Текст книги "Башня континуума"
Автор книги: Александра Седых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Дело было не в том, чтобы попасть сюда, хотя и это удавалось далеко не каждому. Главное – надо было еще суметь удержаться здесь. Луддитская Коммуна была чрезвычайно закрытым сообществом со сложными внутренними правилами, которые складывались столетиями, с жестокими законами, многие из которых были неписаными, но нарушение их каралось немедленным изгнанием, а то и смертной казнью. Сам образ жизни луддитов был причудлив и архаичен, точно так же, как язык, на котором они изъяснялись. Почти все пришельцы из Вовне, в конце концов, уходили.
Но некоторые, самые упорные, оставались, и тогда неотвратимо менялись, ибо Коммуна давно превратилась в особый, тайный мирок, уверенно хранивший и оберегавший свои секреты.
И частью их было Слияние с Духом.
Тем прохладным, но солнечным, утром, братья и сестры собрались на главной площади Мэмфорда, главного города Коммуны. Здесь не шел дождь, и небо было совершенно безоблачным, высоким и ясным.
Служки в красных накидках и капюшонах обошли каждого из братьев и сестер, раздавая горсти сушеных грибов, обладающих особенными свойствами. Эти галлюциногенные дары природы луддиты в больших количествах собирали осенью, заготавливали и впоследствии круглогодично использовали для церемоний Слияний.
С каменного возвышения в центре площади за ходом ритуала наблюдал мэр Коммуны, пятидесятидвухлетний Грегори Даймс, облаченный в торжественные и страшно неудобные черные одежды, вручную расшитые золотыми нитями. Более всего Даймса донимали шерстяные церемониальные кальсоны, кусающие за самые интимные места. Он украдкой почесывался и бранился на незнакомом луддитам языке – наречии чужака из Вовне.
– Чертовые кальсоны. Чертов дождь! Чертовые… Ч-конструкты!
Убедившись, что каждый из пяти тысяч присутствующих получил и употребил свою порцию грибов, Даймс успокоился, сел, скрестив ноги, улыбнулся своей юной возлюбленной Люси, которая находилась в первом ряду, и заговорил, призывая Духа.
– О, Дух, наш невидимый заступник, защитник от морока машин, внемли нам, преданным детям твоим. Богиня Технология, мы отрицаем тебя.
– Отрицаем! – тысячами голосов отозвались луддиты, опускаясь на заранее расстеленные на гладких камнях соломенные циновки.
– Наука, мы отрицаем тебя! – продолжал Даймс. – Прогресс, мы отрицаем тебя! Храм Разума, стальное сердце Трансгуманизма, пылающее святилище Заблуждения, мы сокрушили тебя и на обломках твоей надменной Гордости воздвигли священный алтарь Любви! Отрицание, освобождение, очищение, возрождение! О, Дух! Даруй нам Забвение! Забвение! Забвение!
Закрыв глаза, юная Люси, как и тысячи ее соплеменников, последовала за сильным голосом Даймса, будто за путеводной звездой. Тьма перед ее плотно сомкнутыми веками постепенно светлела, пока не рассыпалась мириадами сочных красок. Дух вошел в нее, наполнив и напитав тело и душу теплой, как материнские руки – любовью. Люси знала, что те же самые чувства сейчас испытывают тысячи ее братьев и сестер. Сознания их переплелись и сплавились воедино, подобно рекам, вливающимся в единый океан гармонии. Люси радостно плыла по течению, захваченная общим потоком, смеясь и танцуя, ощущая себя обновленной, сильной, цельной, чистой, здоровой.
– Любовь, – шептали ее губы, – любовь, любовь…
И вдруг счастье закончилось, и начался ужас. Тепло сменилось мертвенным холодом, а чистые воды райского океана потемнели от крови и сделались отравленными и горькими, как трава полынь. Студеный поток закрутил ее, как щепку, и вышвырнул на берег скорби. Корчась от боли и страха, она беспомощно смотрела, как ее обступают древние боги, воющие и стенающие призраки, алчущие козлоногие демоны похоти и голода. Могильные черви, смердящие чудовища, обитающие на пепелищах языческих капищ, ожившие деревянные идолы набросились на нее, терзая, мучая, вгрызаясь в беззащитную плоть…
В отчаянной попытке спастись от нескончаемой пытки девушка распахнула невидящие глаза и отчаянно закричала. Ее крик слился с криками сотен ее сородичей, только что переживших абсолютное погружение в тот же мучительный кошмар. Площадь превратилась в бурлящее человеческое море.
Наблюдающий за этим с возвышения Грегори Даймс один остался спокоен среди страстей и хаоса. Мимолетная улыбка скользнула по его губам. Он видел это… и знал, что это – знамение. Знамение грядущих великих перемен, которым будет суждено уничтожить величайшую в истории Империю.
4
В тот же миг он услышал голос внутри своей головы; мягкий манящий шепот, густой, сладкий, обволакивающий, растворяющий, как топленое молоко. Зов. Он поднялся, извинившись перед клиенткой, которая зашла за советом по поводу своих семейных неприятностей. Он не гнушался оказывать и эти услуги. В черной визитной карточке с вензелями так и значилось: специалист широкого профиля.
Поглаживая узкую бородку, он раздернул бархатные портьеры, открыл дверь и вошел в небольшую комнату без окон, со стенами и потолком, выкрашенными черной с пурпурным отливом краской. Мрак угрюмой каморки разгоняли несколько тускло мерцающих свечей из красного воска, накрытых стеклянными колпаками. Он запер двери на ключ и бережно достал из стенной ниши хрустальный шар. Какое-то время тот оставался тусклым и мертвым, но постепенно, согреваясь в его руках, ожил. Внутри шара вспыхнул свет, разгораясь все ярче, подобно погребальному костру, и вот – он увидел…
Мрак, Гибель, Красную Смерть. Братоубийственную войну и восходящего на трон величайшего в истории Тирана. Он увидел все это и улыбнулся, когда сквозь алые всполохи грядущих катастроф и мареновое мерцание проступило нечеловеческое лицо и прошептало одно слово:
– Скоро.
И шар погас, наполнив его радостью и нетерпением.
Но пора было вернуться к обыденным делам. Клиентка терпеливо дожидалась его возвращения, и он не обманул ее надежд, протянув треугольный флакон темно-синего стекла, внутри которого плескалась загадочная жидкость.
– Две капли питья в утренний кофе вашего мужа, мадам, и он больше никогда не вспомнит о своей любовнице.
– Спасибо.
– Что вы. Вам спасибо. Приходите еще. Непременно.
5
В тот день Три-Ви с таймером включился без семи минут семь утра, разбудив Шарлотту Лэнгдон бравурной мелодией военного марша – гимном Империи, который представлял собой слегка видоизмененный старинный гимн Священной Ортодоксии. Под высокопарный строй литавр и валторн Шарлотта распахнула глаза и зевнула.
– Доброе утро, – сказала она потолку.
Немного эксцентричная привычка – начинать утро, здороваясь с потолком, но с тех пор, как месяц тому назад Шарлотту бросил муж, она обзавелась несколькими эксцентричными привычками. Например, маниакальной страстью к разгадыванию кроссвордов или пристрастием к шоколадным батончикам.
Лэнгдону недавно исполнилось сорок пять. Упитанный и по-чиновничьи представительный, он занимал должность первого заместителя директора столичного департамента образования. Отличный заработок, большие перспективы служебного роста. В будущем Лэнгдону прочили пост министра образования, и не столицы, а имперского кабинета. Впрочем, все это не имело значения, потому что одним прекрасным вечерком, вернувшись со своей скучной бюрократической работы, Лэнгдон уселся прямо в коридоре на скамеечку для ног и начал что-то мямлить, не глядя на Шарлотту. Кажется, объяснял, что пока им придется повременить с покупкой новой шубки для нее. Или нет. Кажется, он нашел Любовь Всей Жизни.
– Так получилось.
– Да.
– Ты ни в чем не виновата… никто ни в чем не виноват.
– Да.
– Не волнуйся о бумагах на развод, я сам займусь этим.
– Да.
– Квартиру я оставлю тебе.
Как мило с его стороны. Квартирку трудно было назвать шикарной, но все же она была достаточно уютной и просторной, и недалеко от цветочного магазина, где работала Шарлотта. Она поцеловала мужа в щеку. Лэнгдон был потрясен.
– Ты не поняла? Я ухожу от тебя.
– Нет, я все поняла.
– Что ты делаешь?
– Собираю твои вещи.
– Неужели ты не хочешь…
С этой неоконченной фразой Лэнгдон навсегда исчез из ее жизни, оставив ей свою квартиру и свою фамилию. Не Бог весть какие приобретения, но, пожалуй, лучше, чем совсем ничего.
Еще разок зевнув, Шарлотта села, облокотясь на подушку, и потянулась за первым за день шоколадным батончиком. Апельсиновый джем, нуга и карамель, как она надеялась, заполнят эту зияющую пустоту внутри. Кусая и смакуя, Шарлотта посмотрела утренний выпуск новостей всеимперской вещательной государственной сети ИСТИНА инк., в глубине души надеясь, что именно сегодня бодрые, подтянутые, высокооплачиваемые ведущие объявят о наступлении Армагеддона, Судного Дня или чего-то в том же освежающем духе… но – увы. Государь Император посетил какие-то скачки; парламент слаженно провалил очередную бездарную реформу Верховного Канцлера Милбэнка; в моду после долгих лет забвения вновь вошли рюши и оборки.
Выпуск новостей сменился прогнозом погоды. Сюрпризов на сегодня не намечалось. Благодаря сложной системе биокуполов и бесперебойной работе метеоспутников погода в столице всегда была предсказуемо великолепной. Зимы походили на глянцевые рождественские открытки, весны напоминали работы импрессионистов, осени заставляли вспомнить полотна Ван Гога, а летние деньки всегда были солнечными и ясными, разве иногда пойдет дождь, приятный, как теплый душ.
Шарлотта не любила душ – предпочитала принять ванну. Чем и занялась, пустив горячую воду и хорошенько взбив ароматную пену с запахом лимонов и клубники. После чего, свежая и благоуханная, она выпила чашку крепкого кофе без сахара и сливок, оделась, подкрасила губы и ресницы и уложила свои длинные, тяжелые, густые каштановые волосы. Потом схватила сумочку, затолкала в нее ключи, два шоколадных батончика – на обед и ужин, книжечку кроссвордов, чтобы скоротать время в пробках, и выскочила за дверь. Ей предстоял долгий, тяжелый день.
Цветочный магазин Либера, где Шарлотта работала, поставлял галерее Торнтонов цветы для вернисажей, выставок и перфомансов. Некогда галерея была чопорным, академическим заведением, но с тех пор, как хозяйкой здесь стала леди Серафина Милфорд, шестая жена лорда Торнтона, галерея превратилась в ультрасовременное, модное, скандальное местечко, популярное не только у богемы, но и у богатых обывателей, жаждущих острых ощущений.
Расположенная на сотом этаже Копилки, галерея разделялась на три части. Первый зал предназначался для полотен старинных и прославленных художников, второй – для картин молодых дарований. А вот третий зал был совершенно особенным, и представлял собой нечто среднее между кунсткамерой, орудием изощренных пыток и святилищем. Белый пол, белый потолок, черные стены и повсюду – зеркала. Огромные, в человеческий рост, и крошечные, не больше ногтя мизинца, старинные, помутневшие от времени и новые, в массивных бронзовых, покрытых позолотой, деревянных, пластиковых и стеклянных рамах. Здесь, бродя среди зеркал и среди своих неисчислимых отражений, человек должен был постигать самое совершенное, самое низменное, самое лживое, коварное и прекрасное из произведений искусства – самое себя. Обычно этот зал пустовал.
Сейчас, находясь во втором зале (для молодых дарований) Шарлотта расставляла по вазам цветы, лихо щелкая садовыми ножницами, и рассматривала выставленные картины, большинство которых выглядело так, будто их рисовали умственно отсталые дети. Хотя она ничуть не сомневалась, что всегда найдется богатый простофиля, готовый выложить миллион-другой за каждый из этих шедевров абстрактного искусства.
– Добрый день, – вдруг сказал ей кто-то в спину тихим, приятным мужским голосом.
Шарлотта терпеть не могла, когда к ней подкрадываются и что-то шепчут на ухо. Она резко развернулась, разведя руки в стороны так, что ножницы раскрылись и превратились в смертельное оружие, и нацелила стальные лезвия в подбрюшье элегантного темно-синего костюма, изысканную компанию которому составляли белоснежная сорочка, безупречные ботинки и галстук, похожий на поэму в прозе.
Шарлотта подняла взгляд выше галстука. Он был очень недурен собой. Лет тридцати. Высокий, светловолосый, гладковыбритый, широкие плечи, прямой нос, твердый подбородок. Дело портил его ледяной, акулий взгляд. Похоже, важный делец. Здесь, в Копилке, важных дельцов было больше, чем тины в застоявшемся болоте. Время от времени эти корпоративные монстры покидали естественные ареалы обитания – казематы своих шикарно обставленных кабинетов – и фланировали по коридорам Копилки, одетые с иголочки, бледные, как призраки, выжатые деланьем денег, как лимоны, скучные, как семь смертных грехов, и все с акульими глазами. Шарлотте не нравились эти парни, уж больно они походили на тени Аида.
– Эй, кто-нибудь дома? – вопросил делец и пощелкал у Шарлотты пальцами перед самым носом.
– Вы что-то хотели?
– Я хотел видеть леди Милфорд.
– Леди Милфорд вышла.
– Давно ли?
– Полчаса тому назад примерно.
– Куда?
– Леди Милфорд мне не говорила.
– А когда вернется, она вам тоже не говорила?
– Нет.
– А ее секретарь?
– Тоже ушел. Обедать.
– Ясно. Ну, а вы? Вы здесь работаете или что.
– Не совсем. Я из цветочного магазина.
– Откуда?
– Из цветочного магазина Либера. Мы поставляем галерее цветы для различных торжественных мероприятий. Сейчас, как видите, я оформляю цветочные композиции для сегодняшнего перфоманса.
Стекленея серыми глазами, делец обдумал эту, несомненно, бесценную и важную для него информацию. Потом сообщил, что леди Милфорд должна была ждать его в галерее в два часа и отдать какую-то безумно антикварную и очень дорогую сахарницу.
– О-о… дорогую? Насколько дорогую? – спросила Шарлотта.
Признаться, она не ждала ответа, но делец без тени смущения озвучил сумму. От потрясения Шарлотта едва не рухнула во всамделишный обморок. Не верилось, что кто-нибудь в здравом уме способен выложить подобные астрономические деньги за фарфоровую безделушку. Ей понадобилось некоторое время, чтобы оправиться от финансового шока.
– Разумеется, это не мое дело, но вам действительно так нужна эта вещь? Почему бы вам взамен не приобрести что-нибудь практичное, блестящее, хромированное.
Кажется, он был малость сбит с толку.
– О. Например.
– Кухонный комбайн. Или кофеварку.
– Да, пожалуй… но вы бы попробовали убедить в том мою сестру. Она славная, прелестная девчушка, но малость повернута на коллекционировании никому не нужных, очень редких антикварных вещиц. Если она не получит свою сахарницу, то снимет с меня семь шкур.
При взгляде на его суровое лицо не верилось, что кто-то может провернуть над ним такую процедуру.
– Ох… если это так важно… я пойду, поищу леди Милфорд. Точно не знаю, но, кажется, она может быть в парикмахерской. Вы подождете десять минут?
– Да. Постойте-ка.
Шарлотта приостановилась, любовно прижимая к груди в розовой форменной блузке здоровенные, острые, будто турецкие сабли, садовые ножницы.
– Странно, конечно, и, в принципе, не имеет никакого отношения к делу, но вы так и пойдете – с ножницами? – сказал он.
– Да. Лучше прихвачу с собой, а то кругом столько ненормальных бродит…
– Я нормален, – сказал он очень убежденно.
– Я вам верю, только, знаете, вот именно так все ненормальные и говорят.
– Тоже справедливо, – сказал он.
Шарлотта решила прекратить этот странный разговор, мило улыбнулась и отправилась за Серафиной. Та и впрямь оказалась недалеко – двумя этажами ниже, у своего парикмахера, который при помощи горячих щипцов и лака приводил в живописный беспорядок ее белоснежные локоны.
– Что-то случилось? – спросила она, глядя на Шарлотту огромными, лучистыми, будто у эльфа, прозрачными глазами.
Леди Милфорд была существом двадцати лет от роду, сладостным, как большая-пребольшая порция взбитых сливок. Одевалась Серафина всегда в персиковое, белое и золотое, любила мятные карамельки, играла на арфе, называла мужа папулечкой. Надо ли упоминать, что юное, невинное, обворожительное создание отличалось редкостной глупостью и вздорным нравом. Зная о том, Шарлотта старалась лишний раз не раздражать ее.
– Простите за беспокойство, леди Милфорд.
– Нет, нет. Я рада, что ты зашла, а то я здесь умираю со скуки. Присядь, расскажи мне что-нибудь интересное.
– Я бы с большим удовольствием, леди Милфорд, но мне надо работать…
Серафина капризно наморщила нос, еле заметно перепачканный сверкающей розовой пыльцой Мыслераспылителя. Именно нанюхавшись этой дряни, она делалась невообразимо несобранной и забывала о важных встречах и антикварных сахарницах.
– Работать… фи, какая скука! Вот папулечка всегда говорит: нам, высшему сословию, есть чему поучиться у простых людей. Не понимаю, почему он такое говорит? Сам, бывало, хватит за ужином лишку, берет хлыст и гоняется по всему дому за лакеями, мол, воруют наше столовое серебро. Догонит, хлыстом по спине оприходует, объяснит, что воровать – нехорошо. А так добрее души человека, чем мой папулечка, в целом свете не сыскать!
Шарлотта была настолько зачарована этим коротеньким рассказом, что с трудом вспомнила о цели своего визита.
– К вам в галерею зашел какой-то тип… если честно, он страшно зол, буквально вне себя. Говорит, вы должны были в галерее в два часа и отдать ему какую-то штуку, вроде бы антикварную сахарницу.
– И? – проговорила Серафина безмятежно.
– Возможно, вам стоит подняться и отдать ему эту вещь, – предположила Шарлотта.
– Возможно? – повторила Серафина с сомнением.
Шарлотта не знала, что еще прибавить.
– Хмм. Пожалуйста?
– Ох… раз ты просишь.
Когда они прибыли на место (отчего-то так и хотелось прибавить – преступления), делец расхаживал туда-сюда, время от времени бросая неприязненные взгляды на абстрактную живопись. Едва ли с большей симпатией он поглядел на Серафину.
– Где тебя черти носят, душенька.
– Простите, я совсем забыла, что вы должны были зайти сегодня.
– Как это возможно. Я ведь дважды предупредил тебя, что зайду. Один раз – утром, а второй – в час дня. Ты обещала, что будешь на месте.
– Я ведь объяснила – забыла.
– А голову на шею ты утром надеть не забыла, душенька? – холодно осведомился делец.
Шарлотта почти не удивилась, когда леди Милфорд с непререкаемой серьезностью потрогала свою модно стриженую макушку. Да, голова ее была на месте. До поры до времени.
– Как вам моя новая стрижка? Мне идет?
– О чем разговор, душенька, ты обворожительна.
– Хорошо. Подождите минутку. Сейчас я вам принесу вашу дурацкую перечницу.
– Сахарницу, – поправил делец ровно.
– Ах, как вам угодно.
Неспешным облаком Серафина уплыла в свою антикварную лавку. Шарлотта опять взялась за ножницы и пульверизатор, а делец глянул на наручные часы и негромко ругнулся.
– Спасибо, что привели ее.
– Не за что.
Признаться, Шарлотте сделалось чуть неловко. Она ощущала, как делец проводит смотр ее достопримечательностей, деликатно, исподволь, но все же. Взгляд его пропутешествовал по ее спине и спустился чуть ниже, правда, всего на мгновение-другое. Когда Шарлотта покосилась на него, он с преувеличенным вниманием рассматривал цветочные композиции в фигурных вазах из прозрачного синего стекла.
– Вы сами смастерили это? – спросил он, наконец.
Смастерила? Боже. Что за высокомерный тип. Она три дня корпела в поте лица над этими виртуозными цветочными композициями, и особенно много времени потратила на замысловатые украшения из лент, стразов и стекляруса.
– Сама.
– Выглядит неплохо. Давно занимаетесь этим?
– Уже шесть лет. Устроилась на работу по объявлению. Мистер Либер оказался настолько добр, что взял меня. Магазин у нас небольшой, но в центре, арендная плата очень высока, и он не мог позволить себе нанять дипломированного флориста. Но за эти годы, надеюсь, я сама обучилась кое-чему.
Делец не сумел скрыть эмоций, вызванных ее рассказом. Нестерпимой скуки. И желания оказаться за миллионы световых лет отсюда.
– У вас с галерей контракт?
– Нет. Своего рода соглашение.
– Какого рода?
– Ну… мистер Либер… хозяин магазина… когда-то работал садовником у лорда Торнтона, но не у нынешнего лорда Торнтона, а у его отца. Потом мистер Либер вышел на пенсию и решил открыть собственное дело, и лорд Торнтон предоставил ему ссуду… практически безвозмездную.
Делец обдумал это и вздохнул.
– Так вы, что ли, работаете здесь бесплатно? Такое у вас соглашение?
– Не совсем. Нам оплачивают материалы и расходы на доставку… и потом, дело не в деньгах, а в престиже. Сам факт, что наш магазин обслуживает картинную галерею лорда Торнтона – самая лучшая реклама, какую только можно вообразить.
Ее воодушевление касательно отменной рекламы цветочного магазина привело к неожиданному результату.
– Знаете… – протянул делец.
– Да?
– После того, как душенька отдаст мне эту антикварную штуку, я собирался пойти выпить кофе. Не хотите ли составить компанию.
Шарлотта вовсе не сочла эту затею замечательной.
– Благодарю, но мне надо работать.
– Возможно, вы могли бы сделать перерыв. Я бы угостил вас вкусным ленчем. Вы выглядите… не обижайтесь… малость худосочной. Молодые девушки сейчас слишком увлекаются диетами. Питаются листочками салата и минеральной водой. От этого можно заболеть, даже умереть. Слечь с анемией, к примеру.
– Я умирать не собираюсь, уж точно не от анемии, – сказала Шарлотта несколько раздраженно, задетая его назидательным тоном, – но спасибо за заботы.
– Ну, что ж. Я не хотел быть навязчивым. Просто подумал, что вам не повредит чашка кофе и бифштекс с кровью.
– Бифштекс? С кровью? О, вы знаете подходы к дамам, – не сдержалась Шарлотта.
– Правда? – сказал он, приподняв темную бровь.
– Господи Боже! Нет!
По счастью, вернулась Серафина с сахарницей, которую завернула в самую грязную и замасленную тряпицу, какую только сумела найти.
– Какое счастье, – сказал делец кисло, забирая у нее причитающееся, – итак, сколько я тебе должен, душенька.
– Нисколько. Папулечка уже заплатил. Он сказал, вернете, когда захотите. Или можете не возвращать. Так он сказал. Надеюсь, вы зайдете ко мне сегодня вечером. И жену приводите. Вдруг ей что-то понравится, – сказала Серафина и кивнула на картины. – Знаете, подберете что-нибудь подходящее для гостиной. Или спальни.
– Благодарю за приглашение, душенька. Что ж, зайду. До свидания.
Проводив дельца, Серафина плюхнулась на невыносимо экстравагантную оранжевую банкетку и принялась рыться в карманчиках своих персиковых одежд.
– Дорогуша, тут тебе еще долго? – спросила она Шарлотту.
– Нет, я уже почти закончила. Посмотрите, что думаете, леди Милфорд.
– Пожалуй, мне нравится. Черт! Куда запропастился мой секретарь? Когда вернется, я его уволю… точно уволю! Спасибо, что позвала. Серьезно, неохота связываться с этим типом, да еще из-за какой-то фарфоровой безделицы. До чего же неприятный человек.
– Вы его знаете? – осторожно спросила Шарлотта.
– Кто же его не знает, – сказала душенька Серафина слегка удивленно.
– Я, – ответила Шарлотта честно и правдиво.
– Да ведь это же был лорд Ланкастер, – проговорила Серафина, продолжая быть слегка удивленной.
– Кто?
– Лорд Ланкастер.
Мозг Шарлотты напрочь отказывался воспринимать столь поразительную информацию. Мифический грифон? Легендарный Феникс? Сцилла и Харибда? Волшебный единорог? Лорд Ланкастер?
– Кто-кто?
– Лорд Ланкастер, – вновь повторила Серафина, – Ланкастеры. Корпорация «Ланкастер Индастриз». Лорд Джек Ланкастер. Ланкастеровский Деловой Центр. Неужели ты никогда ничего об этом не слышала?
Господи! Кто же не слышал о Ланкастерах? Ланкастеры ведь были такими ошеломляюще знаменитыми. А еще они были несусветно богатыми. И главное – это имя было написано на здании, где они находились прямо сейчас. У Шарлотты задрожали колени.
– Он? Это был он?
– Да.
– И вы с ним знакомы?
Серафина нашарила в карманчике заветную серебряную шкатулочку и открыла, поддев крышку бело-розовым ногтем. Шкатулочка была до краев полна слюдяно-мерцающим порошком – отборным Мыслераспылителем, сильным синтетическим наркотиком, производившемся на основе услада-плюс четвертной очистки.
– Если тебе интересно…
– Да, – только и сумела выговорить Шарлотта немеющим языком.
Серафина оживилась, обрадованная возможностью позлословить.
– Не могу сказать, что я так уж близко с ним знакома. Вот мой муж – другое дело, они с детства лучшие приятели, их прямо водой не разольешь. Только, если хочешь знать мое мнение…
Серафина прервалась, чтобы напудрить носик щепоткой удивительного и волшебного порошка, взбодрилась и продолжила.
– Так скажу, человек он по-настоящему неприятный. Очень себе на уме. То есть такой парень – смотрит на тебя, и никогда не поймешь, о чем он думает. Увольняет клерков за малейшую провинность. Любит приложиться к бутылке – ну, это у них семейное. А его жена, бедняжка… у нее всегда такой испуганный вид. Я ни на что не намекаю, но выводы ты можешь сделать сама.
Шарлотта не стала бы торопиться с этими самыми выводами. Кто знает, что могло напугать леди Ланкастер. Вдруг она увидела мышь. Или привидение.
– Дорогуша.
– Да, миледи.
– В последнее время ты такая рассеянная, в чем дело.
– Прошу прощения.
Из очаровательного носика Серафины пролились две капли крови, которые она небрежно смахнула ладонью.
– Я тут заболталась с тобой, а ведь хотела попросить об одолжении. Ты ведь в курсе: у меня вечером важное мероприятие. Как назло, что-то стряслось с одной из официанток. Кажется, она внезапно умерла или что-то подобное.
И я вспомнила, ты рассказывала мне, что работала официанткой. В устричной.
Шарлотта в жизни не работала официанткой, да еще в устричной. Леди Милфорд определенно что-то путала. Кто-то должен был набраться духу и объяснить ей, что наркотики разрушают мозг. Но зачем ей был мозг? Она была женой лорда Торнтона… о Господи!
– Леди Милфорд, честно говоря, я…
– Хорошо. А пока пойди, свари мне какао.
Вот такой была Серафина Милфорд. Вздорной, глупой, избалованной пустышкой, и все же, неужели она заслужила ужасную смерть, постигшую ее полтора года спустя, когда осколком взбесившегося зеркала ей отрезало голову? Всегда ли мы получаем то, что заслуживаем? Как знать.
