Текст книги "Маленькая земля в большом море"

Автор книги: Алексей Кирносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

21

У взрослых есть много недостатков, но надо отметить, что одним они хороши: в конце концов всё детям прощают. Капитан Чугунов после крупного разговора освободил Васю из-под ареста, а мама Вера Ивановна, поругав и поплакав, несильно дёрнула его за ухо и – простила. Но взяла клятву, что это никогда больше не повторится.

Галина мама поругала её и поплакала по радио, посулив дочери надрать оба уха при встрече, но тоже простила её и велела на Коренце не задерживаться – взяла с неё клятву, что она вернётся на Нерву с этим рейсом «Лоцмана».

А ясным безветренным утром от «Лоцмана» к берегу стала ходить шлюпка. Она перевозила тяжёлые ящики, которые, багровея и обливаясь потом, вытаскивали из неё двое приехавших рабочих с помощью штурмана Боброва. Когда перевезли все ящики, с последним рейсом шлюпки прибыл на остров с «Лоцмана» сам Георгий Александрович.

Прощённый и поумневший Вася спросил его:

– Вы успели изваять то, что вам задавали?

Дядя Георгий засмеялся.

– Школу я уже давно окончил, мой мальчик. Я теперь сам задаю: и себе и некоторым другим, кто помоложе.

С «Лоцмана» спустили прославленную «Каравеллу». Вася отвёл её на место стоянки, в маленькую лагуну на восточном берегу. Галя привязала носовой швартовый трос к забитому в землю колу.

– Не желаю уезжать, – сказала она.

Вася промолчал, потому что в этом сложном вопросе от него мало что зависело.

– А ты хочешь, чтобы я уехала? – спросила Галя.

– Надо же так сказать, – буркнул Вася.

– А что делать?

– Подумать…

– Может, я спрячусь до отхода «Лоцмана»? – оглядевшись, спросила Галя тихим голоском.

– Тут спрячешься, – печально вздохнул Вася. – В полчаса найдут.

– А ты говорил, что у тебя есть какой-то «Таинственный грот».

– Не такой уж он таинственный, – махнул рукой Вася. – Про него Аркашка знает же.

– Что, выдаст? – насторожилась Галя.

– Специально не выдаст, конечно, – объяснил Вася, – но из него вытряхнуть тайну не так трудно. Он парень не очень мужественный. В общем, грот никак не годится.

– Ты так говоришь, будто хочешь, чтобы меня увезли на Нерву, – обиделась Галя. – Не очень-то и хотелось здесь оставаться.

Галя поднялась на ноги и стала отряхивать песок с коленок.

– Погоди, не выступай, – потянул её за руку Вася и усадил снова. – Давай вот что сделай: поговори с мамой по радио. Это единственный способ. Может, она и разрешит, если убедительно попросишь.

– Жутко не люблю просить, – вздохнула Галя.

– А кто любит? – посочувствовал ей Вася. – Никто не любит просить, а приходится. Выбирай из двух зол меньшее: просить и оставаться – или не просить и ехать на Нерву.

Галя думала, думала, какое зло меньше, всё продумала и пошла к радистке Соне. Радистка соединила её по радио с мамой. Ругала её мама по радио очень долго, строго и многословно, но всё-таки в итоге разрешила ей остаться на несколько дней – до следующего рейса «Лоцмана».

– Я только потому тебе разрешаю, – сказала по радио Галина мама, – что я сейчас слишком на тебя сердита, и если ты сейчас явишься мне на глаза, я тебя так накажу, так накажу…

Она не сказала подробно, как накажет дочку, а только в трубке что-то чмокнуло, всхлипнуло, и разговор на этом прекратился.

– Ладно… – Голос Гали дрогнул, она отвернулась, закашляла и стала утирать лицо подолом платьица. – В нос что-то попало… До следующего «Лоцмана» я здесь.

«Лоцман» ушёл в море, а Галя с Васей и Аркашкой пошли ловить длинного, толстого угря.

На острове остался и скульптор Георгий Александрович с двумя рабочими. Один за другим они тащили тяжёлые ящики за лес, на Южный, мыс. Георгий Александрович придумал даже для ящиков специальный транспорт под названием «волокуша». Это такая тележка без колёс, на гладких полозьях. Везти на ней ящик гораздо легче, чем тащить на руках, хоть она и без колёс.

Потом каждый день с самого утра Георгий Александрович и рабочие уходили на Южный мыс и возвращались поздно вечером, перемазанные чем-то серо-белым.

Вася с Галей и Аркашкой настораживали каждый день капкан на зайца и не очень-то интересовались прочими делами и событиями. Заяц никак не хотел ловиться в капкан. Он был умный и опытный заяц, понимал что к чему и дорожил свободой. Ребята решили бросить эту затею, вернуться к своей «Каравелле», сплавать ещё раз на десантное судно и оторвать от него медную доску с названием. Других ценностей на том судне, как уже говорилось, не было. Поэтому ребята взяли в лодку тяжёлый ржавый гвоздодёр, которым рассчитывали поддеть и отломать ценную медную доску. Что потом делать с этой доской, они сразу не решили; отложив вопрос на будущее. Так или иначе, прежде чем что-то делать, надо её от корабля оторвать.

«Каравелла» под своим гордым парусом подошла к десантнику и с некоторой долей брезгливости клюнула его изящным форштевнем в ржавый, покосившийся борт. Сначала на палубу десантника вылез Вася и закрепил носовой канат. Потом поднялись Галя и Аркашка, волочивший кривой гвоздодёр. Целеустремлённый Аркашка сразу направился к медной доске и стал приспосабливать к ней свой инструмент. А Вася и Галя, более по натуре своей склонные к исследованию, нежели к добыче, полезли по ржавому и перекрученному трапу на покорёженный ходовой мостик. Каким-то чудом не оцарапавшись об острые края рваной обшивки, но здорово перепачкавшись ржавью, они осмотрели весь мостик и пришли к общему выводу, что всё: этот корабль уже не отремонтируешь и не восстановишь. Но вывод, конечно, выводом, а душа человеческая, расположенная к мечтам и фантазиям, нередко игнорирует здравомыслящие выводы и заставляет нас вести себя так, будто никаких удручающих выводов и не было сделано минуту тому назад.

– Но всё равно, Галка, – сказал Вася. – Если в этом корабле зачинить все дырки, а потом откачать из него воду, он будет плавать как настоящий.

Далеко внизу противно скрежетал Аркашкин гвоздодёр.

– Чудесно, – сказала Галя. – Мы бы всё внутри почистили, сделали красивые каюты и салон. И поставили бы в салоне настольный бильярд. Я очень люблю играть в настольный бильярд.

– Салон – это не главное, – возразил Вася. – Сперва надо починить машину. А потом как следует оборудовать ходовой мостик. Чтобы на нём были штурвал, компас, барометр и кренометр.

– И прожектор, – добавила Галя.

– Конечно! – подтвердил Вася. – Ночью без прожектора плавать очень опасно, особенно в неизвестных морях, которые ещё не оборудованы навигационными знаками и где нет маяков.

– А мы с тобой поплывём в неизвестные моря? – воскликнула Галя, ухватив его за руку.

– Поплывём, – уверенно сказал Вася. – В известных мы уже плавали, тут неинтересно. Ни китов, ни осьминогов, ни необитаемых островов. А там… – Вася раскинул руки, – куда ни повернёшь штурвал, всюду неизвестные необитаемые острова, а на них кокосовые пальмы, тигры, кобры, орангутаны и туземцы. Курс норд-норд-вест! – закричал Вася. – Сигнальщик, доложить, что видишь впереди по курсу!

Галя пригляделась и сказала:

– Вижу впереди необитаемый остров Коренец! А на нём три белых туземца делают что-то такое непонятное. Они чего-то строят!

– А ну-ка…

Вася пригляделся, прикрывая глаза рукой от клонившегося к западу солнца.

– Это дядя Георгий с рабочими, – сказал он.

– Ты знаешь, чего они делают?

– Нет, – сказал Вася. – И не надо смотреть, они просили не подглядывать.

– Но они же не увидят, что мы подглядываем! – возразила Галя. – Никто ничего не узнает.

– Как это «никто»? – удивился Вася. – Мы-то будем знать, что мы подглядывали.

– Мы – это ничего, – сказала Галя. – Я же сама себя ругать не буду за подглядывание!

– Ты не будешь, а я буду, – грустно сказал Вася. – У меня натура такая. Я иногда сам себя больше ругаю, чем мама или учительница. А иногда они меня ругают, а сам я себя не ругаю, потому что не чувствую никакого преступления, а чувствую, что я ни в чём не виноват. И тогда мне ничуть не стыдно, что ругают. Странно, да?

– Очень удивительная у тебя натура, – сказала Галя. – Зачем же самому себя ругать, когда так много есть разных людей, которые всегда тебя ругают. Себя надо хвалить, потому что хвалят редко и хваления всегда мало и недостаточно.

– Самому себя хвалить – это не то удовольствие, – покачал головой Вася. – Рулевой, курс вест-зюйд-вест по компасу!

– Есть вест-зюйд-вест по компасу! – отрапортовала Галя и перестала подглядывать за дядей Георгием, потому что корабль теперь плыл в другую сторону.

Внизу на палубе что-то гулко прогрохотало.

– Стоп машина! – скомандовал Вася. – Боцман, правый якорь отдать! На клюз пять смычек… Эй, Аркаха, что у тебя там?

Вася перегнулся через ржавый поручень, окончательно загубив выданную ему утром свежую рубашку.

– Ура! – проорал Аркашка. – Отодрал доску! Только у меня гвоздодёр утонул…

– Как утонул?! – возмутился Вася. – Это же казённое имущество, оно в ведомости записано. Зачем же ты его над бортом держал?

– А я его и не держал над бортом, – сказал Аркашка. – Он упал торчком на палубу, проткнул её и утонул.

– Вот до чего проржавел корабль, – покачала головой Галя. – А ты говоришь: в неизвестные моря. На нём до Нервы не дойдёшь.

– Ну, и не пойдём, – кивнул Вася. – Поплыли домой пешком!

22

Скрывать нечего, было отчаянно интересно, что же там строят, на Южном мысу, где кладбище. Но как ни расспрашивали взрослых, сколько ни подглядывали из-за густых кустов, ничего точно распознать не удалось. Хорошо, что дела всегда было много, и один нерешённый вопрос не доставлял так уж много мучений. Но однажды утром скульптор Георгий Александрович, кончив завтракать и отодвинув кружку в сторону, пригласил всех жителей острова на Южный мыс. Прямо сейчас.

Ребята, которые в этот момент драили на дворе медную доску с корабля, придавая ей золотое сияние, бросили работу и пошли вместе со всеми.

Миновав ещё влажный от утренней росы лес, увидели знакомую ограду из якорной цепи, заметно уже подросшие молодые деревца и блестевшие лаком строгие и торжественные якоря.

А в самой середине маленького кладбища возвышалось то, что столько дней тревожило любопытство. Однако и сейчас можно было только догадываться, что это такое, ибо оно было накрыто свободно спадающей материей.

– Вот, товарищи… произнёс со смущённой улыбкой Георгий Александрович. – Наша работа закончена. Но прежде чем показать её вам, секретарь райкома хочет сказать несколько слов.

К Васиному удивлению, вперёд вышел один из помогавших дяде Георгию рабочих. Он помолчал немного, обдумывая свои будущие очень важные слова, потом вскинул голову, оглядел каждого внимательно, и Васю тоже внимательно оглядел, улыбнулся и начал говорить.

– Что-то вроде бы и забылось, затерялось во времени. После войны главное было – залечить раны, восстановить разрушенное. Не сразу мы поставили памятники всем героям. Но мы помнили всех. Памятники им были созданы в наших сердцах задолго до того, как они воплотились в бронзу и камень. Но настала пора и для этого. Сегодня мы открываем на острове Коренец памятник матросам, сложившим здесь свои головы за свободу Родины, за нашу с вами радость, за светлую долю наших детей. Вечная слава!

Вася невольно ухватил Галю за руку. Он почувствовал, как она сжала его пальцы.

Георгий Александрович развязал узел на верёвке, и материя мягко сползла на землю.

На угловатом куске гранита сидел, как живой, матрос в расстёгнутом бушлате и спокойно заряжал автомат, искоса глядя на море. Ветер трепал волосы матроса, а распоротая осколком бескозырка лежала за спиной матроса, на том же камне. И Васе сразу стало ясно, что это последний наш матрос, все остальные уже убиты, но ему, последнему живому, не страшно. Прежде чем его самого убьют, он ещё уничтожит много врагов. Он знает, что враги никогда не захватят его Родину…

– Здорово это твой дядя… – прошептала Галя ему в самое ухо.

Вася ничего не ответил. Он даже забыл, что его дядя, папин брат Георгий Александрович, сделал этого матроса. Но Галя напомнила об этом, и он стал думать, что пусть все видят, что дядя Георгий самый лучший скульптор на свете. Но и этого он ей не сказал. Какие тут могут быть слова, всё без слов понятно.

Молчали все. Молчали, глядя на каменного матроса. Потом все как-то внезапно бросились к Георгию Александровичу и начали поздравлять его с прекрасной работой. Он принимал похвалы, глядя на свои руки, и лишь иногда вскидывал глаза на говорящего, как бы выхватывая из всех похвальных слов одно, с которым и сам согласен.

Несмотря на то, что место такое печальное и воспоминания у всех печальные, стало радостно, будто совершилось что-то большое и славное, необходимое для счастливой жизни на земле.

Пошли домой, распевая песни.

Когда наступило время обеда, Васю, Галю и Аркашку Слёзкина к общему столу не пустили. Сказали, что не всё ещё готово, а они уже голодные. Покормили детей на кухне и велели идти гулять, и даже разрешили подольше не возвращаться – только, конечно, не уплывать ни на Нерву, ни на Тютерс, ни на Гогланд, ни на Лавенсаари, ни на какой другой остров, а также и на материк.

Они обрадовались.

Гулять всегда интересно. Простая прогулка по лесу и по берегу много интереснее, чем сидеть за столом вместе со взрослыми, исполнять правила приличного поведения и не вмешиваться в разговоры.

И вообще надо гулять и гулять, нагуливаться на всю зиму вперёд, потому что скоро такая вольготная жизнь кончится – и отвезёт их «Лоцман» обратно в школу-интернат.

– Что же всё-таки делать с этой доской? – спросил Аркашка про медную доску с корабля.

– С доской… Может, её тоже похоронить? Пусть будет могила корабля, – великодушно рассудил Вася.

– А может, медь всё-таки пригодится? – возразил Аркашка.

– Нет, – помотал головой Вася. – Нам больше пригодится другое.

– А чего? – поинтересовалась Галя.

И они пошли по берегу, впервые рассуждая всерьёз, что и когда пригождается человеку в жизни.

* * *

Пришёл «Лоцман» и отвёз на Нерву упирающуюся Галю.

И с того дня Вася как бы вроде и захотел, чтобы учебный год начался поскорее. Даже маме несколько раз сказал, что скучает по родной школе. Мама удивилась, но, подумав, обрадовалась: сын начинает серьёзно относиться к учению.

И со следующим рейсом «Лоцмана» они отправились в город. И Георгий Александрович тоже с ними. Галя уже была на борту, потому что «Лоцман» сперва заходил на Нерву. Была радостная встреча. Потом стояли у борта, смотрели на маяк, на домики и скалы, на сосновый лес, на вытащенную из воды «Каравеллу» и на грустных людей, которые их провожали, стараясь не выдать своей грусти.

«Лоцман» снялся с якоря и развернулся курсом на юго-восток.

– Я без вас скучала на Нерве, – сказала Галя. – А вы без меня скучали?

– Вспоминали, – снисходительно и мужественно ответил Вася.

Подошёл Георгий Александрович.

– Маленькая земля в большом море, – произнёс он. – Радостно приходить сюда, и легко прощаться, зная, что она всегда твоя, всегда тебя ждёт и примет с открытой душой.

Вася, Галя и Аркашка ничего не сказали. Все чувствуют одинаково, зачем ещё что-то говорить.