Текст книги "Начало (СИ)"

Автор книги: Алексей Федорочев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

   – Вы, ребята, это, зла не держите. Про Борисова, что вас здесь ставил, я, куда надо, сообщу, ему там вставят. Нате вот, возьмите, – и он сунул нам по небольшой стопке купюр.

   – Зачем нам? – попыталась отказаться Наташа.

   – Ну, как же, барышня. Вам теперь документы новые справлять, обувку... Багаж опять же весь потерялся. Берите. Я ведь понимаю все. Попали, как кур во щи... Раненому вашему я в карман положу, – он действительно вложил в нагрудный карман Шамана деньги.

   – Спасибо, – только и смогли пролепетать мы.

   – Сейчас погрузимся, дождемся погребения, да и отправимся.

   Что он понимал под погребением, я понял только спустя минут пять. С севера прилетела одинокая фигура в МБК, покружилась над местом, да и пульнула файерболом в курган.

   Не, я, конечно, знал, что огневики круты, но чтоб настолько... А ведь я так же бы мог, наверное...

   Еще через пять минут лишь оплавленное пятно на земле да невыносимая вонь напоминали о произошедшем здесь побоище. Волковские сняли фуражки, кое-кто перекрестился, провожая ушедших.

   А я в душе ликовал. Почти до самого конца я опасался, что убитых как-то будут фиксировать, хотя бы фотографировать для последующего опознания. Но пронесло, и наш финт с подменой Шамана остался нераскрытым. Почему я так привязался к этому парню, я и сам не мог себе объяснить. Наверно, потому что это был первый спасенный мною в этом мире человек, и я чувствовал ответственность за его судьбу. Прекратив самокопание, отправился на погрузку. Волковские по возможности удобно разместили нас в кузове грузовика, и мы, наконец, отправились в путь.

   Заливка оказалась большим селом, где нас сначала завезли в больницу, а потом сдали на руки участковому. Проследив за устройством Шамана, я предупредил доктора о вколотых препаратах, и что пациент одаренный.

   – А как зовут-то хоть его? Что в карте написать?

   Тут-то я и осекся. Шаман и Шаман, а вот имя-фамилию я и не знал никогда.

   На помощь пришла Наталья:

   – Да мы ж незнакомы с ним. Только и слышали, что зовут Олегом, вроде.

   – Ладно, придет в себя, узнаем. Идите уже, а то самих впору здесь оставлять, – с таким напутствием доктор передал нас в цепкие лапы администрации.

   Совсем нестарый участковый реально оказался от слова "участие". Представился, напоил нас чаем с бутербродами, и только потом стал расспрашивать. Первой слово взяла Наталья.

   – Меня Натальей зовут, ну, то есть Иванова Наталья Сергеевна, а это племянник мой Геша, Иванов Геннадий Аркадьевич, сын брата. Живем в Каспийском, я там работаю, а Гешка в интернате учится. Решили на Пасху родне сюрприз сделать, да вот, что вышло. К знакомому проводнику в поезд "Москва-Баку" напросились, а тут вот... И главное, гады, мало, что с поезда сняли, так и документы отобрали, обувь, гостинцы, всё... – Пущенная слеза дополнила рассказ.

   Хорошо, что участковый смотрел в этот момент исключительно на Наталью. Умытая, с растрепанными мокрыми волосами, в живописно разорванной одежде, она была чудо, как хороша. Удалось скрыть мои квадратные глаза и отвисшую челюсть.

   Вот это настоящая женщина! Врет, как дышит.

   Ну, я ей рассказал вкратце свои обстоятельства, без подробностей, все-таки куковали мы с ней вдвоем долго, но ничего такого не обсуждали.

   А полицейский все расспрашивал и расспрашивал Наталью на предмет нашей с ней биографии, пока она не взмолилась:

   – Николай Степанович, можно нам хоть справочку, а? А-то ведь ехать-то как-то надо, да и замордуют потом в паспортном столе, штраф неподъёмный выпишут...

   Участковый уже давно поплыл, глядя на девушку, но продолжил своё дело:

   – На действия Волковских жалобу писать будете?

   Знать бы еще, какой ответ правильный...

   А Наталья не подвела: уставилась на стража порядка своими красивыми глазами, хлопнула ресницами и спросила:

   – А надо? Николай Степанович, миленький, вы скажите, как вам проще будет, мы ведь все понимаем...

   Участковый как-то выразительно замялся, и я сразу понял, жалобы – не будет. Решил подать голос:

   – Тёть Наташ, ну что нам жалобы-то слать, это ведь еще задерживаться придется, а я домой хочу. Наприключались уже...

   Обрадованный полицейский сразу подсунул нам бланки отказа от претензий, выдал бумагу и ручки для заявлений.

   – Вы, молодые люди, все, что с вами случилось, опишите с подробностями, и что паспорта утеряли. А я пока звонить буду. – И начал накручивать диск телефона. Я уж и забыл, как эта древность выглядит.

   Пока Николай Степанович говорил по телефону, мы с Натальей старательно выводили свои каракули. Сначала я заморочился насчет почерка, но потом плюнул и стал заполнять бланк, как есть. Дальше Сибири не пошлют. Хорошо еще по разным углам не рассадили, и я смог списать с "теткиного" заявления "свои" данные.

   – Да-да, уточните, пожалуйста. ... Работает такая? ... А копию паспорта вышлете? ... Да ничего не случилось, жива, все в порядке, паспорт утеряла, вот, данные сверяем... Да-да, на факс... Спасибо.

   Ощутимо напрягся, когда участковый дозвонился до канцелярии "моего" интерната, но Наталья сделала страшные глаза и пришлось снова уткнуться в писанину.

   – Учится такой? ... А куда уехал? ... А копию метрики вышлите? ... А кто забрал? ... А как тетю зовут?... Степановна или Сергеевна? ... Ах, у вас просто "С" проставлена... Да ничего не натворил, паспорт вот утерял, данные сверяем... Да-да, на факс... Спасибо.

   Из факса вылезли бумажки с нашими данными. Знаете, к получившимся копиям фотографий даже марсианин бы подошел. Но Николай Степанович выглядел вполне довольным.

   – Ну вот, все и уточнили. Давайте ваши заявления. Так... Наталья Сергеевна, а что ж вы не указали, как знакомого проводника зовут? Надо ж уточнить.

   – Знаете, Николай Степанович, не буду я хорошего человека подставлять! Ему и так из-за нас Алиевские накостыляли, да еще по вашему ведомству неприятности выйдут. Он нас, сирот, пожалел, а ему такие хлопоты теперь будут, – уперлась девушка.

   – Хм... Ну, значит так. Справки я вам сейчас выпишу. На автобус посажу. Только получать паспорта новые лучше у нас, по месту утери, иначе действительно штраф будет. Вы сейчас заявления напишите, да и оставьте мне. А в пятницу подъедете, заберете. Можно будет здесь часть выходных провести, места у нас красивые. Устроит вас так?

   Это что ж красота-то с человеком делает! Ведь так и стелется перед Наташкой-то!

   – Ой, Николай Степанович, вы ж нас совсем спасаете. А вам удобно будет? – закокетничала девушка.

   – Работа у меня такая. Было б неудобно – не предлагал бы.

   Они б еще долго любезничали, но вмешался я:

   – Давайте бланки-то!

   Спустя два часа мы наконец-то вырвались из этого липко-сладкого царства правопорядка и устроились в автобусе. Я уже устал отбивать поползновения участкового от Натальи и был откровенно рад покинуть это сверхгостеприимное местечко. Он бы и дольше нас держал, но автобус уходил по расписанию и ждать не собирался. Жаль, только купить одежду не удалось.

   – Ну, Наталья, ты и артистка! Что теперь?

   – Домой поедем, дорогой племянничек, наконец-то домой!

   Интерлюдия 5.

   Молодой лейтенант в форме Волковской гвардии стоял навытяжку перед капитаном и получал выволочку.

   – Лейтенант Борисов, скажите, какой у вас был приказ!

   – Убрать подразделение Алиевых действующее на ж/д ветке! Шамана уничтожить!

   – Не уничтожить, а взять живым или мертвым, причем живым – лучше! Ты зачем его добил?

   – Господин капитан, эта тварь уже десяток наших положила, а я должен был с него пылинки сдувать?

   – Борисов, не зли меня! У тебя на руках был живой Шаман! Который стоит полмиллиона рублей! Вот зачем?!

   – Он не жилец уже был! Ему ногу оторвало, он кровью истекал.

   – Да не твоя забота! Эти одаренные и не при таких ранах выживают!

   Капитан устало потер переносицу. Лейтенант стоял, упрямо склонив голову.

   – Шамана точно прикончили?

   – Яковлев контроль делал. Точно в сердце. В рапорте все изложено.

   – Почему тело не привез?

   – А куда мне его? Фотографии сделаны. А труп команда Иваненко должна была доставить.

   – Борисов, ты представляешь, что через сутки на жаре с трупами становится? Почему сразу Иваненко не вызвал?

   – Виноват, господин капитан! Завертелся.

   – Виноват он... Вот именно, что виноват! Это ж надо, полмиллиона рублей! Ладно, закрыли тему. Доложу наверх, что Шаман выбыл. Что там за история с гражданскими?

   – В ходе операции в лагере обнаружилось трое гражданских. Их не тронули, просто отпустили.

   – Просто отпустили?!! А что ж помощь не оказали, почему бросили в поле?! Нам здесь дальше работать, почему до места не доставили?

   – Виноват, господин капитан! Там до Заливки всего пара километров было. Кто ж знал, что они так и останутся на месте?

   – Борисов, опять нарываешься! Тебе победа над Шаманом глаза застила! Как они с раненым бы потащились? Там тяжелый без сознания оказался!

   – Не было там раненого, все целы были, так, одни царапины! Вот кого хотите спросите, проверьте! Поршнев их выводил из лагеря, Матвеев и Ильин в оцеплении стояли.

   – И проверю! – Дежурный, Матвеева и Поршнева ко мне!

   Вызванные явились спустя несколько минут.

   – Рядовой Поршнев, доложите о состоянии гражданских, найденных на месте лагеря! Были у них травмы?

   – Есть доложить! Девушка и парень вроде целы были, только посечены сильно, а у мужчины на голове рана была, кровило сильно.

   – Рядовой Матвеев, есть, что добавить?

   – Так точно! Мужчине потом хуже стало, а девушка с парнем в шоке были!

   – Свободны!

   Рядовые вышли из кабинета, а капитан многозначительно посмотрел на лейтенанта.

   – Борисов, я тебя прикрываю только потому, что победителей не судят! С гражданскими поработали, отказ от претензий они написали. Но это только в этот раз, в другой раз никто за тобой подтирать не будет! То, что Шамана завалил, да еще без особых потерь – поздравляю, молодец, но то, что живым не взял или хотя бы тело не привез – это твой косяк! Идите, лейтенант Борисов, подумайте. Премию вашему подразделению выпишут до конца месяца.

   – Есть идти! – И лейтенант с видом победителя покинул кабинет начальства, услышав напоследок:

   – Это ж надо, полмиллиона рублей!..

   Интерлюдия 6.

   Наташе Ивановой с детства внушали, что если хорошо учиться, много трудиться, помогать младшим и слушаться старших, все в жизни сложится хорошо. Наташа старалась. Затемно вставала, чтоб покормить скотину, бежала 5 км из своей деревушки по горному серпантину в школу, потому что, если жить в интернате, некому будет помочь маме с младшими детьми. Уроки старалась делать на переменах, чтобы дома успевать постирать, прибрать, погладить, искупать, покормить, подоить... И искренне не понимала, почему ее все вокруг жалеют. Мама, стремясь подарить отцу наследника, родила одну за другой пять дочерей, и только после получилось родить сына. Частые роды измотали женщину, а бабушка была старенькой и успевала только готовить на всю ораву, так что почти весь быт многодетной семьи пришлось взвалить на себя старшей дочери. Но Наташа вовсе не унывала, у нее подрастало четыре помощницы и гордость семьи – Максимка – будущий хозяин. Правда сестры как-то не спешили помогать по дому, предпочитая допоздна проводить время в школьном селе, где был клуб, библиотека, детские площадки, так ведь и Наталья со временем приноровилась справляться со всем хозяйством быстрее и частенько успевала прибежать вечером на часик к подружкам. А мелкие, что?.. успеют еще наработаться...

   Первый звоночек прозвенел после седьмого класса. Наташа закончила среднюю ступень на одни "превосходно" и "хорошо", и была рекомендована к зачислению в старшую школу. Одна беда – обучали старшие классы только в Павловке, которая находилась еще дальше. И ее директор наотрез отказывался принимать девочку без проживания в интернате.

   – Да поймите вы! – объяснял он родителям. – Тридцать километров по нашим горам нельзя каждый день бегать! Это ж как марафон каждый день! А если случится что-нибудь с девочкой!? А если обидят лихие люди?! Вы ж сами локти кусать будете! Только интернат!

   Но за проживание и питание надо было платить. Пусть и не очень большую сумму, но сильно ощутимую для их многолюдной семьи. Еще и младшие вой подняли, осознав, что могут остаться не только без няньки-кормилицы-поилицы, но и без обновок к школе. Всем миром Наталью уговорили годик потерпеть, пообещав взять на откорм скотину, чтоб забить по осени и заплатить за двух сестер разом.

   – У тебя ж направление три года действует! Потерпи, родненькая. С Анечкой-то, поди, еще и веселее учиться будет! А пока дома сидишь, заработаешь еще. Вон, козий и кроличий пух как в городе ценится, шали по пятерке на рынке продают, да и молочко парное можно возить, и творожок...

   И Наташа терпела. Чесала кроликов и коз, откармливала гусей и овец. Даже пару индюков на пробу завела. За зиму бабушка научила ее вязать тонкие платки и шали, а на выходные отец грузил ее на телегу и возил в город, где она стояла на базаре и торговала рукодельем и деревенскими продуктами. Свинья с поросятами сыто хрюкала в загоне, а свинка-копилка, купленная отцом, пополнялась рублями.

   Гром грянул, откуда не ждали. Сестрица Аня, окончив среднюю ступень, сбежала из дома поступать в старшую школу в Махачкалу вместе со своими подружками. Попутно опустошив копилку и родительскую заначку. Обезумевший отец вместе с другими родителями разыскал беглянок, когда уже было поздно. Девчонок ограбили, избили и изнасиловали. Существо с потухшим взглядом, вернувшееся домой, мало напоминало смешливую легкомысленную сестренку. Все деньги, заработанные той зимой, ушли на лечение и развлечение Ани.

   Не было счастья, да несчастье помогло: осознав, что могут пролететь с учебой благодаря средней сестре, младшие сестры-близняшки встали насмерть и все-таки заставили родителей откладывать снова деньги, и сами стали учиться их зарабатывать.

   И вот, долгожданный день настал. Копилка торжественно разбита, деньги сосчитаны, начали собирать пожитки. И опять нелады! Сестрица Аня, поняв, что может остаться на хозяйстве одна, взбеленилась и устроила истерику:

   – Я тоже хочу учиться! Я не поеду на следующий год с малолетками!!!

   Близняшки Марья и Галя, работавшие всю зиму наравне с Наташей уступать не хотели. У старшей оставался только один год для поступления, дальше – только за деньги. Средняя уперлась насмерть. А накопленного хватало лишь на троих...

   Мать ожидаемо вступилась за Аньку, она все еще жалела непутевую кровиночку. Никакие уговоры не помогали. Бабий ор стоял такой, что отец в сердцах вылетел из дома, хлопнув дверью.

   Положение спасла приехавшая в гости сестра отца. Рано овдовев, она не вернулась в отчий дом, устроившись на работу в Каспийском. Тихим голосом тетка выговорила родителям, все, что о них думала:

   – Вы что, совсем офонарели?! Совсем девчонку за человека не держите! У нас, между прочим, рабство законом запрещено. Ладно Варька, она баба-дура, но ты-то, братец, куда смотрел?! Тебе Анька скоро совсем на шею сядет, а ты и рад! Всю семью на уши подняла, а ты, вместо того, чтоб вожжами ее уму-разуму научить, старшую умницу сгнобить решил?! Не бывать этому!!!

   Но согласие не находилось. Плюнув на уговоры, волевым решением тетка забрала Наталью к себе в Каспийское, в старенький разваливающийся домик, оставшийся от мужа. И снова жизнь потекла ровно, девочка училась в школе, помогала тетке, копила вместе с родственницей деньги на ремонт халупки.

   Очередной звоночек прозвенел со смертью тетки Прасковьи. Родственница слегла и сгорела одномоментно, в три дня, когда Наталья уже работала по распределению в лаборатории, отучившись на фармацевта в местном училище. Родственники, приехавшие на похороны, высоко оценили многолетние труды двух женщин по приведению домика и участка в порядок. Слава Богу, тетка успела оформить завещание на любимую племянницу, но Анька орала, ничуть никого не стесняясь:

   – Почему тебе все, а нам ничего! Ты, шалава, нас бросила, мы там всей семьей с хлеба на воду перебиваемся, а ты, оказывается, здесь жируешь!!!

   Как можно перебиваться с хлеба на воду при отлично налаженном хозяйстве, Наталья не понимала, но отец, науськанный остальным семейством, отсудил у нее две трети имущества. Такого предательства всегда примерная дочь не ожидала. Участок пришлось продать, а на оставшиеся деньги купить такую развалюху на окраине Каспийского, что руки опускались.

   Беда не приходит одна: её жених, ухаживающий за Натальей весь последний год, бросил девушку, найдя себе невесту побогаче. На работе обошли с повышением, поставив на место старшего лаборанта набитую дуру, все достоинства которой исчерпывались наличием родового герба на рукаве.

   Прожив в таких условиях последние полгода, у Натальи появилась мечта: вот она заработает много-много денег, получит любым способом родовой герб и поедет по улицам Каспийского. Обязательно на шикарном блестящем авто. И обязательно по улице, где живет бывший жених с разлучницей. А когда они впечатлятся и заплачут, поедет в лабораторию. Там она так небрежно выберется из авто, обязательно в стильном платье, шляпке, выдохнет дым от сигареты в длинном мундштуке в лицо заведующей и старшей лаборантке и лениво процедит:

   – Увольняйте меня, я здесь больше не работаю...

   А еще обязательно съездит в родную деревню, и мать с отцом будут плакать, что не любили такую примерную дочь, а сестрица Анька рвать на себе волосы и выть белугой...

   Каким образом можно заработать столько денег хорошая девушка Наташа не представляла, но в странном пареньке, позаботившемся о ней в трудный час, бесстрашно обшаривающем трупы в поисках спасения, бившем по лицу одаренного Шамана, Наталья увидела Шанс. И не собиралась его упускать...

   Глава 4.

   Москва встретила нас легким летним дождем, шумом, суетой и пронзительным колокольным звоном. Петров день. Раньше мы бы обязательно сходили семьей в церковь, отстояли службу. Дома дед сначала бы всласть прошелся по происхождению маменьки, а потом вытащил бы из заначки какую-нибудь бутылочку и устроился бы с ней на веранде. А мы с Митькой, набегавшись на улице, устроились бы вечером рядом с ним на лавочке и стали бы слушать его истории. Эх, были денечки...

   Скосил глаза на свою попутчицу – Наташка выглядела растерянной и ошарашенной, что сразу выдавало ее провинциальное происхождение. Словив снисходительную усмешку какого-то хлыща, решительно дернул девушку за руку и потащил на выход из людского водоворота. Надо отдать ей должное – в себя она пришла быстро, но все равно вертела головой по сторонам, отвлекаясь и тормозя. Честное слово, хотелось дать ей пинка. Московский вокзал и привокзальная площадь – не те места, где стоит ловить ворон. И только выполнив квест по спуску в метро и посадке в вагон впечатлительной родственницы, смог слегка расслабиться. Путь наш лежал на окраину Москвы, в рабочий поселок, где я надеялся затеряться среди толп таких же приезжих в поисках счастья.

   – Геша, подожди, я не успеваю!

   – А я тебе говорил, надевать туфли – плохая идея!

   – Ну, Гешенька... – Наталья ни к месту разнылась уже на подходе к цели нашего путешествия.

   – Ладно, смотри, оставляешь меня с чемоданами здесь, а сама идешь к магазину искать нам жилье. Видишь, вон бабки торгуют?

   У местного центра культуры и досуга – обшарпанного продуктового магазинчика и правда стояли два прилавка, где классические бабульки из старой советской жизни торговали семечками, орешками, мочалками и прочей чепухой.

   Ненавижу семечки.

   По небольшой площадке перед магазином носились дети самых разных возрастов. У чьёго-то забора кучковалась группа молодежи постарше. Степенные старички играли под навесом в домино, успевая попутно отхлебнуть из пускаемого по кругу стакана. Где-то еще дальше орал магнитофон или проигрыватель голосом какого-то популярного певца. Жизнь била ключом.

   Господи, как в детство попал...

   – Геша, я боюсь!

   – Наташка, не зли меня! Топай, все уже обговорено сто раз. – С таким напутствием я легким тычком отправляю тетку в сторону местного бомонда.

   Настраиваясь на ожидание, присаживаюсь на чемодан и наконец-то вытягиваю многострадальные ноги. Аборигены изучающе поглядывают на меня, но основное внимание приковано к девушке, пересекающей улицу. Там есть на что посмотреть – замечательная фигурка обтянута яркой кофточкой и короткой юбкой, ножки ровные, идет, как модель. И не скажешь, что только что ныла, как она устала.

   С какого перепугу Наталья вдруг набилась мне в старшие родственницы, я и сам не понял. Просто после наших приключений, она внезапно заявила, что никуда меня одного не пустит и, что в Москву я смогу вернуться только в ее компании. Из ее невнятного лепета про причины такого решения (что-то про то, как ей надоело быть хорошей девочкой, про каких-то Алексея и Милку, про тревожные звоночки в ее жизни), я вынес одно – женская логика реально есть (!), но мне её не понять. Плюнул (про себя, конечно) и не стал выносить себе мозг дальше.

   Но, если отбросить взбрыки загадочной женской души, отчасти ее доводы показались мне вполне приемлемыми. Во-первых, она помогала мне оформить документы, и в случае моей поимки ей это как-нибудь отольется. Во-вторых, участие в спасении Шамана ей может неизвестно каким боком вылезти. В-третьих, ребенок в компании взрослой (это она так думает) женщины будет привлекать меньше внимания. Были еще причины, но уже этого хватило мне, чтоб всерьез обдумать ее предложение.

   А подумать было над чем. Через три года Митька станет совершеннолетним, получит наследство и сможет взять меня к себе. Отказываться от семьи я не намерен. Но учитывая подготовку у нашего героического деда и настрой самого брата, велика вероятность, что учиться и работать дальше он пойдет куда-нибудь в разведку, наверняка даже именно к Милославскому под крылышко. Тем более что после моих номеров его всяко возьмут на заметку.

   Опять же будет логично, что он потащит меня за собой, – это будучи одаренным, я был относительно свободен в выборе, а теперь меня и спрашивать не будут. Но я-то хочу летать! Карьера рыцаря плаща и кинжала абсолютно не по мне! И в итоге мы имеем, что мне надо как-то организовать свой род, чтобы Митька (а точнее его начальство) формальной власти надо мной не имело. Конечно, род – не панацея, эти товарищи могут и начхать на это, но так отбиться будет проще. Происхождение у меня в порядке, вполне себе высокое, мама-папа в браке состояли, документы об этом имеются. Осталось только выполнить одно из условий: совершить подвиг, построить что-нибудь нужное государству или положить в госбанк на депозит один миллион рублей сроком на 50 лет.

   Фигня – вопрос! Кто тут последний спасать принцессу?.. Как нет записи?! А драконов где выдают? Кончились еще в прошлом году?! Какая жалость!!!

   А, значит, что пусть пока и по подложным документам, но надо начинать зарабатывать свой лям и готовиться к поступлению. И тут помощь взрослого человека окажется весьма кстати.

   Вот так я и обзавелся теткой.

   Получение паспорта оказывается плевым делом, если у вас есть знакомый влюбленный участковый. Пока Наталья крутила хвостом перед господином полицейским, я сбегал проведать Шамана. Тот уже пришел в себя, хотя вставать ему пока не разрешали. Что он там наврал про свои обстоятельства – вникать не стал, просто представился товарищем по несчастью. С гордостью осмотрел деяния рук своих, мысленно похвалил себя и вместе с теткой покинул злосчастную Заливку, надеюсь, навсегда.

   В Каспийском Наталья добыла мне аттестат о среднем образовании. На это ушла основная часть наших трофеев. И хоть я совсем не горжусь своим мародерством, деньги, собранные мною в разгромленном лагере, очень нам пригодились. За весьма внушительную сумму реально существующий мальчик Иванов Гена, о котором так удачно вспомнила Наталья, согласился "потерять" свой аттестат. С теткой мальчика, почти полной своей тезкой – Ивановой Натальей Степановной, девушка познакомилась на почте, где перепутали их корреспонденцию. Пожилая женщина была так рада найти свободные уши, что выложила Наталье всю свою жизнь, включая перечисление хворей и наличие любимого племянника. Периодически встречаясь на улице не такого уж и большого городка, Наташа волей-неволей была в курсе всех событий в жизни одинокой вдовы. Вот уж никогда не узнаешь, где что пригодится.

   О, похоже, дело сладилось!

   Около меня остановилась Наталья в компании сурового вида тетки.

   – Это, что ли, племяш твой? – вот всегда восхищаюсь женским талантом озвучивать очевидное.

   Да нет, блин, это хобби у меня такое, по вторникам здесь на чемоданах сидеть!

   – Гена, познакомься, это наша будущая квартирная хозяйка, Мария Ивановна. А это мой племянник, Геннадий, – представила нас друг другу Наташа. Пришлось поднимать зад и вежливо раскланиваться.

   – Ну, пойдемте, покажу комнаты, а то вдруг еще не понравится, – и тетка повела нас куда-то вглубь района.

   Потерпите, ножки, еще немного, скоро придем.

   Предлагаемое жилье оказалось отдельным пристроем к небольшому домику, в котором жила семья Марии Ивановны. Две крохотные комнатки, где раньше, видимо, жили родители, пропахли лекарствами и каким-то присущим лишь старости запахом, но зато имели отдельный выход во двор. Хозяйка по большей части молчала, за что я простил ей все недостатки сразу. Мне вполне хватило трескотни Наташки за прошедшее время. Все-таки трудно уживаться даже с самым хорошим человеком, если много лет до этого жил один. Уладив денежные вопросы и обговорив условия проживания, мы обессилено упали на кровать.

   – Чур, я занимаю эту комнату! Она больше! – начала оживать моя подруга.

   – И что?

   – Имею право! Я, между прочим, удачно сговорилась, даже дешевле, чем мы рассчитывали.

   – Молодец! Возьми с полки пирожок!

   Неугомонная Наташка начала меня щекотать и валять по кровати, вынудив к позорному бегству.

   Черт побери, надо как-то решать половой вопрос. А то будет совсем неудобно. Молодая красивая девушка и зловредный старикашка в теле четырнадцатилетнего юнца. Просто красавица и чудовище.

   Два вечера спустя.

   Ночь, улица, фонарь, аптека... Рывок! И нычка у человека. Ну и что, что не в ритм, зато рифма почти удалась!

   Темный переулок. Нужный двор. Отсчитываю на ощупь кирпич. Мерзкая шавка из соседнего двора поднимает лай, ей начинают отвечать другие. Хватаю сверток с бумагами и несусь в конец улицы, пока на шум не начали выглядывать хозяева. Полдела сделано, осталось незамеченным покинуть этот район. Петляю, как заяц, пока не выбираюсь на более-менее освещенные улицы. Здесь тоже надо держать ухо востро, но уже не так страшно, потому, что ходят патрули и гуляют припозднившиеся парочки. Где-то во дворе даже слышно игру на гитаре с нестройным пением. Метро уже не работает, поэтому ножками, ножками... На удивление без приключений добираюсь под утро домой и с чувством выполненного долга падаю в кровать.

   Еще вечер спустя.

   Нужный мне человек идет домой с работы. Стараясь не привлекать лишнего внимания окружающих, догоняю его и пристраиваюсь рядом.

   – Здравствуйте, Виктор Афанасьевич!

   Лечащий врач моей матери сбивается с шага и останавливается посреди людского потока.

   – Егор?! Тебя же ищут все, с ног сбились...

   – Знаю, Виктор Афанасьевич! Давайте пойдем, а то мы мешаем всем.

   Доктор растерянно кивает и начинает двигаться дальше неспешным шагом.

   – А у нас засаду на тебя организовали. Но сняли недавно. Но всех строго-настрого предупредили, что если появишься – сразу сообщать. – Добрейшей души человек, доктор Шаврин, походя, сдает мне с потрохами моих недругов. – Между прочим, из ПГБ, признавайся, что натворил? – голос у Шаврина вроде бы шутливый, а вот глаза смотрят внимательно и цепко.

   – Виктор Афанасьевич! Поверьте, я ничего не натворил! – в двух словах описываю ему свои обстоятельства с о-о-очень большими купюрами – Так что прохожу я как свидетель, да и то, от моих показаний там мало что зависит.

   Шаврин идет какое-то время молча, обдумывая мои слова.

   – А Церковь к тебе какие вопросы имеет?

   – ...?!

   Я реально в ступоре. Вопрос даже не на миллион рублей.

   А Бастилию тоже я развалил?.. С х... ли баня упала?..

   Мужчина осматривает меня своим пронзительным взглядом и поясняет:

   – Про события в вашем училище я немного наслышан. Дмитрий в мае несколько раз заходил, кое-что рассказал, так что я тебе верю. А насчет Церкви... Крутились у нас кроме людей Милославского еще кое-какие личности. И, что характерно, безопасники их как бы не замечали... А я, вот чисто случайно, одного из них знал до пострига. До его пострига, – зачем-то уточняет доктор.

   – И зачем они крутились?

   – Да все затем же. Искали тебя.

   – ...?

   Просто какое-то шоу «Найди меня» имени меня...

   – А вообще, Егор, ты поступил глупо. Я тебя не осуждаю, сам бы наверно испугался. Только есть ведь люди, которым ты и твоя судьба небезразличны. Мог бы прийти ко мне, я бы что-нибудь посоветовал. К наставнику бы обратился, ты же знаешь, цеховая солидарность – не пустой звук. Михаил Игнатьевич опять же переживает до сих пор.

   Интересно, то есть наша «мадам Помфри» не при делах что ли оказалась?

   – Простите. Я, Виктор Афанасьевич, в тот момент ни в ком уверен не был. Слишком ситуация странная была... Как мама? – неловко пытаюсь перевести тему.

   Шаврин понимающе кивает.

   – Все так же, Егор, без изменений. На днях приходил запрос насчет перевода в Петербург, только мы с зав. отделением не подписали. Пока надежда есть, считаю не надо ничего трогать. Как бы наоборот, хуже не сделать.

   – А зачем ее в Петербург хотят перевести? – опять недоумеваю я.

   Мужик, ты сегодня меня решил окончательно загрузить?

   – Так ведь Дмитрия в Царскосельский лицей перевели. Даже год доучиться не дали. Вероятно где-то там, – палец доктора многозначительно показывает наверх, – после всех ваших несчастий его решили убрать подальше.

   Опаньки, вот это финт ушами! А я ведь ходил к училищу, пытался Митьку хоть издали высмотреть, а тут вон оно как... Хорошо, что доктора выловил, а то бы и спалился невзначай.

   Углубившись в свои мысли, упускаю нить разговора и выныриваю только на вопросе:

   – ... Так ты согласишься на обследование у нас в госпитале?

   – Простите, Виктор Афанасьевич, задумался. Какое обследование?

   Шаврин снова терпеливо начинает объяснять: