Текст книги "«Царство свободы» на крови. «Кончилось ваше время!»"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 3
Сибирская республика

1

– Вы отдаете себе отчет в случившемся? – Начальник кипел. Даже лицо его пошло пятнами, и, казалось, в любую минуту дело может закончиться апоплексическим ударом. – Прямо среди бела дня на крыльце управления милиции застрелен представитель дружественной державы! Более того, старший офицер из расположенного здесь подразделения американской армии! У вас на глазах! Буквально на глазах!

– Я это… тогда в сторону смотрел, – угрюмо буркнул Николаев.

– Что значит в сторону? Почему в сторону? – взвился начальник.

– Он что-то говорить начал, ну, и я, это, хотел обернуться к переводчику. Тут и случилось.

– Да какая разница, куда вы смотрели? – без всякой логики прозвучал очередной крик. – Важен сам факт!

– Так точно! – по-старорежимному отозвался следователь.

Он даже стоял по стойке «смирно», словно находился на плацу и время было иным. Но куда бы ни смотрел Николаев в роковой момент, роли никакой не играло. Стреляли издалека, и все равно заметить он бы ничего не мог.

– Так точно, так точно! Ты представляешь, что сейчас будет? Какие шишки нам на головы полетят?

Судя по «тыканью», гроза если не миновала, то хотя бы слабела.

– А чем мы виноваты? Приказа обеспечивать безопасность не было. Я этого Грэвса вообще второй раз в жизни видел. Кто ж мог знать, что его… это… решат шлепнуть?

Николаев был прав, однако случай был исключительный, делом в любом случае заинтересуется правительство, а уж оно будет искать виноватых везде. В том числе среди собственной милиции.

– Откуда стреляли, установили?

– Так точно, установили. С чердака бывшего доходного дома Серебрянникова.

– Это же полверсты, не меньше. – Переход на метрическую систему был осуществлен давно, но привычки исчезают не сразу.

– Шестьсот с небольшим метров, – уточнил Николаев. – Стреляли из трехлинейки, возможно, с оптическим прицелом. Очень хороший стрелок. Одной пулей.

– Может, он в тебя стрелял и промахнулся? – почему-то с надеждой осведомился начальник.

– Не думаю. Смысла нет. Меня бы это, без того подкараулили. Невелика персона. Да и наши уголовники – ребята простые. Утруждаться в подобных делах не станут.

– Но тогда, выходит, они знали?

– Вероятно. Я тут это… подумал – вдруг исчезновение американских солдат и убийство Грэвса – звенья одной цепи? Ну, это, если предположить, что за исчезновением стоит некое общество, они вполне могли предположить, что капитан заедет к нам в управление. Просто для того, чтобы выяснить.

– Логично. Кстати, с солдатами что?

– Никаких следов. Пока, во всяком случае. Ищем.

– Оружие хоть нашли?

– Никак нет. Стрелок унес его с собой. Гильзу тоже.

Начальник поморщился. Однако разговор вступал в деловое русло, и Николаеву жестом предложили присесть.

– Кури, Лука.

– Спасибо, Федор Григорьевич. – Николаев потащил из кармана портсигар.

– Кто-нибудь из соседей видел? Там, подозрительные лица, еще что такое? Все-таки день, люди в окна выглядывают, да и во дворе кто-нибудь мог оказаться.

– Какой-то мужчина выходил примерно в то же время. Нес нечто завернутое, вытянутое. Вероятно, винтовку. Снаружи на улице его ждали двое на санях. Сразу и уехали. Кони обычные, гнедые, запряжены были парой.

– Ты ладно про лошадей. Про людей что?

– Это… Про людей удалось узнать намного меньше. Мужчина как мужчина. Среднего роста, со светлой бородой, среднего возраста, где-то за сорок, одет в черный поношенный полушубок и валенки, на голове – ондатровая шапка. Тоже не новая. Цвет глаз никто не разглядел, особых примет – тоже. Тех, кто его ждал в санях, вообще не видели. Подъехали, забрали…

– Но выстрел-то слышали?

– Мало ли… Никто значения не придал. Во всяком случае, говорят так. Большинство свидетелей вообще видели мужчину лишь из окон. Во дворе – одна женщина да несколько мальчишек. Отсюда и показания. Но женщина говорит, мол, при встрече может узнать.

– Кто же ей встречу организует? – хмыкнул начальник.

Однако это был лишь проблеск бодрости. Сразу вспомнились грядущие неприятности, если они не найдут преступников, и усмешка покинула лицо. А попробуй найти по таким приметам! Бороду можно сбрить, полушубок – сменить.

– Что-нибудь еще имеется?

– Никак нет.

– Ты свои старорежимные словечки брось. В другие времена живем. Давно пора привыкнуть. А главное – узнать надо было побольше.

– Там это, Суханов сейчас работает. Может, удастся добыть что-нибудь конкретное, – добавил Николаев.

– А если нет? Ты же сам понимаешь, Лука, нас с тобой сожрут и фамилий не спросят. В общем, так: все дела побоку, отныне занимаешься только убийством этого… Грэвса. Пока дело у нас не отняли.

Николаев замялся.

– Мотив бы понять. Не просто же так стреляли. Да еще ведь хорошо подготовились. Следовательно, причина должна быть. Веская причина.

– Ну, это и ежу понятно. Вот и ищи. Мотив преступления, кто мог совершить… Не мне тебя учить.

– Мне это, подумалось, вдруг есть связь между солдатами и Грэвсом? Надо бы покопать.

– Покопай, Лука, покопай. Тебе полная свобода в действиях. Люди бесследно не пропадают. Кто-нибудь да видел этих американцев. Они же не в лес пошли, в город. Следовательно, в кабак какой заглядывали.

– Я не только их в виду имел, – вздохнул следователь. – Наших убитых тоже.

– Они-то тут при чем?

– Не знаю. Просто странно – вдруг ни с того ни с сего гибнут два солдата. Затем пропадают трое американцев. Затем убивают Грэвса. Вдруг имеется какая-нибудь связь?

– Что-то фантазия у тебя вконец разыгралась, – покачал головой начальник. – Американцы – ладно. Там преступники явно устроили так, чтобы злосчастный капитан прибыл в управление. А наши-то лапотники тут с какого бока?

– Это… Если не ошибаюсь, Грэвс руководил карательной экспедицией… Не секрет, они там народа положили изрядно. Вот и думаю – вдруг кто отомстить решил? Ну, тем, кто в гибели крестьян виноват? Сибирь же, народ трудолюбивый, но независимый. Привыкший разбираться самостоятельно, не вмешивая власть. А уж хороших стрелков в тайге не счесть.

– Сложновато для крестьян, – вынес вердикт начальник. – Им бы проще капитана в тайге и подкараулить.

– Но хотя бы как версия…

– Как версия – пока все сойдет. Если осторожно. Сам подумай – по ней получается, будто уничтожение мятежной деревни тоже преступление. Обстановка сейчас сложная, ты имеешь право знать. Даже в городах полно недовольных демократической властью, а уж в деревнях нынче творится такое, что как бы по весне дело не обернулось восстанием. Вдобавок ты так и не сказал: наши тут с какого бока?

– Это… Может, они тоже участники рейда? Надо бы уточнить. Там же американцев был мизер, от силы два десятка человек, а все остальные – как раз наши.

– Лихо загнул. Но политически не очень правильно. Простой народ обязан выступать за народную власть, а по тебе – он с ней борется. Так ты вмиг должности лишишься за клевету на существующий строй. Соответственные статьи еще не забыл? В общем, про себя можешь руководствоваться чем хочешь, но в отчете чтоб – ни-ни. В крайнем случае вали все на Покровского. Мол, его проделки. Проверь, конечно, мало ли что, и все-таки… Главное – на след убийц напади. Как можно скорее. Возьми себе сколько надо людей в помощь, однако результат чтобы был. Скажем, за три дня.

Срок откровенно нереальный, только начальству виднее. Распоряжения отдавать – это же не работать.

С другой стороны, куда деваться, если в этом случае и у начальства начальство имеется? А уж оно давит посильнее, ревет погрознее, а сроки назначает покороче. Словно стоит рыкнуть – и любое преступление раскрывается само собой.

Попробовали бы сами…

– Слушаюсь, за три дня, – Николаев не удержался от вздоха, но дисциплинированно поднялся, считая беседу законченной. – Разрешите идти?

– Ступай, разумеется. И непрерывно держи меня в курсе. Любые новости – сразу мне на стол.

Мог бы не добавлять. Все без того понятно.

И угораздило же капитана! Нет чтобы прямо у части и шлепнули – и пусть американцы тогда расследовали все сами. Зачем своих подводить?

Признаться, добрых чувств к союзникам, равно как и к местной новой власти, Николаев не питал. Да и за что, собственно, любить и чужаков, и своих болтунов? Подумать – не за что…

2

Дверь была обшарпанной и старой, подобно всему дому. Казалось, такую можно снести с одного не самого сильного удара. Да и сама лестничная площадка была темной, свет переносного фонаря выхватывал облупившуюся краску на стенах.

Никакого звонка не было, и один из застывшей троицы, невысокий, подтянутый, коротко произнес:

– Постучи, Павлуша.

Обиженно просопел стоявший чуть позади здоровяк. Но такой стукнет – дверь, чего доброго, улетит.

Павлуша, сколько можно судить в темноте, вполне обычной комплекции, сделал шаг вперед, несколько раз негромко постучал.

С той стороны было тихо. Казалось, никто так и не отзовется на стук, и Павел уже поднял руку, чтобы повторить, но тут, наконец, послышались шаги.

– Кто там? – спросил мужской голос.

– Пакет из штаба, – четко ответил Павел.

Заскрежетал открываемый замок, дверь открылась, и в образовавшемся проеме появился мужчина с приподнятой керосиновой лампой в руке.

Очевидно, хозяин отдыхал. Во всяком случае, на нем были галифе, но с тапками на босу ногу, а под накинутой на плечи шинелью виднелась нижняя рубаха.

Луч упал на лицо хозяина, и стало видно, как чуть округлились от удивления глаза.

Стоявшие на площадке отнюдь не походили на посыльных бойцов.

Рука хозяина дернулась было к правому бедру, но там ничего не было. И тут же самый здоровый из троицы выступил на передний план. Еще шаг – и владелец квартиры оказался отодвинут вглубь, а путь – свободен.

Двое спутников здорового немедленно вошли внутрь.

– Но простите… – попытался возмутиться хозяин.

– Капитан Горликов? – спросил невысокий.

Колеблющееся неверное пламя играло тенями на лице, и выделялся лишь птичий нос, да временами чуть сверкали глаза. Вроде темные, но сказать точно при таком освещении не представлялось возможным.

– Точно так.

– Я – капитан Покровский, – представился невысокий.

Хозяин невольно вздрогнул. Павлуша меж тем прошел мимо него в единственную комнату и почти сразу выглянул обратно.

– Никого нет.

Кроме комнаты была кухня, она же прихожая, в которой и застыли пришедшие.

– Вы позволите пройти? – осведомился Покровский.

Словно можно было ему не позволить!

– Разумеется… – хозяин замялся, явно не зная, какую форму обращения выбрать. Товарищи ли, господа или нейтральное – граждане.

– Благодарю, – кивнул Покровский.

Комната была невелика. Застеленная кровать, древнее кресло, несколько стульев, шкаф, стол – вот и все, что в ней поместилось. На стене висело несколько фотографий. Молоденькая девушка со статным юным офицером с погонами. Она же – но постарше и с ребенком на руках. Какой-то пожилой мужчина, отец?

Покровский покосился на стол, где застыла едва початая бутылка водки, тарелка с немудреной закуской да переполненная окурками пепельница.

Туда же последовала лампа, и огонь хотя бы перестал прыгать, покрывая помещение несильным, но хоть сравнительно равномерным светом.

– С вашего позволения, – Покровский не стал раздеваться, лишь расстегнул верхние крючки полушубка, сел на один из стульев и извлек папиросу.

Павел чиркнул спичкой.

Горликов с тоской посмотрел на дальнюю стену, где висела портупея с кобурой. Увы, далеко!

– Что празднуем? – поинтересовался Покровский. – Какую-нибудь награду за доблестное уничтожение безоружной деревни?

Хозяин вскинулся было, но нарвался на пронзительный взгляд гостя и понуро опустил голову.

– Не стыдно? – Покровский покосился на фотографию парочки. – Вы же русский офицер. Какого года выпуска?

– Шестнадцатого, – Горликов справился с собой и теперь смотрел на визитера.

– Следовательно, присягу Императору давали. А теперь служите каким-то прохиндеям. Да еще и с усердием служите. На Великой войне вели себя так же? Или там по тылам отсиживались?

Ответа не было, поэтому после некоторой паузы Покровский продолжил:

– По моим сведениям, вы меня искали. В тайге не довелось встретиться, вот, пришлось заглянуть в гости. Итак, чем могу служить? Вернее, чему обязан столь пристальным вниманием?

– Сами знаете, – буркнул Горликов.

– Ну-ну. Интересно выслушать вашу версию.

– Какую версию? – вдруг вскинулся капитан. – Вы поезд ограбили, людей убили. И, по-вашему, это пустяки? Вот вы говорили про меня, а сами? Вы же тоже офицер, сколько знаю, кадровый, да еще и Георгиевский кавалер. А превратились в разбойника, которым людей пугать. И после этого еще пытаетесь стыдить других!

– Я, в отличие от вас, присяги не нарушал. Режим ваш – беззаконный. Уничтоженные мною – солдаты другой державы, проще говоря – интервенты, и здесь им нечего делать. Чужой солдат – однозначно оккупант и как таковой подлежит немедленному уничтожению. Да и деньги, к вашему сведению, мне нужны не для себя, – отчеканил Покровский. – Вам не понять. Вы – пес нынешнего режима. Хотя режим этого не ценит. Вон как живете. Даже жена от вас ушла.

Покровский судил по фотографиям и обстановке и был прав. Горликов дернулся в очередной раз, словно от удара под дых, и опустил голову.

– Впрочем, так даже лучше. Вы людей убили. Тех, кто предоставил мне кров. Аким!

Стоявший за спиной хозяина здоровяк шагнул вперед, схватил Горликова за голову и резко повернул. Хрустнули позвонки, тело капитана дернулось и сразу обмякло.

– Все. Уходим.

3

Улица бурлила толпой. Люди шли и шли, целеустремленно, густо, забив и тротуары, и проезжую часть. Над головами свисали в безветрии красные знамена и написанные на красном же лозунги.

Пока шествие происходило мирно, без битья стекол и разграбления лавок, но мало ли в какую сторону повернут мысли и чаяния людского стада?

– Всем сотрудникам милиции срочно на выход! Направляемся в центр. Надо прикрыть хотя бы административные здания. На месте остается только наряд. Не забывайте оружие!

Последнее напоминание являлось излишним. Без оружия чувство незащищенности подступало с такой силой – хоть вообще на улицу носа не высовывай. Ограбят среди бела дня, и еще хорошо, коли просто ограбят. А уж любого милиционера просто убьют – как сторонника и сторожевого пса порядка. Пусть милиция считается народной. Только ведь преступники – тоже часть народа. Пусть не лучшая его часть…

Люди часто ненавидят тех, кто пытается ограничить их свободу делать все, что только заблагорассудится. Даже если подобные действия наносят ущерб другим.

– Николаев! Тебе что? Особое распоряжение требуется?

– Это… Сами говорили, заниматься лишь убийством американца.

– Считай, разрешен краткий перерыв. Сам знаешь, людей маловато. Не дай бог…

Веру никто официально не запрещал. И одновременно негласно преследовалось все, с ней связанное. Иногда – под угрозой репрессий, когда речь шла об официальных лицах. Положено было не верить, точнее, верить в материалистический марксизм, а не то… Безработных хватает.

Но бывают ситуации – помянешь и Бога, и его вечного антипода, и еще многое другое, находящееся за любыми гранями приличия. Или того, что в старые несвободные времена считалось приличием.

Оставалось выругаться про себя и выполнять распоряжение. Но дело ли следователя стоять в оцеплении, подобно простому постовому милиционеру?

Транспорта в распоряжении управления имелось мало. Пара автомобилей, один из которых чинился вечно, с самого попадания в участок, а второй принадлежал начальнику, несколько разнообразных пролеток, – пожалуй, и все. Если не считать конюшни с лошадьми. А подавляющему большинству сотрудников традиционно приходилось идти пешком.

Хорошо, от здания управления до центра улицы были практически пусты, манифестация двигалась от рабочих районов, и добраться сумели без особых преград и происшествий.

Разномастно одетая цепочка представителей правоохранительных органов отнюдь не смотрелась всевластной охраной закона. Так, какими-то народными дружинниками или еще чем-то несерьезным. Но уж как есть.

– Лука Степанович! Тут интересная вещь получается, – Суханов встал рядышком с непосредственным начальником.

– Ты о чем?

– Об убитом офицере.

– Это… А что там вообще?

Занятый непосредственным поручением, Николаев лишь краем уха слышал об очередных происшествиях.

– Некий Горликов. Найден недавно в своей квартире. Сегодня не явился на службу, послали узнать, в чем причина, а там – остывшее тело. Доктор говорит – смерть наступила еще до полуночи, – охотно принялся пересказывать Суханов.

– И что? – равнодушно уточнил следователь.

Этих трупов в спокойные дни находят по полдюжины. Стоит ли интересоваться подробностями, коли расследование поручено не тебе?

– Все бы ничего, только у убитого свернута шея. Совсем как у того солдата, – с некоторым возбуждением пояснил Суханов.

– Ты хочешь сказать – преступник один и тот же человек?

– Судя по силе и манере – без сомнения. Но и это еще не все. – Суханов выдержал эффектную паузу и выдохнул главное: – Именно Горликов командовал той карательной экспедицией с нашей стороны.

Николаев невольно присвистнул.

– Не совсем он, – ради справедливости уточнил помощник. – Распоряжался там главным образом комиссар полка Левинзон, но Горликов являлся старшим среди офицеров.

– Значит, мы правы, – после краткого раздумья выдал следователь. – Все убийства – звенья одной цепи. И в их основе лежит месть за уничтожение деревни. То есть дело в основе не столько уголовное, сколько политическое, и преступники – кто-то из партизан или иных повстанцев. Так сказать, радетелей за справедливость.

– Выходит так, Лука Степанович. Может, даже сам Покровский.

Фамилия была произнесена не без торжества.

– Это брось. Ему-то зачем? Покровский грабанул столько, что появляться здесь и сейчас ему не с руки. Наверняка где-нибудь в Харбине денежки проматывает. Благо их захочешь – не прогуляешь. С какой стати ему бывшим преследователям мстить? Нет, Покровский скоро не объявится. Зима на исходе, весной в тайге делать нечего. Вот к лету…

Суханов вздохнул. С логикой спорить трудно.

Впрочем, теперь в деле появлялся иной аспект, сугубо политический. Собственно говоря, надо было вообще передавать все материалы иной службе, и пусть уже она ищет конкретных преступников. Милиция занимается уголовниками. Политика ее касаться не должна. А к какому разряду отнести череду убийств, если в основе их лежит желание отомстить правительству? Фактически объявить народным избранникам, что они не правы в своих действиях и подлежат самочинному суду. Еще для полноты картины неведомым осталось принять на себя вину за наступивший террор и оповестить о причинах, побудивших к подобным действиям.

Если бы вышестоящее начальство еще согласилось бы на такую трактовку! А то официально считается – раз власть демократическая, то и выступлений народа против нее быть не должно. Только всяких контрреволюционеров, недобитков предшествующего режима.

– А если Покровский таким манером пытается снискать себе дешевую популярность? – нашел аргумент Суханов.

Ну, очень хотелось ему принять участие в поимке знаменитого партизана!

– Может быть. Но опять-таки вопрос: зачем?

– Революцию устроить. Точнее, контрреволюцию. Раз имеются недовольные, есть и почва.

– Версия была бы хороша, но, это… – улыбнулся Николаев. – Дело в том, что Покровский – не политик. Во власть не лезет. Он – солдат. Вот был такой Анненков, ты, наверное, не помнишь, его банду лет семь назад ликвидировали, тот да, пытался из себя не только повстанца, но и будущего правителя строить.

– Помню я Анненкова, – обиделся Суханов, которому хотелось казаться постарше.

Хотя память юности долга…

Николаев не обратил на легкую обиду внимания. Ему пришло в голову иное, и оно показалось настолько важным, что затмило взаимоотношения с ближайшим помощником.

– Это… Как ты говорил, фамилия комиссара?

– Левинзон.

– Я знаю, кто будет следующей жертвой.

– А ведь точно! – Суханов в восторге хлопнул себя по ляжкам. – Шлепнут, как миленького!

Но следователь, не слушая, уже стремительно шел туда, где маячил начальник управления.

В данный момент важно было не имя убийцы, а тот, кому суждено в ближайшее время разделить участь своих подельников. Если считать уничтожение деревни преступлением. В глубине души Николаев, человек старой закалки, думал именно так. Не по душе ему были нынешние каратели, вступающие за ставшее чужим добро.

Только даже преступник в некоторых обстоятельствах имеет право на защиту закона.

– Можно вас на минутку?

– Слушаю. – Начальник нервно курил и оглядывал площадь, на которую с минуты на минуту должна была выйти народная толпа.

– Тут это… Подумалось… Все убитые принимали участие в погоне за Покровским, и все замешаны в некоторых эксцессах…

– Какие убитые? – Мысли начальства были сосредоточены на ином, и поиски преступников в данный момент казались не заслуживающей внимания рутиной.

– Американец, солдаты…

– Ну и что?

– Просто кто бы ни стоял за этим, следующей жертвой наверняка станет комиссар отряда. С любой точки зрения немалая доля вины за случившееся лежит на нем. Во всяком случае, гораздо большая, чем на ротном командире. Приказ на уничтожение деревни был отдан Левинзоном. Следовательно, по логике преступников, комиссар должен понести наказание.

– Мы тут с какого бока?

Нет, определенно сегодня начальство занято совсем иным. Обычно все схватывает на лету, с первого намека.

– Это… Убьют же!

– Кого?

– Кого надо! – не выдержал Николаев. – Комиссара, чтоб его!

– Расследуем, – равнодушно пообещал начальник. – Ты занят, надо будет передать дело, скажем, Петрушеву.

– А если это… не допустить?

– Ты о чем? – Кажется, стало что-то доходить. – Комиссара что, тоже убили?

– Пока вроде нет. Только командира. Но по логике – должны. Вот и подумалось – может, охрану ему дать? А еще лучше – устроить засаду на живца. Кто бы ни был преступником, там явно во всех случаях действует одна и та же группа. Тогда дело американца будет закрыто.

Последняя фраза заставила начальника переключиться на предметы, не связанные с выражением народного недовольства.

– Так. Повтори все с начала.

Николаев повторил. Медленно, старательно выговаривая едва не каждое слово.

– Эх, Лука Степанович! Что ты только не выдумаешь, лишь бы здесь не стоять! – с чувством вымолвил начальник. – Но зерно истины в рассуждениях есть. Раз так, обязаны они на этого, как его, Левинзона выйти. Ладно. Сейчас все равно не до того. Убьют комиссара – судьба такая. А вот как освободимся, надо подумать о засаде. Где хоть он живет, выяснил?

– Не было времени. Но не проблема.

– Все у вас не проблема, а коснись – того не знаю, этого не ведаю. Учить вас еще и учить…

Справедливости ради – начальник пришел в милицию намного позже Николаева. Тот попал туда через пару лет после войны не в силу каких-либо соображений, просто в поисках работы или службы. А начальника прислали в позапрошлом году, хотя до тех пор он работал в каком-то Совете. Неплохо проявил себя в качестве народного избранника, а тут как раз наступило время нового лозунга – «Все на борьбу с преступностью!». Вот и направили часть зарекомендовавших себя депутатов на самые разные руководящие посты во все города республики.

Хотя в данном случае получился не самый худший выбор.

– Смотрите! – выкрикнул кто-то.

На сердцах отлегло. На площадь, чеканя шаг, стройно выходила рота из частей специального назначения. Проще говоря – из созданных для борьбы с народом.