Текст книги "Комиссар (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Комиссар

1

По узкой плохой дороге медленно продвигались вперед, лениво переставляя копыта, три лошади. Возглавлявший колонну всадник в черном кожаном плаще и фуражке с широким козырьком отсутствующим взглядом блуждал по окрестностям, изредка поглядывая на механические часы на левой руке и недовольно цокая языком.

Двое других были одеты в одинаковые серые шинели, у каждого через плечо перекинута винтовка, оба молодые, но уже с измождёнными взглядами. У того, что по виду старше, через всё лицо тянулся уродливый шрам, один глаз отсутствовал. В седле они держались плохо, было видно, что не привыкли к верховой езде и не могли дождаться, когда доберутся до ближайшего села.

– О-бо-ленс-кое, – прочитал по слогам мужчина со шрамом. – Будто в честь вас названо, Кирилл Ваныч.

Кирилл Иванович Оболенский, двадцатитрехлетний комиссар, посмотрел на Захара, с которым познакомился ещё в начале революции, хмыкнул.

– В честь меня и названо. Точнее, в честь моего рода. Моему отцу когда-то принадлежало.

– Нас поэтому сюда направили? – спросил Захар.

– Нет. Село случайно у нас на пути. Узнать, установилась здесь народная власть или нет, будет не лишним. Да и выспаться под крышей можно для разнообразия.

Захар и второй солдат, Гришка, радостно переглянулись, повернули вслед за комиссаром направо от купеческого тракта.

– А война-то не коснулась этих мест, – отметил Захар, глядя на вырисовавшиеся на склоне у реки стройные крестьянские дома. – А это что такое? – он приложил правую руку к голове на манер козырька, защищая глаза от солнца, и посмотрел на внушительных размеров замок, выполненный в стиле Темных веков.

– Отец был большим поклонником рыцарского периода на Западе, – сообщил Кирилл. – При нём замок и возвели. Впечатляет, не правда ли?

– Я думал, такую махину только в столице можно увидеть, – сообщил Гришка.

Однако на деле строение смотрелось безвкусно и неуместно на фоне крестьянских построек.

– А у крестьян дома какие, загляденье, – сказал Гришке Захар. – У нас завалюшки, а здесь прямо хоромы.

– Крестьяне тут богатые, – подтвердил Кирилл. – Не думаю, что тут есть народники и им сочувствующие, потому будьте осторожны в высказываниях и не больно-то рвитесь агитировать. У многих дети на фронте погибли, потому мир, да еще и с такими территориальными потерями их не обрадовал. Скорее всего, нас ждёт холодный приём.

Сельчане действительно были людьми обеспеченными – наделы большие, всюду паслись отары коз, в каждом дворе была как минимум одна корова или лошадь. На полях колосились сельскохозяйственные культуры, непохожие на те, что встречались на остальной территории Республики. Дома были большие, глиняные, построены на славу, жители, попадавшиеся комиссару и его подручным, упитанные, румяные, на всадников пытались не смотреть. Кирилл попробовал завести разговор с одним мужичком, но тот отрезал:

– К голове езжай, я в таких делах не полноместен.

Не поняв, что имел в виду мужик, Кирилл уточнил, где живёт голова.

– А вот тот дом, на пригорке, что над всем селом возвышается.

Голова жил в настоящих хоромах: нарядный кирпичный дом, красивое крыльцо, искусно выполненные ставни. Сам он оказался бородачом лет сорока с большим пузом, сальными губами и глубоко посаженными маслянистыми черными глазами.

– Чьи будете, господа-товарищи? – спросил он, уже зная ответ на свой вопрос.

– Мы представители правительства Республики. Я комиссар Оболенский, это мои подручные. По поручению наркома обороны мы прибыли с официальным визитом, выяснить, образованы ли у вас органы народной власти либо управляетесь по-старому.

Голова с прищуром посмотрел на комиссара: оберег, болтавшийся на шее мужчины, заговорённый меч на поясе, манера разговора выдавали высокородного юношу. Неужто из числа предателей, переметнувшихся от царя к народникам?

– У нас тут всегда народная власть была, товарищ комиссар, – ответил он спустя какое-то время, – потому управляли и управлять будем по-старому.

– Как угодно, – Кирилл не собирался агитировать и убеждать организовать местное Народное Собрание. Их на восток не за этим послали. – Ночлега у вас приехали просить, товарищ… – Кирилл вопросительно посмотрел на голову. Хоть Оболенский и часто бывал в этом селе в детстве, крестьян по именам он почти не знал.

– Полевой Никита Алексеевич, – представился голова. – Ночлег мы само собой предоставим, но раз уж вы представители власти – правильно я понимаю? – то будьте добры и нашу просьбу уважить. Замок Оболенских видите – голова развернулся и ткнул пальцем в сторону возвышающегося над селом строения. – Засели там бандиты. Себя властью называют, с нас налоги требуют, говорят, мол, сам царь их назначил. А вы вот, как понимаю, говорите, что царя больше нет. Правильно я понимаю?

– И сколько там засело? – спросил Кирилл.

– Дык, почем знаю. Гуторят, волшебник у них за главного.

– Волшебник?! – глаза Кирилла округлились, он оглянулся и посмотрел на солдат.

– Волшебник-волшебник, – утвердительно кивнул голова. – Кличут они себя адместрацией, да добро у нас отбирают. Как-то приходили сюда нарармейцы, так они их поубивали, головы поотрубали, да в речку. Мы тут люди маленькие, сами не знаем, что в столице делается, кто у власти, потому им и платим. Но раз вы приехали, значит у власти не царь, а комиссары, правильно я понимаю?

– Правильно, – согласился Кирилл.

– Выходит, в замке разбойники сидят, да нас грабят, а вы, как представители власти, должны порядок навести, водворить, так сказать, законность. Не прав?

– Правы, – снова согласился Кирилл. – Поступим вот как – вы расскажете всё, что знаете, мы к замку съездим, посмотрим со стороны, что да как, а там решим. Если там не разбойники, а народоборцы в большом количестве, дождёмся Народной Армии и пойдём на приступ.

– Какой ещё армии? – настороженно спросил голова. – За вами армия идёт?

– Нет, армии за нами не идет, но как только я доложу обо всём наркому обороны, её сюда направят.

Голова кивнул.

– Если разбойников немного и нам по силам, сами с ними справимся, – закончил Кирилл. – Так что вам о них ещё известно?

– А известно немного – как я уже сказал, приходют раз в месяц, требуют налоги, берут хлебом и уходят. Не безобразничают, не грабят, как нарармейцы, – он бросил полный упрёка взгляд в сторону Кирилла, – забирают сколько положено и уходют.

– А сколько их обычно?

– Человек пять, не больше.

– Волшебника вы сам не видели?

– Нет, не видел. Но люди гуторят.

– Понятно. Вы обещали нам ночлег. Покажите Грише, куда можно сложить вещи, коней поставить, а мы с Захаром прогуляемся к замку, – Кирилл повернулся к своему изуродованному товарищу. – Винтовку с собой возьми.

Сам комиссар слез с лошади, поправил ножны, достал из вьюка кобуру с пистолетом Павлова, прицепил её на пояс. Захар с винтовкой за спиной, ремень которой был перекинут через левое плечо, уже дожидался. Быстрым шагом они вдвоём стали подниматься по широкой сельской дороге вверх.

– Близко подходить не будем. Если они вооружены, могут обстрелять. Нам бы со стороны посмотреть, – проинструктировал Кирилл своего подопечного по дороге.

Они остановились метрах в семистах от замка. Вокруг никого не было видно, Кирилл позволил себе немного поностальгировать.

– Почти ничего не изменилось, – заметил комиссар. – Вон в той роще рядом с замком мы с отцом часто гуляли, беседовали. Её посадили здесь специально по приказу папы. Он любил пешие прогулки среди деревьев, а вокруг одни луга, да невысокие пригорки. Вот и засадили всю территорию за замком дубками, березами да кленами. Когда участок продавали, рощица так разрослась, что грозила превратиться в целый лес.

– Богач был ваш батенька, – заметил Захар.

– Богач, – согласился Кирилл. – Так гордился, когда я в гвардию поступил. Хвастал, что наш род за три поколения от крепостного до гвардейца поднялся. Грезил идеалами прошлого. Верил в царя, Отечество. Умер, когда получил известие о моей гибели на фронте. В штабе ошиблись, а человека не воротишь.

Захар ничего не стал добавлять – его история была куда проще: после смерти отца, оставшись одна с четырьмя детьми, мать подалась на работу в бордель – единственное место, где она могла получать достаточно средств, чтобы содержать семью. Захару не в чем было её упрекнуть – она старалась обеспечить детей всем необходимым, смогла дать какое-никакое образование, благодаря которому он стал не рядовым рабочим, а помощником инженера. Однако профессии матери он всё равно стыдился и без большого желания отвечал на её письма, которые она продолжала ему слать.

– Будто никого внутри нет, – заметил Кирилл, нарушив затянувшееся молчание. – Следы от телеги видишь? Ведут ведь не в деревню, рощу огибают и на восток уходят, под горку. Лукавит голова, не простые разбойнички в замке. Вопрос в том, за кого местные. Расскажут, кто ездит в замок, как думаешь?

– А оно нам нужно, Кирилл Ваныч? – спросил Захар. – Мы ж в комиссариата Ельска направлены, а не воевать с бандюками, терроризирующими крестьян.

– Так-то оно так, да разобраться в этом деле всё равно хочется. Пошли обратно в деревню, снова поговорим с Полевым.

Когда они вернулись, Гришка уже дожидался их у забора головы.

– Кирилл Иванович, – подбежал он к комиссару, – как-то недружелюбно на меня тут смотрят. Может, заночуем где ещё? Плохое предчувствие у меня.

– Посмотрим, – отмахнулся Оболенский. – Переговорю с головой, а там решать будем.

Без стука войдя в богато обставленный дом – на стенах обои, у стен сундуки и всевозможная мебель, начиная со шкафов и заканчивая письменным столом и диваном, который уместнее смотрелся бы в модном столичном салоне – Кирилл стал разыскивать голову. Раздраженный Никита Алексеевич столкнулся с ним у дверей в кухню.

– А тебя кто сюда впускал, шельма? – зло бросил он. – Шею тебе намылить, чтобы не повадно было по чужим домам лазать?

– Хамить не нужно, – Кирилл без боязни посмотрел в глаза Полевому. – Дело срочное, вот и вошел. Я осмотрел замок, никого не увидел. Сидят в подвале?

– Я почем знаю. Спустись туда и выясни, раз уж комиссар.

– А кто на телеге к ним ездит, знаешь?

– Нет, не знаю.

Оболенский недоверчиво посмотрел на Полевого.

– Богато для простого селянина домик у тебя обставлен, Никита Алексеевич.

– Это не твоего ума дело. Разбойников прогонишь или пускай дальше нас грабят?

– А там не разбойники, Никита Сергеевич. И ты это знаешь. Но прогнать их я прогоню. Это тебе обещаю.

– Буду признателен Народной Республике и партии народоборцев, – не скрывая иронии, произнес голова. – А теперь выметайся из моего дома подобру-поздорову.

Кирилл ничего не ответил, неторопливо ушел. Приказал нарармейцам отправляться на ночлег, но Захара задержал.

– Слушай сюда, – Оболенский наклонился к своему изуродованному товарищу. – Сегодня я объявлю обет молчания, продержу его до утра, потом спущусь в подвалы. Ты остаешься за старшего. Крестьянам не доверять – они колонисты, богаты, господ не знали, народников недолюбливают и землёй делиться не хотят. Не верю голове, что не знает, кто помогает чародею. Гришка пороху не нюхал, может быстро сломаться, потому за ним глаз да глаз. Лучше всего, если переждёте где-то за границами села. Вечером должен буду вернуться. Если нет, езжайте назад и доложите о случившемся, пускай посылают сюда полноценный отряд. Всё понятно?

– Кирилл Ваныч, – неуверенно поглядел в его сторону Захар, – так может ну его? Дождёмся артиллерии, дворец с землёй сравняем, там волшебника и похороним.

– Ради одного волшебника волочь сюда артиллерийский расчёт? Уволь, голубчик, – комиссар посмотрел на свой заговорённый меч. – Сам я с ним справлюсь.

– Уж будьте осторожны. Привязался я к вам. Под вашим начальством хоть под пулемёт, хоть под копыта.

Кирилл похлопал нарармейца по плечу.

– Не кручинься, Захар. Бог не выдаст, свинья не съест, – вложив меч в ножны, комиссар проверил пистолет, вставил магазин с простыми патронами, прицепил на пояс ещё несколько, закрепил там же пару гранат, два магазина с заговоренными патронами привязал к запястьям обеих рук. Посмотрел на Захара, приложил палец к губам и ушёл в лес.

…

Утром, после ухода комиссара, Захар и Гришка добрались до купеческого тракта, ни о чем не разговаривали. Израненный нарармеец не стал отчитываться перед малоопытным солдатом, но по его лицу Григорий понял, что товарищ нервничает.

– Ну чего молчишь? – не выдержал Гриша. – Расскажи, что случилось!

– Нас с собой брать не стал, приказал оставаться, – выдавил недовольный Захар. – Я ему говорю, артиллерии дождемся, Кирилл Ваныч. А он только отмахивается. Считался, понимаешь, в своем ордене, чи отряде самым искусным, если дело колдунов касалось. При мне двух чародеев укокошил. Но сейчас беспокоюсь я, Гришка. Там же не один чародей. И не верю я этим сельчанам. Поют-то сладко, да настолько, что подташнивает.

– Гляди, – Гриша, быстро утративший интерес к речи Захара, указал на дорогу. С востока торопливо скакало около десятка всадников.

– А это кто такие? – Захар предусмотрительно стянул винтовку с плеча.

– Ты, служилый, не задирай, – раздался голос у Захара за спиной. – Мне тебя подстрелить ничего не стоит.

Захар обернулся – голова и трое крестьян, вооруженные ружьями, сумели подкрасться незаметно, застыли на расстоянии тридцати шагов в придорожном подлеске и взяли на прицел нарармейцев. Лошади очень скоро достигли развилки, примчалось человек двенадцать народоборцев, одного и них Захар признал сразу же – гвардеец Салтыков, служил когда-то вместе с Оболенским.

– Захар?! – удивленно спросил последний. – Кирилл здесь?

– Здесь, – нехотя ответил нарармеец, отдавая винтовку крестьянину.

– Знаешь его? – спросил голова Салтыкова.

– Знаю. А ты сына своего арендодателя не признал?

– Выходит, это тот самый легендарный комиссар? Как же быть? Эразм с ним точно справится?

Салтыков пожал плечами.

– Это уже твоя головная боль, Никита Алексеевич. Мне эти двое нужны, – гвардеец соскочил с лошади, подошёл к разоруженным нарармейцам.

– Тебя как кличут? – обратился он к Гришке.

– Григорием.

– Предан делу народной армии, Григорий?

По испуганному взгляду последнего Салтыков понял, что если и предан, то не слишком крепко.

– Захар, – Салтыков ухмыльнулся и приблизился к своему старому знакомому, – готов умереть за идеалы грабителей и убийц, предателей царя и Отчества?

– Ты, Сергей Митрич, и сам знаешь. Уж не первый день знакомы. А по поводу предательства, так то не я слово давал, что против Народного Собрания меча не подниму, не меня из крепости под честное слово выпускали. Тут, знаешь ли, разобраться нужно, кто из нас предатель.

Салтыкова его слова не задели, наоборот, он рассмеялся.

– Рад, что время тебя не переменило, и ты остался всё таким же упрямым ослом. Ладно, побеседуем позже. Вы пока свяжите его, – обратился он к остальным народоборцам, – а Григория в сторонку, дело к нему есть.

– Гриша, – осмелился заговорить Захар, видя колебания товарища. – Ты не забывай, что присягу давал, не забывай, что по дороге сюда видел.

Салтыков без лишних слов ударил Захара тыльной стороной ладони по лицу.

– Оскорбления я простить могу, Захар, а вот вредить правому делу не смей. Без разговоров тебя расстреляю.

Упавший на землю Захар озлобленно посмотрел на Салтыкова. Понимая, что тот не шутит, сдержался и промолчал. Народоборцы и крестьяне связали Захара, отпуская при этом оскорбительные комментарии в его сторону, запугивая.

– С такими как ты наш командир не церемонится. Последних из ваших мы четвертовали прямо на площади в губернском городе, – хвастался один.

– А вопили-то они как, – смакуя подробности, вспоминал второй. – Будто резанные. Во всём сознались, вину за все преступления на себя взяли. С тобой будет точь-в-точь. Сначала отпираться станешь, а уж потом заголосишь.

Плохо они знали Захара, если надеялись запугать такими разговорами: шрамы на его лице остались не от взрыва гранаты или снаряда, а от ножа народоборца. Захар тогда попал в плен во время разведки боем. В отличие от остальных держался стойко, чем только разозлил врагов. Решили показательно его казнить, перед этим подвергнуть пытке. Но когда командованию Народной Армии стало известно о разгроме разведотряда, они послали на выручку роту, возглавляемую бывшим царским гвардейцем Оболенским Кириллом Ивановичем. Нарармейцы действовали дерзко, ворвавшись прямо в стан врага и устроив погром. Внезапность и напор, а также фантастическое мастерство Оболенского в обращении с мечом и пистолетом ошеломили народоборцев, пленных удалось отбить, а после ретироваться, понеся минимальные потери. И не смотря на то, что Захар был знаком с Кириллом Ивановичем задолго до того, как комиссар спас Захара, они подружились и привязались друг к другу именно тогда.

Поэтому нынешние попытки народоборцев напустить на него страха могли только позабавить Захара – он умел ценить дружбу и никогда не предаст Оболенского, чем бы это ему не грозило.

Спустя какое-то время вернулся Салтыков.

– Ну что, Захар, с твоим товарищем я договорился, попробую и с тобой, хоть заранее знаю, что не получится. Усадите его, – приказал он солдатам. Те подхватили связанного по рукам и ногам Захара, отнесли к ближайшему дереву, разместили так, чтобы спина упиралась в ствол и его положение напоминало сидячее. – Ты понимаешь, что сегодня твоя жизнь оборвется, и умереть тебе суждено, сражаясь на стороне злодеев? Поди сюда, Никита Алексеевич. Расскажи товарищу, как нарармейцы здесь лиходеили, когда нас гнали к портам.

– Хотели сжечь всё село, убивали и насиловали. Даже детей не жалели. Был с ними и комиссар, так он как пьяным напивался среди ночи, ко мне в дом врывался, выгонял на улицу в одних портках, а сам буйствовать начинал, грозился, что всю деревню заживо похоронит, если не будем законную власть поддерживать. Послабление пришло, только когда окаянных на западный фронт отправили.

– Ты меня упрекнул, – продолжил Салтыков, когда убедился, что голова закончил, – в нарушении данного слова. Что же, правда за тобой. Я соврал, когда пообещал не воевать с вами. Но так ложь моя была вынужденной – вы начали грабить и убивать, все ваши обещания оказались только пустым звуком. Смертную казнь вроде как запретили, а потом снова ввели. Что же прикажешь, ждать, пока меня убьют? Мы так, брат, не договаривались. Поэтому не вижу ничего постыдного в том, что слово своё нарушил. Вот почему ты продолжаешь драться за народников, я не знаю. Вам обещали мир, вместо этого развязали братоубийственную войну, вам обещали зерно, вместо этого начался голод, вам обещали землю, вместо этого ограбили. Так почему ты на стороне защитников простого люда на словах, а на деле убийц, насильников и грабителей?

– Потому что брешешь ты, Сергей Митрич, и не краснеешь. Не мы войну начали, а вы, мы как раз терпели до последнего, не мы грабители, а вы, не из-за нас сюда пришел комиссар, ограбивший это село, а из-за вас. Мы чего обещали, то и исполнили, а вот вы слово данное нарушили, народную власть назвали властью черни, решили, что страной нужно управлять по праву крови, а не совести. А я вот считаю иначе и мнения своего не поменяю, хоть грози ты мне, барин, смертью да пытками.

– Попытка не пытка, – Салтыков улыбнулся, посмотрел на сельского голову. – Оставляю вам. Пока не убивайте. Если Кирилл уцелеет, используйте его, – Салтыков кивнул в сторону Захара, – для торговли, а там извернитесь как-нибудь, да пристрелите комиссара.

– Погодь-погодь! – энергично замахал руками голова. – Это ж что ж получается, ты нас один на один с комиссаром оставляешь, который по слухам в одиночку роту солдат порубить способен?

– Выходит, – кивнул Салтыков.

– А ну-ка стой! – голова ухватил Салтыкова за рукав дорожного плаща. Напрасно. Никто толком не понял, что произошло, но через мгновение сельчанин валялся на земле с заломанной за спину рукой, из его носа струилась кровь. Люди Салтыкова направили пистолеты и винтовки на растерявшихся крестьян.

– А шутить со мной не надо, Никита Алексеевич. Я человек гордый, болезненно-обидчивый. Так, знаешь ли, доиграться можно. Веди себя благоразумно и живой останешься, понял меня?

Салтыков оттолкнул сельчанина, наклонился к Захару.

– После не забудь, что ты мне должен, – прошептал он на ухо нарармейцу. – Мы-то с тобой знаем, что Кирилл стоит целой дивизии, а не роты.

…

В правой руке, отведённой назад, меч, в левой, выставленной вперёд, самозарядный пистолет Павлова. Ноги полусогнуты, к шее плотно прилегает шнурок с оберегом. Корпус согнут, центр тяжести перенёс максимально близко к земле. Рысью комиссар спускается по ступенькам, полушёпотом повторяет слова слабого заговора от морока.

Тьма подвала развеивается, комиссар начинает продвигаться от стены к стене, сливаясь с пыльной темно-коричневой поверхностью. Из-за угла слышен звук чьих-то разговоров.

– … сегодня пойдёт?

– Никита так сказал.

– Веришь ему?

– А чего ж не верить? Он в Западной войне-то участвовал, чай не трус, як народники, наш, боевой мужик.

– Наш-то наш, но народников не видно.

– Жиденькие душонки, видать. Сказал, юнцы зеленые, ружжо держать толком не могут, один, правда, весь в шрамах, да и тот не… – народоборец крякнул. Его собеседник не сразу понял, что случилось, а когда понял, было поздно – комиссар перерезал ему глотку. Оттащил тела из прохода в боковую нишу, вернулся в коридор и спустился на нижний ярус. Он помнил, каждый камешек в стене, каждый поворот лабиринта второго уровня – в детстве он постоянно играл здесь с сыновьями конюха. Знал где скорее всего организуют засаду народоборцы. Точно – голоса доносились из потайной ниши в стене широкого коридора, ведущего к винным погребам. Человек пять не меньше. Не скрывали своего присутствия – видимо, были уверены, что те двое наверху подадут сигнал, когда народники пойдут на штурм. Хотели подкараулить и положить всех разом.

Кирилл врезался ногой в маскировочный тент, вертясь юлой, ворвался в нишу. Поднимаясь снизу вверх, лезвие обагрилось кровью беспечного солдата, тянувшегося за своей кружкой с вином. Уже через мгновение развернув меч параллельно полу, комиссар пронзил грудь второго солдата, пробив кожу и кости, перерезав аорту. Четверо оставшихся опешили, замешкались – за это заплатили ещё двумя трупами, оба повалились на землю с аккуратными порезами у основания горла. Два других завопили, один схватился за винтовку, но не успел ею воспользоваться – комиссар выстрелил, попав точно в левый глаз, ударил ногой в спину второго, изящным движением развернув меч, направил лезвие вниз и пробил спину в области сердца. Все шестеро солдат погибли почти мгновенно, но успели поднять гомон – дальше будет сложнее.

Из коридора донесся шум шагов, комиссар затаился в нише. Ещё двое с винтовками наготове ворвались внутрь. Комиссар напал со спины, перерезал крайнему горло, второму пустил пулю в голову. Но был ещё один, остался в коридоре. Выстрелил! Пуля врезалась в тело уже убитого народоборца, комиссар же сместился вправо, выстрелил в ответ, с расстояния пяти шагов он промахнуться не мог – пуля угодила в лоб, солдат опрокинулся на спину и застыл на месте. С большей частью врагов он наверняка разобрался. Сложнее всего будет с чародеем.

Комиссар вернулся в коридор, по нему открыли огонь ещё двое – один из них в форме гвардейца, опоясан мечом. Кирилл не знал его, значит, в гвардию приняли во время войны. Не соперник.

Стреляя на ходу, комиссар пошёл в атаку. Солдат не успел среагировать, пуля пробила легкое и сердце. Падая, он спустил курок ещё один раз, но попал в потолок коридора, сверху посыпалась пыль. Гвардеец же грамотно сместился за арку, стал стрелять в ответ.

Оберег на груди Кирилла нагрелся – в него попали, но волшебства пока хватало. Палить по себе безнаказанно он больше не позволил – как только гвардеец показался из-за угла, выстрелил. Попал в цель, но пуля отскочила от барьера – у гвардейца тоже был оберег. Кирилл хотел выругаться, но знал, что с каждым лишним словом сила его и без того слабого заговора будет снижаться. Недолго думая, выбросил пистолет, помчался вперёд, игнорируя выстрелы гвардейца, ухватился за рукоять меча и, достигнув арки, описал корпусом полукруг, нанёс мощнейший удар в область груди гвардейца, рассчитывая разом разбить оберег. Лезвие лязгнуло, отскочило. Кирилл не рассчитал сил, инерция понесла его вперёд, он врезался в стену, но тут же развернулся, готовясь снова атаковать. Перепугавшийся было гвардеец уронил пистолет, перебежал к противоположной стене, выхватил меч. Оберег на его шее сильно нагрелся, но выдержал – чародей, прятавшийся в подвале, был сильным.

Размышлять об этом некогда, Кирилл пошёл в атаку.

– Голодранец! – кичливо выкрикнул гвардеец, уклоняясь и пытаясь пронзить своего противника ответной атакой. Он фехтовал самоуверенно, даже нагло, пропускал много слабых ударов, но, казалось, не замечал этого, от сильных же всегда умудрялся увернуться, периодически пробивая блоки Кирилла. Проведя очередную серию выпадов, стал бить наотмашь, один удар достиг цели, оберег на шее Кирилла раскалился. Комиссар отступил на пару шагов, стал уворачиваться и пытался не подпускать гвардейца к себе. Кирилл на две головы превосходил своего противника, но тот был куда лучше защищен, действовать нужно было с умом.

Парировав неуклюжую атаку гвардейца, Кирилл взорвался: обманный финт, удар, разворот, удар прямо в спину гвардейцу, нырок в сторону, лезвие врезалось в живот гвардейца, но было остановлено барьером оберега, отскок, кувырок. Комиссар метнул заговорённый меч, лезвие врезалось и непременно пробило бы грудь гвардейца, но оберег справился.

– Тупица! – выплюнул разгневанный и напуганный, но на этот раз уверенный в своей близкой победе гвардеец, из последних сил бросился на безоружного комиссара. Последний вытянул правую руку, в которой сжимал пистолет, спустил курок лишь раз – заговоренная пуля справилась с барьером, оберег на груди гвардейца вспыхнул, разлетелся на мелкие кусочки. Расходовать ценные патроны комиссар больше не стал, поднырнул под меч, которым отчаявшийся гвардеец попытался его достать, уцепился рукой за запястье врага, упёрся плечом в плечо и с силой толкнул. Гвардеец не сумел удержать равновесия, упал на колено, выронил меч, а в следующую секунду погиб, пронзённый своим же клинком.

Судя по всему, это был последний из солдат. Оставался чародей.

…

У замка голова собрал человек тридцать взрослых крестьян, прошедших через войну и враждебно настроенных по отношению к народникам.

Они замерли в ожидании исхода битвы в замке. Доносившийся оттуда шум свидетельствовал, что комиссар благополучно добрался до коридоров нижнего уровня и методично уничтожал народоборцев.

– Ну и что будем делать, если он и чародея прикончит? – спросил один из крестьян.

– У нас пленник. Никуда не денется, сдастся, – заявил голова, но голос его звучал неуверенно.

Связанный Захар следил за крестьянами, видел страх, застывший на их лицах, и в душе радовался каждому воплю, доносившемуся из замка. Однако смутное чувство тревоги не покидало его. Справится ли Кирилл Иванович с чародеем?

…

Продвигаясь вперёд по темному коридору, комиссар понял, где поджидал его волшебник – на тренировочной площадке. Во времена, когда замком владел отец Кирилла, каменный пол площадки посыпали мелким щебнем, поверх укладывали соломенные маты. Упражнялись не столько в фехтовании, сколько в силовых видах спорта: кулачный бой, борьба.

Кирилл помнил как против него, совсем ещё мальчишки, выпускали крестьянских ребят в два раза старше. Обрадованные тем, что можно поколотить барчука, они придавались своему делу с особым удовольствием, не жалея сил. А после каждого такого урока Кирилл с мокрыми от слез глазами, разбитыми носом и губами подходил к отцу в поисках утешения. Иван Трофимович утешал мальчика, а на ухо шептал:

– Пойми только, что делаю не истязаний ради, а в целях нравоучительных. Прежде чем руководить чернью, ты должен познакомиться с их природой, понять, почему мы поставлены Господом и Царём над ними. По сути, это говорящие животные, не чувствующие жалости. С той же тупой ненавистью, с которой они избивают тебя, они начнут творить всевозможные злодейства, дай им только волю.

Тогда Кирилл верил, но с тех пор прошло пятнадцать лет. Чернь поднялась против господ, а Иван Трофимович умер. Кирилл же возвращался к тому самому месту, где в его душе пытались посеять семена ненависти к родному народу путем бессмысленных и беспощадных истязаний.

Коридор расширялся, за очередной аркой открывалось просторное, обрамленное высокой стеной помещение, к которому вели еще три прохода, расположенные в точности по сторонам света. Щебня и соломенных матов не было, на каменном полу мелом были начерчены три концентрических круга – в центре стоял волшебник. Он знал о приближении Кирилла, но не тронулся с места. Комиссар не торопился входить в зал, скрывался за аркой, готовил пистолет с заговоренными пулями.

В воздухе веяло озоном – очевидно, чародей наколдовывал электрический разряд. Волшебство сильное, Кирилл не был уверен, что его оберег справится даже с одним ударом колдовской молнии, которая достигнет цели. Заболтать, попытаться убедить сдаться? Но тогда заговор от морока перестанет действовать и без того сильный колдун получит дополнительное преимущество. Нет, нужно максимально ослабить защиту чародея и надеяться, что он сам выкажет желание сдаться.

Прикинув количество шагов до соседнего прохода в коридор, Кирилл счёл, что единственной возможной тактикой в данном случае будет пальба с перебежками от одного коридора к другому, в которых он сможет укрыться от молний волшебника.

Закрыв глаза, Кирилл произнёс слова старинной молитвы, которую заучил ещё в детстве. Выбежал из коридора, начал стрелять. Чародей беззвучно повернулся на одних носках, прошептал под нос слова заклинания, выполняя замысловатые пассы руками. Яркая вспышка, жуткий грохот, цепочка молний обожгла стену, Кириллу пришлось кувыркнуться, чтобы уйти от удара, не успел он ещё встать, как тут же последовал второй разряд, третий. Казалось, чародей не мог не попасть, но каким-то чудом, буквально катаясь по земле, комиссар сумел добраться до выхода и скрыться за аркой. Мощнейший разряд ударил в её свод, кирпичи разлетелись в стороны, Кирилла отбросило, оберег нагрелся, но уцелел. Проход был завален, в голове комиссара шумело. Он встал на ноги, услышал приближающиеся шаги – чародей шёл навстречу! Кирилл бросился наутёк – теперь уж он не сомневался, что прямое попадание разом угробит его.

Свернул на первой же развилке, очутился в ещё одном коридоре, ведущем к площадке. Если успеть раньше чародея и нарушить целостность кругов, заклинания не будут столь эффективны. Он ворвался на тренировочную площадку, когда чародей стоял у разрушенной арки и вглядывался во тьму, застал последнего врасплох.