Текст книги "Черное сердце (СИ)"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Дегтерёв… Мысли сводятся к нему. Ни разу не видела его таким потерянным, молчаливым, точно сомнамбула. Если случилось нечто скандальное, сплетни бы уже обмусолили в жёлтой прессе, а любители – промыли кости. Так ведь ничего подобного не слышно. Остаётся пара вариантов, но один мразматичней другого. Первый: Дмитрий устал от бизнеса и хочет отдыха. Второй: заколдовали… Скептически усмехаюсь и тотчас хмурюсь. Идиотизм, конечно, но самое подходящее. Особенно, если учесть область деятельности, в которой работаем – аномальные туры, чёрные зоны, ведьмаки. Дегтерёв знал немало колдунов, экстрасенсов… Кхм, перешёл кому-то из них дорогу?
Даже мурашки по коже бегут, по позвоночнику холодок, ладони потеют. Если так: дело – дрянь! Вероятно, хворь нагнали, сглазили или порчу навели. Нервно сглатываю – а что же меня тогда ожидает?.. Брр…
Чуть помучавшись-отдохнув, выуживаю из сумочки телефон. Нужно позвонить Вадиму. Давно пора, но так хочется тишины. Быстрым набором вызываю:
– Да! – звучит взволнованный голос мужа.
– Привет, – с нежностью мурлычу, снова откинувшись на подушки. Улыбка против воли касается губ. – Ты как?
– Всё отлично, как у тебя? – тон Вадима меняется на довольный.
– С Дегтерёвым договорились на вечер, – отчитываюсь, вновь кипя от радости. – В ресторан приедет его адвокат с документами. За ужином подпишем. Единственное, торговаться не стала, – кривлюсь мыслям, – и так золотую жилу покупаю.
– Ведьмочка, дело твоё. Ничего не жаль, если считаешь, что кровь из носу надо. Дерзай!
– Спасибо, Вадимушка! – с чувством шепчу. – Твоя поддержка для меня много значит.
– Правда?.. – игриво протягивает муж. Не удерживаюсь от улыбки: давненько Вадим так интимно мне не отвечал. – Извини, что не смог быть с тобой…
– Перестань, – отмахиваюсь. – Главное выздоравливай.
Приняв душ, облачаюсь в вечернее платье. Ничего вычурного и супердорого – классическое чёрное короткое платье с округлым декольте. М-да, вроде не полная и не тощая, но общий вид чуть портит, с моей точки зрения, крупноватая грудь. Долго перед зеркалом не кручусь: чуть подкрашиваю ресницы, оттеняю веки, скулы, ретуширую синяки под глазами, – всё же усталость берёт вверх, – губы выделяю алым перламутром. Так как к вечеру готовилась ещё дома, не забываю прихватить подарок мужа к юбилею совместной жизни. Набор – серьги, колье и кольцо… Сегодня как никогда кстати – яркие сапфиры подчеркивают глубину взгляда, мраморность кожи, утончённость пальцев.
Оставшись довольной отражением, ещё раз сверяюсь с часами – пора, ужин должен начаться, – выхожу из номера.
***
Спускаюсь в банкетный зал. Блики от драгоценностей, приглушённое освещение, тихое перестукивание ложек, бокалов, переговоры людей. У закрытой вип-зоны суета, официанты, охрана… Видимо, там Лаурьер. Осматриваюсь и нахожу Константина, Дмитрия Бенедиктовича, и ещё одного мужчину – вероятно, адвоката Дегтерёва.
Приближаюсь, неспешно лавируя между столиков. Костя почтительно встаёт:
– Выглядишь отменно! – расплывается в улыбке, не ответить невозможно:
– Спасибо! – обвожу остальных взглядом: – Всем добрый вечер.
– Добрый… – эхом отзываются мужчины, приветливо улыбаясь.
Друг галантно отодвигает стул – сажусь, беру папку пурпурного цвета с выгравированными золотыми буквами «Меню» Листаю… Выбираю рататуй и бордо, откладываю меню. В полной тишине дожидаемся официанта. Делаем заказ и пока его готовят, смакуем вина.
– Думаю, самое время подписать документы, – Костя отпивает и ставит бокал на место.
– Конечно, – чуть отстранённо кивает Дегтерёв и даёт негласную команду своему адвокату: – Юрий Агапович...
Мужчина достаёт из чемодана увесистую папку и протягивает мне. Изо всех сил скрывая дрожь в руках, забираю. Открываю… Договор «купли-продажи». Быстро пробежавшись по строчкам, пролистываю, акцентируя внимание на нескольких пунктах: «требования к продавцу», «…покупателю», «оплата», «штрафные санкции». Всех тонкостей не знаю, поэтому, найдя второй экземпляр договора, вручаю Константину. Мы ему платим – вот пусть и вчитывается в подробности. Мичурин изучает минут десять – тёмные глаза забавно бегают из стороны в сторону, будто курсор, поспевающий за змейкой букв при наборе текста.
– Все в порядке, – констатирует и протягивает мне ручку, а Дегтерёву второй экземпляр. Мы дружно ставим резолюции и обмениваемся копиями. Адвокаты в этот момент созваниваются с сотрудниками банков – убеждаются, что операция по переведению денег со счёт на счёт завешена. Как только все формальности улаживаются, договора у адвокатов, мы, наконец, расслабляемся.
– За успешную сделку! – открыто улыбаюсь. Официант нам наполняет бокалы, мы недружной волной поднимаем, чокаемся, закрепляя сделку и пригубляем. Голод тихо подкрадывается и, только, сейчас, даёт о себе знать, – в желудке предательски урчит. Но выручает ещё один официант, появившийся как нельзя кстати, – светловолосый, миловидный парнишка лет двадцати. Ловко расставляет заказ перед Дегтерёвым, его адвокатом. Скрывается и вскоре уже передо мной и Костиком красуются наши тарелки с едой. Ужин проходит мирно.
– Так всё же, – не свожу взгляда с Дегтерёва и чуть подаюсь вперед. – Почему?..
Загадочность вопроса никого не смущает. Усталость на лице Дмитрия проявляется всё сильнее, под впавшими глазами ярче обычного виднеются синяки. Некогда бодрый и крупный мужчина, сейчас – похудевший, квелый, понурый. Облокачивается, как только официант убирает лишние приборы:
– Я болен! – смотрит внимательно, без тени улыбки. – Рак четвертой. Живу только на обезболивающих, и даже знаю примерную дату смерти!
С губ срывается горестный вздох:
– Дмитрий…
– Не стоит пустых: «я сожалею», – не грубо отрезает Дегтерёв с некоторым безразличием. – Я получил то, что заслужил.
Что сказать после такого – понятия не имею. О «заслугах» и «подвигах» этого человека уж очень хорошо знаю. Но одно дело, когда видит и оценивает человек со стороны, а другое – ты сам! Разве бывает, что бы настолько кардинально менялись?
Точно читая мои мысли, Дмитрий Бенедиктович поникши кивает:
– Звучит странно, но это так! Я сумел за короткий срок расставить приоритеты на свои места. Столкнувшись с жестокой правдой жизни, переоценил ценности.
– Вы меня пугаете, – опешив, кошусь на Костю. Мичурин серьёзен, вертит в длинных пальцах бокал с красным вином, но глаза бесстрастно следят за Дегтерёвым. На миг ловит мой взгляд и снова отводит.
– Не беспокойтесь по пустякам, – отмахивается Дмитрий, скупо улыбнувшись уголками губ. – Это моя переоценка, хотя она рано или поздно ждёт всех нас.
– И что же для вас теперь главное? – осторожничаю.
– Душа.
Простота ответа настораживает.
– О-о-о, – протягиваю и робко соглашаюсь: – она нетленна…
– Опять пустые слова. Чтобы понять их смысл, нужно проникнуться в их глубину. Или… быть зажатым в узкие рамки реальности: всё есть тлен!
Опускаю глаза. Уж больно колют слова Дегтерёва, словно тыкает в недалёкость.
– Не хотел вас обидеть, Вита Михайловна, – уставшим тоном извиняется Дмитрий Бенедиктович. – Дело в вашей молодости и горячности. Я не лучше – даже хуже, но рад, что прозрел.
Откинув обиду, вновь смотрю на Дегтерёва:
– Значит, теперь боритесь за свою душу?
– Борьбу проиграл давно! Но душа настолько важна, что буду заботиться о ней хотя бы последние мгновения жизни. Лучше поздно, чем никогда.
Сказать, что в шоке, значит, ничего не сказать! Чёрт знает, что! Всегда циничный Дегтерёв никогда не позиционировался как праведник. Всё, что о нём слышала, читала, знала, в конце концов – Дмитрий Бенедиктович беспринципный, холодный, расчётливый бизнесмен, не совсем «чистый» в делах и поступках, не гнушается помощи бандитов, подкупа властей… В общем, ничем, что бы помогло увеличить значимость в верхах и наличность на счетах. За ним не значится благотворительность без стопроцентной обратной выгоды. Лицо, если и мелькает на экранах и таблоидах то, либо с лоском и в окружении нагламурненных девчонок, либо в кругу властительных мира сего. Сейчас же он – безгрешный праведник, не интересующийся благами земли-матушки и богатствами роскошной жизни. Бред… Вопросы то вертятся на языке, то застревают. Совесть не позволяет залезть глубже в тайны Дмитрия, но очень хочется.
По залу летит волнительный шёпот, гудение. Музыканты плавно завершают композицию и умолкают. Поворачиваюсь к сцене. Работники без суеты перетаскивают инструменты, обустраивая место для… Вейти Лаурьер. Дива их чуть слышно направляет – командует, держась в тени кулис, возле лестницы и вскоре выходит. Зал тотчас задаётся нарастающими аплодисментами. Короткое алое платье, отороченное золотом, не скрывает стройности фигуры. Чёрные туфли на высоченных шпильках визуально стройнят и без того длинные ноги. Рыжеволосая красотка с карими глазами встаёт у микрофона, одаривает зрителей обворожительной улыбкой, поднимает руку… Ресторан тотчас погружается в благоговейную тишину. Еще секунда – и льётся спокойная музыка. Вейти Лаурьер считается одной из самых таинственных певиц столетия. Её тексты и музыка передают не только счастье или горечь от любви, но и некий мистический характер, обволакивают звуками, переливами, погружают в другой мир. Мир грёз, даже если пропитан болью.
Никогда не была поклонницей Вейти, но услышать вживую столь дивную песню оказалось незабываемым. По коже контрастом расползается то тепло, то холод. Порой замечаю: слушаю, затаив дыхание. Но я не одна – Лаурьер зачаровывает голосом весь зал. Она не выкручивает немыслимые па, но танцует в такт – лёгко, непринужденно, неспешно и очень эротично. На миг становится завидно: певица настолько совершенно владеет телом, что даже настолько простые движения и то – источают нескрываемую сексуальность. Как в своё время Мэрилин Монро – только выйдет на сцену и её уже хотят. Запоёт или белоснежно улыбнётся – кончают. Томно прикроет глаза – готовы умереть. Понятно, что не всем дана такая сила магнетизма, но порой хочется обладать хоть крупинкой такого дара. Не для массового использования, а так, чтобы себе повысить самооценку не как бизнес-женщине, а как любовнице и соблазнительнице… Видимо, не мой удел.
Только музыка стихает, зал наполняется бурными аплодисментами. Вейти очаровательно улыбаясь, благодарно кивает, а стоит зрителям успокоиться, вновь затягивает песню. Музыканты подхватывают, я вновь окунаюсь в завораживающие грёзы песни.
– Она часто поёт о смерти, – негромко подмечает Костя мне на ухо, – поговаривают, что Вейти верит в загробный мир и таким своеобразным способом пытается приблизиться к нему. Ведь только там можно найти защиту от боли и страданий этого.
– С чего такое взял? – удивлено смотрю на друга. – Читаешь её мысли?
– Нет, – усмехается Мичурин. – Читал интервью. Цитата неточная, но… – наигранно серьезнеет: – «Боль испытывают, когда сомневаются. Чтобы избавиться от физической, нужно уйти в другой мир, а душевную излечит только забвение».
– Боже, – тихо хихикаю. – В последнее время, все говорят о душе и ином мире. К чему бы это?..
– Вероятно, новое веяние, – подыгрывает друг и заговорщицки подмигивает: – Как в своё время Каббала, йога, вампиры, секты, оплодотворение из пробирки…
– Кхм… – морщусь. – Главное, не заразиться.
Вейти Лаурьер заканчивает песню и под дружный шквал аплодисментов спускается в зал. Её тотчас окружают восторженные зрители, но «насесть» на диву не позволяю секьюрити – высокие, широкоплечие охранники. Берут в кольцо и если подпускают, то только по одному – певица раздаёт автографы.
Мой телефон, сиротливо ютившийся на столе, настойчиво помигав неоновой подсветкой и слегка провибрировав несколько раз, утихает – получено сообщение. Нехотя беру. Незнакомый абонент… Сердце принимается отбивать неровную чечётку, пальцы не слушаются нажимая «читать».
«Сука, пока есть время, развлекайся – всё равно тебя настигнет кара. Сдохнешь, как и родители!»
Нервно сбрасываю сообщение и на ватных ногах встаю. В голове точно набат колоколов, на горле удавка. От волнения едва сознание не теряю. Срочно в номер! Там лекарство, успокоительное! Принять и всё обдумать уже с холодной расчётливостью.
– Простите, – голос предательски дрожит. Невидящим взором обвожу зал, пытаясь усмотреть злодея – он здесь, а если нет, то, как узнал, что я… развлекаюсь?! Взгляд ни за кого не цепляется. – Вечер был великолепен, – бубню в никуда, – но я устала. Мне нужно в номер. Всего наилучшего! Дмитрий, – отчуждённо киваю Дегтерёву, но его не вижу – перед глазами пелена. – Юрий Агапович, Костя…
Не дожидаясь ответа, иду на выход, судорожно сжимая телефон. В висках, будто дятел, колотящий клювом дерево. Маньяк!.. Опять достал!
Как назло, желающие получить автограф перемещаются к дверям. Даже не смотря на воспитание, в такие минуты народ больше смахивает на обычную беснующуюся толпу. Суетятся, волнуются. Проталкиваюсь и на ходу извиняюсь:
– Пропусти… Будьте добры… Дайте пройти… Простите…
Сборище уплотняется – раздражаюсь, но безжалостные руки, больно стиснувшие мои плечи, усмиряют пыл:
– Не прощу!.. – рокочет бас над ухом.
Испуганно вскидываю голову – надо мной возвышается бугай с суровым лицом. Скорее мужественным, чем красивым, а ещё скорее, пугающе завораживающим. От мужчины исходит ощущение грубой энергии, перед которой трудно устоять. Устрашает, подавляет мощью, производит сильное, неизгладимое впечатление. Брюнет лет сорока пяти с аккуратной стрижкой. Бакенбарды переходят в лёгкую небритость. В ухе нечто похожее на крохотный наушник, что толкает на мысль – мужчина секьюрити.
Высокий лоб прорезают три вертикальные морщины. Тёмные густые брови хмуро сдвинуты к переносице. Глубоко посаженные крупные бархатно-зелёные глаза недобро поблескивают. Крылья чуть искривлённого крупного носа грозно трепещут. Губы сжаты в узкую полосу, отчего резко очерченный подбородок, совсем нагло выпирает. Признаться, гадко, но я точно загипнотизированная не могу отвести взгляда. Мужчина смотрит прямо, пристально, испепеляющее и это не нравится… Однозначно, категорически. Морозит до гусиной кожи.
– За автографом в очередь, – чеканит верзила, буравя… Ужас! Травяные глаза заливаются чернотой. Она расползается во всю глазницу, точно у демонов в фильмах. Неудобная заминка смущает окончательно.
– Он мне не нужен, – выдавливаю жалобно, придя в себя.
Только сейчас понимаю, что не дышу всё это время. Лучше бы и дальше не дышала. Глупость, конечно, но как же зря глотаю воздуха. Лёгкие будто заполняются наркотиком. Знакомым до боли и щемящей нежности. Таким мощным, что мозг отключается – точно ухаю в безбрежный океан счастья, давно потерянного, но внезапно обретённого. Ноги и без того не держат, а резковатый аромат парфюма и мужского терпкого пота погружает в новую стадию онемения – по телу словно пробегает разряд тока. Едва не падаю в объятия грубого секьюрити. Смешинки украшают его бездонные глаза, губы чуть смягчаются, уголок криво ползёт вверх.
Чёрт! Неужели догадался, что из-за непонятной реакции на него нахожусь в ступоре?!. От самодовольной надменности зверею:
– Или чтобы выйти из зала и подняться в номер, мне тоже в очередь встать?
Мужчина изучает до неприличия долго. Точно оценивает, примеряет, сравнивает:
– В свой – нет, а вот в мой – да…
– Хам! – шикаю возмущённо, намереваясь ударить, но пощечины не случается. Даже пикнуть не успеваю – верзила без особых усилий перехватывает руку возле своего лица и, заломив за спину, рывком подтягивает меня к себе настолько близко, что утыкаюсь носом в широченную грудь. Ощущаю пьянящий аромат, снова дурею.
– Так бьют, когда жаждут поцелуя, – вкрадчивый шёпот обжигает ухо. Тело неотвратимо задаётся жаром, щёки горят. Боюсь даже пошевелиться. Интимный тон окунает в пучину грёз, похлеще чарующего пения Лаурьер. – Но вы не в моём вкусе, – леденеет голос. – Проходите.
Задыхаюсь от негодования, но кого это волнует?!. Ни секунды не медля, охранник подталкивает меня в спину к выходу. Чуть не ухаю на пол, но чтобы окончательно не проиграть сражение, гордо выпрямляюсь, вскидываю подбородок и, не глядя назад, иду к дверям. Впервые не знаю, что сказать – язык будто примерзает к нёбу.
Выскакиваю в фойе и глубоко вздыхаю. Охранник – сволочь, тварь… мерзкий тип. Как позволил себе такую наглость? От возмущения киплю точно вода на огне. Стоп! Какое мне дело до секьюрити? Своих проблем навалом. Взгляд потерянно блуждает по оживлённому холлу, – мраморные колонны, стены с картинами, большие окна, мягкая мебель, ресепшн, довольные посетители, работники, – пока не останавливается на собственных руках. Одна – занемевшая, всё ещё стискивает мобильник. Из-за охранника совсем забываю о маньяке – словно помутнение случается и рассудок отшибает. Такое возможно?.. Ерунда какая-то. Самодовольное, циничное хамло своей выходкой вытесняет мысли о телефонном имбециле?.. Брр…
– Вит, – слышу голос Костика. Друг спешно нагоняет. Не оборачиваюсь, но на силу разлепляю непослушные губы:
– Нехорошо себя чувствую!.. – кидаю через плечо и ускоряю шаг. Хм… Позвонить мужу или нет?.. Если позвоню, будет волноваться, может сорваться в Москву, а это вредно для его сердца. Лучше промолчать. Со мной равняется Мичурин:
– Что случилось? – смотрит в упор.
– С кем? – придаю голосу лёгкости. Неужели Костя заметил выходку охранника и мой казус. Позор!
– Почему так поспешно ушла? – терпеливо поясняет друг.
Наконец, осмеливаюсь покоситься назад – толпа ещё не рассеялась, но наглеца-секьюрити не видно. Слава богу!.. Чуть мнусь, но решаюсь и протягиваю мобильник Костику:
– Опять сообщение! Вадиму не хочу говорить, надеюсь, и ты промолчишь.
Мичурин хмурится. С минуту изучает звонки и сообщение. Задумчиво поджимает губы и возвращает трубку:
– Ты права. Не стоит его беспокоить, и так последнее время чувствует себя плохо, – берёт меня под локоть, увлекая к лестнице. – Но и Александру ты обещала, что, наконец, обратишься за помощью. Самое время! Вит, ты же понимаешь, что это значит… – вопрос риторический – только киваю, опуская глаза. – Преследователь знает, – понижает голос друг, – чем ты занимаешься, где и что делаешь в данную минуту. Это плохо. Очень плохо...
– Понимаю! Всё понимаю, – устало качаю головой. Мы останавливаемся перед ступенями. Пропускаем спускающихся и медленно идём наверх.
В номере спешно принимаю лекарство, скидываю одежду, умываюсь и падаю на постель – долгий, нескончаемо насыщенный день. Пора спать! Утро вечера…
Глава 5.
Приняв душ, одеваюсь в тёмно-синий костюм: глубоко-декольтированный пиджак с белоснежным топом и зауженные брюки на тоненьком ремешке. Чёрные туфли на высоком каблуке. Классический бардак на голове чуть упорядочиваю, закрепив непослушные локоны на затылке, но самые вредные выбиваются, обрамляя осунувшееся лицо, – ещё бы, добрые полночи не спала. С макияжем не усердствую – чуть туши на ресницы, блеска для губ. На улице хоть и июнь, но погода совсем не радует – хмурая серость висит с утра. У парадного выхода уже ждёт такси.
– На Вознесенского семнадцать, – откидываюсь на спинку заднего сидения «Пежо».
В планах встретиться с колдуном. На днях прошёл слух, что появился сильный ведьмак. Узнав, где и кто, секретарша быстро созвонилась с ним и договорилась о встрече. Мне нужно проверить, насколько он хорош или плох. Иннокентий Никифорович назначил приём на четырнадцать. Послушаю, что скажет. Кто знает, а, может, и правда, удивит?!. Так или иначе – встреча, а потом назад в Питер! Ура! Уже скучаю по дому, мужу…
Смотрю в затенённое окно. Москва ужасает размахом, суетой и архитектурными изысками, пестрит рекламами, вывесками, щитами. Магазины, бутики, салоны, кафе, рестораны – мелькают сплошными бесконечными полосами вдоль широкой многорядовой дороги, под завязку полной всевозможными машинами. Бибикающими, подрезающими, торопящимися, наоборот, тормозящими. В Питере очень похожая картина, но в столице ощущается необъяснимая суета и давление. Не родная… чуждая…
Мой водитель ловко управляет авто – перестраивается, точно в шахматы играет, женский голос из навигатора навязчиво вещает:
– Через двести метров сверните налево. Через сто восемьдесят метров сверните налево. – И плевать, что авто на третьей центральной полосе.
Шофёр уверенно поглядывает в зеркала, занимает пустующее место, целенаправленно приближаясь к повороту.
Закрываю глаза и погружаюсь в раздумья. Слишком много всего произошло за два дня. Новые угрозы, налоговая, завещание, недуг мужа, поездка в Москву, подписание договора, встречи… Наглые секьюрити… Подарки от Ивакина… Как бы не чокнуться и так всякое мерещится. Точно! Совсем забыла. Чуть помедлив, распахиваю сумочку и выуживаю зеркальце – презент мужа. Осторожно открываю, и не сразу решаюсь глянуть – и так боязно. Кручу в руках, несмело гляжусь.
Отражение моё… слегка напуганное. Всматриваюсь – вроде никого больше нет. Вот и отлично! Захлопываю и убираю – пусть лежит. Машина плавно сворачивает на очередном повороте, водитель тормозит:
– Приехали!
Расплачиваюсь:
– Подождите здесь. Я не больше часа, а потом обратно.
Шофёр кивает и выходит из авто. Услужливо распахивает передо мной дверцу.
– Спасибо! – бросаю, рассматривая стандартную пятиэтажку в народе прозванную хрущёвкой. Серо-жёлтую, облицованную мелкой плиткой. Поднимаюсь на крыльцо, набираю на кодовой панели тринадцать. Мелодичная трель довольно долго сигналит – даже подкрадывается ощущение: никого, как вдруг неровно пропев, согласно пиликает: входите. Дверь поддаётся легко. Всегда считала, что на каблуках могу даже бегать, но подъём на четвёртый этаж ощутителен для ног. Дверь нужной квартиры приоткрыта, но, секунду помедлив, благовоспитанно стучу – молчание. Стучу настойчивей – тишина. Кхм… Что ж, не тарабанить же! Берусь за ручку и чуть сильнее распахиваю дверь – она мерзко скрипит в ответ, но отворяется. В нос бьёт сладковатый запах палёного сухостоя, а точнее, марихуаны. Морщусь и несмело ступаю внутрь:
– Здравствуйте, – робко заглядываю. – Мы договаривались на сегодня.
Света нет – только дневное, уличное. Дощатый пол, как и дверь, поскрипывает. От каждого шага по коже высыпает морозец – за мной следует тень, но так жутко странно, что непроизвольно вздрагиваю, только останавливаюсь осмотреться. Обои длинного коридора обшарканы, местами обвисают. У первой комнаты нет двери, пожалуй, так же, как и у кухни. Она ближе. Заглядываю и повышаю голос:
– Иннокентий Никифорович!
Зеленоватая краска на стенах облуплена, а на полу – местами вздыблена, местами смыта, некогда побелённый потолок, пожелтел. Мебель – старая, полки – сломаны, дверцы частично отсутствуют. Почерневший от копоти чайник-свисток на грязной электрической плите. По соседству, на ближайшей конфорке, сковородка с жареной картошкой, неизвестно какой давности. Запах – убойный, будто на мусорку пришла. Неудивительно! Она самая притаилась возле мойки, вернее, от пола до мойки. В проржавевшей раковине гора посуды. У другой стены прямоугольный стол с едой: разбросаны куски хлеба, на краю надкусанный бутерброд, на блюдце порезанный, квёлый помидор и огурец, тарелка с засохшей селедкой и луком в остатках масла. По обеим сторонам обеденного стола табуреты. Холодильник… Боже! Такие ещё существуют?!. С выцветшей молочной краской и гордым названием «Днепр». Смешно ли, раритет сейчас, конечно, в моде, к тому же в «те» времена умели делать на века, но чтобы на такие?!. Ведь стоит агрегат, и даже звуки издает – гудит, вибрирует…
Вдалеке раздаётся приглушенный мужской голос и поспешный топот. Чуть дальше по коридору со стуком отворяется дверь, из комнатки стремительно выходит невысокий, крепкий мужчина в костюме цвета мокрого асфальта и светлой сорочке. Редкие волосы растрепаны, оголяют залысину на макушке. Голову вжимает в плечи, сутулится, благодарно часто-часто кланяется. Маленькие тёмные глаза-бусины встревожено бегают, на лбу выступает испарина. Тонкие губы открываются, но звуков не слышно. Ни разу не оглянувшись, а меня словно и не заметив, скрывается за порогом квартиры, осторожно затворив за собой дверь.
– Жду! – вспугивает меня чуть хрипловатый мужской голос, знакомый до ужаса и омерзительный неистового трепетания сердца. Вздрагиваю, оборачиваюсь к таинственной дальней комнате – хозяина до сих пор не видно. Цену набивает, страху нагоняет? Не хотелось бы признаваться, но получается. Мурашки, поспевая за гусиной кожей, бегут по телу. Ноги не слушаются, едва переставляю. Чей же это голос?.. Где слышала?.. Мысли прерывает очередной чуть грубоватый рык ведьмака:
– Сюда ступай!
Напряжение так и витает. Воздух тяжёлый, спёртый. Иду медленно, настороженно всматриваюсь в относительную темноту. Краем глаза замечаю: поспевающая за мной тень разрастается, чуть обгоняет. От страха потеют ладони. Боязно до писка и до жалобного визга. Осторожно приближаюсь к комнате и, глубоко выдохнув, ступаю внутрь. Странно, раньше не сталкивалась с подобными комнатами людей, обладающих паранормальными силами, а видела множество. Как правило, в дизайне элементы знахарства, ведовства – разные пучки трав, карты, руны, камни, амулеты, талисманы, свечи и прочая атрибутика, кричащей громче владельца и его деяний: здесь магия, колдовство!
Хм… Небольшая полупустая комнатка также в полумраке – единственное окно занавешено плотной синеватой шторой. В центре комнаты круглый стол, правда, взгляд задерживается на изогнутых ножках – ручная работа, да, к тому же похоже, на настоящее дерево. По обе стороны стулья – в том же стиле, что и стол. У дальней стены старенький комод с парой свечей, бросающих блики на овальное зеркало в посеребренной оправе, с причудливым рисунком – не то змеями, не то переплетающимися растениями.
– Садись! – командует ведьмак и указывает на стул напротив себя. Колдун тоже необычный – не старик как ожидала. Лет пятидесяти, или чуть моложе. Довольно высокий, широкоплечий. В мятой выцветшей футболке, спортивных растянутых брюках и прохудившихся домашних тапочках – большие пальцы торчат из небольших лохматых дырок. На голове точно птичье гнездо – коричневые волосы всклочены в беспорядке. Лоб пересекают толстые горизонтальные морщины. Густые, размашистые брови нахмурены с изломом. Маленькие, настолько голубые, что практически белые глаза, следят недобро. Скользят изучающим взглядом с дотошностью собаки-ищейки. Блестят настороженно, подозрительно. Крылья крупного носа широко распахиваются и нервно трепещут – колдун явственно принюхивается. Водружает волосатые руки на стол. Глядит в упор, будто сканирует.
От ужаса, не могу собраться с мыслями, тем более вспомнить, где встречала мужика. Точно зачарованная, судорожно прижимая непослушными пальцами к груди сумочку, сажусь.
– Не трусь! – ухмыляется ведьмак, но глаза остаются такими же суровыми и холодными, словно ледники Антарктиды.
– Здравствуйте, – выдавливаю через силу.
– Пришла мужчину приворожить или бизнес хочется более успешным сделать? – прищуривается, губы искривляются в презрительной усмешке.
О! Дело меняется. Не всё так страшно, как может показаться на первый взгляд. Испуг стремительно испаряется, на место оцепенению приходит спокойствие, и даже небольшое ощущение собственной могущественности. Ведун, а не ведает! Нет, конечно, сложно угадать, зачем пришёл посетитель, но колдун и психолог – как братья близнецы. Прочитать клиента обязаны за секунду. Этот не справляется. Так сказать, проваливается на первой же секунде негласного экзамена. Сажусь удобнее – гордо вскидываю подбородок, опираюсь на спинку стула, закидываю нога на ногу:
– Не совсем… – от неожиданности захлёбываюсь ужасом и чуть не прикусываю язык. Колдун вмиг перегибается через стол, дёргает к себе за руку – в кожу будто сотни игл втыкаются. Тщетно попытаюсь освободиться, но цепкие пальцы лишь стискивают сильнее. Запястье словно в раскалённых тисках, даже жар ощущается. На горле точно удавка стягивается – силюсь молить, отпустить, но и звука не издаю – шлёпаю губами словно рыба.
– Правда? – шипит разгневанно ведьмак, краснея от натуги. Дикие, совсем побелевшие глаза вылезают из орбит, ноздри яростно подрагивают, звериный оскал леденит кровь. – А я решил, что передумала, и станешь, как все о мелочах суетиться, – едва не брызжет слюной. – С проверкой заявилась? Думаешь, она мне нужна?.. Хочешь узнать о прошлом? О родителях? О звонках и письмах? О будущем? – гогочет как ненормальный: – Плевать я хотел на тебя и твои дела. Мне ничего неинтересно из того, что можешь предложить. Оплата не та…
В голове словно болтунья из мыслей. Ни черта не понимаю из сказанного, цепляюсь за единственное, что запомнила из реплики ведьмака:
– А какая оплата нужна? – еле разлепляю онемевшие губы.
– Нечто не осязаемо бесценное и неожиданно важное, – отчеканивает в губы, подчиняя массивностью. Вжимаюсь в стол, чувствуя уязвимость и беспомощность. Совладать с обуявшим ужасом не могу, всё разумное вылетает из головы и даже инстинкты на самосохранение отмирают.
– Вы хоть понимаете, – запинаясь, лепечу, сама не понимая, что, – таким манером всех клиентов отвадите?.. Никто к вам…
Слова опять застревают в онемевшем рту. Колдун перехватывает за шею грубее. От страха парализует, мерзкая ледяная капля неспешно ползёт по позвоночнику. В висках эхом стучит барабанная дробь, лихих ударов очумевшего сердца. По телу разливается оцепенение. Морозец сковывает конечности, кишки, желудок – царапает лёгкие, студит кровь.
Чокнутый колдун! Убьёт… труп выкинет… Кто-нибудь спасите!..
– Мои клиенты останутся моими навсегда, – хохочет ведьмак, ужасая холодностью глаз. Прикрывает веки на секунду и мычит: – Твой страх забавляет, питает силой. Удивительно… Непостижимо и… – распахивает глаза – в наливавшихся синевой зрачках читается изумление. Сменяется подозрительностью и даже вернее, цинично-победным расчётом. – Быть не может, – цедит сквозь зубы: – Лакомый кусочек в моих руках, – протягивает ехидно. – Жаль убивать нельзя, но полакомиться твоей силой – никто не запретит.
Впивается адским поцелуем с привкусом металла. Губы саднят, жгут, щипят – от боли стенаю, вырываюсь, но безжалостные оковы перемещаются на плечи, притягивая ближе. Хрустят кости, жилы натягиваются – я не гимнастка, не балетная, так не гнусь. Как же больно! Вырваться не могу – из меня точно высасывают жизнь. Слабею, отбиваюсь всё безвольней, горло першит, язык опухает. Теряю сознание… дыхание перекрывается.
Спасите!..
«Бей!» – сквозь звон в ушах слышу команду знакомого мужского голоса. В меня будто вселяется нечто. Откуда берутся силы – не понимаю. Кусаю ведьмака и что есть сил, ударяю кулаком в нос. Костяшки неприятно хрустят, но взвыть не успеваю – вскакиваю. Колдун чуть потерянно отступает, потряхивает головой, выпучивает глаза, из ноздри юрко струится алый ручеёк. Не мешкая, бегу сломя голову, но на ходу поднимаю сумочку, упавшую возле стола. В коридоре чуть не заваливаюсь – каблуки как назло подворачиваются. Спешно придерживаюсь за стену, скидываю туфли и, задыхаясь от ужаса, мчусь дальше… Позади летят проклятия и угрозы:
