Текст книги "Командор"

Автор книги: Алексей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

5. Второй помощник Ярцев. Вахта на мостике

Как ни странно, синоптики не ошиблись. Погода на Балтике установилась отменная. Не так, конечно, страшен и небольшой шторм, как его малюют. А большой на крупном и надежном корабле просто утомляет беспрестанной болтанкой.

Морской романтикой сейчас не грезят даже сосунки. Да и какая у нас, блин, романтика? Отход, переход, заход, стоянка и так далее по кругу. Обычная работа со своими плюсами и минусами. Собственно, единственный плюс – это деньги. Не такие уж и большие по нынешним временам, однако на берегу не заработаешь и таких. А минус – постоянные разлуки с семьей. Того и гляди обнаружишь на голове роговые образования. Бабы – они бабы и есть. Варька вон тоже. Ластится как кошка, а потом вдруг и спросит: «В море скоро пойдешь?» А ответишь, что нескоро, сразу кривится. Может, завела кого? Да только как, блин, узнаешь? Счетчика-то на этом самом месте у баб нет. Не догадалась природа. Как было бы просто… Пришел, посмотрел – и все сразу ясно.

Эх, жизнь наша морская! Стараешься, деньги зарабатываешь, а ради кого? Хорошо хоть, рейсы сейчас короткие.

И так всегда. Не успеешь уйти, как уже тянет вернуться. Да и уходить-то не хочется. Что я, ядрен батон, моря не видел? Вода как вода, только соленая и берегов не видать.

– А погодка-то класс! – отвлек меня от неторопливых мыслей стоявший у штурвала Кузьмин.

Хороший Колька рулевой, ничего не скажешь. Если бы пил поменьше – цены бы человеку не было.

– Да, погодка что надо, – ответил я ему в тон и, не выдержав, подначил: – Что, Коля, много выпивки припрятал?

Слегка одутловатое лицо рулевого изображает такое удивление, точно он в жизни не пил ничего, кроме молока и кефира.

– Господь с тобой, Сергеич! Давным-давно завязал. Даже видеть не хочу ее, проклятую!

– Великий актер в тебе пропадает, Коля, – смеюсь, глядя на его уморительную рожу. – Ох, чья бы корова мычала…

В ответ Коля старательно изображает обиду, но не выдерживает и расплывается в улыбке.

– Не бойся, я Жмыху ничего не расскажу, – заговорщицки подмигиваю. – Так сколько? Канистру? Две?

– Нет у нас доверия к человеку, – притворно вздыхает Коля. – Ну, был когда-то за мной грешок. Чай, не ангел. Мало ли кого бес не попутает? Но я же не каждый день…

– Особенно после того, как Жмых прописал тебе по первое число. Гляди, Николай, не доиграйся, – уже всерьез предупреждаю напарника. – Мне перед самым рейсом старик особо наказал, чтобы я за тобой приглядывал. Рулевой ты из лучших, да по нынешним временам и на это не поглядят. Спишут в два счета, и будет полный капец.

– Да не волнуйся ты, Сергеич, – Кузьмин тоже стал серьезным. – Неужели не понимаю? Сам тогда был виноват. Голова дурная, вот и полез к Жмыху права качать. Нет, чтобы затаиться. Не пойман – не вор. Да и старик – мужик толковый. Не задираешься – сквозь пальцы смотрит.

– Не за то волка бьют, что сер, а за то, что корову съел, – подвожу итог под нехитрыми рассуждениями. – Задним умом вы все, ядрен батон, крепки, а как на грудь примете, так вам сам черт не брат. Добро бы мальчишкой был, так ведь тебе уже за сорок. Пора, блин, хоть что-то соображать. В Марселе так набрался, что чуть на пароход не опоздал. Как бы тогда до дому добирался? Ждал бы, пока нас судьба опять в те края занесет?

– Не трави душу, – взмолился Кузьмин. – Сказал же: исправлюсь. Жизнь, сам знаешь, собачья. Болтаешься целый век по морям, как дерьмо в проруби. На пассажиров наших посмотришь – загривки наели, денег полные штаны, а глядят на нас, как на белых негров. А сами-то чем лучше? Тем, что покуда мы горбатились, они всю страну разворовать успели? Будь бы моя воля, я бы их всех… А так нам только и остается, что пить. Дозу примешь – вроде полегчает.

– Все равно это не выход, – говорю после долгой паузы. – Да и всегда были те, кто живет получше прочих. Что сейчас, что при коммунистах, что при царе Горохе. Или, ядрен батон, на Западе иначе? Сам же видел, должен соображать. Мы с тобой хотя бы не самые последние люди, что-то себе еще можем позволить. И давай не будем больше об этом. Болтай, не болтай – все равно ничего не изменишь. Работа у нас пока еще есть, платить что-то платят, погода отменная. Вон звезд сколько высыпало! Полный капец! Где ты еще такое увидишь?

– По мне, так хоть век их не видеть. Денег в кармане от них не прибавится. А ведь скоро четверть века, как по морям шастаю! Как в восемнадцать забрали на флот, так и пошло-поехало. Три года на Северном отмурыжил со всеми сопутствующими удовольствиями. Шторма, морозы, палуба за минуту льдом обрастает. Это на Черноморском кайф ловили, а у нас, коли волной смоет, на воде и минуты не продержишься. Летом – и то тепла настоящего нет. Подумаешь, звезды! Хрена мне с них!

– Приземленная ты душа! – говорю, прикуривая сигарету и ловя себя на мысли, что мне тоже нет никакого дела до сверкающих над нами точек. Давным-давно по ним хоть курс определяли. Помню, как и нас в училище натаскивали, точно на дворе девятнадцатый век и нет в помине всех этих спутников, радиопеленгов и прочих облегчающих жизнь штурмана предметов. И кому это надо? Практика под парусами, бим-бом-брамсели и прочая мура, что никогда не понадобится в жизни современному моряку. Удивительно еще, что на родной военной кафедре в порядке ознакомления не обучали пальбе ядрами и абордажному бою, а уже потом читали лекции о ракетных установках и реактивных бомбометах!

И ведь все равно, ядрен батон, ничего не помню из той дребедени, которой усиленно пытались забить мою бедную голову! Или почти ничего. А к чему мне это? Человек очень быстро забывает все, с чем в жизни не сталкивается. Три начала термодинамики, например. Уверен: спроси любого, кроме разве что чудом уцелевшего физика, что это такое, и в ответ услышишь лишь невнятное бормотание. А ведь каждому их в школе вдалбливали. Тогда для чего нас учат? Чтобы чем-то занять годы, пока мы еще малы для работы?

И какие только глупости, блин, не лезут в голову во время вахты, особенно ночной. Как ни крути, спать-то все равно хочется, а если вахта еще и спокойная, как сегодня… Тихая погода, открытое море, дел, можно сказать, никаких. Одна забота: выдержать курс и скорость. Ерунда. И время – половина третьего. До смены еще полтора часа. Пассажиры давно угомонились. Все, кроме заядлых выпивох, которые потом полдня дрыхнут по каютам. Да и что им еще делать? До порта все равно далеко.

– А каких бабцов я видел на борту, пальчики оближешь! Нам такие и не снились. А горячие, небось! – перевел разговор на другую мужскую тему рулевой. – Вот, помню, в Питере сошелся с одной такой. Огонь, а не баба. Не поверишь, Сергеич, но я за месяц семь килограммов потерял!

Я критически посмотрел на рулевого и решил не поверить. Кожа да кости. Такому семь килограммов сбросить – один скелет останется. Я после свадьбы наоборот в весе прибавил. Нет, любились мы сильно, но и ел я под это дело за троих, не меньше. Силенки-то требовались. Голодный с бабой ничего не сделаешь. Осрамишься. В одном Колька прав: постель для мужика – та же работа. Недаром когда на работе замудохаются, что тогда говорят?

– Что же ты на ней не женился? Побоялся, что совсем усохнешь от трудов праведных?

– Так уж получилось. – Мне показалось, что в голосе Кузьмина прозвучали нотки сожаления. – Сгулялась она.

Мне вспомнилась старая загадка: чем жена моряка отличается от своего мужа? Ответ (в цензурном виде): тем, что моряк трахается в море, а жена тем временем – на берегу.

И второй раз за вахту накатила тоска. Как там моя Варька? Может, тоже нашла себе хахаля? Да я тогда не его, а ее с лестницы спущу, чтобы на всю жизнь запомнила, как мужа, ядрен батон, ждать надо! А потом пусть хоть визы лишают, хоть в тюрьму сажают.

Эх, бабы! И кто вас только выдумал?..

6. Наташа Лагутина. Долгий день

Мечты иногда сбываются. К сожалению.

Несбывшееся согревает душу ясным чистым светом, намекает, что в мире есть нечто хорошее и оно когда-нибудь придет к нам. И так хочется верить в это, что порою обманываешь сам себя.

А какая мечта живет в сердце едва ли не каждой женщины? Ну, конечно же, о встрече с принцем. О ней говорят старые сказки и новые сериалы, разные книги и собственные сны. Принцы, где вы? Или: кто вы?

Впрочем, имя своего принца Наташа знала. Обаятельный, красивый, он пел о неземной любви, и, казалось, что жизнь с таким может быть лишь вечным праздником. И вроде стюардесса не была наивной романтической дурочкой. Женщина на флоте изначально не может быть порядочной и видит далеко не лучшие стороны жизни. Тут свои традиции. Мужской коллектив, а значит, неизбежное удовлетворение капитана или его доверенных помощников. В противном случае больше просто не выйдешь в рейс. Одним словом – грязь.

Или мечта о принце – это стремление вырваться из этой грязи, желание поменять жизнь на другую, чистую? Наверное, так и есть…

И висели портреты в каюте, и каждый день проигрывались кассеты… Это было видением другого мира, отдохновением души.

Юля, с которой Наташа делила каюту, порою беззлобно посмеивалась над увлечением подруги, говорила, что юность миновала и пора расстаться с мечтой.

Сама Юля порой напоминала кошечку, то изнеженную, то агрессивную, и экипаж звал ее чаще Юленькой.

И вдруг видение обрело реальность. Да не просто обрело. По какой-то иронии судьбы Миша Борин, любимый исполнитель и принц грез, оказался не просто на «Некрасове», но именно на территории Наташи в номере «люкс».

Сердце поневоле восприняло случившееся, как знамение. Безумная надежда вскружила голову, и Наташа уже не отдавала отчета в своих поступках.

На корабль Мишу погрузили пьяного в стельку. Потом он пропадал несколько дней и вечеров, каждый раз возвращаясь в ненамного лучшем состоянии, а потом…

Потом было ранее утро. Наташа надела лучшее платье, самое красивое белье и с бьющимся сердцем подошла к заветной каюте.

Выглядела девушка великолепно. Невысокая голубоглазая блондинка с томным взглядом, со стройными бедрами, узкой талией, она могла свести с ума многих. А многих – не свести.

Щеки покраснели, ноги едва держали, а в голове вертелось: «Господи, что же я делаю?»

Наташа застыла, не в силах сделать последнего шага, но тут дверь открылась и на пороге возник опухший кумир…

– Что с тобой? – вернувшаяся в их общую каюту Юленька с изумлением смотрела на зашедшуюся в истерике подругу.

Вид Наташи был ужасен. Ногти впились в подушку, волосы растрепались, а в опухших от слез глазах горело такое безумие, что Юля невольно отшатнулась.

– Что с тобой, Наташенька? – повторила она, медленно, точно к угрожающе рычащему зверю, приближаясь к напарнице.

Девушки отходили вместе не один рейс, делились друг с другом радостями и горестями, порой плакали, но ни разу ни одна, ни другая не рыдала так, взахлеб, словно произошло нечто необратимое.

– Наташенька, миленькая, успокойся, – тихо прошептала Юля и осторожно погладила подругу. В ее глазах и голосе звучало подлинное сострадание.

В душе Наташи произошел перелом. Уже не хотелось кусаться, царапаться, набрасываться на кого-нибудь. Напротив, она припала к подруге, как припадают дети к своей матери, а Юленька все теми же плавными движениями принялась ласкать ее волосы и спину, нашептывая при этом вроде бы бессмысленные, но такие важные сейчас слова.

Слезы все еще текли из Наташиных глаз, дыхание прерывалось, но в ответ на ласку она принялась говорить. Говорить бессвязно, но и ничего не скрывая – только так можно было избавиться от разочарования и горя.

– Я к нему со всей душой, а он… короче, как свинья… попользовался и бросил. Да еще так низко… словно я просто тварь…

– Все мужики таковы. Им бы только удовольствие получить, а на нас им наплевать, – утешала ее Юля.

Сейчас она была похожа на кошку-мать, готовую защищать своих котят от всех мыслимых и немыслимых бедствий.

Наташа была полностью согласна с ней. Все мужики одинаковы, и все они – сволочи. Если раньше она лишь догадывалась об этом, то теперь знала это твердо.

– Ни один ничего не стоит, – вторил ее мыслям тихий Юлькин голос. – Корчат из себя непонятно что, а доходит до дела – ни один даже дать ничего не может. Самодовольные козлы!

Ее ласки постепенно становились более интимными, и Наташа, неожиданно для себя, почувствовала нарастающее желание.

Или виною была неудовлетворенность?

Губы девушек словно случайно встретились в поцелуе, но все остальное никакой случайностью не было…

День оказался щедр на разные события. Девушкам пришлось уделить немало времени работе, а вечером им пришлось идти на день рождения. Да не просто на день рождения – на юбилей. Корабельному токарю Володе Ардылову исполнялось сорок пять лет, и он устраивал небольшой сабантуй.

Идти девушкам не хотелось. Компания собиралась мужская, и легко предсказать, какие желания родятся у некоторых гостей после определенного количества рюмок.

Но Ардылов приходился Юле дальним родственником, а значит, и поздравить его было необходимо.

Надо отдать должное: сам Ардылов водку любил гораздо больше всех женщин мира вместе взятых. Такими же были его приятели – рулевой Коля и моторист Гена. Боцман Фомич, старый морской волк со стажем больше, чем у капитана, относился к девушкам словно к дочерям. Или, по возрасту, как к внучкам.

Еще двоих подруги не знали даже по именам, зато пришедшие последними Валера и Гоча слыли бабниками хоть куда.

Оно и понятно. Валера был самым молодым из мужской компании. Бывшему морпеху было от силы лет двадцать пять. Ну, а Гоча… Грузин, он и есть грузин.

Все пошло так, как и должно было пойти. На случай внезапного прихода начальства всю выпивку выставлять не стали, и на столе держали одну дежурную бутылку. Однако сколько их было запрятано по углам!

И, конечно же, о дамах никто не подумал. Ни ликера, ни вина…

– Все, больше не буду, – объявила Наташа после второй рюмки, едва в голове слегка зашумело.

– Вах! Как нэ будэшь! Обидэшь прекрасного чэловека! – старательно изображая акцент, воскликнул Гоча.

– Мы водку не пьем, – поддержала подругу Юленька. – И не знаю, как вам, а нам завтра с утра на работу.

– Подумаешь! Нам всем на работу! – от возмущения Гоча совсем забыл про свой акцент. – Обещаю: придем в первый же порт – я вам лучшего шампанского куплю. А теперь выпейте еще хотя бы по рюмочке. Праздник у нас сегодня, или нет?

– Отстань от них, Гоча, – подал голос Коля. – Не хотят пить – ихнее дело. Нам больше достанется.

– Не напиваться же мы сюда пришли, – объявил Гоча, поглядывая то на одну, то на другую девушку взглядом мартовского кота и постепенно вновь обретая акцент. – Пришли, понимаэшь, да, поздравить человека с его юбилеем, культурно посидеть, пообщаться, отдохнуть немного. Вино должно быть аккомпанементом к разговору, а нэ главной мелодией.

Вряд ли кто из остальных моряков был согласен с темпераментным уроженцем юга – уж больно быстро наполнялась и тут же опорожнялась разнокалиберная посуда. Да и сам Гоча пил весьма охотно. Просто ему очень хотелось подпоить подруг, а там приступить к выполнению другого своего желания.

Наташа тихонько пихнула под столом ногу подруги, и та кивнула ей в ответ, мол, пора.

Мужчины не заметили молчаливого обмена мнениями. Они были заняты водкой и разговорами, и лишь Валера с Гочей старались обратить на себя внимание. Они даже потихоньку пытались договориться между собой, кому достанется блондинка, а кому – брюнетка, и с самовлюбленностью самцов не догадывались, что им ничего не светит.

– Ну и ну! – Кто-то после очередной отлучки забыл запереть за собой дверь, и в каюту вошел второй механик Лева. – Пьянствуете?

– Михалыч! – пошатываясь, поднялся со своего места Гена. – … буду! Володьке сегодня сорок пять стукнуло! Выпей за его здоровье, Михалыч!

Лева оглядел раскрасневшиеся лица своих подчиненных, недовольно покачал головой, но рюмку принял.

– Твое здоровье, Владимир Степаныч! – Механик деловито выплеснул водку в рот и слегка поморщился.

– Да ты закусывай, Михалыч! – Гена тут же наполнил опустевшую рюмку.

– Ни-ни, – возражающе помахал рукой Лева. – Хорошего понемножку. Да и вам не советую.

– Михалыч… – укоризненно протянул именинник. Он хотел что-то добавить, но не справился с заплетающимся языком и молча поднял рюмку.

Вздохнув, Лева выпил вместе со всеми и поставил рюмку вверх дном.

– Хорош. Лучше бы делом занялись. Дед говорит, что с двигателем не все в порядке. С виду вроде бы ничего, но вы же знаете, у него на такие дела нюх.

– Да что с ним станется? – Гена несколько раз старательно ткнул вилкой в тарелку с закуской, но подцепить ничего не смог и досадливо махнул рукой. – Через пару суток будем в порту, там и посмотрим. А до тех пор прокантуемся как-нибудь. Когда и что у нас ломалось? Вспомни. Дед мужик толковый, но любит порой горячку пороть.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянул Лева. – Сегодня, конечно, из вас работнички никудышные. Гайку от болта не отличите. Но чтоб завтра все были как огурчики.

– Михалыч! Мы тебя хоть раз подвели? – Гена обхватил пятерней бутылку и принялся старательно разливать содержимое по рюмкам и столу.

– По-моему, с вас хватит. – Рюмку механика кто-то уже успел перевернуть и наполнить, и теперь Лева взирал на нее со смесью сожаления и вожделения.

– Морскую пехоту не напоишь! – патетически воскликнул двухметровый Валера, победоносно и пьяно оглядывая собутыльников, а следом и Наташу с Юлей.

Лева едва заметно поморщился. Подобно многим, кто не служил в армии или на флоте, он терпеть не мог армейскую браваду, к тому же Валера всем своим видом опровергал собственные слова. Не требовалось особого ума, чтобы точно предсказать его дальнейшую судьбу: три-четыре рюмки – и неизбежное приземление мордой на стол.

– Зачем компанию портишь, дорогой? Еще немного посидим, побеседуем и сами разойдемся. Сорок пять лет только раз в жизни бывает, – сказал Гоча. – Что мы, не мужчины, да? Не можем отметить юбилей нашего дорогого друга, да? Садись лучше с нами. Для хорошего человека всегда место найдем.

– За Володины сорок пять, Михалыч! – Гена вновь протянул механику рюмку. – Круглая дата!

– Ладно, еще одну и закругляюсь, – не устоял перед искушением Лева. – Будь здрав, Степаныч!

Наташа снова подтолкнула подругу и словно невзначай поднялась. Юленька сразу же последовала ее примеру, от всей души радуясь возможности покинуть осоловелых самцов. Тем уже было глубоко наплевать на женские прелести, один только Гоча встрепенулся и посмотрел на стюардесс хищным взглядом.

– Куда вы, красавицы? Мы ведь еще и нэ посидели как следует. Зачем именинника обижаете?

– Нам пора, – решительно объявила Юля. – С утра на работу. Всего хорошего, дядя Володя!

– А? – Ардылов вскинул тяжелую голову, пытаясь понять, что происходит, и неразборчиво промычал: – Уг-р-гу.

– Все правильно, – поддержал подруг механик. – Делу время, а потехе – час. О работе забывать нельзя.

– Я вас провожу… – Гоча попытался выбраться из-за стола, но для этого сначала требовалось поднять Ардылова и Фомича, а они подниматься не желали.

Стюардессы воспользовались заминкой и проворно покинули каюту. Следом сразу же вышел Лева. Чувствовалось, что он с удовольствием бы остался, но скоро должна была наступить его вахта, и рисковать ему не хотелось.

Жмых мог посмотреть сквозь пальцы на выпившего, но с напившимся разговор был другой.

7. Юрий Флейшман. Ночь, утро, день

Очередные разговоры в баре грозили затянуться до утра. Поднабравшийся Лудицкий без умолку бубнил о политике, недобрым словом поминал старое, восторгался новым и по привычке обещал, обещал, обещал прекрасную жизнь. Все это было по меньшей мере сотню раз слышано и не вызывало ничего, кроме беспросветной скуки.

Мне все это так надоело, что я, воспользовавшись первым подвернувшимся предлогом, потихоньку слинял в свою каюту.

Ленка еще не спала. Она сидела с ногами в кресле, одетая в легкий красный халат, и читала какой-то любовный роман из тех, написать который способен любой более или менее грамотный человек с хорошо подвешенным языком и толикой воображения. Видно, сильна у слабого пола потребность хоть на миг отождествить себя с Золушкой, дождавшейся своего принца. А ведь пора бы уже понять, что добрые принцы давно вымерли, как мамонты, да и настоящих Золушек не осталось в помине.

Но каждый, имеющий свободное время, убивает его по-своему. У меня, например, этого самого времени попросту нет. Приходится крутиться не хуже той белки в колесе, да и все способы отдыха определены заранее. Застолья с компаньонами и просто с нужными людьми, презентации, ночные клубы, другие приличные нашему кругу развлечения… Я уже и не помню, когда последний раз смог нормально и неторопливо почитать. Для хорошей книги нужны соответствующая обстановка и покой, чтобы никто не отвлекал и не путался под ногами, а читать всякую белиберду совсем не хочется. Даже жаль: я любил раньше провести вечерок с книгой, но ничего не поделаешь…

– Как у них дела? – я кивнул на обложку с азартно целующейся парой. – Он ее еще не оттрахал?

Ленка посмотрела на меня с притворным возмущением, как бы говоря: у всех вас только одно на уме! Можно подумать, у женщин на уме нечто другое. Вся разница в том, что мы не лжем и называем вещи своими именами, а они привычно лицемерят даже перед собой, прикидываясь этакими белоснежными ангелочками. Как бы не так! Попробуй оплошай – и любой ангел, точнее ангелица, в момент превратится в такую мегеру!

– А не пора ли нам баиньки? – спросил я, так и не дождавшись ответа.

– Я бы еще немного почитала.

Голос у моей секретарши грудной, из тех, что сводят мужчин с ума, да и внешность у нее… Глаза большие, чуть ли не на пол-лица – не глаза, а глазищи. Взгляд постоянно намекает на нечто волнующе-греховное, фигурка гибкая, ладненькая, грудки стоят и словно просят: поцелуй нас, приласкай…

Ну как устоять перед такой просьбой?

…Проснувшись, я понял – погода успела перемениться. «Некрасов» мерно раскачивался на волне. Так, слегка, но ведь и посудина здоровая. А впрочем, мне-то что? Морской болезнью я никогда не страдал, и будет даже интересно изобразить эдакого старого морского волка, а заодно и посмотреть на поведение многочисленных знакомых.

Качка почти не ощущалась, и тем не менее уже во время завтрака за столиками появились свободные места. Не было Борина. Лудицкий пришел, но едва прикоснулся к еде и тут же торопливо удалился.

Последнему обстоятельству я искренне обрадовался: Петр Ильич, подобно многим политикам, страдал недержанием речи, но при этом был органически неспособен выжать из себя что-либо путное. Сплошной словесный понос. В этом нынешние государственные деятели недалеко ушли от коммунистических времен, разве что болтать стали без помощи шпаргалок, да от всесветного шапкозакидательства перешли к не менее глобальному самоуничижению. Вполне по-русски!

После завтрака я проводил Ленку в каюту, а сам решил исполнить данное Пашке обещание: познакомить его с Мэри. Сомневаюсь, что она устроена иначе, чем прочие бабы, да и Пашке вряд ли что-то обломится, но интересно же понаблюдать вблизи за его методами ухаживания! Дон Жуан без ума и фантазии. Мышцу накачал, денег нахапал и считает, что стал неотразим!

А самое смешное, что для многих баб это так и есть. Никакие, даже самые изощренные ласки не возбуждают иных женщин так, как наличие у ухажера больших денег, а мышцы и тупую самоуверенность они склонны отождествлять с мужской силой. Но Мэри, она же Маша, сама не бедствует и всегда имеет возможность выбора из числа весьма состоятельных мужчин, желающих отведать ее артистического тела. Наверное, именно из-за этого мне ее абсолютно не хочется. Не люблю женщин с чрезмерно большими претензиями. В постели от них никакого толку, а говорить с ними все равно не о чем.

За завтраком Мэри, как всегда, чуточку задержалась. Небольшой шторм не смог повлиять на ее аппетит. Пашка тоже был здоров – чего этому буйволу сделается? – а вот Шендерович ушел достаточно быстро, слегка, как говорят моряки, позеленев за жабрами. Одним словом, все сложилось – лучше и не надо.

Дождавшись подходящего момента, я как бы случайно столкнулся с Мэри на выходе.

– Здравствуйте, красавица. Вы, как всегда, ослепительны, даже в такую погоду.

– Здравствуйте, Юра. – Мэри ослепительно улыбнулась, подтверждая мой банальный комплимент. – А вы, как всегда, сама галантность.

– Может, вы не откажетесь немного посидеть в баре с галантным мужчиной? – Пашку я на всякий случай отослал подальше, велев присоединиться к нам позже.

– С удовольствием.

Было заметно, что певица скучала и была рада любому поклоннику.

– Знаете, мне даже лестно сидеть в одной компании со знаменитой звездой, – сказал я, когда мы расположились за уютным столиком рядом с иллюминатором. – Тень вашей популярности невольно падает и на меня, словно я тоже причастен к искусству.

Насчет искусства я здорово преувеличил. Нынешняя эстрада есть не более чем одна из разновидностей коммерции – с той лишь разницей, что коммерсанты от эстрады популярны, в отличие от нас, скромных тружеников бизнеса. Но я никогда, за исключением детских лет, не мечтал об известности. Свои дела легче проворачивать тихо.

– Привет, Юрка! К вам можно? – Пашка не стал дожидаться условленного времени, не вытерпел и, войдя в бар, сразу устремился к нашему столику.

– Как решит дама, – деликатно ответил я, и, пока Мэри не ляпнула «нет», поторопился представить их: – Давайте я вас познакомлю. Павел Форинов, бизнесмен и владелец фирмы. А Мэри, я думаю, представлять нет необходимости. Нет в России такого мужчины, который явно или тайно не вздыхал бы о вас, Мэри.

– Выходит, и вы тоже? – Мэри кокетливо стрельнула в меня глазками. – Но почему же тайно? Могли бы и сказать.

– В тайне заключено больше волнующей прелести, – туманно пояснил я.

Тем временем Пашка без приглашения уселся на свободное место и небрежным жестом подозвал официанта.

– Шампанского! Самого лучшего.

Мэри посмотрела на него с едва заметным неудовольствием, и я понял, что был прав: в отношениях с мужчинами певица ценит в первую очередь тонкую игру и оригинальность. В шампанском ее стремились искупать, а возможно, и купали слишком многие. Вряд ли такие купеческие жесты способны произвести на нее должное впечатление.

– Люблю море, – заметил я, пока официант бегал за бутылкой. – Правда, с борта круизного лайнера оно не производит должного впечатления. Со стихией гораздо приятнее состязаться на равных. Вы ни разу не пробовали выходить на яхте в непогоду?

– Нет. – Мэри посмотрела через иллюминатор на волны.

– Напрасно. Идя под парусом, необыкновенно остро ощущаешь всю прелесть борьбы с противником, как минимум равным тебе в силах. Только собственная ловкость и мастерство против грубой и беспощадной к людским ошибкам стихии.

– Охота, в натуре, куда лучше, – встрял в разговор Пашка. – Я говорю об охоте на настоящего матерого зверя. Хотя бы на кабана. Ты хоть раз ходил на кабана?

– Предпочитаю мясо в готовом виде, – искренне признался я.

– Зря, – с апломбом объявил Пашка. – Настоящий мужчина – всегда охотник. Это у нас в крови. С древних-древних времен. Поэтому я прямиком из Греции отправляюсь в Африку на настоящее сафари. Я даже свой самый любимый карабин захватил. Не люблю ходить на серьезного зверя с чужим оружием.

– А разве можно везти с собой оружие? – Мэри впервые взглянула на моего приятеля с некоторой долей интереса.

– Кому-то, может, и нельзя, а мне можно. – Пашка сказал это таким тоном, словно принадлежал к царствующему дому.

– На таможне работают люди. А люди, как известно, любят деньги, – пояснил я. – Уверен, что карабин моего друга далеко не единственное стреляющее приспособление на борту нашего лайнера. Например, кое-кто отправился в круиз с телохранителями, а те вряд ли оставили стволы на берегу.

– Хотите составить мне компанию на охоте? – предложил Пашка певице. Обращение к женщине на «вы» давалось ему с трудом, однако он мужественно старался быть вежливым. – Гарантирую непередаваемые ощущения. Первобытная природа, дикие животные и мы вдвоем… Запомните на всю жизнь!

– Никогда не пробовала охотиться, – с легким испугом ответила Мэри. – А это не опасно?

– Со мной – нет, – заявил великий охотник. – Неужели вы думаете, что я не смогу защитить женщину? Соглашайтесь! Ручаюсь: впечатлений вам хватит на всю жизнь!

Под впечатлениями он подразумевал совсем не охоту. Но охотой Пашка действительно увлекался, а когда мы случайно забрели вместе в тир, продемонстрировал мне и свое умение стрелять. Стрелок он весьма неплохой, и вряд ли у кабана есть шанс уцелеть при встрече с моим туповатым, но умелым приятелем.

– Звучит заманчиво. – Судя по всему, предложение заинтересовало Мэри всерьез. – Но, боюсь, ничего не получится. Расписание гастролей у меня составлено на два месяца вперед.

Однако для Пашки никогда не существовало проблем, особенно чужих. Если он и помедлил с ответом, то лишь потому, что прикуривал.

– Подумаешь! Ну, ждали вас где-нибудь в Саратове и еще подождут. Женщины, в натуре, на то и женщины, чтобы всегда и везде опаздывать.

– Только не на концерты, – качнула прелестной головкой Мэри. – Мне совсем не хочется платить неустойку за срыв гастролей.

– И только-то? Подумаешь! – отмахнулся Пашка и небрежно добавил: – Неустойку я за вас оплачу. Никаких проблем. Итак, что нам понадобится? Одежда не проблема, куплю. Палатка двухместная у меня есть. Ружье… У меня с собой только мой карабин… Ну, да ладно. Подберем вам на месте что-нибудь попроще для первого раза.

Самое любопытное, что Форинов абсолютно не сомневался в согласии певицы и наверняка уже мысленно обладал ею в своей двухместной палатке под знойным африканским небом, а затем, после особо удачной охоты, дарил ей шкуру какого-нибудь собственноручно убиенного леопарда. И все это под монотонный перестук тамтамов дикого негритянского племени и зажигательные танцы туземцев. Короче, этакая чистейшей воды экзотика.

– Я пока не дала своего согласия, – напомнила Мэри, очаровательно улыбаясь. Романтичность предложения пришлась ей по вкусу и здорово польстила самолюбию, но, как истинная женщина, певица твердо стояла на грешной земле и не собиралась рисковать карьерой и деньгами ради какого угодно приключения или самой возвышенной и пылкой любви.

– Так соглашайся скорее. – Пашка так увлекся, что машинально перешел на «ты».

Мэри посмотрела на меня и едва заметно качнула головой. Я понимающе улыбнулся ей в ответ и вздохнул.

Но все-таки теперь Пашка имел определенные шансы на успех, или же я ни черта не смыслю в женщинах. Настало время оставить их одних – я свою миссию успешно завершил, – и тут в бар вошел зеленоватый от морской болезни Шендерович.