Текст книги "Дело №1"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава девятая
Нехорошие подозрения

(Рассказывает Андрей Карсавин)

– Ну? – сразу бросились мы к нему. – Чего тебя начальник вызывал?

– Да так… – Дегтярев махнул рукой. – задал несколько вопросов по поводу моей анкеты…

– С чего это он вдруг? – удивился Шлитцер.

– Показалось ему, будто я в анкете что-то утаил… – Володька вздохнул и присел на свою кровать. – Вот и хотел разобраться, не откладывая. Я, конечно, доказал ему, что я чист, ничего не врал и не утаивал, но, знаете, неприятно…

– Так и нам надо быть к этому готовыми? – сказал я. – Что любого из нас могут в любой момент вызвать, если в анкете что-то не так покажется?

– Возможно, – кивнул Володька.

– Да, неприятно это, когда вот так приходится оправдываться, – сказал Илюха.

– Что поделать, безопасность важнее всего, – сказал Шлитцер. – А про драку он не расспрашивал?

– Нет, ни словечком. Видно, ему еще не успели доложить.

– А мы тут все перезнакомились, пока тебя не было, – сказал Туркин. – И насчет родителей разобрались, и насчет всего…

– Ну, мне-то рассказывать особо нечего, – вздохнул Володька. – Обычный парень, в обычной школе учусь…

– Учился, – весело поправил его Жорик. – Теперь нам всем нужно говорить не «учусь», а «учился».

– Хорошо, пусть учился, – согласился Володька. – Мама на фирме торгующей косметикой, работает бухгалтером. Иногда ей с утра до поздней ночи крутиться приходится…

– А отец?.. – спросил Илюха.

– А отец у меня давно умер, – сообщил Володька.

Наступила секундная пауза, потом Володька поспешно продолжил:

– У мамы есть приятельница, муж которой работает в органах, он и рассказал о наборе и предложил, чтобы я попытал счастья. Мол, чем мне целый день дома одному сидеть или с мальчишками болтаться, лучше пусть я при деле буду, под присмотром. И маме, мол, легче будет. Я и решил попробовать. И вот, значит, до сборов дошел. Посмотрим, что дальше будет.

– Погоди… – Лешка Конев нахмурился. – А наш начальник, ну, этот полковник Осетров, хотел узнать у тебя имя того человека, который рекомендовал тебя к поступлению? Что-то не так ему показалось?

– Угу, – ответил Дегтярев. – Я так понял, что директор не поверил, что крупный офицер из его ведомства мог интерес проявить к такому пацану, как я. По-моему, он даже заподозрил… Но я вроде все нормально ему объяснил, и все уладилось.

Боков несколько раз открыл и закрыл рот, потом сказал:

– А-а-а, понимаю… Он, наверное, решил, что у твоей мамы роман с тем офицером и что вы этот момент в анкете утаили. А это ведь не только вас касается, но и его. Если человек, работающий в таком ведомстве, начинает скрывать свою личную жизнь, это – непорядок, так?

– Приблизительно так, – хмуро ответил Володька. – Но, в общем, в две секунды удалось объяснить полковнику, что никто ничего не скрывает, и что не двигает меня этот человек как своего любимчика.

– Ребята! – вырвалось у Туркина. – Что, и мы вот так всю жизнь будем под наблюдением, если поступим в училище?

– А ты как думал? – не удержался сразу подковырнуть Генку ехидный Жорик, раз случай подвернулся. – Спецслужба все-таки, а не какая-нибудь шарашкина контора! Здесь и папа не заступится, если что! Сам знаешь, как бывает – завел неподходящую любовницу, и все, погорел…

– Да заткнись ты! – вдруг взвился Дегтярев. – Я понимаю, ты Генку достать хочешь, но чего ты чушь несешь!.. И, кстати, – добавил он уже поспокойней, – есть пределы личной жизни, за которые никакие спецслужбы не переходят. То есть, переходят, если у них ни к одному из собственных сотрудников доверия нету, но если даже своим не доверять, вот тут действительно шарашкина контора получится! Любой человек имеет право на свою личную жизнь!

Этот взрыв был настолько неожиданным, что все мы малость обалдели.

– Да ладно, ребята, – примирительно сказал Илюха. – Не хватало вам еще раз поссориться.

– А я не ссорюсь, – ответил Дегтярев. – Я объясняю… для непонимающих, – с ехидной усмешкой добавил он.

– Записывайте, записывайте в непонимающие! – отозвался Жорик, без злости, а так, с подначкой. – Я еще всем понимающим нос утру!

И тут прозвучал сигнал к общему построению. Мы подскочили как ошпаренные и с жутким топотом понеслись, обгоняя другие отряды.

Построились все отряды – все взводы, то есть – почти одновременно.

– О, Осетр идет! – шепнул Жорик.

Наверно, он чуть ли не первым стал называть начальника училища Осетром.

Начальник училища вышел, прошелся перед нами, потом заговорил:

– За то короткое время, которое вы были предоставлены самим себе, в некоторых отрядах произошли разные инциденты. На первый раз серьезные меры приниматься не будут. Спишем эти инциденты на ваше волнение первого дня и на то, что вы только притираетесь друг к другу. Но в дальнейшем любой такой инцидент повлечет, скорее всего, немедленное изгнание со сборов и отчисление из конкурсантов – если, конечно, этому инциденту не будет каких-то невероятно веских оправдывающих обстоятельств. Однако страна должна знать своих «героев», поэтому все участники этих инцидентов, которых я буду называть – шаг вперед! Юденич! Астафьев!

Вперед вышли двое ребят из шестого отряда: подтянутый хорошо одетый Юденич и костлявый, широкоплечий Астафьев.

– Объясните товарищам, что у вас произошло, – сказал Осетр.

– Я виноват, товарищ полковник! – четко рапортнул Юденич.

– Виноват? – полковник насмешливо щурился. – В чем именно?

Юденич слегка замялся, потом так же четко ответил.

– Я угостил Астафьева сигаретой.

– Ты привез с собой сигареты? – как-то очень спокойно спросил полковник.

– Так точно. Одну пачку.

– Так ты куришь?

– Нет, не курю. Я… – Юденич замешкался. – Я прихватил пачку дорогих сигарет из отцовского ящика… сам не знаю, почему. Может, хотел произвести впечатление, что я курю, а может, думал, что… ну, я не очень знаю, что я думал.

– Это и заметно, – иронически заметил полковник. – Астафьев, почему ты взял у Юденича сигарету и закурил?

– Я… – Астафьев чуть замялся, но, похоже, Юденич, старавшийся отвечать четко и по делу, и ему прибавил мужества. – Я сам дураком был, потому что «пылить стал».

– Это как – пылить? – поинтересовался полковник. – Пол подметать, или что?

– Нет, – ответил Астафьев. – Я сразу вломил, вроде того, что я самый крутой, никто жизни не нюхал, а я уже такое повидал, и всех уму-разуму учить буду. Ну, вроде того, что я главным буду. Ну… – он умолк, обдумывая. – Надо ж было что-то показать, чтобы и меня человеком считали.

– А так, по-твоему, тебя бы никто считать не стал? – язвительно осведомился полковник.

Астафьев опустил голову.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – вмешался Юденич. – Я хочу сказать, я виноват не в том, что сигареты привез…

– То есть, ты их вроде и не привозил? – полюбопытствовал полковник.

– Нет, я их привез, конечно, но это – вина маленькая по сравнению с тем, что я… Что я почти сознательно подставил Астафьева. Мол, раз он такой крутой, то пусть закурит. Поэтому он уже не мог отказаться, а я ведь успел подумать, что сейчас он либо сломается, либо влипнет, если его засекут. Он так кашлял и так слезы у него из глаз текли, что сразу было видно: он впервые в жизни курит. Тут на кашель преподаватель заглянул, и табачный дым учуял. В общем, раз я успел подумать, что подставляю Астафьева, и все-таки поставил его в такие условия, что отступать ему было некуда – он должен был взять сигарету, я и виноват больше всего. Получается, я сознательным провокатором выступил, а между товарищами это недопустимо! И тут я готов любое наказание понести.

Мы слушали, затаив дыхание. Полковник долго смотрел на двух мальчишек, переводя взгляд с одного на другого.

– Возвращайтесь в строй! – сказал он наконец. – На первый раз отделаетесь дисциплинарным взысканием, картошку на кухне чистить. …Большее ни у кого сигарет нет? – спросил он у нас.

– Нет!.. – ответили мы нестройным хором.

Покончив с разбором этого дела, полковник перешел к следующему.

– Угланов, Туркин!..

Наши приятели выступили вперед.

– Докладывайте! – бросил полковник.

– А что докладывать?.. – сказал Туркин. – Мы подрались, выясняя, кто у нас будет взводным. Драку затеял я.

– И ты же фингал навесил Угланову?.. – насмешливо спросил полковник.

– Ну… Так получилось.

– Странно получилось, что у такого здоровенного богатыря фингал, а ты не помят нисколечко.

– Да я… – прогудел Угланов. – Я быстро остыл. Я ж только унять его пытался, а то бы я…

– Унять? – сразу переспросил полковник. – Почему его надо было унимать?

Илюха примолк, смешавшись.

– А может, все не так было? – продолжал полковник. – Шлитцер, шаг вперед!

Жорик шагнул вперед.

– У тебя нет своей версии произошедшего? – спросил полковник.

Жорик сглотнул, открыл рот, опять закрыл…

Не знаю, что мною двигало, но я тоже шагнул вперед.

– Разрешите обратиться, товарищ полковник.

– Разрешаю! – бросил он.

– Я хочу сказать, мы все виноваты. Мы… ну, мы не разобрались друг с другом. Но все это уладили, сами.

– Я один и виноват, и больше никто! – вдруг выпалил Жорик. – И чего нас всех допрашивать, если вы и так это уже знаете!

– Почему ты уверен, что я знаю? – прищурился полковник.

– А иначе зачем вы мне скомандовали «шаг вперед»? Выходит, вам известно, что это я драку затеял, и что это я Илюхе фонарь на весил… случайно, правда.

– Действительно, случайно, – вырвалось у Угланова. – Он, правда, не хотел, и я…

– Но ведь с меня все началось… – перебил Туркин.

– Молчать! – оборвал всех полковник. – Что ж, приятно видеть столько виноватых. Все виноватые, шаг назад. На весь взвод налагается дисциплинарное взыскание. Каким оно будет, узнаете позже. Кто у нас еще в отличившихся ходит? Абраменко!

Абраменко шагнул вперед.

– Что вы не поделили с Валиковым?

Абраменко, насупившись, молчал. Он тоже был здоровым. До Илюхи, конечно, не дотягивал, но приблизительно был вровень с Астафьевым. Они получались, среди всех, три богатыря, и, похоже, именно между ними должно было развернуться негласное соревнование, кто сильнее.

– Валиков!..

Валиков, бойкий такой парень, тоже вышел вперед.

– Я жду ваших объяснений, – проговорил полковник после паузы.

Оба молчали.

– Ну, дразнил я, – сказал, наконец, Валиков. – Не удержался. У меня бывает, знаете… Если хорошая шутка на язык просится, то обязательно ее скажу. Даже когда понимаю, что этого делать не надо.

– Шутка шутке рознь, – заметил полковник. – Бывает так, что шутка, которая кажется хорошей тебе, совсем не кажется хорошей окружающим. Как именно ты пошутил?

Валиков молчал, опустив голову.

– Абраменко?.. – полковник повернулся к здоровяку.

– Я бы не хотел говорить об этом, – ответил тот.

Полковник коротко кивнул, немного подумав.

– Твое право. Оба вернитесь в строй. А теперь, слушайте все. Конечно, прежде всего будут оцениваться ваши личные качества. Но будут оцениваться и командные успехи, потому что по этим успехам будет ясно, насколько вы умеете ладить с другими людьми. Для контрразведчика это качество одно из важных. Поэтому членам тех взводов, которые окажутся лучшими в командных соревнованиях, будут начисляться дополнительные баллы. Эти баллы в конечном итоге могут оказаться решающими, потому что здесь, сейчас, вас пятьдесят лучших ребят со всей страны, и шансы у всех приблизительно равны. А командные соревнования будут не из легких. И эстафеты, и ориентировка на местности, и компьютерные групповые задания, и многое другое. И любые раздоры, любые разногласия будут понижать ваши шансы. Поэтому тот, кто не сумеет справиться с собой, будет топить не только себя лично, но и весь свой взвод. Подумайте об этом. Вольно! Шагом марш на обед!

И мы зашагали на обед. Когда вошли в столовую, выяснилось, что каждому взводу уже отведен свой стол.

Обед был хорош: борщ и гуляш с картошкой. Мы наворачивали за обе щеки. Правда, не все. Жорик Шлитцер вдруг скис. Он молчал, еле ложкой ковырял в тарелке и глядел в стол.

– Ты чего? – спросил я. – Ведь все позади.

– Ну… не знаю… – пробормотал он.

– Чего там не знать? Главное, чтобы больше не было никаких, этих самых… А эта история уже всем прощена.

Жорик только вздохнул и покачал головой. Я ничего не мог понять. Да, по-моему, и остальные тоже. И Дегтярев, и Туркин попробовали подбодрить Жорика какими-то шутками, но он не откликнулся.

После обеда нас провели в актовый зал, где состоялось наше первое знакомство с учителями и членами приемной комиссии. Потом каждый учитель стал зачитывать список тех, с кем хотел бы поговорить в первую очередь. Я, к моему удивлению, попал в группу к преподавателю русского языка, вместе с Коневым, Юденичем, Астафьевым и еще несколькими ребятами.

– Итак, давайте знакомиться, – сказал преподаватель. – Меня зовут Николай Дмитриевич. Я хочу сразу объяснить, почему я выбрал именно вас. Мы договорились между собой, что каждый из нас сперва познакомится с теми поступающими, которые на предварительных этапах показали лучшие результаты именно по его предмету. Посмотрим, были эти результаты следствием знаний и одаренности или же следствием счастливого стечения обстоятельств. И если в этой области знаний с вами действительно все в порядке, займусь теми, у кого результаты похуже. Дальше вас будут более основательно тестировать те педагоги, по предметам которых на предварительном этапе вы не слишком блистали… Хотя, должен сказать, что на Алексея Конева… это кто? – Алешка встал, Николай Дмитриевич кивнул ему, и Алешка снова сел. – …На Алексея Конева претендовали также и математики, поскольку он показал отличные результаты по нескольким предметам. Но вернемся к русскому языку. Вам может показаться, что русский язык – это всего лишь умение грамотно писать и излагать свои мысли. Вовсе нет! Это – целый мир, который может очень пригодиться вам в будущей профессии. Например, без хорошего знания родного языка невозможно заниматься сравнительным языкознанием и структурной лингвистикой, а эти дисциплины – прямое подспорье при зашифровке и расшифровке любых самых сложных шифрограмм. Имеются и другие приложения необходимые в вашей будущей профессии… Итак, начнем. Я буду вызывать, беседовать, вы внимательно слушайте, можете вносить свои идеи и поправки. Порой я буду всем задавать вопросы, и тут не стесняйтесь отвечать первым… Андрей Карсавин!

Я встал.

– У вас попадались очень интересные ответы, и вы написали довольно интересное сочинение. Скажите, насколько глубоко вы интересуетесь языком и литературой?

Я пожал плечами.

– Да так… Я читаю и головоломки разгадываю.

– Вот как?

– Да, иногда интересно бывает, как одно слово получается из другого.

– Например?..

– Например, как из слова «волк» сделать слово «овца», заменяя по одной букве… Ну «волк – полк – поле» и так далее. Или как из мухи сделать слона, таким же способом.

– Что ж, хорошо. Тогда вот тебе задачка… – он прищурился. – Есть такое простое слово, «разгильдяй». Что оно значит?

– Бездельник, – ответил я. – Лоботряс, ленивец.

– Правильно. А ты можешь догадаться, откуда это слово взялось? – он встал и написал это слово мелом на доске.

Я задумался. Думал я, могу похвастаться, не больше нескольких секунд.

– Кажется, все ясно, – сказал я. – «Раз» – это приставка, корень – «гильд». «Гильд» – это явно от «гильдия». Раньше мастера делились на гильдии или цеха и только членам гильдии, доказавшим, что они спецы в своем деле можно было заниматься ремеслом. То есть, получается, разгильдяй – это плохой мастер, такой бездельник и неумеха, которого выгнали из гильдии.

– Верно, – кивнул Николай Дмитриевич. – И как, по-твоему, это слово новое или старое?

– Смотря, что считать старым, – ответил я. – «Гильдия» – это из Западной Европы слово, а с Западной Европой мы только при Петре Первом вовсю стали общаться. Правда, еще при Иване Грозном в Москву приглашали иноземных мастеров, и они могли привезти это слово, ведь члены гильдий как раз и приезжали. То есть этому слову не тысяча лет и в этом смысле его можно довольно новым считать. Но даже триста или четыреста лет – это все равно срок солидный.

– Молодец, – сказал Николай Дмитриевич. – Соображаешь. Что ж, ты свободен, больше тебе на этом ознакомительном занятии делать нечего. Кого следующего спросим?.. Та-ак… Саврасов!

Я еще колебался, уходить или нет, но Николай Дмитриевич мне еще раз кивнул, отпуская. Я вышел, прикинул, что мне делать, и просто направился в нашу комнату. Но до комнаты я не дошел. Прямо перед комнатой я столкнулся с Жориком, вышедшим из дверей в такой глубокой задумчивости, что не видел ничего вокруг.

– Ты куда?.. – я схватил его за рукав.

– Пусти!..

– Да куда ты?..

– На рапорт к полковнику. Пусти, а то поздно будет. Я хочу доложиться ему, пока почти все по группам.

– Слушай, – мне стало нехорошо. – Что ты задумал?

– Мало ли что я задумал? – ответил он. – Не твоего ума дело!

– И моего тоже! Ты слышал, мы теперь один взвод, одна команда. Вспомни, что сказал полковник.

– Он еще много чего скажет, – иронически хмыкнул Жорик.

– Вот что… – я колебался недолго. – Я пойду с тобой.

– Лучше не ходи, – Жорик прибавил шаг, и мне пришлось перейти почти на бег. – А то как бы и тебе не досталось.

– Я не понимаю…

– Вот и хорошо, что не понимаешь! Отвали!

– Как хочешь, а я не отвалю.

– Ладно, – буркнул он. – Если тебя вышибут заодно со мной, то тебе же будет хуже. Я хочу сказать полковнику много неприятного, и он, конечно, и от тебя захочет избавиться, чтобы ты потом не рассказывал…

– Неприятного? – я почувствовал, что сам начинаю злиться. – Да в чем он виноват? В том, что мягко отнесся к твоей безобразной драке?

– Да нет… – мы подошли к двери кабинета начальника училища, и Жорик постучал.

– Войдите! – послышался голос полковника. И мы вошли прежде, чем я успел еще что-то сказать или что-то сделать.

– Да? – увидев нас, Осетров встал из-за стола. – В чем дело?

– Дело во мне, – сказал Жорик. – А этот… – он кивнул на меня. – Он просто прилепился ко мне, сам не зная, зачем. Мол, в одном взводе мы, понимаешь…

– Возможно, он и прав, – сказал полковник. – Так в чем проблемы?

– Проблемы в том, – выпалил Шлитцер, – что вы нам говорили о доверии, а сами обманываете!

– Обманываю? – полковник грозно нахмурился. – Как это?

Жорик сделал глубокий вдох, чтобы собраться с духом, и заговорил:

– А вот так! Каждый взвод, мол, единая команда! Как же! Я понимаю, что вы нас распределяли не по жребию, а как-то иначе, но зачем же в каждый взвод стукача подсаживать? Что ж получается? Едва узнав о драке, вы вызываете к себе Дегтярева под каким-то надуманным предлогом, он и сам не очень толково объяснял, зачем вы его вызвали. Насчет «личной жизни» что-то лепетал при его-то наглой роже, а после этого – вы знаете все, что произошло: что дрался Туркин не с Илюхой Углановым, а со мной, и Илюха нас разнимал, на чем и фингал заработал. Тут надо только два и два сложить, чтобы понять, что произошло. Я ж в детском доме всего этого насмотрелся! Там у нас стукачество поощрялось, так мы научились стукачей на раз раскалывать! Но здесь-то, я думал… А раз в нашем взводе есть такой, значит, вы в каждый взвод такого подсадили. И с ним у вас «соглашение», а уж эти стукачи наверняка в школу пройдут, в благодарность за их услуги! Это ж на восемнадцать человек минимум семь стукачей получится, и что ж это за училище такое будет? Да и учиться в таком незачем! И не только в этом дело. Я действительно верил, что уж здесь будет единая команда, один за всех и все за одного, что я смогу глядеть в глаза всем товарищам и полагаться на них, что мы… ну, как один кулак будем, но если вокруг будут стукачи, то зачем мне это? Я вам вот что скажу: я жутко хотел поступить в училище, больше жизни, я землю грыз, я… я вам правду скажу, я два ответа на одном из экзаменов списал. А уж как просил директора детдома, когда нам по разнарядке пришла бумага на одно место, чтобы он мне, а не другому направление на предварительный экзамен написал. И я в этом поступлении видел шанс всей своей жизни.

Жорик перевел дух. Полковник молчал, не двигаясь, пристально глядя на Жорика. Жорик продолжил:

– Я честно вам скажу, я когда-то сбегал из детского дома, табачные ларьки вскрывал, однажды даже лавку сувениров взломал. Мне раз плюнуть и вещи этого Дегтярева перетрясти, потому что в них наверняка что-то найдется. И даже в ваш кабинет проникнуть не сложно. Несмотря на все замки, запоры и шифры на вашем сейфе, найти досье этого Дегтярева, чтобы убедиться, что он товарищей «сливает», да и узнать, кто в других отрядах стучит. А потом всем стукачам вместе темную устроить, как мы это в детском доме делали… Да только все это бессмысленно, раз вы нацелились училище в этом направлении тянуть, вот я и хочу уйти, хотя я выше головы прыгнул, чтобы до этого, заключительного этапа добраться! А если вы меня оставите, то я обязательно такое учиню! Вот! Хотели, чтобы было по-честному, я вам и выкладываю по-честному! Поэтому лучше вышвырните меня взашей, пока я вам всю вашу игру не испортил!

Тишина наступила совсем глухая, когда Жорик выговорился. Я бы даже сказал, гнетущая и тоскливая тишина – для меня, во всяком случае.

– М… да-а… – сказал наконец полковник, постукивая пальцами по столу. Потом ко мне повернулся. – А ты что обо всем этом думаешь?

Я собрал в кулак все силы и все мужество, чтобы заговорить.

– Я… – я не узнавал своего голоса, так глухо и безжизненно он звучал. – Я, правда, не знал, с чем к вам идет Шлитцер. Но если все это правда, то и меня отчисляйте сразу, вместе с ним.

– Вот как? – полковник устало вздохнул и сел за стол. – Хорошо, поговорим начистоту.