Текст книги "Серебряная пуля"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Отступление 1

К вопросу о сущности явления

«В канцелярию Его превосходительства

Господина Вице-губернатора …ской губернии

ВЕСЕЛАГО В.И.

Докладная записка

ротмистра Отдельного корпуса жандармов

г. Далматова И.И.

Поступила в канцелярию 1.08.1882 г.

Имею честь почтительнейше доложить Вашему высокопревосходительству, что касательно исходившего из Вашей канцелярии циркулярного письма от 1.06.1882 г. за № 1675 удалось установить следующее.

Напомню, о чем шла речь. В весну сего 1882 г. месяца мая в стойбище вогулов, кочующих между реками Пелым и Конда, имели место волнения и беспорядки, в результате чего несколько инородцев означенного племени подверглись физическому насилию, а двое даже были убиты. Сей факт был доложен становым приставом Ахметовым, прибывшим на место происшествия спустя неделю после произошедшего. Приставу же стало известно о случившемся от русского охотника Мартемьянова, который случился при сем происшествии.

Учитывая Ваши указания, я лично отправился на место происшествия, взяв с собой означенных Ахметова и Мартемьянова, а также проводника из крещеных вогулов Утюмова, кроме того, двух служащих корпуса.

Причиной возмущения туземцев оказалось следующее. На конец апреля обычно приходится у инородцев (вогулов) праздник, который можно истолковать как проводы зимы. Сие гуляние сопровождается камланием шаманов, игрищами и чрезмерными возлияниями. Нынешний же год подобное празднество оказалось омрачено трагическим происшествием. Надо сказать, что в ходе обрядов употребляются отдельные части медвежьего естества (туша), загодя добытого охотниками (кровь, печень, половые органы, когти). Для этого в лес снаряжаются охотники с целью добыть упомянутого зверя. На сей раз охота закончилась неудачно. Более того, два охотника (вовсе не те, что погибли позже) были уничтожены зверем. Их обезображенные тела были найдены верстах в пяти от стойбища. На основании этого факта местный шаман сделал вывод, что удачной охоте помешал злой дух. Ему удалось убедить в этом большую часть инородцев упомянутого стойбища. Более того, означенный шаман указал, что злой дух вселился якобы в одного из туземцев, и указал, в кого именно. Однако туземец, принужденный стать невольно жертвой темноты и языческих верований, не стал дожидаться самосуда со стороны своих соплеменников. В последовавшей схватке ему удалось отбиться (в результате пострадали шесть человек, двое из них скончались) и скрыться в тайге.

Означенный вогул не сыскан до сих пор. Более того, туземцы панически боятся его появления и считают, что он стал оборотнем и в него якобы вселился дух медведя. Все это удалось выяснить при тщательном опросе туземцев. Имеющаяся в циркулярном письме ссылка, указывающая на возможность организации волнений некими злоумышленниками намеренно, не подтвердилась. На мой взгляд, причиной произошедших событий стали полная невежественность и темнота инородцев, до сих пор исповедующих язычество. Здесь и кроется первоисточник происшедшей трагедии. В ходе опроса туземцев удалось выяснить, что, по их мнению, факты вселения злых духов в их соплеменников происходят довольно часто. Положение, как мне кажется, могла бы исправить христианизация вогулов, которая продвигается весьма медленно.

К сему ротмистр

ИВАН ДАЛМАТОВ».

На документе имеется резолюция: «В архив».

Санкт-Петербург, «Этнографическое бюро».

Его сиятельству князю В.Н. ТЕНИШЕВУ.

Глубокоуважаемый Вячеслав Николаевич.

С необычайным чувством прочел статью в «Московских ведомостях», посвященную Вашей благороднейшей миссии: осуществлению программы многообразных сведений о русском крестьянстве. Будучи страстным поклонником господина Максимова, я с огромным удовлетворением узнал, что к сей благородной задаче привлечен и этот выдающийся ученый. Надеюсь, поставленная Вами цель найдет свое осуществление.

Ваш призыв к передовой части общества, к сельской интеллигенции, к разночинцам помочь в собирании данных касательно жизни, быта, а проще говоря, многообразных сведений о народе, не оставил меня равнодушным. Волею судьбы оказавшийся в лесной глуши на границе Европы и Азии, я тем не менее не сошел с круга, не спился, не потерял цивилизованный облик. И спасла меня от нашего русского извечного несчастья – бутылки с горькой – именно этнография. Это мое увлечение теперь, смею надеяться, пригодится и вам и, возможно, внесет вклад (хотя и крошечный) в русскую науку.

Перехожу к сути. Года три назад мне довелось познакомиться со стариком вогулом Петром Чеботаревым. Этот человек достаточно преклонного возраста (по словам, ему сто лет) служил сторожем при Спасо-Никольском храме. Городок Югорск, где я проживаю и по мере сил занимаюсь просветительством, так как являюсь учителем местной приходской школы, весьма небольшой. Все тут друг друга знают, и на Чеботарева мне указали как на знатока вогульских преданий. Надо сказать, что племя вогулов не так давно проживало в окрестностях городка, но лет двадцать или больше перекочевало значительно северней. Именно в ходе длительных бесед с Чеботаревым раскрылась причина, почему кочевники ушли из этих мест. Конечно, его рассказы носят легендарный характер и тем не менее, на мой взгляд, представляют несомненный интерес для изучения этой небольшой народности.

Приведу краткий список рассказа старого вогула. К сожалению, нет возможности передать красочную стилистику Чеботарева. Однако его повествование я постараюсь изложить как можно полнее.

Некогда в здешних местах, вокруг города и дальше на север, проживали люди, которых называли «пор». Но случилось так, что им пришлось уйти отсюда, и причиной тому стало появление среди них Консыг-Ойка. Кто такой этот самый Консыг-Ойка, из сбивчивых объяснений Чеботарева я не совсем понял. По-видимому, нечто вроде оборотня. Само слово «Консыг-Ойка» переводится как «когтистый старик». По словам Чеботарева, Консыг-Ойка – сын Нуми-Торума, верховного божества вогулов. Время от времени Консыг-Ойка появляется среди людей и имеет обличье человека, но регулярно, а именно в полнолуние, этот человек превращается в медведя. Тогда он становится зверем, убивает соплеменников, а женщин насилует, невзирая на то, является ли жертва его сестрой или матерью. В течение всего полнолуния с человеком, в которого вселился Консыг-Ойка, регулярно случаются превращения: как только луна идет на убыль, он снова становится вполне обычным и зачастую почти ничего не помнит из того, что с ним происходило.

Превращения эти происходят только в те поры, когда медведь бодрствует, а именно начиная с мая и по конец октября. Как правило, человек становится оборотнем, еще будучи мальчиком, в силу сложившихся обстоятельств и по предназначению свыше. Обычно этому предшествует посещение ребенком могилы первого Консыг-Ойка, которая находится на одном из островов посреди болот. На самом деле это вовсе не остров, а тело окаменевшего великана Менква, который сам является злым духом. Обычно ребенок, ничего не ведая, попадает на этот остров, и там на него снисходит дух Консыг-Ойка. Но и после этого превращение происходит не сразу. Ребенку должно исполниться тринадцать лет (по традициям вогулов – возраст превращения мальчика в мужчину), лишь после этого он станет превращаться в животное.

Смысл появления оборотня Чеботарев объяснил весьма приблизительно. По его словам, Нуми-Торум посылает на землю очередное воплощение Консыг-Ойка в наказание за скудные жертвоприношения и плохое поведение людей. В то же время старый вогул утверждал, что появление оборотня неизбежно, поскольку точно так же, как медведь убивает в стаде оленей самых слабых и больных, то и медведь-оборотень истребляет глупых и жадных. Однако, как можно понять, вогулам такие выходки оборотня радости не доставляли. Потому как они всеми силами старались задобрить Нуми-Торума и совершали у места погребения первоначального Консыг-Ойка обильные жертвоприношения. Когда же в силу различных причин оборотень все же появлялся, от него было очень трудно избавиться. Убить его, оказывается, непросто, и выполнить эту нелегкую задачу мог не каждый, а только человек, семья которого издревле занимается подобным промыслом, т.е. убивает оборотней. Такой человек мог уничтожить оборотня чем угодно, хотя бы простой палкой. Главное, нанести ему рану, из которой должна показаться хоть капля крови. Но это необходимо сделать только тогда, когда оборотень находится в облике медведя. Простой же человек, не член семьи охотников-шаманов, уничтожить оборотня не может, даже если бы поразил его в самое сердце. И еще одна деталь. Люди будто бы не могут определить, кто именно среди них является оборотнем. Уж почему такое возможно, я не знаю. Старик не смог четко объяснить. «Не могут определить, и все», – сказал он. Поэтому вся надежда на охотника.

По словам Чеботарева, именно из-за того, чтобы избежать появления новых Консыг-Ойка, родовая группа пор и ушла из мест, где находится гробница самого первого оборотня. «Проще уйти, чем бороться с ним. Крови бывает очень много», – сообщил он. Сам Чеботарев утверждает, что в молодости лично видел Консыг-Ойка и описывает его как огромного медведя с явно человеческими повадками. Например, медведь на его глазах пил чай из медного котелка, убийства происходят только по ночам. Днем же оборотень снова превращается в человека.

Чеботарев намекнул, что существуют еще какие-то способы уничтожения оборотня, которые ему неизвестны. Он также сказал, что последний раз Консыг-Ойка объявлялся лет двадцать назад. Именно тогда вогулы откочевали из этих мест.

Как мне представляется, рассказ старого вогула несет в себе элементы первобытных мифов, в основе которых лежит вера в зооморфного предка, в данном случае в медведя. Вера в оборотня, если я не ошибаюсь, существовала, а возможно, существует и до сих пор в Западной Европе да и у нас. Только у европейских народов в роли оборотня обычно выступает волк (вервольф, волкодлак). Однако и у нас, т.е. в вышеизложенном мной материале, есть много общего с европейскими верованиями. Например, полнолуние (отсюда можно сделать вывод, что у подобных верований скорее всего общий источник).

Что касается правдивости рассказа Чеботарева, то, на мой взгляд, некие реальные события, на которые он опирается, видимо, имели место. Конечно, никакого оборотня на самом деле не было. Видимо, племенная верхушка народности пор с целью придать больший смысл перекочевке имитировала образ оборотня Консыг-Ойка. Для этой цели в медвежью шкуру был обряжен какой-нибудь шаман. Подобный ритуал, очевидно, практикуется издавна и принял вид вполне устойчивого явления. Отсюда и вера вогулов в оборотня.

Возможно, присланный мною материал не совсем подходит к задачам «Этнографического бюро», кои имеют своей целью сбор материалов по истории, традициям, быту, верованиям русских. Но поскольку вогулы – подданные Российской Империи, то считаю приемлемым использование сего материала.

С глубочайшим и искренним уважением

к Вашему сиятельству

Василий Иванович Окаемов.

3 июля 1899 года.

На материале имеется собственноручная надпись князя В.Н. Тенишева:

«Весьма любопытно. Снять копию, оригинал переслать господину Максимову для ознакомления и комментариев».

Глава восьмая

1

1971 год. Июнь. Москва

Осипов спустился по нещадно гремящей лестнице из студии странного фотомастера и, очутившись на твердой почве, глянул на часы. Стрелка приближалась к шести вечера. Осипов задумался. Что делать? Идти в школу и встречаться с неведомым Шляхтиным или отправиться домой перекусить и расслабиться перед телевизором или с книжкой в руках?

Общения с чокнутыми на сегодня вполне достаточно. К тому же нужно обмозговать услышанное от Джорджа. Занятный он, однако, типчик. Эта коллекция черепов… А он намекал, что имеет кое-что и похлеще. Интересно, что же?

А к Шляхтину он отправится завтра.

И все-таки… «Не сходить ли сейчас? – зудела в голове нудная мыслишка. – Чтобы уж сразу развязаться. Только сначала неплохо выпить пивка и перекусить».

Через полчаса вполне удовлетворенный Осипов, поминутно икая (результат излишка выпитого и съеденного), шел к ближайшей станции метро.

Еще через час он подходил к школе, где учительствовал Шляхтин. На школьном дворе не было ни единого человека, да и крыльцо из сильно пожелтевшего и изрядно изъеденного временем белого камня производило впечатление вовсе не обитаемого.

«Дверь, наверное, уже давно заперта?» – неуверенно подумал Осипов и неожиданно почувствовал облегчение от того, что не придется сегодня встречаться со Шляхтиным. Для полной уверенности он поднялся по выщербленным ступенькам и легонько потянул массивную бронзовую ручку, которой скорее приличествовало украшать парадное какого-нибудь знаменитого театра.

Неожиданно дверь поддалась. Осипов тоскливо поморщился, но переступил порог. Теперь вся надежда была на старенькую вахтершу, которая в идеале должна была сообщить, что Шляхтин давно ушел домой.

В полутемном вестибюле, где тускло горела одинокая лампа в виде белого шара, никого не было.

– Эй! – крикнул Осипов.

Старушка не откликалась.

Осипов замер и прислушался. Где-то неподалеку из неплотно закрытого крана тонкой струйкой лилась вода. И если не считать этого однообразного звука, в школе было совершенно тихо.

«Непонятно, – Осипов досадливо потер подбородок. – Куда делась бабка? Если ушла домой, то почему не закрыла школу?»

Он миновал вестибюль. Широкая парадная лестница вела наверх. Осипов поднялся на второй этаж. Здесь тоже не было ни души.

Интересно, где у них спортзал? И вдруг вспомнил. Ведь он учился в похожей школе. Зал должен быть на самом верху. Он взбежал на последний этаж. Так и есть. Дверь спортзала была полуоткрыта. Он вошел. Залитый лучами жаркого июньского солнца, в котором уже различались закатные оттенки, зал тоже оказался пустым.

– Нету никого, – с некоторым облегчением вслух произнес Осипов и неожиданно увидел, что на спинке металлического стула висит чей-то пиджак.

Осипов подошел к стулу, оглянулся и, убедившись, что его никто не видит, сунул руку во внутренний карман пиджака… Его добычей оказались две десятирублевые банкноты, расческа и пропуск в бассейн «Динамо», выписанный на имя Шляхтина Б.В. Пиджак принадлежит физруку. Но, может быть, он тут висит уже не один день. Осипов проверил содержимое остальных карманов и обнаружил связку ключей, которые наверняка отпирали квартирную дверь. Физрук, очевидно, присутствовал совсем рядом.

Осипов поспешно сунул ключи на место и завертел головой. Может быть, крикнуть? Как там его зовут? «Б.В.» Борис, что ли? А отчество? Васильевич?.. Владимирович? Викторович?

– Товарищ Шляхтин! – закричал он. Прислушался. Тишина.

– Товарищ Шляхтин!!! – «Куда он, интересно, делся? И старушки тоже нет. Может, они того… Развлекаются». Он ухмыльнулся.

Придется спуститься. Ведь есть же где-нибудь неведомый физрук. Без пиджака он вряд ли ушел бы домой.

В вестибюле по-прежнему было пусто.

Попробуем рассуждать сообразно с логикой. Если физрук в школе, а так скорее всего и есть, то что он может делать? Допустим, пошел в туалет. Но прошло довольно много времени, и он бы наверняка появился. Возможно, у него действительно здесь свидание, и, услышав, что его ищут, парочка просто затаилась.

Третий вариант. Загадочный физрук просто-напросто выпивает где-нибудь поблизости, скажем, в подвале. Все эти варианты вполне приемлемы, если их применить к нормальному человеку. А нормален ли Шляхтин? Вопрос остается открытым. Если он в чем-то схож с фотографом Джорджем, а, видимо, так оно и есть, то нормальностью в данном случае и не пахнет. А может, вовсе и не схож?

Так, что же предпринять? Прежде всего нужно осмотреть школу. И начать сверху.

Осипов снова поднялся на последний этаж и заглянул в спортзал. Пиджак физрука продолжал одиноко висеть на спинке стула. Осипов повторно, уже без боязни, обшарил карманы, еще раз повертел в руках связку ключей. Ничего примечательного не обнаружил. Потом он вышел из спортзала и стал поочередно заглядывать в пустые классы.

Почти всюду шел ремонт. Парты поставлены одна на другую, полы заляпаны известкой. Пахло пылью, краской, мышами… Повсюду валялись старые газеты, исписанные тетради и почему-то ржавые коньки. Не подходящее место для свиданий, да и для возлияний тоже. Только спортзал казался островком чистоты и ухоженности. А ведь утром старушка в вестибюле сообщила, что Шляхтин занимается ремонтом спортзала. Странно.

На остальных этажах наблюдалась примерно та же картина, разве только вместо коньков попадались другие, не менее удивительные предметы: скажем, сломанная швейная машинка марки «зингер», чучело дикобраза, у которого отсутствовало большинство игл, и некий состоящий из реторт, колб и трубок агрегат, вполне могущий быть самогонным аппаратом.

Осипов вновь оказался на первом этаже. Вестибюль принял мрачный, даже зловещий вид. Если раньше из полузашторенных окон пробивался дневной свет, то теперь, когда стемнело и наступили сумерки, тусклое освещение только усиливало мрак. Школа, очевидно, безнадежно пуста. Скорее всего пропавший Шляхтин выпил лишнего и отправился домой, не вспомнив про пиджак и уж тем более забыв закрыть школу. Для очистки совести оставалось заглянуть в подвал.

Осипов почти сразу нашел крутую лестницу, ведущую в подземелье, в надвинувшемся сумраке кое-как разглядел на стене черную пуговицу выключателя. Вспыхнул свет. Он почти сбежал вниз к железной двери, на которой было выведено крупными буквами: «Бомбоубежище». Осипов потянул ручку. Дверь не поддалась. А не плюнуть ли на все?

Поморщившись от собственной глупости, Осипов осторожно повернул верхнюю щеколду, потом нижнюю. Дверь медленно и бесшумно пошла в сторону.

«Без единого скрипа, – удивленно отметил журналист, – словно ею не только постоянно пользуются, но и регулярно смазывают шарниры». Он шагнул во тьму и осторожно затворил за собой стальную створку.

Дверь, лязгнув, захлопнулась, и мрак обступил мужественного сыщика. А в этом мраке могло таиться все что угодно.

Осипов замер и прислушался. Тишина. Он неуверенно, держась рукой за стену, шагнул вперед. Шорох собственных шагов почему-то напугал, по коже пробежала легкая дрожь. Почему он боится? Осипов и сам не мог понять этого. Он вновь остановился. Идти ли дальше или вернуться? «Да в чем, собственно, дело? – попытался успокоить себя журналист. – Давай вперед!» Он более уверенно сделал еще несколько шагов и пошарил рукой по стене, должен же здесь быть свет! Стена была холодной и осклизлой. Внезапно ладонь нащупала что-то живое. Неизвестное насекомое проворно пробежало по пальцам. Осипов инстинктивно дернул рукой, стряхивая ползущую по ней гадость. Таракан, а может, паук. Его передернуло от отвращения.

Он снова ощупью пошел вперед. Коридор в этом месте делал поворот.

«Ага! – Осипов остановился и вгляделся. Впереди мелькнул лучик света, пробивающийся из-за неплотно затворенной двери. – Значит, здесь все-таки кто-то есть!»

Журналист крадучись приблизился к двери и заглянул в щель. Похоже, мастерская. Виден угол верстака, кусок стены, на которой развешаны инструменты: рубанки, молотки, еще какие-то столярные причиндалы. Прислушался. Тихо. Неужели и тут пусто? Отворил дверь. Никого. Небольшая комната ярко освещена лампами дневного света. Осипов осмотрелся. Действительно мастерская. Вон и токарный станок имеется. Он потянул носом. Явственно пахло табачным дымом. Совсем недавно здесь кто-то курил. Кто? В мастерской имелась еще одна небольшая дверца. Она легко поддалась, и Осипов, пригнувшись, вошел внутрь. Здесь было темно, но он, пошарив по стене, нашел выключатель. Вспыхнул тусклый свет.

Полутемная комната была по размерам примерно такой же, как и первая. Вдоль стен стояли стеллажи, а в них… Разглядев, что находится на стеллажах, Осипов в первую минуту чуть не присел.

Человеческие торсы, обрубки тел, без рук, без ног… Да и сами торсы… С них снята кожа, взрезаны брюшины, обнажены позвоночные столбы. Большинство человеческих обрубков было обезглавлено. Головы, впрочем, лежали тут же. Но в каком виде! Вскрытые черепные коробки с вытащенными мозгами. Эти самые мозги, тошнотворно поблескивая, розовато-сливочные, лежали на каких-то жестяных тарелках под стеклянными колпаками.

«Кладовая людоеда», – мелькнула идиотская мысль, и Осипов нервно рассмеялся, поняв, что перед ним обычные школьные муляжи, пособия для изучения анатомии. Зловещие предметы, изготовленные из пластика и папье-маше, густо заросли пылью и паутиной. Было их тут очень много, словно в каком-нибудь медицинском учебном заведении. Но там такое количество вполне уместно. А в школе?

Рядом с муляжами в стеклянных банках покоились заспиртованные уродцы и отдельные, уже вполне настоящие части тела. Эта-то здесь для чего? Странный какой-то паноптикум. Постой! Что это там мелькнуло за муляжами, в самой глубине полок? Неужели?!

Осипов, желая повнимательнее рассмотреть невероятный предмет, просунул руку в самые заросли паутины, неловко отодвинул муляж, и тот грохнулся о цементный пол и разбился.

Осипов в замешательстве нагнулся, пытаясь собрать развалившийся торс.

– Что вы здесь делаете? – раздалось у него за спиной.

Осипов резко обернулся и увидел на пороге невысокого светловолосого мужчину лет сорока в длинном клеенчатом фартуке, доходившем до самой земли.

– Я? – в замешательстве переспросил Осипов.

– Именно. – Выпуклые серые глаза человека в фартуке холодно и без страха смотрели на журналиста.

– Я, собственно, хотел увидеть товарища Шляхтина, – наконец нашелся Осипов.

– Зачем?

– Это я скажу ему самому.

– Допустим, Шляхтин – это я. – Мужчина продолжал холодно взирать на непрошеного гостя.

– Неужели?! – Осипов снова обрел привычную нагловатость. – Я вас так долго искал. Вот забрел сюда… Уронил тут… Уж извините.

– Я жду ответа на вопрос: кто вы такой? – невысокий блондин держался чересчур спокойно для столь странного места. Видимо, он был достаточно уверен в своих силах.

– Корреспондент газеты «Молодость страны» Иван Осипов, – с извиняющейся улыбкой представился журналист.

В глазах Шляхтина мелькнуло удивление.

– Документы! – коротко приказал он.

Осипов достал редакционное удостоверение и протянул физруку.

– Идите за мной, – несколько сбавив тон, произнес Шляхтин и спиной вышел в соседнюю, ярко освещенную комнату.

«Боится, что я нападу, – понял Осипов, – однако занятная личность».

В мастерской Шляхтин вроде бы случайно приблизился к верстаку, на котором лежал увесистый молоток, встал так, чтобы молоток в нужную минуту оказался под рукой, и стал внимательно изучать удостоверение, а Осипов тем временем разглядывал его самого. Тут он впервые обратил внимание, что на руках физрука надеты тонкие резиновые перчатки. Интересно, для чего?

Шляхтин внимательно вглядывался в фотографию на удостоверении, потом в лицо непрошеного гостя и наконец вернул документ.

– Вроде бы все правильно. И все равно я требую объяснений.

«Что ему сказать?» – соображал Осипов. По дороге в школу он размышлял, как объяснить причину своего появления, и решил говорить, что собирает материалы о том, как дети проводят каникулы. Теперь подобное сообщение, и раньше-то не внушающее доверия, выглядело бы очевидной ложью. А что, если выложить правду? Прямо в лоб. Как, интересно, он прореагирует?

– Дело в том, – осторожно сказал журналист, – что я занимаюсь расследованием обстоятельств гибели одного молодого человека – некоего Валентина Сокольского.

Лицо Шляхтина оставалось бесстрастным, но глаза чуть заметно сузились. Он молчал, ожидая продолжения.

– Поэтому и решил обратиться к вам, – закончил Осипов. – Вы вроде бы общались с ним.

– Кто это вам сказал?

– Да какая разница? Я уже приходил в школу. Гардеробщица сообщила, что вы появитесь ближе к вечеру. Времени у меня не так уж много, чтобы ходить взад-вперед по нескольку раз. Поняв по оставленному пиджаку в спортзале, что вы где-то в школе, я принялся разыскивать вас. Вот и забрел сюда. Совершенно случайно…

– Допустим, вы не врете… – холодно произнес физрук.

Осипов развел руками:

– Зачем мне врать? Я мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное. А так…

– Я не знаю никакого Сокольского.

– А мне сказали…

– Кто?

– Видите ли, дело довольно щекотливое, я не вправе разглашать имен своих информаторов. Ведь речь идет об убийстве.

Шляхтин насмешливо хмыкнул:

– А вторгаться без разрешения вы, значит, вправе?

– Школа не частное жилье, – спокойно ответил Осипов, – и как журналист я не обязан спрашивать предварительного разрешения, чтобы встретиться с человеком. Ваше право отказаться разговаривать со мной, но я…

– Повторяю, никакого Сокольского я не знаю, – подчеркнуто спокойно сказал Шляхтин, – а теперь покиньте помещение. Время позднее. Мне пора домой.

– Позвольте в таком случае еще один вопрос. Что это у вас за помещение, – Осипов кивнул в сторону двери, – комната ужасов?

– Обычный склад, – холодно сообщил физрук.

– Но почему так много муляжей?

– Школа довольно старая. Вот и скопилось за много лет. А вам подумалось, наверное, что это филиал морга?

– Очень похоже, – хохотнул журналист.

– Кстати, вы причинили школе ущерб, разбили один из манекенов. Придется оплатить его стоимость.

– Я готов, – охотно заявил Осипов.

– Вот и отлично. А то пришлось бы сообщать по месту работы.

– Нет-нет, – заверил Осипов, словно провинившийся школьник, – я возмещу убытки завтра же. Прямо с утра. Вы же будете здесь завтра? Вот я и приду…

– Ну зачем же завтра? – примирительно произнес Шляхтин. – Вы же сами сказали, что человек занятой. Стоит ли отвлекаться ради какого-то мусора. Не беспокойтесь. Зайдите в свободное время.

– Хорошо. Я так и сделаю, – подтвердил журналист и направился к выходу. Он обратил внимание, что на этот раз коридор бомбоубежища был освещен. Шляхтин остался внизу.

Осипов вышел из дверей школы и остановился в задумчивости. Летний вечер неохотно переходил в ночь. На землю пали густые синие сумерки. От нагретого асфальта шло ощутимое тепло, пахнуло цветами – душистым табаком, в ветвях пискнула какая-то птаха.

Он прошел по школьному двору и свернул влево, где сломанный забор густо зарос пыльной акацией. Оглянувшись по сторонам, Осипов залез в самую гущу кустарника и стал ждать, напряженно всматриваясь в сторону школьных дверей. Ему очень хотелось узнать, останется ли в школе физрук или действительно уйдет домой.

Шляхтина не было примерно с полчаса. Наконец он показался на крыльце, запер школу и неторопливо пошел прочь.

Осипов задумался. Физрук не обманул. Но почему все-таки он пребывал в резиновом фартуке? Да еще медицинские перчатки. А может быть, он в химической лаборатории занимался? Там бы перчатки оказались уместны. Но вот фартук… Где он видел подобные фартуки? О! В морге! Правда, фартук казался чистым. Весьма странно. А этот так называемый склад. Допустим, он прав. Такое количество муляжей вполне могло скопиться за многие годы, но вот экспонаты в стеклянных банках. Заспиртованные зародыши. Человеческое сердце… А почему бы и нет? Но в глубине полок, как ему показалось, узрел и вовсе нечто невероятное. Или только показалось? Надо бы проверить. Но когда? Если прийти завтра утром и вместе с директором или еще каким-нибудь начальником проревизировать склад? Как он сразу заюлил, когда Осипов предложил возместить ущерб в ближайшее время. А что, если прямо сейчас вернуться в школу и проверить? Правда, здание закрыто. Но, надо думать, при желании попасть туда несложно.

Он еще некоторое время подумал и наконец решился. Обдирая руки и чертыхаясь, Осипов кое-как вылез из колючек и крадучись направился к зданию школы. Темнота обступила со всех сторон. Духота на улице вопреки логике, казалось, усилилась. Видно, надвигалась гроза.

Осипов взбежал на крыльцо и подергал ручку двери. Заперто. Впрочем, он и не сомневался. Что же делать? Он обошел здание школы и в темноте наткнулся на деревянные козлы, которые стояли прямо под пожарной лестницей. А что, если забраться по лестнице на крышу и через чердак проникнуть в школу? Он в сомнении задрал голову. Небо едва заметно светлело. Глянул на часы. Почти одиннадцать. Ну что ж… Вперед! Козлы угрожающе шатались, в довершение Осипов зацепился за гвоздь. Раздался треск раздираемой ткани. Замечательные фирменные «левисы» получили пробоину. Не обращая внимания на урон, пытливый исследователь ухватился за железную перекладину пожарной лестницы, подтянулся и ступил мужественной ногой на ее первую ступеньку.

Лестница издала жалобный звон и начала медленно раскачиваться. Очевидно, за долгие десятилетия существования бесчисленные когорты юных покорителей высоты привели ее почти в полную негодность. Однако Осипов, невзирая на явную опасность, взбирался все выше и выше. По своему школьному опыту он знал, что подобные сооружения всегда кажутся ненадежными, однако готовы выдержать персон и посолиднее.

На чердак лезть не пришлось. На третьем этаже прямо напротив лестницы имелось открытое окно, и журналист смело шагнул во тьму. Он оказался в незабвенной школьной уборной – сосредоточении здешних страстей. В кислой смеси запахов мочи, табака, мастики для натирания полов и бог знает чего еще, том дивном амбре, которое слагается десятилетиями, как букет марочных вин, Осипову почудилось нечто столь родное, что он чуть не прослезился. Однако взял себя в руки и как тень проскользнул из дверей школьного туалета.

В школе стояла мертвая тишина. Наш герой довольно уверенно спустился на первый этаж и двинулся в сторону подвала. «На Шипке все спокойно». Однако непонятная робость охватила журналиста. От волнения он даже начал насвистывать некую мелодию, отдаленно напоминающую свадебный марш Мендельсона.

Тут надо заметить, что, несмотря на достаточно зрелые годы, наш герой был еще не женат.

Почему он исполнял именно эту мелодию? Или подсознание играло с ним шутку, в минуту опасности выталкивая затаенные помыслы наружу.

Успокаивая себя Мендельсоном, Осипов приблизился к входу в бомбоубежище и щелкнул выключателем. Вопреки его ожиданиям свет не вспыхнул. Проклятый физрук обесточил здание. А где находится рубильник, Осипов не знал. Экспедиция подошла к бесславному концу. Так нет же! Он не сдастся. Тайна должна быть раскрыта. В кармане почти полный коробок спичек, бумаги вокруг валяется достаточно.

Шаря ощупью по полу руками, журналист подобрал какие-то обрывки. Держа над головой факел, он начал осторожно спускаться. Вот и железная дверь. Языки пламени отбрасывали на осклизлые стены дрожащие тени. Под ногами кто-то пискнул. «Крысы», – понял Осипов и сглотнул слюну. Крыс журналист недолюбливал.