Текст книги "Девяносто третий"

Автор книги: Алексей Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ой, не знаю…

– А я знаю, – помощник полпреда уже не улыбался. – Ко мне столько информации отовсюду стекается, что тебе и не снилось. Стоит нам оступиться по-крупному, о реформах в стране еще на семьдесят лет забудут.

– Сгущаете.

– Нет. Просто не имею права рассказывать.

– Но в мемуарах напишете?

– В мемуарах обязательно, – взгляд у Михаила Евгеньевича потеплел. – Извини, бежать надо. Заходи еще, даже просто поболтать.

– Намекните хотя бы, откуда угроза исходит, – беззлобно поддел Алексей.

– Настоящий журналист, хватка есть, – одобрил его настырность загадочный помощник полпреда. – Я только намекну, ладно? Присмотрись внимательнее к Мясоедову.

– К директору «Авиастроя»?

– Да. Всё, спешу.

От желтоватого дома и до остановки Алексей старательно размышлял о последних словах своего собеседника. Юрий Константинович Мясоедов был человеком известным. Под его началом находилось крупнейшее предприятие союзного, а сейчас российского значения – объединение «Авиастрой» имени Куйбышева. Какое отношение Куйбышев имел к авиации, никто не знал, но директор в девяносто первом году наотрез отказался сменить название. Объединение числилось по гражданской линии, во все времена работая на оборону. Из его громадных ангаров выезжали военно-транспортные самолеты повышенной грузоподъемности. Перестройка и конверсия крепко ударили по «Авиастрою», но пока не смогли опрокинуть его. Директор железной рукой удерживал штурвал. Сокращений на предприятии практически не было. При этом зарплаты рабочих, в сравнении с периодом развитого социализма, хватало лишь на трехразовое питание: в понедельник, среду и пятницу.

Мясоедов никуда не баллотировался, интервью прессе не давал. Тем не менее, он слыл неформальным старейшиной директорского корпуса. Кроме того, до Алексея упорно доходили слухи, что Юрий Константинович помогает реанимированной компартии77
  Коммунистическая партия Российской Федерации образована в феврале 1993 г. как восстановленная компартия РСФСР, деятельность которой была прекращена указом президента №169 от 6 ноября 1991 г. В ноябре 1992 г. Конституционный суд признал законным создание ее структур по территориальному, но не производственному принципу.


[Закрыть]. Проверить их было крайне трудно: доступ на режимный объект перекрывала вооруженная охрана, а люди из-за забора, беря пример со своего капитана индустрии, предпочитали помалкивать…

Твердо решив заняться этой темой, Алексей переключился на текущие дела и стал смотреть в сторону проспекта, откуда ожидался троллейбус. Внезапно его внимание привлекла новая, как с конвейера, вишневая «девятка», которая прижалась к бордюру за остановкой. Из авто выпрыгнула еще одна его знакомая – Мила Дмитриева, однокурсница и подружка Марины из «Вечорки». Ей галантно помогал, придержав дверцу и подав руку, подтянутый мужчина в легкой ветровке, джинсах и кроссовках Adidas, на вид примерно лет сорока, без усов, бороды и других особых отличий.

Мила тоже увидела Алексея и на секунду смутилась. Но тут же, взяв себя в руки, поздоровалась первой.

– Кого я вижу! Ты откуда?

«Девятка» плавно тронулась с места и укатила, пользуясь зеленым сигналом светофора.

– От твоего непосредственного начальника иду, – сказал Алексей.

– От Михаила Евгеньевича?

– Ага.

Официально оформленная на полставки в некоем товариществе с ограниченной ответственностью, Мила фактически трудилась в аппарате полпреда. Писала пресс-релизы, помогала Михаилу Евгеньевичу готовить какие-то обзоры и справки. Она со вкусом подбирала свой гардероб и умело пользовалась косметикой, привлекая внимание мужчин эффектной внешностью. Весной Мила вышла замуж за однокурсника Гошу, который вместо журналистики выбрал более денежную рекламную стезю. Гоша, начиная с четвертого курса, сотрудничал с газетой бесплатных объявлений, там же и обосновался после выпуска. В дела супруги он совершенно не вникал, ведя здоровый образ жизни и посещая атлетический клуб.

– Кто это тебя катает? – спросил Алексей игриво.

– Не катает, подвез по пути. Дядя Коля, – сообщила она, беззаботно улыбаясь.

– Какой…

Алексей начал и замолчал. Он вспомнил, как во время общего бурного застолья Марина поведала ему о давнишнем друге Милы. Дядя Коля был офицером КГБ в отставке (подполковником или полковником, она не знала точно), воевал где-то в Африке или Азии за мировую систему социализма, даже ордена получал, а теперь занимал пост вице-президента по вопросам безопасности концерна «Интегратор».

Что связывало его с девушкой, Марина тогда не сказала. Только спустя несколько минут, видя, как Алексей искоса поглядывает на хохочущую Милу, шепотом отпустила в адрес лучшей подруги: «Змея». Такая специфика сугубо женских отношений его крепко впечатлила. Сейчас, постаравшись, Алексей даже воскресил в памяти фамилию дяди Коли: Полухин.

– Жаров его по-прежнему ценит? – блеснул он осведомленностью.

Мила всё улыбалась, но в ее глазах промелькнул некий особый интерес.

Президент «Интегратора» Жаров был не только самым богатым «новым русским» в городе, но и превзошел всех эксцентричностью. Его концерн вырос из обычного ларька. Торговый дом, банк, такси, два ресторана, модельное агентство, другие юридические лица – вряд ли кто-то еще, кроме самого Жарова, знал истинные пределы его состояния. Он любил потрясти земляков: спонсировал первый региональный конкурс красоты, подарил краеведческому музею портрет Грибоедова, написанный неизвестным художником, обещал взять шефство над местным футбольным клубом и через год вывести его в высшую лигу.

Кутежи бизнесмена, по рассказам участников, превосходили сказочные пиры Валтасара. Шампанское лилось рекой, красную и черную искру подавали половниками. Как-то раз Жаров и его друзья, капитально приняв на грудь, выкатили из гаража боевую машину пехоты, купленную ими у военных как металлический лом, и катались на ней по набережной. БМП, разумеется, была без вооружения, но фурор произвела изрядный.

При всём этом Владислав Тимофеевич не относился к выходцам из партийной или советской номенклатуры, а из комсомольского возраста выбыл ещё в середине застоя. До появления первых кооперативов он вел жизнь заурядного инженера с окладом в сто десять рублей.

– Конечно, с ним, – сказала Мила.

– Весело им там, наверное, – предположил Алексей.

Всё время, пока они общались, за ними внимательно следили двое мужчин. Они сидели в салоне бежевой «лады», припаркованной метрах в тридцати поодаль, возле магазина «Часы».

Один из них достал фотоаппарат с телеобъективом и аккуратно сделал несколько снимков.

Диалог-1

-…Фёдор Михайлович, я понимаю специфику ваших отношений с бывшими товарищами, но это надо сделать срочно.

– Юрий Константинович, даю вам слово: делается всё возможное. Я не могу их подгонять.

– Сколько времени им надо?

– Хотя бы два дня, лучше три.

– Неужели это так сложно?

– Мы имеем дело с профессионалом. Если они допустят ошибку, он примет меры, и тогда нам не хватит даже трех недель.

– Хорошо, пусть будет три дня. Вы должны узнать имя заказчика. Я не верю, что ваш Полухин действует по заданию этого проходимца Жарова. Говорят, он уволился из органов по идеологическим мотивам?

– Есть разные версии. Я слышал, его несколько раз обошли по службе. Возможно, банальное недовольство.

– Уточните тоже. Женщина, которую вы упоминали – его любовница?

– Вероятно.

– Узнайте точно! Да, еще. В донесении было сказано, что она виделась с каким-то журналистом…

– Я с ним знаком.

– Вот как? Что скажете? Случайная встреча?

– Скорее да. Но я бы проверил.

– А что насчет начальника охраны? Ваш совет?

– Его нельзя трогать, Полухин сразу насторожится. Просто аккуратно отправьте в отпуск или в командировку…

Глава вторая

14 сентября, вторник

Алексей отодвинул портативную машинку и потер глаза.

– Скоро сам очки нацеплю, – сказал он вслух.

Текст интервью был готов процентов на девяносто, если не больше. Учитывая перенаселенность и слабое техническое оснащение редакции, Алексей обычно писал тексты дома. Шеф не возражал, резонно полагая, что результат важнее. Тем более, на этот материал возлагались определенные надежды.

Беседа, состоявшаяся в минувший четверг, была настолько серьезной, что Станислав Петрович составил компанию Алексею. Их принимал у себя спикер областного Совета. При старом режиме Иван Минаевич успел побыть и главным комсомольцем, и главным партийцем области. Партийную должность он занял нестандартным способом, сам став некоторым образом продуктом перестройки.

В год его возвышения возникла мода альтернативно избирать первых секретарей обкомов, и прежний хозяин области, угождая Москве, поддержал эксперимент. Иван Минаевич попал в кандидаты и шокировал всех, победив при тайном голосовании. В августе девяносто первого волна перемен вынесла его из желтоватого дома на площади. Крах карьеры казался окончательным. Но колесо истории подняло цепкого претендента в следующее кресло…

– Ты обедать собираешься? – спросила мама, заглянувшая в комнату.

– Подожди. Чуть-чуть осталось, – ответил Алексей.

Мама только развела руками. Журналистику она в принципе не признавала за достойный труд и текущую деятельность сына оценивала как затянувшуюся блажь. Его единственным весомым аргументом была зарплата. В редакции Алексей зарабатывал больше своего отца, доктора наук с общим стажем в четверть века. Родители этого не понимали, но, учитывая рыночные реалии, крыть им было нечем.

– Полчасика, ладно? – попросил он.

– Ладно. Ты ведь не слушаешь меня всё равно.

Алексей покивал и снова включил диктофон на воспроизведение. Речь спикера текла прихотливо и причудливо, будто обволакивая собеседников. Попытки возразить он, словно заранее, предвидел и вовремя вскрикивал: «Секундочку!». А затем сплетал свои кружева уже в иной манере.

Массивный диктофон скрежетал механическими внутренностями и хрипел, не передавая всего богатства речи Ивана Минаевича. Дефицитный товар достался «Народной трибуне» по бартеру от завода электрических приборов, который с горя переключился на производство всего подряд. Было искренне жаль, что бумага не сумеет выразить колорит живого общения. Под конец непотопляемый деятель начал повторяться, что и позволило Алексею уложиться в полчаса.

Станислав Петрович, увязавшийся вслед за своим сотрудником, поломал первоначальный сценарий. Он для чего-то спросил, как Иван Минаевич относится к центризму, и спикер тотчас вдохновенно признался в своей давней приверженности этому течению. Шеф не угомонился и попробовал выяснить, как убежденный коммунист оценивает китайский путь развития. Иван Минаевич и здесь не оплошал, подчеркнув, что напрасно мы отмели опыт китайских товарищей.

В итоге у Алексея создалось прочное ощущение, что их визави скользил между вопросами, как угорь, говоря не о том, о чем его спрашивали, а о том, что сам хотел донести до читателя. После завершения официальной части беседы Иван Минаевич поманил их в комнату отдыха, оборудованную за его кабинетом, и предложил выпить по рюмке.

– Самогон. Настоящий, без консервантов! Теща из деревни передала, – поведал он, щедро наливая из пузатой банки.

Естественно, выпили не по одной, и отнюдь не по рюмке, так как в действительности пришлось использовать фужеры для вина. Станислав Павлович, раскрасневшись, начал говорить про возможные дотации. Спикер озабоченно нахмурился. Пожевал губами как при мысленном совершении арифметических действий.

– Росчерком пера не могу, сам понимаешь: у нас коллегиальный орган, – сказал он, прекратив жевать. Но, заметив, как поник редактор, авторитетно добавил. – Будем принимать поправки к бюджету и вернемся к твоему вопросу.

Потому-то и попросил Иван Минаевич показать ему текст интервью перед публикацией, а Станислав Петрович безропотно согласился. Более того, сам выразил желание изучить написанное до показа спикеру.

– Невкусно?

Алексей поднял голову от тарелки с супом.

– Вкусно, спасибо. Просто задумался.

– Поешь сначала, а уже потом думай. Тебя эта журналистика совсем замучила, – сказала мама.

– Всё хорошо, не волнуйся.

Погрузив ложку в суп, Алексей опять предался размышлениям. Вчера, после курилки, шеф интересовался его следующими темами. Увы, с ними наметился легкий кризис. Политики всех мастей с наступлением осени ждали грандиозных событий, так что пространных интервью больше никто не давал. Митинговая активность как-то приелась. Подборку читательских писем он сам упорно откладывал в надежде то, что она протухнет. В отличие от прошлого года, в газету писали главным образом непризнанные «народные политологи» и откровенные психопаты.

Завершив трапезу, Алексей утащил телефон с удлинителем в свою комнату и по памяти набрал номер.

– Алло, – ответил отлично знакомый голос.

– Привет! Ты там без остатка занят?

– Как всегда.

– Но для меня время найдешь?

Обладатель голоса малость помедлил.

– Приезжай! Приму.

– Через час нормально?

– Жду.

После этого содержательного разговора Алексей извлек из машинки последнюю страницу, еще раз бегло перечитал интервью, аккуратно свернул вдвое и положил в сумку вместе с гигантским диктофоном. В папку для бумаг с застежкой диктофон не помещался. На более удобную модель денег у редакции тоже не хватало.

Спустя пять минут он уже был на остановке и ждал автобуса в сторону центра.

Бабушка, отворившая дверь, неодобрительно и вместе с тем обреченно посмотрела на Алексея. Он не успел и рта раскрыть, как та махнула рукой вглубь квартиры.

– Сидит опять с гостями. В туалет сходить не дают.

И удалилась, шаркая войлочными тапками.

Алексей без напоминаний разулся и двинулся вперед через необъятную прихожую. «Сталинка» из четырех комнат была, по его мнению, просто фантастически просторной. А эта квартира в доме с башенкой, кроме того, производила впечатление смеси богемного салона с общественной приемной. По ней вечно из конца в конец сновали какие-то странные люди. Хлопали двери. Постоянно звонил телефон. На стульях и в углах лежали стопки бумаг, брошюры и книги. Из гостиной доносилась музыка. В туалете шумно спускали воду. Даже в ванной, кажется, кто-то мылся.

Добравшись до третьей по счету двери, Алексей стукнул в нее согнутым пальцем и вошел. Центр всей творившейся суеты находился на диванчике у окна. Невзирая на послеобеденное время суток, Игорь был в банном халате с узорами, из-под которого, прочем, виднелась рубашка. Почти как древний римлянин, он скорее возлежал, чем сидел. Со времени предыдущей встречи его волосы сделались еще длиннее и струились теперь по плечам. Бородка клинышком тоже подросла.

Вокруг творилось форменное безобразие. Журналы, буклеты, папки с завязками и без завязок громоздились везде в количестве, явно большем, чем в прихожей. Судя по отдельным корешкам и ярлычкам, найти можно было всё – от средневековой философии до практических рекомендаций по проведению выборов и референдумов. Кое-как застеленная кровать также была частично занята полиграфической продукцией. На ее незанятой части томно возлежал посетитель – юноша с серьгой в ухе.

– Пообщаться бы тет-а-тет, – обозначил свои намерения Алексей.

Юноша без лишних слов испарился.

– Устраивайся, не стесняйся, – Игорь повел рукой, едва не опрокину стопу газет и журналов.

Алексей занял место, нагретое юношей. Других вариантов не было.

– Ну-с? – обронил хозяин резиденции в точности с интонацией приват-доцента времен «Серебряного века».

– Да-а, ты прямо выдающимся деятелем стал, – для разминки сказал Алексей.

– Сейчас в лоб тресну, – пообещал Игорь, отбросив манеры приват-доцента.

Они знали друг друга со школы. Игорь Юдин и тогда был творческой личностью. Пробовал рисовать, посещал театральный кружок, писал рассказы и стихи. В полной мере он раскрыл свои разнообразные способности, став студентом. Во-первых, запел в хоре физиков и химиков. Во-вторых, ударился в неформальное движение за плюрализм и свободу слова. При Брежневе или Андропове его могли бы строго предупредить, а в случае неповиновения посадить. При Черненко уже, наверное, всего лишь предупредили бы. Но горбачевская перестройка уберегла Игоря от неприятностей, а его родителей от инфаркта.

Борьба за власть и привилегии его не прельщала. В отличие от многих демократов первой волны, привлекал сам процесс. Игорь с его кипучей энергией помогал друзьям открывать кооперативы, печатать прокламации, издавать листки, сам учредил несколько фондов и центров, имевших целью формирование гражданского общества. Народ валил и валил к нему за сочувствием и помощью. Де-юре он, если Алексей не ошибался, в данное время нигде не работал и не учился.

– К тебе очередь в три вилюшки. А что люди говорят? Есть новости?

Игорь потрогал себя за бородку.

– Хм. Тебе же грязных сплетен подавай?

– Не обязательно. Хотя желательно, конечно, – сознался Алексей.

Игорь взял со стола указку и стал массировать ею спину.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Девяносто третий"