Текст книги "Чужак из ниоткуда 3 (СИ)"

Автор книги: Алексей Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ускорим, – пообещал я. – Даю слово. Деньги есть в стране, только на ветер их бросать не надо. В дело вкладывать.

– На ветер – это куда? – поинтересовался Береговой.

– Например, в качестве безвозмездной помощи развивающимся странам, – сказал я. – Миллиарды же впустую улетают. Лучше базу на Луне построим и миллиарды заработаем.

– Это политика, – поморщился Береговой. – Советую не лезть, Серёжа. Съедят.

– Бог не выдаст – свинья не съест, – сказал я. – Ничего, мы аккуратно, вежливо и даже нежно. Нахрапом не полезем.

– Нежно просить деньги на лунную программу – это что-то новенькое, – засмеялся Береговой.

– Учимся у женщин, учимся, – сказал Быковский, и теперь уже засмеялись мы все.

Мы проговорили ещё долго, обсуждая детали предстоящей лунной программы. Космонавты, наконец, поверили, что мальчишка, которого они видят перед собой, не просто гений-самоучка, который случайным образом набрёл на изобретение века, а человек с системным подходом. Пусть и очень молодой. Но испугать молодостью их было трудно. Эти люди и сами были до сих пор молоды. Даже фронтовик Береговой. По одной простой причине: они не разучились мечтать.

– Так что насчёт моего полёта на Луну, Георгий Тимофеевич? – спросил я, когда наша встреча подошла к концу. – Возьмёте, если всё получится? По-моему, это будет справедливо.

– Как у тебя со здоровьем?

– Лучше всех. И это не преувеличение. Могу прямо сейчас подтянуться на одной руке пять-семь раз.

– Ты спортсмен, что ли? – спросил Береговой.

– Не без, – ответил я. – Спорт люблю.

– Знаешь, как говорил наш начальник лётного училища? – спросил Быковский. – Если лётчик ходит, он уже спортсмен.

– Не понял, – сказал я.

– Травмы, – пояснил Береговой. – Спорт – это прекрасно, но он связан с травмами. Если лётчик получил травму на футбольном поле или, там, гимнастическом снаряде, его не допустят к полётам, пока травма не заживёт.

– Теперь понял, – сказал я. – Но я не лётчик. А космонавты не каждый день в космос летают, чтобы мелких травм опасаться. К тому же лично мне мелкие и даже крупные травмы вообще не страшны.

– Это ещё почему? – поинтересовался Береговой.

– После клинической смерти организм приобрёл способность к сверхрегенерации. На ходу всё заживает, куда там собаке. Как-нибудь продемонстрирую.

– Час от часу всё интереснее и интереснее, – сказал Быковский.

– Давай так, – сказал Береговой. – Заканчивай школу, поступай в институт, и мы посмотрим. Только институт выбирай правильный.

– Правильный – это какой?

– Бауманку, разумеется, с твоим-то складом ума и уже имеющимися знаниями. Московское высшее техническое училище имени Баумана. Оттуда к нам прямая дорога.

– Договорились. В следующем году ждите в отряд космонавтов.

Береговой улыбнулся и крепко пожал мне руку. Судя по ауре, сомнений насчёт меня у него почти не оставалось.

После встречи Быковский проводил меня до машины.

– Так что за конфиденциальный совет ты хотел? – напомнил он.

– Ах, да, – я остановился, не доходя нескольких шагов до машины. – Валерий Фёдорович, допустим, вам нужно узнать точное местоположение определённой звёздной системы в нашей галактике. Параметры звёздной системы известны. В какую обсерваторию вы бы обратились?

[1] Секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, в описываемое время курировал работу учреждений и предприятий военно-промышленного комплекса и ракетно-космической отрасли.

[2] Государственное союзное конструкторское бюро.

Глава шестая
Новые одноклассники. Моя милиция меня стережет

Подготовка к экзаменам и сдача их экстерном заняли месяц.

Сам я обошёлся бы, максимум, неделей, но, как всегда, вмешались иные факторы. В данном случае даже не бюрократия, а внутреннее сопротивление некоторых учителей данной конкретной московской школы, которые категорически не хотели признавать, что какой-то четырнадцатилетний выскочка из глухой провинции (Кушка? Это где вообще? Самая южная точка Советского Союза? Как и чему там могут научить?) способен на такие подвиги. Пришлось снова подключать административный ресурс (на этот раз в виде РОНО [1] для приведения оных учителей в чувство.

Надо сказать, что большую помощь в данном вопросе оказала непосредственно и завуч школы Лидия Борисовна Гуменюк, которая после телефонного разговора с министром просвещения превратилась в ярую сторонницу моей скорейшей и успешной сдачи экзаменов с последующим исчезновением с её глаз.

Тем не менее, повторю, ушёл месяц. Даже в школу пришлось походить три недели, в тот самый восьмой «Г» класс, в котором, как я быстро понял, собрали самых бесперспективных и проблемных с точки зрения учёбы и поведения ребят и девчат.

Всего их в классе насчитывалось двадцать четыре. Я – двадцать пятый. Мало по сравнению с другими классами, где количество учеников переваливало далеко за тридцать.

Мне, впрочем, было всё равно, – я знал, что надолго здесь не задержусь. Поэтому и близко знакомиться ни с кем не собирался, хотя тут дело было не только в скоротечности моего пребывания в этой школе.

Проблема ровесников.

Она начала вырисовываться ещё в Кушке, и в Москве снова возникла.

Ну неинтересно мне было с большинством из них!

Поначалу, когда я только привыкал к своему новому юному телу и тому невероятному факту, что оказался на другой планете и даже в каком-то смысле в другом времени, это было свежо – снова почувствовать себя мальчишкой.

Но потом я быстро соскучился.

Дружба хороша, когда между людьми идёт какой-то обмен: информационный, смысловой, деловой, чувственный, наконец. А когда люди находятся в совершенно разных категориях…Поэтому мне так легко было в кушкинской футбольной команде, потом в Штатах, а также с Петровым и Бошировым – во всех случаях я имел дело со взрослыми. Да, они знали и умели гораздо меньше меня, но само их восприятие мира было взрослым, а я, как и они, был взрослым человеком. Пусть спрятанным в тело подростка. Это нас роднило.

Что там говорить! Даже на Гараде при всём нашем равенстве, братстве и обществе справедливости дружба между взрослым и подростком была крайне редким явлением. Таким же редким, как и здесь, на Земле. И это совершенно естественно – люди в силу своей природы всегда тянутся к тем, кто ближе им не только по образованию, профессии или увлечениям, но и возрасту.

Тем не менее, знакомиться с моими новыми пусть и недолгими одноклассниками, конечно, пришлось.

Для начала с соседкой по парте.

– Ты в физике сечёшь? – спросила она сразу, как только меня увидела, а случилось это минут за пять до начала урока.

Я окинул её быстрым взглядом.

Невысокая, медно-рыжая, с россыпью веснушек по носу и щекам. Глаза светло-карие, с зелёными крапинками, нахальные. Нижняя челюсть чуть выдвинута вперёд, но это её не портит. Наоборот, придаёт решительный и независимый вид.

– Секу, – ответил честно.

– Сам бог тебя мне послал! – воскликнула она. – Хоть его и нет. Я домашку не сделала, не смогла задачу решить. Поможешь?

– Давай тетрадь и учебник.

Секунда – тетрадь и учебник оказались на парте. Вторая – учебник раскрыт на нужной странице.

– Вот эта, – ткнула пальцем с коротко обрезанным ногтем.

«Стальная деталь массой 3 кг. нагрелась от 20 до 40 градусов Цельсия. Какое количество теплоты на это ушло?» – прочёл я.

– Смотри, – показал в учебнике. – Вот же формула. Удельную теплоёмкость стали нужно умножить на массу детали и разность температур. Всё очень просто.

– Если бы ещё знать, что такое удельная теплоёмкость стали… – пробормотала она.

– Это ключевой вопрос, – улыбнулся я. – Если быстро и просто, удельная теплоёмкость показывает, сколько теплоты нужно затратить, чтобы нагреть единицу массы того или иного вещества на один градус. В нашем случае один килограмм; вещество – сталь; градусы – по шкале Цельсия. Удельная теплоёмкость стали 500 – вот она, в таблице. Осталось только подставить значения. Пиши…

Следует признать, соображать и действовать быстро рыжая умела. Шариковая ручка залетала по бумаге.

– Тридцать тысяч получается? – она показала мне тетрадь.

– Верно. Только напиши «Дж». Это значит джоулей. Теплота в джоулях измеряется.

– Тридцать тысяч джоулей или тридцать килоджоулей. Верно?

– Вернее некуда.

– Класс! – воскликнула она и протянула руку. – Спасибо! Меня Таня зовут. Таня Калинина.

– Серёжа Ермолов, – я осторожно пожал её узкую тёплую ладошку.

– Будешь у нас учиться?

– Недолго.

– Как это?

– Потом расскажу, – пообещал я, потому что в класс вошла учительница, и начался урок.

На ближайшей перемене Таня быстро рассказала мне об одноклассниках, особое внимание уделив хулиганистой компании двоечников под предводительством второгодника Длинного – высокого, чуть сутулого парня с обманчиво равнодушным взглядом глубоко посаженных глаз на костистом лице и ныряющей, чуть в раскачку, приблатнёной походкой, которой любили щеголять некоторые кушкинские пацаны.

К слову, не только они. Такая походка встречалась мне и в Штатах, там её называли «гангстерской» или «чикагской», что лишний раз подтверждало старую истину: мода не знает границ. Будь это мода на одежду, образ жизни и даже походку.

– Это кличка такая – Длинный? – спросил я.

– Ага, – ответила Татьяна. – Фамилия его Коровин. Но шутить на этот счёт не советую. Коровой, там, называть или ещё как… Вообще не советую с ним связываться. Тот ещё гад.

– Что так?

– Мальков обижает. Отнимает деньги. Папаша у него мент, мамаша в торговле, вот он и пользуется. Всё с рук сходит.

– Ясно, – сказал я. – Плохо это, надо бы исправить.

– Пробовали уже. Бесполезно. Папаша-то не простой мент, а целый майор, начальник нашего РОВД [2]. И у мамаши связи большие.

– А что Гуменюк?

– Завуч? Ну, она знает, что Длинный после восьмого из школы уйдёт по любому. Сделает всё, чтобы его выпихнуть и вздохнуть с облегчением.

Как и меня, подумал я. Причина разные, желание одно. С пониманием.

Столкновения с Длинным и его компанией, разумеется, избежать не удалось.

Дело было на школьном дворе во время большой перемены. Я стоял, ловя лицом тёплые солнечные лучи и сетуя про себя, что осень в Москве наступает гораздо раньше, чем в Кушке.

Длинный (я уже знал, что зовут его Валентин) с тремя подпевалами ошивался неподалёку. Мне даже ауры этих четверых не нужно было разглядывать, чтобы понять их намерения – ищут жертву.

Во дворе было полно школьников.

Стайка девчонок лет одиннадцати-двенадцати играла в «классики», расчертив их мелом на асфальте. Несколько парней из девятых и десятых классов, отойдя подальше, за угол школы, курили. Мелкотня носилась в догонялки. Кто-то читал учебник. Кто-то книгу. Несколько раз я поймал на себе заинтересованные взгляды девчонок и оценивающие пацанов. Однако никто к новенькому не подходил, а моя единственная знакомая – Таня Калинина осталась в классе, учить домашку к очередному уроку, видать, накануне совсем не до этого было.

– А ну стой, очкарик! – услышал я чуть гнусавый голос Длинного (почему они все гнусавят, специально, чтобы противнее было?).

Жертва – белобрысый пацан лет десяти-одиннадцати, в серой школьной форме и очках с толстыми стёклами покорно замер. Я видел, как он хотел незаметно проскользнуть за спинами неприятной компашки, но один из подпевал Длинного заметил маневр и толкнул солиста в бок.

– Иди сюда.

Пацан сделал два шага к своему мучителю и остановился. Даже не думал, что это меня так заденет, но прямо по сердцу резануло, когда я увидел, как за стёклами его очков блестят слёзы.

– Мамка денег сегодня дала? – продолжал Длинный.

– Дала, – шёпотом ответил малёк.

– Сколько?

– Гривенник… – ещё тише.

– Тебя мамка не учила, что врать старшим нехорошо?

Подпевалы заржали. Длинный самодовольно ухмыльнулся. Мне это всё надоело.

Незаметно для всех я очутился за спиной Длинного (он и впрямь был длинный, выше меня на полголовы) похлопал его по плечу:

– Отцепись от малька, Длинный.

– Чего? – Валентин повернулся ко мне. – А, новенький. Стой, где стоял, новенький. Целее будешь.

– Тебя как зовут, малёк? – спросил я у белобрысого мальчишки.

– Дима, – ответил тот тихо. – Дима Малышев.

– Ты в школу шёл, в класс?

– Да.

– Вот и иди.

Он неуверенно посмотрел на меня, перевёл взгляд на Длинного.

– Иди, иди, – сказал я ласково. – Я разрешаю. И не бойся, никто тебя больше не тронет.

– Вот так хочешь? – вкрадчиво осведомился Длинный.

Видя, что внимание его врага переключилось на меня, Дима тихонько попятился. Но, молодец, не убежал, остановился чуть в стороне, наблюдая за развитием событий.

– Ага, – сказал я. – Вот так.

– Тогда с тебя рубль. Этот малёк мне рубль должен. Теперь его долг на тебя перешёл.

– Ру-убль? – протянул я.

– Ага.

– Завтра, – сказал я. – Или послезавтра. Спросишь у Пушкина Александра Сергеевича.

– Ты не понял, козёл, – Длинный протянул руку и попытался взять меня за грудки.

Ну, это совсем просто, если не бить.

Правой рукой берём противника за запястье, переносим локоть ему за плечо, подставляем правую ногу и резко поворачиваем локоть на себя, одновременно, заламывая противнику кисть левой рукой.

Раз-два, и Длинный падает на спину.

Я упираюсь ему коленом в грудь и заламываю запястье так, чтобы почувствовал. Он пытается вырваться, но это бесполезно, – я намного сильнее.

– Больно! – вопит он. – Пусти!

– А вы, шакалы, – я чуть поворачиваю голову к подпевалам, один из которых делает неуверенный шаг вперёд, – кто рыпнется, ноги из жопы повыдёргиваю.

В моём голосе – металл. Такой, что им можно запросто рубить железные рубли.

Шакалы это слышат и благоразумно отступают. Всё правильно, так и должно быть, – шакал с хорошей чуйкой сразу понимает, когда добыча превращается в хищника.

– Пусти, сука! – уже не вопит, а шипит Длинный. – Пусти, хуже будет?

– Хуже – это как, так? – спрашиваю я, усиливая залом.

– А-а-а! Руку сломаешь!

– Запросто. На хрена тебе рука, скажи, пожалуйста, у маленьких и слабых деньги отнимать?

Длинный молчит, рожа красная, в глазах слёзы пополам с ненавистью.

– Значит, так, – говорю. – Повторяй за мной. Сергей Петрович, клянусь жизнью своей матери, что больше никогда не обижу слабого.

– Да пошёл ты… мой отец тебе устроит весёлую жизнь, обещаю, сволочь…

Надо же, упорный. Ну тогда так.

В два движения переворачиваю его лицом вниз. Заламываю классическим приёмом руку в плече, хватаю за волосы, тычу лицом в пыльный и грязный асфальт:

– Ещё раз. Повторяй за мной. Сергей Петрович.

– Сергей… Петрович.

Ага, дошло кажется.

– Клянусь жизнью своей матери.

– Клянусь… жизнью своей матери…

– Что больше никогда не обижу слабого.

Он покорно повторяет.

– Вот и молодец. Теперь свободен.

Я его отпускаю, поднимаюсь. Длинный встаёт, не глядя на меня уходит, держась за руку. Отойдя на несколько шагов, оборачивается.

– Ты ответишь, – слышу я. – Это я тебе точно обещаю.

– Я-то отвечу, – говорю. – Но ты клятву дал. Не забывай об этом. Сначала будет трудно, но потом полегчает, тоже обещаю.

Шакалы неуверенно топчутся на месте, они совершенно не понимают, что им теперь делать.

– Брысь отсюда, – говорю чётко и внятно.

Пятятся, поворачиваются, исчезают.

Дима Малышев восторженно смотрит на меня.

Я улыбаюсь ему, подмигиваю, треплю по плечу, и мы вместе идём в школу. Звенит звонок. Большая перемена закончилась.

На уроках Длинный уже не появился. Шакалы бросали на меня опасливые взгляды, шептались по углам. К концу занятий вся школа знала, что произошло, о чём мне и поведала моя соседка Таня Калинина.

– Зря ты с Длинным связался, я же говорила про его папаньку. Жди теперь неприятностей. Блин, даже не знаю, что делать… У тебя отец кто?

– Начштаба Кантемировской дивизии, подполковник.

– Неслабо. Ну, тогда, может, и пронесёт.

– Отца впутывать не буду, сам разберусь.

– Сам ты не разберёшься, поверь, – вздохнула Таня. – Пробовали уже и не раз.

– Тебя он не обижал? – спросил я. – Длинный?

– Нет. Я стараюсь не лезть и вообще не его уровня. У меня отца и вовсе нет, мама в библиотеке работает… – она умолкла.

Ясно, подумал я. Семья бедная, живут вдвоём на зарплату мамы. У нас в Советском Союзе, конечно, все равны и любой труд в почёте, но негласные кланы и касты существуют, я давно заметил. Ничего странного и ужасного – даже на Гараде они имеются. Просто в силу того, что люди разные, сколь бы прекрасные общие идеи и стремления их не объединяли. Как говорят в России, кто любит арбуз, а кто свиной хрящик – вот уже и разделение. Главное, чтобы условное разделение не перерастало в реальное, а нелюбовь к свиным хрящикам или арбузам не переносилась на людей, которым они нравятся.

– Понятно. А где у нас РОВД, далёко от школы?

– Недалеко, на соседней улице. Ты что задумал? – с тревогой осведомилась она.

– Спокойно, Танюша, – я обаятельно улыбнулся и похлопал её по тёплой руке. – Всё будет хорошо. Зайду в РОВД, поговорю с отцом Длинного. Превентивно.

– Превентивно… – она забавно нахмурилась, вспоминая слово.

– Упреждающе, значит.

– Я с тобой, – заявила она. – На всякий случай.

– Тань, не нужно, я справлюсь.

– Я с тобой, – твёрдо повторила она. – И не спорь.

Однако я недооценил оперативность сынка и папаши, – после уроков возле школы меня уже ожидал жёлтый «Жигуль» с тёмно-синей полосой, белой надписью «милиция», гербом Советского Союза на боку и синим и красным проблесковыми маячками на крыше.

– Сергей Ермолов? – безошибочно подошёл ко мне милиционер с погонами лейтенанта.

Килограмм двадцать лишнего веса, – прикинул я. Полторы пачки сигарет в день, начинающаяся отдышка, жена, любовница, двое детей и все просят кушать. Несчастный человек.

– Он самый.

– Поедешь с нами.

– Вы не представились, товарищ лейтенант, – сказал я. – По закону вы должны представиться и назвать свою должность и звание. А также предъявить удостоверение, если я потребую. Так вот, я требую.

– Ты что, пацан, берега попутал? – процедил лейтенант. – Быстро сел в машину, я сказал!

– Я – свидетель! – храбро заявила Таня.

– Слышал, лейтенант? – спросил я. – У меня и свидетель есть твоего незаконного поведения. Но ещё не поздно исправиться. Представься, как положено, а я подумаю.

– Так, значит, – зловеще понизил голос лейтенант. – Ладно. Сержант!

Со стороны водительского места вышел сержант.

– Я представился по форме и вежливо попросил проехать с нами в отделение, так?

– А то. Своими ушами слышал.

– Задерживаемый оказал сопротивление и нецензурно ругался. Так?

– Ещё бы. Уши вяли. Даже мне стыдно стало. И ударил вас, когда вы попытались его вежливо утихомирить. По лицу.

Я посмотрел на сержанта. Тот откровенно ухмылялся.

– Понятно, – сказал я. – Что ж, ребятки, вы сами напросились. У советского милиционера должна быть хорошо развита чуйка. Она же интуиция. У вас её нет напрочь. Я достал из внутреннего кармана пиджака удостоверения консультанта ЦК КПСС, раскрыл и сунул под нос лейтенанту:

– Читай.

Лейтенант попытался взять удостоверение.

– Отставить. Из моих рук читай.

– Да это туфта какая-то, – пренебрежительно заметил лейтенант. – Консультант? Мальчик, ты в курсе, что у нас бывает за подделку документов?

Раздался скрип тормозов, и рядом с милицейскими «жигулями» остановилась моя белая «волга». Из машины вышел Василий Иванович. Быстро оценил ситуацию.

– Здравствуйте, Сергей Петрович, – поздоровался. – Извините за опоздание. Помощь нужна?

– Думаю, справлюсь, – сказал я, подошёл к машине, сел, снял трубку телефона и попросил соединить меня с Щёлоковым [3]. Дверцу я оставил открытой и хорошо видел, как с лица лейтенанта сошла краска. Кажется, он, наконец, понял, насколько плохо у него развита чуйка.

Меня соединили. Я в двух словах объяснил Николаю Анисимовичу ситуацию.

– Ну-ка, дай трубку этому лейтенанту, – попросил министр.

– Товарищ лейтенант, вас к телефону, – позвал я. – Министр внутренних дел.

Слов, которые Щёлоков сказал лейтенанту я не слышал. Но я догадывался, что телефонного разговора хуже этого в жизни стража порядка не было. Возможно, и дня в целом.

Я посмотрел на сержанта. Ухмылка давно сползла с его лица, и теперь он мучительно пытался сообразить, что же будет дальше.

– Ищи работу, сержант, – сообщил я ему. – Умеешь, что-нибудь делать?

– Когда-то был плиточником, – тоскливо вспомнил сержант.

– Отличная уважаемая профессия, – сказал я. – Кафель в ванной нужен всем.

Сержант вздохнул.

– Сергей Петрович! – позвал меня лейтенант. – Вас к телефону.

Я подошёл взял трубку. Она была заметной влажной. Ладно, надеюсь, брюки у лейтенанта остались сухими.

– Слушаю, Николай Анисимович.

– Хорошо, что позвонил, Серёжа. Этим двоим в наших органах не место. Думаю, начальнику РОВД тоже. Занимайся спокойно своими делами.

– Спасибо, Николай Анисимович.

– Тебе спасибо. Звони, если что. До свидания.

– До свидания.

Я положил трубку, вышел из машины.

Лейтенант, вытянувшись по стойке «смирно» стоял чуть в стороне и ел меня глазами.

Может, пожалеть? – мелькнула мысль. Нет. Каждый должен отвечать за свои действия. В особенности за такие. Кого власть развращает, не должен ею владеть.

[1] Районный отдел народного образования.

[2] Районный отдел внутренних дел.

[3] Министр внутренних дел СССР.