Текст книги "Бес с тобой"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
ГЛАВА 5
Бес
– Боже мой! Ошарашенно охает, когда кое-как стягиваю с себя футболку. Если бы Арина могла заголосить, это был бы точно визг! Самый натуральный, девичий визг!
Даже морщусь. Странно как-то. Впервые возглас – это шипение. Не восторженный или удивлённый, а испуганный. Да и приурочен отнюдь не множественным татуировкам на моём теле, а кровоточащей ране!
– Это не царапина!!! – вскидывает на меня полные ужаса глаза. Подпираю задом стол, чтобы позорно не завалиться на пол перед девушкой. Думаю, это бы произвело ещё большее впечатление. И не в сторону счастья.
– И что? – прижимаю смятую футболку к порезу, а свободной рукой вцепляюсь в стол – так вернее и надежней, а то ноги вот-вот подогнутся.
– Вам в больницу нужно! – категорично и с подступающей истерикой.
– Нет! – сглатываю пересохшим горлом.
– Срочно!!! – настаивает девушка, будто не она, а я моложе и глупее.
– Нет, – упрямо мотаю головой, как выходит, и тут меня ведёт сильнее.
– Нет-нет-нет, – в панике мечется ко мне Аря и подставляет плечо, хотя выглядит нелепо. Миниатюрная, жалкая, напуганная девушка, поддерживающая взрослого не худенького мужика, едва стоящего на ногах. Скорее я её завалю, чем она меня удержит, но пусть потешит себя очаровательной надеждой в благом порыве.
– Я не медик! – шипит змеёй Арина. – Ваша рана – не шутка! А я вообще не умею оказывать помощь! – огромные глаза наполняются слезами.
– Никогда не поздно! – отрезаю ровно. – Вода, полотенца или тряпки чистые, нитка, иголка…
– Нет, нет, нет, – шуршит с нарастающим ужасом Аря, мотая безотчётно головой.
– Спирт или другой алкоголь, которым можно рану обеззаразить и боль слегка притупить, – игнорю её панику и настаиваю холодно.
Девушка всхлипывает ещё раз, а потом обречённо кивает.
– Поклянитесь, что не умрёте, пока я буду… – поджимает упрямо губы.
– Не дождёшься, мелкая, – выдавливаю хмык. – Ты мне ещё свидание должна…
Страх на бледном лице сменяется недоумением, потом черты смягчаются, и даже улыбка проскальзывает.
– Договорились, – а вот теперь и румянец на щеках алеет.
Конечно, пошутил! Какое свидание с жертвой? Но это ведь сработало! Девушка перестала биться в истерике. Успокоилась и занялась делом!
– И ручку с клочком бумаги! – это уже в спину Арины, собирающейся покинуть кухню.
Пока бегает по дому, кое-как чиркаю на листке, который принесла Арина, номер телефона моей любовницы. Юльки.
Нет желания их знакомить, но на тот случай, если… Пожарный в общем. Чтобы девчонка знала, к кому может обратиться. Кому сообщить. Лист откладываю на разделочный столик, а сам забираюсь на обеденный, посреди кухни.
Закрываю глаза, прислушиваясь к звукам: топоту, причитаниям, грохоту, шуршанию, звону… и меня медленно утягивает в сон.
Выныриваю резко, но нехотя:
– Э-э-э, – настойчиво трясут, – не смейте меня пугать! – рядом ощущаю жар. – Вы же спите? – с новой истерикой. – А разве можно спать? – теперь с буйством меня тормошит Аря, уже захлёбываясь слезами.
– Т-ш-ш, – через силу открываю глаза. Лишние звуки, а причитания девчонки точно лишние, неприятно режут по ушам. Мне и без того тошно. – Чуть вздремнул. Не реви!
– Скорую нужно! – отдаётся во власть паники Арина. Опять испуг. Опять глазищи лезут из орбит, губы дрожат. – В больницу…
Бл*, она слабее, чем думал!
Хватаю за руку и к себе дёргаю, как получается:
– Тебе очень хочется, чтобы тут менты и медики бегали? – зло цежу сквозь зубы.
– Нет! – вздрагивает Арина, но в вытаращенных глазах испуг усиливается.
– Вот и мне! А теперь, мелкая, – чуть встряхиваю. Не сильно – а чтобы мозги на место встали, – ты меня заштопаешь! – не спрашиваю, утверждаю.
– Не умею…
– Это несложно! – успокаиваю, а у самого перед взором мухи чёрные назойливо летают. – Иголку и нитку в руках держала, – ничуть не сомневаюсь в умениях Арины, ну или по крайне мере надеюсь на школьный предмет домоводство или труд, где девочек учат всякой херне, но девичьей херне.
По вытаращенным глазищам, в которых испуг сменяется смущением и виной, догоняю, что она ни хрена не швея и даже не подмастерье.
Теперь на меня стопор нападает.
– Держать держала, – всхлипывает Аря, решая озвучить то, что и без того немой сценой меня оглушило, – но шитье не моё. – Заминка. – Совсем не моё! – категорично головой «неа».
– Так мне и не нужно крестиком или узором, – объясняю примитивность необходимого, – несколько стежков. Кривых, косых… Плевать, главное рану открытой не оставить!
Арина упрямо поджимает дрожащие губы, но кивает.
Далее следует размытая суета школьницы, у которой «неуд» по предмету, но она усердно пытается вытянуть хотя бы на «уд».
Помогаю, как выходит, подсказываю, когда стопорит. При этом упорно напиваюсь, потому что трезвому такое пережить – просто невозможно.
Промываем рану… Иголка, нитка. Перед тем, как приступить к самому щекотливому, киваю на разделочный столик:
– Это телефон. Важный. Если вдруг… что со мной…
– Не надо о таком, – искажается ужасом лицо Арины.
– Да тихо ты, – мне тоже не сладко. – Но его можно набрать в крайнем случае. Только если я умер и говорю: «звони».
Недоумение девчонки усиливается.
Видно, шутки в таком состоянии не воспринимает, поэтому поясняю:
– В общем, если я уже околевшим трупом валяюсь, только тогда наберёшь. Тут подчистят, а тебя проинструктируют, что делать дальше. Усекла?
Арина зажато кивает.
– Вот и отлично! Приступай, – отваливаюсь на стол, глаза в светлый, но стремительно приближающийся потолок. И только девчонка склоняется, смотрю на неё. Сосредоточена, напугана, руки дрожат.
– Я не могу! – опять хнычет. – Я боюсь сделать больно!..
Обескураживающе!
– Мелкая, поверь, – цежу сквозь зубы, чуть приподнявшись на столе, – я и сейчас не особо шибко от наслаждения маюсь.
– Было бы хотя бы обезболивающее…
Вновь пленяю её руку.
– Я уже… прилично выпил… Мне нормально! – Арина испуганно уставляется с такой дикой надеждой, что откажусь от затеи – зло берёт: – Нет ничего сложного! – мой голос отнюдь не мягкий и располагающий. Почти рык. Девчонка затравленно кивает, но не приступает. – Тыкаешь с одной стороны, – направляю хрупкую руку к ране. – Пронизываешь насквозь и тянешь до другого края раны. – Сопротивление ощущаю, но не нервное, скорее упрямость, поэтому немедля втыкаю иглу в кожу. – Подцепляешь, достаёшь с другой стороны! – сцепив зубы, проглатываю стон, несмотря на то, что уже порядком надрался: – А боль… Боль это не твоя проблема!
– Угу, – девчонка храбрости набирается, стяжку закрепляет.
– Говори, мелкая…
– Что? – вновь тормозит Аря.
– Говори! – настаиваю, сражаясь с приступами подкатывающего мрака и слабости. – Плевать что, говори. И не застывай, – побуждаю сделать ещё один стежок.
Девчонка утыкается носом в рану и начинает аккуратно тянуть нитку, связывая узелок. Опять втыкает иглу, чуть замешкав на старте.
– Твою ж!.. – рычу, смаргивая чёрные кляксы. – Говори, мелкая!!! Расскажи о себе и семье…
– Что рассказать? – сбивается с ритма Аря, по-детски наивно похлопав ресницами.
– Хочу знать всё. И плевать, что именно. Просто не позволяй мне вырубиться… твой голос… Анестезия! Не поверишь, но ты первая женщина, которую сам упрашиваю сделать мне больно.
Испуг и растерянность сменяются робкой улыбкой. Я приободряюсь:
– Так что всё, мелкая! Хочу знать о тебе всё!
В больших глазах разрастается облегчение и нежность. Залипаю, как идиот, рассматривая смену цвета – от насыщенной зелени к светлой, молодой и сочной.
– Я… – заминка. Арина явно с мыслями собирается: – Я живу с дедушкой, – выдыхает неровно. – Он очень… – постепенно выравнивается девичий голос-хрип и латание меня становится методичней и спокойней. Рассказ льётся мелодично: то теплее, то жарче, то тише, то грустнее, то веселее и воодушевлённей. Девчонка, не замечая странности, выливает на меня поток своего прошлого. Даже делится сердечным и наболевшим. И это работает… Не то чтобы боли не чувствовал, но близость Арины, её касания, забота и нежность меня окутывают защитным куполом.
***
Гул в темноте начинает раздражать. Наращивается, и вскоре различаю рыдание, тяжесть… Нехотя разлепляю глаза: мелкая, уткнувшись в мою грудь, глухо ревёт.
– Ты решила меня слезами утопить, раз под иглой не подох? – нахожу силы нарушить женские рыдания скупой мужской фразой.
– Жив! – Арина вскидывает красные, опухшие глазищи на меня.
– Не мечтай так просто… – горло сушит – не договариваю.
– Жив! – утирает слёзы девчонка, став похожей на сорванца, которого батя отругал.
– Расскажи, мелкая, – натужно даются слова, – и часто ты незнакомцев на столе штопаешь?
– Н-нет, – трясёт недоуменно головой. На лице смущение, щёки пунцовым окрашиваются, начинает губу жевать: – Меня Арина зовут, – протягивает руку, наивно решив исправить оплошность.
– Дмитрий. Дмитрий Романович Бессов, – отвечаю мягким пожатием.
– Арина Родионовна Коган, – остаточно шмыгает носом спасительница.
– Приятно познакомиться, Арина Родионовна.
– И мне, – улыбается чисто и открыто, смахнув со щеки слезу.
– Ты вот что, мелкая, – нарушаю повисшее молчание, – знаю, устала. Знаю, напугана, но… на крыльце кровь. Её бы убрать нужно. И здесь… тоже. Мои окровавленные вещи – в пакет. И в мусорку. Мне что-нибудь дедово подбери.
– Да-да, – послушно кивает девчонка.
Вот теперь она такая, какой себе представлял. Собранная, исполнительная.
– И друзьям отпишись. СМС, чтобы не беспокоили. Мол, завтра в больницу к деду собираешься, но если что будет нужно, ты им сразу позвонишь!
Арина задумчиво кивает, а потом вновь губу закусывает, да на меня с недоумением смотрит:
– Откуда вы про друзей и деда знаете?
– Так ты же пока штопала, о себе и знакомых всю подноготную вытрепала.
Арина краснеет:
– Я думала, вы без сознания!
– Был, – хмыкаю криво, с теплотой вспоминая, сколько всего она наговорила, – но всё слышал. – Наслаждаясь казусным смущением девчонки, смакую реакцию и подливаю масла в огонь: – Твой голос мне не позволил умереть, мелкая. Так что не добивай лишней трепологией – просто сделай, что сказал!
– Ага, – рьяный кивок.
Пытаюсь встать, Арина тотчас ко мне ступает. Мелкая, худенькая, а плечо подставляет. Я бы поржал, да боль по телу стрелой гуляет.
Рычу сквозь зубы, но упрямо встаю.
– Ты же не уйдёшь? – на меня уставляются самые прекрасные глаза на свете. Снизу вверх – как на человека. Как на мужчину. Как на кого-то, кто дорог! – Вот так… – не понимая, что она хочет сказать, терпеливо жду, продолжая взглядом шариться по осунувшемуся бледному лицу. – Ты ранен, – с надеждой поясняет девчонка, побуждая шагать прочь из кухни. – Идти сам не можешь, – ступаем по коридору вглубь квартиры, – да и полуголый…
– Не отказался бы лечь, – признаюсь устало. – А ты… как всё сделаешь… – на миг осматриваюсь в новой комнате. Зал. Просторный, но весь заставленный шкафами, полками и диковинными вещицами. Посреди диван. Меня к нему аж тянет. Даже сил набираюсь: – А ты рядом… – Арина с шага сбивается, на меня с изумлением и нескрываемым страхом. Только сейчас понимаю, как двусмысленно прозвучало, поэтому усмехаюсь: – Не мечтай, мелкая ещё… Да и я не в форме…
Краска стыда так ярко окрашивает личико девчонки, что опять глухо посмеиваюсь, а когда взглядом прослеживаю за пунцовыми пятнами на девчонке и ныряю в порванный вырез платья, где видна молодая, но уже налитая грудь в очаровательно простеньком бюстике, очередной смешок застревает поперёк глотки. Я ведь только собой занят, и нуждами собственными. А то, что Арина… так и носится, в чём вернулась домой, даже в голову не пришло.
– Сама переоденься, – киваю отстранённо, Аря смущенно свободной рукой рваные края декольте придерживает:
– Хорошо.
– И рядом со мной ложись. Я не в том состоянии чтобы мелких насиловать, но будет лучше, если ты близко будешь. На тот случай, если мне хуже станет. Номер телефона не теряй. Условия остаются прежними.
– А тебе может стать хуже?
– Не исключено, – не хочу лгать. Предупреждён – вооружён. – Мне бы антибиотиков, – сажусь на диван, куда помогает опуститься Арина. – У тебя есть? – глупо, но спрашиваю. Да и нужно что-то говорить, пока укладываюсь. Не стонать же от боли, как девица нетерпеливая.
– Н-нет, – мотает головой Аря. – Хотя, – чуть кривится, – полгода назад я сильно заболела и мне выписали что-то. Но не уколы, а суспензия.
– Тащи, глянем, – киваю благосклонно.
– Угу, – несколько коротких кивков от девчонки. Она скрывается в другой комнате, и уже вскоре возвращается с подушкой и одеялом. Ухаживает за мной: удостоверяется, что мне удобно и шагает к ближайшему закрытому серванту.
Отворяет боковую дверцу. Ковыряется недолго, выуживает небольшую коробку. На журнальный столик возле меня размещает. Принимается перебирать баночки и коробочки:
– Правда, там по возрасту, – задумчиво ворчит и чуть виновато дёргает плечом. – О! Вот оно! – демонстративно баночку выставляет с картинкой красной ягоды.
– С ароматом клубники? – меня потряхивает от смеха. Я бы спошлил, да лучше промолчать. И так девчонка вся на нервах.
Арина заметно смущается. Глаза отводит.
– Что есть. На другое рецепт нужен.
– Ладно, мелкая, давай и я в твою ясельную группу запишусь – разводи. Только чуть дозировку увеличь! – наставляю нарочито строго.
Аря преображается как подросток-озорник, которого похвалили. Расцветает улыбкой. Хоп – уже скрывается в коридоре.
– И от живота… – вдогонку кричу-шиплю. – В смысле от расстройства что-нибудь глянь, а то… антибиотики раздражают кишечник…
Ариша молодец. Готовит лекарства в рекордные сроки и находит в волшебной шкатулке и уголь активированный, и линекс. На столике перед ущербным мной выставляет, а пока принимаю-запиваю, уходит заниматься делами…
ГЛАВА 6
Бес
Просыпаюсь и некоторое время соображаю, где я. Сознание ещё рассеянное, башка страшно гудит. И всё вокруг смутно знакомое и вместе с тем – ни хрена не знакомо!
Когда различаю чужое мирное сопение и тепло, скашиваю глаза в ту сторону. Арина! Спит, сидя на полу, но рядом со мной, уместив голову на своих руках, близ моей. Уже одета в домашнюю одежду – штаны и рубашку с длинным рукавом.
Смотрю на девчонку: на трепет ресниц, плавную линию носа, чёткие полосы бровей, мягкие губы.
Русые волосы в лёгком беспорядке, но милом и естественном.
Ловлю себя в момент, когда почти касаюсь её головы.
Что делаю? Не стоит ошибки совершать. Тем более прикипать к девчонке душой. Она одна из… тех, кто меня не волнует. Она для меня ничто!
Зло отдёргиваю руку:
– Мелкая, подъём! – собственный хриплый голос бьёт по ушам.
Арина не то тихо стонет, не то недовольно мычит. А мне не нравится моя реакция на этот звук! Потому что… телу нравится.
Твою ж!
– Ты голодом меня уморить хочешь? – раздражаюсь на себя и свою дико-неуместную возбуждённость.
– М? – разлепляет сонные глаза девчонка. Некоторое время глядит непонимающе. Промаргивается, подслеповато рассматривает, и уже в следующий миг виновато улыбается:
– Простите, Дима, – мягко так, бархатно и нежно. И тембр этот… охриплый, меня похлеще пера надрезает. – Уснула, – винится невинная порочность. – Сейчас… – порывается встать, а я зачем-то за руку хватают. Девчонка растерянно упирается взглядом в мои пальцы, словно я на нее кандалы нацепил, но она настолько смиренна, что принимает новую реальность.
– Мне бы одеться, – роняю тяжко.
Аря выдыхает с облегчением и опять улыбается.
– Конечно, – кивает за меня, – на стуле уже всё приготовлено. Как вы просили. Спортивные брюки и футболка деда, – отчитывается прилежной ученицей. – Он крайне редко их надевает, – смущённо ведёт худеньким плечом. – Не его стиль. Поэтому и выбора, как такового не было.
– Спасибо, – отпускаю хрупкое запястье, проклиная свою неуместную слабость и желание полапать неприкосновенное, ну или коснуться…
***
– Ты и готовить умеешь? – приятно удивлён. На самом деле, пока Аря не появлялась, я успел изучить их с дедом двухуровневую квартиру «от» и «до», а на кухню хромал, ориентируясь на запах и бряцанье посуды.
– Не то чтобы, – краснеет Арина с лопаткой для переворачивания горячего. А я радуюсь, голос, конечно, у неё ещё не восстановился, но уже не такой эротичный. Словно осипла после болезни. – Необходимое и простенькое, чтобы не умереть с голоду, если дед плохо себя чувствует, – совсем тушуется. – Вы же будете? – с очаровательной надеждой на меня смотрит. – Яичница, колбаса, – смущённо ведёт плечом, – пару бутербродов… – перебирает из имеющего.
– Кофе, – отрезаю мрачно. – Крепкий. Чёрный. Кофе.
– О-о-о, – приободряется мелкая. – У нас только зерновой, – не без гордости и легкой вины.
– Если умеешь готовить, валяй! – благосклонно распоряжаюсь. А сам глазами вожу, нет ли где сигарет. Курить хочу, сожрал бы кого…
– Это я умею, – заверяет Аря и продолжает хлопотать по кухне. Не найдя, что посмолить, разочарованно сажусь за обеденный стол и начинаю следить за девчонкой – как она ловко справляется с кофемолкой, туркой и завариванием. Любуюсь, не особо вслушиваясь в то, что говорит.
– Но покушать придётся, – ставит передо мной маленькую чашку с ароматным напитком. Дымок плавно вьётся… А бодрящий запах напоминает, что я жутко голоден, а ещё…
– Давай так, – иду на компромисс, – я пробую твой кофе, и если мне понравится его вкус, так и быть, попробую и остальное.
Арина подбоченивается, глаза суживает:
– Обманете – обижусь!
– Не поверишь, – изо всех сил стараюсь быть серьёзным. Вид воинствующей девчонки близок к комичному, – только это и пугает!
Чашку в руки. Делаю глоток и на миг зажмуриваюсь. Горячий напиток приятно обжигает язык. Задерживаю во рту на несколько секунд и, смакуя, сглатываю.
– Уговорила, корми! – признаю мастерство кофеварилки.
Арина благодарно расцветает. Тотчас передо мной тарелка с яичницей оказывается, бутерброды…
– Стану начальником, тебя секретаршей себе возьму.
– Зачем? – перестаёт жевать девчонка, хлопнув недоумённо ресницами.
– Кофе мне будешь варить, – беспечно веду плечом.
Завтрак проходит спокойно, только меня начинает лихорадить: бросает то в жар, то в холод. Не показываю девчонке, что мне хреново – не хочу, чтобы волновалась. Мерно жую, бездумно слушаю непринужденный словопоток Арины.
– Вы извините, – ковыряет вилкой в своей тарелке Аря, – я никогда столько не болтаю, – виновато поднимает на меня зелёные глаза. – Видимо, волнуюсь, ну и не знаю, как себя вести.
– Будь собой, это всегда в тему.
– Тогда мы оба будем молчать, – прячет взгляд в своём блюде.
– Молчание – золото, – извлекаю умную фразу, зажевав яичницу остатками бутера.
– Иногда его слишком много, – мрачнеет Арина и встаёт из-за стола.
– Золота много не бывает, – допиваю остатки кофе, ещё раз отметив его приятный вкус.
– Простите, но мне пора… уходить, – омывая посуду, осмеливается посмотреть на меня через плечо.
– Понимаю. Спасибо… – тоже поднимаюсь. Равняюсь с девчонкой, ставлю в мойку свою посуду, но осторожно, чтобы не коснуться Ари. Ещё испугается, решит, что пристаю…
– Не думайте, что я вас гоню, – оправдывается смущённо, скосив на меня глаза, – но оставить вас не могу.
– Да я всё понимаю, – ничуть не обижен. Этого стоило ждать.
– Я быстро. Приму душ, оденусь… и буду готова!
– Хорошо. Я пока лекарство приму.
На том и расходимся.
***
Быстро глазами пробегаюсь по гостевой. Пилюли в рот, запиваю водой несколько штук угля… И спешно придумываю, что делать дальше, но от мыслей отвлекает звонок.
Не телефонный.
Прислушиваюсь.
Опять раздаётся громкий и мерзкий «дзынь».
– Арина, – зову девчонку. Слышит она или нет? Ждёт кого.
А может, свои?
Сердце ёкает и тотчас в груди неприятно холодит.
Звонок требует хозяев, да так настойчиво, что плетусь по коридору, попутно заглядывая в комнаты, какие попадаются, на предмет интересного, пока не оказываюсь в торговой лавке. Иду через зал, уже видя через окно – мужчину и женщину. Одеты по-деловому, точнее офисному.
Крупная женщина в сером костюме с юбкой ниже колена под плащ и с сумкой. Чуть выше среднего роста. Грязно-русые волосы по плечи. Макияжа минимум, но он всё равно делу и телу не поможет. Грубовата и массивна.
Мужик – в чёрном брючном костюме, под строгую куртку и с портфелем.
Вровень с напарницей. Тёмные волосы аккуратно подстрижены, зачёс на сторону почти не скрывает залысины. Тонкие черты лица, очки…
Кровь из носа, парочка из органов опеки.
Сбежать что ли?
Не получится…
Они меня уже заметили.
Какие расторопные и глазастые…
Да, работа такая.
Нехотя отворяю дверь, изображая всем видом спокойствие.
Немая сцена. Они с удивлением таращатся на меня. Я ровно на них.
– Утро доброе, – скучающе и слегка удивлённо. Кто-то же должен первым отмереть.
– Здравствуйте, – учтива немолодая женщина.
– Здравствуйте, – формальное от мужика.
Тётка обменивается растерянным взглядом со своим напарником.
– Мы из отдела опеки и попечительства.
Как бы невзначай оборачиваюсь, хотя на деле реагирую на едва слышные шаги. Мимолетно вижу Арину с полотенцем на голове. Она, как испуганный заяц, лишь нос показывает, и тотчас обратно юркает – за стену, разделяющую зал и магазин.
Равнодушно уставляюсь на парочку. Я весь во внимании…
– Меня зовут Светлана Георгиевна Авдеева, – суёт перед глазами удостоверение личности. – А это, – шаблонный кивок на напарника, – Антон Степанович Ратников.
Мужик чуть дольше возится с документами. Видимо до последнего ждёт, что я отмахнусь. Но я непрошибаем – «без бумажки – ты букашка!»
Только в памяти фиксирую морду второго работника отдела и некоторые данные, чтобы потом пробить у Агапыча, вновь с деланным равнодушием смотрю то на тётку, то на мужика.
– Простите, а вы кто? – с чувством такта у работницы опеки явно тяжело, впрочем, как и со взглядом. Холодный, пронизывающий, колючий. Привыкла с людьми других слоев общаться, где такт и учтивость не воспринимают.
– Я, – чуть запинаюсь. Спешно размышляю, как более правильно представить. – Я – дядя Арины.
– Дядя? – вытаращивается Светлана как-то там… Авдеева.
– Угу, – кивок. – Дмитрий Романович Бессов. Временно за ней приглядываю.
– Опекун? – сощуривается Светлана.
– Если вам так будет угодно, – задумываюсь над сложностью подделать документы в ближайшее время. И понимаю, что это тяжко и накладно.
– Нам об этом никто ничего не говорил, – пробормотал Ратников, вновь обмениваясь с напарницей удивлённым взглядом.
– Проходите, – благосклонно распахиваю дверь шире и киваю в зал. Я должен показать себя хорошим и воспитанным хозяином. Пусть и временным… – Не разговаривать же нам на пороге, – выдавливаю благодушие.
Пара проходит в лавку, а я руку к боку прикладываю, пережидая боль. Закрыв дверь, торопливо шагаю за прилавок на тот случай, если рана начнёт кровоточить и чтобы глазастые работники отдела… этого не заметили.
– Исмаил Иосифович загремел в больницу, – начинаю непринуждённо, но без лишней угодливости и желания показаться милым. – Думаю, вы уже в курсе.
– Да-да, – задумчиво кивает Светлана. – Поэтому мы пришли к Арине.
– Зачем? – изображаю искреннее недоумение. – Исмаил позвонил, попросил меня пару недель присмотреть за племяшкой. Пока сам лечится.
Недоумение на лицах Авдеевой и Ратникова смягчается, но полностью не спадает:
– К сожалению, – без вины, но с завидным упрямством и явным намерением осадить, – нас никто не предупредил о вас.
– А я тут причём? – хмурюсь.
– В такой щекотливой и спорной ситуации было бы уместно, – колюче поясняет Светлана, уже не скрывая недружелюбия. Полагаю, в парочке, яйца именно у этой особы. – Не могли бы вы показать документы? – Авдеева пристально на меня смотрит, словно знает, что документов нет, и я их не покажу. – На опекунство или попечительство. Или нотариально заверенную копию, – выдавливает ядовитую улыбку.
Твою мать! Вот же приставучая стерва!
– Мы не официально договаривались, – поясняю спокойно.
– Тогда прошу нас извинить, – леденеет тон Светланы, – но вы Арине Родионовне Коган всего лишь дядя, хотя документов, это подтверждающих, как понимаю, у вас тоже нет? – а взгляд такой, что до кишок пробирает.
– Оставил в номере гостиницы, – тоже не пальцем сделан. А Авдеева не самый жуткий человек с кем мне приходилось иметь дело и негласно сражаться за альфа-принадлежность. – Как прилетел, сразу в гостиницу, а потом сюда… Сами понимаете… Забыл…
– Нет, – даже не пытается изображать симпатию. – Не понимаю, – продолжает меня сканировать Светлана и тут же строго: – Дмитрий Романович, вы же хорошо понимаете, что оставить девочку под вашим присмотром, без каких-либо на то документов, мы не в праве?
– Свои документы предоставлю, а Арина… Мы собираем документы на признание её дееспособной, но ей через месяц восемнадцать… проще дождаться…
– Арина работает?
– Это не ваше дело.
– Боюсь, – упрямей овцы Авдеева, – моё больше, чем ваше.
Меня начинает бесить эта баба. Тем, что хорошо знает права. Тем, что тычет мне этим.
– Зачем лезть в семью, где в неудобной ситуации осталась достаточно взрослая, разумная и воспитанная девушка? Так необходимо нагадить ей в душу?
– Вы сами сказали, всего месяц…
– За это время можно растоптать не одно хрупкое создание.
– Арина уже бывала в приюте. В этот раз мы подыщем ей временную семью. Патронаж набирает силу…
– Я же сказал, документы предоставлю.
– Ваши документы мне не так интересны, как те, что касаются Арины и её опекунов и попечителей.
– Тогда вам лучше обратиться непосредственно к Исмаилу Иосифовичу…
– Мы у него были, – пристреливает холодно Светлана. – Он даже о вас ничего не сказал.
– Шутите? – изображаю недоумение. – Были у человека, только что перенесшего сердечный приступ? – хаотично соображаю, как выкрутиться.
– Да, – непонимающе кивает Светлана, явно уставшая от нашей пустологии. – К чему вы клоните?
– Были у человека, который сейчас под препаратами, и едва языком ворочает? – цепляюсь за первое, пришедшее в голову.
Авдеева и Ратников вновь обмениваются взглядами.
– Если вы будете напирать, то я обращусь в суд с иском, что вы берёте показания у человека, находящегося не при светлой памяти и замутнённым рассудком, – не помню такого в своей практике, но уже ляпнул. Видя лёгкое замешательство, решаю дожать. – Давайте очную ставку сделаем. Встретимся в больнице. И визитку свою оставьте… на тот случай, если всё же мои документы придётся вам предоставить.
– Сами? – сомневается тётка. – Свои документы предоставите?
– Конечно, – ни секунды не медлю, чтобы не дать повода усомниться.
Светлана ковыряется в сумочке. Выуживает небольшую карточку и кладёт на стеклянную поверхность прилавка. Порываюсь взять, но работница отдела опеки и попечительства придерживает визитку пухлым пальчиком:
– Вам ведь известна уголовная ответственность за заведомо ложные сведения?
– Видимо, больше чем вам! – парирую сухо. – Мелкую не отдам. Пока Исмаил Иосифович болен, Арина будет со мной.
Слова вколачиваются в сознание, как большие гвозди в деревянную стену – не лгу. Почему-то именно этот случай. Эта девочка… Меня зацепила.
Видимо потому, что я сам когда-то оказывался в примерной ситуации. Только я был один. Заступников не находилось.
А люди, которые занимаются контролем разных семей не всегда заслуживают уважительного отношения и обращения.
Вот и сейчас – работники пекутся о судьбе уже достаточно взрослой девицы, хотя есть семьи с гораздо более сложной ситуацией, где реально требуется контроль органов надзора, где маленькие дети без должного внимания и ухода… Но именно туда «добрые» работники опеки и попечительства почему-то не любят захаживать.
Да и мысль, что Арину запрут в каком-то учреждении, или передадут в патронажную семью, мягко говоря, корежит.
– У вас время до вечера, – неуверенно подаёт голос Ратников, опираясь о прилавок. – Если не будет полного пакета документов, завтра придём уже с группой изъятия.
– Мы разберёмся и соберёмся, – размазываю ответ. Даже порываюсь шагнуть из-за витрины, чтобы быстрее выпроводить парочку, как тётка огорошивает:
– Я бы хотела удостовериться, что девочка жива и здорова, – выдавливает свою формальную ядовитую улыбочку Авдеева. Не люблю с бабами расправляться, но эта нарывается.
– Мёртвые и больные в школу с друзьями не бегают, деда в больнице не навещают, – парирую со всем сарказмом, на который сейчас способен.
Бл*, курить хочу! Сожрать бы кого…
– То есть, её нет? – вскидывает брови Светлана.
– Вы удивительно проницательны. А теперь прошу меня извинить, лавкой заправлять Исмаилу не обещал. Да и дела у меня… за документами бы нужно смотаться.
Уже готовлюсь к препиранию по поводу законности нахождения друг друга на территории чужой собственности и попытки проникнуть в жилище, как представители отдела опеки и попечительства уходят, но на лицах застывает маска сомнения и недоверия.
