Текст книги "Тайна спятившего компьютера (Тайна спятивших компьютеров)"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава восьмая
Что означает диаграмма?

– О чем это вы? – Миша недоуменно вскинул брови.

Теперь, когда мы остались одни и не было надобности поддерживать бандитский стиль общения, Миша перешел со Степановым на «вы» – я упоминал о том, что Степанов любил «политес».

– Да бросьте! – Степанов махнул рукой с сигарой. – У меня котелок варит. Значит, был он все-таки стукачом и провокатором, так? Слухи иногда возникали, что не может человек, так удачно поддерживающий связь с зоной, не сотрудничать с вами. Да и две-три странные истории вышло, когда о делах на зоне чекистам становилось известно, непонятно откуда… Но тогда списывали на то, что это базарят его завистники и недоброжелатели. Если бы подтвердилось, его бы быстро похоронили, с этими, с регенератами всегда решали круто.

– С ренегатами, – поправил Миша.

– С ссучившимися, в общем. С «песнярами», понимаешь.

– А может, не при детях? – сказал Миша.

– А что такого? – удивился Степанов. – Это жизнь, вот пусть учатся.

Он сделал паузу, пока официант убирал у нас пустые тарелки из-под супа и подавал отбивные с картошкой и брусникой. Как он объяснил, отбивные сегодня получились лучше, чем мясо по-боярски, поэтому он решился проявить инициативу. Мы с Ванькой взялись за отбивные с не меньшей энергией, чем за суп, внимательно при этом слушая. А Степанов продолжил.

– А сейчас какая картинка получилась? Фонтан что-то вякнул, и потому вякнул, что решил: раз ФСБ вмешалось, значит, это его приехали прикрыть и поддержать, по старой памяти. Вот и наглеть полез. А вы так изящненько напомнили ему, что все документы, где он зафиксирован как сексот по кличке «Стипс» – кстати, откуда такая странная кличка взялась-то, а? благополучненько хранятся, и, если он возникать будет, то личность этого Стипса раскроют. Сейчас, конечно, не те времена, что раньше, когда за спевку с легавыми сразу давили, но и сейчас его могут быстренько свинцом нашпиговать. Из принципа, так сказать, чтобы не нарушать понятий. Тем более, живы ещё кой-какие ребята, которых он заложил, и которые до сих пор не знают, кому надо кланяться за все свои беды и дополнительные сроки. Вот теперь-то они поклонятся ему с превеликим удовольствием! А в его головенке как все прокрутилось? Раз вы намекнули ему, что возникать не стоит значит, ФСБ теперь за мной стоит и на меня ставку сделало, и связываться со мной никому не рекомендуется! Он теперь со мной мир и дружбу на вечные времена заключит, и хоть с этой стороны теперь не надо ждать удара в спину, так что спасибо вам… Но, кстати, вопрос остается. Бережете вы Фонтана, потому что он у вас под колпаком и управляемый? Поэтому и не заметают его, хотя он тысячу раз наследил? А может, – Степанов раскурил наконец свою роскошную сигару и аккуратно ей пыхнул, – и его начальный капитал от вас пошел? Ну, когда советские начальнички, на излете их власти, кинулись деньги прятать и отмывать, и чекистам было дано задание подыскать подходящие кандидатуры, которые эти денежки закрутили бы? А тут и решили, что лучше кандидатуры, чем стукач с репутацией «авторитета» не найдешь, потому что, с одной стороны, хозяев он не замажет, все эти деньги бандитскими деньгами будут считать, никто не допрет, что он не сам эти бабки свинтил, а доверили их ему, а с другой стороны – его всегда можно на коротком поводке держать, так? Ведь вздумай он кинуть и смыться с деньгами, достаточно будет его досье обнародовать, и братва его всюду сыщет, хоть в Южной Америке, хоть на Северном полюсе, чтобы порезать его на куски, так? Удобный вариант, точно.

Миша барабанил пальцами по столу.

– Я вам ничего не говорил, – сказал он, не поднимая глаз. – Все это ваши догадки, беспочвенные догадки. Я-то выслушаю и забуду. Но если вы этими догадками с кем-то делиться начнете, то…

– Да чего там, я понимаю! – Степанов изобразил сигарой прихотливую загогулину в воздухе. – Сами, небось, рискнули, накатив на Фонтана, если ваше начальство до сих пор в его деньгах заинтересовано. А я вам вот что скажу. Доверили бы в свое время деньги не Фонтану, а мне – совсем другой оборот вышел бы. Хотя я бы таких денег не взял. Вот-те крест, ни за что не взял бы! Это ж на всю жизнь на такое подписываться, что постоянно под десятитонным грузом ходить да вверх поглядывать: сорвется на тебя при неверном твоем шаге или нет. Самый кабальный процент – и то лучше. Процент отработать можно, а подписку на сотрудничество не отработаешь.

– Кстати, насчет процентов? – сказал Миша. – Кому вы проценты платите?

– Кому плачу?.. – Степанов осекся. – Ладно, поотвлекались и хватит. Рассказывайте, в чем дело.

– Только перед этим можно нам позвонить? – вмешался я, управившись с отбивной. – А то мы задержались, не предупредив. Как бы родители волноваться не начали.

– Нет проблем! – Степанов вытащил «мобильник» и набрал номер. Я обратил внимание, что он нажал всего одну кнопку: то есть, наш номер был заложен в память его телефона, среди основных и самых нужных номеров. Семеныч?.. Да, я. Да, на свободе. Да, спасибо за поздравления. Я хотел предупредить, что я Борьку и Ваньку украл… Нет, ничего не случилось, просто в ресторан повел, отметить мое благополучное освобождение. Доставим до порога, не волнуйтесь… Вот и все, – подмигнул он нам, отключившись от связи. – Полный порядок, никто не волнуется, все рады и счастливы. А теперь – к делу.

Миша коротко и четко пересказал ему нашу историю со спятившим компьютером и изложил все выводы, которые из неё следуют. Когда Степанов услышал, как на нас с Ванькой напали и отобрали документы, он помрачнел, но перебивать не стал.

– И ещё один вывод напрашивается, – заключил Миша. – Я сам диаграмму ещё не видел, но ребята пересказали мне приблизительные цифры. По ним получается, что, чем меньше «Процент», тем больше «Возврат». То есть, прибыль, надо полагать? А это означает, что не вы получаете проценты, а кому-то эти проценты выплачиваете. Если бы имелись в виду проценты прибыли, то они бы росли вместе с «возвратом». Разумеется, это не ваша диаграмма но, раз она является составной частью программы вируса, значит, она должна быть похожа на вашу. И как-то исказить она должна была ваши диаграммы и графики прихода-расхода-активов-пассивов, чтобы вы, постоянно пользуясь неверными цифрами, вляпались наконец. Вот я и спрашиваю: кому вы платите эти проценты?

Степанов задумался, подобрав губы так, что его лицо сделалось до жути угрюмым.

– Я не готов ответить на этот вопрос, – сказал он после паузы. – Пока не готов.

– Воля ваша, – сказал Миша. – Но, надеюсь, вы понимаете, что, без помощи с вашей стороны, нам будет труднее докопаться до истины и вас самих отмыть от обвинений?

– Понимаю, – медленно кивнул Степанов. – Но тут дело такое, что… он опять осекся. – В общем, я должен сам увидеть эту диаграмму.

– За чем дело стало? – отозвался Миша. – Поехали!

– Поехали, если ребята все доели, – согласился Степанов. Он опять вытащил «мобильник». – Спасатели?.. Ну да, Степанов… Спасибо за поздравления. Гоша, что ли?.. Гоша, чтобы через полчаса мой катер был наготове… Вот и славно.

Спасательная станция находилась как раз при той малой пристани, от которой, я ведь упоминал, был самый короткий путь до нашего дома. Километр, а может, и меньше, по воде – и на заливном лугу, поднимающемся прямо к нашему дому, высаживаешься. Спасатели, кроме того, что приглядывали, не надо ли где и кого спасать, брались следить за лодками и катерами, которые ставили к своему, служебному причалу, кусок берега вокруг которого был отгорожен. Была у них выгорожена и площадка перед домиком спасательной станции, и эту площадку они превратили в платную охраняемую автостоянку. Автолюбители с большим удовольствием пользовались их услугами, поскольку более надежное место, с действительно бдительной круглосуточной охраной, трудно было найти. И к катерам и лодкам, даже алюминиевым (чтобы, угнав, распилить их и сдать в подпольную скупку цветных металлов), никто бы не сунулся. Спасатели были крутые ребята, и связываться с ними было себе дороже. О них даже такие слухи ходили, что их периодически нанимали для подкрепления «бригады» по вышибанию денег из неисправных должников или по «разводке» бизнесменов. Правда это или нет, я не знаю, и врать не хочу, но жили спасатели очень неплохо. У каждого и машина имелась. И пусть старенькие были эти машины, потрепанные, но все-таки… Вот у них Степанов и держал свой малый катер. Его большой катер (практически, яхта с мотором или прогулочное судно) стоял возле главной пристани. Степанов в основном ездил на малом катере, если приходилось совершать поездку по воде, а большой использовал в торжественных случаях: если, например, требовалось организовать пирушку на воде для знатных гостей.

– В путь, братва, – кивнул Степанов своим костоломам. Одному из них он кинул ключи от машины. – Ты поведешь, потому что я выпил.

Степанов (может, из-за своего шоферского прошлого) любил водить машину сам. Он обожал свой «ягуар» и редко кого пускал за руль, хотя среди свиты при нем всегда был профессиональный водитель. Услуги этого водителя требовались в случаях наподобие нынешнего. Конечно, шансы, что какой-нибудь гибэдэдэшник тормознет Степанова и проверит на алкоголь, были практически равны нулю. Но Степанов, по-моему, пекся о своем «ягуаре» больше, чем о живом существе, и мысль о том, что «ягуар» может пострадать по его, Степанова, вине, если он, Степанов, после выпивки вдруг утратит быстроту реакций, была для него непереносима.

Всего мы отъехали на трех машинах. В первой – в джипе (который Степанов окинул таким взглядом, каким, наверно, художник смотрит на красивый закат; вроде, и не один такой закат встречался в жизни, а все равно любуешься) – разместились мы с Мишей и Мишины парни, в «ягуар» сели Степанов, водитель, Ванька и двое охранников (Ваньке нравилось кататься на степановском «ягуаре»), а в третью – черный джип-«мерседес» – набилась остальная охрана Степанова, человек шесть.

– Занятно, – повернулся ко мне Миша, когда мы отъехали. – Тебе не показалось, что Степанов испугался, когда я спросил его про проценты?

– Он был ошарашен, факт, – кивнул я. – Будто какая-то его тайна вдруг выплыла наружу… Но с чего ему пугаться?

– Одно из двух, – сказал Миша. – То ли с этими процентами проворачивается какая-то незаконная махинация, то ли Степанов выплачивает их таким людям, об истинных масштабах богатства которых «органы» знать не должны… А может, то и другое вместе, – рассмеялся он.

– Но как ты догадался, что это Степанов выплачивает деньги, а не ему выплачивают? – спросил я.

– Я ж объяснил, как. Да ты и сам отметил эту странность: проценты падают по мере роста и «Опта», и «Розницы» и «Возврата». Это могло означать только одно: Степанов выплачивает кому-то фиксированную сумму, и он производил подсчеты, какой процент от прибыли эта сумма составляет за каждый месяц. Понятно, что чем больше прибыль, тем меньше эта сумма в процентном отношении, хотя в чисто денежном смысле она остается одной и той же.

– И кому Степанов может выплачивать такую фиксированную сумму?– поинтересовался я.

– Во всяком случае, не шантажистам, не рэкетирам и не какой-нибудь супермощной «крыше», которая протянула волосатую лапу из Москвы или Санкт-Петербурга и даже Степанова к ногтю прижала.

– Да уж, – сказал я. – Кто на Степанова наедет, тот сам лоб расшибет. В смысле, из местных, насчет столичных мафий не знаю… Но почему ты уверен, что никакая мафия здесь ни при чем.

– Во-первых, – объяснил Миша, – если бы какая-нибудь могучая группировка, распустившая щупальца по всей России, заинтересовалась нашим районом и производствами Степанова и предложила ему делиться по-доброму, то мы бы об этом знали. Шила в мешке не утаишь, а у нас до сих пор агентура неплохо поставлена. Во-вторых, когда идут отчисления «крыше» или рэкету, то практически всегда взимают определенный процент от прибыли за месяц, улавливаешь? Скажем, назначается дань в пятнадцать процентов. Если прибыль за месяц составила десять долларов – то, будь добр, отдай полтора доллара. Если двадцать долларов – отдашь три. А упала прибыль и составила, скажем, шесть долларов – отдашь всего… – Миша быстро сосчитал в уме… ровнехонько девяносто центов. Так?

– Так, – согласился я, тоже успевший подсчитать.

– Правда, – Миша желчно улыбнулся, – в этом случае к тебе могут подъехать «проверяющие», поднять всю твою бухгалтерию и вообще все вверх дном перевернуть, чтобы выяснить, действительно у тебя прибыль упала, или ты пытаешься обмануть своих «благодетелей», которые берут с тебя «минимальную плату за охранные услуги», и часть прибыли утаил. И если они сочтут, что, «по понятиям», набирается достаточно доказательств твоего жульничества, то очень тебе будет плохо… В общем, если бы Степанов выплачивал проценты от растущей прибыли, от растущего оборота «опта» и «розницы» то и числа в столбиках «Проценты» росли бы вместе с другими числами. Потому что в январе пятнадцать процентов равнялось бы двадцати чего-то там – тысяч или сотен, рублей или долларов, в феврале – двадцати четырем, в марте – тридцати двум, и так далее.

– Так в каких случаях выплачивают фиксированную сумму? В смысле, одни и те же деньги, какая бы там прибыль ни была, большая или маленькая? – спросил я.

– В разных, – ответил Миша. – Конечно, возможен вариант, что и рэкетиры берут, как это называется, «вмененный налог», то есть, много или мало ты зарабатываешь, а будь добр, уплати каждый месяц ровно такую-то сумму. Но здесь и это не подходит, по ряду других соображений. Итак, реальные варианты… Одну и ту же сумму в месяц можно выплачивать банку, в котором ты взял ссуду. Скажем, берешь ты десять тысяч рублей и обязуешься платить по пятьсот рублей в месяц, пока не вернешь долг…

– И тогда, получается, тебе инфляция выгодна! – подхватил я. – Потому что если рубль сильно подешевеет, а ты свои деньги держишь в долларах, то та сумма, которая раньше стоила сто долларов, теперь будет стоить всего двадцать и, получается, ты платишь в пять раз меньше…

– Верно, – кивнул Миша. – Поэтому большинство банков предпочитает давать ссуды в долларах, или по курсу доллара. И, скажем, если рубль обгрызет инфляция, то все равно отдай сто долларов в рублях по курсу – то есть, скажем, не пятьсот теперь, а две с половиной тысячи рублей. Я думаю, и Степанов, если он взял ссуду, выплачивает в долларах или по курсу доллара… Другой вариант – выплаты по страховке.

– По страховке? – я напрягся. Что-то шевельнулось у меня в голове.

– Ну да. Ты страхуешь свое имущество, или страхуешься от возможных финансовых убытков в результате колебания цен на свою продукцию, от чего угодно страхуешься. И ты можешь выплатить всю сумму страховки разом, а можешь заключить договор, что эта сумма будет поделена на много частей и что ты будешь выплачивать по одной такой части в месяц – в течение года, там, двух, или трех лет, смотря, на какой срок ты страховку берешь. И, соответственно, вся сумма страховки будет поделена на двенадцать, двадцать четыре или тридцать шесть, чтобы узнать, сколько ты в месяц платить должен. Разумеется, второй вариант выгодней для тебя, и не очень выгоден страховой компании – как раз учитывая, что рубль в последние годы все падал и дешевел. Вот, положим, выплачиваешь ты по страховке двадцать рублей в месяц. Три года назад вот эта зажигалка, – Миша взял зажигалку из отделения для мелких вещей между двумя передними сидениями, – стоила рубль, а теперь стоит пять рублей. Выходит, если раньше я отдавал двадцать зажигалок, то теперь отдаю всего четыре. Так?

– Так, – согласился я.

– Вам бы прямо лекции по экономике читать, начальник, – заметил парень, управлявший машиной.

– Лекция и получается, – усмехнулся Миша. – Так вот, само собой понятно, что в наших условиях страховым компаниям выплата в рассрочку невыгодна, хотя во всем мире в рассрочку платят. Даже если компания поставит такое, скажем, условие, что страховка стоит десять тысяч рублей, если выплачиваешь все разом, или двадцать тысяч рублей, если будешь выплачивать в рассрочку, понемногу, из месяца в месяц, то, все равно, компания может больше потерять, чем приобрести. И чтобы компания согласилась продать страховку в рассрочку, нужны, скажем так, особые условия. Или страховая компания должна быть очень заинтересована в клиенте, или там какой-то блат срабатывает, или такая страховка – одна из хитрых форм отмывки незаконных денег, или имеет место элементарная взятка страховому агенту…

– И какой вариант ты считаешь самым вероятным? – спросил я.

– Поразмыслим, – сказал Миша. – Мог ли Степанов взять ссуду в банке? В принципе, мог, тем более, что он сейчас электроинструментальный завод поднимать начал, и все оборудование в Германии собирается закупить, а это удовольствие оч-чень дорогое. Если Степанов взял ссуду, то, выходит, ему поставили условие: никто не должен знать, откуда он получил деньги под процент, а если кто узнает – Степанова зароют, несмотря на всю его крутизну. Но тогда, получается, Степанов взял деньги у такой жуткой мафии, что только держись! И такая мафия обычно дает деньги под грабительский процент, на всю жизнь может в кабалу запрячь. Сомнительно, чтобы Степанов, который дорожит своей независимостью, стал гнуться перед такими людьми. Тем более, что не в таком он отчаянном положении, его деньги можно тоннами грузить…

– Но сейчас, в ресторане, он ведь бросил такую фразу, что «лучше под любой грабительский процент деньги взять, чем…» – и так далее, – заметил я. – По-твоему, это случайность?

– Гм… – Миша почесал подбородок. – Обычно человек приводит в пример то, что сейчас занимает его мысли – то есть, проговаривается о чем-то важном… Будем и это иметь в виду. А пока, рассмотрим вариант со страховкой. Если Степанов выплачивает страховку в рассрочку, то его нежелание говорить об этом можно объяснить двумя причинами: либо он с помощью страховой компании отмывает «грязные» деньги, либо задумано какое-то мошенничество со страховкой.

– А как можно через страховку отмыть грязные деньги? – спросил я.

– Очень просто! – ответил Миша. – То есть, имеются разные способы, но вот один пример. То есть, это больше пример мошенничества со страховкой, но от него можно и дальше танцевать, к отмыванию денег. Я страхую машину, на очень большую сумму. Потом аккуратненько её стукаю – так, чтобы буквально несколько вмятинок и царапин было, не больше. Страховой агент в сговоре со мной и пишет в своем заключении, что машина пострадала очень серьезно и что мне нужно выплатить полную сумму страховки. Мне выплачивают полную сумму, которую я делю пополам с агентом. Ремонт машины обходится мне в копейки, и машину опять можно стукать, застраховав её в другой компании и сговорившись с другим агентом. Мой знакомый следователь из Санкт-Петербурга в свое время разбирался с мошенником, который проделывал такое пять раз! А теперь представим, что речь идет не о тысячах долларов, а о сотнях тысяч. А может, и о миллионах. Скажем, лежат у меня эти «грязные» миллионы, и не могу я ими воспользоваться и пустить их в дело, пока я их не отмою. При этом, у меня есть, скажем, фабрика, и я эту фабрику страхую. Предварительно я договариваюсь с руководством страховой компании, что они ничего не потеряют. Наоборот, в прибыли будут, за оказанную услугу. Я заявляю, что на фабрике произошел крупный пожар, компания выплачивает мне миллионную компенсацию, а я свои «грязные» деньги отдаю компании. Наличностью в руки отдаю, или перевожу на их счет в заграничном банке – такой счет, до которого никто никогда не докопается, ещё каким-то образом передаю им, неважно. Суть в том, что я получаю от компании свои собственные деньги – но уже не грязные, а абсолютно чистые и законные. Ведь это – страховка мне за ущерб, и никакая налоговая инспекция тут не придерется. Ну, и компания имеет с этого изрядный куш. И тогда, конечно, мне пойдут навстречу в том, чтобы согласиться на выплату страховки в рассрочку. Мне хоть тут платить намного меньше, ведь платить-то я буду всего два или три месяца, до «катастрофы», а компания свое возьмет, из тех грязных денег, которые я им передал. Все довольны, все шито-крыто.

– Но ведь для того, чтобы все выглядело правдоподобно, где-то хоть малюсенький пожарчик должен произойти, так? – спросил я.

– Верно, должен, – согласился Миша. – И вот тут мы подходим к самому интересному. На электроинструментальном заводе, который купил Степанов и который собирается реконструировать, чтобы привести в пристойный вид, есть несколько построек, абсолютно ему не нужных. Главный корпус, он, конечно, солиден, несмотря на всю ветхость оборудования и на все разорение. И подводка всех коммуникаций в нем на уровне – любое современное производство потянет. А вот ангары, построенные ещё в тридцатые годы, нелепая контора с помещениями для руководства, барак заводской столовой, ещё кое-что – это уже не имеет смысла ремонтировать и восстанавливать. Надо сносить и строить что-то новое. А снос – он ведь денег стоит, и немалых. Это и бригады рабочих, разбирающие постройки, и вывоз мусора, которого получится больше, чем на сотню грузовиков, и многое другое. А вот если все это возьмет и сгорит – место очистится без всяких затрат. При этом, в заключении страховой компании будет честно указано, что сгорело четыре строения из шести, и что положена полная выплата. А то, что эти «два строения» – это те два солидных, позволяющих развернуть любое производство корпуса, из-за которых Степанов и покупал завод, никого волновать не будет. И пожар может произойти по любым самым естественным причинам. Скажем, электропроводка в этих строениях на ладан дышит и, если она где-нибудь коротнет, никого это не удивит. Никакое следствие не найдет, к чему придраться. И получится, что Степанов одним выстрелом убил двух зайцев: и грязные деньги свои, от налогов спрятанные, отмыл, и подготовил плацдарм для новых построек, избежав огромных затрат на снос старых. По-моему, ситуация предельно ясная и очевидная.

– Да уж… – пробормотал парень, сидевший рядом со мной.

Я подумал немного – и возразил:

– Тут есть одна неувязка. В диаграмме указываются данные с января по апрель. А ведь Степанов вплоть до сентября и думать не думал, что купит этот завод. Да ты и сам знаешь, если бы он ещё весной собирался его купить, он повел бы себя совсем иначе, когда завод выставили на аукцион.

– Никакой неувязки нет, – ответил Миша. – Надо только представить, что это не прошедшие январь-апрель, а январь-апрель будущего года, которые только наступят. Ведь мы согласились в том, что подсовывать Степанову испорченные данные имеет смысл только для того, чтобы заставить его неправильно выстроить планы на будущее. Вот и эта диаграмма – один из таких планов на будущее. И мы можем заключить – считая само собой разумеющимся, что изготовители вируса, составившие эту диаграмму, опирались на какую-то реальную диаграмму Степанова, положив её в основу своей, где-то и в чем-то искаженной – что где-то к апрелю Степанов сумеет подтянуть достаточные средства, чтобы начать реконструкцию завода… и тогда ненужные ему постройки полыхнут. Остается выяснить, с какой страховой компанией он заключил договор, и держать руку на пульсе. Вот и все.

– Мне как-то не верится, что Степанов опять ударился во что-то незаконное, – сказал я. – Он ведь и за завод дал полную, реальную цену, хотя мог выкрутить районным властям руки и купить завод за копейки, и налоги все уплатил… Все время вел себя очень честно!

– Сколько волка ни корми, а он все равно в лес смотрит! – хмыкнул Миша. – Да, он вел себя очень честно, и с государством рассчитался сполна… и колоссальных денег на этом лишился. А всякий предприниматель всегда будет думать, как бы свои деньги вернуть, не мытьем, так катаньем. Степанов, судя по всему, решил компенсировать затраты – или хотя бы часть затрат – таким вот образом… Да ладно, со Степановым мы ещё разберемся, и приструним, если надо. До апреля, почитай, полгода, и я успею ему внушить, чтобы он ваньку не валял, а то наши хорошие отношения кончатся. Он меня в конце концов послушает. Сейчас нам надо понять, кто хочет подставить Степанова. А поняв, кто, мы поймем зачем!

Мишин мобильный телефон запищал.

– Да, слушаю, – сказал Миша, включив связь. – Ты, Артем? У нас-то все в полном ажуре, а у тебя как дела? Да, понимаю, понимаю. Что ж, очень жалко. А, ну, это уже ничего! Да, начинай проверять. Я появлюсь через час-полтора, тогда и доложишь мне последние новости, и все толком обсудим. Бывай!

И он отключился от связи.

– Что там? – поинтересовался парень, сидевший рядом со мной. Опередив меня, потому что я, сгорая от любопытства, тоже хотел спросить, что происходит у Артема.

– Новости всякие, – сказал Миша. – И хорошие, и не очень, и никакие. А в целом, все очень интересно складывается. Кажется, одну ниточку мы нащупали.

– Ну?.. – кажется, у нас троих – меня, водителя и парня, сидевшего рядом со мной – это «ну?» вырвалось одновременно.

Миша немного подумал, прежде чем рассказывать нам.