Текст книги "Серебряная пуля"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

2

Часов в двенадцать дня семейство услышало какой-то непривычный звук. Все высыпали из избы и удивленно стали оглядываться по сторонам. Звук тяжелый и низкий замер где-то за лесом. Но вот он начал снова нарастать, и над деревьями на небольшой высоте пронесся аэроплан. Он пролетел совсем низко, и Сережа отчетливо разглядел красные звезды на его крыльях. Аэроплан сделал новый заход и, сверкнув серебристым фюзеляжем, взмыл над домом. На прощание он помахал крыльями.

– Что это? – испуганно спросила мать.

– Скорее всего нас ищут, – озабоченно предположил отец. – Донес кто-нибудь… Ну вот все и решилось.

– То есть?

– То есть за нами придут. Когда, не знаю. Думаю, очень скоро.

– Да как же сюда можно добраться?

– Найдут, как. Ты заметила, что у самолета вместо колес лыжи? Они могут приземлиться на любом замерзшем озере. А уж тогда…

– Что же делать?

– Только ждать. Может быть, самолет появился здесь случайно.

Однако никакой случайности не было. Через три часа аэроплан показался вновь. Теперь он явно собирался совершить посадку, летая низко над землей и выискивая место для приземления.

Наконец он сел на лед ближнего озера. Открылась дверца, и из кабины высыпало человек пять красноармейцев с винтовками.

– Так! – сказал отец. – Живым я им не дамся. – Он бросился в избу и вернулся с ружьем.

– А мы? – закричала мать.

– А-а… – в первый раз в жизни Сережа услышал, как отец матерно выругался. – Идите в дом.

– Папа!!! – завопила сестра.

– Идите в дом!!! Анна, уведи детей!

Мать молча смотрела на происходящее. Казалось, ее парализовало. Красноармейцы между тем приближались. Они скоро бежали на лыжах, ритмично двигались, словно весла лодки, палки в руках. Сережа с интересом ждал продолжения. Страха он не испытывал, лишь только любопытство. Еще бы! Хоть что-то происходит. Между тем солдаты, приблизившись метров на пятьдесят к заимке, остановились. Воткнули палки в снег, сняли с плеч винтовки и взяли их на изготовку. От группы отделился человек с жестяной трубой в руках. Он поднес трубу ко рту, и над лесом раздался нелепый механический голос:

– Гражданин Пантелеев, вы арестованы. Сдайте оружие и двигайтесь сюда. В случае сопротивления открываем огонь.

– В чем меня обвиняют? – прокричал отец.

– Прекратить разговоры! – продолжала труба.

– Ваша жена тоже арестована. Повторяю, бросьте оружие.

Отец в нерешительности переминался с ноги на ногу.

– …товсь!!! – пронеслось над лесом. Красноармейцы вскинули винтовки.

Не выпуская из рук ружья, Пантелеев оглянулся на семью.

Мгновение для мальчика, казалось, застыло. Ослепительно голубое небо… Сверкающий сахарной белизной снег. Фигурки на снегу, напоминающие оловянных солдатиков, которыми играл Сережа, когда ему было лет семь. Мать в пуховой шали, из-под которой выбились потные пряди, растрепанный отец с охотничьим дробовиком. Сестра, тоненькая, как церковная свечка, в распахнутой заячьей шубке.

– Пли!!!

– Брось ружье!!! – завопила мать.

Сухо, невпопад, хлопнуло несколько выстрелов. Отец пошатнулся. Ружье вывалилось из рук, и он ничком рухнул в снег.

Потом, спустя многие годы, Сереже, собственно уже Сергею Васильевичу, взрослому, весьма положительному человеку, часто снился этот эпизод его жизни. Сияющий день. Снег. Голубой купол неба. Черная фигура отца, лежащая в неестественной позе, напоминающей иероглиф, означающий понятие «судьба».

Глава десятая

1

1971 год. Июль. Москва

Осипов проснулся посреди ночи от ощущения нестерпимой духоты. Страшно хотелось пить. Он кряхтя встал, прошлепал на кухню, достал из холодильника бутылку пива, зубами сорвал колпачок, стал пить прямо из горлышка, жадно глотая, захлебываясь, проливая пенящуюся жидкость на пол. Душно. Как душно!

Вернулся в комнату, распахнул балконную дверь. Вышел, надеясь, что на улице будет прохладнее, но и здесь не наступило облегчения. Похоже, надвигалась гроза. Тяжелый липкий воздух, казалось, стекал по потному телу. Блеснула зарница. Сходил за сигаретами, закурил, мельком глянув на будильник. До утра было еще далеко.

Сигарета вроде бы принесла облегчение. Дышать стало чуть легче. Но что-то по-прежнему не давало покоя. Что? Он напряг сонное сознание. Что-то снилось, такое ужасно гадкое, противное. Ах да. Школьный подвал. Крыса, барахтающаяся в баке с кислотой. Почему она еще жива? Запах!!! Он вздрогнул от омерзения. Прошло уже больше недели, а он до сих пор не может прийти в себя. Осипов вспомнил корчащееся в кислоте тело, и его начало тошнить. Он несколько раз глубоко вдохнул ночной воздух, и тошнота отступила. Но все равно на душе было по-прежнему гадостно. Словно выпачкался в дерьме и никак не может отмыться. Именно в дерьме. И зачем только связался? Поманили деньгами, вот и взялся. Деньги, конечно, вещь немаловажная, но знал бы, что придется пережить, не связался и за миллион.

Впрочем, кто знает. Генеральша сдержала свое обещание, вручила ему ключи от «Волги». Особого восторга, конечно же, не выразила. Впрочем, какая ему разница: машина стоит в гараже. Его машина! Убийца ее сыночка найден, да к тому же мертв. Не пришлось по судам таскаться, выслушивать всякие мерзости. Так что генеральша не в проигрыше. Она это, конечно, понимает. Теперь он подал заявление об отпуске и через пару недель покатит на честно заработанной «Волге» в Крым. На честно заработанной! Вот именно! Вряд ли нашелся бы такой, который взялся за это дело, наперед зная, что придется пережить. Ему просто повезло. Не наступи Шляхтин на крысу, неизвестно, чем бы все закончилось. Скорее всего в бак с кислотой пошел бы он сам. И не стало бы талантливого журналиста.

Осипов усмехнулся. Народ в редакции, конечно, завидует. Еще бы! Машина – на халяву. Дураки! Он отдал бы машину, лишь бы закрыть подвал, мерзкое шипение кислоты… Но в героях ходить приятно. Еще бы! Уничтожил негодяя, сексуального маньяка, на счету которого семь человеческих жизней. Он даже хотел написать очерк. Уже и название придумал: «Нелюдь». Не разрешили. В нашей стране нет маньяков. Вот на Западе, там сколько угодно. Так ему редактор объяснил. Что ж. Нельзя так нельзя. Он понимает. Идеология! Впрочем, милицейское руководство отметило его подвиг. Даже часы подарили и почетную грамоту вручили. Не хухры-мухры. Сам руководитель столичной милиции пожал руку на редакционной летучке. Народ, конечно, балдел. Кое-кто потихоньку хихикал. Посмотрел, как бы они похихикали, попади в этот школьный подвал. Там, говорят, обнаружили несколько трупов. В заброшенном колодце, как он слышал. Сам-то он туда ни ногой. Хватит с него. Насмотрелся! Нет, но откуда берутся такие, как этот физрук? В его подвальном логове нашли десятки фотографий. Вот фотографии он видел: расчлененные трупы, вся эта мерзкая процедура запечатлена. Однако какая сволочь! Нашли фотографии и Валентина Сокольского. Правда, не мертвого, а еще вполне живого. Довольно пикантные, надо сказать, снимочки. Нашли и письма. Осипов до сих пор недоумевает, как может писать подобные послания мужик мужику. Ничего себе любовные записочки. Конечно, письма и фотографии не доказательство. Но Шляхтина опознали соседи Сокольского по даче. Сообщили, что видели его возле дачи несколько раз. Нашлись и другие свидетели. Все жертвы Шляхтина были гомосексуалистами. Конечно, прямых улик нет. Никто не видел, как Шляхтин убивал Валентина. Но милиция подтвердила факт преступления. Какие-то там линии, способы нанесения ранений, вроде бы характерные именно для этого убийцы. Проведена криминалистическая экспертиза. Факт убийства Сокольского именно Шляхтиным доказан, причем подтвержден официальным документом. Доказан так доказан! И нечего голову забивать! Главное, все довольны.

А может, все-таки не Шляхтин убил мальчишку? Эта мыслишка нет-нет да и посещала Осипова. И как он ни гнал ее, приходила на ум вновь и вновь. Конечно, фотографии и письма – достаточно весомые доказательства, но ведь все жертвы Шляхтина, кроме Валентина, были спрятаны в школьном подвале. Но все ли? Шляхтин уже не скажет, а милиции, безусловно, выгодно списать все «висяки», свалив их на физрука. А вдруг выяснится, что убийца вовсе не Шляхтин? Тогда, безусловно, возникнет скандал. Генеральша потребует вернуть машину. Перспектива не из приятных. Хотя он тут ни при чем. Убийство доказано милицией. И все же некая неуверенность осталась. Уголовного дела по факту убийства гражданина Сокольского перед глазами у него нет, но он хорошо запомнил, даже заучил наизусть строки, касающиеся места преступления, и позу, в которой находилась жертва в момент обнаружения.

«…Труп лежал на небольшой поляне в глубине лесополосы, лицом вниз… На теле имеются множественные повреждения в виде глубоких резаных ран с характерными рваными краями. Кожа с черепа частично удалена…»

Потом далее…

«Обследование места происшествия показало наличие большого количества различных следов, принадлежащих, по-видимому, разным людям».

Еще бы не разным! Поляна в лесополосе, как ему удалось выяснить, являлась излюбленным местом окрестных «любителей природы». Здесь постоянно собирались небольшие компании распить бутылку-другую… Кстати, этих самых бутылок, конечно, пустых, на месте преступления обнаружено не меньше десятка. Несколько допрошенных признались, что посещали поляну в день убийства. Так что следов там предостаточно. И не только человеческих, есть и собачьи, даже козьи. На поляне паслась чья-то животина. И еще какие-то… непонятные. Правда, отпечаток этот обнаружен в единственном числе, к тому же смазан. Эксперт утверждает, что след принадлежит скорее всего очень крупной собаке. Что значит, очень крупной? А может быть, кто-то просто-напросто имитировал след? Возможно, дети? Играли, скажем, в индейцев и попытались воспроизвести отпечатки крупного зверя? Осипов последний раз затянулся и швырнул окурок во тьму. Тот прочертил во мраке огненную извилистую линию и упал на асфальт. Словно падучая звезда.

Осипов вспомнил. Существует поверье: падает звезда, когда чья-то душа отлетает от мертвого тела.

Характер ран, нанесенных Сокольскому, очень похож на раны, которые оставляет крупный зверь. Точно когтями его располосовали. Но какие в подмосковной лесополосе крупные звери. Разве что тигр сбежал из зоопарка, но ни о чем подобном в последнее время слышать не приходилось. Впрочем, все это бред. Его несколько беспокоило другое. А именно: почему не дает о себе знать таинственный незнакомец, с которым он встречался на загородной даче. Он ведь прямо сказал, что в случае удачи он, Осипов, может рассчитывать на вознаграждение. Хотя, конечно, не в вознаграждении дело. Ему очень интересно снова встретиться с тем странным человеком. Уж больно личность необычная.

Именно этот непонятный человек направил его в нужном направлении, без него поиски вряд ли увенчались бы успехом. Значит, он что-то знал или только предполагал? Возможно, он еще объявится. А вот другая загадочная персона – Джордж – не заставила себя ждать. Позвонил буквально на другой день после произошедших событий. Скоренько, однако, в их среде новости распространяются. Поздравил с успехом, просил не забывать. Очень надеялся на встречу. Намекал на кое-что, известное только ему одному. Нелепый, конечно, парень, но что-то в нем есть. Непохожий он. Непохожий на всех. Конечно, эти самые «голубые» вызывают гадливость. И все же… может быть, он действительно что-то знает. Скорее всего так. Странное пристрастие к теме мертвых… Но опять же – фотография. Шляхтин тоже увлекался фотографией. «Б-р-р…» – он вспомнил зловещие снимки.

С фотографом непременно нужно повидаться.

2

Телефон трезвонил, видимо, не одну минуту. Осипов вскочил и глянул на часы. Ничего себе! Уже одиннадцать. Ночная бессонница до добра не доведет. Заспался, однако. Кто это так настойчиво его домогается? Скорее всего из редакции. Впрочем, он же предупредил, что будет во второй половине дня. Негодяи, не дадут отоспаться! А ведь он почти в отпуске. И недвусмысленно предупредил об этом.

– Кто там? – небрежно пробормотал он в трубку.

– Я, милейший, я!

– Да кто «я»?

– Вы, друг мой, видать, не в настроении. Прошу прощения. Не хотел вас отвлекать. Еще раз прошу прощения. Я, право, необычайно смущен. Уж так не хотелось беспокоить…

– Да кто это?!

– Грибов, если помните. Фотохудожник. Были у меня давеча. В студии.

– А-а, – Осипов вспомнил, – как же, как же… Юрий Иванович.

– Можно просто Джорджем. Мы же условились… не надо этих церемоний. Вы ведь обещали, что наша встреча вновь состоится. Уж извините… беспокою.

Осипов наконец узнал этот слащавый голос и поморщился, вспомнив.

– Так вот, – продолжал сюсюкать Джордж, – я, конечно…

– Что вы хотели?

– Только встречи! – в голосе фотографа почудилась хрипотца. Странные, однако, интонации. Чего ему нужно? – У меня для вас есть кое-что интересное.

– Не понял.

– Касательно ваших занятий.

– Выражайтесь яснее.

– Вы же занимаетесь расследованием убийства Валентина Сокольского?

– И что же?

– И, как я слышал, задержали убийцу. Честь вам и хвала. Редкое мужество! Я потрясен! Просто героизм. Гениально.

«Он что, издевается?» – Осипов уже было собрался бросить трубку.

– У меня для вас есть нечто в высшей степени интересное, – продолжал ворковать Джордж. – Приезжайте! Есть разговор. Приезжайте, друг мой, не пожалеете! Очень занимательные факты. Касательно преступления… Не хочу показаться навязчивым, но…

– К вам в студию? – решился Осипов.

– В студию? Нет, не стоит. У меня срочная работа. Чехи, знаете ли, заказали. Платят валютой. Поэтому дело не должно стоять. Приезжайте на Волхонку.

– Куда?!

– В Музей изобразительных искусств. У меня съемка. Сочетаю приятное с полезным. Давайте через час. Найдете меня наверху. Знаете, где импрессионисты висят?

В музее, несмотря на лето, было не особенно много народу. Группа аборигенов Полесья внимательно слушала экскурсовода, рассказывающего о фараонах Среднего царства, стайка китайцев склонилась над витриной с микенскими древностями, угрюмый немец в кожаных шортах впился взглядом в работу Кранаха.

На втором этаже было более оживленно.

– Так. Зиночка, повернись левее, руку приподними, покажи страсть. Больше страсти! Ты вся в танце! Экспрессивней. Руку на излом…

Голос было явно знаком.

Джордж работал. Он суетился возле картины Матисса «Танец», пытаясь придать натурщицам позы, воспроизведенные на полотне. Две модели – худосочные красотки – безуспешно старались понять задумку фотомастера. Вокруг собрались посетители и на все лады комментировали происходящее.

– Зиночка, это невозможно! – Джордж всплеснул руками и в отчаянии забегал вокруг своей треноги. – Ну почему я не пригласил мужчин? Объясняешь этим бабам, объясняешь… Кошмар!

– Ну работали бы, Юрий Иванович, с мужиками! – сказала более худосочная красотка. – Чего зря время отнимать?

– Я попрошу!!! – Джордж насупился и наклонился к камере. – Еще дубль.

– Ничего не получится, – сказал какой-то зритель, – на картине голые, а эти одетые. Надо бы раздеть.

– Раздеть! – уловил подсказку Джордж. – Именно!!! Вот это правильно. Девочки, раздевайтесь!!!

– Вот еще! – фыркнула Зиночка. – Мы так не договаривались. Обнаженная натура оплачивается по более высокой ставке.

– Зина, – с упреком пропела другая фигурантка, видимо, сочувствующая мастеру.

– Молчи, Дорка. На обнаженку не договаривались. Оплата сдельная, а этот конь нас обуть хочет.

– Я заплачу! – воскликнул Джордж. – Раздевайтесь, девушки.

– Верно ли, заплатишь?

– Зи-на! – с упреком произнес фотомастер.

– Ладно. Лорка, давай. Коли он обещает, то никуда не денется. Слышал, Жорик? Не отвертишься, коли наколешь. – И Зина, ни минуты не медля, стянула через голову платье.

– Послушайте, гражданин, – пробилась сквозь образовавшуюся толпу старушка смотрительница. – Ведь это же храм. Храм искусств! Что вы себе позволяете! Сейчас же прикажите девушкам одеться. Какой срам! В храме!!!

– Спокойно, бабуся. У меня заказ Министерства культуры. Екатерина Алексеевна в курсе. Ты слышишь, старая? Сама Фурцева! Тащи своего директора. Пардон, девочки. Продолжаем работать. Служителей тоже понабрали! Искусства не видят. Заслонились от народа размалеванными задниками! Что, мне в министерство звонить?! Нижнее белье тоже снимайте. Чтобы как у Матисса! Товарищи, товарищи, не мешайте работать. Сдайте назад, пожалуйста. Зина, посмотри на полотно. Где экспрессия? Я тебе плачу за голую задницу, а у тебя что? Лариса, вздымайте руки над головой. Снято! Переходим к Дега.

Толпа зачарованно двинулась вслед за натурщицами.

– Юрий Иванович, – позвал Осипов.

Фотограф обернулся и узнал журналиста.

– Ой, голубчик! Вы видите. Никак не могу оторваться. Миль пардон. Еще несколько дублей.

Примерно через час фотодейство было завершено.

– Работать не с кем, – пожаловался Джордж, собирая аппаратуру. – Натурщицы – деревяшки. Ни одна с точностью не может воплотить замысел. Бьешься с идиотками, бьешься… Все впустую. А фирмачи, они донельзя требовательны. Придираются. К тому же время поджимает. Вот и приходится работать с кем попало. Конечно, отвлек вас. Думал, управлюсь быстрее. Вы уж извините.

Осипову до чертиков надоел музей, его посетители, а главное, было жалко потерянного времени.

– Не расстраивайтесь, – фотограф положил ему руку на плечо, и Осипов едва сдержался, чтобы не стряхнуть потную ладонь. – Сейчас поедем в кабачок, посидим…

– Какой кабачок?!

– Да любой, на ваш выбор. Ну хотя бы «Якорь». Любите рыбную кухню?

– До «Якоря» пилить и пилить.

– Обижаете. В тачку, и мы там. Заливная осетрина с хренком… О! – фотомастер облизнулся. – Люблю, черт возьми, перекусить после напряженной работы. Да вы не волнуйтесь. Плачу я.

В ресторане оказалось совсем пусто.

– Отлично! – прокомментировал Джордж. – Никто не помешает побеседовать по душам.

– По душам? – Осипов непонимающе уставился на фотографа – О деле, конечно. Коньячок?

– Я предпочитаю пиво.

– Плебейский напиток. Водку, семечки и пиво не употребляю. Ну, не обижайтесь. Шутка. А я тем не менее глотну коньячку. Армянский. Конечно, не «Двин», но все же. Вы настаиваете на пиве? Зря! Хотя, конечно, креветки… Понимаю. Не смею противодействовать. Итак, за ваш успех.

– О чем вы хотели со мной поговорить? – стараясь говорить спокойно, спросил Осипов.

– Обижаете! Да ни о чем. Просто хотел поздравить. Такая удача! Обезвредили гада. Какая, однако, сволочь. А ведь я его знал.

– Вы знали Шляхтина?

– Конечно.

– И остались жить?

– Да зачем ему было меня убивать? Я был вне сферы его интересов. Наоборот. Он не раз приходил ко мне в студию. Интересовался фотоискусством. Я давал ему уроки. К сожалению, не знал, чем он, мерзавец, занимается. Вытурил бы. В три шеи вытурил! Впрочем, поздно. Вы оказались проворнее. За ваше здоровье. – Джордж поднял рюмку.

Осипов отхлебнул пива, очистил креветку.

– А вы действительно думаете, что Сокольского убил именно физрук? – Джордж склонился над рыбным ассорти, и потому вопрос прозвучал глухо и невнятно.

– Не понял? – Осипов вопросительно взглянул на своего собеседника.

– Ну этот мальчишка. Валентин, по-моему. Вы думаете, он пал жертвой Шляхтина?

– А кого же?

– Не знаю.

– Я вас не понимаю?

– Неплохая форелька. – Джордж причмокнул. – А вот осетринка припахивает, или мне кажется? Нынче, знаете, с осетринкой беда. Уж не ведаю почему. Могу и ошибаться. Ну да ладно. Я, конечно, понимаю: Шляхтин – негодяй, убийца. Но имею большие подозрения, что не он убил мальчишку.

– А кто?

– Кто? – Джордж пожевал губами. – Не знаю, скорее всего не физрук.

– Что вы мне голову морочите?

– Помилуйте. Я просто хочу вам помочь.

– Не надо мне помощи!

– Ах да. Я и забыл. Вы уже получили свой гонорар. Машинку, если я не ошибаюсь. И, по нашим меркам, весьма неплохую. А если возникнет настоящий убийца?

Осипов поднялся.

– Вы меня за дурака принимаете?!

– Отнюдь. Но у меня есть доказательства. Во-первых, физрук убивал свои жертвы с помощью тонкой струны от фортепьяно. Душил, одним словом. А потом уж расчленял. Далее. Все его жертвы оказались завлечены в подвал школы и там же были спрятаны, мальчишка же погиб неподалеку от своей дачи. Способ убийства совершенно иной. Как известно, содрана кожа с черепа, на теле резаные раны… Или не так?

– Так.

– Вот видите. Не сходится.

– А если Шляхтин промышлял и, так сказать, в свободном поиске?

– Конечно, не исключено. Вполне возможно. Однако это не доказано. Но вот совершенно достоверно другое. В тот день, когда убили мальчишку, Шляхтина вовсе не было в Москве.

– Как не было?

– А вот так. Он возил школьную волейбольную команду в Подольск на соревнования.

– От Подольска до Москвы каждые полчаса идет электричка…

– И тем не менее он не отлучался.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Так вы хотите сказать, что на Шляхтина «повесили» убийство Сокольского?

– Думаю, да.

– Но зачем?!

– Элементарно. Мертвец все спишет.

– Тогда кто же убил Сокольского?

– Не знаю. – Джордж насмешливо посмотрел на Осипова. – Да и какое мне дело? Мне за расследование не платят.

– Шантажируете, что ли?

– Помилуйте, зачем? Ваши деньги мне не нужны. Напротив, я хочу бескорыстно помочь. Мало ли что, вдруг выяснится настоящий убийца. Что тогда? Придется вернуть «Волгу». А ведь как не хочется. К тому же… – Он замолчал и подцепил на вилку последний кусок осетрины.

– Что к тому же?

– Позора не оберешься.

– Мои проблемы.

– Верно, ваши. И все же…

– Чего вы все ходите вокруг да около?

– Понимаете, у меня есть некоторые предположения. Но вам они покажутся настолько невероятными…

– Не покажутся, выкладывайте.

– Спокойно, мой нетерпеливый друг. Терпение и еще раз терпение. Ведь у вас есть связи в компетентных органах?

Осипов кивнул.

– Так вот, попробуйте выяснить, не было ли подобных преступлений. Именно с такими же характерными признаками. Способ убийства… Нанесение телесных повреждений. И все такое… И не только в Москве. Конечно, это будет трудновато, но вы уж постарайтесь… Для собственной пользы. Поверьте. Отсюда и надо плясать.

– Послушайте, – Осипов испытующе смотрел на своего собеседника, – вы ведь что-то знаете. Коли начали этот разговор, так продолжайте. Доведите до конца.

– До конца? – Ироническая улыбка появилась на губах Джорджа. Он поднял рюмку с коньяком, отпил чуть-чуть. – Неплохой коньячишко, – констатировал он. – Давайте так: вы все же попытаетесь поработать самостоятельно, ну а если не получится – милости прошу в мою обитель… Выпейте, душка, коньячку.