Текст книги "Минимальные потери"

Автор книги: Алексей Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 14

Борт линкора «Эрих Хартманн»

Пилот «космического охотника» лейтенант Эрика Ланге и другие

За те двадцать три с небольшим хвостиком года, что Эрика фон Ланге прожила на свете, с ней, по сути, не случалось ничего экстраординарного в ее собственном понимании. Ну, родилась, выросла, стала космическим пилотом. Ну, участвовала в отражении астероидных атак. Неоднократно. Подумаешь! Работа есть работа, и любой истинной немке и настоящему человеку самой природой и Богом положено выполнять свою работу как можно лучше. Так было, есть и будет. Она и выполняла. Конечно, как все пилоты, мечтала и о воинской славе, и о наградах, и о том, что когда-нибудь непобедимая армада Новой Германии отправится к прародине, чтобы, наконец, восстановить попранную двести лет назад справедливость. Однако мечты есть мечты. Часто они потому и сладки, что ты знаешь – им никогда не сбыться. Мечтай – не хочу. До самозабвения. А тут взяли и сбылись. Причем чуть ли не все одновременно. Потому что как же иначе, кроме исполнения мечтаний, можно назвать тот факт, что она, Эрика фон Ланге, в новеньком чине лейтенанта и с «Железным Крестом второго класса» находится сейчас на борту родного линкора «Эрих Хартманн», который в составе боевого космофлота Новой Германии вот-вот должен вынырнуть из гиперпространства внутри гелиосферы Солнца?

Да-да, того самого Солнца, вокруг которого, как известно любому ребенку, вертится горячо любимая и желанная родина предков – Земля.

Откровенно говоря, Эрика и посейчас не могла до конца поверить в случившееся. Она – офицер, целый лейтенант! И скоро, очень скоро узреет своими глазами легендарную Землю. А может быть – даже наверняка! – и саму Германию. Конечно, просто так вновь обрести родину не получится – придется повоевать. Но когда было иначе? Счастье и лучшая достойная жизнь добываются только в борьбе, кровью и потом – так ее учили, и учили правильно. Поэтому все, кто встанет на пути у боевого космического флота Новой Германии, будут уничтожены. Во имя восстановления справедливости и торжества будущих поколений великой нордической расы. А то развели на планете такой бардак и свинарник, что срам один.

У негров, цыган и азиатов одни права с белыми людьми!

Евреи основали собственное государство, которое входит в десятку самых влиятельных стран современного мира!

Гомосексуалисты спокойно занимают государственные посты, заключают официальные браки и усыновляют детей!

Немытая, дикая Россия опять стала империей, объединила славян и азиатов и набирает силу такими темпами, что бедной Европе, давно разучившейся воевать, абсолютно нечего ей противопоставить!

Неудивительно, что при таких печальных обстоятельствах чуть больше ста лет назад начались Серые Десятилетия, уменьшившие население планеты на одну восьмую часть. Это по самым осторожным оценкам. Природу не обманешь – те, кто ведет себя неправильно, всегда бывают наказаны. Правда, в данном случае наказание, кажется, не помогло. Серые Десятилетия закончились примерно сорок – сорок пять лет назад. И все немедленно стало возвращаться на круги своя.

Черт возьми, они-то думали, что их прародиной и впрямь правят большевики и евреи, и собирались как следует разобраться и с теми, и с другими. Но действительность оказалась иной. За исключением евреев, которые участвовали в управлении миром самым непосредственным образом (Великий Израиль – это как вам, а?!). Большевики (одной заботой меньше) почти исчезли с исторической арены, но человечество все равно умудрилось прогнить сверху донизу, мечтало о сытом комфортном существовании, и Серые Десятилетия мало чему его научили.

Ничего, значит, высокая миссия доучить это самое человечество выпала им – истинным арийцам, настоящим людям, прямым потомкам и наследникам Тысячелетнего Рейха!

Все эти и многие другие сведения о современной Земле, оказывается, давно были в распоряжении правительства Новой Германии, но только сейчас их довели до флота. И правильно. Разведданные на то и разведданные, чтобы на них до поры до времени стоял гриф «секретно». Дабы не возникло ненужного брожения умов. Хотя, следует признаться самой себе, когда Эрика узнала, что около тридцати лет назад в Солнечную систему был отправлен разведывательный корабль, который затем благополучно вернулся на Новую Германию, она испытала нечто вроде укола ревности. Хотя в те времена ее будущие родители даже еще не были знакомы друг с другом и, казалось бы, события столь давних дней не должны были ее волновать. Однако волновали. Собственно, понятно, отчего. Секретность секретностью, но уж они, пилоты «космических охотников», которых с юности готовили к грядущим боям в Солнечной системе и на Земле, должны были знать правду о состоянии дел на прародине.

«Вот нам эту правду и сообщили», – говорила она себе. И тут же задавала вопрос: «А почему не сказали раньше?» И внутренний спор опять шел по кругу.

Ее мысли перескочили на ближайшее будущее. Как все сложится там, у Земли? По тем же данным разведки тридцатилетней давности, своего боевого космофлота у прародины нет. Но хватит ли сил их флота, чтобы навязать человечеству свою волю?

Она протянула руку и снова включила уже ставшую исторической запись выступления рейхсканцлера Новой Германии, великого и непогрешимого вождя истинных арийцев и всех настоящих людей Генриха Вульфа. Первый раз она видела это выступление по прямой трансляции, когда находилась в госпитале. Потом смотрела еще дважды. И сейчас ей захотелось увидеть и услышать вождя еще раз.

На экране возникло простое и мужественное, с детства знакомое до мельчайшей черточки, лицо рейхсканцлера. Генрих Вульф стоял, тяжело опершись рукой на стол, в своей резиденции неподалеку от Нового Майнца, и было хорошо видно, что ему уже не пятьдесят и даже не шестьдесят лет. Годы не щадят никого. Так или иначе. Эта расхожая истина была известна Эрике не хуже, чем кому-либо еще, но почему-то плохо примиряла с тем фактом, что великий рейхсканцлер Генрих Вульф все-таки состарился.

– Ничего, – пробормотала Эрика, сама не замечая этого. – Ничего, у него еще хватит сил, чтобы привести нас к победе. Должно хватить.

«– Соотечественники! – произнес с экрана рейхсканцлер, и сразу, будто по мановению волшебной палочки, с ним произошли чудесные изменения.

Выпрямилась спина, приподнялся подбородок, во взгляде сверкнула несгибаемая воля. Разгладились морщины, и даже мешки под глазами, казалось, уменьшились наполовину.

На Эрику Ланге в упор смотрел совсем еще не старый, собранный, подтянутый мужчина, имеющий и право, и силу, чтобы вести за собой народ Новой Германии от мала до велика.

– Нет, – сказал Вульф, – не просто соотечественники. Братья и сестры! Вот и настал тот час, о котором мечтали мы с вами, наши дети и наши великие предки. Только что я подписал указ, по которому в Солнечную систему, к Земле, отправляется боевой космический флот Новой Германии в составе десяти ударных кораблей! Это большая и несгибаемая сила. Наши доблестные пилоты, канониры, техники, солдаты и офицеры полны решимости подавить любое сопротивление врага и добыть долгожданную победу во имя всего немецкого народа Новой Германии и Тысячелетнего Рейха. Мы рассчитываем на то, что наши братья и сестры на Земле поддержат нас и с оружием в руках присоединятся к нашей справедливой борьбе за лучшее будущее, – он помолчал, словно предоставляя аудитории возможность осмыслить уже сказанное, и продолжил: – Вы, наверное, хотите спросить, почему не год назад или не через год, а именно сейчас наступил этот исторический момент? Отвечаю. Сразу два решающих обстоятельства сошлись воедино, и не учитывать данный факт было бы преступным легкомыслием. Первое. По нашим данным, технический прогресс на Земле не стоит на месте и, если ждать и дальше, то очень вероятно, что у врагов Третьего Рейха появится свой боевой космический флот, и в этом случае за нашу победу придется заплатить большей кровью. Нельзя забывать простую истину: побеждает тот, кто летает выше и быстрее, потому что удар сверху всегда эффективнее удара снизу. Сегодня выше и быстрее летаем мы, а значит, пора воспользоваться этим преимуществом. И второе. Все вы знаете, что наша жизнь на Новой Германии постоянно находится под угрозой смертоносных астероидных атак. До сегодняшнего дня космофлот и наземные службы предупреждения надежно обеспечивали нашу безопасность. Но увы. Расчеты показывают, что уже очень скоро, всего через пять земных и шесть местных лет, начнется долгий период, в течение которого наша планета подвергнется особо интенсивным астероидным бомбардировкам. Продлится этот период не менее двенадцати местных лет, а бомбардировки обещают быть такой силы, что какое-либо эффективное противодействие им не представляется возможным. Единственный способ – зарыться поглубже в землю и переждать. Но и в этом случае нет гарантий, что наша цивилизация уцелеет. Вспомните, что в свое время случилось с высокоразвитыми предками «низких», от которых мы получили и у которых переняли, а затем развили массу технических достижений. Они зарылись в землю и в результате погибли. То же самое может произойти и с нами, если мы повторим их ошибку. Но нет, прятаться и пережидать мы не станем. Наоборот. Мы нанесем удар первыми, вернем себе родину, отвоюем жизненное пространство и поведем за собой остальное человечество, погрязшее в навозной жиже потребительства и конформизма, к новым мирам и новым победам! И еще, не менее важное. Пока наш космофлот в Солнечной системе, у Земли и на Земле будет самоотверженно вести борьбу и решать чисто военные задачи, весь наш народ здесь, на Новой Германии, сплотившись в едином благородном трудовом порыве, построит новый космофлот! Способный за относительно короткое время перебросить всех настоящих людей и тех из «низких», кто решит последовать за нами, на Землю. Это невероятно трудная задача, но я верю, что мы справимся. Помните, никогда Господь не помог ни одному лентяю или трусу, он помогает только тому народу, который хочет помочь себе сам. Всегда помните об этом. И тогда, уверен, мы преодолеем все трудности, и победа будет за нами!»

При этих, заключительных словах вождя, как всегда, мурашки побежали по коже Эрики, и сладко замерло сердце.

«Да, – подумала она, – как это верно. Господь не помогает лентяям и трусам». Что ж, в роду Эрики Ланге не было ни тех, ни других, и очень скоро она докажет это на деле.

Запись кончилась, экран погас, и тут же пропел сигнал на личном коммуникаторе.

– Лейтенант Ланге слушает, – с особым, еще не приевшимся удовольствием, произнося слово «лейтенант», откликнулась она.

– Эрика, ты где? – в голосе Белинды Фишер слышится явное нетерпение.

«Как хорошо все-таки, что Белинда тоже участвует в этом походе вместе с группой ученых и гражданских специалистов, – мельком думает Эрика. – Лучшая подруга как-никак и даже почти любовница, с детства вместе», – а вслух говорит:

– Что значит «где»? У себя в каюте, где же еще.

– В каюте она! – восклицает Белинда. – И что ты там делаешь до сих пор, платье примеряешь вместо формы? В жизни не поверю. Тут уже веселье вовсю, а она в каюте.

– Какое весе… ой! – Эрика смотрит на дату и время и немедленно вспоминает, что как раз на сегодня назначена грандиозная совместная пьянка летного состава и приглашенных гражданских специалистов. Последние, в основном, женского пола. Что совершенно понятно, учитывая, что среди пилотов женщин все-таки маловато. Несмотря на то, что корабли они, как было уже замечено, водят лучше.

Пьянка намечалась в ознаменование близкого выхода из гиперпространства и прибытия в Солнечную систему и была категорически запрещена командиром линкора «Эрих Хартманн» оберстом Карлом Хейнцем. А потому должна была состояться в обязательном порядке.

Как она могла об этом забыть?

– Сейчас буду, – бормочет она в коммуникатор. – Извини. И спасибо, что позвонила.

Эрика отключается, вскакивает с койки и лихорадочно кидается к шкафу. Зеркало на дверце отражает ее сексуальную фигуру. Длинные ноги, небольшая, но чертовски соблазнительная грудь, плоский живот, короткие густые, цвета спелой пшеницы (созревшей на полях южной Вестфалии!) волосы, темно-голубые, удивительно ясные глаза и веснушки. Губы, правда, подкачали – слишком пухлые для сурового пилота «космического» охотника. Но зато под левой ключицей имеется теперь самый натуральный боевой шрам. Особенно хорошо смотрится на загорелом теле. Жаль, смотреть пока некому, но кому надо и так знают.

Быстро, словно по тревоге, Эрика надела чистую и выглаженную Тарсой полевую форму, кокетливо-лихо сдвинула набок пилотку, несколькими движениями подкрасила губы, подмигнула сама себе и покинула каюту.

Спиртное на Эрику практически не действовало, ее организм обладал врожденной способностью быстро перерабатывать алкоголь, а посему споить еще недавно обер-фельдфебеля, а ныне лейтенанта Эрику фон Ланге было практически невозможно. Хотя многие пытались. По этой же причине она всегда охотно участвовала в общих пьянках – лестно было выглядеть в глазах товарищей лихим пилотом, наравне с парнями умеющим не только виртуозно управлять «космическим охотником», но и лить в себя рюмку за рюмкой, не пьянея. К тому же употребление крепких и не очень спиртных напитков по любому мало-мальски значимому поводу было в традициях еще пилотов люфтваффе, и те, кто умел стойко держать алкогольный удар, неизменно пользовались дополнительным уважением среди коллег.

Незаконное возлияние, как всегда, устроили в запасном ангаре. Очень это было удобное место для всяких подобных мероприятий, поскольку высокое начальство сюда заглядывало крайне редко. А в случае, если бы надумало заглянуть, специально оставленный у монитора внешнего слежения наблюдатель вовремя сообщил бы о приближении нежелательных гостей, дабы можно было быстро и незаметно ретироваться через запасной выход.

Появление Эрики собравшиеся встретили одобрительными возгласами. Она немедленно была усажена за стол – как раз между лучшей подругой Белиндой и командиром ее эскадрильи Гансом Шефером. При этом комэск сунул ей в одну руку стакан со шнапсом, а заботливая Белинда в другую – бутерброд с маслом и колбасой.

– Тост! – потребовали от нее.

– За нашу победу! – недолго думая, провозгласила Эрика. – Пусть умрут враги, пусть живут друзья!

И махом осушила стакан.

Собравшиеся не отстали.

Эрика закусила бутербродом и огляделась. Судя по общей, довольно сдержанной атмосфере, опоздала она не сильно.

– Давно начали? – наклонилась Эрика к Белинде.

– Нет, – помотала та головой, – мне даже никто еще ни одного недвусмысленного комплимента не сделал. Не говоря уже о том, чтобы залезть под юбку. Скучища.

– Ну, это у нас быстро, – утешила подругу Эрика. – Еще пара кругов, и господа пилоты заметят, что на тебе юбка. То есть они давно заметили, только виду не подают. Пока.

– Надеюсь! – воскликнула Белинда с вызовом и, слегка понизив голос, добавила: – Веришь, за весь этот долбаный поход никого не трахнула.

– Я тоже, – улыбнулась Эрика.

– Что? А, ну для тебя-то это в порядке вещей, уж извини. А я? Прямо даже беспокоиться начинаю.

– Не беспокойся. Глянь, какие орлы вокруг. Только свистни – любой мигом прилетит. Топорща перья и все остальное.

– Это только так кажется, – со знанием дела зашептала Белинда. – А на деле сразу возникает масса дурацких препятствий и предрассудков.

– Например?

Белинда отставила стакан и принялась загибать пальцы:

– Или верный и глупый женатик, или вот-вот собирается жениться, или проблемы с потенцией, или просто какой-нибудь восторженный дурак, с которым неинтересно, или, наоборот, хам, наглец и типичный солдафон. А я девушка нежная, как ты знаешь. Ко мне подход нужен.

– Погоди. Ты же сама только что сказала, что никого пока здесь не поимела. Ты. Не тебя. При чем здесь подход к тебе, если мы говорим о твоем подходе к кому-то?

– Ничего ты не понимаешь. Даже когда инициатор ты, подход все равно к тебе. Ясно?

– Нет.

– Вот поэтому ты и одна до сих пор. Ладно, подруга, не переживай. Природа возьмет свое, никуда не денется. Давай лучше выпьем.

– Давай. За что?

– За природу. Которая всегда берет свое.

Они выпили за природу.

Постепенно застолье набирало силу. Живым блеском умылись глаза, громче, уверенней зазвучали голоса, раскраснелись лица. Кто-то уже широко жестикулировал со стаканом в руке, расплескивая во все стороны шнапс. Слышался чей-то хохот. Справа, за соседним столом, грянули было «Лили Марлен», но быстро умолкли, видимо, отвлекшись на что-то другое.

«Правильно, – думала Эрика, – рановато для «Лили Марлен». Еще парочка стаканов, а то и все три».

Заиграла музыка, кто-то врубил на полную катушку старый, как мир, и такой же прекрасный медленный фокстрот. Тут же нашлись и желающие потанцевать. Эрика оглянуться не успела, как Белинда заскользила по чистой гладкой палубе в объятиях командира эскадрильи обер-лейтенанта Ганса Шефера.

«Хм, – подумала она, – а как же техник-оператор Грета из штаба? Впрочем, не мое дело. Каждый веселится, как может».

– Р-разрешите?

Эрика повернула голову. Рядом с ней стоял молоденький белобрысый лейтенант из третьей эскадрильи, чье имя она запамятовала, так как прибыл он на борт линкора для дальнейшего несения службы как раз в то время, когда Эрика лежала в госпитале после героического отражения астероидной атаки.

По слухам, был лейтенант сыном какой-то шишки в руководстве Рейха – старого друга командира корабля оберста Карла Хейнца, сильно проштрафился на почве неумеренного употребления алкоголя, и оберст, по просьбе друга, взял молодого оболтуса к себе на перевоспитание.

Что ж, судя по слегка уже расфокусированному взгляду лейтенанта, процесс перевоспитания затормозился там же, где и начался. На лишнем стакане шнапса.

– Вы что-то хотели сказать? – холодно осведомилась Эрика.

– Я хотел сказать, фройлян, что хочу вас… – лейтенант сделал многозначительную, как ему казалось, паузу, пьяно ухмыльнулся и продолжил: – Пр-ригласить на танец. Фокс-трот. Р-разрешите?

Лотар, вспомнила Эрика, его зовут Лотар. Фамилия Нойманн. То есть новенький. Символично.

– Не танцую, – коротко ответила она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, отвернулась и взяла со стола бутылку, намереваясь плеснуть себе еще чуток.

– Эй, фройлян, это невежливо, я еще не закончил с вами р-разговор, – белобрысый Лотар ухватил ее за плечо, от чего спиртное пролилось мимо стакана.

Ах так… Ладно, сам напросился.

Она поставила бутылку на стол. Левой рукой крепко прижала руку белобрысого к своему плечу и, одновременно поднимаясь на ноги, резко, снизу вверх, крутанула правой, подсекая пьяного хама под локоть и грамотно подставляя бедро.

Беспроигрышный прием. Особенно, когда тот, кто хватает тебя сзади за плечо, не ожидает этого.

Лотар явно не ожидал. Да и был он не самого высокого роста и мощной комплекции. К тому же пьян. Всех этих факторов вполне хватило, чтобы, следуя законам физики, любитель шнапса и фокстрота потерял равновесие и со всего маху, со смачным грохотом и звоном, рухнул лицом на стол, сшибая на палубу тарелки, бутылки и стаканы.

Глава 15

Борт патрульного космокрейсера «Неустрашимый»

Пилот спейсфайтера В-910 «Бумеранг» ст. лейтенант Сергей Тимаков

В детстве я часто дрался, и в школе из-за этого у меня даже возникали проблемы. Вплоть до вызова родителей и последующей воспитательной работы. Каковая работа всегда сводилась ко взаимоисключающим посылам. Мать считала, что любой конфликт можно решить миром, а отец, наоборот, отстаивал право мужчины защищать свою честь и честь семьи кулаками. Поэтому воспитательный процесс протекал и заканчивался всегда примерно одинаково.

– Из-за чего ты подрался? – спрашивала мама.

– Ты задаешь неверный вопрос, – говорил папа. – Слишком общий.

– Хорошо, спрашивай ты.

– Почему ты его ударил? – спрашивал отец.

– Потому что он обозвал тебя, моего отца, грязным япошкой, – отвечал я. – Разве можно было стерпеть?

– Вот видишь? – гордо обращался отец к матери. – Он защищал честь семьи, как подобает настоящему мужчине!

– Угу, – кивала мама. – Теперь спроси, что этому предшествовало.

Начиналось разбирательство, в ходе которого родители не столько определяли меру моей вины, которая, признаем честно, не всегда была исчезающе малой, сколько пытались преодолеть свои различия в подходах к моему воспитанию. С той или иной степенью успешности.

Затем я вырос и драться стал гораздо реже. То ли хорошо усвоил уроки матери, то ли поводов для драки стало меньше. Не важно. Тем не менее совсем без драк не обходилось. В основном из-за девчонок, конечно. Надо сказать, что я довольно рано заинтересовался противоположным полом и поэтому сначала не имел конкурентов. Однако мои сверстники быстро расчухали, что к чему, и вскоре свое право оказывать внимание той, кому оказывать его желаешь не один ты, пришлось отстаивать кулаками. Затем было летное училище, где драки не просто не поощрялись – за них строжайшим образом наказывали, вплоть до отчисления. Скорого и безжалостного.

– Здесь не пехота или десант, – объяснили нам доходчиво с самого первого курса. – Вы – будущие военные пилоты, интеллектуальная и нравственная элита Вооруженных Сил. Хотите доказать свое превосходство? Отлично. Доказывайте его на тренажерах и в воздухе. К тому же любая драка чревата травмами, которые могут надолго вывести вас из строя. А это уже можно приравнять к прямому и сознательному саботажу, поскольку за вашу учебу платит государство. Осознали?

Мы осознали. Тем же, кто не осознал, пришлось сменить профессию.

После училища начались будни летчика-истребителя. Тут уж я и вовсе забыл о драках, не до них было. Хотя пару раз был в полушаге от силового варианта выяснения отношений. И опять, разумеется, из-за баб, будь они неладны. То есть я хотел сказать, ясен космос, из-за женщин. Пусть они остаются прекрасными до самой старости. Потому как молоденький неженатый, а также, без ложной скромности, симпатичный и обаятельный лейтенант – лакомая добыча для представительниц слабого пола всех мастей и широчайшего возрастного диапазона. Так и получал я свой адреналин, рискуя здоровьем в учебных и плановых полетах и репутацией (своей, но больше чужой) в любовных похождениях до тех пор, пока не поучаствовал в первом настоящем бою.

Случилось это на втором году моей службы в чине лейтенанта ВВС. Летал я на атмосферном всепогодном суборбитальном истребителе «МИГ-42 М» – пожалуй, лучшей боевой машине своего класса в мире. Ну, или одной из лучших. И как раз тогда Российская империя влезла в южный пограничный конфликт с Арабско-Африканским Альянсом. Не слишком продолжительный, ясен космос, поскольку продолжительный конфликт – это война. А затевать с Российской империей войну после тех звездюлей, которые мы отвесили кое-кому еще в памятные всем Серые Десятилетия, не решался никто. Хотя на прочность сталь наших яиц время от времени проверяли.

Вот это и было одной из таких проверок. Закончившейся тремя-четырьмя сотнями убитых со стороны ААА, несколькими десятками с нашей стороны, кучей дорогущей военной техники, превратившейся в полный хлам, безвозвратно сгоревшими нервными клетками дипломатов, временным понижением статуса ААА на международной арене и, соответственно, повышением оного Российской империи.

Мы с напарником Мишкой Коломенским (он – ведущий, я – ведомый) патрулировали заданный район и получили приказ идти на перехват. Вероятная цель – тройка «Mirage 5000», совершающих провокационные маневры у самой нашей границы.

Следует заметить, что выполняли мы подобный приказ не впервые. И обычно все заканчивалось следующим образом: наша двойка «МИГов» (двойка «МИГ-42М» по крутизне равна и даже где-то превосходит тройку «Mirage 5000», при условии, что за штурвалами примерно равные по боевой выучке и летной наглости пилоты) обозначала свое грозное присутствие и неусыпное бдение, и провокаторы, еще какое-то время э-э… попровоцировав, убирались восвояси.

Но в тот раз все вышло иначе.

Мы не просто показали, что бдим, а сделали вид, что атакуем. Нас можно понять – подобные наглые выходки раз за разом повторялись уже больше месяца, нам все это чертовски надоело и захотелось слегка поменять правила игры. Ну и поменяли. У одного из пилотов «Миражей» не выдержали нервы, и он атаковал нас по-настоящему. Мы ответили, и карусель завертелась.

В результате нам досталась победа со счетом 2:1 (Мишу Коломенского все-таки сбили, но он успел катапультироваться и остался жив, в отличие от одного из двух арабских пилотов, который погиб вместе со своей машиной, разнесенной на куски сразу двумя моими ракетами). Третий «Мираж» благоразумно убрался восвояси, а я на всю жизнь запомнил вкус настоящего боя, отличающегося от обычной драки так же, как хороший секс отличается от подросткового поцелуя.

Собственно, все эти воспоминания приведены лишь для того, чтобы стало хоть чуть-чуть понятно, какие чувства я испытал, сидя в своем «Бумеранге» после того, как закончилась видеозапись, полученная с Тритона. На всякий случай объясняю коротко еще раз – азарт и воодушевление.

Да, именно воодушевление! А по-вашему, что должен испытывать мужчина и воин, ясно осознающий, что он, наконец, не просто кому-то пригодился, а нужен весь, без остатка, миллиардам проживающих на Земле людей? Всему, мать его, человечеству? Возможно, кое-кто из «высоких» интеллектуалов скривится от столь примитивного, по их мнению, подхода к истинному предназначению мужчины. Ну и хрен с ними, пусть кривятся. Спорить по данному поводу с кем бы то ни было не вижу ни малейшего смысла. По одной простой причине – у каждого своя правда в данном случае. Моя полностью меня устраивает, и менять ее на другую, пусть и самую «продвинутую», я не хочу.

Экран пискнул, и на нем опять возник наш капитан-командор. По его лицу гуляла фирменная ухмылка.

Значит, или жди люлей по самое не могу, или терпкой, как глоток прима-энерджайзера в бэтлсьюте, космофлотской шутки.

– Ну что, господа военные и вольнонаемные, – осведомился он, – страшно? Мне тоже. Диаметр этой фиолетовой хреновины – более тысячи шестисот метров. Насколько это больше нашего крейсера, можете посчитать сами. Но размер – не главное, и страх не есть синоним трусости. Трусов на борту «Неустрашимого» нет. Хотя бы потому, что я лично участвовал в выборе имени для нашего корабля и подбирал экипаж. Поэтому мы с честью выполним свой долг и, уверен, одержим победу. С этой минуты объявляется боевая готовность номер один со всеми вытекающими последствиями. Кто забыл, что это значит, советую освежить в памяти Боевой Устав. Командиры подразделений должны явиться ко мне на совещание через, – он посмотрел на часы, – пять минут. Остальным – отбой тревоги. Рад сообщить, что все уложились в нормативы на «хорошо» и «отлично». Я верю в ваше мужество и высокий профессионализм, господа, и знаю, что вы не подведете, какие бы испытания ни ожидали нас впереди. Конец связи.

Экран погас.

Когда я выбрался из «Бумеранга», меня уже ожидал дядя Коля. Молча помог стянуть и уложить на место бэтлсьют, после чего махнул рукой, приглашая.

– Пойдем-ка.

Я догадался и возвел очи горе, как бы намекая, что на корабле объявлена боевая готовность номер один. На что мой механик пренебрежительно дернул щекой и направился к мастерским. Его спина излучала непоколебимую уверенность в том, что я не замедлю последовать за ним. Я не замедлил.

В мастерских, в личной ячейке дяди Коли, мы уселись за самодельный углеритовый столик, которого по официальной инвентаризационной схеме не должно было здесь быть. После чего дядя Коля щелкнул под столешницей невидимым выключателем, выводя в рабочий режим самодельную же, но очень эффективную систему предупреждения о любых попытках электронного сканирования помещения, и явил миру полулитровую солдатскую алюминиевую флягу образца позапрошлого века и два алюминиевых стаканчика.

Я с интересом наблюдал за его действиями.

Вслед за флягой и стаканчиками на столе появился самый обычный биопакет, в котором обнаружились четыре, сваренных вкрутую, куриных яйца, солонка, половинка черного ржаного хлеба, шмат сала и большая очищенная луковица.

– Дядя Коля… – начал я.

– Спокойно, старшой, – прервал он меня, достал из кармана бритвенной остроты нож и принялся обстоятельно нарезать хлеб, сало и лук.

У меня потекли слюнки.

– Ты, главное, не волнуйся, – сказал мой механик, пряча нож и разливая по стаканчикам прозрачную жидкость. – Плохого не предложу. А не запить то, что мы только что увидели, это к себе без уважения отнестись. Психику беречь надо. Она, психика, нам еще ой как пригодится. Ну, давай.

– За что пьем?

– За удачу, за что же еще. Она нам, чую, понадобится. Не меньше, чем психика.

Выпили, закусили.

Во фляге, ясен космос, оказался знаменитый дядин Колин самогон без цвета, вкуса и запаха, прочищающий мозги лучше любого фармацевтического средства. При условии, что употреблен он в строго отмеренных количествах, поскольку превышение дозы сулило несколько иные эффекты.

Превышать дозу, однако, мы не собирались. Пилотский шик пилотским шиком, а дисциплина дисциплиной. А уж дисциплина в условиях объявленной боеготовности номер один – тем более.

Но выпить по второй под такую закуску сам бог велел. Перечить богу мы не стали.

– И что ты обо всем этом думаешь? – осведомился дядя Коля, с хрустом разгрызая кусок луковицы.

– Ты о вторжении?

– Ну не о моей же самогонке. Она как была самой лучшей на всех обитаемых мирах, так и осталась.

– От скромности ты, дядя Коля, не умрешь.

– Погоди, скажешь, это не так?

– Так, так. Самогонка у тебя и впрямь знатная. Главное, что действует правильно и запаха не оставляет.

– То-то же. Так что насчет вторжения?

– А почему ты у меня спрашиваешь?

– У кого же еще? Тебя же на Высших курсах военкосмолетов учили от инопланетян обороняться, не меня.

– Тут вот в чем дело, дядя Коля, – вздохнул я. – Нас и правда учили. Но, в основном, в теории. Которая, как ты понимаешь, отличается от практики не меньше, чем атмосферный истребитель «МИГ-42М» от нашего спейсфайтера В-910.

– Это я понимаю, – кивнул механик. – Но моего понимания мне мало, хочу знать твое.

– Зачем?

– Затем, что в случае чего, мне наш «Бумеранг» к бою готовить и после боя, ежели придется, латать, – веско пояснил он и разлил по третьей. – Давай за то, чтобы этого не случилось.

– Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой, – процитировал я невесть откуда и почему-то всплывшие в мозгу слова старинной песни.

– А вот этого не надо, – возразил дядя Коля. – Никаких ран и смертей. Пусть враги истекают кровью, корчатся от боли и умирают. Мы же будем жить, радоваться и побеждать.