Текст книги "Друзья и враги кота Демагога (СИ)"

Автор книги: Алексей Горшенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

  – Я не разгуливаю, я лежу, – миролюбиво уточнил белоснежный гость.

  – У тебя что – своей дачи нет?

  – Есть. Вон там она, на пригорке, напротив.

  – Там и валяйся.

  – Там не могу.

  – Почему?

  – А вон слышишь? – мотнул белоснежный головой в сторону пригорка.

  – Пу-финь-ка! Ко-тик! Иди, родненький, домой, молочка налью свеженького, деревенского... – продолжал звать-умолять слегка дребезжащий женский голос.

  – А-а... Так это ты – Пуфик! – догадался Демагог.

  – Я, – подтвердил белоснежный. – И так всегда, – сокрушенно вздохнул он. – Как отправляюсь гулять, так начинается... Куда ни пойдешь, только и слышишь: Пуфик да Пуфик. Заколебала! Шагу свободно не ступить...

  Пуфик жаловался на судьбу, а Демагог, уде забыв, что минуту назад был готов броситься на незнакомца, сейчас искренне сочувствовал ему.

  Страдания Пуфика были ему понятны, хотя на жизнь у профессора жаловаться было вроде бы грех. Там его все любили, он всех – тоже. Хотя к каждому относился по-разному: профессору, как мы уже знаем, помогал работать; без его жены и Наташиной мамы – жизни вообще себе не представлял, потому что она всю семью, и его в том числе, кормила завтраком, обедом и ужином; с Наташей, большой выдумщицей на разные игры и забавы, было просто весело. И все бы ничего, да тесно было коту в квартире. Сковывали бетонные стены, преграждала путь в другой мир входная дверь, за которую он при каждом удобном случае норовил выскользнуть сначала на лестничную площадку, а там...

  Там была свобода, там можно гулять самому по себе, там шла совсем иная жизнь, которую он мог наблюдать лишь через оконное стекло.

  Демагог любил свою семью. Оказавшись на свободе, погуляв вдоволь, он обязательно вернулся бы назад, но Наташа с мамой очень боялись, что он не найдет домой дорогу или кто-нибудь его украдет, а потому следили за ним пуще глаза. И только на даче Демагогу удалось впервые улизнуть от бдительного ока своих хозяев.

  – Думал на даче вольно погулять, – продолжал про свое Пуфик. – А тут то же самое: «Пуфик, не лезь на грядку. Пуфик, не ходи по лужам...» – передразнил он свою хозяйку.

  – Пу-у-фик!!! – повис в знойном мареве плачущий возглас. – Куда же ты запропастился?

  – Ладно, пойду, пожалуй, – поднялся белоснежный. – Жаль ее все-таки. Вообще-то она добрая. На своей подушке спать разрешает. И кормит прилично. – Он секунду помолчал и добавил: – А что к тебе на участок забрел – извини. Раньше тебя тут не было, ничейная, получается, была территория, вот я и спасался. Залезу в кусты и отлеживаюсь. Да, а как тебя зовут?

  – Демагог... Хотя можно просто Дима.

  – Ну, пока, Дима! Пойду. Еще увидимся. Приятно было познакомиться.

  И с неожиданной для его упитанной фигуры прытью Пуфик юркнул в гущу смородиновых кустов. А через несколько мгновений его белую спину Демагог увидел уже на склоне пригорка.

  – Пуфинька вернулся!!! – тут же ударил в уши радостный вопль, который невольно заставил подумать Демагога о том, что, наверное, и его тоже заждались.

  Его действительно потеряли.

  – Кыс-кыс-кыс! – жалобно звала Наташа, заглядывая в борозды между грядками.

  – Я же говорила, смотри за ним как следует, – отчитывала дочь мама, тоже «кыская».

  А на крыльце в одних плавках сидел профессор и в таком пляжном виде – поджарый, стройный – вовсе не походил на профессора.

  Неслышно ступая, Демагог поднялся на крыльцо и приветливо потерся о спину хозяина.

  От неожиданности профессор вздрогнул, обернулся и рассмеялся:

  – Вот и пропажа. А тебя, гляди, днем с фонарями ищут. Эй, женщины! – окликнул он. – Вам не этот зверь нужен?

  Увидев кота, мама радостно всплеснула руками, у Наташи мигом высохли слезы, и обе бросились к крыльцу.

  – Ох, я тебя! – погрозила мама коту. – Переживай тут из-за него!

  Демагог промяукал что-то вроде «простите», а папа-профессор сказал:

  – Милые дамы, предоставьте ему больше свободы и самостоятельности. Тем более что экзамен на ориентировку на незнакомой местности он выдержал: побродил и вернулся точно на родной порог.

  – А вдруг его чужие коты побьют? – возразила Наташа.

  – Или еще что случится, – поддержала ее мама. На что папа ответил:

  – От всех напастей все равно не убережете. Так что пусть сам учится за себя стоять.

  Всю жизнь прожив в этой семье, Демагог хорошо понимал то, что говорит каждый из ее членов. Слова папы-профессора кот встретил с большим одобрением.

  ГЛАВА 6. Ваш папа больной и голодный?

  На кирпичной площадке перед крыльцом Демагога ожидал обед. Наташа расстелила чистую газету, поставила на нее мисочку и блюдце. В одной посудине кота ждала аппетитно белевшая сметана, в другой – пара кусков минтая, а рядом, на газетке, проголодавшийся Демагог увидел еще и коричневато-серый цилиндрик ливерной колбасы, которую он очень любил.

  Демагог облизнулся и стал размышлять, с чего ему начать. С самого вкусного – колбасы, или с более привычного – рыбы? А может, в такую жару сперва взяться за прохладную сметану?

  – Ах, какая у этого котика замечательная в блюдце сметанка! – вдруг услышал он у себя за спиной.

  – И колбаска ништяк! – одобрил другой кошачий голос. Демагог обернулся и увидел двух незнакомых котов: один – угольно-черный, лоснящийся и покрупнее, другой – трехцветный бело-черно-рыжий и размерами чуть поменьше.

  – Вы кто? – спросил Демагог.

  – Это – Гарик, – показал трехцветный на угольно-черного.

  – А это – Ништяк, – в свою очередь представил товарища Гарик и, жадно облизнувшись, сказал: – Гуляли вот... Глядим, личность у нас на дачах новая объявилась. Дай, думаем, зайдем, попроведаем...

  – А тебя, слышь, братан, ништяк кормят, – напомнил о себе товарищ Гарика и протянул лапу к мисочке.

  За разговором незаметно подвигался к еде и Гарик, продолжая между тем светскую беседу:

  – Погода сегодня замечательная!.. В гости хорошо ходить...

  – Особенно туда, где хорошо угощают, – уточнил Ништяк и нежно погладил лапой лежавший к нему поближе кусок минтая.

  – Да, – согласился с ним Гарик. – Туда, где могут помочь бедным, несчастным, бездомным кискам...

  – Ты бы, в натуре, угостил гостей-то! – уже без всяких церемоний сказал трехцветный Ништяк.

  – Выполни, так сказать, долг гостеприимства, – поддержал его Гарик, облизываясь.

  Демагогу стадо стыдно, что он, воспитанный профессорский кот, оказался вдруг таким невежливым и не пригласил гостей к столу. Демагог отступил на шаг от своей посуды, а Гарик с товарищем, будто этого только и ждали, набросились на еду.

  Некоторое время слышались чавканье, хруст разгрызаемых костей, сопенье. Демагог, евший всегда с чувством, не спеша, просто диву давался, с какой невероятной скоростью исчезают в утробах Гарика и Ништяка его рыба и сметана. Не прошло и минуты, а мисочка с блюдцем уже опустели.

  Ништяк ухватился было за колбасу, но Гарик тут же отвесил ему крепкую затрещину:

  – А про пахана забыл?

  – Ребята, и мне оставьте, – напомнил о себе Демагог. – Я же ведь еще не обедал.

  – Перебьешься! – грубо оборвал его Ништяк, обиженно потирая ушибленное место.

  – Видишь ли... – не в пример дружку вежливо стал объяснять Гарик. – Есть одно обстоятельство... За угощение, конечно, спасибо. Все было очень вкусно. Но вот этот кусочек, – прижал он лапой ливерный цилиндрик, – мы обязаны отнести пахану.

  – Вашему папе? Он, наверное, больной и голодный? – спросил Демагог.

  Переглянувшись, коты насмешливо фыркнули, однако Гарик, тут же сделав постную мину, подтвердил:

  – О, да! Очень больной и очень голодный!

  – Каждый день, понял, кормим и никак не нажрется, – хмыкнул Ништяк и сразу же примолк под тяжелым взглядом Гарика.

  – Тогда, конечно, тогда берите... – судорожно сглотнув, отвел взгляд Демагог от колбасы.

  – Молодец! – похвалил Гарик. – Настоящий друг больных и голодных кошек.

  – Ништяк парнишка! – согласился его напарник.

  Обеда Демагогу было очень жалко. Но утешало, что помог сразу трем голодным бездомным кискам.

  – Тебя как звать-то? – спросил Гарик.

  – Демагог.

  Коты снова переглянулись. Теперь уже с недоумением.

  – Можно просто Дима, если хотите.

  – Это другое дело, – сказал Ништяк.

  – Ну, пока, Демагог! – попрощался за обоих Гарик.

  Ништяк схватил в зубы колбасу и направился к смородине. Гарик последовал за ним.

  – Да, чуть не забыл, – остановился он возле самых кустов. – Твой день – среда.

  – Мой день? – удивился Демагог.

  – Ага, твой. Мы к тебе будем по средам приходить обедать. Правило у нас здесь такое: одна кошка угощает нас по понедельникам, другая – по вторникам, и так далее. Твой день будет среда. Запомни. Сегодня – не считается. Сегодня – просто знакомство. И не вздумай прятаться. – Взгляд угольно-черного гостя стал угрожающим. – Все равно найдем. У нас длинные лапы. Ладно, до среды!..

  Незваные гости скрылись в кустах смородины, а Демагог, чувствуя, как пусто и неуютно у него в желудке, подумал, глядя им вслед: «Странные какие-то...».

  ГЛАВА 7. Подайте киске на «Вискас»!

  На следующее утро, после завтрака, Демагог увидел возле крыльца ожидавшего его Минтая.

  – Очень хорошо, что зашел! – обрадовался Демагог и спросил:

  – Чем будем заниматься?

  – Хочешь, я тебе наш дачный поселок покажу?

  – Конечно!

  Демагогу и в самом деле хотелось получше узнать не только свою улицу Счастливую, но и соседние улицы. А со старожилом Минтаем сделать это гораздо проще.

  Коты припустили вверх по переулку-щели. Демагог едва поспевал за легким Минтаем.

  На пригорке переулок незаметно перешел в улицу, которая вскоре влилась в другую, ровную и широкую, посыпанную желтым гравием. По ней в обоих направлениях спешили люди с сумками-тележками, рюкзаками, ведрами, авоськами...

  – Улица Центральная! – бросил на ходу Минтай, как кондуктор в трамвае, объявляющий остановки, и тут же посоветовал: – Не лезь на середину, прижимайся к заборам, а то, неровен час, под ноги кому-нибудь попадешь или под машину.

  Демагог вспомнил, что именно по этой улице несли его вчера в сумке. Значит, где-то там, впереди, станция.

  И он не ошибся. Вскоре показались железные ворота – главный вход в дачный кооператив (как пояснил всезнающий Минтай). За воротами виднелась платформа железной дороги. Вот взвизгнула электричка и, со шмелиным гудением набирая скорость, поползла мимо них.

  – Стоп! – вдруг предупреждающе поднял хвост Минтай и поспешил за ствол кривой березы, росшей возле дорожки, которая вела на платформу. – Сейчас электричка из города прибудет. Посмотришь, какая потеха начнется.

  Демагог недоуменно уставился сначала на приятеля, потом на дорожку, вдоль которой началось малопонятное для него движение. Молодуха в белой косынке торопливо выставляла из большой сумки банки с молоком. Даже сквозь стекло вид его возбуждал аппетит. Демагог с Минтаем невольно облизнулись. Бородатый мужик рядом с ней раскладывал на пеньке еще трепыхавшихся окуньков. За ним пристроились тетка с ведром картошки и бабуся с пучками редиски, два шустрых пацана с газетами, в которых «есть все программы телевидения на следующую неделю»...

  – Не туда смотришь. Вон туда гляди! – показал Минтай в самый край стихийного пристанционного базарчика, где дорожка, огибая старую почерневшую корягу, поворачивала к платформе.

  Демагог увидел у коряги странное существо: кошачьего вроде обличия, однако с черной повязкой на левом глазу, отчего смахивало оно на присевшего отдохнуть пирата. Неопределенного цвета шерсть его была всклокочена, словно после хорошей трепки. Но больше всего в этом кошкообразном существе Демагога поразили две вещи.

  Во-первых, табличка на его шее. И не табличка даже, а тетрадный листок в клетку, на котором жирными корявыми буквами было нацарапано: "Дамы и господа! Не проходите мимо! Подайте несчастной киске-инвалиду на «Вискас». А внизу, чуть помельче, приписка: «Не откажусь и от кильки в томате, и от других продуктов».

  А во-вторых... О, во-вторых!.. Существо сидело не как все нормальные кошки, а в позе очень уставшего человека – оперевшись спиной о корягу и вытянув задние лапы. Зато правую переднюю лапу существо протягивало навстречу идущим с электрички пассажирам.

  Последнее поразило, пожалуй, больше всего. И... задело самолюбие Демагога. А тут еще Минтай масла в огонь подлил.

  – Видал? – засмеялся он. – Не ты один, оказывается, умеешь лапу протягивать.

  После этих слов Демагог почувствовал себя не просто уязвленным, но и оскорбленным, потому что он лапу не протягивал, а подавал – большая разница!..

  Между тем толпа пассажиров становилась все гуще. На базарчике развернулась бойкая торговля.

  И тут до ушей Демагога донеслось жалобно-тягучее слезливое мявканье. Он и сам, бывало, издавал такие звуки, когда подолгу сидел дома один и начинал тосковать. Мявканье тем временем перешло в душераздирающий, почти собачий скулеж. Голова и протянутая лапа одноглазого мелко тряслись.

  Катившаяся мимо толпа к необычному попрошайке относилась по-разному. Одни совершенно не обращали на него внимания: и не такое, мол, в нынешней жизни увидишь. Другие, приостановившись, читали табличку, смеялись и шли дальше. Находились, однако, и сердобольные. Время от времени о дно старой алюминиевой плошки, которую попрошайка пристроил между задних лап, звякали монеты, а сбоку, на разостланной газетке, стали появляться разные съедобные вещи: булочка, кусочки колбасы, пластики сала, яйцо, мясные обрезки, рыбий хвост...

  Побирушка свою заунывную песню продолжал до тех пор, пока не прошел мимо него последний пассажир электрички.

  – Кто это? – спросил Демагог.

  – Кривой Боцман, – сказал Минтай.

  Дорожка совсем опустела. Торговцы стали подсчитывать выручку. И тут Демагогу пришлось удивиться еще раз. Нищий стянул с глаза черную повязку и оказался самым обыкновенным уличным котом. Как и полагается представителю кошачьего племени, он встал на четыре лапы, деловито обнюхал продукты на газетке, потом, запустив одну лапу в плошку, побрякал монетами, словно пересчитывая...

  – Видал артиста?! – весело покрутил головой Минтай.

  – А я подумал, что он и вправду нищий, – признался Демагог.

  – Правда или неправда, но он этим делом кормится. Все время тут торчит. Каждую электричку встречает. Пойдем, познакомлю.

  Минтай высунулся из-за березы, но тут же отпрянул, прошептав:

  – Лучше подождем немного... Пока эти двое не уйдут.

  Кто именно – он не пояснил. Терзаемый любопытством Демагог выглянул из-за дерева и увидел, что Кривой Боцман уже не один, а в компании двух злобно шипящих котов. Демагог сразу узнал их: и угольно-черного Гарика, и трехцветного Ништяка.

  Обиженно урча, Кривой Боцман отступил от газетки со снедью, а вчерашние гости Демагога, точно так же, как и накануне, на его даче, жадно набросились на чужую еду. Они сожрали по куску колбасы, заели ее мясом. Ништяк вцепился было в куриное крылышко, пожертвованное кем-то из пассажиров, но – все повторилось в точности, как вчера, – немедленно получил оплеуху..

  – Это пахану! – зашипел Гарик.

  – Я ему и собирался нести, – стал оправдываться Ништяк.

  – Ладно, погнали! – перебил его Гарик и, ухватив зубами куриное крылышко, метнулся в травяные заросли позади коряги.

  Успев подцепить когтем, словно вилкой, пластик сала, Ништяк на трех лапах, держа на отлете четвертую, бросился за ним.

  – Вот теперь пошли, – сказал Минтай и выскочил из укрытия.

  – Привет! – поздоровался он, очутившись возле побирушки.

  – А, Минтай, здорово... – хмуро отозвался осипшим голосом побирушка.

  – Что-то раненько они сегодня, – мотнул Минтай головой в сторону травяных зарослей за корягой.

  – А они точного времени не назначают. Как жрать захотят, так бегут, чтоб им пусто было!

  – А кто они – коты-ворюги? – спросил Демагог.

  – Что ворюги – это точно! Но это их раньше так называли, а сейчас они рэкетиры.

  – Рэки – кто?

  – Рэ-ке-ти-ры, – повторил по слогам Кривой Боцман. – Я вот тут сижу, тружусь в поте лица, лапу, как последняя собака, тяну, слезу у публики вышибаю, а они примчались и – хап-хап! – половины моего заработка как не бывало. Паразиты, в общем!

  – А кем вы работаете! – полюбопытствовал Демагог.

  – Это еще что за кадр? – с подозрением уставился на него Кривой Боцман.

  – Ах, да – познакомьтесь! Это – Демагог. Для приятелей – Дима. Он у нас новенький. Профессорский кот...

  – Оно и видно, что профессорский – жизни не знает, – проворчал Кривой Боцман. – Кем работаю... Какая разница – кем! Дело не в названии, а в результате.

  – И ваше нищенство дает хороший результат? – снова поинтересовался любознательный Демагог.

  – Нищенство?! – вдруг взвился Кривой Боцман. – Кого сказал про нищенство? Это – бизнес! Бизнес у меня такой! Понятно? У каждого свой бизнес! У нас свобода предпринимательства!

  Про бизнес Демагог кое-что, конечно, слышал. Про него сегодня любая мышь в самом глубоком подполье знает. Это когда где-то что-то покупают, а потом то же самое в другом месте продают дороже. Но Кривой Боцман ничего не покупал и не продавал. Он просто выпрашивал подаяния. Демагога, к примеру, если он начинал приставать к домочадцам в надежде выклянчить кусочек полакомее, стыдили, а тут – бизнес...

  – Так как же все-таки дела, бизнесмен? – подмигнув Демагогу, спросил в свою очередь Минтай.

  – Когда как. Смотря сколько народу приезжает. Самый навар, конечно, в выходные. Эх, если бы еще эти прохвосты не требушили...

  – А вы не отдавайте, – снова встрял в разговор Демагог.

  – Ага, попробуй не поделись с ними, гадами, жизни потом рад не будешь. Лучше не связываться. Хотя обидно...

  – С хозяином-то, наверное, лучше было? – сказал с каким-то намеком Минтай. – Никакие рэкетиры страшны не были.

  – Ну уж нет! – решительно запротестовал Кривой Боцман. – Свободу я свою теперь никогда и ни на что не променяю!..

  Бизнесмен-попрошайка в здешних краях появился не так давно, хотя нищенством кормился с младенчества. Обучил его этому бывший хозяин Кривого Боцмана, вначале собиравший подаяние на паперти главной городской церкви, а впоследствии – на кладбище. Здесь он и нашел бездомного котенка, который был тогда еще вовсе не Кривым Боцманом, а просто Васькой.

  Новый Васькин хозяин оказался человеком с фантазией. Он и придумал весь этот спектакль с черной повязкой на глазу, табличкой на шее, протянутой лапой и жалостливым завыванием. Он же и кота из Васьки в Кривого Боцмана переименовал.

  Васька проявил редкие артистические способности, и режиссерские замыслы хозяина воплощал блестяще. Изумленные необычным зрелищем, посетители кладбища охотно одаривали хвостатого артиста кто деньгами, а кто продуктами. На жизнь им обоим хватало. И все бы ничего, да вот беда – на легкие дармовые деньги стал хозяин Кривого Боцмана крепко выпивать. А напившись, гонять своего питомца между могил и швырять в него чем попадя. Однажды, совсем одурев от хмельного зелья, он взял и повесил кота на кресте одной из могил...

  – Хорошо, что мы, кошки, народ живучий. Да и сторож кладбищенский вовремя подоспел, не дал погибнуть, – рассказывал о своих злоключениях Кривой Боцман, угощая Минтая с Демагогом остатками снеди. – После этого случая я с ним распрощался. Спер табличку "Подайте киске на «Вискас» и «сделал ноги». Сначала пробовал в городе самостоятельно работать. Но там конкурентов тьма. На каждом углу свой нищий. И все злющие, будто я у них последний кусок отнимаю. Убить готовы. Пошел я тогда на вокзал. И там не лучше. Тогда я сел в первую попавшуюся электричку и... Теперь вот здесь работаю. Свою фирму открыл...

  – Кривой Боцман и компания... – хохотнул Минтай.

  – Да нет, один, без компании. Хотя в компании, наверное, интереснее.

  Кривой Боцман помолчал, вылизывая лапу, потом провел ею по морде и с неожиданной завистью сказал:

  – Хорошо вам, братишки! Хозяева у вас нормальные, и жизнь путевая, без проблем. А тут крутишься, крутишься... Охрипнешь, воя. И лапа устает сильно. Думаете, просто ее протянутой держать? Это собаке – раз плюнуть, а кошке тут особый талант нужен.

  У Минтая весело сузились зрачки, и он попросил Демагога:

  – Дима, докажи ему, что не он один такой талантливый – поздоровайся с кисой!

  Демагог охотно протянул Кривому Боцману лапу. У кота-попрошайки глаза полезли на лоб.

  – Ну ты даешь! – восхитился он. – У тебя даже лучше получается, красивше. Слушай! – вдруг загорелся Кривой Боцман. – Давай вместе работать! Будет у нас с тобой компания. Правда... – Он с сомнением осмотрел Демагога. – Крупноват ты для голодного нищего. И гладкий вон какой. Могут не поверить. Но ничего, – сразу же нашелся попрошайка, – мы тебя за карликового тигра выдадим.

  – Не хочу быть карликовым, – заупрямился Демагог.

  – Хорошо, будешь обычным тигром. Скажем, что в зоопарке плохо кормили, потому и не вырос, как надо.

  – Нет, – все-таки отверг предложение Кривого Боцмана Демагог. – Мне твой бизнес не нравится.

  – Жаль, – вздохнул Кривой Боцман. – Мы бы с тобой... Ладно, тогда просто так заходите, в гости. Поболтаем. Я всегда где-нибудь тут, поблизости.

  ГЛАВА 8. «Ам – и нету!»

  Сразу после завтрака Демагог отправился на прогулку. Сначала он решил обойти вокруг дома, потом навестить Минтая или забежать к Пуфику.

  Демагог не спеша шел к калитке и с наслаждением вдыхал аромат летнего утра.

  Трава возле штакетника искрилась бусинками росы и манила попробовать ее на вкус. Кот пожевал одну травинку, другую, потом еще и еще... Некоторые оказались очень даже вкусными.

  Вдруг странное шуршание возле деревянной загородки у штакетника, в которой хранился перегной, заставило его замереть. Кто-то там шевелился – то ли собираясь выбраться наружу, то ли, наоборот, спрятаться подальше.

  Тело кота напружинилось, ноздри затрепетали, ловя запахи...

  А пахло тут, помимо терпкого июльского разнотравья, навозом, смородиновым листом, олифой, которой было пропитано дерево дачного домика, и еще чем-то вроде бы совсем неизвестным, но в то же время странно знакомым. Запах этот волновал и будоражил кота, вызывая в нем неведомое доселе чувство охотничьего азарта.

  Трава возле загородки вновь легонько колыхнулась, и, больше уже не раздумывая, подстегиваемый проснувшимся инстинктом, кот совершил стремительный прыжок. Чуть не врезавшись в неструганные доски загородки, он почувствовал, как из-под его лап выскользнуло что-то мягкое и теплое. Демагог заозирался – куда ж оно подевалось? – и тут справа, в метре от себя, рядом с кустом смородины, увидел махонькое серенькое существо с хвостиком-бечевочкой. Была им обыкновенная мышка-полевка. От нее-то, невзрачной этой зверюшки (какой, впрочем, Демагогу до сих пор встречать не приходилось) и исходил подсознательно знакомый и так взволновавший его запах.

  Еще прыжок – и вот мышь в лапах Демагога!

  Кот гордо огляделся. Увы, рядом никого не было, никто не видел, как ловко поймал он зверя. Нет, это совсем неинтересно! Надо, чтобы кто-то полюбовался на его добычу и разделил с ним его охотничью радость.

  Наташа!..

  Конечно же, надо показать трофей Наташе! Схватив зубами мышь поперек туловища. Демагог поспешил к крыльцу.

  – Мама, мама! – позвала Наташа, увидев приближающегося Демагога. – Смотри, наш Дима что-то в зубах несет.

  Мама выглянула из двери.

  Демагог достиг крыльца и с важностью положил добычу к ногам Наташи.

  – Мышь, мама, мышь! – взвизгнула Наташа и взлетела на перила крыльца.

  Издав пронзительный вопль, в мгновение ока мама оказалась рядом с нею.

  Демагог с удивлением смотрел на них снизу, со ступенек, и никак не мог понять, отчего они вдруг так переполошились. Сейчас они и сами походили на перепуганных мышек, увидевших перед собой страшную кошку.

  – Дима, сейчас же унеси отсюда эту гадость! – закричала мама.

  Демагог обиженно подхватил добычу и вернулся туда, где ее поймал. Он положил мышь на землю рядом с серыми камнями фундамента и стал раздумывать, что же делать с нею дальше.

  Мышь тем временем пришла в себя, встрепенулась, к удивлению кота, встала на задние лапки и, прижавшись спиной к граниту фундамента, тонко заверещала.

  Демагог осторожно дотронулся до зверушки лапой и почувствовал, что ее всю трясет.

  Боится, понял он, и еще больше задумался. Природный кошачий инстинкт властно требовал: съешь ее, съешь! Но сердце доброго домашнего кота, не знавшего ни злобы, ни ненависти, упорно противилось этому требованию.

  – Ну чего стоишь – рот разинул? – услышал Демагог неожиданно рядом с собой. – Голову ей откусывай, голову!

  Демагог повернулся на голос и увидел старого облезлого кота.

  – Как – откусывай? – недоуменно воззрился на него Демагог.

  – Как, как... – проворчал незнакомец. – Зубами. Ам – и нету!

  – Но она же живая!

  – Будет дохлая.

  – И она такая маленькая, беззащитная...

  – Ты что – дурак совсем? – посмотрел на него, как на ненормального неожиданный гость. – Она же – мышь! Понимаешь, мышь! А кошкам мышей полагается ловить и есть.

  – Но я минтаем питаюсь, – возразил Демагог.

  – Поди, еще и вареным, – усмехнулся незнакомец.

  Мышь между тем сделала отчаянную попытку спастись и метнулась в сторону кустов. Но не тут-то было: старый кот мгновенно перехватил беглянку. Раздался характерный хруст – и в следующее мгновение Демагог увидел вместо еще секунду назад живой мыши обезглавленную тушку.

  – Вот так! – удовлетворенно сказал гость после некоторой паузы, заполненной пережевыванием мышиной головы. – Учись, пока я живой! – назидательно поднял он правую переднюю лапу. – А то ты, поди, и живую мышь в первый раз увидел?

  Демагог утвердительно кивнул, а незнакомец укоризненно покачал головой:

  – Эх, молодежь, молодежь! Ничего-то вы не знаете, не умеете, главное свое кошачье предназначенье забыли. С мое бы мышей да крыс половили, вот тогда...

  – А вы кто?

  – Степан-ветеран я. Надеюсь, слышал?

  – Нет, – признался Демагог.

  – Ну, молодежь!.. – совсем рассердился Степан-ветеран. – Такого заслуженного кота, как я, не знать! Да мое имя скоро в Книге рекордов появится...

  Эта книга в доме профессора была, и Демагог знал, что в ней записаны самые невероятные рекорды: например, самая длинная в мире сосиска, или самая маленькая кошка, но чтобы стали в ней сообщать об этом вот коте...

  Демагог недоверчиво покосился на Степана-ветерана. Совершенно ничего примечательного! Обычный дворняга. Местами даже шкура до кожи протерлась. Такого ни к одной кошачьей выставке и близко не подпустят.

  – Не веришь? – перехватил его взгляд Степан-ветеран. – Напрасно. Я честный кот-работяга, и никогда не вру. Если сложить всех мышей, которых я за свою жизнь переловил, получится гора выше вашей дачи.

  Демагог взглянул на обезглавленное мышиное тело, потом на уходящую отвесно вверх стену дома... Нет, такого количества мышей он представить себе не мог.

  Между тем Степан-ветеран вовсе не бахвалился, не привирал, как многие охотники, а говорил чистую правду. В кошачьем мире был он и в самом деле явлением выдающимся, несмотря на свою беспородность и невзрачность.

  Родился Степан на обувной фабрике, и вся его жизнь, до самой пенсии, прошла в ее стенах, дворах и подвалах. Охотничьи способности проявились в нем очень рано: первого мышонка он изловил, едва прорезались глазки. С тех пор счет охотничьим трофеям стремительно рос.

  Надо сказать, что для кошек фабрики (а было их здесь несколько десятков) ловля мышей и крыс была не развлечением, а работой. Да, да, самой настоящей работой. Кошек здесь держали (и на казенный счет содержали) именно для того, чтобы не дать расплодиться грызунам. Никаких других способов борьбы с ними, кроме кошек (и чего только не перепробовали на фабрике с этой целью!), не годились, поэтому одно поколение кошек сменяло другое, и котята, едва став на ноги, приобщались к охотничьему ремеслу своих родителей.

  И рабочие фабрики, и администрация здешних кошек ценили и уважали за добросовестный труд и преданность родному предприятию. Наравне со всеми им объявляли благодарности, давали премии (копченой колбаски особо отличившимся, например). О «кошачьем отделе» даже писала заводская многотиражная газета. В общем, кошки на обувной фабрике были полноценными членами трудового коллектива.

  Однако Степан быстро превзошел всех фабричных истребителей грызунов и в чутье, и в ловкости, и в стремительности броска, и особенно в отважности.

  Причем тут отважность, спросите? А представьте себе здоровенных фабричных крыс со злобно горящими угольками глаз, некоторые из которых и сами ростом чуть ли не с кошку, и тогда поймете". Но Степана они не страшили, и молодой охотник вскоре стал настоящей грозой крысино-мышиного племени. Едва заступал он в ночную смену, как по мышиному радио по всем закоулкам фабрики разносилось: «Внимание всем постам! На дежурстве – Степан!».

  Только не надо думать, что грызуны раз и навсегда смирились со своей участью, и служба шла у Степана без сучка и задоринки. Сколько раз мыши пытались перехитрить кота, да не тут-то было! Чутье Степана никогда не подводило: он всегда оказывался в нужное время в нужном месте. Не оставались в долгу и крысы. Время от времени они сбивались в стаю и сами пытались нападать на него. В жестоких этих схватках Степану приходилось нелегко (шкура его хранила множество следов от крысиных зубов и когтей), но сила, ловкость и отвага помогали ему с честью выходить из таких переделок.

  Из тринадцати прожитых лет двенадцать Степан-ветеран провел на фабрике.

  Один из журналистов заводской их газеты, готовя очерк об их «кошачьем отделе», решил выяснить, сколько же грызунов уничтожил хотя бы один из его служащих. Выбор свой он остановил на Степане-ветеране. И когда подсчитал (как он это сделал – совершенно секретная журналистская тайна), был потрясен: получалось, что за свою жизнь кот Степан истребил более двадцати тысяч мышей и крыс!

  Сенсационная эта новость обошла тогда страницы многих газет. Степана фотографировали, показывали по телевизору. А журналист, сосчитавший его трофеи, пошел на повышение: стал корреспондентом городской газеты. Что касается Степана-ветерана, то его через некоторое время... отправили на пенсию.

  – Я бы мог еще работать и работать, так нет же!.. – Старый кот сокрушенно вздохнул, заканчивая свой рассказ.

  – Но почему же вас не оставили на фабрике? – удивился Демагог, с громадным интересом выслушав историю жизни выдающегося охотника. – Не нужна стала ваша работа?

  – Как это не нужна? – обиделся Степан-ветеран. – Да ты знаешь, сколько мы от грызунов кожи и готовой обуви спасли? Журналист Володя – ну, тот самый, который моих мышей подсчитал, – говорил, что если собрать спасенную нами обувь только за один год, то ею можно было бы обуть громадный дом квартир на двести! Представляешь?