Текст книги "Огонь неугасимый"

Автор книги: Александра Паркау

Еще один

Посвящается Маяковскому.

 
Огненные строки сжатой телеграммы
Принесли о новой смерти весть…
Вождь поэзии плакатной и рекламной
Я хочу венок тебе принесть.
 
 
Ты в лохмотьях пестрых футуризма.
В желтой кофте пламенных шумих
Гордо шествовал, играя в мячик с жизнью,
Красочен и неизменно лих.
 
 
Шут, пророк, политик и мыслитель,
Агитатор, воин и ловкач.
Через мирную поэзии обитель
Ты пронесся бурным вихрем вскачь.
 
 
В строчках рубленных штампованного чванства
Выставлял с издевкой на позор
Канареек плоского мещанства,
Старых бар сантиментальный вздор.
 
 
И всегда, везде в ряду переднем
С барабанным боем и трубой
Отдал Временному душу на служенье
И боролся с вечною Мечтой.
 
 
А теперь, наполнив громом томы,
Умер Вертером, не одолев Мечты,
Не осилив горестной истомы,
Одиночества и пустоты…
 
 
К алтарю Любви, – Мечты Запретной
Бросил ложь раскрашенных забрал
И лицо романтика поэта.
Перед смертью миру показал…..
 
 
Да романтика…. Как Гете, Шиллер, Гейне,
Как Гюго, Жуковский, Ламартин…
И толпа стоит в недоуменьи;
– Боже мой, еще, еще один.
 

Распростертые

 
У тротуарных плит
Простых и гулких,
Где пыль метет движенье быстрых ног,
Где сор и грязь,
Бумажки и окурки,
На перекрестке нескольких дорог,
 
 
В толпе,
Спешащей к бизнесам и спорту,
Бегущей
Кто из дома, кто домой,
Китайский нищий в прахе распростертый
Припал к земле недвижный и немой.
 
 
Он, как мешок,
Лежит в мешке рогожном,
С ним рядом чашка —
Жалкий черепок,
И изредка рассеянный прохожий
Монетку медную роняет на песок.
 
 
Часами,
Молча
В позе неизменной,
Прикованный болезнью и нуждой,
Лежит он, незамеченный, презренный,
Растоптанный горячей суетой.
 
 
Рогожа рваная чужую тайну прячет,
Не видно ни лица, ни рук, ни век…
Он молод, стар?
Слепой он или зрячш?
Никто, ничто, загадка…
Человек!…
 
 
Он встать не хочет,
Или встать не может,
Чтоб встретить взглядом взгляды сотен глаз,
Чтобы мольбою
Жалость потревожить
И милосердье вымолить у нас?
 
 
Другие нищие —
Калеки старцы, дети,
Бранятся, молят,
Плачут и грозят,
Трясут на солнце дня болячек многолетних
И ветхих рубищ застарелый яд.
 
 
Проходит их крикливая когорта,
Нескладной жизни режущая нить…
Но этих —
Молча,
В прахе распростертых
Я не могу осмыслить и забыть.
 

Родное

 
Закончен день труда, усилий и забот,
Развесил вечер дымчатые ткани,
И души ночь зовет в цветной водоворот,
И бархатным крылом к забвенью манит.
 
 
Многоголовая, безликая толпа
Расположилась в скромных креслах кино.
Ведет в миры чудес безвестная тропа
И за картиной движется картина.
 
 
Уходят вдаль и вглубь бескрайние моря,
Играют волны в переливах света,
И черно-белая, бесцветная заря
Горит в узорах пальм и минаретов.
 
 
Гремит и ширится неистовство войны,
И взрывов колыхаются воронки…
Дворцы и хижины, действительность и сны
И профиль женщины печально тонкий,
 
 
Любовь, цветы и смерть… Улыбки, рандеву
Фотогеничные в объятьях пары…
Как хорошо сидеть и грезить наяву,
Листая взглядом вечной сказки чары.
 
 
И вдруг все скопище случайное людей
Метнулось, вздрогнуло, затрепетало,
Вздохнуло тысячью зажегшихся грудей…
Что их на полотне так взволновало?
 
 
Да ничего… Пустяк… Соломенный плетень,
Ржаное поле, лес – пейзаж убогий…
Две бабы с ведрами, избушки деревень,
Да мужики в телеге на дороге.
 
 
У поля на меже, прозрачны и тонки,
Березки клонятся от ветра долу,
И медленно встают родные васильки,
Примятые под колесом тяжелым.
 

Рождество

 
Я люблю Рождество поэтично и нежно,
Как хорошего старого друга,
И по пунктам слежу ритуал неизбежный,
К нашей встрече готовлюсь тепло и прилежно,
Отдаю все минуты досуга.
 
 
Я люблю суету, частый стук экипажей
И моторов спешащие гулы,
Мишуру побрякушек и хруст картонажей,
Всю условность наивных, цветных персонажей,
Всех надежд неизжитых посулы,
 
 
Ватный снег слюдяной, колпаки и хлопушки,
Щекотанье от хвойных иголок,
Остекленные звезды, бумажные пушки,
Розы, флаги, снегурки и так… завитушки,
Позабытого детства осколок.
 
 
Рождество… – Здравствуй, дедушка, сказочник милый
Друг забытый, товарищ старинный!…
Смотрит тихо,   любовно: – Что? Жизнь изменила?
– Ничего, дорогая, живешь, а скосила
Смерть не мало косой своей длинной.
 
 
Вот, у глаза морщинки, поникнули плечи,
Помнишь первые наши свиданья?
Помнишь первые, светлые, яркие встречи,
Елки, молодость, танцы, горящие свечи,
Юных грез, юных чар ликованье?
 
 
Помнишь снег? Южный снег серебристый и хрупкий,
Шутка святок, кокетство, обнова,
Правоведика Коли румяные губки, —
Милый мальчик в мундире, цыпленок в скорлупке, —
И в косе моей бант бирюзовый…
 
 
Он потом прокурором был – желчный и тонкий…
Мы встречались… Так, вскользь, без ремарок…
А тогда? – Легких санок веселые гонки,
Поцелуй полудетский веселый и звонкий, —
Рождества первый чудный подарок.
 
 
Эх, дружище! Прошли мы путь жизни мятежный,
Скоро старость… И выйдем из круга…
Молодые, за вами черед неизбежный!
Я люблю Рождество поэтично и нежно,
Как хорошего старого друга.
 

Рождественский базар

 
Рядом с курами, картофелем и сеном
На базаре елок вырос лес.
Но люблю я вместе с Андерсеном
Рождество и сказочных принцесс.
 
 
И любви старинной повинуясь,
К лавкам в лес хожу в вечерний час,
Каждой елочкой пушистою любуясь,
Выставленной людям напоказ.
 
 
Ходя в руку мне сует хлопушки,
Поросята бешено визжат,
И висят, печально свесив ушки,
Шкурки опрометчивых зайчат.
 
 
На прилавках рыбы, серебристо
Блещут и сверкают чешуей,
Купол неба – ласковый и чистый
Распростерся низко над землей.
 
 
Китайчата ходят в кофтах ватных
С обязательной прорешкою смешной…
Зимний воздух пахнет ароматно
Снегом, ельником, любовью и смолой.
 
 
Гуси с утками раскатисто гогочат,
Их собратья – мерзлые лежат,
И никто, никто понять не хочет
Что за лесом принцы – сторожат.
 
 
По базару бегают принцессы
В черных котиках и скромных шляпках клош
И, торгуясь на опушке леса,
Хвои крестики мнут кончиком калош.
 
 
А в лесу, эфесы шпаг сжимая,
Принцы замерли и ждут своих принцесс…
Их не видно в чаще, но я знаю,
Что их прячет чародейный лес.
 
 
Ждут… И только ночь поднимет кубок
Засияет огоньков резьба,
Выйдут, чтоб искать под мехом шубок
Ту, которую сулила им судьба,
 

Городская весна

 
Весна городская, как гостья жеманная
С букетом фиалок в петличке жакета,
Искусственно яркая, приторно пряная,
Принесшая зной ненаставшего лета,
 
 
Взростившая травы в пыли под заборами,
Убравшая зеленью камень громоздкий,
Заплетшая клумбы цветными узорами,
Посыпав их щебнем песком и известкой.
 
 
Холодные стены нас всех обескровили,
Сковали привычкой, болезнями, страхом,
Весенняя радость, в желаньях-ли, в слове-ли.
Не брызнет нам в душу стихийным размахом.
 
 
Мы лысины прячем изящно панамами,
Морщины косметикой, бледность вуалью,
Пространство разрезали окнами, рамами,
Гордимся культурой, играем печалью…
 
 
Прозрачные ручки и платья кричащие,
Зажатые в туфельках тонкие ножки,
Задымлены трубами дали манящие
И застланы далью лесные дорожки.
 
 
Лесные дорожки, раздолье дремучее,
Поляны и нивы со всходами хлеба,
Играющий ветер над горною кручею
И небо влекущее, вечное небо…
 
 
Вливается в легкие воздух живительный,
Пьянящей струей забирается в груди,
Но сами себя безнадежно и длительно
К камням привязали бескрылые люди.
 
 
И терпят насилье, и терпят лишения,
Трусливо держась за давящие крыши,
Быть может весь мир накануне крушения,
А стены растут безудержней и выше.
 
 
Растут и теснят, обступают темницами,
Жизнь блекнет и гаснет, хиреет, мельчает…
И вешнее небо с далекими птицами
Безумье земли с высоты созерцает.
 

Вербная свечка

 
Длинной лентой идут со свечами
Прихожане из людных церквей,
Язычками колеблется пламя
Среди вербных весенних ветвей.
 
 
Мчится ветер одеждой шуршащий,
Носит искры, шумит и поет,
Не удастся мне свечки горящей
Донести до железных ворот.
 
 
Загадала я нынче желанье…
Тихой радости ветер не тронь:
От ненастья, неверья, страданья
Дай укрыть заповедный огонь.
 
 
Мою душу Ты, Господи, веси,
Ее грезы любовно чисты…
Гаснут звезды идущих процессий.
Гуще полог ночной темноты.
 
 
На любовь не кладешь Ты запрета,
Не караешь молитвы вдвоем…
Освяти дни грядущего лета
Перед светлым Твоим алтарем.
 
 
Пламя жутко, причудливо вьется
И пушинки на вербе дрожат…
Чей-то шаг за спиной раздается
И зовет оглянуться назад.
 
 
Это ветер следы заметает,
Над огнем розовеет ладонь,
Кто-то тихо меня окликает…
Замирает, трепещет огонь.
 
 
Чья-то тень впереди забежала,
Ветер вырвался, взвыл, закружил.
Это ты, ты о ком я гадала,
Это ты мой огонь погасил!
 

Рассвет

 
К одежде мягко льнул густой и влажный воздух,
Туман, клубясь светлел, как розовый опал,
Рассвет уже гасил серебряные звезды
И берег сказочный в тумане выступал.
 
 
У ног неслась река, играя жидкой сталью,
Плясали искорки в мелькающих струях,
И полускрытые прозрачною вуалью,
Гремели катера на ржавых якорях.
 
 
Над крышами домов в цветных спиралях дыма
Румяных облаков бледнела полоса,
И в утренних лучах суда проплыли мимо,
Широко по ветру раскинув паруса.
 
 
Проплыли медленно, бесшумно и печально.
Как тени прошлого, как призраки зари,
Скользнули по волнам и скрылись не причалив,
Развенчанных   эпох опальные цари.
 
 
Быстрей и радостней дробились солнца пятна,
Но Господи, скажи, что делать с сердцем нам,
Когда оно грустит с упрямством непонятным,
Тоскуя по давно ушедшим временам?
 
 
И помнит все дары и числит все потери,
Все мачты сбитые погибших кораблей…
В железо и огонь безрадостно поверив,
Машины у машин, мы крошим бремя дней.
 
 
Машины у машин в рабочих буднях серых…
Где вольный ветер бурь ликующий в снастях,
Гонявший по морям победные галеры,
И певший викингам в пурпуровых ладьях?
 
 
Горит веселый день, щебещут громко птицы,
Сапфировых небес раскинулся шатер,
И с визгом, грохотом и воплем лихо мчится,
Шипя и фыркая, бензиновый мотор.
 

Нормандское поверье

 
Судьба сторожит за дверью,
Мы все у судьбы во власти…
В Нормандии есть поверье,
Как в дверь не впустить несчастье,
 
 
Так мудрость гласит былая:
Мы все себе варим пищу, —
Весь день, в очаге пылая,
Огонь веселит жилище.
 
 
Он вечером в мгле ненастной
Прижмется к углям, алея,
Не дайте огню погаснуть,
Пускай он под пеплом тлеет.
 
 
Зальют лучи солнца пашни,
Мы горкой дрова положим,
Зажечь уголек вчерашний
Сегодня очаг поможет.
 
 
Не дайте огню погаснуть!…
В Нормандии есть поверье.
Иначе войдет несчастье,
Судьба сторожит за дверью.
 
 
В счастливых домах – порука,
Обходят сторонкой беды,
Не даром огонь для внуков
Зажгли в очагах их деды.
 

Старый портрет

 
Зимою вечером так долго время длится,
Надоедает думать и читать,
И нехотя начнешь с бумагами возиться
И письма в ящиках перебирать.
 
 
И вот в моей руке неярко освещенный,
Вечерним немигающим огнем,
Портрет поблекнувший – дореволюционный —
И офицер, задумался на нем,
 
 
Гвардейский вицмундир, чеканный тонкий профиль,
Наклон вперед всем корпусом слегка…
Не Дон-Жуан, не Байрон и не Мефистофель —
Улан Его Величества полка.
 
 
Бледнеет медленно в уютной раме кружев
Опал гигантский – снежное окно,
И, рану старую случайно обнаружив,
Пылает кровь, как щедрое вино.
 
 
Мелькнувших быстрых лет волненье и забава,
Далекий друг, герой влюбленных грез,
Куда, в какую глушь забросила, судьба вас?
Кем, стали вы? Трагический вопрос.
 
 
Остались ли вы там на родине печальной,
Бежали ли в далекие края,
И блещет серебром пробор ваш идеальный,
Обиды жгучей горечь не тая…
 
 
Погибли ли в бою? И взор надменно томный,
На миг обретший прежние права,
Закрыт давно землей и на могиле скромной
Растет весной зеленая трава?…
 

В рудниках Джалайнора

 
Сколько-б люди ни жили, сколько-б слов ни писали,
Громких слов – Милосердье, Гуманность и Долг, —
Но хранят всех времен вековые скрижали
И написано кровью на железе и стали:
Человек человеку всегда будет волк.
 
 
Не в безвестных полях мирового простора,
Где чужая нам жизнь в чуждых землях кипит,
В двух шагах, рядом, здесь, в рудниках Джалайнора,
Безответная ставка жестокого спора,
Гибнут сотнями люди, край кровью залит.
 
 
Плотно сжатые строчки пестрят деловито
И кричат со столбцов телеграмм и газет,
Что в разрушенных копях нет счета убитым,
Погребенным в обвалах, водою залитым.
И надежды на помощь, спасенья им нет.
 
 
Гибнут люди не там, не в пространстве, не где-то,
А знакомые, близкие, здесь, в двух шагах…
Те, кого мы встречали улыбкой привета,
С кем текла наша жизнь общим солнцем согрета,
С кем делили мы горе и радость и страх,
 
 
Мирно дремлют дома, улыбаются лица
И сверкают вдоль улиц приманки витрин,
Элегантных прохожих снуют вереницы,
А кровавой рукой жизнь листает страницы
Здесь у ближних холмов, у соседних долин.
 
 
И помочь мы не можем, понять мы не в силах
Для кого и кому эти жертвы нужны,
Что пожнет победитель на свежих могилах
Безоружных людей, сжатых в шахтах унылых,
Беззащитных рабочих, не знавших вины?
 
 
Что пожнет победитель? Какие награды
Смерть и муки погибших ему принесут?
Тихо спят снежных сопок немые громады
И безмолвствует пастырь смятенного стада
И молчит человечий и божеский суд.
 

Переправа

 
Изба-ли, дворик постоялый.
Все ладно. – Был бы лишь ночлег!
Прилег измученный, усталый,
С дохи не счистив грязный снег.
Мороз стучал по стылым бревнам.
Очаг дымил чадил – не грел
И полный месяц светом ровным
В окно замерзшее глядел.
Гляди… Уж рады ли, не рады.
Переночуем до утра.
За нами красные отряды,
А перед нами Ангара.
И вдруг толчок… Вскочил спросонка,
За грудь схватился, поглядел…
И точно шепчет кто в сторонке:
– Вставай, не мешкай, час приспел.
Бужу прия. еля: – Что надо?
Толкую: – Ехать нам пора, —
За нами красные отряды,
А перед нами Ангара,
– Куда? В уме ли ты? – Поедем…
Да ночью как будить людей?
В руках грохочет сбруя медью
И валит пар от лошадей.
Уселись в сани. С Богом, трогай!
Подняли вверх воротники,
Кати неезженной дорогой
На лед незнаемой реки.
Спустились вниз. Держись, не падай,
С врагом не кончена игра, —
За нами красные отряды,
А перед нами Ангара.
С пути не сбились? – В самом разе!
Э, вон на льду, где сдуло снег,
На ярко блещущем алмазе
Лежит убитый человек.
Расстрелянный… Второй и третий…
Кровь черным разлилась пятном…
Дорогу трупами отметил
Нам красный, свой-ли военком?
Ну, милые!… Несутся кони,
Полозья звонко режут лед,
Гляди, не видно ли погони.
Лишь вьюга снег метлой метет.
Повис над снегом гул неясный
И полный месяц светит нам,
Дробь перестрелки там у красных
Рвет зимний воздух пополам.
Вдруг остановка… Звон зловещий…
И вдрогнул пласт осевший льда.
Из под копыт нам в сани хлещет
Мечом разящая вода.
И слились звуки в общем стоне:
Храпели кони, лед, трещал…
На помощь, братцы. Тонем, тонем!
Войной пошел старик Байкал…
Да, сердце страхом нам ужалить
Судьба решила в первый раз…
По Ангаре с верхов шла наледь
И сам Господь нас чудом спас.
Кричим! Да тут не до истерик…
Пустились вскачь! Сиди ровней
И кони вынесли на берег
Обледенелый груз саней.
Тогда за крест мы оба взялись
В сияньи  брезжевшем утра…
За нами красные остались
И бушевала Ангара!
 

Все то же

 
Потому что в стекла окон мутных
Тихо осень стукнула рукой,
Захотелось мягкого уюта,
Манят кресло, книги и покой.
 
 
Захотелось чьей-то светлой ласки,
Прочного оседлого жилья.
Где-б склонять по дедовской указке
Я могла: Мое, мои, моя…
 
 
Где-б мои дрова в моем камине
Расцветали искрами в золе,
И неслышно крался вечер синий
В мой покой и по моей земле,
 
 
Где-б со стен, как в повести старинной,
Как когда-то в детстве снилось нам,
Бабушек и тетушек ряд длинный
Из потертых улыбался рам,
 
 
И под их родным знакомым взглядом
Там в углу, где риз сияет медь,
Засветить привычную лампаду,
И без страха жить и умереть…
 
 
Так устала; так устали все мы
От позорной, нудной суеты,
Пересказов той же старой темы,
Перепевов той-же нищеты.
 
 
Жизнь прошла обидою беспутной,
Недалек обещанный покой…
И не даром в стекла окон мутных
Тихо осень стукнула рукой.
 

Свадебный обряд

 
Мерцают туманно и нежно,
Огни голубые лампад…
Приехали вечером снежным
Мы свадебный справить обряд.
 
 
Приехали длинным кортежем,
Моторы пыхтят у крыльца,
Слова и молитвы все те же,
И тех же два пышных венца.
 
 
И так же к парче аналоя
Атласный постелен платок,
И ждут с тайной робостью двое,
Чтоб к счастью приблизил их Бог.
 
 
Когда-то мы тоже венчались,
Венчались и наши отцы.
Дни юности бурной промчались
И старости близки гонцы.
 
 
Наш век души злобою пенит
И новшеств приветствует ряд,
Но буквой сухой не заменит
Торжественный древний обряд.
 
 
Под белой прозрачной фатою
Невеста белее фаты,
Сиянье свечей золотое
На белые брызжет цветы.
 
 
А рядом, застенчив, взволнован,
Жених, спутник жизни и друг,
И кольцами гладкими скован
Сердцам заповеданный круг…
 
 
У девушек искрятся глазки,
Ловя сотни верных примет!
Вот встали на коврик атласный…
Кто первый оттиснул свой след?
 
 
Старушки вздыхают в такт пенью
Что счастье? Мгновенье и тлен…
Мнет шафер в невольном смущеньи
Тяжелый раскинутый трен.
 
 
Мерцают наивно и свято
Лампад голубые огни…
Мы тоже венчались когда-то
И ждали чудес… Как они…
 

Паутинки

 
Осень заржавленной кистью
Летние заросли мажет,
В воздухе мертвые листья
Ветер гирляндами вяжет.
 
 
Жизни стучит веретенце,
Время считает морщинки,
В алом негреющем солнце
Тихо летят паутинки.
 
 
Тучи грознее и ниже
Ночь раскрывает объятья,
О, защищайся, люби-же
Ласка от смерти заклятье.
 
 
Чувство с годами смиренней,
Сердце справляет поминки,
В томной лазури осенней
Тихо летят паутинки.
 

Зеркала

 
На шумных праздниках, в блестящей амфиладе,
Горящих, роскошью, залитых светом зал,
Как я люблю в их царственном наряде,
Как я люблю ряды зеркал!
 
 
Они двоят ажурных люстр сиянье,
Они зовут на сказочный простор,
Сливают грань миров и множат обаянье,
Лаская замкнутостью взор.
Они щедры, как принцы детской грезы,
Чисты и холодны, как девственный кристалл,
Правдивы, как дитя, обманчивы, как слезы…
Как я люблю ряды зеркал!
 
 
Но в жуткой полутьме притихнувшей квартиры,
Комфорта жалкого убогий идеал,
Окошки светлые несбыточного мира,
Как я боюсь немых зеркал!
 
 
С жестокостью судьбы и хитрой злобой зверя
Их светлая лазурь рисует без прикрас
И пропасть черную незапершейся двери,
И черную тоску глубоко впавших глаз.
Как я боюсь зеркал, зеркал неумолимых
В миражах небытья пророчащих финал,
Ловящих след забот и лет неизгладимых…
Как я боюсь немых зеркал!
 

Женщина

 
Я только женщина и замыслов глубоких
Не прячу от людей я в трепетной груди.
Ни славы, ни богатств, ни почестей высоких,
Ни власти, ни побед не жду я впереди.
 
 
Я только женщина… Тепло и блеск люблю я,
Люблю лазурь небес и солнца яркий свет,
Далеких вешних птиц, поющих аллилуйя,
Задумчивой луны загадочный привет.
 
 
Люблю я бальных зал роскошное сиянье
И пенящихся чаш серебряный трезвон,
Люблю игру камней, неровное дыханье,
Взволнованную речь за мрамором колонн.
 
 
Люблю горячих рук случайное пожатье,
И ласку быструю зажегшихся очей,
По бархату ступень манящий шелест платья,
И тела аромат, и музыку огней.
 
 
Я только женщина и замыслов опасных
Я не таю, увы, в мятущейся крови…
Я одного хочу, хочу упрямо, страстно
Хочу любви…
 

Искры

 
Искры летали, как звезды падучие
В черном от дыму вагонном стекле,
Мысли сплетались несвязный, жгучие…
Падали слезы, как искры горючие,
Падали искры, как слезы во мгле.
 
 
Искры летели… Вагон громыхающий
Бешено мчал нас и, как в полусне,
Помню речей твоих шепот ласкающий,
Милого голоса звук замирающий,
Гасли мгновенья, как искры в окне.
 
 
Искры летели и гасли летящие…
Память о них до сих пор я храню —
Искорку жизни живую, блестящую,
Где притаилось прошедшее счастье
И освещает дорогу мою.
 

Цветы раскаянья

 
Лилии прибрежные, лилии душистые,
Девственные, снежные, бледные цветы,
Вы – мечты души моей, гордые и чистые,
Вы – мечты любимые, нежные мечты!
 
 
Розы ярко красные, летом опьяненные,
Пышные, прекрасные, алые, как кровь,
Вы – любовь могучая, негой упоенная,
Пылкая и жгучая, страстная любовь!
 
 
Ирисы печальные, ирисы усталые,
Звона погребального отклик средь полей.
Скорбное отчаянье, думы запоздалые,
О, цветы раскаянья, вы мне всех милей!..
 

Interieur

 
Розовый отблеск горящей лампадки,
Черных теней трепетанье,
Светлые прутья узорной кроватки,
Мерные звуки дыханья…
 
 
Шорохи ночи в тиши напряженной,
Шелесты лапок мышиных,
Пса неотвязнjго лай отдаленный,
Скрип тюфяка на пружинах.
 
 
Розовый кончик раскрывшейся ножки,
Два кулачка на подушке,
Ласковый профиль заснувшtго крошки,
Нежный пушок на макушке.
 
 
Ночью проснешься – все тихов кроватке,
Слышно малютки дыханье,
Тихо колышется пламя лампадки,
Смутно теней очертанье.
 

Цвет поцелуев

 
Беседка в зелени с дерновою скамьей,
И ясный день дышащий негой лета,
И гладь пруда вся лильями одета,
И ты со мной!
 
 
Как много грез о счастьи бесконечном,
И звонких слов, и мыслей пестрых рой,
И юный смех веселием безпечный,
И первый поцелуй – горячий, молодой,
Зеленый поцелуй.
 
 
Раскрытое окно, с лазурной высоты
Струится серебро на бархатные шторы,
Каким огнем горят восторженные взоры,
Со мною – ты!
 
 
В тревожной тишине, луною озаренной,
Как властно шепот твой в ушах моих звучит,
И жжет меня твой взгляд, любовью вдохновенный
И на губах моих твой поцелуй горит,
Твой красный поцелуй.
 
 
Задумчивой зари мерцающий покой,
Терраса с гроздьями глицинии душистой,
Печально мы сидим в их зелени пушистой
Рука с рукой.
 
 
Последний алый луч на небе догорает,
Молчит балкон и мы молчим с тобой…
Прощай, прощай… Дрожит и замирает
Последний поцелуй прощальный и немой,
Лиловый поцелуй.
 

Фея

 
Летний вечер в саду чуть колеблет листву,
Стол накрыт ослепительно ярок,
Я гляжу – не слетятся ли феи в траву
Из под тени раскидистых арок.
 
 
Не слетятся ли феи на сказочный пир,
Шаловливые, милые феи.
Но давно уж бедняжки покинули мир,
Безответны и тихи аллеи.
 
 
Здесь на клумбах цветы и цветы на столе,
Раздаются заздравные речи,
И насмешливо звезды, прищурясь во мгле
Смотрят вниз на горящие свечи.
 
 
И красив темный сад, и красив белый стол,
И душа верить чуду готова…
О спустись, древней сказки изящный посол,
Чистый жемчуг крылатого слова.
 
 
О спустись к нам, малютка, из чащи ветвей
С нежным шелестом розовых крылий,
Вспомни старую быль и процессии фей
В цветниках распустившихся лилий.
 
 
Но молчат тополя и безмолвна сирень
В голубых переливах опала.
Вдруг метнулась над скатертью легкая тень
И вино пролилось из бокала.
 
 
В жидком золоте брызг, с тихим звоном стекла
Как цветок зачарованной сказки,
Билась бабочка, трепетным взмахом крыла,
Обивая прелестные краски.
 
 
И затихла внезапно, наш стол осенив
Обаяньем мгновенной печали…
Это – фея, слетев на мой страстный призыв,
Утонула в холодном бокале.