господин по факту существует только в свидетельских показаниях одной служанки. Прочие слуги не могут подтвердить ее рассказ.

– Как не могут их и опровергнуть, правда? – Орадо задумчиво потер шрам на подбородке. – Когда же слуги начали подозревать, что с их госпожой случилось что-то неладное?

– Первые подозрения у них возникли под утро, когда старуха в первый раз за последние пять лет пропустила лечебные процедуры. После полудня слуги забеспокоились всерьез и, предполагая худшее, позволили себе войти в читальню, где заперлась их хозяйка...

– Позвольте... Речь идет о читальне? Старуха принимала своего гостя там?

– Да, мональе. Вы находите это странным?

– Более чем. Но продолжайте...

– Ни ее саму, ни ее гостя прислуга в доме не обнаружила.

– Любопытно, – прошептал Орадо.

– Что вы находите любопытным? – легат развел руками, оглядывая книжные стеллажи. – То, что старуха встречалась в той комнате с какой-то неизвестной нам личностью, или то, что эта личность покинула дом неизвестным нам способом?

– Но, может быть, ничего странного в том нет? И госпожа Сальви, и ее гость могли покинуть дом через какой-то тайный ход. У карги было много причуд...

– Исключено. Читальня находится на третьем этаже и отделена от прочих помещений всего лишь кирпичной стенкой, шириной в мою ладонь. Я проверял. Речь о веревочной лестнице и вовсе вести не стоит. Это забавы для молодых. А госпожа Сальве, как мы оба знаем, едва передвигала ноги.

– При всем этом, слуги утверждают, что читальня была заперта изнутри?

– Да.

– Но ведь прислуга каким-то образом проникла в ту комнату. Каким же?

– Самым примитивным образом. Дворецкий выломал дверь.

– У вас есть основания полагать, что показания этих людей могут быть правдивыми?

– Разумеется, будучи человеком здравомыслящим, я могу предположить, что чернь самым подлейшим образом избавилась от своей госпожи и насочиняла невесть какие истории. Но в этом случае, убийцы путались бы в своих показаниях, а этого не наблюдается. Из их рассказов складывается вполне четкая картина происходящего.

– Тем не менее, эта версия кажется мне вполне конструктивной.

– Чушь! Старуха доживала последние дни, это же ясно. Какой смысл в ее убийстве? Чего бы достигли эти люди, убив свою госпожу? Все ее имущество перейдет в скором времени к верховному триумвирату, вольноотпущенники и слуги окажутся на улице и будут волочить нищенское существование. Нет, тут есть что-то, чего я не вижу, чего не в силах объяснить своим рациональным умом.

– Стало быть, вы склонны верить во вмешательство потусторонних сил, гранд в куда большей степени, чем в человеческую подлость и ложь?

– Я уже не знаю чему верить. Признаюсь вам, что такого рода неразрешимые загадки мне весьма действуют на нервы. Разум призывает меня отринуть всякое сверхъестественное, но житейский опыт побуждает разделять точку зрения тех людей, которые с надеждой смотрят на небеса. Не так уж и редко приходилось мне на практике соприкасаться с чем-то, что я никаким образом не могу объяснить и принять. Поскольку вы, как поговаривают, часто сталкивались с явлениями, которые не поддаются рациональному объяснению, то я обращаюсь к вам с просьбой помочь мне найти разгадку. Сколь бы невероятным было ваше объяснение произошедшему, я приму его во внимание. Смею надеяться на вашу помощь.

– При этом, вы постараетесь составить отчет, основанный на собственных наблюдениях, не правда ли? Ваши убеждения исключают всякого рода мистику, поскольку основываются на рациональной точке зрения, подкрепленной фактами, а не досужей болтовней о чем-то сверхъестественном.

– Да, мональе. Скажу более, на ход расследования ваше вмешательство ни коим образом не повлияет. Пятно крови на полу указывает на след преступления. Виновные уже найдены и будут наказаны даже в том случае, если городская стража не найдет тело.

– Вы хотите сказать, что кого-то из слуг признают виновными в совершении преступления, которого, возможно и не происходило?

– Вегилы обнаружили на полу пятно крови, мональе. Стало быть, имело место посягательство на жизнь госпожи Сальве.

– Вы не хуже меня знаете, что одно лишь пятно крови не является достаточным основанием для вынесения обвинительного приговора.

– Вы забываете, что речь идет не о какой-нибудь крестьянской девке. Речь идет об особе, обладающей Правом Крови. Даже если слуги не виновны, их осудят и сошлют на каторгу! Таков закон, мональе.

– Неужели ничего нельзя поделать?

– Это зависит от многого, но если бы я был убежден в их невиновности, то букву закона вполне мог бы обойти, сославшись на недобросовестность челяди. Как вы понимаете, это другой пункт, другая статья. Возможно, верховный инквизитор распорядится всего лишь выслать нерадивцев за пределы города, лишив их имущественных прав.

– Они станут бездомными.

– Иначе, они станут убийцами и пособниками убийцы, посягнувшего на Право Крови. Это куда хуже, верьте мне. Они сгниют на каторге.

– Даете ли вы мне слово, что если я до вынесения приговора смогу назвать вам имя настоящего убийцы, то вы сделаете все возможное для того, чтобы с этих людей сняли тяжкое обвинение?

– Разумеется.

– В таком случае, я попробую вам помочь.

– Благодарю вас.

– Ваша благодарность мне не к чему, гранд. Мне от вас нужно другое.

– Что именно?

– Подробности, конечно. Прежде вы обмолвились о каком-то рисунке на полу. Это, без сомнения, важная улика. Подозреваю, что этот рисунок ваши подчиненные срисовали и ныне вы готовы мне его показать. Поскольку, вы ожидали услышать мое согласие содействовать вам в этом деле, то едва ли пришли сюда без него.

– Хвалю вашу проницательность, – произнес Валь Лавоне, вытаскивая из кармана и передавая Орадо сложенный вчетверо тонкий пергамент. Развернув его, молодой человек увидел хорошо знакомое ему изображение пятиконечной пентаграммы.

– Это вполне объясняет..., – произнес бывший веналий, разглядывая рисунок.

– Вы знаете, что это такое?

– Это пентаграмма, ваша светлость. Хотя и очень необычная. Впрочем, теперь я догадываюсь, почему вы пришли с этим именно ко мне. Признаюсь, вам даже удалось меня немного удивить...

– Я пришел к вам, потому, что слышал, что вы пользуетесь чем-то подобным в своих перемещениях по городу.

– От кого вы это слышали?

– Позвольте мне этого не говорить, мональе. В конце концов, у инквизиции есть свои маленькие секреты.

– Этот секрет, уважаемый гранд, был скрыт от людей в затерянном городе больше двух тысяч лет. Мало кто из ныне живущих может всерьез воспринимать такого рода сказки. Но вам каким-то образом удалось...

– Вы очень плохо думаете о сыскной службе, господин ка Вельмон. Поймите меня правильно, я вовсе не против того, чтобы вы скакали, словно кузнечик с места на место. Но как я мог не услышать о любопытных методах вашего передвижения, если люди судачат о них на каждой улице? Да о вас весь город болтает такое, что иначе, кроме как сказками не назовешь! Я бы и сам не поверил, если бы не некоторые обстоятельства. За весьма краткий срок вас видят на одном конце города, то на другом. То, на протяжении нескольких дней вас в городе вообще никто не видит, но зато в стигийском портовом городе, человек, подобный вам, садится на торговое судно и отплывает в порт Ондатрион. А такого рода путешествия, как мы оба знаем, занимают не дни, а месяцы! За вами весьма сложно уследить, уважаемый мональе. Слишком вы шустрый.

– Стало быть, вы за мной следите.

– А как же иначе, уважаемый? Вы, при вашей прыткости, способны такого наворотить, что мне и в жутком сне не приснится. Ваше своеволие, ваша скрытность, ваше упрямство... Все это весьма раздражает верховный триумвират и привлекает внимание главы Сыскного Приказа. И, будь на то воля его величества, все ваши чудачества давно бы завершились. Дыбой. Впрочем, такому не бывать, поскольку вы находитесь в фаворе и успели немало пользы принести людям, имена которых я позволю себе не афишировать.

– Довольно, уважаемый гранд! Прошу вас, довольно. Я вас понял...

– Уважаю умных и понятливых людей, – в глазах Валя Лавоне появилось нечто, подобное угрозе. – Однако, простите меня, мональе, если я позволил себе дерзость в таком святом для всякого книгочея месте. В самой закрытой библиотеке мира...! Уф... Я ведь всегда любил книги. Особенно старые, – он помолчал немного, потом тихо протянул. – Жаааль... Сколько знаний хранят эти стены... Сколько забавных и страшных историй они могли бы рассказать этому миру, если бы были для него открытыми... Но нет. Боюсь, что такого в ближайшем будущем не случится. Лишь вы один смогли бы вынести отсюда искру знаний, из которой наши ученые мужи разожгли бы целое пламя. Если бы вам позволили это сделать, мональе.

Орадо позволил себе улыбнуться.

– Вы ведь знаете, что это книгохранилище охраняется надежнее, чем покои его величества.

– Конечно знаю. Секреты не покидают этих стен, сударь. Но, может быть, это и к лучшему. Не думаю, что нынешний мир готов впитать в себя тот поток знаний, который, однажды вырвавшись с древних страниц, способен залить его, подобно соленым водам, которые некогда поглотили Атлантиду. Не беспокойтесь. Я не прошу от вас раскрыть мне те запретные тайны, которые хранят эти пергаменты. Скажите мне только, верно ли, что этот рисунок является пентаграммой, аналогичной той, которой периодически пользуетесь вы?