Текст книги "Анабиоз"

Автор книги: Алексей Гравицкий

Соавторы: Сергей Палий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Алексей Иваныч! – проорали из темноты, и в проходе заметался луч.

Рядом снова зажужжало, помещение осветилось.

– Идем, – бросил Алексей Иванович уже на ходу.

Мы с Борисом двинулись следом за ним.

– Ты чего его злишь? – прошептал я в самое ухо брату. – Нельзя просто «спасибо» сказать и уйти?

– Нельзя, – так же тихо отозвался Борис. – Или ты поверил в его бескорыстность?

Я покачал головой. Вот у брата совести точно нет и болеть нечему. Человек помогает, а он…

– По себе людей не судят, – процедил я сквозь зубы.

– Я не по себе, брат. Этот не из тех, кто что-то просто так делает. Он в лицо улыбается, благодетеля строит. Ты веришь, а он тебя потом имеет. Знаешь, сколько я таких видал.

Из-за стеллажа выскочил один из мужиков, что охраняли вход. Алексей Иванович резко остановился. Борис тоже среагировал мгновенно. А я пролетел по инерции еще несколько шагов и едва не вписался лбом в угловую вертикальную стойку.

– Чего орешь? – спросил Алексей Иванович. – Случилось что?

Глаза мужика сияли не хуже фонарика.

– Там Мишка одного дядьку притащил, который точно знает, что произошло.

Фраза стеганула, будто хлыстом. Не сговариваясь, мы бросились к выходу. Весь дележ, разногласия и дипломатия на останках былого мира показались вдруг совершенной ерундой. Знание было во сто крат важнее штанов и водки. И порыв, который охватил меня, в равной степени захлестнул и Бориса, и Алексея Ивановича.

Солнце шарахнуло по глазам, заставив остановиться. Мы притормозили у дверей, щурясь и чертыхаясь. Дальше пошли медленнее, едва ли не на ощупь. К свету, туда, где толпился народ. Люди стояли плечом к плечу и слушали, боясь пропустить хоть слово.

Алексей Иванович вышел вперед, перед ним почтительно расступились, пропуская в круг. Мы с Борисом протиснулись следом.

В центре внимания, на стволе упавшего дерева, сидел сухонький мужичок лет шестидесяти и лопотал.

– …я как увидел, испугался. Жуть! Побежал, побежал. Меня светом как ударило! Тут я совсем растерялся. Как же это так, чтоб светом било. Бегу, ничего не соображаю. Так с разбегу в столб вмазался и брякнулся без сознания. Очнулся, в голове гудит…

– А искорки на коже были? – спросил кто-то из толпы.

– Какие искорки? У меня они из глаз сыпались, – сухощавый истерично хихикнул.

Стоявший рядом мужик успокаивающе похлопал его по плечу. Наверное, это и был тот самый Мишка. А сухарь на бревне, по всей видимости, знал, что произошло. Впрочем, сморщенный мужичок выглядел скорее помешанным. А Мишка больше всего походил на человека, незаслуженно обделенного властью.

Он был высок, крепок и светловолос. Моего примерно возраста, но выше, шире в плечах. И лицо у него было нехорошее. Лицо человека сильного физически, но слабого внутри, и оттого пользующегося своей силой не по делу.

На Алексея Ивановича Мишка посмотрел так, словно тот был недоразумением, вставшим у него на дороге.

– Стой, Семеныч, – притормозил он сухощавого. – Расскажи-ка еще раз, с самого начала.

Мишка обращался вроде бы к мужичку на бревне, но смотрел при этом на Алексея Ивановича и говорил скорее для него. Семеныч крякнул и завелся по новой. Видимо, такое внимание ему льстило.

– Я на станции «Солнечная» стоял. Хотел в город ехать. Стою, стало быть, на платформе, тут меня и срубило. Просыпаюсь – кругом никого. Только пара человек. Лежат. Прямо на платформе. Ну, я поднялся кое-как… А они лежат. Думал, мертвые, посмотрел. Вроде мертвые, а вроде нет. Не разберешь. И вокруг ни души. Спросить некого, на помощь не позовешь. И тишина. Я подумал: электричка-то, поди, не придет теперь. И пошел.

Мужичок судорожно сглотнул. Огляделся. Люди слушали молча, хоть и по второму разу.

– Глаза поднимаю, – выдержав драматическую паузу, продолжил Семеныч, – а там птица. Летит. Задом наперед летит.

– Ты сколько выпил-то перед этим, друг? – мрачно полюбопытствовал Алексей Иванович.

Белобрысый Мишка самодовольно ухмыльнулся. Видимо вопроса ждал и ответ на него знал.

– Ни граммулечки, вот те крест, – перекрестился мужичок на бревне. – В завязке я. Нельзя мне, врач запретил. Зуб дам.

– Ты дальше, дальше говори, Семеныч, – подбодрил Мишка, глядя на Алексея Ивановича.

– Летит, – повторил мужичок. – Задом наперед. Я как увидел, тут у меня все похолодело. С платформы прыгнул и бежать. Бегу, дороги не разбираю. А там свет. Как стена стоит. И как ударит меня! Тут я совсем… Ну, как же это, чтобы светом било? В голове помешалось. Бегу и с разгону в столб. Бах. И без сознания брякнулся. Пришел в себя, голова гудит. Смотрю, кругом все странно. Под столбом череп лежит человеческий. Тут меня совсем пробрало. А сзади свет стеной, и за ним платформа.

– Что ж ты назад не вернулся?

Семеныч поглядел на Алексея Ивановича. В глазах мелькнул страх, готовый обернуться безумием.

– Страшно там, – жутким голосом проговорил он. – Птицы задом наперед летают.

Воцарилась тишина. Люди молчали. Молчал Борис, Алексей Иванович и даже белобрысый Мишка. Только птицы щебетали да потрескивали в траве кузнечики.

– Я и пошел, куда ноги шли, – снова забормотал Семеныч. – Кругом все мертвое. Люди, машины, дома. Думал, совсем один остался. Потом вот его нашел.

Мужичок указал на Мишку.

– Хорошо, – спокойно кивнул Алексей Иванович. – Идите, вас накормят. Потом еще поговорим. Помогите ему.

Алексей Иванович вроде бы не обращался ни к кому конкретно, но толпа начала рассасываться. Поредела. Семеныча повели к блекло-синему кубу гипермаркета.

Алексей Иванович сердито посмотрел на Мишку.

– Миша, – проговорил он, не обращая внимания на не успевших уйти людей, – ты зачем народ переполошил?

– Ты чего, Иваныч, не вкурил? – вопросом ответил белобрысый. Безо всякого почтения к усатому. Поглядывая на оставшихся зрителей.

Мне показалось, что и говорит он теперь не для Алексея Ивановича, а для остальных.

– Это же рядом со Сколково.

– Что рядом со Сколково?

– Станция «Солнечная». И стена света, где птицы задом наперед. Не понял еще?

Мишка состроил рожу, будто хотел добавить: «ну и тупой же ты, Иваныч». Но вслух этого не сказал, ограничившись мимикой.

– Там Сколково. Ученые там. Заварили кашу, нас всех и вырубило. Вкурил? Теперь у нас тут сам знаешь что, а у них там все по-другому. И они должны знать, что стряслось, и что с этим дальше делать.

– Миша, – холодно повторил Алексей Иванович, – зачем ты переполошил людей?

– Люди должны знать правду. Ты от них все скрываешь.

– Я не скрываю. Я не знаю ничего, Миша. И ты не знаешь. Все, что нам известно, это то, что везде одно и то же.

– Не везде, – повысил голос белобрысый.

– Везде, – отрезал Алексей Иванович. – Потому надо действовать вместе и…

– И идти в Сколково, – перебил Мишка. – А если кто-то не способен, то пусть перестанет корчить из себя главнокомандующего.

Он снова обвел взглядом людей, ища поддержки. Не знаю, нашел ли он ее, но совершенно точно заметил нас с Борисом.

Я почувствовал, как меня оценивают. Словно просвечивают рентгеном.

– Новенькие?

– Нет, – подал голос Борис. – Мы уйдем.

– А куртец знакомый, – проигнорировав брата, сообщил белобрысый Мишка. – Видите, что ваш благодетель творит? Пока мы горбатимся, он наше последнее разбазаривает.

По остаткам толпы пробежал ропоток. Алексей Иванович поджал губы, круглое лицо его приобрело угловатость, усы воинственно встопорщились. Он был зол. На Мишку, пытающегося перетянуть на себя одеяло. На нас с Борисом, подвернувшихся так некстати. На себя.

– Мы должны помогать людям, иначе станем скотами, – проговорил он медленно, давя злость.

– Это кто тебе сказал, Иваныч? – Мишка хохотнул и снова оглядел толпу. – Кто тебе сказал, что мы должны сдохнуть, чтобы кто-то мог пожрать? Знаешь, что. Мне кажется, с тобой все ясно. Теперь мы будем делать так, как скажу я.

– Миша, – вмешался знакомый голос, и я заметил стоящего по другую сторону толпы Павла. – Перестань.

– А ты молчи, стручок. Не суйся, дольше проживешь.

– Прекрати, – с тихой угрозой проговорил Алексей Иванович.

Он стоял, как скала. Неколебимый, вечный. За таким, кажется, действительно можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Но людям, видимо, этого уже было мало.

– Алексей, – вступился кто-то из толпы, – а Миша прав.

Эта невинная, с первого взгляда, реплика переломила ситуацию. Горстка людей будто взорвалась: загалдела, швыряясь взаимными упреками и выплескивая напряжение. Я тронул пальцами футляр с очками. Захотелось вырваться отсюда и сбежать.

В голове чехардой поскакали мысли. Куртку, кажется, придется оставить. Лишь бы самих отпустили. А то сейчас нас перемолотят и станут жить дальше. Может, как раньше, может иначе – нам-то с Борисом будет уже не важно.

Борис!

Стоявший у меня за плечом, он грубо отодвинул меня в сторону и шагнул вперед, в круг. В руке сверкнул топор.

Сердце пропустило удар.

Братец, да ты спятил…

– Эй ты, фраер, – хрипло сказал Борис, обращаясь к белобрысому Мишке.

Он произнес это тихо, но гомон мгновенно стих. Толпа пришла в движение, расколовшись на части. Кто-то остался на стороне Алексея Ивановича. Кто-то переметнулся к белобрысому. Большая часть народа отпрянула. Кажется, только я и остался на месте. Как истукан.

– Хочешь что-то сказать? – спросил Борис в тишине. – Пойдем, поговорим. А воду мутить не надо.

Мишка смотрел на брата зло. Глазки его стали крохотными и колючими. Он был крупнее Бориса и мог заломать того в два счета. Но Бориса, а не Мишку звали Борзым. А может, дело было в том, что брат уже стал убийцей, а Мишка им пока не был?

– Думаешь, я топора твоего испугался? – спросил белобрысый, но по голосу чувствовалось, что угроза наиграна, а топора он в самом деле боится.

И почувствовал это не только я.

– Всё, хватит, – уверенно сказал Алексей Иванович, осознав, что сегодня смены власти не произойдет. – Поножовщины я не допущу.

– Ничего, Иваныч, – огрызнулся белобрысый. – Они уйдут, а мы с тобой останемся.

– Я еще вернусь, – пообещал Борис.

Алексей Иванович глянул на него с оттенком благодарности. Сказал уже спокойно:

– Миша, займись делом. А вы идите со мной.

Он кивнул мне, Борису и зашагал обратно к синему зданию. Ошметки толпы привычно расступились перед своим вожаком. Сегодня власть не поменялась, но что будет в этом месте завтра?

Я думал, что мы вернемся в кабинет для продолжения разговора. Ошибся.

Алексей Иванович провел нас обратно в торговый зал. Отошел подальше, чтоб не слышали его бойцы на входе, сунул мне фонарик и обронил:

– У вас пятнадцать минут. Берите всё, что нужно. Только не наглейте.

И вышел. Я стоял озадаченный: такого поворота, честно говоря, не ожидал. Борис бесцеремонно выдрал у меня из рук фонарик.

– Чего стоишь? Идем. Пока дают – бери, побьют – беги.

Он двинулся вдоль полок. Я молча поплелся сзади. В отличие от брата, я в темноте почти не ориентировался. А Борис, видимо, бывал здесь раньше, еще до катастрофы. Ну, или ему везло на находки…

Вскоре мы обзавелись еще какой-то одеждой, крепкой обувью, парой рюкзаков и палаткой. Следом пошла всякая полезная мелочевка, потом брата унесло в продовольственные ряды, и я вовсе перестал понимать, что мы тащим.

Фактически я исполнял роль носильщика. Что нужно, что не нужно – брат решал сам. Не советовался, не озвучивал свой выбор. Как обычно. С тем же успехом он мог использовать вместо меня тележку.

Пробежав по рядам, мы вернулись к стене с окнами и выходом. Здесь можно было что-то разглядеть и без фонаря. Брат остановился, велел разложить все, что я тащил, и стал упаковывать рюкзаки.

– Скажи спасибо Мишке, – впервые с того момента, как мы остались одни, заговорил он. – Если б не этот обалдуй, хрен бы мы еще что-то получили.

Я кивнул.

– А Иваныч этот все равно обречен, – добавил Борис, затягивая тесемку рюкзака. – Он мыслит правильно, но делает неверно. Рано или поздно Мишка его сожрет.

– Ты, правда, решил вернуться? – спросил я.

– Дурак, что ли? – искренне удивился брат. – Я под Иваныча не встану. Скорее свою команду соберу. С блэкджеком и шлюхами.

Я поморщился. Брат не заметил. Распрямился, закинул рюкзак на плечи, мне кивнул на второй.

– Бери, идем.

Алексей Иванович ждал нас у входа и поглядывал на небо с таким раздраженным видом, с каким прождавший лишние полчаса глядит на часы.

– Это все, что вам надо?

Борис кивнул.

– Хорошо, – сказал Алексей Иванович. – Я даже смотреть не буду, чего вы там набрали. Забирайте и уходите. Только с одним условием.

Вот оно как. Я потер глаза, все еще щурясь от света. Борис красноречиво фыркнул: мол, говорил же я тебе, что этот хрен просто так ничего не сделает.

– С каким условием? – осторожно спросил я, понимая, что Алексей Иванович ждет риторического вопроса.

Ждет, потому что вопрос этот уже можно считать согласием.

Ждет, потому что, как он сам выразился, его совесть болит за всех.

– Ее зовут Ольга, – сказал Алексей Иванович улыбнувшись.

И стало ясно: болеть совесть стала меньше. На один пункт.

ГЛАВА 5

Трудные пассажиры

На самом деле совести усатого благодетеля стало легче аж на два пункта.

Ольге было лет тридцать, ее дочери – около десяти. Женщина ехала с девчонкой от родителей, проводивших лето на даче, и отключилась в автобусе. Когда пришла в себя, решила, что угодила в аварию. Вытащила дочь из прогнившего салона и едва не попала под раздачу. Неизвестно, что вообразил с перепуга шофер, но Ольге пришлось бежать, чтобы не получить по голове ржавой монтировкой. На шоссе, возле гипермаркета, их с девчонкой перехватил белобрысый Мишка. Отвел к людям, одел, накормил. И, со слов Ольги, положил на нее глаз.

– А у меня муж, – объяснила женщина, когда мы вышли на трассу и терпеливо выслушали ее историю. Легкомысленно пожала плечами и добавила: – Да и какие тут отношения, когда неизвестно что творится.

– Ма, – сердито одернула ее девчонка, поправляя рюкзачок за спиной. – Мишка этот злой. Сама говорила, что злой.

– Злой, – нахмурилась Ольга. И резко сменила тему: – Батя твой дурак, дочь. Он котлет-то пожарить не умеет, а теперь и вообще загнется, если не найдем его.

Ольга была простой, без зауми. Такие остаются серыми в жизни, а когда ситуация выходит из-под контроля, словно бы обнаруживают скрытые резервы.

Такие выживают.

Ольга не была красавицей. Обычная провинциалка, понаехавшая на рубеже тысячелетий в столицу за пристойной жизнью. Практичная, без кукольности и желания понравиться каждому встречному мужчине.

Я покосился на нее. Русые волосы, выбивающиеся из-под оранжевой банданы, славянское лицо, бледноватое и унылое без косметики, щуплая фигурка под синим комбинезоном.

Наряженная в эти дурацкие шмотки из гипермаркета, женщина напоминала рабочую из какого-то старого советского фильма.

А вот девчонка уже была коренной москвичкой – это чувствовалось в ее поведении и манере держаться. Она бодро вышагивала рядом с матерью – держа за руку, но в любой момент готовая отпустить. Пигалица выглядела так, словно не провела сутки в исковерканном неведомым катаклизмом мире, а только что вышла погулять во двор после школы. Временами, правда, из-под напускной уверенности пробивался детский страх, но менялся при этом только взгляд.

Она не боялась того, что творилось вокруг. То ли еще не успела испугаться, то ли не понимала, что все поменялось. Раз и навсегда.

Мне стало не по себе, и я отвел взгляд от шагающей девчонки.

Было в этой парочке что-то потустороннее. Словно они все еще жили там, в минувшем, за невидимой гранью, преломившей время. Вот, идут вроде бы рядом, разговаривают, а протяни руку и поймаешь воздух, потому что между нами – десятилетия…

Ну и мысли лезут.

Небо затянули облака, но жара не спадала. Ноги невыносимо прели в грубых походных ботинках на высокой подошве. Куртку я скинул и затолкал под клапан рюкзака, оставшись в синтетической безрукавке и камуфляжных штанах. Разношенные джинсы пришлось выбросить: места для лишних вещей у нас не было. А вот мобилу выкидывать не стал, сунул в карман. Может, и глупо, но с этим осколком прошлого расставаться не хотелось.

– Значит, муж в городе, и ты к нему топаешь? – поинтересовался Борис, оценивающе поглядывая на Ольгу.

– Ага, – согласилась та не оборачиваясь. – Он же неумеха, пропадет. Только со мной никто не хотел идти, пока вы не появились. Спасибо.

– Еще заходи, – привычно обронил Борис.

Ольга сбилась с шага, повернулась и удивленно посмотрела на него. Не обиделась, просто не поняла.

– Это у него такая присказка, – пояснил я останавливаясь. – Вместо «пожалуйста».

– А, – кивнула Ольга и зашагала дальше.

Борис задержался, провожая ее взглядом и будто бы что-то прикидывая про себя. Мне это сразу не понравилось. Прекрасно знаю такое оценивающее зырканье, брат еще в детстве так на приглянувшиеся игрушки в «Детском мире» смотрел.

– Ты чего задумал? – осторожно спросил я.

– Научить ее муженька котлеты жарить, – пробормотал он и поскреб рыжую щетину на щеке. – Побриться надо.

– Совсем сбрендил? – уточнил я, чувствуя, как холодок тревоги растекается в груди.

Борис, наконец, удостоил меня взглядом.

– Чего?

– Сбрендил, говорю?

– Меня длинная щетина напрягает. Тебя не?

– Да причем тут щетина! – разозлился я и тут же понизил голос, видя, что Ольга с девчонкой притормозили и ждут нас. – Ты чего так на нее пялишься?

– На кого? На эту колхозницу? – Губы Бориса растянулись в гадкую улыбку. – Меня такой наряд заводит. Представь себе.

Я даже не сразу нашелся, что сказать. В конце концов, выдавил:

– Она же с ребенком.

Борис перестал улыбаться. Наклонился к моему уху и шепнул:

– Ты пойми, брат, мне пофиг, с кем она. Я тридцать лет не трахался.

Меня словно ледяной водой окатили. От хриплого шепота, такого знакомого и одновременно очень далекого и чужого, по спине побежали мурашки. Близость этого человека ощущалась на физиологическом уровне, гипнотизировала, как едва слышимое дыхание хищника, подкравшегося к добыче на расстояние последнего прыжка.

В нас же одна кровь. Он дважды спас мне жизнь. Почему же мне так неуютно от его близости?

Борис хлопнул меня по плечу, заставив поморщиться: волчья царапина еще не зажила. Я машинально отступил на шаг и поправил рюкзак.

– Не напрягайся ты так, – подмигнул Борис.

– Не смей, – тихо начал я. – Есть черта, которую…

– Все будет ништяк, – бесцеремонно перебил он и пошел вперед. Театрально провел рукой перед Ольгой и девчонкой в сторону Москвы: – Добро пожаловать, москвичи и гости столицы.

Мы снова зашагали между ржавыми легковушками. В салоны старались не смотреть, но время от времени взгляд непроизвольно падал на истлевшие останки. Девчонку мать как-то умудрялась вести подальше от машин.

Метрах в ста, примерно с такой же скоростью двигались двое парней – я их давно приметил. Мы не мешали друг другу. Они не оборачивались, мы не стремились их догнать.

Навстречу тоже стали попадаться люди. Я окликнул одну из групп, хотел выяснить, что делается в Москве, но беженцы шарахнулись от нас и затерялись среди машин.

Вдалеке показалась эстакада.

– МКАД уже, – предположил я, помогая Ольге перебраться через завал из рассыпавшихся возле грузовика труб.

– Шустрый больно. Это другая развязка, – осадил меня Борис, подхватывая под мышки взбрыкнувшую девчонку. – Тихо ты, егоза! Как зовут?

– Мария. Можете Машей звать, – серьезно ответила та. Высвободилась из его рук, как только нащупала носками ботинок землю. – Сама могу, не маленькая.

– Дочь, веди себя прилично, – строго сказала Ольга, беря девчонку за руку и с благодарностью кивая Борису.

Я мрачно посмотрел брату в коротко стриженый затылок. Промолчал. Что ему сейчас ни говори – все без толку. Самец.

Сзади донеслось странное урчание, непохожее на звуки природы, к которым мы уже успели привыкнуть. Уркнуло басовито: казалось, что почва вот-вот дрогнет под ногами.

– Что это? – тихо спросила Ольга, обернувшись вслед за крутанувшейся дочерью.

Мы с Борисом уже вглядывались в просветы между застывшими остовами длинномеров и легковушек. В руке брат крепко сжимал топор – и когда только успел выхватить?

– Звук механический, – надевая очки, сказал я. – Может, кто машину на ход поставил?

– Нереально, – покачал головой Борис, продолжая щуриться от вновь выглянувшего солнца. – Все прогнило. Даже если в гараже стояла – покрышки в труху, бензин в мочу, электроника в хлам.

Звук повторился. В той же низкой тональности, но на этот раз урчало дольше.

– Дизель заводят? – выдвинул я следующую версию.

– Не похоже, – отозвался Борис.

Брат хотел добавить что-то еще, но его перебила девчонка:

– Да железяками скребут. Двигают. Как мебель, только железяки.

Борис приподнял брови и глянул на нее сверху вниз.

– А что, может быть, – хмыкнул он под нос. – Отодвигают какую-нибудь тачку с дороги, делов-то. А мы и обоср… – Борис осекся. Видимо, какой-то внутренний тормоз все-таки еще работал. Поправился: – Обознались мы.

– Глупо двигать убитые тачки по дороге, – с сомнением возразил я.

– Мало ли, фен-шуй чей-то нарушила, – пожал плечами Борис, убирая топор за пояс. – Вроде больше не гремит. Двинули.

Я перехватил его взгляд. Вздрогнул. Ни черта брат не верит, что кто-то где-то просто так машины двигает. Говорит одно, в мозгах – совсем другое. Напряжен, готов в любую минуту действовать по ситуации. Интересно, что у него на уме?

Борис развернулся и пошел, поглядывая через плечо каждый десяток метров. Ольга потянула дочь и двинулась следом за ним. Видимо, ее успокоили слова брата.

А вот девчонка что-то заподозрила. Она догнала Бориса, дернула за рукав и хитро поинтересовалась:

– Вы что, правда, поверили про железяки? Я же шутила.

– Да какая разница, железяки – не железяки, – отмахнулся он от нее. – Нас не трогают и хорошо.

– Дочь, – привычно одернула Ольга.

– Ма, он врет, – категорично заявила девчонка, обиженно косясь на Бориса, ритмично вбивающего ботинками пыль в асфальт. – Я ж пошутила, а он теперь врет.

– Да перестанешь ты так себя вести! – прикрикнула Ольга, некрасиво поджав губы. – Заладила. Один злой, другой врет. Иди и помалкивай.

Девчонка сдвинула бровки, раздула ноздри и покраснела. Реветь вроде не собралась, но набычилась капитально. Вырвала ладошку из руки матери и отстала, ровняясь со мной. Ольга хотела схватить ее обратно, но я сделал успокаивающий жест: мол, не волнуйтесь.

Так сам собой выстроился своеобразный походный порядок: Борис с Ольгой, я с девчонкой. Парами.

С минуту мы молча огибали машины и всматривались в приближающуюся полосу эстакады, разбивавшую густой лес по краям дороги, словно гигантский бетонный тесак.

Я слышал, как необычное урканье-лязганье еще пару раз повторялось где-то сзади. Борис настороженно оглядывался, но не останавливался. Тоже верно: если там опасность, то надо скорее уходить от нее.

– Вам куда в Москве надо? – спросила Ольга у брата, нарушая молчание. Уточнила: – Ну, территориально.

– Ему в центр, на Арбат, – ответил он, даже не посмотрев на меня. Снова оценивающе чиркнул по женщине взглядом. – А я приятелей навестить хотел, но не бросать же его. Доведу сначала, а там поглядим.

Опять преподнес все так, будто я несмышленыш, за которым следить надо.

– А нам поближе, в Чертаново, – поделилась Ольга, поправляя на ходу штанину. – Уф, жара какая…

– Неизвестно, что творится в городе, – сказал я ей в спину. – И Чертаново не так уж близко.

Ольга осуждающе посмотрела на меня через плечо. Так, будто именно я устроил апокалипсис и уложил всех в анабиоз на треть века. Обронила:

– Нечего ребенка пугать.

– Нечего прикидываться, что все в порядке, – неожиданно остро огрызнулся я.

– Да я не боюсь, – успокоила девчонка, пытаясь заглянуть в приоткрытую дверь прогнившей насквозь «девятки». Я поторопил ее. – Эй! Не толкайтесь!

– Дочь! – Ольга все-таки поймала девчонку за руку и с силой подтянула к себе. – Всё. Пойдешь рядом.

Та дернулась пару раз и притихла, продолжая хмуриться. Я обратил внимание, что Борис наблюдает за перепалкой с кривой ухмылкой. Он что, собирается в хороших-плохих полицейских сыграть?

На встречной полосе, за отбойником промелькнул человек – мужчина лет пятидесяти, лысый, в лохмотьях. Он бежал трусцой, сосредоточенно глядя под ноги, сипло дыша, не обращая ни на что вокруг внимания.

– Эй! – окрикнул я.

Мужчина встрепенулся и шарахнулся в сторону. Ударился спиной о борт маршрутки. Сыпанула ржавая труха. Мужчина стеганул по мне безумным взглядом и забормотал:

– Свет-свет-свет…

– Подождите, не бойтесь!

Я выставил вперед руки, показывая, что безоружен и не причиню ему вреда, но мужчина уже бочком сдвинулся вдоль микроавтобуса и побежал дальше.

Блестящая лысина пару раз мелькнула между машинами. И всё.

– Дядька испугался, – уже без бравады прошептала девчонка.

– Чего он там бурчал? – спросил Борис. – Свят-свят-свят, что ль?

Я ответил не сразу, перебирая в голове догадки и сопоставляя факты. В памяти всплыл суетливый мужичок Семеныч, пришедший в гипермаркет из Сколково…

– Нет, – медленно произнес я, глядя на Бориса. – Он сказал: свет-свет-свет.

– О как, – нахмурился брат. – Как тот хрен, стукнутый сиянием?

– Да.

– Тоже, поди, из Сколково скачет. – Борис понизил голос. – Видно, все-таки ученые наши головожопые что-то там намудрили. А?

– Кажется, этот не из Сколково бежал, – дрогнувшим голосом сказал я. – Совсем не с той стороны.

– Из… – Брат посмотрел на виднеющиеся за эстакадой верхушки многоэтажек. – Ну, фиг его знает.

– Наверное, в Москве тоже что-то не так. – Я глубоко вздохнул, унимая страх. Снял очки, на автомате протер и убрал в футляр. С Элей все будет в порядке, обязательно. Я еще раз вдохнул и выдохнул. Резюмировал: – Надо разобраться, что это за свет, прежде чем угодим туда сами.

– Разберемся, – отрезал Борис. – Пошли.

Под обветшавшей эстакадой устроили привал двое парней. Кажется, те, что шли впереди нас. Их экипировка оставляла желать лучшего: тертые резиновые сапоги, дряхлые рубашки и древний саквояж с каким-то барахлом. По сравнению с нами – нищие.

Зато у них были сигареты.

Завидев дымок, Борис аж крякнул в предвкушении. Без колебаний свернул с шоссе под мост и направился прямиком в тень, на мерцающие красные огоньки. Я остался с Ольгой и девчонкой.

С минуту брат разговаривал с парнями. Те держались настороженно – похоже, боялись его. Пару раз попытались что-то возразить, но Борис довольно резко перебил, и парни притихли. Зато оживились, когда брат скинул рюкзак.

Обратно Борис вернулся пружинистым шагом с довольной физиономией. Вид у него был настолько пижонский, что грубый камуфляж, говнодавы и здоровенный рюкзак с палаткой казались недоразумением.

– За банку варенья и пачку печенья, – бодро доложил Борис, прикуривая от газовой зажигалки. – М-м, кайф.

– Что ты им отдал? – не разделяя его восторга, спросил я.

– Лапши пару брикетов, – махнул он рукой. – Эх, надо было просто забрать курево. Делов-то.

– Забрать? – не поняла девчонка. – Как?

– Как бывает у макак, – смачно затягиваясь и выпуская густую струю дыма, сказал брат. – Топором по башке дать и забрать. – Он сделал большие глаза и клацнул зубами. – Шучу.

Девчонка некоторое время таращилась на него, а потом повертела пальцем у виска и отвернулась. Ольга неопределенно покачала головой, промолчала.

А вот меня от этой его шутки передернуло. Перед глазами всплыла картина утреннего побоища. Разбросанные угли, забитый насмерть Колян, гопник с проломленным черепом… Скользкое и мерзкое на лезвии… Заляпанная ветровка…

Борис перехватил мой взгляд и посерьезнел. Втоптал в асфальт окурок и молча пошел вперед. Мы гуськом потянулись за ним.

За эстакадой дорога стала посвободнее. Вдалеке серела развязка МКАДа, чуть в стороне замерли многоэтажки, а над ними собирались тяжелые фиолетовые тучи, изрезанные косыми солнечными лучами.

Видимо, скоро ливанет – не зря так парило целый день.

Басовитое урчание слышалось теперь отчетливо. Оно стало ровнее, приблизилось. Я оглянулся, но источника звука все еще не было видно. Что же это такое? Трактор, что ли?

Брат печатал шаг все быстрее, и нам пришлось прибавить, чтобы не отстать. Ольга уже не болтала – берегла дыхание. Девчонка тоже перестала выпендриваться – сопела рядом с матерью, все чаще поправляя рюкзачок и хмурясь.

Я шел замыкающим, посматривал по сторонам. Угрюмо возвышающиеся над лесом короба высотных домов невольно притягивали взгляд, и в голову упорно лезла пугающая мысль: риэлторы больше не нужны. Бессмысленно показывать кому-то квартиры и расписывать их преимущества. Каждый сам волен выбирать, где жить: места теперь полно. Правда, с удобствами напряженка.

Борис притормозил.

– Поцеловались и разбежались.

Поперек дороги, перекрыв несколько полос, возвышался обшарпанный икарус. К погнутому отбойнику был прижат крупный внедорожник – видимо, автобус его туда и загнал.

Брат нырнул в узкую щель между железными монстрами. Я пропустил вперед Ольгу с дочерью и протиснулся следом за ними.

– Ма, подожди, я устала, – капризно заявила девчонка. – Пить хочу.

Ольга повернулась, хотела ее одернуть, но Борис резко остановился, скинул рюкзак, достал бутылку минералки. Отвинтил крышку и сунул девчонке.

– На, только не ной, – сухо сказал он.

Та взяла бутылку обеими руками, с трудом подняла, поднесла к губам и забулькала. Напившись, вернула брату.

– А я и не ною.

– Отлично, – прикладываясь к минералке, буркнул Борис. – Будешь хорошо себя вести, получишь приз.

– Какой приз? – оживилась девчонка.

– Главный, – хамовато гыгыкнул брат.

Девчонка скуксилась.

На этот раз Ольга уже откровенно нахмурилась. Ага, кажется, начинает понимать, что за фрукт перед ней. Это хорошо – будет поменьше его провоцировать легкомысленным поведением.

Борис наконец оторвался от горлышка и передал бутылку Ольге. Затем очередь дошла и до меня. Я сделал пару глотков и завинтил крышку.

– Всё? – Борис обвел нас взглядом. – Водопой окончен.

– Я писать хочу, – сообщила девчонка.

– Какие же вы трудные пассажиры, – после недолгой паузы обронил брат. Указал Ольге на внедорожник: – Вперед. Чего стоим?

– Я туда не пойду, – мгновенно взвилась девчонка. – Еще чего не хватало, чтобы вы подглядывали. Ма, пошли в лес…

– Дочь… – начала Ольга.

Но Борис ее перебил, кивнув в мою сторону:

– Вчера брата волк чуть не задрал.

– Нет там никаких волков! – захныкала девчонка, шмыгнув носом. – Ма, он врет!

– Он не врет, – встрял я, наклоняясь к ней. – В лес действительно ходить опасно. Мы отвернемся.

– И не будете подглядывать? – недоверчиво глядя на меня, уточнила девчонка.

– Ни глазком даже, – заверил я.

– Точно-точно?..

– Какие же трудные пассажиры, – все сильнее раздражаясь, повторил Борис. – Дуй уже.

Ольга, косясь на брата, ухватила дочь за руку и потянула в щель между внедорожником и автобусом. Девчонка хотела что-то еще возразить, но мать так сильно дернула ее, что та утихла.