Текст книги "В начале пути [сборник рассказов]"

Автор книги: Алексей Глушановский

Соавторы: Станислав Лабунский,Павел Торубаров,Владимир Задорожный,Яна Саушина,Никита Мищенко,Владислав Малышев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Вот и мы под прицелом войны, мы ни слова в ответ, мы ни слова взаймы, огоньки сигарет да в последний раз чай, полчаса до весны, здесь не ходит трамвай. Жалко, пулемет пришлось оставить, поправил «Стечкина» на боку, и полезли мы с Витей через невысокий заборчик.

«Дошли…»

Аспирант

Когда подаешь на проверку чужие документы, все равно слегка нервничаешь. Главное – не знаешь, вдруг их бывший хозяин давно в розыске за долги и алименты? И вот ты здесь, такой симпатичный. Пройдемте, пожалуйста!

Нет, ничем Эдик нашу репутацию не омрачил. Нет к нам никаких претензий. Поставили мне отметку в паспорте, взглянули угрюмо в четыре глаза пограничник и таможенник – свободен, проходи, не задерживайся. Пройдет еще тысяча лет и, может, они даже улыбаться научатся.

В Киеве у меня никаких зацепок не было – не моя тема. Становление Руси никогда не интересовало. А больше в этих местах ничего стоящего не происходило. Нет, был еще ледниковый период, как и во всей Европе, но тоже очень давно. А местные склоки оставим здешним историкам.

Умение легко собраться – тоже искусство. Итак, в наличии есть деньги. Слава богу, банкоматы здесь есть и работают. Получил тысячу евро, подошел к обменному пункту и замер. Табличка: «Не работает». И все. Сразу сбоку подскочила гарна дивчина: «Чего пану угодно?». Ну, значит, так. Ордена Богдана Хмельницкого всех степеней, орден Кутузова второй степени в трех экземплярах, орденов Суворова – ящик и польских орденов начала войны – два. И Нобелевскую премию за мою монографию о нагрудных знаках Второй Мировой. Не стал я ей все это говорить, улыбнулся мило, посмотрел в глаза карие и никаких признаков души не заметил. Современный человек – деловой.

– Нужен человек, хорошо знающий местные условия, для помощи в сборах. Часа за два управимся – триста евро твои. Нужна полевая экипировка и оружие: хочу по Припятским болотам прогуляться, – делаю девице предложение.

– Поехали, – отвечает, не раздумывая.

Сели мы в довольно приличную «Шкоду» и понеслись. О правилах движения здесь, наверное, знали только одно: где-то они есть.

Через час суматошной поездки оказались мы на складе в промышленной зоне. Нас уже ждали. Посмотрел я на делегацию по встрече и слегка огорчился. А потом увидел на одном человечке знакомую татуировку и обрадовался.

– В каком году из Легиона ушел? – вежливо спрашиваю.

– В 2007, в мае, – отвечает, и своим отмашку делает «сидеть тихо».

– У меня во втором десантном полку товарищей полно, – сообщаю ему чистую правду.

Мы пару лет назад с разведвзводом в Африке казначейство штурмом брали. Лихое было дело. Через минуту общих знакомых нашли. Я у него телефон беру, знакомый номер набираю.

– Привет, Франсуа, дай мне рекомендации своему бывшему сержанту, мы с ним сейчас в Восточной Европе, и он мне может сильно помочь, если захочет.

И трубку парашютисту передаю. Тот послушал внимательно, и выводы сделал в мою пользу.

– Значит, второе бюро Зоной заинтересовалось, – озвучил он свою мысль. – Ладно, дружба с капитаном дороже стоит усилий потраченных. Сделаем. К обеду в Зоне будешь. Документы давай.

И все закрутилось с быстротой невероятной.

Через три часа меня из вертолета выгрузили, рукой вдаль показали. Где-то там отдел кадров института размещался, в котором я лаборантом уже неделю по бумагам работал. За спиной рюкзак со снаряжением, чехол с «Винчестером» гладкоствольным, восьмизарядным, ничего более приличного сюда взять было нельзя, а вокруг суета. Пока мы летели, в России под Смоленском президент Польши разбился. Что ж, напоминание правителям – никто не живет вечно. Вот они – буквы огненные на стене. Что ему в том Смоленске надо было? Загадка, однако.

Под шумок я в военторге водочки прикупил и за пару бутылок до заставы на Кордоне добрался. До моего танка оставалось еще километров семьдесят. Последний рывок. Делай раз!

Давно, в школе еще, когда я под родным Харьковом оружие на полях старой войны раскапывал, со мной в паре старый уголовник работал. И мне хорошо, спокойно, и он был при деле. Учил он меня всяким хитростям, многие в течение жизни пригодились. Если я сейчас солдатикам начну водку навяливать – отберут и задержат до выяснения обстоятельств. Тут надо технически. Сейчас театр покажем.

– Эй, служивый, где тут у вас туалет? – кричу, за живот держась.

Пакет с бутылками на скамейку кладу.

– Присмотри за водочкой, себе больше бутылки не бери! – и в кусты, согнувшись.

Через десять секунд боец пакет хватает и через дорогу вскачь летит. Минута у меня есть. По минимуму. А мне хватит, историки – народ стремительный. Найдем мамонта в вечной мерзлоте на глубине пяти метров под землей – сразу вывод делаем: мамонты вели подземный образ жизни, роя себе ходы бивнями. Все по плану, идем за блоки прямо по дороге. Бегом, Призрак, здесь шутить не будут. Только у меня всю жизнь все всерьез. И в Африке по нам из всего стреляли, и в Белизе вертолетами утюжили, пока мы их аэродром не сожгли, а уж как мне в Гималаях перепало, лучше на ночь не вспоминать. Ничего, пока жив. Добежал до дерева на обочине дороги, присел. Поглядел назад, а там двигатели ревут, три «Урала» смену привезли. Все, никто обо мне никогда и не вспомнит. А выходить буду на севере, минные поля меня давно не пугают. Танго, господа. Все те же движения в танце и пары одни и те ж, лишь мальчик глядит угрюмо, как в душную даль уходят триста его спартанцев, триста его надежд. Тряпочки для обтирки и всяческие излишки смешались в свином корыте в объедочный парадиз, держи же меня за шкирку, живущий во мне мальчишка, держи же меня за шкирку, не дай мне сорваться вниз.

С северо-запада дымком пахнуло. Брошенный поселок. А что тут не брошенное на этих задворках мира? И там лагерь таких же нарушителей режима безопасности, каким только что стал я. Мне там предстоит ждать опытного человека с незамысловатым прозвищем Проводник. Должен прийти, если по дороге не погибнет.

Головой кручу во все стороны и под ноги поглядываю. Мины, змеи, проволока простая, петли из «егозы» высматриваю. Много человек придумал, чтобы братьям его жизнь медом не казалась. У автобуса разбитого в начале единственной улицы этого местечка часовой, ссутулившись, стоит. Обрез в руках баюкает. Неважно здесь с экипировкой, но народ настороже. Присел под кустик, ружье из чехла достал, зарядил и на плечо повесил. Чехол свернул, в рюкзак убрал. Водки последние три бутылки остались. Быстро разлетелась водочка. Не жалко, зато я за день уже на месте. Сижу под желтыми листьями акациями, на синей траве. Да уж, занесло в очередной раз. Пора знакомиться.

– Привет, – обращаюсь к человеку на посту.

Сам готов обратно в кусты прыгнуть: неизвестно, что он вчера пил, и что ему сейчас в голову взбредет. Когда шерпы услышали, что мы решили в Золотой храм идти через перевал Черной Смерти, они без разговоров за ножи схватились. Совершенно зря. Мы и одни прошли. Короче, при первом знакомстве надо быть готовым к неожиданностям – закон жизни такой.

– Чего надо? – довольно недружелюбно он интересуется.

– Должен здесь с Проводником встретиться, – отвечаю честно.

Мог бы и соврать, да зачем? Хорошая ложь дорого стоит, зачем ее бездарно тратить? Шагнул он молча в сторону, проходи, мол, не задерживайся. Я тоже не стал глупыми словами воздух сотрясать, обошел его и на запах травяного чая пошел вглубь поселка.

Вокруг костра четыре человека вольготно расположились. На поддонах разлеглись. С другого конца улицы тоже пост был.

– Ой, подивитесь, люди добрые, – запричитал один из лежавших, – кого к нам занесло! Чистенький, необмятый, с ружьецом новым, человечек из-за речки. Сейчас он все артефакты соберет, нам ничего не оставит! Горе-то какое!

Скучно старожилам, развлечься решили. Поддержим. По закону сцены местный предводитель в таких постановках участия не принимает. Со стороны смотрит. Значит, один из пока молчащей тройки. С оружием у них не очень хорошо. Желтая куртка – обрез, зеленый костюм – укороченный «Калашников», брезентовый дождевик – пистолет с глушителем. Да уж. В штате Техас им бензоколонку не ограбить.

– Не волнуйтесь, – говорю, – не конкурент я вам. Не нужны мне артефакты. Хочу для истории собрать ваш фольклор. Легенды там всякие, байки.

– Этнограф к нам, сирым и убогим, пожаловал, короче, – усмехнулся гражданин с пистолетом. – Добро пожаловать, яйцеголовый!

– Вот, слушай сюда, я расскажу тебе главный секрет долгой жизни в Зоне, – зашептал громко мой первый собеседник.

Тоже, кстати, «Макаров» за поясом – умереть не встать. Мой «Винчестер» здесь пойдет за основной калибр.

– Давай, – соглашаюсь легко.

– Запомни: сталкеры, делающие по утрам зарядку, умирают в сто раз реже остальных, – сказал он и паузу сделал.

Мой ход.

– А почему? – удивился я, надеюсь, достоверно.

– А потому что их в сто раз меньше, чем тех, которые зарядку не делают! – развеселился шутник.

Не лишено смысла и юмора, однако. Посмеялся я со всеми, бутылочку из рюкзака достал, подал собеседнику.

– За наше здоровье, – предлагаю, – от чистого сердца. Мне тут неизвестно сколько Проводника ждать, подскажите, где лучше на ночлег расположиться.

– Забирайся в любой дом, какой понравится – все свободны, – ответил по существу сталкер с бесшумным пистолетом. – В подвалах все занято, шестеро нас. Чего в снаряжении не хватает – прикупи у Сидоровича. Цены, конечно, заоблачные, но лучше без денег остаться, чем без аптечки травму получить. Ты в Зоне, этнограф.

– Про что тебе рассказать, студент? – весельчак по свежим ушам хотел старую лапшу для украшения развесить. – О Черном Камне? О том, как кровосос с контролером поспорили, кого больше сталкеры боятся? Или о Дикой Охоте? Выбирай!

Я, кстати, на самом деле люблю разные истории слушать. Полезно бывает. Но не сейчас. Ничего не произошло, только часовой спину распрямил. Так бывает, когда ствол в пах упирается, знаю – приставлял.

– Разбегаемся! – вполголоса говорю, тихо, но убедительно.

И шмыгнул за забор. Я из неприятностей не выкручиваюсь – раньше ухожу. Они еще сюда идут, а меня уже здесь нет. Народ у костра медлительный подобрался, не послушались они моего совета, а через несколько секунд поздно стало. Два автоматчика в пятнистом камуфляже «Сумерки» к ним подошли. Еще один неудачника с поста привел. А вот и вторая пара – с противоположной стороны. Все в сборе, кроме меня.

– Ну, что у вас в рюкзачках, мясо радиоактивное? Быстро похвастались! – потребовал один из автоматчиков.

Перетрясли их нехитрый скарб моментально, с большим навыком. У автоматчика патроны забрали, точно, у них один калибр. Я видел, как людей убивали, чтобы воду сберечь, меня добротой человеческой удивить трудно. Тут еще как-то все по-детски. Песочница за колючей проволокой.

– Есть еще народ в поселке? – догадался один из налетчиков спросить.

Бывший караульный молча дернулся, типа вздрогнул, а старший группы сразу все понял.

– Уходим, – командует, – и если завтра артефактов не будет, у слепышей радость случится, пир праздничный из шести блюд.

Попятились они до трактора у забора, им прикрылись, и ушли совсем. Оставшийся без патронов владелец укороченного автомата выругался матерно.

– Где этот этнограф? Морду ему набить надо, не мог ясно сказать, в чем дело!

Ну, вот, всегда так. Уйду я от них, злые они. В кармане хрустнул паспорт. Все, бумажка, ты свое уже отслужила, выходить я буду в Белоруссии, стране свободной и безвизовой, лети, Эдичка, легкой пташечкой! Размахнулся документом и кинул его в чердачное окошко. Закрыта страница. Аста ла виста, бэби! И вдоль забора двинулся на запад, надо торговца в его подвале найти, сказать, что клиент Проводника уже на месте.

Офицер

Проснулся я от легкого удара по ноге. Сначала пистолет с предохранителя снял, а потом уже глаза открыл: пулю себе в висок можно и наощупь всадить. Мне сейчас в плен сдаваться нельзя. У меня три Армагеддона на законсервированной базе припрятаны. С ними в руках можно любые условия выдвигать. Не дурак – понимаю. Проще, конечно, прямо сейчас застрелиться, но давно живу – привык уже. Побарахтаюсь. Самоделкин рядом похрапывает, на улице ругань злобная, на севере рокот уже привычный. Хорошо, спокойно. Посмотрел на пол чердака, паспорт поднял. Кто-то выбросил. Эдик. Совсем еще пацан. У меня мой паспорт так и лежит в личном деле вместе с дипломом. Наверное, отдали бы на руки вместе с пенсионным удостоверением.

Прислушался, о чем на улице дискутируют. Быстро понял. Что-то у них тут случилось, пока мы с Витей отсыпались. И сейчас два варианта обсуждалось: уходить дальше в Зону или за забор возвращаться. Мнения разделились. Двое хотели на большую землю, двое на Свалку, еще один – на Агропром, а последний – этнографу морду набить. Чем его он так расстроил – непонятно. Может, человек вообще ученых не любит.

Наконец, кончили они лаяться. Пятеро на дорогу пошли – будут за ограду выбираться. Один остался. Не стал я Самоделкина будить, чужой паспорт в боковой карман рюкзака прибрал. Пусть будет – запас карман не тянет. Он еще полгода годен по срокам. Если патруль задержит, лучше под чужой фамилией маленький срок отсидеть за нарушение режима Зоны отчуждения. Свои документы мы еще в Чернобыле спалили и пепел растерли. От старой жизни у меня немного осталось: часы «Командирские» на руке и жетоны армейские на цепочке. Без них я как голый, да и сдаваться живым нет у меня желания. А карточки номерные банковские уже из новой жизни, их с подполковником из РВСН ничего не связывает. Исчез он, как и не жил тридцать два года на белом свете.

– Эй, там, у костра. Резких движений не делай, спускаюсь, – предупреждаю.

На Витю покосился – спит крепко после приключений наших. Скажи кому, что мы вдвоем спецгруппу уничтожили, никто, на нас глядя, не поверит. А мы и не скажем. Лучше купим носки от «Версаче» и станем крутыми. Как яйца вареные. И путь наш по лезвию неба и бездна у наших ног, и путь, распахнутый в вечность, короче, чем твой плевок. Бризы Атлантики целовали руки, горящие на штурвале, под Антуаном синее море и облака, вдаль над плечом – не встречен, не найден, в небе летит пылающий лайтинг, краткий сигнал, короткий привет на всех языках.

– Кто такой? – меня местный старожил спрашивает. – Как звать?

– Зови меня Стрелком, – предлагаю, – и говори тише, на чердаке напарник спит. А он спросонья злой бывает. Свалили, значит, твои товарищи? Что делать будешь?

Высказался он о товарищах категорично. Выражение «снорки гнойные» меня заинтересовало. Попросил уточнить.

– Ага, прикалываешься, – обиделся собеседник. – Вот когда выскочит из травы прыжком на пять метров мутант в противогазе, вот тогда и посмотрим, какой ты шутник смелый. С оружием у тебя и напарника тоже неважно?

– У меня «Стечкин», у него «Калашников», патронов много, – отвечаю.

– Тогда прорвемся, – обрадовался абориген. – Тут такая хитрость есть: когда слепые псы группу в кольцо берут – главное не паниковать. Встали спиной к спине, и держим круговую оборону. Если три человека есть, то это у каждого сектор обстрела всего сто двадцать градусов – неожиданной атаки уже не будет. Такая компания легко до Свалки доберется, только там тоже бандитов полно – лучше сразу на Агропром уходить, на богатые россыпи.

Ничего я не понял, кроме наличия в этих краях мутантов, бандитов и Свалки с Агропромом. Но и это уже немало. Недавно и этого не знал.

– Значит, судьба нам вместе идти, – говорю. – Ты здешние места лучше знаешь, как рукой махнешь – выходим.

Задумался он:

– Полчаса на сборы, и отправляемся. Неизвестно, что наемникам еще в голову придет. Решат заработать, продадут в рабство Йоге, там, на восточной куче, никто до выброса не доживает, кроме надсмотрщиков. Как у вас с медикаментами? – спрашивает.

Тут Самоделкин вылез из берлоги, и началась суета хозяйственная. На скорую руку перекусили на ходу и удалились по-английски, не прощаясь. Не с кем было.

– Первым делом надо железку пересечь. Три места есть: тоннель западный, сам пост, и восточнее разрыв есть в ограждении. На посту надо ручку позолотить солдатам. Как у нас с деньгами? – вопрос возник.

– Не бедствуем, – Самоделкин хмыкнул довольно.

Точно, полрюкзака дензнаков трех видов. Только американских денег нет. Да и не нужны они здесь – мы же не в Америке. У моста первый раз слепых псов увидел. Кошмарное зрелище: язвы от радиации, шкура клочьями, мертвые бельма вместо глаз. Их надо из жалости всех уничтожить.

– Что за дела, – у меня все вскипело, – тут одна дивизия и пара полков установок залпового огня все за день в пыль сотрет. В чем проблема?

– В артефактах, – абориген отвечает. – Простенький «ломоть мяса» из любой захудалой больнички делает медицинский центр. А сколько их по планете? А артефакты пока только тут. Понял, дурилка картонная?

Кивнул я головой.

– Чего ты понял? – ехидничает.

– Самый могучий артефакт – банкнота банковская, – говорю.

И дальше к посту молча пошли.

Бродяга

А Сема Вентилятор, туз козырной, службу все-таки нес.

– «Свобода» к нам идет, за стволом своим, – докладывает.

– Откуда знаешь? – я удивляюсь.

– Слышу, в ворота уже вошли. А до этого в аномалию гайку кинули, хлопок был, – разъяснил он мне обстановочку.

Тут два бойца в проеме нарисовались во всей красе. Винтовку увидели, дернулись.

– СВД на дороге нашли или прикупили у рыжего дядьки с заячьей губой? Задешево? – поинтересовались небрежно.

– Точно, у него на дороге сменяли на последний презерватив, – скалюсь в ответ. – Был ему зачем-то срочно нужен. Наверное, нашел рыжий красавец кого поиметь.

– Пошутили, и хватит. Мы тебе за ловкость рук предъявлять претензии не можем, наш клан за свободу во всех ее проявлениях. Не поймали – значит, ты прав. Давай мы тебе в любом деле сегодня поможем, а ты нам за это винтовку вернешь. А то нам будет клизма из скипидара с патефонными иголками. Войди в положение, брат!

Когда со мной по-хорошему, то из меня можно веревки вить. Только это секрет. Махнул я рукой Серому: «Подходи, говорить будем».

– У Йоги на полигоне техники девять стволов с утра было, нас пятеро…

– Шестеро, – Сема, глаз не открывая, сказал.

– Семеро, – Паганель голос подал с лежанки.

– Я тут один тоже не останусь, ветер вон как страшно завывает, – последний бомжик по жизни определился. – С вами пойду.

– Восемь. Ну, сталкеры, бродяги Зоны! В клан никто не хочет? – боец «Свободы» удочку закинул.

– Еще выжить надо, пошли, пофлиртуем с костлявой девушкой. И снова танцы с кровью на снегу: вальс «Гемоглобин», – говорю.

– Где ты снег увидел? – Серый не понял.

– Зато крови будет много, – Паганель его утешил.

Собрались легко. Винтовку я сразу снайперу отдал. Для дела полезнее. Оружие должно быть в умелых руках. С ним Сема Вентилятор пошел и бич наш безымянный. Проводник с Паганелем должны были по плану в тыл к банде зайти.

А нашей ударной тройке надо было проходную на кладбище техники в лоб брать.

– Пошли. Наверняка Йога уже всех в лагерь вернул. Группа пропала – не шутка. Детекторы у них отключены были: они в засаде сидели – могут и на поиски пойти, – Проводник сказал.

И двинулась наша сборная команда в бой. И ты был слаб, и ты был глуп, но все мосты сожжены, их не вернуть, они не смотрят назад, и ты встаешь, и на плечах твоих закаты весны как генеральские погоны лежат. Крутые дяди говорят: «Твои потуги смешны. Куда годна твоя дурацкая рать? Подумай сам – коснется дело настоящей войны – они же строя не сумеют держать!» Ты серый прах смахнешь с лица, ты улыбнешься легко. Ты скажешь: «Верно. Но имейте в виду: где ваши штатные герои не покинут окоп – мои ребята не сгибаясь пройдут».

Подождали мы суеты в стане врага и начали короткими перебежками, прикрываясь кустами и складками местности, к будке у шлагбаума подбираться. Жаль, гранатами не покидаешься – пленных осколками посечь может. Выскочили на открытое место метров за двадцать до цели и замерли на мгновение. Сколько секунда длится? Если в эту секунду надо шагнуть под пули – долго секунда длится. В это время очереди с дальней стороны раздались. Проводник с Паганелем в бой вступили. Заорали мы кто что. Я – «Ура!», боец клана – «Свобода всем даром!», Серый – «В бога душу мать!». А в лагере уже вой стоит – народ бригадиров и холуев Йогиных в руки взял ласково. Тут все знали, что слово «милосердие» – дурацкое и в корне неверное. Каждый норовил от бывшего представителя элиты кусочек оторвать. Сначала что полегче на сувениры разобрали: уши там, губы с носами – потом пинать начали. Потом эти куски мяса в аномалию ближайшую покидали, склад вскрыли и начали праздновать. Через час у нас уже был готов свеженький покойник – двое между собой подрались.

– Когда Арата еще не имел горба, был строен как тополь и звался Арата Красивый, он прикончил адмирала пиратской эскадры и дал всем рабам волю. Закончилось все на редкость кровавым безобразием, – сказал мне снайпер «Свободы». – Винтовочку мы отработали, претензий нет? Тогда мы уходим. Будет здесь тоскливо – приходи к нам. Рекомендации в клан сразу дадим.

И свалили они в ночь, ребята тертые – не пропадут. А мы можем. В лагере всего шестеро бандитов было, трех перестрелял снайпер, двоих свалил Проводник, и последнего убил Паганель. Нашей тройке даже выстрелить не пришлось. А сам Йога с парочкой бойцов на поиски ушел. Если он сейчас вернется – ох, и лихо же будет. На полигоне человек сорок в разной степени упитости, кто уже в драбадан нализался, а кто еще на подходе к этому заветному рубежу. Выстрел раздался.

– Серый, поможешь? – спрашиваю.

– Конечно. Пошли в Ангар. Мы этих тварей освободили, пусть ликуют. Надо в вертолете обыскать все тщательно и валить отсюда.

Интересный взгляд на проблему, подумал я. Может, так и надо? Не умеют жить нормально, так пусть и не живут? Перестрелять их к ядреной фене из соображений гигиены? В рамках очищения мира от скверны. Тут опять визг раздался. Снова сцепились.

Вылетел я в круг, там человек пять развлекаются.

– В одну шеренгу становись! – ору.

Зрители дернулись строиться, а драчунам мои крики параллельны. Ладно, сами напросились. Первому прикладом промеж лопаток врезал со всей дури. Хекнул он и лег пластом. Второму коленом в пах, третьему локтем в солнечное сплетение. А оставшаяся парочка ножи достает. Мне и стрелять не с руки, авторитету ущерб, и резать себя давать я не намерен, и автомат бросать – финку выдергивать, мне не дадут. И кончилось время раздумий. Кинулись они с двух сторон. Одному железом в переносицу успел выдать, у него мясо клочьями повисло, а к моему горлу лезвие неторопливо идет. Дергаю я шеей, лязгаю зубами и вцепляюсь в руку с ножом. Ствол мой так же неспешно вверх пошел. Через обе губы кровавая полоса неторопливо чиркнула, зацепила ноздрю, порвала ее, и кровь начала в первую каплю собираться. А потом неожиданно поток красный хлынул.

– Кто тут еще русский язык перестал понимать?! В одну шеренгу становись!

Стою один у костра, все остальные напротив. Во рту кровь плещется, сглатываю все время.

– Серый, Вентилятор, Паганель – ко мне!

Выскочили, рядом встали.

– Кто с оружием – три шага вперед!

Человек десять вышло. Правильно – шесть автоматов от бандитов осталось, наши пьяницы шатаются, наотмечались. Остальные с пистолетами, значит.

– Паганель, разбей их на две смены. Кто потрезвее – сразу на пост ставь, вторая смена до трех спит. Потом заступят в караул. Все, выполнять!

А кровь ручьем хлещет.

– Серый, посмотри, что там у меня? – говорю.

– У тебя здесь дырка, – поставил он диагноз и тампон из аптечки мне в рот засунул.

Поискал на траве рядом с поверженными драчунами, и подал мне белый кусочек.

– Твой клык, однако. Вывернул из десны. Палец ты ему откусил напрочь. На цепочку прикрепи, талисман будет. И звать мы тебя будем Клык.

Мне понравилось.

– Согласен, – говорю.

Так мой второй день в Зоне и закончился. Морпехи нигде последними не будут. Не так нас учили.