Текст книги "Рабочие будни строителей пирамид (СИ)"

Автор книги: Алексей Березин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Алексей Березин
Рабочие будни строителей пирамид

I

Солнце перевалило за полдень, когда к берегу прибыла грузовая ладья. Нефру-ра сидел на большом камне – некогда это была заготовка для стелы, но стела упала и раскололась на несколько кусков, и ее пришлось выбросить за непригодностью. Нефру-ра потягивал пиво из кувшина и жевал сухую вчерашнюю лепешку. Он не отказался бы от хорошего куска говядины или гусиного бедрышка, но в его сумке, перекинутой через плечо, было пусто – одни крошки. Все, что утром положила в сумку Ти-фер, он уже съел. Нефру-ра вздохнул и отхлебнул пива.

– Беги, – сказал он мальчишке, сидевшему рядом с ним и игравшему в камешки на песке. – Беги, позови Красноголовых Хора. Ладья подходит, предстоит разгрузка. Поспеши!

Мальчишка собрал камешки и убежал, только песок брызгал фонтанчиками из-под босых пяток. Нефру-ра посмотрел ему вслед и снова перевел глаза на Хапи[1]1
  Хапи – древнеегипетское название Нила.


[Закрыть] и ладью, неторопливо подплывавшую по нему к берегу. Отхлебнул еще пива.

Вечером строители разожгут костры и будут петь песни, усевшись кругом. Кто-то пойдет спать в свои закутки, а некоторые, самые выносливые, будут сидеть почти до самой зари, распевая или болтая о разном. Как им удается целый день вкалывать, удивлялся Нефру-ра, а потом еще всю ночь веселиться?.. Молодость не знает усталости, молодость не знает печали. Впрочем, добавил он про себя, молодость вообще много чего не знает.

Нефру-ра допил последние капли пива, когда нос ладьи, скользнув вдоль причала, мягко ткнулся в берег. На причал спрыгнул Тети.

– Привет тебе, Неф, – воскликнул он, поднимая руки в приветствии.

– Нефру-ра, – важно поправил его Нефру-ра. – Если не сложно, конечно. Я, как-никак, царский архитектор.

– Ты заносчивый бегемот, – улыбаясь широкой ухмылкой, отвечал Тети. – Но я все равно рад тебя видеть, дружище.

– А ты похож на мартышку, вроде тех, что привозят из Куша[2]2
  Куш – земли к югу от Египта (совр. Судан).


[Закрыть]. Все так же скачешь и прыгаешь, – пробурчал Нефру-ра, делая вид, что обижен. Тети похлопал его по спине.

– Пусть будет по-твоему, – сказал Тети. – Сегодня я буду звать тебя полным именем, друг мой Нефру-ра, а ты, если пожелаешь, можешь звать меня мартышкой из земли Куш. Хочешь, я натру зад красной глиной и позволю тебе надеть мне веревку на шею?

Нефру-ра прыснул со смеху. Отсмеявшись, он указал Тети на ладью:

– Сначала пересчитаем груз.

– Тогда поднимаемся на борт.

Ладья была большой. Очень большой – почти девяносто локтей[3]3
  Локоть – мера длины, около 45 см.


[Закрыть] в длину. Ладья, на которой ходил Тети, была одной из самых крупных, что доставляли гранит с верхних рудников, от первого порога. Пока Тети здоровался на берегу с Нефру-ра, кормчий успел отдать распоряжения о том, чтобы ладью притянули бортом к берегу и привязали канатами к вратам причала. Теперь он неторопливо прохаживался вдоль борта, давая указания гребцам и надсмотрщикам. С борта уже сбросили тростниковые сходни. Нефру-ра, поддерживаемый под руку Тети, поднялся по ним.

– Привет тебе, Джедефхор, – приветствовал Нефру-ра кормчего. – Как прошло плавание? Все ли было спокойно?

Кормчий кивнул.

– Да… Пожалуй, да.

Кормчий был полным, грузным и несколько неряшливым мужчиной. Его голова, которую он не брил уже несколько дней, успела зарасти ежиком седых волос. Глаза глядели недружелюбно и сердито. Нет, плавание это было совсем не таким спокойным и удачным, понял Нефру-ра. Джедефхору оно вовсе не по душе.

– Отпусти своих людей, Джедефхор, – сказал ему Нефру-ра. – Пусть останется Тети, и ты останься. Пересчитаем груз.

Кормчий кивнул и отошел, чтобы отдать распоряжения.

Шесть больших глыб розового суинского гранита стояли посередине ладьи на деревянных валках. Еще несколько глыб, поменьше размером, были расположены на носу и корме. Нефру-ра прошелся вдоль них и осмотрел. Одна глыба ему особенно понравилась – кажется, именно такая сейчас подойдет в одном месте облицовки, может, даже не придется подгонять размер.

– Хорошая плита, – сказал он, хлопнув по граниту ладонью. – Начнем с нее.

– Начнем, – согласился Тети. В его руке уже появился кусок папируса и стило, которое он успел обмакнуть в медную чернильницу, подвешенную к его поясу.

Они прошли по всей ладье, отмечая в папирусе Тети гранитные блоки, доставленные ладьей.

– Все? – спросил Нефру-ра, протягивая руку к папирусу.

Тети замялся. Потом протянул папирус приятелю.

– Одна плита… В общем, она упала за борт.

– Что?

Нефру-ра заглянул в папирус. В списке груза, заверенном печатью начальника каменоломен Суина, одна запись осталась непомеченной. Камня на борту не было.

– Ну, понимаешь… – Тети кинул взгляд на кормчего и умолк.

Кормчий стоял на носу ладьи и смотрел в спины своей удалявшейся команде. Команду ожидал в городке строителей сытный обед и отдых, пока бригада Красноголовых Хора будет разгружать ладью. Кормчий же сойдет на берег не раньше, чем вернется, пообедав, его помощник, чтобы руководить разгрузкой. Кормчий Джедефхор, казалось, не особенно интересовался беседой своего писца и царского архитектора.

– В общем, – наконец выдавил из себя Тети, – она перевернулась и упала за борт.

Нефру-ра вздохнул.

– Как обычно?

– Ну… Да.

Нефру-ра почувствовал, как великий гнев поднимается от его сердца.

– Проклятье! И что мне теперь делать?

– Просто подпиши. Давай, я сейчас поставлю пометку: «Упала в реку», а ты подпиши.

– Да ведь если какая-нибудь ревизия… Что они скажут? Знаешь, сколько плит уже «упало за борт» с разных ладей? Если кто-нибудь прочитает мои отчеты, он скажет: «Нефру-ра, царский архитектор, кажется, решил строить пирамиду прямо посреди Хапи». Вот что он скажет.

Тети молчал, скосив глаза на камни.

– Где это случилось? – со вздохом спросил Нефру-ра.

– В Хемену[4]4
  Хемену – древнеегипетское название города Гермополь (совр. Эль-Ашмунейн).


[Закрыть]. Тамошний управитель… – Тети забормотал под нос. – В общем, что тебе рассказывать? Ты же знаешь этих местных князьков. Каждый сам себе царь.

Нефру-ра сплюнул в воду.

– И вы отдали ему камень?

– А что оставалось делать? Мы пришли туда уже вечером. А ночью, когда вся команда еще была на берегу, пришли трое, а с ними бригада строителей. Говорят: «Вы украли у нас эти каменные плиты». Ну, кормчий – да хранит его Амон! – говорит им, мол, посмотрите, это же гранит из Суина, у вас такого нет и отродясь не было! Но они и слушать не пожелали. Говорят, мол, это плиты, заготовленные для гробницы их владыки Хамерернебти. Тут уже я говорю им, что все камни переписаны, и печати на папирус наложены…

– А они? – поинтересовался Нефру-ра.

– А они говорят: «Ты ужинал сегодня?» Я говорю, что да. А они мне: «А крокодилы в Хапи – нет. Мы сейчас будем заняты, перетаскивая эти плиты, может ты их пока покормишь?»

Нефру-ра горько усмехнулся.

– И они утащили один камень?

– Ну… На самом деле, три.

– Что-о? – изумился Нефру-ра. – Как три, ведь в твоем папирусе…

Настал черед Тети усмехнуться.

– Мы погрузили на две плиты больше, чем записано.

– Но зачем?

– Да разве мы первый раз идем из Суина? Разве эти дети крокодила не тащат у нас с борта плиты каждый раз, как мы останавливаемся, чтобы отдохнуть и немного набить животы?

Нефру-ра хранил молчание.

– И ведь никому не пожалуешься, – взмахнул руками Тети. – Мое слово против слова знатного вельможи. Как думаешь, кому поверят?

Нефру-ра не ответил.

– А мне отрубят руку, – продолжал Тети, – и я не смогу больше писать.

Нефру-ра вздохнул.

– Давай свой папирус, – сказал он тихо. Тети протянул ему папирус и стило. Нефру-ра поставил на нем свое имя и должность.

Тети унес папирус кормчему, все еще стоявшему на носу ладьи, а потом вернулся к Нефру-ра.

– Есть хочу, просто умираю, – признался он. – Последние сутки шли без остановок, ели трехдневной давности хлеб. А пиво закончилось еще вчера вечером.

– Ничего, – хлопнул его по плечу Нефру-ра, – сейчас мы с тобой пойдем в городок строителей и там как следует перекусим. Я обычно обедаю там… Только дождемся Красноголовых… А вон, кажется, и они.

Действительно, группа рабочих уже приближалась к причалам со стороны пустыни. В руках они несли канаты, медные блоки, толстые деревянные жерди и кожаные ведра. Бронзовые тела были едва прикрыты набедренными повязками – да еще на голове у каждого была повязана красная тряпица, обозначавшая его принадлежность к славной бригаде Красноголовых Хора. В Красногололовые брали только самых физически развитых и выносливых, ибо не каждый способен целыми днями таскать тяжелые плиты от причалов и с каменоломен, на расстояние многих парсангов[5]5
  Парсанг – мера длины, около 7 км.


[Закрыть] за день, под палящим солнцем. Красноголовые Хора – все, как один, здоровенные плечистые парни из ближних септов[6]6
  Септ – область, регион Древнего Египта (позднее название – ном), управлявшаяся царским чиновником.


[Закрыть], в основном из Сехема и Нарет-Пехет, откуда и пошло название бригады – в этих септах Хора особенно почитали.

Нефру-ра спустился по трапу им навстречу, следом за ним семенил Тети. От группы рабочих отделился бригадир – жилистый, длинный, как жердь, не меньше четырех локтей в высоту.

– Да продлятся твои дни, господин Нефру-ра, – он низко склонил голову перед архитектором. Потом так же поклонился Тети: – Пусть хранит Хор твой дом и твою семью, господин писец.

– Да хранит и тебя Хор, – машинально ответил Тети.

Нефру-ра важно кивнул бригадиру.

– Пусть твоя бригада приступает к разгрузке, Хумхор, – сказал он. – Сначала вон ту плиту, видишь? Она помечена знаком.

Хумхор махнул рукой Красноголовым, и те засуетились, рассредоточились по причалу, взобрались на палубу. Каждый знал свое место и свое дело: одни перекинули длинные канаты через перекладину каменных ворот причала, аккуратно уложив их в закрепленные наверху медные блоки, другие споро обвязали концы канатов вокруг помеченной плиты, третьи бросили жерди на песок посреди ворот – на них опустится плита, когда ее перенесут на берег.

Затем все Красноголовые дружно ухватили за канаты и потянули.

Заскрипели медные блоки, закрепленные на перекладине каменных ворот, канаты натянулись, словно струны арфы. Плита дрогнула, наклонилась.

– И-и-и-и… Рывок! – крикнул Хумхор.

Красноголовые потянули. Плита взмыла в воздух, качнулась на канатах, перемахнула через борт ладьи и закачалась в проеме ворот.

– Опускаем мягко! Полегоньку, ребята!.. И-и-и-и…

Плита опустилась на жерди. Канаты были опущены с перекладины ворот вниз. Теперь плиту не нужно было больше поднимать – Красноголовые Хора потащили ее по пустыне волоком.

Один из рабочих наполнил кожаные ведра водой из Хапи, чтобы поливать землю перед плитой, еще двое начали перетаскивать жерди, оставшиеся позади плиты, и подкладывать их спереди. Хумхор продолжал подавать команды:

– И-и-и-и… Рывок! Тянем, тянем, ребята!.. Стоп! И взяли снова: и-и-и-и-и…. Рывок!..

Плита медленно, как огромная угловатая черепаха, продвигалась по песку по направлению к Величайшей пирамиде. Жерди под ней хрустели и увязали в мокром песке. Пот выступил на спинах Красноголовых.

Как только Нефру-ра убедился, что плита в целости и сохранности перенесена на берег, он обернулся к Тети и сказал:

– Мы здесь сегодня больше не нужны. Идем в городок строителей, Тети. Я распоряжусь, чтобы тебе подали жирного гуся и кувшин лучшего пива… Ты ведь остановишься у нас с Ти-фер?

Тети кивнул.

– Сочту за честь быть твоим гостем, Неф. Кроме того, в прошлый раз я проигрался Ти-фер в сенет[7]7
  Сенет – египетская настольная игра наподобие шашек. Игралась на расчерченной доске 3х10 квадратов.


[Закрыть] и жажду взять реванш.

– Она опять обыграет тебя, вот увидишь, – усмехнулся Нефру-ра. – Она и меня постоянно обыгрывает.

Они побрели по красному песку в сторону Величайшей пирамиды.

– Я вижу, стены стали выше с тех пор, как я уехал, – заметил писец, прикрывая глаза ладонью и вглядываясь вдаль.

– Мы работаем, – пожал плечами Нефру-ра.

– А знаешь, я вам даже немного завидую, – сказал Тети.

– Завидуешь?

– Да. Ведь вы строите величайшее чудо на свете. Его Величество царь Мен-Кау-Ра[8]8
  Царь Мен-Кау-Ра (греч. Микерин) – фараон IV династии, построивший третью, наименьшую из Великих Пирамид Гизы.


[Закрыть] будет доволен вами.

Нефру-ра не ответил. Тогда Тети продолжил сам:

– Хуфу построил свой Дом Вечности почти сто лет назад, и его вершину мы увидели еще утром. Разве не удивительно?..

– Да. Мой дед был там каменотесом, когда ее строили.

– Серьезно, Неф? Я не знал.

– Начинал еще мальчишкой. Она была построена наполовину, когда он пришел в каменоломни. И дорос до бригадира.

– А Дом Вечности Хафры? Твой дед строил и ее?

– Нет, он уже умер. Его мастаба[9]9
  Мастаба – прямоугольная гробница, склеп. Название «мастаба» в данном тексте является анахронизмом (так же, как и «пирамида» и «сфинкс»), это слово более позднего арабского происхождения.


[Закрыть] там, на севере, за пирамидой. Ее заносит песком. Все хочу взять пару ребят покрепче, чтоб убрать лишний песок, хотя бы расчистить вход, да некогда… А отец – тот был уже архитектором, как я. Вот у него был настоящий талант…

– Сын каменотеса стал архитектором?

– Да. Повезло. Был архитектор из Инбу-Хедж[10]10
  Инбу-Хедж – «Белые стены», древнее название Мемфиса, столицы Египта во времена Древнего Царства.


[Закрыть], как же его звали?.. Нет, не помню. В общем, он заметил отца и взял к себе в мастерскую… Тогда любой мальчишка с улицы мог стать важным человеком, если ему хватало ума. Тогда это было в порядке вещей, не то, что сейчас.

– Разве сейчас хуже?

– Пф! – презрительно фыркнул Нефру-ра. – Сейчас в архитекторы берут только детей богачей. Видел бы ты, какие дурни встречаются среди нынешних архитекторов.

– А разве сам ты не архитектор? – рассмеялся Тети и хлопнул Нефру-ра по спине ладонью. Нефру-ра не рассмеялся на шутку.

– Я архитектор, – серьезно сказал он. – Но я учился двадцать пять лет назад, когда жив был еще сам Хафра, учился у самого Джедефра в его мастерской в Инбу-Хедж, в городе Белых Стен. Да еще с самого детства помогал отцу – вычерчивал планы, строил макеты из тростника и папируса. Я настоящий архитектор, по призванию, по сердцу своему. А нынешние… – Нефру-ра плюнул под ноги.

– Не обижайся, – попросил Тети.

– Ты молод, Тети, – тихо сказал Нефру-ра. – Ты еще не видел ничего, кроме своей ладьи и каменоломен в Суине. Ты не знаешь, что творится в столице.

Некоторое время они шли молча. Затем Тети спросил:

– Так выходит, ты потомственный строитель?.. Почему ты раньше об этом не рассказывал?

Нефру-ра пожал плечами.

– Не было повода.

– Я думал, ты… – Тети замялся. – Более знатного рода… То есть нет, я не это хотел сказать. Я хочу сказать, я думал, что ты из знати. А выходит, ты, как и я – из крестьян?

– Из крестьян, – сказал Нефру-ра. – Если, конечно, забыть о двух поколениях царских строителей.

– О…

Тети снова замолк, задумавшись. Они шагали по песку к Величайшей пирамиде, туда, где у ее подножия раскинулся городок строителей. Ряды тесных маленьких бараков, прорезанные прямыми узкими улочками, напоминали издалека доску для игры в сенет. «Если взять десяток человек и заставить их перепрыгивать с одной глиняной крыши на другую, словно по клеткам поля, вполне можно разыграть партию», – подумалось Тети.

– Только как заставить их действовать по воле игрока? – вслух произнес он.

– Что?

– Извини, я просто задумался и начал думать вслух. Забудь… Ты не закончил рассказ о своем отце. Он жив?

– Нет, он давно уже на полях Иалу[11]11
  Поля Иалу («Елисейские поля») – иносказательное название загробного мира.


[Закрыть]. И моя мать тоже.

– Так ты говорил, что он строил Дом Вечности Хафры?

– Нет, он был архитектором в Инбу-Хедж, когда умер его наставник, Немтиэмсаф… А, вот, вспомнил, его звали Немтиэмсаф. Вертелось на языке. Да, так вот, он стал главным архитектором в его мастерской – ваял изваяния даже для храма Хора, между прочим. А потом, когда строили Дом Вечности Хафры, его отправили ваять Большого Сфинкса…

– Что? – удивленно выпучил глаза Тети. – Твой отец строил Большого Сфинкса?

Он даже остановился, застыв с раскрытым ртом.

– Ваял. Строят здания.

– Прости.

– Это как сказать «писец рисует иероглифы» вместо «пишет».

Тети густо покраснел.

– Да, – продолжил Нефру-ра, – передние лапы Сфинкса ваяли под его руководством. Конечно, над ним был еще один царский архитектор, который руководил всеми архитекторами, и ваятелями, и каменотесами. Но и сам отец немало потрудился. Хоть он и сам был царским архитектором, но не стеснялся брать в руки долото и киянку. Разве нынешних архитекторов заставишь работать руками?

– Не знаю.

– А я знаю. Дней двадцать назад появлялся тут у нас один – вроде как на замену старику Шепсесу, что строит западную сторону. Так этот хлыщ с порога объявил, что он-де сын главного жреца в храме Сехмет, и не намерен торчать целый день на солнце, потому что у него кожа, видите ли, нежная. А потому пусть бригады работают, как работали, а он будет только ходить и проверять, все ли в порядке.

– И что же дальше?

– А что? Этот олух и трех дней не пробыл на стройке. Свалился со стены и сломал ногу. Усадили его на осла и отправили к отцу в Инбу-Хедж.

Тети расхохотался.

– Ты смеешься, а нам тогда было не смешно, – улыбнулся Нефру-ра. – Через три дня приехал управляющий из храма Сехмет, кричал, что главный жрец подаст прошение царю, чтоб нашли виновных и жестоко наказали. Так брызгал слюной, что мы хотели пустить его перед строителями, перетаскивающими камни – чтоб увлажнял песок.

Тети согнулся от хохота и упал на песок. Нефру-ра остановился рядом с ним. На лице его была тень улыбки, а глаза смеялись.

– А бригадир Красноголовых Хора – тот самый Хумхор, ты его видел только что – сказал этому управляющему, мол, передай своему господину, пусть присылает следующего сына, а то этот был какой-то некрепкий. Ну а Хумхор – мужик здоровый, с ним особо не поругаешься, да и прочие строители начали уже потешаться над тем управляющим. Он позеленел от злости и уехал ни с чем.

Тети отсмеялся и вытер тыльной стороной ладони мокрые глаза.

– Пожалей меня, хватит смешить.

– Идем скорее, мы почти пришли… И вот таких недотеп называют теперь «царскими архитекторами». И ведь его отец подаст прошение царю. Разве имеет значение, что юнец сам напился крепкого вина и не глядел под ноги, шатаясь по стройке? Нет, он сын главного жреца, а значит он и будет прав. И кого-то из-за него накажут. Возможно даже старого Шепсеса. А ведь он мастер из мастеров!

– Неужели накажут? – Тети посерьезнел.

Нефру-ра пожал плечами.

– Не удивлюсь, если накажут.

За беседой они приблизились к городку строителей и теперь вступали на его тесные и пустынные улочки. Большая часть обитателей городка сейчас была на стройке. Только дети шумными стайками бегали между кирпичных построек, да около некоторых домов сидели женщины – готовили еду на костерке, пряли или занимались другим рукоделием. Нефру-ра, проходя по улицам, приветствовал тех из них, кого знал лично – жен друзей или знакомых.

Они быстро продвигались вперед, и вскоре Тети почувствовал запах свежего хлеба, жареного лука, мяса и пива.

– Боги, у меня живот начинает петь хвалебные гимны еде! – воскликнул писец.

– Уже пришли, – сказал Нефру-ра.

И действительно, центральная улица вывела их на обширную площадь, где трудились повара. Прямо посреди площади были установлены котлы и жаровни – в первых варилась похлебка из говядины с овощами и тушилось мясо, на вторых запекали крупными кусками мясо и целые птичьи тушки. Повара каждый день насыщали животы четырех тысяч человек и проводили на ногах целый день. С северной и южной стороны площади располагались большие пекарни – более десятка пекарен, из которых разносились такие восхитительные запахи, что Тети застонал.

На дальнем конце площади располагались тростниковые навесы, крытые пальмовыми листьями, под которыми на низких лавках уже сидела вся команда ладьи. На столе перед командой лежали свежие хлебы и тушеная говядина в глиняных плошках, тарелки с луком, маленькие блюдца с горками чесночных долек, зелень и овощи. Два больших сосуда с пивом переходили из рук в руки, по пути теряя свое ароматное содержимое в бездонных глотках моряков. Моряки громко смеялись и размахивали руками, но, завидев приближающихся Тети и Нефру-ра, притихли.

Следом за приятелем Тети направился к одному из котлов.

– Привет тебе, Па-Исит! – обратился Нефру-ра к повару, приветственно подняв руку. – Как проходит твой день?

– Недурно, господин Нефру-ра, – отвечал повар, кланяясь архитектору. Руки его были заняты: он помешивал содержимое котла деревянной лопаточкой. – Благодарю вас.

– Чем ты накормишь двух голодных тружеников? – весело спросил Нефру-ра.

Па-Исит взглянул на Тети, не переставая помешивать варево в котле. От котла тянуло тушеным мясом, чесноком и луком.

– Сейчас я прикажу девушкам подать вам хлеб, мясо и пиво, господин Нефру-ра, – сказал повар, и немного погодя добавил: – Ваше сердце сегодня радуется, господин царский архитектор.

– Мой добрый друг Тети, царский писец, прибыл сегодня с ладьей, – ответил Нефру-ра. – Беседовать с ним всегда большая радость.

Повар кивнул.

– Садитесь, где вам будет угодно, вы, господин Нефру-ра, и вы, господин Тети.

– Проследи, Па-Исит, чтобы пиво было свежим, да еще прикажи подать нам меду и фиников.

Нефру-ра отвел Тети к одному из навесов на площади, лавки и стол под которым пустовали. Вскоре две молоденькие рабыни, по виду – из северных народов хабиру, – принесли им подносы с едой. Тети накинулся на чашку с мясом, словно голодный лев.

Некоторое время они ели в молчании. Потом Нефру-ра, потягивая ячменное пиво из большой кружки, в которой легко поместился бы его огромный кулак, сказал:

– Я должен еще проследить за доставкой плит к северной стороне пирамиды. А ты, должно быть, не прочь хорошенько выспаться.

Тети пожал плечами.

– Я не устал, – ответил он. – Ты не будешь против, если я пойду с тобой и погляжу вблизи, как возводят Дом Вечности?

Нефру-ра усмехнулся.

– Только постарайся не упасть со стены вниз. У нас не хватает ослов, чтобы отправлять в Инбу-Хедж молодых бездельников.

Тети рассмеялся и бросил в него финиковой косточкой.