Текст книги "Серебряная пуля"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

8

Сережа проснулся, когда уже давным-давно встало солнце. Над землей поднимались тяжелые испарения. Мальчик поднялся со своего песчаного ложа и осмотрелся. В голове его клубились неясные воспоминания. Ночью как будто была сильная гроза, кажется, даже какая-то небывалая… А потом случилось что-то еще. Но что? Он посмотрел на гробницу. На ней по-прежнему покоился звериный череп. Что-то шевельнулось в глубине подсознания. Легкая тень пробежала по лицу. Нет, Никак не вспомнит. Может, ему приснился тяжелый сон? Все может быть. А вообще пора домой, очень хочется кушать.

Глава седьмая

1

1971 год, июнь. Москва

В понедельник, едва придя на работу, Осипов принялся звонить Голованову. Телефон следователя не отвечал. Потом в редакционной суете Иван совсем забыл, что собирался разузнать об убийствах, и вспомнил об этом почти перед концом рабочего дня. «Вряд ли он на месте», – с сомнением подумал Осипов, но все же поднял трубку.

– Я слушаю, – раздалось на другом конце провода. И Осипов узнал знакомые интонации.

– Вас беспокоят из… – Он сказал название газеты.

– А-а, коллега, – ехидно откликнулся Голованов, – ну как дела? Прогресс наблюдается?

– Пока нет, я бы хотел узнать, случались ли в Москве за последнее время убийства личностей наподобие Валентина Сокольского.

– Не понял?

– Гомосексуалистов.

– Педиков, что ли? Не знаю, не могу сказать сразу ничего определенного. Очень может быть, что и случались. А зачем это вам?

– Возникли подозрения, что его убил какой-то маньяк.

– Вы так считаете? Хорошо, постараюсь узнать. Позвоните завтра в это же время. – И Голованов повесил трубку. Слишком уж поспешно.

«Видать, хочет посоветоваться с начальством, – предположил Осипов. – Давай советуйся…»

Закончив дела, он отправился с товарищами по работе выпить пива и явился домой, когда было уже почти восемь вечера. Есть не хотелось, и он улегся с газетой на диван. В эту минуту зазвонил телефон.

«Кто там еще?» – ругнулся про себя.

– Иван Григорьевич? – услышал он в трубке вкрадчивый мужской голос.

– Да.

– Вы ведь занимаетесь делом об убийстве студента МГИМО Сокольского?

– Кто это? – поинтересовался Иван, отметив про себя это «студента МГИМО».

– Не имеет значения. С вами хотят встретиться. Одна персона. Этот человек желает пролить свет на некоторые обстоятельства убийства. Вы как? Не против?

– Да кто это говорит?!

– Какая вам разница? Я просто диспетчер. Меня попросили в случае вашего согласия сообщить условия, при которых состоится встреча.

– И каковы же условия?

– Так вы согласны?

– Допустим, согласен.

– «Допустим» меня не устраивает. Мне нужно, чтобы вы четко сказали: да или нет.

– Да.

– Хорошо. Главное условие, чтобы вы никому не сообщали об этом звонке. Повторяю, никому. Это не угроза, не предостережение, это просьба. Второе. Сегодня ровно в десять возле вашего дома остановится черная «Волга». Машина будет очень грязная. Номеров, к сожалению, не видно. Как только вы выйдете из подъезда, водитель «Волги» два раза мигнет фарами. Садитесь на заднее сиденье и не задавайте вопросов. Вас привезут к человеку, который желает встречи. Там тоже не нужно суетиться, делать резких движений…

– А там вопросы можно задавать?

– Там можно. На них обязательно ответят, если сочтут нужным. Главное – не делать резких движений. Вы меня поняли?

– Вполне. А вы гарантируете мою безопасность?

– Ну конечно. Никто вас не обидит. Нет резона.

– Далеко ли ехать?

– Место встречи находится за городом. Конечно, придется несколько задержаться, но назад вас тоже довезут. Так что не беспокойтесь. Главное – не делайте глупостей. – И неназвавшийся собеседник повесил трубку.

– Так, – протянул Осипов, – дела начинают закручиваться. Кто, интересно, этот аноним? Вкрадчивый голос, не совсем обычная лексика. «Желает встретиться персона», «пролить свет на обстоятельства»… Уголовники да и обычные граждане так не выражаются. Может быть, актер? Опасность мне вряд ли угрожает. Ведь я еще ничего не знаю. Скорее всего действительно хотят сообщить какую-то информацию.

Целых два часа Осипов не находил себя места. Пытался читать – книга валилась из рук; включил телевизор, но там шла какая-то мура. Он пошел в кухню, открыл холодильник и решил подкрепиться. Кто знает, когда придется вернуться. Без аппетита ковырял вилкой «Бычки в томате». Осипов продолжал размышлять, связан ли телефонный звонок анонима с его предыдущим звонком следователю. Трудно сказать так сразу. Возможно, что и связан. Впрочем, чего загадывать. Очень скоро он все узнает.

Без пятнадцати десять Иван уже прохаживался возле подъезда. Начинало темнеть, но двор еще был полон жизни. Копошились в песочнице малыши, подростки в беседке страдальческими голосами выводили под гитару песню «Для меня нет тебя прекрасней…». Благообразные старушки на скамейке что-то оживленно обсуждали, иногда искоса посматривая на Осипова. Они знали, что он работает в газете.

Ровно в десять возле подъезда остановилась черная «Волга». Зажглись и погасли фары. Под любопытными взглядами старух Осипов почти бегом метнулся к машине и сел, как и было указано, на заднее сиденье. «Это хорошо, – подумал он, – что бабки меня видели. В случае чего…» Но что предпримут в случае чего дошлые пенсионерки, он додумать не успел, потому что «Волга» резко взяла с места и рванула вперед. Шофер, мужчина средних лет в темных очках, не откликнулся на слово «здравствуйте». Когда Осипов спросил, можно ли курить, он утвердительно мотнул головой. «Конспирация», – насмешливо подумал журналист и достал пачку «Явы».

Машина катила к центру. Мелькнули башни Кремля, Манеж, потом улица Горького, Ленинский проспект… Похоже, направление на Кольцевую дорогу. Так оно и есть. Проехали Сходню. Вот и Кольцевая…

Почти совсем стемнело. Водитель снял черные очки, включил фары. Только куда они повернули – направо или налево? Осипов таращил глаза в окно, пытаясь сориентироваться.

– Зря стараетесь, – неожиданно сказал шофер, – все равно не определите, куда едем.

– А если определю? – подзадорил его Осипов и стал наугад называть направление, но водитель больше не произнес ни слова. По Кольцевой ехали минут сорок, потом свернули тоже на асфальт, проехали еще минут тридцать. Осипов засекал время по часам. Потом грунтовая дорога, хорошо накатанная, без ухабов – еще пятнадцать минут, и наконец машина остановилась перед массивными железными воротами. Они тут же отворились, и машина въехала во двор.

– Идемте за мной! – довольно резко приказал шофер.

Осипов проследовал длинным коридором и оказался в просторной комнате, посредине которой стояло большое удобное кресло, а рядом с ним торшер с пестрым абажуром.

– Садитесь, – неожиданно раздался голос из самого темного угла комнаты.

Осипов послушно сел.

– Вы обещали, что не будете делать глупостей? – полувопросительно-полуутвердительно произнес голос из угла.

Осипов молча кивнул.

– Вот и отлично. Надеюсь на вашу порядочность. – Осипову послышалась скрытая насмешка. «Что они ваньку валяют? – зло подумал он. – Играют, как дети, в таинственность. Впрочем, не стоит показывать, что я злюсь».

– Вы не сердитесь, – неожиданно продолжил голос, – конечно, все это выглядит глуповато, как-то даже театрально, и все же я бы хотел соблюсти правила игры. Недоумеваете?

Осипов подтвердил, что действительно недоумевает.

– Минутку терпения. Вам все объяснят. Небольшое предисловие. Не питаю особой любви к пишущей братии, но о вас навел справки. Характеризуют, в общем-то, неплохо. Вот только говорят – любите выпить. Не осуждаю, сам грешен. Был, – поправился он. – Зачем отказывать себе в маленьких удовольствиях, конечно, до поры до времени. Так вот. О вас отзываются хорошо. Один… – он сделал паузу, словно подбирая подходящее слово, – скажем так, специалист в вашей области даже назвал вас честным. Согласитесь, для журналиста это звучит абсурдно. – Он как-то весьма элегантно хмыкнул. – По моему глубокому убеждению, журналист не может быть честным. Иначе он не журналист.

– А кто же? – не выдержал Осипов.

– Прошу не перебивать. Кто? Не знаю… Журналист может быть либо идеалистом, либо циником. Причем первые очень быстро становятся вторыми. А впрочем… Философия в этот час неуместна.

– Вот именно.

– Не хамите. Коли бы не нужда, ни за что я вас сюда бы не пустил.

«Где-то я слышал этот голос, – неожиданно встрепенулся Осипов, – определенно слышал, но вот где?»

– Так вот, – после паузы совершенно другим, деловым тоном сообщил человек из угла, – я вызвал вас сюда, когда узнал, что вы решили заняться расследованием преступления, жертвой которого стал мой друг, мой очень хороший друг, – подчеркнул он, – Валентин Сокольский. Хотя для меня он был скорее сыном, чем другом, я все же буду называть его именно другом.

«До чего он словоохотлив, – поморщился Осипов, – и выражается словно на сцене. Может быть, актер? Поэтому и голос знаком. Или режиссер? Писатель? Драматург, сценарист какой-нибудь, а? Или ученый? А может?.. А может быть, еще круче, может быть, это какой-нибудь старый пердун „оттуда“?»

Осипов покосился на угол.

– Валентин – он как ангел, спустившийся на землю, – продолжал тарахтеть «черный угол», – сын Марса и Венеры. Его батюшка, как вы знаете, выдающийся военачальник. Он… – внезапно голос из угла оборвался, словно говорившему зажали рот рукой, и в комнате повисла напряженная тишина.

«Интересно, – подумал Осипов, – долго он еще будет передо мной выкаблучиваться?»

– Так вот, – словно прочитав его мысли, сказал говоривший, – вас пригласили, чтобы, так сказать, помочь следствию, которое вы проводите.

– Неужели? – иронически произнес Осипов.

– Не надо ерничать! Мы не меньше вашего заинтересованы в поимке убийцы Валентина.

– Кто это вы?

– И готовы оказать помощь, – не обращая внимания на вопрос, сообщил неизвестный.

– Как же?

– Да очень просто. Сообщим вам фамилии предполагаемых убийц.

– Разве их было несколько?

– Уж ваша забота установить, сколько их было на самом деле.

– Так это предполагаемые убийцы?

– Вот именно, предполагаемые. Но тем не менее против обоих существуют достаточно веские улики.

– Но тогда нужно было сообщить в милицию. Не понимаю, при чем тут я?

– Ведь вы занимаетесь поисками?

– Допустим.

– Так чего же вы…

– Почему все-таки не в милицию?

– По нескольким причинам. Во-первых, нам бы не хотелось выступать в роли доносчиков. Ведь оба подозреваемых из нашей среды. А во-вторых, у нас нет стопроцентной уверенности в их виновности. Как говорится, прямых доказательств. Однако у нас есть основания подозревать их. Весьма, скажу вам, веские. Вот вы и должны проверить обоих.

– Странно получается. Вы, значит, не хотите пачкаться и предоставляете такую возможность мне.

– Но ведь вы все равно пытаетесь вести следствие. Как я понимаю, никаких зацепок у вас нет. Так почему бы не воспользоваться подсказкой?

– Ну хорошо. Какие против них улики?

– Оба хорошо знали Валентина.

– Ну и что? Его знали сотни людей.

– Вы, конечно, слышали, что в течение года это третье подобное убийство. Я хочу сказать…

– Я вас понял.

– Так вот. Оба подозреваемых были знакомы с теми, кто погиб до Валентина.

– Уже теплее.

– Именно. И оба, как бы это сказать помягче, обладают некоторыми противоестественными наклонностями.

Осипов хмыкнул.

– Несколько более экзотическими, что ли. Выделяющими их из общего ряда… Скажем, своей наклонностью к садизму, к весьма экстравагантным выходкам. Понимаете? Нам необходимо, чтобы преступник был пойман. Мы не любим, когда на нас обращают внимание правоохранительные органы. В нынешней ситуации на нас прямо какую-то охоту устроили. Не на всех, конечно… И отсюда вытекает, что вы должны найти преступника, а мы, в свою очередь, отблагодарим вас за это в придачу к гонорару от генеральши. И чтобы не быть голословным, вот аванс.

Из темноты вылетела и упала к ногам Осипова пачка денег.

– Извините за несколько необычный способ передачи гонорара.

– А если Валентина убил человек, которого вы не знаете?

– Такое тоже вероятно. Впрочем, предполагать не наше, а ваше дело. Ищите, в долгу не останемся. Вам же все равно нужно с чего-то начинать. И кроме того, мы надеемся на вашу порядочность. Вы ведь не будете хватать и тащить без разбора.

– Я просто не в состоянии избрать такой метод.

– Именно. Так что действуйте. Вот вам две фамилии. Записывайте. Первый – Шляхтин, преподаватель физкультуры. – Дальше последовали номер школы, в которой работал физрук, его адрес и телефон. – Второй – некий Грибов. Фотограф из модных. Эстет. Работает для журналов, публикуется за границей. Несколько персональных выставок. Да вы, наверное, про него слышали… Вот эти двое вполне могли убить Валентина. Оба были хорошо с ним знакомы…

– Но откуда у вас такая уверенность?

В углу хмыкнули.

– Полной уверенности, конечно, нет. Иначе я бы назвал только одну фамилию. Уверенность – это ваша прерогатива. Ищите. Вам дали, так сказать, «наколку».

В устах странного собеседника жаргонное слово «наколка» прозвучало неожиданно привычно, словно блатная лексика была ему хорошо знакома.

В комнате повисло молчание. Осипов, напрягая зрение, пытался разглядеть своего собеседника.

Наконец из темноты послышалось:

– Ну что вы сидите? Разговор окончен. Неужели не ясно? Ступайте и займитесь делом. При необходимости с вами свяжутся.

Осипов медленно поднялся и неуверенно шагнул к темному углу.

– Выход в другой стороне, – послышался недовольный голос, – отправляйтесь и не пытайтесь проводить изыскания на мой счет… Ищите, что вам положено. Прощайте.

Стояла глубокая ночь, когда «Волга» подъехала к дому Осипова. Всю долгую дорогу Иван напряженно размышлял о том, что слышал. Действительно ли ему хотят помочь или, напротив, завлекают в еще более глубокие дебри? Так и не найдя ответа, журналист завалился спать.

2

На следующий день, как только Осипов появился в редакции, его вызвал главный редактор.

– Ты, Иван, я слышал, занимаешься каким-то частным расследованием? – без предисловий начал он.

Осипов пожал плечами.

– Что-то вроде того, – неопределенно сказал он.

– А чем конкретно?

– Убийством одного молодого человека.

– С весьма специфическими наклонностями.

– Можно и так сказать.

Редактор внимательно посмотрел на Осипова и усмехнулся.

– А почему это вдруг тебя заинтересовала эта тема?

– Да не то чтобы заинтересовала. Просто так совпало.

– Ага, совпало… А вот я слышал про некий финансовый интерес. Вроде бы тебе платят за расследование.

Осипов замялся.

– Я, конечно, не могу запретить тебе заниматься расследованием в частном порядке, – продолжил за него редактор, – но хочу напомнить, что работаешь ты все же у нас, а не частным детективом. Да и потом… Вся эта грязь… А ведь убитый мальчишка был сыном боевого генерала. Какой парадокс… Отцы, видишь ты, Родину защищали, не жалея жизни, а дети… – Он гадливо поморщился. – Отца мальчишки я знал. Встречались на фронте. Крутой был мужик… Ладно, не до воспоминаний. – Редактор задумался. Осипов стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что и подумать. Запретить, что ли, хочет?

– Занимайся! – неожиданно с нажимом сказал редактор. – Раз уж начал. Тем более что в твоем расследовании заинтересованы… – Он показал пальцем на потолок. – Не знаю уж почему, но насчет тебя звонили из очень серьезного кабинета… И все же, Иван, не в свое дело ты влез, не в свое! Нюхом чую, будут у тебя неприятности, да и у меня, возможно. Впрочем, запретить не могу. Ты свободен.

«Все еще более запутывается, – раздумывал Осипов, идя по редакционному кабинету – Что за силы мной интересуются? Почему он не сказал конкретно? Да и зачем вообще вызывал? Не одобряет, но и не запретил. Значит, на него давят очень крупные величины». И вообще он понял, что от текущей работы его освобождают.

Впрочем, не время задумываться. Уж коли впрягся, нужно действовать. С кого начать? С физрука или фотографа? Пожалуй, с физрука. Эстета он оставит на сладкое.

3

Школа, в которой работал Шляхтин, до революции, видимо, была гимназией или каким-то другим учебным заведением.

Ее приземистое краснокирпичное здание выглядело весьма внушительно и было как две капли воды похоже на ту школу, в которой учился сам Осипов. Только его школа находилась в Костроме, откуда он был родом.

«Тьфу ты, черт, – вспомнил журналист, – ведь сейчас же каникулы! Наверняка учителей нет, разъехались по отпускам». Он толкнул тяжелую массивную дверь и оказался в прохладном вестибюле, в глубине которого за столиком сидела пожилая женщина и вязала чулок.

– Шляхтин? – переспросила она. – Был. Но ушел. Сказал, что придет под вечер, часов примерно в пять. Он в спортзале ремонт затеял. Так что заходите попозже.

Обрадованный уже тем, что встреча со Шляхтиным вполне может состояться, Осипов снова отправился в редакцию, чтобы доделать кое-какие дела, а заодно узнать у фотокорреспондентов, кто такой Грибов.

– Юрка? – редакционный фотограф бегло глянул на Осипова и продолжал размахивать в воздухе только что отпечатанной карточкой. – Понимаешь, глянцеватель барахлит, – объяснил он, заметив недоуменный взгляд Ивана, – сушу вот вручную. А Юрка?.. Он профи. Толковый малый. Только, по-моему, слегка того. – Фотограф покрутил пальцем у виска. – Да ты же видел его выставку, неужели не помнишь? В конференц-зале висел в прошлом году. Правда, недолго. Два дня всего, по-моему. Главный увидел и велел снять.

Теперь Осипов вспомнил. Выставка была небольшая, снимков, может, тридцать, но впечатляющая. В большинстве обнаженные тела, как женские, так и мужские.

Казалось бы, ничего особенного, но подано чересчур экстравагантно. Осипов вспомнил портрет мужчины, чье лицо нарочито вульгарно было разрисовано женской косметикой, подведенные глаза, намазанные губы, оттененные скулы… Работа называлась «Портрет клоуна», но вряд ли это был клоун. Обнаженная натура исполнена таким образом, что с большим трудом можно разобрать, кто на снимке: мужчина или женщина. Присутствовало на выставке несколько работ репортажного плана, весьма своеобразных. Скажем, серия из пяти снимков, посвященная моргу. Редакционный народ воспринимал фотовыставку по-разному, кое-кому она нравилась, некоторые плевались, а большинство выражало недоумение. Точку в дискуссии поставил главный редактор, громко приказавший: «Снять это свинство!»

– Юрка, конечно, талант, – продолжал развивать мысль фотокор, – но его работы… – Он вытянул губы в трубочку и посмотрел на Осипова. – Как ты сам понимаешь, не пользуются спросом. Во всяком случае, официально. Конечно, кое-что он продает, потом его публиковали и в западных журналах. Престижно, но опасно. Да и сам он с большими странностями. А что, хочешь познакомиться?

– Было бы интересно, – осторожно заметил Осипов.

– Записывай адрес. Он живет в коммуналке, но каким-то образом сумел отгородиться от соседей, а кроме того, переоборудовал чердак под студию. Прорубил люк в потолке. Ты понимаешь. Классно получилось. Как только пожарники разрешили? Но у него обширные связи. Потому что такой номер вряд ли прошел бы у кого-нибудь другого. Ты понимаешь, теперь к нему в квартиру можно попасть по пожарной лестнице.

– Карабкаться, что ли, придется? – изумился Осипов.

– Да нет! Она вполне обычная, со ступеньками. Правда, железная и довольно крутовата. Идет по глухому брандмауэру прямо на крышу, на чердак. То есть в студию. Ты понимаешь, класс!!! Ты ему позвони, он парень гостеприимный, представься, наверняка он сам предложит встретиться. Неравнодушен к журналистам.

– Только к журналистам?

Фотокор хихикнул.

– Разное болтают, но я, ты понимаешь, как говорится… не знаю. Сходи посмотри… Можно клевый материальчик сварганить.

На другом конце долго не снимали трубку. Наконец высокий голос, несколько похожий на женский, вопросительно произнес:

– Кто это?

Осипов представился.

В трубке некоторое время сохранялось молчание, потом голос радостно воскликнул:

– Как же, как же… Припоминаю. Коллега. А что вы хотели?

Осипов сообщил, что собирается писать материал о фотохудожниках. На другом конце провода восхитились этим обстоятельством и пригласили немедленно приезжать.

Ржавая трясущаяся лестница привела Осипова на крышу большого, но чрезвычайно запущенного дома, построенного, видимо, в самом начале века. Лестница страшно громыхала и, казалось, вот-вот готова была развалиться. Массивная окованная жестью дверь оказалась запертой, однако имелся звонок.

Осипов долго и безрезультатно жал кнопку, а потом начал колотить в дверь ногой. Наконец лязгнул запор, и перед ним предстал высокий рыжеволосый мужчина неопределенного возраста. Одет он в донельзя застиранные блекло-голубые джинсы и черную футболку с какой-то иностранной надписью.

– Осипов? – вместо приветствия спросил он.

Иван кивнул.

– Я, знаете ли, не очень хорошо слышу, – сообщил рыжеволосый, – к тому же мальчишки иногда хулиганят. Взберутся на крышу и начинают стучать. Так что извините, что долго не открывал. Проходите.

Несколько ступенек вели в огромное помещение, видимо, совсем недавно бывшее чердаком. Потолка в привычном смысле в помещении не было. Стропила упирались в крышу.

Часть крыши оказалась застекленной, так что сверху лился рассеянный дневной свет. Но все равно в студии царил полумрак.

Несмотря на довольно странную обстановку в студии, более удивительного места Осипов раньше не встречал. Вдоль стен стояли широкие, обтянутые серой материей щиты, на которых были развешаны многочисленные фотографии. Кое-где щиты перемежались с подобием фресок, выполненных прямо на корявой штукатурке чердака. В основном фрески представляли собой абстрактные или нарочито примитивные рисунки. Те рисунки, смысл которых удалось разобрать, являли изображения мужчин и женщин, занимающихся любовью, выполненные с нарочитым натурализмом. Живопись очень смахивала на художества в общественных туалетах. Кроме сексуальных картинок, стены украшали изображения погребений и кладбищ. Но и это было еще не все. Со стропил спускались прикрепленные на тонких шнурках всевозможные куклы самых странных форм и обличий. В основном это были обычные магазинные пупсы, которых фантазия художника трансформировала в смешных, печальных, а чаще всего ужасных монстров. Кроме всего прочего, в мастерской имелся огромный старинный буфет, две или три тахты и теннисный стол. В одном из углов был натянут большой белый экран, а рядом с ним различная фотоаппаратура, софиты, отражатели. На одной тахте лежала, прикрыв голову книжкой, какая-то фигура.

На буфете, на полу и на самодельных полках стоял разный хлам: старые самовары, прялки, граммофоны и патефоны, громадные кофейные мельницы, поломанные велосипеды, иконы и статуи святых, причудливые бутылки и кувшины, древний телескоп с медной трубой, рамы с облупленной позолотой, бюсты разных знаменитостей и вовсе не известных людей. К одной стене была прислонена могильная плита, на которой виднелась надпись «Под сим камнем покоится прах купца третьей гильдии Филимона Маклашкина, прожившего без перерыва семьдесят один год и возведенного его любезной супругой Евлампией Пантелеевной, пережившей его в скорбный час».

Осипов так увлекся рассматриванием диковинок, что совсем забыл, зачем явился сюда. Хозяин, казалось, тоже потерял к нему интерес и начал возиться со своей аппаратурой. Вспыхнул яркий свет. Обернувшись к фигуре на тахте, он крикнул:

– Люся, поднимайся, начинаем работать!

– Я мешаю? – спохватился Осипов.

– Нет-нет. Вы, надеюсь, не спешите. У нас так: если пришел гость, то уж надолго. Меня, между прочим, Юрием Ивановичем зовут, но друзья величают Джорджем. Не возражаю, если и вы… – Он не договорил и снова крикнул:

– Люся?!

С тахты поднялась девица в мини-юбке и цветастой блузке. Она зевнула во весь рот и вопросительно посмотрела на Джорджа.

– Начинаем работать, – повторил он.

Девушка, не обращая внимания на Осипова, разделась и встала напротив белого экрана под яркие лучи софитов. Она казалась довольно хорошенькой, но впечатление портило полное отсутствие груди.

– Вы ведь журналист? – поинтересовался Джордж, одновременно заглядывая в видоискатель стоявшего на треноге фотоаппарата. – Писать обо мне хотите?

– Возможно.

– Отлично. Обо мне почти никто не пишет, во всяком случае, в Союзе. Люся, встань на колени, спиной ко мне, три четверти, руки над головой… Поза – изломанный цветок. Так. Руки безвольнее, надлом, не вижу надлома… Никто не пишет. Кроме, конечно, иностранной прессы. Недавно была публикация в белградской «Фото-импресс», потом англичане… шведы тоже… Отлично! – весь переключился он на девушку. – Теперь встань, ноги на ширину плеч. Как там в утренней гимнастике?..

– Можно, чтобы вам не мешать, я пока осмотрюсь?

– Пожалуйста, пожалуйста. Мой маленький музей.

Осипов, стараясь не смотреть в сторону девицы, принялся разглядывать убранство студии. По отрывистым репликам он догадался, что работа почему-то не клеится.

– Все!!! – закричал вдруг Джордж. – На сегодня довольно. Ты словно вареная рыба. Без гарнира, без гарнира! Приготовь-ка кофе.

Голая девица нехотя проследовала к стоявшей на теннисном столе электроплитке и зазвенела посудой.

– Она так и будет оставаться в чем мать родила? – осторожно поинтересовался Осипов.

– Вы шокированы? – Джордж взглянул на него с любопытством.

Осипов пожал плечами.

– Не особенно, но все-таки…

– Не любите женщин?

– Да любит, любит, – вступила в разговор девица, – пялился на меня, я заметила…

– Люся! – укоризненно произнес Джордж. – Не надо пошлостей. Человек на работе, – ни к селу ни к городу почему-то добавил он. – Вы кофе пьете? Так что вас ко мне привело?

– Понимаете, хочу написать очерк о неформальной фотографии.

– Интересно. Тогда вы пришли по адресу. У меня, знаете ли, две страсти: фотография и танатология.

– Что? – не понял Осипов.

– Танатология – наука о смерти. Интересуюсь погребальной тематикой, эпитафиями, кладбищами, несанкционированными захоронениями. Благодатная тема и совершенно неразработанная. Во всяком случае, здесь. Вот о чем лучше напишите. Вокруг смерти и погребений веками складывались традиции, обряды. Да что там веками!

Осипов внимательно посмотрел на своего собеседника. Обычный мужчина средних лет, разве только рыжий. Худощав, подтянут, слегка сутул. Приятная улыбка. Глаза. Глаза действительно немножко странные. Тоже улыбаются, но не с иронией и даже не с превосходством. Что-то непростое, затаенное чувствуется в этом взгляде. Словно собеседник говорит с тобой и не видит, углубленный в себя самого.

А Джордж продолжает рассказывать:

– Понимаете, фотография очень помогает мне. Хожу по кладбищам, снимаю наиболее интересные могилы, смешные эпитафии, сейчас Москва строится, сносятся многие старые погосты. Уходит безвозвратно частичка истории. А как варварски переносятся захоронения. Вот посмотрите. – Он подвел Осипова к полкам и отдернул занавеску.

На полированном дереве выстроились в ряд десятка два человеческих черепов.

Осипов невольно вздрогнул.

– Не пугайтесь. Все эти черепа принадлежали нашим предкам. Самый молодой датируется концом прошлого века, но большинство значительно старше. Вот эти два. Адашевы. Из семейного некрополя. Склеп разорили. Видимо, искали драгоценности. Глупые люди. Склеп скорее всего ограблен еще в революцию. Я нашел черепа среди тлена, забрал их к себе, и вот они тут. Да сколько еще подобных разграбленных усыпальниц русской знати! Или вот этот череп, – Джордж взял в руки пожелтевшую кость. – Видите, дырочка на затылке. Послушайте, – он потряс череп. Внутри звякнул металл. – Эта голова принадлежала известному бандиту Кошелькову, тому самому, который в девятнадцатом году остановил машину, в которой ехал Ленин, и ограбил его, даже браунинг забрал. Вы представляете?! Ограбил вождя мирового пролетариата! Так вот. В том же году его расстреляли. И вот совершенно невероятным образом я случайно познакомился с человеком, который его расстреливал. Конечно, старичок. Он любил рассказывать эту историю, видно, долго держал при себе. Я поинтересовался, где сие событие произошло. И он, этот старец, прекрасно помнил место. Надо же! – Джордж всплеснул руками. – Я его долго уговаривал показать мне место. Пришлось даже заплатить, и не зря. Что удивительно, могила уцелела. Взяли мы двух молодцов и поехали. Раскопали. Точно – он, Кошельков. Только вот череп у меня. И у каждого, – Джордж картинно повел рукой вдоль полки, – у каждого своя история.

– А власти? – поинтересовался Осипов. – Как они смотрят на ваши изыскания? Ведь могут быть неприятности?

– А-а, – махнул рукой Джордж, – никому ни до чего нет дела. Впрочем, если возникнут проблемы, их несложно уладить. Люся, что там с кофе?

Девица к тому времени натянула трусы и стала как две капли воды похожа на высокого угловатого мальчишку.

– Так-то лучше, – одобрительно произнес Джордж, хлопнув ее по костлявому заду. – Присаживайтесь, – кивнул он Осипову, – кофе отличный, настоящий «Ява». Мне один знакомый дипломат привез.

Кофе действительно оказался хорош.

– Напишите обо мне, – после некоторого молчания заявил Джордж. Он внимательно смотрел на Осипова, держа чашку с женским кокетством, оттопырив мизинец и прихлебывая из нее мелкими глотками. – Ваше имя на слуху, народ будет обсуждать, а это прибавит популярности и мне и вам.

– Могут не пропустить, – осторожно заметил Осипов, – тема уж больно скользкая.

– А вы напишите так, чтобы пропустили. Я ведь в долгу не останусь. Или вот что, – сказал он, заметив, что Осипов морщится. – Можно опубликовать за рубежом. На Западе. У меня есть связи, а они на такие вещи клюют…

– Это уж совсем исключено. Меня за подобные публикации в лучшем случае выгонят с работы.

– Так ведь под псевдонимом, никто не узнает. Вы профессионал, вам и карты в руки. Как только услыхал ваше имя, подумал – это судьба. А я вам еще кое-что интересное покажу. У меня ведь не одни черепа. У меня есть вещи куда более интересные. В моей коллекции.

– Какие же?

– Сначала согласие, потом осмотр секретной части коллекции. Но учтите, если дадите слово, потом уже не отвертитесь, – глаза у рыжего фотографа стали как две льдинки. В них все явственнее проступало сумасшествие.