Текст книги "Хорёк (СИ)"
Автор книги: Алексей Иванников
Жанры:
Философия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Несколько сотенных – ещё советских дореформенных! – бумажек плотным комком обвивали двадцатипяти– и десятирублёвые купюры, заставляя завидовать хозяину кошелька – уже бывшему, сделавшему такую глупость. Торчавшее из кармана куртки плотное образование просто не могло не привлечь чьего-то – в данном случае моего – внимания, так что я всего лишь выполнил роль санитара леса: нашего каменного и бетонного леса, в котором никому не позволительно так глупо провоцировать судьбу и играть у неё на нервах.
Однако это была редкость – большая редкость! – что и заставляло меня постоянно думать о новых источниках доходов. Именно тогда я начал задумываться о будущей карьере и о том, чем хотел бы заниматься дальше. Мать всегда говорила мне: ищи работу чистую, не связанную с большими физическими усилиями или копанием в жуткой непролазной грязи, когда в конце дня ты сам уже не помнишь, на каком свете находишься или кто ты на самом деле: человек или, к примеру, вонючая жирная свинья. Свиньёй мне быть, разумеется, не хотелось: хоть я и видел жирных тварей до определённого момента лишь по телевизору, не передававшему всей их несусветной вони, но я заранее не любил их. Мать знала, что говорила: она сама часто уставала на своей работе, ведь она целый день барахталась в огромной раковине, куда все сплавляли грязную обляпанную едой посуду. Вряд ли кто-то мог ей позавидовать: она в компании ещё с одной посудомойкой обеспечивала целую большую школу, получая не самую могучую зарплату, так что совершенно понятно было, что мать хотела мне совсем другое.
Но мою судьбу решили способности: до какого-то момента мать даже не знала о них и потому надеялась, что яркие школьные успехи позволят поступить в институт и закончить его. Вполне возможно, именно так всё и случилось бы: если бы я не попался и не получил первый срок. Но об этом я потом расскажу.
В школе же, как я говорил, я неплохо зарабатывал на травке. В-основном на анаше, насколько я понял, ну это по-всякому бывало. Как я вышел на такое дело? Да просто! Помните, я говорил про магазинчик хозтоваров, где покупал клей и другие вещи? И установил в конце концов контакт с продавцом, всегда стоявшим за прилавком. Так вот: однажды, когда я тусовался там, рассматривая товары, он попросил меня об услуге. Он всего лишь предложил отвезти посылочку в определённое место и передать её нужному человеку. За услугу же он сунул пятёрку. Нет, вы только представьте себе: я, можно сказать, мелочь по карманам тырил, сшибал по два-три рубля на весьма сомнительных операциях, а тут – всего лишь за доставку посылочки – мне без всяких вопросов сразу отваливали пятёрку!
Разумеется, я согласился. Знал ли я, что в посылке? Нет, конечно, но когда Николай Наумович – да-да, моего первого настоящего крёстного отца звали именно так! – передал мне пакет, я, разумеется, прощупал тугой плотный свёрток. Еда?! Это могло быть похоже на еду, но кто стал бы платить такие деньги за доставку палки колбасы или нескольких консервных банок? Принюхавшись, я уловил незнакомый запах, а дальше уж сработали интуиция и ум, и я примерно догадался: что там такое.
Хотя не совсем так всё было просто: кто бы мне доверил просто так – без всяких проверок – полкило анаши незнакомому по-настоящему парню? Вручая пакет нужному человеку, я только ещё догадывался, что это как раз и была проверка: не сбегу ли я с неожиданно свалившимся на меня богатством, и не попробую ли отщипнуть себе кусочек? За мною следили, это я понял ещё на полпути к цели, бултыхаясь в переполненном вагоне. Но я сразу понял, что процесс идёт как надо, что бояться мне нечего и следует всего лишь быстро и точно выполнить просьбу-приказ.
Так что с какого-то момента я стал подрабатывать курьером. Совсем несложная, скажу честно, была работка, и если бы не некоторые неприятности: я бы с неё может и не слез. В самом деле: получаешь товар в одном месте, везёшь его в другое, отдаёшь нужному человеку – и целый день свободен! Заработав за пару часов столько, сколько на какой-нибудь работе платят за два-три дня. Пятёрка – это ведь тоже было первое испытание, дальше пошли уже совсем другие деньги, меньше чирика за рейс я никогда и не получал! Особенно когда уже немного вошёл в курс и стал принимать деньги. Там уже была двойная, тройная ответственность! Представьте себе: пятнадцатилетний пацан с авоськой, набитой пятёрками и десятками! Это ж опасно! Особенно если учесть, что уже появились настоящие «быки». Шла ведь уже перестройка: невозможное становилось возможным, и очень многие старались урвать. Не только ведь Колян организовал себе качалку, это просто веяло в воздухе: стань сильным – и тебе не будет преград! Хапай, сколько сможешь, оттянись со вкусом, живи на полную катушку! Колян, он был сильный парень, но встречались ещё сильнее: настоящие шкафы, которые даже Коляну могли накостылять так, что тот изошёл бы кровью. Так вот: один из таких «быков» однажды подловил меня в метро. Действовал он явно по наводке, и большой удачей стало для меня то, что товар я уже успел скинуть, сдать дожидавшемуся в метро агенту, а денег я в тот раз не получал. Так что я был чист, и грубый наглый «бычара», затащивший меня в глухое тёмное место на станции, оказался сильно разочарован. Грубо перещупав меня и обрыскав сумку – где не завалялось для него ничего интересного – он дал мне подзатыльник и отпустил.
После подобного случая я вёл себя намного осторожнее. Если груз был мелкий – ну ладно. Отправляясь же на встречу с большим серьёзным клиентом, я всегда предпочитал такси. Да-да, в таком-то возрасте – и уже такси! Полсотни кульков – это вам не шутка! Рассовав их в разные места сумки и одежды, я никогда не чувствовал себя в безопасности: знающие меня в лицо или по наводке «быки» всегда могли подкараулить такое слабое беззащитное существо и лишить всего имущества, если же меня загребли бы менты: то считай – всё пропало!
С ментами я бы не отделался парой синяков и отобранным товаром: Николай Наумович закрыл глаза на один случай, когда меня подловили-таки с партией товара – но очень маленькой партией! Устроенная им душеспасительная беседа должна была внушить мне, насколько ответственна и серьёзна моя работа, как сильно зависит процветание дела от таких как я – маленьких скромных бойцов невидимого фронта – и какие неприятные последствия ждут в частности меня, если я потеряю следующую партию. Словам я, разумеется, внял, и в смысле надёжности и незаменимости действительно стал одним из лучших. По крайней мере если верить словам Николая Наумовича.
Ещё же одним неприятным моментом для меня был сам мой босс – Николай Наумович, НН. Я совсем неплохо отношусь к евреям: есть среди них очень умные и талантливые люди, мой школьный друг Сергей был, кстати, одним из них.
Но есть и совсем другие евреи: жиды пархатые! Что такое? Я – националист?! Ну что вы: просто в каждом стаде есть свои паршивые овцы, а у евреев, учитывая их особенности, развилось умение приспособиться, присосаться к чему-то и потом сосать-сосать-сосать… Это их главное и практически единственное умение! Зачем что-то придумывать и делать, если можно найти узкое место, поставить там шлагбаум и лупить деньги со всех, кто хочет пройти. Это не только евреи, но среди них таких жидов выше всякой меры. Вы посмотрите газеты: все свежевыращенные олигархи – это ведь и есть такие жирные наглые клопы, которые нашли в своё время место, где можно влепить крепкий шлагбаум, и теперь сосут-сосут-сосут… И мой первый босс оказался как раз из таких.
Как это выглядело? Ну, требовалось, к примеру, НН послать курьера в место на другом конце города, а он брал и, допустим, заставлял меня согласиться ещё на одну поездку: якобы лёгкое отклонение от основного маршрута не должно принести мне лишних хлопот и оплачиваться отдельно. Пообщавшись как-то случайно с курьером, ходившим под другим боссом, я узнал его расценки: НН платил мне, оказывается, вдвое меньше! Такси – за счёт фирмы – дозволялось мне лишь при действительно серьёзной партии товара, риск же никак не оплачивался. Встретившийся мне курьер – двадцатилетний оболтус – на моём фоне просто как сыр в масле катался, работая меньше меня он гораздо больше зарабатывал и хорошо так откладывал на жизнь. Возможно, он так много получал и из-за возраста: здоровый крепкий парень давно уже закончил школу и нигде официально не работал и не учился, так что имел массу времени и мог в любой момент отправиться на встречу. Не забывайте: я ведь учился в школе и ездил только во второй половине дня после уроков и прочих дел. Не вызывало ли подозрений моё поведение? В-общем, нет: я всегда был человеком самостоятельным, так что мать не слишком удивляли мои постоянные отлучи. Тем более: я ведь стал приносить домой деньги! Большую часть, разумеется, я откладывал или тратил на свои повседневные нужды, но сколько-то – рублей по двадцать в месяц – я стал подкидывать матери.
Что думала она по этому поводу? Ну, я ещё немного и фарцевал. Кассеты там, джинсы, какие-нибудь выпендрёжные футболки, которые я втюхивал одноклассникам. Да это все делали, кто только мог: просто не у всех имелась деловая хватка и не все знали входы-выходы! Тут уж мать ничего и возразить не могла: она тоже в своём роде занималась мелким бизнесом – когда таскала домой продукты – так что за ежемесячные двадцатники я получал от неё только благодарности.
Большую же часть денег я откладывал: объяснить, откуда берутся сотни рублей, я бы матери не смог, и потому я тайно складировал их. Где? Ну, недалеко от подоконника – мраморного подоконника в нашей комнате! – я смог как-то отколупнуть плинтус, за которым обнаружилось небольшое свободное пространство. Именно там я держал собиравшиеся десятки, четвертные и полтинники, обёрнутые в пару сотенных бумажек. Как же удивилась мать потом – когда меня взяли, и оборзевшие менты перерыли всю нашу комнату и нашли-таки спрятанную мной заначку! Там собралось не меньше двух тысяч – большие деньги по тем временам, за которые мать горбатилась года полтора или два. Они так и сгинули, пропали в жадной ментовской утробе, и это была первая моя крупная потеря: хотя, конечно, не такая, как потеря свободы и то, что случилось несколько лет назад.
Но когда я обнаружил, что Николай Наумович обжуливает меня, то страшно рассердился. То есть говорить про обжуливание прямо так уж не стоит: мы работали, можно сказать, на договорной основе, просто я слегка продешевил тогда. И когда представился случай – перед очередной поездкой, когда я как раз забирал товар – я ему высказал своё мнение.
Нет, я не то чтобы собирался бросить НН и перейти к кому-то другому – кто бы мне позволил такое! – просто я заслуживал большего и должен был получить компенсацию. Помню, как кисло и надменно посмотрел он тогда на меня – сверху вниз, как смотрели почти все встречавшиеся со мной. Но я был зол и убедителен: я даже назвал ему примерную сумму, которую он сэкономил на мне за время сотрудничества, чего он явно никак не ожидал. Случившийся дальше в его исполнении спектакль – когда он жаловался и стонал, что я хочу его разорить и пустить по миру – позволил ему снизить мои требования: я согласился на двадцатипроцентную прибавку в обмен на согласие работать иногда утром и без ограничений в выходные, так что конфликт разрешился мирно.
Но на мне повисли дополнительные обязательства: именно тогда мне доверили транспортировку самого ценного – денег – обращение с которыми требовало особой осторожности. Это ведь на самом деле не шутки: таскать с собой увесистые плотные пачки! За них «быки» любого порвать могли, и даже НН не стал бы проявлять снисходительность, если бы меня загребли с таким грузом! Для наглядности он тогда – как бы между делом – рассказал историю одного парнишки, возившего деньги до меня и однажды угодившего в засаду. Его накрыли тогда, если НН говорил правду, кусков на пять, причём деньги принадлежали совершенно другим людям, сильно рассердившимся от такой неприятности. Всю сумму, по словам НН, ему пришлось восстанавливать из собственного кармана, а несчастный курьер оказался у НН в полном подчинении, отрабатывая понемногу неимоверный по величине долг, пока однажды его не взяли за жопу менты. Попавшись с товаром, он получил года три или четыре, но НН не собирался отказываться от его услуг и ещё думал использовать его, так что вполне удачная карьера парня явно летела под откос.
Чтобы со мною не случилось ничего подобного, я кое-что придумал. Нет, при тотальном шмоне мне бы и это тоже не помогло, но на случай не самой тщательной проверки я смог бы выкрутиться. Короче, я сделал что-то вроде сумки, в которую запихивал деньги, сумку же я привязывал к трусам. Ну и болталась она там же где и… сами понимаете что. А поскольку у меня там и без того уже топорщилось и выпирало, то выпирать оно стало больше. Но кто бы мог подумать, что там набилось что-то совсем другое, и кто стал бы проверять это?!
Не мешало оно мне ходить, не мешало, но три или четыре раза без этого изобретения я бы точно погорел. Просто кому захочется – из бандитов или ментов – копаться в яйцах у такого мелкого карапета, до них ведь ещё требовалось дотянуться, при моём-то росте и комплекции! Кстати, что касается роста: я всё-таки поднимался вверх, пусть и с большим отставанием от других, но последний рывок в данном направлении случился где-то классе в седьмом или восьмом. То есть тогда я вдруг за год вымахал сантиметров на восемь: но это было последнее достижение, и нынешние сто сорок два сантиметра – это последняя вершина, потолок, достигнутый уже тогда. Мы тогда с матерью думали: вот, может, и закончились мои страдания, может быть – началась компенсация за долгие годы унижений, и теперь я уже смогу постоять за себя? Но до конца школы я больше не прибавил ни единого сантиметра, так же как и в следующие годы, и вся одежда, обновлённая тогда матерью, за редким исключением подходит мне и сейчас. То есть подходила, когда меня взяли за мокруху.
Но до мокрухи у меня ведь случилась ещё одна ходка. Ну вы бумаги мои читали? Статья 158, кража. Срок – полтора года, но это по малолетству, а так бы могли и больше впаять. Хотя доказан-то был один-единственный эпизод, но и его хватило, чтобы обрушить мне всю намечавшуюся карьеру и возможную вполне благополучную жизнь. И всё из-за тех же самых способностей, давших однажды осечку.
Попасть почти в самое гавно и не вляпаться в него – это же большое искусство! Сколькие начинающие только присматриваться к чужому имуществу сразу же оказываются пойманными за шкирку и тут же попадают на нары за вещи настолько мелкие, что при других обстоятельствах они сами готовы были бы отдать столько же, лишь бы не попасть под подозрение! Однако дурачки сразу вляпываются, пополняя тюрьмы и зоны, я же – до определённого момента – обходил угрозы стороной.
Мне ведь и так уже один раз крупно подфартило: когда я не отправился вместе с Коляном и его подручными в колонию. Впаяли им тогда, кстати, по полной: вернулись они где-то лет через пять, хотя из всей компании я видел только одного. Борька – жирный заматерелый боров – прошёл как-то по улице мимо, не заметив или не узнав меня, хотя я тоже не горел желанием общаться с ним. Это был уже прошедший огонь и воду рыжий хряк, с которым мало кто захотел бы столкнуться в тёмной подворотне, так что я тоже предпочёл обойти его стороной. А то мало ли? Он ведь мог предъявить мне претензии: он ведь отсидел, а я – нет, так что наверняка он захотел бы какой-нибудь компенсации. Но что касается двоих других: то с ними тогда встретиться не довелось, просто потому, что тогда меня самого посадили.
Вы хотите подробностей? Ну, когда я однажды ошивался на рынке и оттачивал мастерство – вы понимаете? – то по неосторожности запутался в сумке у какой-то тётки. Толстый упитанный кошелёк, который я приметил среди её вещей, оказался таким большим, что не захотел вылезать наружу. Жадность фраера сгубила! Вместо того, чтобы оставить кошелёк, я дёрнул его на себя, ну и тётка, разумеется, впилась в меня клешнями. А визгу-то было, визгу, как будто я хотел её убить или изнасиловать, тем более что в кошельке оказались такие мелкие деньги… Стыдоба просто!
Я помню, как хотел сначала убежать, но тётка уже визжала на весь рынок, созывая свидетелей и очевидцев – хотя кто чего там мог видеть? Тогда я попытался закосить под дурачка: сдвинув глаза в точку, я что-то быстро залопотал, изображая лёгкую олигофрению. Но тётка орала, что уже однажды у неё спёрли кошелёк – да-да, именно на этом самом рынке, и теперь она знает – кто это сделал, и пока она не получит свои деньги назад, а меня не отправит в зону: то не успокоится.
Так что попал я как кур в ощип, причём в первый раз общипал её не я: а что хотела визгливая наглая тварь, выставляя напоказ свои любимые причиндалы? Любой уважающий себя вор накажет такую дуру, таскающую открытую всем взглядам сумку, как бы приглашая заглянуть внутрь, хотя что там может найтись интересного? Занимаясь позже этим делом на профессиональной основе, я составил примерную коллекцию. Кошелёк, большой и жирный, с одним-двумя червонцами – это тогда, на заре моей карьеры – пара грязных платков, губная помада, пудреница с давно израсходованным порошком, куча чеков и квитанций, пара завалявшихся реклам: труха, труха, труха… Ну и мобильник: как правило китайская дешёвка, за которую получить можно разве что рублей пятьсот или тысячу, если по новым деньгам.
Так что большого навара с такой вот тётки ждать было бесполезно, а неприятностей я получил… Появившийся мент сразу поволок меня в отделение, и что я мог сделать, ведь настырная тётка не собиралась отставать и всё визжала, что именно я спёр у неё кошелёк несколько месяцев назад? Я даже не имел возможность договориться: поговорив с ментом один на один, я мог бы предложить ему отступное, но где там. Мы добрались в отделение, и меня тут же взяли в оборот. То есть попытались навесить всё, что у них там за долгое время накопилось. Тем более что попался я впервые, и наобещать они могли что угодно.
За что бы поубивал я всех ментов: это вот за манеру навешивать чужие грехи на постороннего человека. Им же надо отчитываться, вот они и придумывают вечно, как можно на случайно подвернувшегося человека записать чьи-то подвиги. Абсолютно бездоказательно и надумано, надо только, чтобы запуганный человек, ничего уже не соображая, просто поставил свою закорючку на странице, которую заранее надиктовали подлые лживые языки. И попавшийся на одной мелкой краже превращается вдруг в матёрого вора-рецидивиста, по недоразумению уходившего пока от бдительного ока надёжных служб, зато теперь он может получить наконец по полной программе!
Примерно такой фокус эти сволочи пытались провернуть со мной. Они не побрезговали даже грязными штучками: подсаженный в камеру стукачок целую ночь нашёптывал, что будет со мною в зоне, куда я обязательно попаду, если не приму на себя чужое. Интересно, на какого идиота они рассчитывали, пытаясь внушить мне, что гораздо большие грехи приведут к меньшим последствиям? Выслушав шепелявую гниду я, разумеется, не поверил ему: хоть он и испортил мне ночь, но на следующий день, когда меня наконец поволокли на допрос, я был уже вполне подготовлен. Применяемые к другим методики в этот раз не дали результата: очень уж нагло и нахраписто пытался молодой борзый следак навесить мне чужие подвиги.
Вначале, разумеется, его интересовало, не я ли спёр кошелёк у вчерашней тётки несколько месяцев назад. Алиби? Какое алиби?! Вы сначала докажите, что вчера я вообще что-то пытался украсть, вы разве не видите: какой я дохлый и больной? А то, что моя рука оказалась в тёткиной сумке и была поймана с зажатым кошельком – это чистая случайность, стечение обстоятельств, рука у меня взяла и сама дёрнулась!
Примерно так я строил свою защиту, возводя один за другим барьеры на пути его неумеренной фантазии, выплёвывавшей одно обвинение за другим. Это я регулярно работаю на двух троллейбусных линиях, доставляя столько головной боли отделению? Или: а не я ли вытащил у такого-то терпилы такого-то числа в продуктовом магазине кошелёк из заднего кармана? Ну и прочее в том же духе, с разными датами и попавшими на деньги неудачниками.
Разумеется, я от всего открещивался: среди обвинений попалось на самом деле одно, к которому я действительно имел отношение, прочее же являлось наглым поклёпом. «А как я мог это всё сделать, я ведь учусь в школе!» Я как раз заканчивал последний одиннадцатый класс, и свободного времени, между прочим, у меня оставалось совсем немного. Но гнида хорошо подготовился: из зачитанной им характеристики на меня, которую он успел уже получить в школе, вытекало, что я чуть ли не матёрый урка! Каким-то образом там оказалась информация и про игры на деньги, и мои барыжные дела, и даже кое-какие намёки на дела поважнее. Каким-то образом – и явно не случайно! – он узнал про мои отношения с Николаем Наумовичем, вот только непонятно как самая значительная часть этих отношений – курьерская подработка – осталась скрытой под водою, а видной всем верхушкой айсберга стали спекуляции клеем и прочей мелочёвкой.
Так что он решил, что я вполне подхожу, чтобы навесить на меня кучу всякого говна. Чего проще: поставил закорючку там, где указывает его лапка – и получи свою пятёрку!
Однако совсем не того идиота, что он представлял себе, получил он в собеседники. На все – без исключения! – вопросы я давал отрицательный ответ: я совсем не собирался переть у тётки её драный кошелёк, и тем более не имел никакого отношения к её предыдущей пропаже; кражи в троллейбусах: да вы что, я вообще катаюсь на троллейбусах раз в сутки – утром, нагруженный тяжёлой сумкой, и как же я могу в таких условиях лазить по карманам? Что же касается всех остальных обвинений: то они яйца выеденного не стоят!
Однако гнида не собирался отступать: новый листок, подсунутый им, содержал постановление на обыск и арест: в случае необходимости. Кажется, так это называется? И через пару часов – не откладывая дела в долгий ящик – меня уже вытаскивали из ментовской тачки у подъезда собственного дома, а потом – под перекрёстными взглядами соседей и знакомых – сопровождали в квартиру, где побелевшая от испуга мать уже ждала непрошенных гостей. Разумеется, она знала с самого начала, что меня замели, но где ей было догадываться, что злобные твари зверски настроены и не собираются ограничиваться простым задержанием? И тем более где ей было знать про богатый тайник, который в конце концов и подвёл меня, превратив мелкое примитивное преступление в настоящее полноценное дело?
Не, если б не тайник, ничего бы эти гниды не добились. Я ушёл бы в несознанку, и впаяли бы мне месяца три – не больше. Но когда один из ментов дёрнул за плинтус, и оттуда выкатилась увесистая жирная пачка: всё потекло совсем по другой колее. «Это не моё, я понятия об этом не имел!» Что бы я ни говорил, меня просто не слушали: они хотели меня замести, и они замели, тем более что там имелись отпечатки, которые уже на следующий день были сопоставлены с моими, и хоть ни одна из бумажек не оказалась нигде засвечена, этого им хватило.
Ну, один доказанный эпизод плюс куча денег непонятного происхождения: не слишком шикарная база, но ведь всё зависело: как это представят. Про характеристику из школы я упоминал. Школа, кстати, на этом для меня закончилась: я и не сомневался, что им хватит малейшего повода, чтобы избавиться от нарушителя. Так я и получил: аттестат о девяти классах плюс справку за полтора года, всего-то полгода не хватило, чтобы доучиться.
Суд? А что суд? Меня ведь пытались за обнаруженную пачку копать, пристраивать ко мне разные случаи. И, чтобы не дай бог не всплыли мои курьерские подвиги – а там намного больше светило, это я уж понимал – пришлось мне ещё кое-что на себя взять, чтобы не взыграла у них фантазия и не возникло желания превратить мелкого начинающего гопника в матёрого упёртого вора-рецидивиста!
V
Добрый день. Как я рад вас видеть! Я ещё не надоел вам, вы ведь диссертацию пишете, а не повестуху какую-нибудь. Но такими повестухами, я боюсь, сейчас все прилавки завалены, так что ваши усилия могут оказаться и напрасными. Проще уж оттуда подробности надёргать, тем более что никто не будет приставать к вам с лишними просьбами. Какие у меня ещё пожелания? Я думаю, что своим поведением заслужил какую-то скидку: я ведь не хамлю, не возникаю, честно выполняю пожелания начальства. И на фоне других местных обитателей выгляжу совсем как пай-мальчик. Хотя характер у меня, как вы наверно поняли, совсем не мягкий.
Замечали вы это или нет: но все люди со вздёрнутыми носами имеют не то чтобы вредный характер, на заметно себе на уме? По вредности они явно превосходят всех остальных: и те, кто не приглядывался ко мне сбоку, часто потом жалели о таком пренебрежении. Давайте я повернусь к вам: видите? Мало видный загиб кверху не создаёт особого впечатления, но на самом деле очень многие обламывались там, где хотели получить лёгкую добычу. То есть пытаясь нагреть, обмануть и использовать меня.
Тот же следак, что выписал мне путёвку на зону: он явно рассчитывал на гораздо большее, то есть: что удастся свалить на меня десяток нераскрытых дел, но я поддался только по одному случаю. Не считая того, на чём меня уже взяли и отмазываться от чего было глупо и бессмысленно. Ну, якобы ещё у одного типа кошелёк свистнул: только тогда следак немного подобрел и перестал так нагло наседать, как до того. На суде я тоже подтвердил два эпизода – свой и навязанный, так что отделаться условным или штрафом возможности у меня никак не было. По возрасту же попасть в колонию для малолеток не получилось: мне ведь тогда уже восемнадцать стукнуло, и я ведь рассказывал, что поступил в школу на год позже, из-за дохлости и мелкого роста. Так что особой жалости и снисхождения ожидать не стоило: это уже по следаку было ясно, и когда мне выписали полтора года колонии, никто не удивился. Не удивилась мать, вспомнившая вдруг про так и не виденного мной ни разу родителя, не удивилась школа – крыса-директрисса, не любившая меня, наплела на суде ещё какие-то гадости, стараясь ещё больше утопить. Не удивились даже соседи по коммунальной квартире: хоть я и не давал особых оснований к ненависти, но они почему-то сразу решили, что именно я виноват в их бедах и несчастьях. Мне сразу припомнили и едва не случившийся пожар – откуда они могли знать, что его устроил я, никто этого не знал! – и несчастную кошку, и пропавшие однажды деньги молодой семейной пары – да-да, гниды решили, что я украл их – наравне с другими исчезнувшими вещами! Кофточка Петрусь-старшей, стеклянное ожерелье её жирной дочурки, несколько книг Якова Срульевича: всё это в неформальной обстановке – через мать – было предъявлено мне, и матери пришлось так же неформально полюбовно договариваться, отдавая свои деньги. Оборзевшие гниды просто не дали бы ей нормально жить, так что это был, наверно, единственный выход.
Что же касается места отбывания: оно оказалось совсем неподалёку. Тверская область, маленький городок среди болот и сосновых лесов, простая «рабочая» зона: в-общем, ничего выдающегося. Когда я туда ехал, то страшно боялся: я же ведь новенький, и ничего там не знал. С настоящими блатными я до зоны-то и не общался! И даже фени практически не знал, хоть и готовился к воровской жизни: то есть не сидеть, конечно, а зарабатывать тёмными делами. Хотя впервые я ещё в предварительном заключении немного ознакомился, не без этого: но там ведь куча случайных людей затесалась, непонятно как туда попавших, и все сидели друг у друга на головах, так что мне крупно повезло ещё, что я провёл в камере всего несколько недель.
Ну, в зоне всё оказалось как в пионерском лагере, только для взрослых мужиков. За этими мужиками, правда, глаз да глаз был нужен: сами понимаете, какой контингент там ошивался! Разумеется, до сегодняшних моих соседей далеко им – там же не мокрушники сидели какие-нибудь – но всё равно вначале мне пришлось очень непросто. Пока не прошёл я обряд прописки и получил хоть какой-то статус: об меня все ноги вытирали. То есть можно было и не стараться тогда, не отвечать на каверзные вопросы с подъёбами и подковырками: но тогда бы как я получил известность и признание в будущем: я бы так и остался простым «мужиком», ни на что не претендующим и тихо сопящим себе в две дырки.
Главным там оказался Макар: не вор в законе, но чел всё равно авторитетный. Свояк, по-моему. Я слышал: несколько лет назад грохнули его, не знаю уж кто – менты или конкуренты, но в любом случае жаль. По специальности он вроде домушником был, главное же то, что мужик он был хороший. Смейтесь-смейтесь, что такого смешного я сказал: даже не понимаю. Думаете: если человек – вор, то он обязательно должен быть гнидой? Ничего подобного! Общаясь в той же зоне с разными людьми, и знакомясь уже после с отсидевшими или ни разу даже не попавшимися коллегами по цеху, я могу точно сказать: если исключить убийц, маньяков и некоторых других откровенно преступных типов: уголовники мало отличаются от обычных людей. То есть почти ничем.
Неужели вы в самом деле думаете, что человек, официально получивший срок, должен в чём-то отличаться от остальных?! Вы ведь диссертацию пишете, так что должны бы всё-таки понимать, что официальное наказание – условность, которую применяют к одним людям, сделавшим что-то, и не применяют к другим, хотя эти другие могут быть намного виновнее. Укравший тысячу сядет, а укравший миллиард: станет богатым человеком. Я не скажу, что уважаемым, нет, если только в своей среде, в компании таких же жуков-навозников, тайно похваляющихся масштабами наворованного. Хотя называться добыча будет не украденным – это же статья! – правильнее всего называть её подаренным высшими силами. За что? За неоспоримые достоинства, проявляемые имяреком в течение всей жизни, за ум, находчивость и прогрессивность. Что смеётесь: именно так это сейчас и преподносится, если же говорить серьёзно, то не вижу я границы между обычными людьми и преступниками. Героин – наркотик? Наркотик! И всех причастных к его продаже сажают? Сажают! Но ведь чай и кофе – тоже наркотики, так почему же они валяются в каждом киоске, а продающие и потребляющие их считаются порядочными людьми?!
Так что просто гигантская куча условностей окружает криминальный мир, делая его очертания такими зыбкими и неопределёнными, что обычный человек, встретив урку на улице, почти никогда не поймёт, кто перед ним. У вас вот есть, к примеру, машина? Есть? Замечательно. Так вот, выезжаете вы, например, однажды из дома – по делам, не просто так – и отказывают у вас, к примеру, тормоза, причём в людном оживлённом месте, и давите вы парочку беспечных неудачливых обалдуев. А в результате что? В результате вы становитесь уголовником, кормите годика три мошкару в холодных северных лесах, и, вернувшись домой, обнаруживаете: что всё, что имелось до того, исчезло, и надо начинать жизнь заново. Хорошенький сценарий я вам представил?