Текст книги "Под колесами – звезды"

Автор книги: Алексей Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

Черный «Мерседес» подрезал машину Егора Хорунжего в понедельник на улице Красных Зорь в двенадцать часов двадцать пять минут среди бела дня.

Место было крайне неудобное для маневра.

То есть место было такое, что никакой маневр в сложившейся ситуации был вообще неосуществим.

"Мерседес" полностью перегородил проезжую часть. Оставалась возможность объехать его справа по тротуару, но для этого нужно было сдать назад, где вплотную к Егору уже встала красная "Ауди".

"И монтировка, блин, в багажнике", – только и успел подумать Егор, как из машин полезли молодые откормленные представители мужского пола рода человеческого с лицами, отнюдь не отмеченными печатью интеллекта.

Одного Егор узнал сразу – тот самый, который гнался в пятницу за Зоей, а потом и за ними. Собственно, и черный "мерс" он тоже сразу узнал, но все-таки шевелилась мыслишка, что вдруг это не тот и он ошибся… Напрасно шевелилась.

Теперь, видимо, по случаю жаркого майского дня, несостоявшийся Зоин ухажер обрядился в желтые пляжные шорты ниже колен и цветастую шелковую рубаху с короткими рукавами. Узкие солнцезащитные очки и толстая золотая цепь с массивным золотым же (дань старой традиции) крестом на шее вполне гармонично дополняли прикид.

Егор вздохнул и обреченно вылез из машины. Шестеро неторопливо взяли его в полукруг.

– Ну что, козел? – снимая очки, ласково спросил "цветастый". – Допрыгался?

У него оказались маленькие, глубоко посаженные глаза неопределенного цвета и почти без ресниц.

Прямо не человек, а карикатура какая-то, подумал Егор, причем карикатура плохая. Ему совершенно не к месту и не ко времени стало смешно, и он не удержал улыбку.

– Глянь, он еще и лыбится! – изумился один из дружков "цветастого". – Ну, падла…

– Не пыли, – остановил его "цветастый". – Я сам разберусь. Вот что, козлик, – обратился он к Егору. – Ты мне дорожку перешел, а за это люди платят. Ты понял?

– Не понял, – честно признался Егор.

– Уж больно тачка у тебя клевая, – нехорошо улыбаясь, объяснил "цветастый". – Надо же, от моего "мерса" на трассе ушла! Видать, большой специалист переделывал… Ну так вот. Я о тебе кое-какие справки навел. Фраерок ты небогатый, и взять с тебя нечего. Кроме тачки. Ну и дома твоего, конечно. Развалюха твоя мне и на хер не нужна, а вот тачка… Тачка – дело другое. Люблю я, понимаешь, хорошие тачки. Значит, будет так: ты нам свой "супержигуль", а мы тебе – здоровье.

– Это в каком смысле?

– Это в таком смысле, что цел останешься, – осклабился "цветастый". – При руках, ногах и прочем.

– А если нет? – поинтересовался Егор.

– Ну, тогда тебе ни тачки не видать, ни здоровья, – погрустнел "цветастый" и неожиданно захохотал во всю пасть.

Из пасти густо несло пивом, луком и жвачкой "Дирол без сахара".

Егор вытянул из нагрудного кармана сигарету, нарочито медленно закурил и врастяжку осведомился:

– Вообще-то, братва, хотелось бы узнать, с кем я имею дело? А то ведь как-то, согласитесь, неправильно получается: вы меня знаете, а я вас нет.

– Это легко, – согласилась противостоящая сторона. – Боря меня зовут. Боря Богатяновский. Спроси, если есть у кого.

– Да найдется, – заставил себя непринужденно усмехнуться Егор. Усмешка, правда, вышла несколько кривоватой – о Боре Богатяновском он слышал, и слухи эти приятными было назвать никак нельзя.

– Вот и спроси. А потом подумай. Сроку тебе на думанье – два дня. А чтоб думалось лучше и быстрее… – Богатяновский неожиданно шагнул вперед и с коротким замахом нанес Егору удар снизу в солнечное сплетение.

После такого удара, если, разумеется, он проходит, человек сгибается пополам, падает и некоторое время думает, что вот прямо сейчас умрет, потому что ему совершенно нечем дышать и очень-очень больно.

Это если удар проходит.

Этот удар не прошел.

Егор совершенно автоматически сделал четверть шага назад (слава богу, что стоял не вплотную к машине) и успел подставить локоть.

– …твою мать! – взвыл Боря Богатяновский, хватаясь левой рукой за правую, – судя по всему, он выбил себе палец.

Борины "нукеры" недоуменно уставились на вожака. На их памяти подобного никогда не случалось: буквально в пятницу шеф получил по яйцам от какой-то совершенно незнакомой девки, а сейчас – на тебе! – умудрился выбить ( а может, и сломать!) палец о локоть этого долговязого лоха.

Егор, однако, дожидаться дальнейшего развития событий не стал. Действуя исключительно по наитию и вдохновению, он скользнул за руль, воткнул первую передачу и дал газ.

"Копейка" прыгнула с места вперед, словно уличная кошка, подстерегшая неосторожного голубя, и врубилась в правое переднее крыло Бориного "Мерседеса".

Заскрежетал сминаемый металл. "Мерс" развернуло по оси, и Егор вырвался на оперативный простор под крики "Стой!", "Гад!", "Урою!", "Падла!" и всякие другие разные громкие слова.

Он тут же свернул налево, потом направо, пропетлял по переулкам, не притормаживая (хрен с ними, с амортизаторами!) даже перед особо опасными колдобинами, которых тут традиционно хватало. Амортизаторы, впрочем, вели себя достойно, и скоро Егор выскочил к центру, пересек Большую Садовую, повернул на Красноармейской… Погони вроде не было. Однако назревала насущная необходимость в немедленных и совершенно конкретных действиях, и Егор поехал к Володьке.

На его счастье, друг оказался дома (редкий случай в понедельник!) – стоял себе в полуголом виде на балконе, неспешно курил и лениво оглядывал пустынную улицу.

Машину Егора, с вдребезги разбитыми фарами, изрядно помятым левым крылом, сорванной с защелки и помятой же крышкой капота и вогнутой внутрь решеткой радиатора, он заметил сразу. Внимательно пригляделся, аккуратно затушил сигарету в пепельнице и пошел открывать.

– Холодного пивка? – полувопросительно предложил он, пропуская Егора в комнату.

– Всенепременно, – кивнул тот и рухнул в мягкое кресло.

Молча выпили по запотевшему бокалу холодного "Дона № З".

– Рассказывай, – потребовал Володька.

Егор коротко поведал о событиях последнего часа.

– У меня, конечно, найдутся люди, к которым можно обратиться по данному поводу, – раздумчиво сказал Володька, когда Егор закончил. – Но они, понимаешь, потом не отвяжутся. Помочь помогут, но соки все выпьют. Сам будешь не рад, что обратился. Можно еще ментов попросить вмешаться. Есть у меня кое-какие связи… (Егор поморщился.) Да, ты прав, это на самый крайний случай. Нам бы, блин, такого бандита найти, который бы, с одной стороны, имел достаточный авторитет, а с другой – оставался приличным человеком. Только где ж такого взять…

– Э, погоди! – подскочил в кресле Егор. – У меня же именно такой и есть! Коля Тищенко! Король!

– Кто такой? – ревниво осведомился Володька. – Что-то я не слыхал.

– А, – махнул рукой Егор, – это было еще до нашего с тобой знакомства. Мы с ним вместе работали. Точнее, я работал на него. При советской власти еще дело было.

– Это как? – изумился Володька. – Ты был бандитом при советской власти?!

– Володя, как тебе не стыдно! Керамистом я был, как и сейчас. А Коля Тищенко, он же Король, тоже тогда был не бандитом, а, наоборот, художником, и мы с ним…

И Егор Хорунжий с удовольствием поведал своему другу Володьке Четвертакову историю художника Николая Тищенко.

В юности Коля активно занимался боксом у знаменитого ростовского тренера Ефима Школяра. Ефим, которого все его воспитанники за глаза ласково называли Фимой, успешно лепил из хулиганистых подростков с ростовских окраин вполне приличных людей и настоящих мужчин. Очень многие благодаря его стараниям и врожденному педагогическому таланту не сели в семидесятых и начале восьмидесятых годов в тюрьму, а стали нормальными рабочими, инженерами, врачами, офицерами… разумеется, все они при этом оставались боксерами, учениками и воспитанниками Фимы Школяра. Коля же Тищенко после восьмого класса пошел учиться на художника в Ростовское художественное училище им. М. Грекова. При этом бокс не бросил, а даже наоборот – к восемнадцати годам дорос до кандидата в мастера спорта. А позже и до мастера. Надо заметить, что был Коля мальчиком крупным, но поджарым, выступал в полутяжелом весе и по манере ведения боя на ринге напоминал чем-то молодого Кассиуса Клея, позже назвавшегося Мухаммедом Али.

Одновременно с боксом, живописью, рисунком и ваянием занимался юный Коля Тищенко и некоторыми иными делами.

Был он родом из поселка Александровка – окраинного рабочего района Ростова-на-Дону, и вырос в окружении редко трезвых представителей рабочего класса а также разнокалиберного ворья и хулиганья. Он и сам слыл первым хулиганом. Свое право на достойную , жизнь и уважение нужно было доказывать кулаками, и тут очень помог бокс, а также врожденная Колина стать и благоприобретенная смелость пополам с лихой ростовской бесшабашностью. В четырнадцать лет он начал завоевывать свой авторитет на пыльных летом и грязных осенью и весной улочках Александровки, и в шестнадцать только родители по-прежнему звали его Колей. Все остальные – Королем.

К нему шли со своими обидами, проблемами и предложениями со всего поселка, и он, как истинный король, старался не оставлять без внимания никого из своих подданных.

Потом Король успешно окончил художественное училище, отслужил свои два года в десантных войсках, вернулся в родной Ростов и честно попытался стать профессиональным художником.

К тридцати семи годам ему удалось осуществить в шамоте несколько довольно крупных проектов, сделать две-три мозаики на тему светлого социалистического сегодня и еще более светлого коммунистического завтра, поучаствовать в выставках областного уровня. На самом деле становилось ясно, что большого художника из Коли не получится, и в первую очередь это становилось ясно ему самому. Очередной профессионал-ремесленник, не больше. Но Коля как человек целеустремленный и умеющий добиваться своего (не зря его прозвали Королем!) хотел стать членом Союза художников СССР и занятий монументально-прикладным искусством не бросал. Да и чем ему было еще заниматься? Не на завод же, в самом деле, идти! А один хороший заказ на барельеф из шамота* или, скажем, мозаику стоил в 80-е годы очень и очень неплохо. На эти деньги вполне можно было достойно жить.

*Ш а м о т – глина с наполнителем (прим. автора).

Как раз в это время они и встретились: тридцатисемилетний Николай Тищенко по кличке Король и двадцатидвухлетний начинающий художник-керамист Егор Хорунжий…

Коля получил тогда заказ на целых четыре шамотных барельефа 6х3 м в каком-то профтехучилище, и ему были срочно нужны молодые и не очень требовательные на деньги исполнители. Егор подошел по всем статьям, поскольку только что ступил на тернистый путь керамиста и ожидать слишком высокой оплаты за свой труд не мог.

Три месяца в одной команде сблизили их. Не настолько, чтобы стать друзьями, но на хороший товарищеский уровень они вышли. Тем более когда выяснилось, что Егор хоть и немного, но тоже занимался боксом и даже некоторое время тренировался у Ефима Школяра…

А потом работа была закончена, деньги получены и справедливо поделены, и товарищи разошлись каждый по своим делам.

И кончились стыдливые восьмидесятые, и начались бесстыдные девяностые. Распался Союз Советских Социалистических Республик. Да что там Союз! Связь времен распалась. Впрочем, лишь для того, чтобы начать восстанавливать самое себя на более глубинном, надежном уровне. И тут-то вот, в эпоху, так сказать, первичного накопления капитала, расцвел настоящий Колин талант. Тот самый, благодаря которому он в шестнадцать лет получил кличку Король.

Кто-то вспомнил о Николае Тищенко, пригласил поработать, и уже через пять лет новой (а на самом деле старой, но подзабытой) трудовой деятельности он негласно возглавлял одну из крупнейших бандитских группировок в городе, одновременно для прикрытия числясь обычным тренером по боксу при электровозо-ремонтном заводе.

Тренером он действительно работал. Собственно, они и встретились опять году в 96-м, когда Егор, вдруг решивший поддержать физическую форму, пришел в зал к Королю. Месяца два, наверное, Егор исправно ходил на тренировки, пару раз пил с Королем пиво под ни с чем не сравнимого донского леща и один раз даже водку. Вспоминали былые денечки, шутили, смеялись. Король к старому товарищу не изменился, был внимателен и вообще давал понять, что ставит Егора на одну доску рядом с собой.

Потом у Егора случился большой и срочный заказ на глиняную посуду, потом он ушел в запой, потом опять заказ и снова запой, потом умер отец… В общем, о боксе и Короле он забыл надолго.

И вот пришло время вспомнить.

– Хм-м, – выслушав Егоров рассказ, поскреб небритый подбородок Володька. – Не знаю, не знаю… Король… Боря Богатяновский, знаешь ли, тоже в своем роде король. Впрочем, позвонить все равно надо.

– Дома ли он… – Егор покосился на круглые кварцевые настенные часы.

Стрелка стояла на пяти минутах третьего.

– Звони, звони. На вот тебе телефон и звони, – Володька протянул другу трубку радиотелефона.

Коля оказался дома, и по его голосу Егор понял, что его рады слышать.

– Ну что там у тебя стряслось? – напрямик спросил Король после ритуальных "как дела" и "все нормально".

– Почему обязательно стряслось?

– Во-первых, голос тебя выдает. Волнуешься. А во-вторых, мне редко звонят старые знакомые просто для того, чтобы поинтересоваться моим драгоценным здоровьем.

– И как твое драгоценное здоровье? – поинтересовался Егор.

– Да в целом неплохо, – хмыкнул Король. – А твое?

– Тоже. Но может стать гораздо хуже.

– Али кто обидеть хочет?

– Есть такие поползновения.

– И кто, ежели не секрет?

– Не секрет. Боря Богатяновский.

– А… – в голосе Короля скользнуло презрение. – Что от тебя надо этому борову?

– Слушай, Коля, давай лучше встретимся, и я тебе все расскажу, а то по телефону как-то…

– А чем тебя не устраивает телефон? – искренне удивился Тищенко. – Давай рассказывай, пока у меня время есть. А встретиться со мной сейчас трудно. Занят я часто.

Егор вздохнул и вкратце пересказал события пятницы и то, что случилось уже сегодня.

Король слушал внимательно. Трубку наполняла тишина, и создавалось впечатление, что на другом конце провода вообще никого нет.

– Алло, ты слушаешь? – прервал сам себя Егор.

– Слушаю, слушаю. Давай, рассказывай дальше.

– А что дальше… все. Сижу вот у друга теперь и звоню тебе.

– И правильно делаешь. Я только одного не пойму: как это ты на своей развалюхе от Бориного "мерса" ушел? Да еще по таганрогской трассе! Что-то прямо даже не верится.

– Мне друг машину сделал, – уверенно соврал Егор и подмигнул Володьке, который внимательно прислушивался к разговору. – Двигатель перебрал, ходовую… еще по мелочам. Так что движок у меня теперь суперфорсированный, и от "мерса" даже на трассе уйти – не проблема.

– Это как же нужно перебрать движок "копейки", чтобы она от "мерса" уходила?! – не поверил Король. – Ты ври, да не завирайся. Мы тут тоже кое-что понимаем, не вчера за "баранку" сели.

– Ну, фактически-то движок он новый поставил, там от старого практически ничего и не осталось. "Перебрал", наверное, не совсем точное слово… Слушай, Коля, ты же знаешь, что механик из меня, как из метлы клюшка. Не разбираюсь я в этом. Сделал и сделал. Хочешь, сам посмотри и покатайся. Чего ты пристал?

– Пристал, потому что если это правда, то мне такой друг тоже пригодится. Кто он такой? Где работает?

– Погоди, – Егор прикрыл трубку ладонью. – О тебе спрашивает, – прошептал он Володьке. – Говорит, что ему нужен такой мастер. Спрашивает, как тебя зовут и где ты работаешь. Ну, что делать будем? Четвертаков секунду подумал.

– Вместе кашу заварили, – решительно сказал он, – вместе и расхлебывать. Дай-ка мне трубку.

Они договорились быстро – мастер спорта по авторалли и гениальный механик Владимир Четвертаков и бывший художник-прикладник, а ныне "санитар общества" Николай Тищенко по кличке Король.

У Короля был "БМВ" – трехлетка с врожденными проблемами, что с данной маркой автомобилей случается редко, но все же случается.

Четвертаков обещал разобраться с проблемами "БМВ".

Король, в свою очередь, обещал разобраться с проблемой по имени Боря Богатяновский.

На том и порешили.

Егор опять взял трубку, выслушал предложение Короля позвонить ему, Королю, сегодня вечером часиков эдак в девять или, если он до двенадцати не появится, прийти завтра с самого утра в спортзал. "Не забыл еще где?" – "Как можно, Коля!" – "Заходил бы иногда по мешку постучать для здоровья". – "Очень даже может быть, что и зайду". – "Ну, не кашляй". – "Спасибо, Коля". – "Пока не за что".

Егор аккуратно положил трубку на журнальный столик и налил себе в высокий бокал чешского стекла с переводной картинкой на боку, на которой был изображен гоночный болид класса "Формула-1", пива. Друг Володька в точности повторил его действия.

– Пошли покурим на балкон? – предложил Егор. – А то что-то жарковато.

– Пошли, – охотно согласился Володька. Они вышли на балкон, закурили, и оба чуть не выронили бокалы на тротуар.

Напротив Володькиного дома стоял Егоров "жигуленок". Целехонький. Как только что с конвейера.

Глава 9

И что, вы хотите сказать, что это моя машина? – с какой-то даже горечью осведомился Егор у пустынной улицы.

Улица безмолвствовала.

– Пошли, – тихо сказал Володька. – Поглядим. Они спустились вниз, вышли под открытое небо и с опаской приблизились к автомобилю.

– Обе фары были разбиты, – сказал Егор, когда они с Володькой не просто осмотрели, а буквально ощупали чуть ли не каждый квадратный сантиметр передних крыльев, решетки радиатора, бампера, фар и капота. – Левое крыло помято, погнуты бампер и решетка, капот помят и сорван с защелки. В общем, ремонта долларов на хрен знает сколько.

– На сто тридцать, – авторитетно заявил Четвертаков. – Как минимум.

– И где? – растерянно спросил Егор у друга. – Куда подевался ремонт на сто тридцать долларов? Только не уверяй меня, пожалуйста, что, пока мы сидели у тебя, пили пиво и беседовали по телефону с Королем, пришел добрый дядя – золотые руки и вмиг все починил.

– Я и не собираюсь. За это время даже я с лучшей своей бригадой не успел бы. А в этом городе мне равных нет. – Володька подумал и добавил: – Да и в стране, пожалуй, не много найдется. Разве что в мире…

– Так что же случилось?

– Ты меня спрашиваешь? Твоя машина, у себя и спрашивай. Или у нее.

– У нее… Это мысль. Знать бы еще, как спросить… Ты, кстати, с Назарчуком говорил?

– Говорил. Клянется, что ни о чем подобном раньше не слышал. Но обещал разузнать и, если что, рассказать. Я от него еле отцепился потом, все спрашивал меня, откуда такая информация.

– Самовосстанавливающийся автомобиль, – пробормотал Егор. – Самоочищающийся автомобиль. Обучающий автомобиль. Я теперь, знаешь ли, по-французски почти все понимаю безо всякого перевода. Читать, правда, не могу, а так… И по-английски тоже. Думаю теперь вот за испанский взяться. А там и до немецкого с итальянским недалеко.

– И на хрена это тебе?

– Буду знать языки. Плохо, что ли?

– Голову только забивать… Впрочем, твое дело. Ты, кстати, забыл, что она еще и лечит? У меня гастрит прошел. И вообще самочувствие улучшилось после пятницы. Сплю как сурок..

– Ну, не знаю, не знаю… Гастрит у тебя мог и сам пройти. Похмелье-то она не лечит… А что есть похмелье? Та же болезнь организма. Вчера, например, у меня было похмелье и мне было плохо.

– Похмелье – это не болезнь организма. Похмелье – это возмездие организма за содеянное над ним, организмом, насилие. И потом… Ты вот раньше с похмелья что делал?

– Как это "что"? Шел за пивом, разумеется. Если, конечно, с вечера ничего не оставалось.

– Вот. А после пива что?

– Ну… бывало, и водочка…

– Не "бывало", а как правило.

– Ну…

– Не "нукай", так и было. А теперь что?

– Что "что"?

– Ты вчера похмелялся?

– Э… нет.

– Вот! А говоришь, не лечит.

Помолчали. Егор неожиданно протянул руку и ласково погладил машину по капоту.

– Поеду я домой, пожалуй, – сказал он. – Надо как-то осмыслить ситуацию и вообще…

– Давай. Вечером позвони.

– Обязательно.

Они пожали друг другу руки, и Егор, проводив взглядом задумчивую фигуру Четвертакова, сел в машину.

– Умница ты моя, – сказал он с нежностью и достал ключи. – Не знаю, что все это значит, но ты мне нравишься. Я тебя даже уже почти люблю.

Он потянулся к замку зажигания, чтобы вставить ключ…

Коротко прожужжал стартер, с пол-оборота завелся и сыто заурчал движок, и Егор, обмирая сердцем, почувствовал, как опустился справа от него рычаг ручного тормоза. Сам. Без его, Егорова, участия.

Автомобиль был готов к движению.

И тут Егору на какой-то миг стало очень страшно. Тело само, безо всякого участия сознания, подчиняясь лишь каким-то древним, заложенным в самую суть существования данного тела инстинктам, рванулось наружу.

Уже выскакивая из машины, он пребольно ударился головой о верхний край проема дверцы, прошипел "…твою мать!" и плюхнулся обратно на сиденье.

Боль выбила животный ужас из души, и теперь он сидел, потирал тупо ноющий висок и медленно приходил в себя.

Страх не возвращался. Наоборот. Отчего-то стало спокойно, хорошо и даже как-то весело. Егор протянул руку и включил радио, настроенное на "Маяк".

Тишина.

Лишь слабый, на грани восприятия шорох из динамика.

– Ну, – неожиданно для самого себя обратился к шкале настройки Егор. – Так и будем молчать? Теперь из динамика исчез и шорох.

– Или ты хочешь, чтобы я к тебе как-то обратился? – входя во вкус, продолжил Егор. Он удобно откинулся на спинку сиденья и закурил. – Что ж, в этом есть резон. С детства люблю фантастику. Точнее, хорошую фантастику. А еще точнее, хорошую литературу. Вот у меня сейчас такое впечатление, что я нахожусь не в реальной жизни, а в чьем-то романе. Значит, и вести себя следует соответственно. Конечно, ежели кто пройдет мимо и услышит, как я разговариваю неизвестно с кем, то тут же решит, что этот парень, то есть я, видимо, поехал крышей… – Егор торопливо оглянулся, – улица оставалась по-прежнему пустынной. – Значит, как-то мне тебя, наверное, нужно называть. Такая машина, как ты, обязана иметь собственное имя. Как меч короля Артура. Как линкор или космический корабль. – Он немного подумал и добавил: – Или как живое существо. Собака там или кошка…

В динамике отчетливо фыркнуло. Или показалось? Егор прибавил громкость, и тишина в приемнике стала еще красноречивей.

– Хорошо, пусть не собака и не кошка. Пусть… женщина! Точно, женщина! Женщина, как известно, тоже человек и должна иметь имя… нет, если не нравится быть женщиной, ты скажи, не стесняйся.

Приемник поощрительно молчал.

– Значит, женщина, – с удовлетворением констатировал Егор. – Опять же, само слово "машина" – женского рода. Правда, с другой стороны, слово "автомобиль" – мужского, но ты ведь не просто автомобиль, верно? Молчишь. Ну молчи, молчи… а я буду звать тебя… – он задумался, перебирая в памяти женские имена. В голове мелькали всевозможные Светы, Оли, Наташи и Елены. Нет, все не то. Нужно что-то такое… подходящее, чтобы сразу было понятно, что по-другому назвать никак нельзя. Анна? Близко, но не совсем. О! Анюта! – Точно! – улыбнулся он и выщелкнул окурок в окно. – Я буду звать тебя Анютой. Нравится? Молчание – знак согласия. И вообще, главное, чтобы нравилось мужчине, то есть мне. Мне нравится. Ну что, Анюта, поехали?

И они поехали.

Дома Егор пообедал, потом завалился на диван с книгой, слегка вздремнул, а в девять вечера пошел к соседу, чтобы, как и договаривались, позвонить Королю. Король снял трубку сразу.

– А! – сказал он, услышав Егора. – Хорошо, что позвонил. В общем, слушай. Совсем по-хорошему мне с Борей договориться не удалось. Он, понимаешь, палец сломал о твой локоть. (Король коротко хохотнул.) Молодец, не зря Фима тебя учил! А ты еще в придачу все правое крыло его любимого "мерса" покорежил. И вообще с Богатяновским никто подобным образом давно не обращался. Так что у него сейчас форменная истерика. Брызжет слюной во все стороны и орет.

–Так ты…

– Погоди, не перебивай. На меня тоже попытался наорать. Но тут ему не повезло. Я ему припомнил кое-какой должок, кстати, хорошо, что так все вышло, а то я давно собирался ему этот должок припомнить, да все случай не представлялся. В общем, напомнил это я ему про должок, а он, прикинь, возьми и откажись! Ничего, мол, не знаю и все такое. Тут уже мне обидно стало… В общем, сегодня никаких санкций против тебя не будет – у этого козла хватило ума со мной в этом согласиться. А завтра – стрелка. Тебя тоже ждут.

– Вот блин, – сказал Егор. – Где и во сколько?

– Не ссы, прикроем. Я же сказал, что мне обидно стало. Так что теперь это и мое дело. Даже гораздо больше мое, чем твое. Борю давно пора поставить на место – оборзел совсем. Завтра в девять утра по твоему любимому таганрогскому шоссе…

Король объяснил, куда нужно ехать.

– Да, – добавил он, закончив, – друга своего, механика, тоже возьми. Он в деле, как я понял. Заодно и познакомимся.

– Он в любом случае бы со мной поехал – в деле он там или не в деле, – буркнул Егор.

– Ну-ну, – хмыкнул Король. – Хороший друг, значит.

– Настоящий, – гордо сказал Егор.

– Тебе повезло. Ну, сладких снов. И не опаздывай завтра.

– И тебе. Не опоздаю.

Егор медленно положил трубку и в задумчивости потер подбородок.

– Неприятности? – сочувственно осведомился сосед.

– Ерунда, ничего особенного. Можно еще один звонок?

– Да хоть десять.

Егор позвонил Володьке Четвертакову, объяснил вкратце ситуацию, договорился, что заедет за ним завтра в восемь пятнадцать, поблагодарил дядю Лешу и пошел к себе. Сегодня он намеревался пораньше лечь спать,

Утро вторника выдалось пасмурным и холодным. И настроение у Егора вполне соответствовало погоде. Да и у какого нормального человека в такой ситуации будет хорошее настроение? Однако с плохим ли настроением, с хорошим ли, а ехать было необходимо. Подобные гордиевы узлы в своей судьбе следует разрубать сразу, не дожидаясь, пока они окончательно затянутся на твоей шее, – уж в чем, в чем, а в этом Егор успел убедиться за свою не очень длинную, но довольно богатую на всяческие, в том числе и довольно неприятные, события жизнь. Другое дело, что он отнюдь не всегда (ох, не всегда!) следовал правилу разрубания узлов. Но сейчас был не тот случай.

Володька, одетый и тоже хмурый, уже ждал его у крыльца.

– Надьку будить не хотел, – пояснил он, садясь в машину. – Ни к чему ей знать про все эти дела, верно? Егор согласно кивнул и выжал сцепление.

К нужному повороту они подъехали за десять минут до назначенного времени.

– Кажется, мы первые, – констатировал Володька. – Это хорошо. Будет время оглядеться.

К шоссе здесь примыкала хорошо укатанная грунтовка, ведущая через поле к большой роще. Там, в роще, и должна была состояться встреча.

Вот и поляна, о которой говорил Король. Судя по изрядно примятой траве и всяческому мусору в виде окурков, бутылок и пустых банок из-под пива, они тут не первые и не последние.

– Давай-ка вон за тот кустик, – показал Володька. – Нечего нам торчать на самом виду.

Они вышли из машины, закурили и одновременно услышали шум моторов.

Опоздавших не было.

Люди Короля приехали на двух машинах: темно-синем, почти черном "БМВ" и песочного цвета "Ниссане", и было их вместе с Королем восемь человек.

Боря Богатяновский со товарищи – общим числом тринадцать рыл – прибыл на трех авто: уже известном черном "Мерседесе" с красноречиво помятым правым крылом, темно-красной "Ауди" (той самой, что вчера блокировала Егора сзади на улице Красных Зорь) и широком, как танкетка, джипе "Тойота" какого-то неопределенно-зеленоватого оттенка, явно перекрашенного.

Толковище началось бурно и громко, безо всяких китайских церемоний и даже элементарной предварительной разведки. Было видно, что Боря Богатяновский как впал вчера в истерику, так по ею пору из нее, родимой, и не выпал. А может, и не пытался, а даже, наоборот, всячески поддерживал в себе это взвинченное, дающее ложное ощущение превосходства над противником состояние.

Король же, напротив, был свеж, подтянут, холоден и корректен, насколько это представлялось возможным в данной ситуации.

Начал Боря. Он громогласно перечислил нанесенные Егором ему, Боре Богатяновскому, обиды, включая, разумеется, помятое крыло любимого "мерса" и сломанный палец, а также неимоверно наглое его, Егора, поведение и потребовал немедленной и безоговорочной компенсации. В качестве таковой, учитывая заступничество Короля, он, Боря Богатяновский, так и быть, согласен ограничиться Егоровой тачкой марки "ВАЗ-2101", хотя, ежели по справедливости, должен был бы потребовать еще баксов триста за помятое крыло, но, так и быть, пусть знают его, Бори Богатяновского, доброту и другим расскажут. А крыло пусть сделает или заменит вот этот чернявый Егоров дружок, который, говорят, мастер по любому автомобильному ремонту, а если учесть, что за рулем "копейки" в пятницу сидел именно он, то пусть благодарит бога, что легко отделался.

– Ты кончил? – холодно осведомился Король, когда поток Бориного красноречия иссяк.

– Кончают на бабе, – ощерился Богатяновский. – Может, закончил, а может, только начал.

– По-моему, ты не только палец сломал, – усмехнулся Король, – но и нюх потерял. Вместе с памятью. За тобой ведь должок. Или забыл?

– Ничего я тебе не должен! – глазки у Богатяновского неестественно блестели, и вся его массивная, несколько оплывшая фигура буквально излучала на окружающих какое-то нездоровое, истеричное нетерпение, граничащее с безумием. – Кто ты такой вообще, чтобы я тебе был что-то должен?!

"Да он же под наркотой, – сообразил вдруг Егор, – небось всю ночь не спал и сейчас, перед стрелкой, наверняка вмазался, чтобы кураж не потерять. Неужели Король этого не видит?"

Король, однако, все видел прекрасно. Его худое, изрезанное ранними морщинами лицо с перебитым носом и давно потерявшими первоначальную форму от сотен полученных на ринге ударов губами потемнело. Но разум пока брал верх над эмоциями.

– Как сейчас принято выражаться, – спокойно сказал он, – ты неадекватен. Хотя вчера мы договорились об ином. Вижу, что с тобой в таком твоем состоянии разговаривать – это напрасно время терять. Значит, за тобой теперь и второй должок – мое время, которое я на тебя зря сегодня потратил. И будет этот должок посерьезней первого, потому что ничего я так в этой жизни не ценю, как собственное время. Езжай проспись, а потом будем разговаривать. И учти, что звонить я тебе больше не буду – сам меня найдешь. А этих ребят, – Король слегка кивнул в сторону стоящих чуть поодаль Егора и Володьки Четвертакова, – не тронь. Это мои люди, и тебе не повезло, что ты на них наехал. Пора бы уже, Боря, взрослеть, а то, гляди, так и помрешь пацаном…