Текст книги "Непримиримые 4"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 38
Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу…
Ира
– Только не говори, что привёз меня на подпольные бои, – шепчу, вглядываясь в галдящую толпу, к которой приближаемся.
– Они самые. Тебе понравится! – самоуверенно хмыкает Шумахер.
Боже, Родион даже в этом ошибается. Ненавижу драки!
Никогда не бывала на подпольных боях в России. Только в Китае. Лианг пару раз водил, и у меня остались не самые приятные воспоминания. Этот спорт не для меня. Предпочитаю менее контактные. Не скажу, что гонки не травмоопасные, наоборот, порой даже смертельно, но когда ты соревнуешься с собственными страхами и «могу» – одно дело, а когда из тебя мозги выколачивают, или ты беспощадно долбишь, доказывая, что сильнее и быстрее – как-то кроваво и жестковато.
Странно, мне казалось, ринг будет на возвышенности, но нет. Помещение огромное – подобие ангара, а в центре – клетка для гладиаторов, то есть бойцов. Восьмиугольная. Октагон, если правильно запомнила из рассказов Джи Линя.
Сидения для зрителей размещены по кругу и на возвышении для лучшего обзора.
Народу море. Все лица сливаются в беснующуюся волну. Дикий блеск глаз, искажённые в криках рты. Порывистость в движениях…
Прожектора ослепляют. Запах тяжёлый, спёртый: крови, пота, опасности, адреналина и денег…
Заходим аккурат, когда в клетке жутко массивный мужик в цветных тату выбивает душу из другого. Тоже мускулистого, но не столь стремительного и удачливого, как первый – в противном случае не валялся бы по полу в позе эмбриона, из последних сил не позволяя противнику нанести решающий удар.
Вот правда, никогда не любила драки. Беспричинное месилово, кровь, ярость, бешенство в глазах. А ещё… вживую ощущать силу удара, момент встречи кулака, ноги с живым телом – это чудовищно!
Рефери останавливает бой. Отворачиваюсь – не могу смотреть на безвольную тушку, что валяется на полу. Слышу рёв победителя, меня до костей пробирает неприятным чувством животного страха. Мужик в этот момент напоминает гиббона, дающего понять миру, что он король!
– Ну ты чего? – нежно приобнимает за плечи Родион. – Детка, это всего лишь бои, – бормочет в ухо. – Или уже сдаёшься? – с грубовато едкой насмешкой.
– Нет, конечно, – втягиваю воздух поглубже. Оборачиваюсь с вызовом во взгляде: – Пошли…
Шумахер несколько секунд оценивает мою решимость и кивком одобряет:
– Так-то лучше!
Мне здесь откровенно не по себе. Не нравится! Вот прям категорически!!!
– Тебе понравится, – наперекор мыслям убеждает со стеклянным взглядом Шувалов. Обняв за талию, толкает глубже – к клетке, по контуру которой, первым ярусом обустроены вип-места – ложи на несколько персон каждая.
На миг сбиваюсь с шага, встречаясь с пронизывающим взглядом Лианга. Он с друзьями занимает одну, близ полупустующей. Мы с Родионом к ней и устремляемся. Джи Линь едва заметно кривит губы.
Опасно! Он не удивлён меня здесь увидеть. Значит, я была права. Следил… И уже знал, что еду.
По коже тотчас рассыпаются морозные колючки.
– Чего опять застыла? – вырывает из дум нарочито бодрый голос Шумахера. – Садись, – пихает к свободным местам на скамье, где сидят трое. Мужчина в дорогом костюме, идеально выглаженном, при галстуке, начищенных до блеска ботинках. Представительный и импозантный. А по обе стороны от него бугаи. Массивные, с непроницаемыми лицами, въедливыми взглядами. Они меня сразу же берут на прицел, будто утратив интерес к арене, где бойцы готовятся к следующему поединку.
Блин! Обстановка накаляется пропорционально увеличивающемуся количеству опасных людей, что меня окружают.
– Жек, – нарушает поток мыслей Родион, по-свойски меня обнимая, – это моя девушка, Ирина, – насильно усаживает с мужчинами, умещается рядом, бесцеремонно притягивает и чмокает меня в губы: – Птичка, это мой брат, Евгений Петрович. Очень важный человек, поэтому на вы и затаив дыхание, – подмигивает, но в тоне больше издёвки.
– Очень приятно, – выдавливаю учтивый, больше нервный кивок.
Мужчина даже улыбкой не балует, а его светлые, как у брата, глаза остаются холодными, точно лёд. В отличие от многих мужчин, которые откровенно облизывали меня взглядами, брат Шувалова не позволяет вульгарности, но я остро ощущаю, что уже изучена вдоль и поперёк, с головы до ног.
– И мне, – дежурная фраза, интерес к моей персоне быстро улетучивается. Шумно выдохнуть себе не позволяю, чтобы не привлечь внимания, но мне заметно легчает. Даже позволяю себе посмотреть на клетку.
– И что, без меня тут никак? – скучающе уточняет Шувалов, обращаясь через меня.
– Ты мой брат! Обязан посещать важные мероприятия. Ты не работаешь, денег тратишь, как никто – приобщайся, – отзывается спокойно Евгений Петрович, вернее, отстранённо, глядя на толпу, но не на брата. – К тому же Гордеев собирает главных представителей СВМА, а ты один из них…
Мне семейных разборок не понять, поэтому тоже глазами обследую ангар. Останавливаюсь на Лианге. Он голоден! Мной! Смотрит так, будто сожрать хочет, но слишком терпелив, чтобы наброситься.
А что ещё настораживает, на Родиона больше не смотрит.
Чёрт! Значит, не поверил в наши с ним отношения. Лианг бы просто так не игнорировал соперника. Так что его выдержка в этой игре пугает до икоты. Раньше куда импульсивнее был, а теперь…
– Детка, расслабься, ты такая напряжённая, – приторно шепчет Шумахер, губами скользя по щеке, а ладонью скользя по бедру.
– Шувалов, – впериваю злой взгляд в распоясавшегося парня, – ты переходишь границы, – тихо, но так, чтобы уяснил – подобного хамства не потерплю.
– Я всего лишь хочу, чтобы ты расслабилась. Подумаешь, драка. Кровища… Долго такие бои не длятся – не более десяти минут и то, у лёгкого веса, а тяжёлый… Тут, как правило, удар решает дело или умение болевой сделать.
Это знаю и без Родиона. Джи Линь объяснял и успокаивал.
Подпольные бои – только на первый взгляд бессмысленное и жестокое месилово, и то – неопытный. Несмотря на внешнюю брутальность, в целом уровень смертельных случаев в таких поединках в несколько сотен раз ниже, чем в боксе. Да, травм много, но благодаря разнообразной технике мишенью для ударов не является только голова. Корпус, ноги, в конце концов, можно применять броски и разные приёмы удержания и удушения. Так что за боями без правил пока не тянется кровавый след из покалеченных и парализованных бойцов.
Ринг-анонсер объявляет следующий поединок. Девица в крошечном топике, не скрывающем увесистую грудь, и микро шортиках, подчёркивающих упругий зад и длиннющие ноги, прогуливается по клетке с поднятой над головой табличкой – номером боя. Толпа ликует, восторженно свистит, летят похабные шуточки и недвусмысленные предложения в адрес октагон-гёрл.
Нужно отдать должное, красивая длинноволосая шатенка обладает безупречной выдержкой. Точно пантера, медленно, с грацией, она покачивает бёдрами и ослепительно улыбается всем и никому конкретно, хотя, судя по экстазу некоторых особей, они обманчиво остро проецируют действия октагон-гёрл на себя.
Автоматически следя за её проходкой, натыкаюсь на пасмурный, не обещающий ничего хорошего, взгляд… Игната! Мне вообще фигово становится. Аж сердце ухает в пятки, в ушах пробки образуются. Ещё секунда – сорвусь и убегу…
Сегодня не мой день! Категорически! Проще сразу в петлю.
Меня прошибает невидимым током. Не то живительным, не то губительным, но однозначно вводящим в ступор. Как идиотка, сижу и таращусь на Селивёрстова, а он не таится – вальяжно рассевшись в ложе напротив, испепеляет лютой ненавистью и ядовитым презрением.
– Ир, – голос Родиона заставляет очнуться от мыслей и разорвать зрительный контакт.
Не думала, что буду этому рада, но сейчас Шувалову безмерно благодарна. Прям, расцеловала бы…
– Скоро будет интересный бой, – шепчет, переплетая наши пальцы. Ласка не вызывает ничего кроме отторжения, но я обязана терпеть. Это могу выдержать.
– Чем? – не особо заинтригована, но лучше поговорить, чем играть в стрелялки-испепелялки глазами с Селивёрстовым. Не дай бог, Джи Линь прямую проведёт!
– Друган Вёрста дерётся.
– Кто? – вот теперь Шувалов удосуживается моего более пристального внимания.
– Штыков, если, конечно, ты его знаешь.
– Ромка?
– Ага, – уголок рта Шумахера ползёт вверх.
– Не знала, что он участвует в подпольных. Он же вроде в профессионалы метил, а это другой уровень и требования.
– Да вот решил, – равнодушно ведёт плечом Родион.
И без того звучащий зал так дружно и ударно вздрогнул от разномастного гвалта, что меня внутреннее подбрасывает.
– Ну вот, – тоном «а я тебе, о чём говорил»» хмыкает Шувалов. – Быстро проходят бои.
По-свойски обнимает крепче за плечи и носом по виску чиркает, не то порываясь поцеловать, не то обнюхать.
С неудовольствием смотрю на клетку, где триумфатор висит, как обезьяна, на сетке и требует толпу его чествовать, а другой на карачках, башкой трясёт, да кровью харкает.
Жуть!!!
Бесконечно долгие минуты: заканчивается уборка ринга, поздравление бойца и объявление следующего поединка.
Шатенка октагон-гёрл вновь прохаживается в клетке, а я бездумно слежу за ней, пока глазами не натыкаюсь на умилительную картину. В ложе Селивёрстова уже собирается приличная компания: Слава Моржов, Лера, несколько незнакомых парней, седоволосый, крепкий мужчина преклонного возраста, и, кто бы сомневался, ещё одна красотка. Судя по её костюму – очередная октагон-гёрл, только блондинка. Эротично оттопырив зад и подперев руками разделительную спинку вип-ложа, склоняется к Игнату, но так, чтобы полуобнажённая грудь была на уровне его глаз, при этом девушка обольстительно улыбается.
На кой фиг? Кто знает, потому что вряд ли сексуально-озабоченный парень будет смотреть на улыбку девушки, когда перед глазами сиськи! К тому же такого размера!!! Хоть рожи корчь, да дуло пистолета к виску приставляй… Он же ни черта не видит кроме предложенной весьма объёмной женской плоти, едва не выпрыгивающей из глубокого выреза топа, так и вопя: «Ну-ка, лизни меня, дружок!» Он, точно мартовский котяра, которому рекламируют, как вкусна сметана, при этом демонстрируя образец.
Селивёрстов что-то рассказывает, посмеивается, а девица едва не трётся о спинку ложа, будто кошка при течке. Как бы невзначай губу облизывает, касается волос Игната, треплет и без того взлохмаченную шевелюру.
Суч***! Глаза бы выцарапать стерве с отсутствующей субординацией и нравственными рамками. Вот скажите на милость, разве не пошлость – работать в таком месте, с пеной у рта доказывать, что не проститутка, но при этом вот так себя предлагать?!
Блин! От ревности дышать трудно, а я не имею на неё права! И девица не виновата, что у меня клинический заскок, и имя ему – Игнат!
А он – кобель! Ненавижу…
– На кого сейчас поставим?
– Ты меня спрашиваешь? – с трудом выныривая из омута ревности , от удивления на слове запинаюсь.
– Хочу проверить твою везучесть, – хитренький прищур.
– Ну, тогда, – прикусываю губу и уставляюсь на арену, где два мужика, которых разделяет хмурый рефери, пилят друг друга взглядами, словно могут раздавить, не начав контактного боя. Один выше, но стройнее, другой чуть ниже, но массивней. Кричащие цветные тату против чёрных в славянском стиле. Первый кажется более нервным, во втором нравится выдержанное спокойствие дикого зверя, готового в миг стать лютым и зубами порвать глотку противнику.
– Тот, что ниже, – бурчу задумчиво.
Не знаю почему, но мне он больше нравится.
– Варяг, – хмыкает Родион. – В своём весе он несколько раз становился чемпионом. Между прочим, правая рука Гордеева.
Автоматически уставляюсь теперь на ложа лысого мужика и Гризли, который покачивается будто в трансе и… опять грызёт ногти!
– Брат, как тебе выбор Ирины? – повышает голос Родион, требуя внимания Евгения Петровича.
– Ставку делать поздно. Дождёмся окончания поединка и поглядим, – бесстрастно отзывается босс, даже не покосившись в мою сторону.
Бой начинается… Не могу на это смотреть. С трудом выдерживаю минуту, переводя дух и продумывая, как бы пропустить остальное.
Глаза будто нарочно сами перекочёвывают с ринга на ложа Игната. Красотуля почти влипляется в Селивёрстова, а того аж распирает от…
– Мне выйти нужно, – Родион встаёт, а я волной за ним:
– А мне бы в уборную, – шепотом и со смущением. – Очень нужно.
Если останусь, себя потеряю и самообладание.
– Идем, покажу, – тянет за руку Шувалов, увлекая вдоль вип-зон к тёмному коридору, виляющему в сторону.
– Это закуток организаторов, работников, бойцов и их окружения, – поясняет Шумахер. По скудно освещённой дороге встречаем несколько дверей: переодевалка, подсобка, переодевалка. – Для толпы сортиры проще и в другой стороне, – странный взгляд на меня. – Со мной не хочешь? – с невинностью бабуина и лукавой ухмылкой огорошивает, тормозя возле двери с однозначным знаком «треугольник острым углом вниз и WС».
Полный… зато становится понятным предшествующий взгляд.
Родион видимо решил, что я с ним напросилась, возжелав помочь… подержать…
– Нет, спасибо! – без сомнения и намёка на игру.
– Ты аккуратней. В туалетах разное случается, – загадочно брови то вскидывает, то хмурит.
– То есть? – даже потуги малой нужды схлынивают.
– Детка, это бой, тут киборги рубятся. У них гормоны шалят, ну и после боя они могут секса желать. Сильно. Поэтому организаторы и позволяют их женщинам приходить. Чтобы в правильное русло адреналин направить и избежать изнасилований невинных девушек, – облизывает меня взглядом, даже не скрывая подтекста, – хотя, слышал и такое случалось. – Тебе точно охрана не нужна?
– Я запрусь! – нервный кивок.
– Может, всё-таки подождать? – уточняет Шумахер.
– Нет. Вход и выход найду.
– Ир?..
– Я бегаю хорошо…
Красноречивый взгляд на мои ноги, многоговорящий стопор на каблуках.
– Сброшу, как змея вторую кожу, – заверяю категорично.
– С этим осторожно, – парень продолжает меня насиловать глазами, только теперь медленно поднимаясь по телу. – Твоё платье слишком для этого подходит, а моя фантазия…
– Шум, – пощёлкивая пальцами, привлекаю внимание, – если не столкнёмся в коридоре, ждать не надо – в зале встретимся! И не смей меня пасти! – грожу мирно, но основательно, прикинув, каково на самом деле больное воображение у парня, раз уж сам об этого говорит.
Родион мрачнеет, лицо черствеет.
– Как скажешь, – холодно.
– Отлично, – киваю воодушевлённо. Даю отмашку и, стуча каблуками, – вернее, проклиная жуткие туфли, от которых у меня дико болят ноги, – спешу по узкому коридору дальше.
Ура! Следующей оказывается заветная цель с табличкой «треугольник острым углом вверх и WС».
Правда, уже у самой двери чуть не становлюсь жертвой этой самой двери – её так резко отворяет выпадающая из помещения девушка, что едва успеваю отшатнуться.
– Хули ты тут трёшься? – изрыгает беспардонную реплику сильно хмельная, растрёпанная, с растёкшейся по лицу тушью девица и, не дожидаясь ответа, – он её вряд ли волнует, – шатаясь от стенки до стенки, идёт прочь, к залу.
Кх, кх, проводив барышню взглядом, осторожно захожу в уборную.
Довольно просторно, чисто и светло, если учесть, в каком необустроенном районе города находимся, и уж тем более в нежилом здании. Пара девушек крутится возле зеркала, что-то жарко обсуждая и похихикивая, но на интимной частоте. Ещё одна с надменным видом выходит из центральной кабинки, оставляя дверцу распахнутой, и занимает крайний к выходу умывальник.
Чёрт! Тишина и уединение мне сегодня не грозят!
Расстроенно плетусь в дальнюю кабинку. Пока вожусь, – всё же выпила много жидкости, – посторонние звуки стихают и, когда выхожу, радуюсь наставшему покою.
Клатч на столешницу, куртку на петлю, благо она тоже предусмотрена. Отрываю пару кусков салфеток для рук и бросаю на пол. Наплевав, как это будет смотреться со стороны, разуваюсь и с наслаждением мурчу:
– М-м-м, – спина, ноги… мой скелет устал, даже косточки благодарно похрустывают от того, как выгибаюсь. А в ступнях блаженный холод от кафельной плитки.
Так погружаюсь в экстаз от ощущений свободы без боли, что реагирую только на щелчок замка.
– Селивёрстов, – смахивает на невменяемый ик, – это женский туалет!
Да! Я – сама очевидность. Но, во-первых, шок, во-вторых, испуг, в-третьих… может, правда дверью ошибся?
– Ты одна? – злой взгляд, в глазах свирепствует непогода.
Вопрос тупейший, отзываюсь после небольшой заминки:
– Нет… – сердце выписывает невообразимые фигуры, до боли прыгая в груди.
Теперь недоумённый взгляд Селивёрстова пробегается по уборной, пустующим кабинкам и возвращается ко мне.
– Я имела в виду себя и тебя, – поясняю для непонятливых. – И ты, кстати, тут лишний, – беру себя в руки и с напускным равнодушием включаю кран.
– Нарика куда дела?
– Кого? – то ли на ухо туга, то ли Селивёрстов сегодня решил меня убить шоком.
– Хера, говорю, куда дела? – цедит сквозь зубы.
– Если ты про Родиона, – лёгкая заминка, – то он в мужском, куда и стремился, и в отличие от тебя, не промахнулся.
– Если ты одна, то почему стонешь… – шаг в мою сторону.
– Мне было ТАК хорошо… – нисколько не лгу, – я откровенно получала удовольствие. Он был сродни экстазу!
– У тебя ломка от недотраха? – ещё шаг.
– Я тебя умоляю, – фыркаю негодующе.
– Удовлетворённая женщина не ублажает себя.
– А я что-то про ублажение себя говорила? – возмущению нет предела. – Я наслаждалась тишиной и покоем… О-о-о, – перекашивает от мерзости догадки, – так ты ворвался потому, что думал, что я тут… – не в силах озвучить маразм домысла, лишь трясу потрясённо головой.
– Я не врывался, пришёл поговорить.
– На тему? – вскидываю брови.
– Нас…
– Не поздновато? – с наигранной скукой.
– Лучше поздно, чем никогда…
– Фраза ненадёжного человека, которому хоть как-то нужно оправдать свои слабости.
– Признание слабости – уже признак силы.
– Ну, если ты себя этим успокаиваешь…
– Объясни, с какого перепугу муда-Шляхер стал твоим парнем? – не ведётся на мою язвительность Игнат.
– С того, что вакантное место пустовало, – меня так просто не расшатать на более глубокие эмоции. – Мы подумали, и я решила.
– Это шутка такая? – чуть склоняет голову, брови съезжаются на переносицу.
– Нет, – держусь на частоте отчуждённость, словно ведём банальный разговор о погоде.
– А если… – пауза. Селивёрстов сглатывает, будто ему жутко сушит горло, – я претендую на эту роль? – если бы только что не услышала, не поверила в его способность это сказать.
Издевается? На дуру играет? Разводит…
Ведь разводит?..
Взгляд решительный, лицо непроницаемо мрачное.
Прямо обухом по голове. Не лжёт…
Прикусываю губу, заглушая позорный всхлип разочарования.
Он не смеет сейчас это говорить!!!
– Как я уже сказала – поздно, – хорошо, что яду не добавила в тональность, а так бы выдала, как мне НЕПОЗДНО.
– Давай обсудим выход из положения, – поражаюсь выдержке Селивёрстова.
– Нет.
– Порви с ним и…
– Нет.
– В вас ёб*** стрела девиантного амура?
– Даже знать не желаю, что это за монстр, но мы с Родионом вместе!
– А твой монгол?..
– Он не мой, – чуть веду плечом, хотя по позвоночнику морозец прогуливается, и жест слегка нервным получается.
– Ир, бл***, ты себя слышишь? – а вот и цунами в голосе Игната оживает. – Шляхер в одночасье – твой парень! – не без злой иронии. – Казах на оху*** муле прискакал «не про тебя», но при этом ты с ним ссосёшься в лаборатории! – на последних словах повышает интонацию, а в конце припечатывает правдой, от которой сердце ухает в печёнку и испуганно подпрыгивает до горла.
Значит, это он был… отметину на стене оставил. Но тогда, почему ушёл, если имеет на меня виды, претензии на которые сейчас изображает? Мог бы ворваться! Потребовать объяснений!..
Если только, его эго настолько не пострадало, что он… отступил, в страхе оказаться ещё большим посмешищем, коим себя представил в тот момент. Уязвлённая гордость… и самовнушённое предубеждение.
Я бы именно так себя и ощутила!
– Ты… нас видел?.. – от мыслей, что бьются в голове, будто птицы, пойманные в силки, больно становится. Слишком много всего, неожиданно и неорганизованно. Я не знаю, что ответить. Не готова…
Селивёрстов молча буравит грозовой серостью глаз.
Кивок как выстрел.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!
Игнат нас с Лиангом видел!
Увидел и проглотил обиду. А потом дома. Опять промолчал. Не кричал, не скандалил. Блин! А лучше бы!!! Это ведь в его духе. Ещё и меня потрясти, так, чтобы мозги последние растеряла. А он смотрел!
Так смотрел… Душу выворачивал.
Он ждал! Терпеливо ждал от меня шага. Признания, а я… ему нагрубила и…
– Всё сложно, поэтому у нас пока всё вот так… – лепечу бессмыслицу. Ничего более умного, прозрачного и логически обоснованного не придумываю.
– Любишь его?
Глотку сдавливает. Рот не разлепляется.
Боже! Всего кивок, пусть нервный и невнятный, но кивок. Или оброненное «да».
Чёрт! Как выдавить???
Мышцы позвоночника, шеи и лица сводит от напряжения.
Я должна ответить. Не имею права сомнение показать!!!
Что-то изображаю – ни то «да», ни то «нет» и вроде больше в сторону «да», но по тому, как усмехается сосед, а его глаза затапливаются постельными оттенками светло-серого, горько осознаю, что секунды убедительности упущены.
– Так сильно, – ёрничает уличительно. – Обнадёживает.
– Зря, – едва слышно, но слава богу, голос прорезается.
– Тогда объясни, что за ху*** происходит? – ничуть не мягко. Игнат выжидательно сощуривается.
Он правда выглядит человеком, желающим прояснить ситуацию, но я не могу… теперь уже поздно – признания чреваты. Да и наметила план действий и некий ход войны без непосредственного участия Селивёрстова. Выбрала другого героя своего романа.
А довериться Игнату…
Доверие и Игнат – даже не звучит.
Какой-то оксюморон, ведь Селивёрстов – по определению неверный, а доверять неверному, это как… акуле в пасть руку засунуть и наивно полагать, что она её не откусит.
Не дорос он ещё до мужских разборок и поступков. Кусает, достаёт, паясничает, обижается, капризничает. Ребёнок! А мне сейчас не до детского сада и игры в воспитательница-сложный подопечный.
– Если бы хотел – не сбегал, а говорил. Не пугал маниакальностью в туалете, а приехал…
– И ты бы спокойно пустила и поговорила?
Ответ режет губы, и чтобы не сболтнуть лишнего, поглубже воздуха глотаю:
– После того, как ты сбежал? Вряд ли, – с кивком отвожу взгляд.
– Я не сбегал. Ты озвучила свою претензию, и я ушёл. Но ты так и не сняла заявку, – смена разговора вызывает нервный смешок.
– Я не обещала!
– Я выполнил твоё желание, а ты проигнорировала моё, – ещё приближается Игнат.
Не поддамся истерике, не буду метаться или пытаться удрать! Не покажу свою уязвимость! Страх… смятение… возбуждение.
Чёрт! А оно откуда? С чего?
– Ты… ты сделал это с такой лёгкостью, что у меня закралось подозрение, будто именно этого и желал! – тщательно мою руки, молясь, чтобы Селивёрстов остановился и больше не будоражил мою кровь. И так перегрев уже… Душно, жарко, вот-вот в обморок хлопнусь.
– Не путай свои мечты и мои! – останавливается за спиной и обвиняюще смотрит на меня через зеркало на стене перед нами. Порывисто выключаю кран и вытираю ладони салфеткой. – Я… ты… не должна участвовать. Это опасно!
Так, пора заканчивать балаган.
И бежать! Пора бежать!..
– Тебе не кажется, – ловко попадаю комком в открытую урну, – что женский туалет – не место для этих разговоров?
Нервы всё же сдают, когда красноречивый взгляд Игната прогуливается по моей спине, тормозя где-то в области «оголённый участок талия-копчик», да так, что мурашки выдрессированным стадом несутся, прокладывая дорожку холодному поту. Ноги подкашиваются, благо, успеваю руками упереться в раковину.
Абзац, этот кобель прав! Он подчинил моё тело себе! Я не должна реагировать на него, а отзываюсь даже на простой, пусть и жутко голодный взгляд. У меня ломка… физическая. Каждая частица требует ласки и внимания. Грудь болезненно набухает, соски становятся такими чувствительными, что нежная ткань кажется непростительно грубой. Внизу живота влажно и сладко-томительно.
Грёбаные насекомыши меня доконают!
Тараканы – прочь! Мурашки – спать!! Бабочки – сдохните! Сдохните!!!
Гадский Игнат читает меня, как открытую книгу. Так резво подгребает, выбивая из меня дух, что лишь всхлипываю, когда одна рука господски стискивает грудь, а другая за бёдра крепко прижимает к своему напряжённому паху.
– По-моему, самое то… – плохо улавливаю суть шуршащей на интимной частоте реплики, меня больше волнуют вероломные насекомыши и средство их истребления. – Что за ошейник?
– У-украшение, – мямлю глупо, зачем-то спиной ластясь к соседу и судорожно цепляясь за его руку, терзающую бедную, осчастливленную грудь.
– Принадлежность хозяину? А где клеймо? – потешается и в то же время злится, сминая её ожесточённее.
«Под ошейником!» – растекается в экстазе блядская часть меня, благородно подсовывая перед глазами развратную картинку – губы Игната, захватывающие в свой плен мой торчащий сосок. Запоздало прикусываю губу, проглатывая всхлип наслаждения.
– Скучаешь? – охрипло. Самодовольно констатирует мерзкую правду, от которой и стыдно, и тошно, для убедительности ещё и за горошину соска щипая, не озабочиваясь тканью платья.
– Пусти! – дёргаюсь невнятно через позорный стон гедонии.
Кто бы меня слушал?!
– Ирк, а Ирк… – проникновенно бормочет Игнат, зарываясь носом в волосы на затылке и развязно втягивая мой запах, – почему ты меня так просто отпустила? Почему даже не попыталась остановить? – смахивает на горький упрёк и жажду узнать правду.
– Зачем? – выдавливаю непослушными губами. – Если ты уходишь… значит, тебе пора и нет смысла останавливать!
– Что за бред? – тихо и с мукой.
– Разве тебя хоть одна до меня удержала? – голос выдаёт иронию на грани смирения.
– Нет, – с горечью, после небольшой заминки.
– Вот и ответ, – ещё цепляюсь за здравый смысл. – Ты делаешь только то, что пожелаешь! Как и сейчас…
Несколько секунд надсадного дыхания над ухом, неровного, гневного, и хват парня слабеет.
Преисполняюсь силами.
– На самом деле, ты молодец. Закончил то, что и начинать не стоило.
Теперь беру волю в кулак, избавляясь от навязанных объятий, и поворачиваюсь лицом к Игнату.
– Ты же прекрасно понимаешь – мы непара. Слишком много непримиримых разногласий и причин не приближаться друг к другу, одна из главных – мы – НЕ ПАРА! – рьяно качаю головой, подтверждая слова. – Так что, Селивёрстов, сделай милость, продолжай жить своей жизнью без меня. Я даже не обижусь, если включишь полный игнор, – горжусь собой! Такую хладнокровную стерву ещё поискать! – Вот прямо можешь на меня вообще не смотреть, не здороваться. В идеале – ты забываешь, что я существую!
– Я ушёл, потому что стал причиной твоего участия в СВМА!
Сердце неровно выписывает удары. Я не хочу слышать очередное признание. Только не это! Боже, дай мне сил устоять!
– Что бы ни делалось, всё делается к лучшему, – умничаю с натянутой улыбкой. – Это избавило нас от лишних переживаний и никому не нужных эмоций.
– Но ты не сняла заявку! – вторит упрямо с зарождающимся гневом.
– Не хочу тебя разочаровывать, – протягиваю скучающе, но решительно, – но я буду участвовать!
– Уверена? – хмыкает Селивёрстов. Вот не нравится мне его настрой и самодовольство!
– Да! – категорично. – А теперь будь добр, освободи женскую уборную от себя!
– Иначе?
– Закричу! – безапелляционно.
– Или стонать будешь?
Сердце ухает куда-то в пустоту, а в животе на миг ледышка перекатывается по внутренностям. Обжигающие чувства, гул в голове, сумятица мыслей. Грудная мышца мощным боем возвращается на место, а жар не заставляет себя ждать – опаляет щёки, предательской волной опускается и ударяет между ног.
– Ты что удумал? – шарахаюсь к мойке на слабеющих ногах, запоздало понимая, что это на руку Селивёрстову – на столешнице оприходует, а я и побрыкаться не смогу.
– Отгадай, – похабная ухмылка и многоговорящий взгляд на мне. – Заодно проверим насколько мы непарны.
– Игнат, – шагаю в сторону от подступающего парня, – ты не посмеешь!.. – жалко грожу.
– А кто помешает?
– Совесть? – глупость, но срывается. Ещё шаг, и плевать, что я уже голыми ступнями на грязном кафеле.
– Вот сейчас с тобой вдвоём её и поищем!
Упираюсь спиной в стену. Глазами ищу пути спасения, цепляюсь за открытую дверцу ближайшей кабинки.
Рывок стремительный, и ворваться в неё успеваю, но не закрыться.
Смехотворная борьба-упирание длится недолго. Селивёрстов толчком распахивает дверцу. Меня к стенке, кабинку затворяет.
– Вот и чудненько! – Коленкой протискивается между моих, вяло слушающихся. Махом задирает подол платья и, пригвождая собой к внутренней перегородке, вынуждает обвить себя ногами. – Скажи, милая сестрёнка, что за извращённую игру ты затеяла? Драк и крови желаешь? Какая-то эротическая фантазия, как за тебя сражается много парней разом?
Нервно выдохнув, признаюсь:
– Скорее кошмар.
– У тебя летнее гормональное обострение?
– Скорее у вас!
– Со мной-то всё как обычно, а вот ты… видать, прочувствовав силу своей сексапильности и умения возбуждать всё поголовье мужиков махом, решила нас лбами столкнуть?
Уже рот открываю огрызнуться, как в туалет с громким возмущением:
– Во урод! – входят, судя по голосам, две дамы.
Дверь с грохотом затворяется.
– Я о том же! Не х*** совать другим, если жена есть! – поддакивает другая.
Вытаращиваюсь на Игната:
– Ты же закрывал! – шлёпаю губами.
– Он сломан, – дёргает плечом сосед и проказливо бровями играет.
– Ого! – озадаченно одна из дам. – Кто-то обувь забыл.
– И сумочку, – вторая с ушлым интересом, – куртку, – на последних словах умолкают.
На миг затаиваюсь.
– Девчат, – подаю голос. Глаза в глаза с Селивёрстовым, его прям распирает от ребяческой радости, что мне приходится себя выдать. – Это моё. Я тут… Жива…
– С тобой всё нормально? – отдалённо напоминает участие.
Игнат бёдрами качается, имитируя акт и мной ударяя об стенку:
– Да, – получается нечто смазанное – между всхлипом удовольствия и выдохом при ударе в живот. – Прихватило, – брякаю подавленно, проклиная соседа и ситуацию, в которую попала по его вине.
– Ну смотри, – бурчит первая.
Девицы расходятся по кабинкам, что понятно из характерного звучания и начинают справлять нужду, продолжая переговариваться.
– Прикинь, Алин, а моего муд*** с Элеонорой застукала Вероника.
– Где это? – фыркает недоверчиво первая. – Она же из дому выходит раз в месяц…
– Главное, вовремя это сделать! – не то ржёт, не то крякает вторая дама. – Пропиз***…
– А если бы Шувалов зашёл? – шокированно уточняю едва слышно, пригвождая Игната злобным прищуром. Комичная и в то же время драматичная ситуация на фоне матерщинного разговора женщин о любовниках и их женах.
– Пох! – становится циничным лицо Селивёрстова. Ладонь бесцеремонно ложится на мой лобок.
