Текст книги "Дело лохотронщиков"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава седьмая
Аглая Бертольдовна любит и ненавидит

– Значит, так, – сказал Алешка. – Я нашел банк, в котором открыт официальный счет этой лотереи. Нашел и номер счета. Но дальше этого я не продвинулся. А это все равно, что ничего…

– И что за банк? – поинтересовалась Аглая Бертольдовна.

– Банк «Верный Друг». Если хотите, и номер счета назову, но с этим счетом все в порядке, он официально зарегистрирован и в налоговой инспекции, и всюду. Сколько на нем денег, я выяснять не стал. Можно было бы попробовать влезть, но там есть свои тонкости и сложности. Все равно, я думаю, денег там или вовсе нет, или почти нет. А что вы узнали?

– Ты не попробовал выяснить, кому принадлежит этот банк? – осведомилась Аглая Бертольдовна.

– Ну, состав совета директоров, то да се, можно было бы узнать, – ответил Алешка. – А разве это так важно?

– Важно, – кивнула Аглая Бертольдовна. – Но не мучайся, не ищи. Я сама тебе – и всем остальным – скажу. Председателем банка является такая Звягина Надежда Ильинична. Она замужем, хотя в браке не стала менять девичью фамилию на фамилию мужа. Ее муж – Теплынин Виктор Анатольевич.

– Что-то знакомое, – Оля и Аня наморщили лбы, вспоминая. Да и нам показалось, что мы где-то слышали это имя. Мы мучительно размышляли, где же оно нам попадалось, а потом я сообразил – и подскочил, хлопнув себя по лбу.

Конечно!.. Ведь всюду по этому району висят плакаты: «Голосуйте за Теплынина!» И физиономия у него такая, опрятная!..

– Совершенно верно, – сказала Аглая Бертольдовна. – Он взял и выдвинулся кандидатом в депутаты на местные выборы в Думу вместо депутата, ушедшего на другую работу.

Говорят, у него самые большие шансы на успех, потому что он и обещает много, и всякие акции устраивает, вроде бесплатных столовых для бедных и подарков школьникам. Он является реальным владельцем банка. Но с официальных постов в банке ушел. И весь лохотрон, по сведениям милиции, запущен, чтобы побольше денег собрать на избирательную компанию, потому что расходы он несет огромные…

– Но ведь это же незаконно! – вскинулся Илюха. – Что же они ему по башке не дадут?

– Сам слышал, – скривилась Аглая Бертольдовна, – доказательств у них нет!

– То есть как это нет, когда все как на ладони? – возмутился Жорик.

– Ну это с какой стороны посмотреть, – сказала Аглая Бертольдовна. – То, что официальный счет лотереи открыт в его банке, говорит о том, что этот лохотрон запустил он. Может, не один, а на паях с еще какими-то бандитами, но то, что он большую выгоду с этого лохотрона имеет, очевидно. Вообще, за ним немало темных дел водится, но ни разу не удалось его прижать. Потому что… Вот тут-то и начинаются бесчисленные «потому что» и «но». Открыть счет в любом банке имеет право любая организация, и это совсем не означает, будто организация как-то связана с руководством банка. В этом же банке открыт и официальный счет его предвыборной компании, на который принимаются пожертвования избирателей и поступают другие, разрешенные законом, деньги. Но никакой связи между счетом лотереи «Миг удачи» и счетом предвыборной компании Теплынина обнаружить не удалось, хотя многие искали. Можно сказать, землю носом рыли. И его конкуренты в предвыборной борьбе, и правоохранительные органы. С какой стороны ни копнут – все чисто, чище некуда.

– Выходит, это тот случай, когда все всё знают, но ничего поделать не могут? – спросил я.

– Вот именно. И это, кстати, объясняет, почему местная милиция предпочитает не вмешиваться. Ей тоже отлично известно, что лохотрон принадлежит Теплынину, хотя и доказать это нельзя, а связываться с Теплыниным – себе дороже.

– Не знаю, – Алешка задумчиво покачал головой. – Если все настолько на виду, то какие-то зацепки должны существовать и найти их можно. И не только милиция должна этим заниматься. Пропускать такого человека в депутаты нельзя. Это, если хотите, дело государственной безопасности. А всем, что касается государственной безопасности, должны заниматься спецслужбы. Может, туда обратиться?

– Вот уж нет! – Аглая Бертольдовна вдруг фыркнула так негодующе, что мы подскочили. – Никаких спецслужб!

– Но почему?.. – спросил Илюха. – Ведь они…

– Рассказывайте мне, какие они! – грозно ответила Аглая Бертольдовна.

Мы, может, и могли бы кое-что рассказать, но предпочли этого не делать. После паузы Жорик высказался за всех – по-моему, в нем еще и взыграло желание защитить честь мундира, того мундира, которым он только собирался всех ошарашить, в будущие выходные:

– Но ведь это действительно так – спецслужбы занимаются самыми важными и серьезными делами. Они и шпионов ловят, и крупных взяточников, которые полстраны продать могут, и контрабандистов они тоже вылавливают. И, конечно, это они должны бороться с тем, чтобы преступники к власти не попадали!

– С чем они всегда боролись, известно! – горячо возразила Аглая Бертольдовна. – Со своим народом они боролись, а уж как шпионские дела выдумывались, человеку моего поколения рассказывать не надо! Обращаться к ним – это себя ни в грош не ставить! Так что уж, будьте добры, не рассказывайте мне!

И она так негодующе устремила на нас палец, как будто с трибуны обличала.

Ощущение было, что мы вдруг оказались под ураганным огнем. Илюха, однако, решился сказать:

– Ну… там у них было всякое, но ведь они и с коррупцией боролись, и разведчиков сколько среди них талантливых и в тылу врага они сражались!.. Сколько книг про это написано…

– Книг? – кажется, Аглая Бертольдовна завелась совсем серьезно. – Когда? Кем? Знаете, как мой сын пошел служить в милицию? – вопрос был несколько неожиданный. – Не знаете, конечно! Так я вам расскажу! Его дед, отец Владьки, был одним из арестованных по «делу врачей». Знаете, что такое «дело врачей»? Тоже не знаете? Ну, это уж стыдно не знать!.. Незадолго до смерти Сталин решил, что у него плохое здоровье и его никто не может вылечить не из-за ограниченных возможностей медицины, а из-за того, что врачи сговорились его убить. И началось расследование «заговора врачей», врачей арестовывали во множестве, выбивали из них признания, что они действительно хотели убить Сталина и других руководителей государства. Возникали судебные процессы. Для осуждения старались подбирать в основном врачей с нерусскими фамилиями, чтобы ко всему «нерусскому» ненависть в народе вызывать. Вообще-то это уже фашизм называется, это то, чем Гитлер занимался. Ну ладно. Об этом в другой раз поговорим. Суть в том, что известный хирург Верецкий тоже сумел попасть в эти жернова. Но он категорически отказался разговаривать со следователем и давать ложные показания на коллег. Из стойких был. И тогда его после допроса отвели не в его камеру, а в другую, «особую», где сидели самые жуткие уголовники. Самые «отморозки», как сейчас сказали бы. А утром из камеры вытащили его труп. Мы это узнали много позже, через несколько лет после того, как Верецкого посмертно реабилитировали, когда нам позволили ознакомиться с его делом. Да и живые свидетели сыскались. Узнав эту историю, Ромка и воспылал ненавистью к уголовникам. И выбрал такую профессию, чтобы бороться с этой нежитью. С нежитью, которая способна по поручению следователя взять и с радостью убить соседа по нарам. Вот они: «блатная этика» и «блатная романтика». А может, стоило бы Ромке выбрать профессию, которая позволила бы с подобными следователями бороться? Неважно. О чем я? Да, о том, что один из самых гнусных и подлых фельетонов о «врачах-убийцах» написал автор, строчивший романы о «доблестных чекистах». И этот же автор «прославился» доносами на братьев-писателей. На его счету не одна покалеченная судьба! И я вас спрашиваю, мог ли подонок и доносчик написать хорошую, правдивую книгу? Нет, он мог написать только насквозь лживую книгу!

Аглая Бертольдовна выдержала паузу.

– У-ух!.. – Это «у-ух!» она выдохнула так, как будто с американских горок катила. – Ненавижу!

Мы молчали, потрясенные, лишившиеся дара речи. Ну и ну! Вот нарвались!

Молчание прервала Аня.

– Но ведь, – робко проговорила она, – были и «Семнадцать мгновений весны», и «Мертвый сезон»…

– А вот это – хорошие фильмы! – с не меньшей энергией чем прежде провозгласила Аглая Бертольдовна. – Там настоящее мужество не только наших разведчиков, но и простых людей, профессора Плейшнера, пастора Шлага. Но вы ведь понимаете, что Штирлица по возвращении на родину скорее всего расстреляли, да и с героем Баниониса непонятно, что произошло?

– Штирлица посадили, – сказал Алешка. – Об этом написано в другом романе Юлиана Семенова, о его дальнейшей судьбе. Посадили, но он все-таки выжил в лагерях.

– Вот видите, – Аглая Бертольдовна развела руками.

– Но я бы пошел в такие разведчики, – сказал я, – даже зная, что меня потом посадят. Потому что надо сражаться за правое дело!

Аглая Бертольдовна окаменела на миг – а потом мы опять услышали ее громовой хохот.

– Вот молодец! – провозгласила она. – Молодец! Люблю! Люблю! Мой Ромка – он из таких же!

Она перевела дух и сказала более спокойным голосом:

– Оставим это. Сейчас у нас более насущная проблема – как нам сражаться за наше правое дело, так? – Она налила себе еще с полрюмки коньяку и выпила. – Ф-фу… Мне надо успокоиться. Всегда, как заговорю о тех временах да о судьбе близких, сама не своя становлюсь. Ничего, это пройдет. Так есть у вас какие-нибудь идеи?

– Первая идея – как-то связать счет предвыборной компании с лохотронными деньгами, – сказал Алешка. – Но если даже самым компетентным следователям это не удалось, то не представляю, как это у нас может получиться!

– Значит, эту идею пока оставим, – сказал Жорик. – Еще соображения имеются?

– Эх, если бы мне завтра поручили отвезти деньги Теплынину! – вздохнул Илюха.

– Смеешься? – сказал я. – Чтобы они доверили отвезти выручку с лохотрона мальчишке, да еще работающему на них первый день?.. В жизни такого не будет!

– Можно проследить, на какой машине они повезут деньги, узнать ее номера и прочее, – сказала Оля. – Кому принадлежит, там…

– Можно, – согласился Жорик. – Но вряд ли это что-нибудь даст. Спорить готов: деньги они возят не напрямую Теплынину, а каким-нибудь посредникам. И машина не будет иметь к Теплынину никакого отношения, факт.

– Но ведь где-то должно быть у них узкое место! – сказал Илюха.

– И не одно, – кивнул Алешка. – Мне думается, они не особенно осторожничают, считая, что в любом случае останутся безнаказанными. Нам надо еще раз приглядеться к их механике. Разобрать, так сказать, всю систему работы лохотрона по колесикам, винтикам и пружинкам. Давайте начнем с самого начала. Вот они ободрали простаков и везут деньги куда-то в одно место. Так?

– Так, – согласились мы.

– Как эти деньги будут распределяться? Что-то идет непосредственным исполнителям, что-то нужно положить на официальный счет – как сегодняшний доход с лотереи. Положить не слишком много, чтобы выглядело, будто игра ведется по-честному и люди тоже выигрывают.

– А если совсем ничего не класть? – спросила Аня.

– Не получится, – покачал головой Алешка. – Тогда налоговая инспекция придерется; ведь всем понятно, что любая лотерея приносит хоть какой-то доход. Они, конечно, отбоярятся, но зачем им лишние сложности? Будем считать, они официально «засвечивают» необходимый минимум, не более того. А остальное – «черным налом» уходит в руки Теплынина. И из этого «черного нала» он оплачивает обеды для бедных, подарки пенсионерам и школьникам, рекламные плакаты и что там еще?.. Да и выступления по телевизору и радио стоят ему таких деньжищ, что только раскошеливайся!

– Я вот чего не понимаю, – сказал я. – Зачем ему еще и лохотрон, если у него есть свой банк? Брал бы деньги оттуда, и дело с концом!

– По-моему, это как раз понятно, – заметил Жорик. – В банке все деньги подконтрольные, под надзором. А ведь есть закон, что на избирательную компанию нельзя тратить больше определенной суммы. Ну чтобы у всех кандидатов были равные возможности. Выходит, если он попадется на том, что потратил больше определенного предела, избирательная комиссия просто снимет его кандидатуру, и плакало его депутатство. Вот и получается, что ему нужен неподконтрольный и нелегальный источник денег. А дальше механика простая. Скажем, с работниками столовой, где раздаются бесплатные обеды, он договаривается, что по документам они укажут стоимость одного обеда по десять рублей, а он заплатит по тридцать или по пятьдесят, с телевизионщиками – что они возьмут с него за эфирное время по самому низкому тарифу, а он им огромные суммы отвалит прямо в руки, ну, и так далее.

– Погоди! – встрепенулся Илюха. – Хочешь сказать, если мы докажем, что он тратит на выборы больше положенного, то мы его завалим?

– Завалим, – подтвердил Алешка. – Только как это доказать?

– Что-то очень простое должно быть, – сказал я. – Настолько простое, что мы смотрим и не видим, я чувствую…

Аглая Бертольдовна, внимательно слушавшая, кивнула:

– Да, что-то простое, верно. Как в той книжке, где мальчишки сумели провалить продажного негодяя, баллотировавшегося в сенаторы…

– Это как? – живо спросил Жорик.

– Проще некуда. Они подстроили так, чтобы во время встречи с избирателями к этому кандидату подбежали несколько песиков и написали ему на штаны. За описанного кандидата не было подано ни единого голоса простых избирателей, хотя все местные тузы и были за него! Он анекдотом стал, посмешищем, понимаете? Знаменитая книжка, когда-нибудь прочтете…

– Здорово! – Мы все были в восхищении.

– Выходит, – проговорила Аня, – если мы из него сделаем анекдот и посмешище, то он сам провалится?

– Это вариант! – сказал Жорик. – А еще лучше – из его лохотрона сделать посмешище!

– Но так мы не добьемся главного, – возразил я. – Не прихлопнем лохотрон, и он будет продолжать обдирать людей!

– Значит, надо придумать такую хохму, которая ударила бы и по Теплынину, и по лохотрону! – сказал Илюха. – Может, его самого лохом представить?

Алешка сидел, прикидывая что-то в уме.

– У меня есть одна идея, но очень смутная, – сказал он. – Мне бы сесть и додумать ее. Вдруг что-то получится?

– Ребята! – вдруг спохватилась Оля. – Ведь мы к обеду опаздываем! Мама будет волноваться!.. Правда, я не знаю, как буду обедать, после торта…

– Уж я-то пообедать всегда смогу, – проворчал Илюха.

Мы стали подниматься.

– Спасибо вам огромное, – сказал я. – А можно, мы после обеда вернемся, и все додумаем? Так сказать, у вас будет наша штаб-квартира?

– Не только можно, но и нужно! – ответила Аглая Бертольдовна. – Жду вас, ребятки, жду с нетерпением! А я пока и сама мозгами попробую поворочать.

Мы быстро простились, выбежали на улицу и направились к Ольгиному дому. Хорошо, что идти было совсем недалеко.

По пути нам попалась фотомастерская с вывеской «Кодак-сервис».

– Ой! – спохватился я. – Надо бы сдать пленку, чтобы ее побыстрее проявили. Ведь фотографии этих типов нам в любой момент могут понадобиться… Давайте зайдем!

– Давай, – согласился Алешка. – А пленка кончилась?

– Два кадра осталось, – сообщил я, проверяя. – Давайте я сниму вас, всей компанией.

И я сперва щелкнул всех друзей, вместе с девчонками, а потом Жорик взял фотоаппарат и щелкнул меня вместе со всеми. После этого мы достали пленку и зашли в фотомастерскую.

Проявка пленки и печать за один час были слишком дорогим удовольствием, и мы решили сдать ее на сутки, чтобы забрать завтра утром.

– Завтра утром не получится, – предупредила приемщица. – Завтра воскресенье, выходной. Получить фотографии вы сможете только в понедельник.

Нас это совсем не устраивало, и мы, вывернув все карманы, выгребли все, что у нас было, и оплатили срочную работу.

Сделав это, с легкой душой мы двинулись дальше.

– Смотрите! – вдруг остановился Илюха, уже на подходе к Ольгиному дому.

С уличного стенда на нас смотрел предвыборный плакат с «опрятной», по определению Жорика, физиономией Теплынина.

И мы дружно остановились, вглядываясь в лицо этого негодяя.

Разбор «полетов»

Осетров. Что ж, вы начали мыслить сколько-то профессионально, когда пытались нащупать возможные уязвимые места этого Теплынина. Действительно, главное уязвимое место в таких случаях – финансирование предвыборной компании. Но, я вижу, вас другие вопросы больше волнуют…

Шлитцер. Ну да! Когда Аглая Бертольдовна взорвалась…

Осетров. То есть когда она, мягко говоря, выразила недоверие нашим спецслужбам?

Угланов. Да какое там недоверие! Я как под огнем сидел!

Осетров. И вы ждете от меня совета, как быть в подобных ситуациях?!.

Конев. Не совсем так, но…

Осетров …Но все-таки ждете. Что вам сказать? Готовых рецептов тут нет и быть не может. В истории наших спецслужб были такие страницы, что доверие между нами и обществом разрушено довольно сильно, факт. И восстанавливать его придется довольно долго и трудно. Это будет задача не только для вас, но, возможно, и для следующего поколения. Для вас-то рецепт один – быть умными и профессионально подготовленными. Быть честными и помнить, что мы защищаем безопасность и права каждого конкретного гражданина. В этом и есть смысл нашей деятельности. Не думать, что, мол, с кем-то можно и расправиться, потому что так выгодно государству. Государство, оно не что-то абстрактное, оно состоит из людей, из всех своих граждан, и без любого гражданина будет неполным. Будьте хорошими людьми, вот и все… Вам надо усвоить одно: мы все вместе нашу жизнь строим, и какой мы ее построим, такой она и будет. А если допустим в свою жизнь беззаконие, то потом это же беззаконие по нам ударит. Ну да ладно. Поговорим о дальнейших ваших приключениях.

Глава восьмая
Безумная затея?

Оно, это лицо, и вправду было «опрятным» – гладеньким и улыбчивым. Теплынин улыбался так, как будто весь мир рад был приветствовать и как будто все люди были ему как родные братья и сестры. Под портретом крупными буквами было написано: «Я ДЕРЖУ ОБЕЩАНИЯ!», а пониже и помельче: «Хотите жить хорошо – голосуйте за меня!»

– Во тип! – почти с восхищением сказал Жорик. – Врет и не краснеет.

– У него тут еще и встреча с избирателями назначена, – сообщила Оля, вглядываясь в текст листовок, со всех сторон облепивших плакат.

– Когда? – поинтересовался Лешка.

– Завтра в одиннадцать утра, в ДК «Красная вязь». Это неподалеку.

Алешка кивнул, запоминая.

– Ты думаешь, это может пригодиться? – спросил я.

– Пригодиться может все, – ответил он.

– Вот бы пойти на эту встречу и ввернуть ему пару трудных вопросиков! – сказал Илюха.

– Ага, так он тебе и ответит, – ехидно ухмыльнулся Жорик.

Возможно, именно тогда у меня и мелькнула смутная мысль. Возможно, уже тогда я додумал бы эту мысль до конца, но тут Оля нас заторопила:

– Ладно, полюбовались на этого гада и хватит! Пошли, мы и так опаздываем!

«Врага надо знать в лицо!..» – подумал я, догоняя остальных.

Олины родители уже ждали нас. В гостиной был раздвинут большой стол, на нем стояло восемь приборов, в центре стола красовались миски с салатами и блюда со всякими закусками, вроде селедки, ветчины и баклажанной икры домашнего приготовления.

– Замечательно! – сказала Олина мама, увидев нас. – Мойте руки, садитесь за стол, берите закуски, а я сейчас борщ подам.

В общем, обед получился на славу. После закусок и борща были еще голубцы и чай с печеньем. И если кто думает, что торт отбил у нас аппетит, тот жестоко ошибается. Навернули мы дай боже!..

– Куда думаете пойти погулять после обеда? – спросил Юрий Владиленович.

– Да просто прошвырнемся, – ответила Оля. – Вот, ребята думали на Савеловский рынок сходить, поглядеть, что там и как. А может, и до «Новослободской» дойдем.

– Что ж, это хорошо, – благодушно одобрил Юрий Владиленович. – Москву надо знать. Если хотите, возьмите какую-нибудь из книжек на той полке, где путеводители по Москве и очерки по истории города. «По улицам Москвы» или «Москва от центра до окраин» или какую-нибудь еще.

На том мы и распростились с Олиными родителями.

Естественно, направились мы назад, к Аглае Бертольдовне, а не на Савеловский или куда-то там еще.

– Подождите минутку, – попросил Алешка, когда нам попалась на пути очередная листовка Теплынина. – Интересно, можно ее отклеить так, чтобы весь текст сохранился, или она наглухо к стене припечатана?

Он попробовал ее отодрать, листовка порвалась.

– Дай сюда! – сказал Жорик. – Вот, смотрите, как это надо делать!

И он довольно благополучно снял листовку со стены. Если она где и пострадала, то текст все равно оставался читаемым.

– Зачем тебе это? – спросил я у Алешки.

– Сейчас узнаете, – ответил он. – Я думал за обедом насчет этих листовок, и мне пришла в голову одна мысль… Посмотрим, дельная она или нет!

И Алешка устремился вперед.

– Да объясни ты, что у тебя за идея! – кинулись вслед за ним Илюха и Жорик.

– Послушай, – обратилась ко мне Аня, – а чему вы учитесь? Вы в какой-то особой школе, да?

От неожиданности я подскочил – и огляделся. Оказывается, только мы вдвоем и отстали. Оля вместе с Илюхой и Жориком наседала на Алешку, хранившего суровое молчание.

– То есть? – я растерялся. – Что ты хочешь сказать?

– Ну вы так здорово ориентируетесь во всяких трудных ситуациях, – объяснила она. – И неплохо знаете, как всякое жулье действует. И с компьютером, если по Алешке судить, вы умеете обращаться так, как никто из нашего класса. Хотя у нас многие ребята сходят с ума по Интернету, компьютерным играм и прочего и могут даже программы составлять…

– Ну? – Я все еще был напряжен. – И что из этого? По-моему, мы знаем не больше, чем все. Просто так получилось, что мы свои знания умеем использовать лучше. Ну компания у нас такая.

Аня глядела на меня своими ясными большими глазами. Ее каштановые волосы, слегка растрепанные ветром, рассыпались у нее по плечам.

– Вы знаете больше, чем другие. Скажем, с самого начала… Жора не заметил бы, как лохотронщик подменяет билетики, если бы он не знал, куда надо глядеть и какие движения его пальцев высматривать. И то, как вы строите свои выводы… И потом, обучение в школах-пансионатах сейчас стоит безумно дорого. Про тебя и Алешку еще можно поверить, хотя и с напрягом, что вы – из богатых семей, а вот Илья – он точно из простой семьи. Жора вообще из детского дома. Он уверяет, что учится по специальной стипендии для талантливых детей, но в это не очень верится. Больше похоже на то, что…

– На что? – спросил я, когда она сделала паузу. – Только пойдем скорее за остальными. Мы уже здорово отстали.

– Больше похоже на то, – проговорила она, когда мы пошли следом за нашими друзьями, – что вы учитесь в какой-то специальной школе, в которой образование бесплатное, но в которой отбор очень строгий. А по тому, что вы знаете и умеете, я бы предположила, что ваша школа нечто вроде «школы выживания», про которую я в одной газете недавно читала. Там была рекламная статья. Вроде эта школа создана Министерством Чрезвычайных Ситуаций, чтобы готовить новых профессиональных спасателей, и, кроме обычных предметов, там учат и тому, как оказывать первую помощь пострадавшим, и как проникать в труднодоступные места, и как вовремя распознать опасность, которая угрожает кому-то в городе или на природе… И потом, Илья упомянул, что у вас очень основательная физподготовка. По часу утром перед уроками каждый день и еще после уроков разные спортивные занятия и секции. Зачем вам такая крепкая спортивная подготовка, если не известно заранее, что она вам будет нужна в вашей будущей профессии?

– Так ты считаешь, мы – будущие спасатели? – осторожно спросил я.

Она кивнула.

– Да, считаю. И еще… Из ваших разговоров выходит, что у вас в классе, и вообще в школе – одни мальчики. Что ж это за школа без девочек? Выходит, в ней готовят к какой-то очень мужской профессии. И потом… Почему вы скрываете, в какой школе учитесь?

Я вздохнул. Таких девчонок, как Аня, стоило бы брать в нашу школу. Больше молчит, реплики подает почти всегда по делу. А уж раскусить всякие тайны может почище любого сыщика.

– Почему мы скрываем, в какой мы школе, можно объяснить, – сказал я, стараясь обойти вопрос, что именно это за школа. – Понимаешь, по выходным, когда нас отпускают в город, у нас нечто вроде производственной практики. Мы должны найти людей, которым плохо, которые влипли во что-нибудь, и помочь им выпутаться из неприятностей. И если мы сознаемся, что мы, так сказать, подготовки в профессионалы, или если мы обратимся за помощью к руководству школы, то наши дела нам засчитываться не будут: мы должны вести себя как обычные ребята. Так что ты никому, даже Ольге, понимаешь, и моим друзьям не говори, о чем я тебе рассказал.

Я старался – хоть, может, и глупо это было – не испортить все-таки Жоркину игру. Меня очень тянуло рассказать Аньке всю правду, но я боялся Жорку подвести. Да, по Аньке было видно, что она не болтушка, но одна близкая подруга другой близкой подруге всегда может проговориться, даже если даст обещание молчать… И потом, у меня зрело желание, сходное с Жоркиным. Если Жорик собирался шикануть мундиром перед Ольгой и потрясти ее, то мне хотелось произвести такое же впечатление на Аньку…

– А ты не врешь? – спросила она.

– Нет, – ответил я. – Может быть, я не договариваю тебе всю правду, но всю правду я лучше после расскажу, ладно? Есть вещи, касающиеся нашей школы, о которых нельзя особо трезвонить…

– Эй! – окликнули нас друзья, уже дошедшие до подъезда. – Прибавьте там, чего вы плететесь!

Мы поспешили догнать их, и разговор оборвался.

Вот так мы опять добрались до Аглаи Бертольдовны.

– Заходите, заходите, – приветствовала она нас. – Располагайтесь в своей штаб-квартире. Может, еще чайку поставить?

– Ой, нет, спасибо, – сказали мы.

– Тогда я поставлю на стол бутыль с клюквенным морсом – как раз морс сварила. Только, учтите, морс без сахара. Мне ведь сладкого почти совершенно нельзя, а я и так сегодня кусок торта слопала. Поэтому кто любит послаще, а не «кислятину», кладите сахар себе сами.

И вот мы устроились вокруг стола за бутылью морса. А Аглая Бертольдовна уселась в свое кресло.

– Итак, – сказала она, – какие новости?

– Новости вот какие, – ответил за всех Алешка. И выложил на стол листовку Теплынина.

– Хорош, голубчик! – проговорила Аглая Бертольдовна, беря листовку в руки. – Значит, «держит свои обещания»? И значит, завтра в одиннадцать с избирателями собирается встретиться? У вас есть какие-то задумки по этому поводу?

– Не совсем по этому, – ответил Алешка. – У меня есть мысли по поводу этой листовки вообще.

– Ну? – Аглая Бертольдовна потянулась за сигаретами. – Какие мысли?

– Эта листовка отпечатана в типографии, так?

– Так, – сказала Аглая Бертольдовна.

– Надо думать, с типографией он расплачивался так же, как и со всеми другими расплачивается – официально, небольшую сумму, а остальное – «черным налом», из рук в руки. Так?

– Так, – опять согласилась Аглая Бертольдовна, и мы вслед за ней.

– А вы много лет связаны с книгами, с изданиями, с разной печатной продукцией. Значит, вы лучше нас знаете, что и как делается в типографиях, и, главное, вы в любую типографию можете, наверно, найти ход, через тех или иных знакомых. А главное, эти знакомые будут из «своих», и они, например, могут попросить работников типографии провести для нас экскурсию. Возможно, мы узнаем, где и как заказ на все эти предвыборные листовки и плакаты был оформлен с нарушением правил…

– Гм… – Аглая Бертольдовна задумалась. – Но если мы что-нибудь узнаем, а потом передадим сведения дальше, в милицию или в избирательную комиссию, то получится, что я подставлю людей, которых попрошу познакомить нас с работниками типографии. Ведь больше всего пострадают они.

– Мы их не подставим, – возразил Алешка. – Пусть только они попросят кого-нибудь показать нам, как работает типография. Мол, интересно ребятам! И если мы найдем какие-нибудь «черные» расписки и тому подобное, то постараемся, чтобы люди, которые будут за нас просить, оказались никак не затронуты.

– И как вы собираетесь это провернуть? – поинтересовалась Аглая Бертольдовна.

– Разберемся на месте! – ответил Алешка. – Главное – чтобы попали мы в эту типографию! А там, может, клочка бумаги, который мы подберем на полу, окажется достаточно. Или хватит оговорки кого-нибудь из сотрудников типографии. А если мы найдем ниточку, за которую можно уцепиться, всегда можно будет потом изобразить, будто эту ниточку разматывал кто-то другой, а мы здесь совершенно ни при чем.

Так, вот, значит, в чем была Алешкина идея, которую он обдумывал!

– Ну не знаю… – вздохнула Аглая Бертольдовна. – Во-первых, я занимаюсь редакционной работой, а с делами типографскими связаны другие люди, поэтому со стороны производственной я мало кого знаю. Во-вторых, это может быть одна из тех частных минитипографий, которые берут заказы на небольшие тиражи. Сейчас таких типографий полным-полно по Москве развелось, и во многих из них мы можем просто никого не знать. Да и смотреть там особо не на что. Аппарат такой, похожий на большой цветной принтер, который может выдавать разнообразную продукцию. К тому же, такие листовки могли отпечатать в самом банке, если у них хороший полиграфический отдел. Ну-ка, посмотрим! – Она еще раз внимательно изучила все, набранное мелким шрифтом в самом низу листовки. – Так… Заказ номер 1976, печать… где же тут значок производителя? Ага, вот он! Что-то знакомое… – Она нахмурилась, вспоминая. – Указанный номер заказа говорит о том, что это довольно большая типография. Если бы они печатали листовки в банке, или в минитипографии, то, скорее всего на листовке, не было бы указано никаких данных производителя. Смотрите, и тираж здесь указан довольно большой – десять тысяч. Ну-ка, выясним.

И Аглая Бертольдовна набрала номер телефона.

– Привет, Сергей! – сказала она. – Ты у нас с полиграфистами все дела ведешь, так не знаешь ли, у какой типографии такой значок: нечто, похожее на переплетенные буквы «Н» и «П» и завитушка вроде голубка? Ах, ну да, конечно, как же я сама не догадалась! Слушай, а мы с этой типографией никаких дел не ведем? То есть, точнее говоря, ты не ведешь? А не знаешь ли кого-нибудь в ней? Ага, понятно… Хорошо, я ей перезвоню. Да так, надо. Мы тут с ребятами играем в одну игру… Да, учти, игра – строго секретная. Так что лучше будет, если ты не станешь никому рассказывать об этом звонке. Не хочется, чтобы среди знакомых слухи пошли, что я совсем из ума выжила и уже с детьми в их забавах участвую. Да, спасибо. Целую. Пока… Вот так, – сообщила она нам. – Типография «Новая печать», довольно крупная и известная. Кстати, не так далеко отсюда находится. Что думаете? Прогуляетесь туда? Учтите, по моему мнению, эта затея – безумная. Хорошо, если вы ничего не узнаете. Но если там поймут, что вы что-то вынюхиваете и пытаетесь разобраться в каких-то незаконных делишках, вас могут так взгреть, что мало не покажется!