Текст книги "Ищейки: Часть I (СИ)"

Автор книги: Александра Кессель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Рейке представлял. В его представлениях театр горел, причем вполне реальным, а не синим пламенем, а перед ним на ветру раскачивались тела всех, кто даже мимо прошел. Тул Ойзо был единственным и любимым сыном магистрата, старый козел его смерть не простит.

– Я решил, что единственная возможность избежать последствий, эм… моих действий, это найти убийцу. Тогда же никто не спросит, что конкретно случилось с сыном магистрата, так ведь? Если убийца найден…

Йон мальчишку понимал. Он разглядывал оттопыренные ушки новоявленного клиента и видел куда больше, чем тот хотел показать. Например, старую тужурку, слишком свободную для тощего тельца, с перелицованными и надшитыми рукавами. Гербовые пуговицы срезаны, заменены на простые, из скорлупы водяного ореха. Светлые, по-астийски густые волосы полностью сбриты и теперь отрастали, чтобы, скорее всего, вскоре быть сбритыми вновь. Сплошная экономия, одна десятая ляня в цирюльне раз в полгода. Усы и борода у астов не растут, покупать бритву парню сплошное разорение. Судя по весу, что у подзаборного кота, питается он плохо, в лучшие дни заедает сырую воду картошкой, в обычные же обходится просто водой и тем, что подкинут сердобольные санитарки. Благо внешность у него такая, пробуждающая родительские инстинкты. Так и тянет подкормить и оттаскать за уши, паршивца.

А все, что зарабатывает, он тратит на свою мечту. Йон криво усмехнулся.

Печальна судьба одаренных. То, что ребенок избран Богом как сосуд для дара обнаруживается, обычно, лет в пять. После чего приезжает телега из какого-нибудь Убежища, и ребенок навсегда покидает семью, переселяясь под холодные каменные своды. Там изо дня в день одаренный моет полы и зубрит священные тексты, а наставники розгами вколачивают в него умение пользоваться выданной Богом благодатной искрой. Годков через десять принявшего обеты ребенка выкидывают обратно, в большой и абсолютно чуждый мир, в котором он должен преданно служить избравшему его, а как это выйдет – только Богам и решать. А решения эти ведомы только самим Богам. И хорошо, что этот конкретный ребенок умудрился зацепиться в жизни, а не закончить ее на поле боя, когда в госпитальную палатку попадает криво летящий снаряд.

Да, Рейке знал, каково быть таким мальчиком. Когда-то давно он и сам им был.

– Короче, – подвел он итого. – Завтра ты что делаешь, док?

– Выходной у меня.

– Просто замечательно. Встречаемся у Восточных ворот в час Белой Собаки. Понял? С утра я еще кое-куда забегу по делам. И, кстати, давай-ка, плати мне аванс. А то знаю я вас, служителей шприца и клистира. Деньги хоть есть, э?

Деньги были, видать зарплату недавно получил. Отобрав у клиента десять лян мелочью, Йон ссыпал монеты в карман и направился к выходу из лаборатории, представлявшей собой подпол под хибарой, где жил непутевый целитель.

– А что же я есть буду? – растерянно донеслось вслед.

– А вот его и ешь, – хмыкнул сыщик, кивнув на труп. – А если серьезно, то ты это, док, не вздумай больше кромсать магистратских детей. Эй, ты меня слышишь, мелкий?

Согласный вздох был ему ответом.

За городом дождь лил еще сильнее. Густые ровные струи, словно у Отца-Небо ведро прохудилось. Человек в коляске дернул поводья, заставляя лошадь повернуть на малозаметную заросшую травой дорогу, и поежился под тяжелой тканью плаща.

Наемная лошадка неторопливо трюхала по грязи, опустив голову, а человек нервно оглядывал окрестности. Из-за погоды дорога, обычно светлая и солнечная, выглядела пугающе мрачной. Высокие, до набрякших непогодой туч, стволы кипарисов обступили узкую колею. Живые, но молчаливые свидетели его пути. Человек почувствовал, как в его душу заползает страх. Он был один, ночью в лесу, а причина, по которой ему пришлось тут быть, далека от законопослушной. Но гнев и жадность пересиливали.

Огонек хижины показался, как всегда, неожиданно, словно сам зажегся в ожидании гостя, однако облегчения не принес. Человек подъехал к покосившейся ограде, на которой мокли щербатые глиняные горшки, и некоторое время сидел, скукожившись, слушал как капли дождя стучат о плотную парусину плаща. Потом слез на землю, потрепал лошадь по шее. Привязывать ее не стал, обученное животное никуда не уйдет и будет послушно ждать его возвращения.

Человек прошел по тропинке к двери, увязая ногами в раскисшей земле, постучал условным стуком. Раз. Потом два раза. Еще раз. Дверь отворилась, стоило прозвучать последнему удару.

Стоящий с той стороны порога мужчина, темный силуэт в тусклом свете маленькой свечи, качнулся, молча приглашая войти. Длинные рукава его одеяния колыхнулись, как крылья готовящегося взлететь ворона. Гость, чуть помедлив, шагнул внутрь. Промокший плащ тоже делал его похожим на гигантскую ночную птицу. Дверь закрылась, оставив за порогом мерный шум дождя.

Покорно стоящая у ограды лошадка терпеливо ждала, когда тот, кто потащил ее в такую погоду прочь из теплого стойла, выйдет из этого странного, покосившегося строения. А когда небо над лесом стало светлеть, а дождь – утихать, неторопливо развернулась и побрела прочь, волоча за собой пустую коляску. Она умела не только ждать, но и находить путь в домой. Самостоятельно, не дожидаясь, пока арендовавший ее человек вернется.

Примечание: Эта часть полностью завершена и даже лежит кое-где на АТ и других ресурсах. Но – в старой редакции. Потому выкладывать историю придется заново, поскольку доступ к прежнему акку в АТ восстановить не удалось. Выкладка по главе в субботу и вторник. Всего 7 глав и эпилог.

Глава 2. Старые связи

Рано утром следующего дня Йон вытащил из-под кровати чемодан и достал свою старую униформу. Задумчиво разложил ее на кровати, провел ладонью по потертой ткани, восстанавливая в памяти забытые ощущения под пальцами. Без знаков различия мундир ничем не отличался от того, что носили служащие городских магистратов.

Ровно час спустя в дверь Розового павильона входил подтянутый серьезный дознаватель, в белесых глазах которого застыла угрюмая решимость выдать всем встречным, причем сполна. Охранявший дом военные, впечатленные его видом, ничего не спросили, лишь склонили головы в молчаливом приветствии. Правильно, молодцы, ребята, небось важного человека прислал сам магистрат, надо быть почтительными.

Йон усмехнулся, задвигая перегородку и оставаясь один на один с произошедшим в доме. Восемь лет прошло, а хватки и привычек он не утратил. И почему эти придурки тут торчат? Хотя, чего это он, покушение на сына магистрата – государственное преступление, подведомственное военным. Только опыта у этого ведомства…

Сыщик стоял посреди разгромленной гостиной, внимательно ее рассматривая. Несомненно, при жизни хозяина помещение было уютным; обстановка дорогая, одни лаковые панели стоили как парочка кварталов у реки вместе с жильцами. Вот только обстоятельства смерти эту обстановку изгадили. Кровь залила золотистую бумагу и глянцевый лак, намертво впиталась в циновки. Мебель, низкая, в стиле Ранней династии, была разбросана, точно по комнате метались взбесившиеся звери. Маленький столик для приема гостей раздавили в щепки. Кровь тянулась по полу широкими мазками, словно размазанная гигантской кистью. Этот пейзаж обозревал покойник в изящной рамке, брезгливо поджавший губы. Аккуратный лакированный комодик, на котором стояла картинка, и приставленный к комодику в качестве ансамбля домашний алтарь не пострадали разве что чудом.

– И что тут случилось? – спросил Йон, обращаясь к портрету. – Придурок, ты меня слышишь, э?

Портрет, естественно, не ответил, и Рейке не оставалось ничего, как самому попытаться понять, чем же нарисована окружавшая его картина.

Кровь. Разбитая мебель. Синяки на лице и груди убитого, и три пореза на теле, нанесенные умелыми руками профессионального убийцы. Кровь повсюду. Не вяжется.

Давным-давно Йон видел, как работают севрасские наемники. Чисто. Тень, возникшая из ниоткуда, исчезала в никуда, оставляя после себя труп жертвы. Прирожденные мастера ножа, что тут еще скажешь. Потому и стоят соответствующе.

И, внезапно, такой бардак. Почему? Покойник сопротивлялся? Смешно. Нельзя сопротивляться тому, кого даже не увидишь. Но у покойного Ойзо вся морда разбита, а, значит, убили его не сразу.

Йон кружил по гостиной, внимательно глядя под ноги. Разбитый столик; среди лакированных обломков, вперемешку, фарфоровые осколки, еда, помятые цветы. Пришлось встать на колени, чтобы поближе разглядеть это месиво. Крошки печенья и цветочный мед, разлитое вино. Запах специй для вина ощущался вполне отчетливо, даже спустя полных четыре круга. А что это все дает? Что стол был накрыт для свидания с женщиной, на встречи с деловыми партнерами и холостяцкие пьянки такое не подают. Йон развернулся спиной к столику, сел, скрестив ноги. Он был готов сто лян поставить, что отсюда все и началось. От старинного лакированного столика со сладостями, окруженного грудами мягких подушек.

Итак, у Ойзо-младшего разбито лицо. Один удар пришелся справа, в губы, второй в левую скулу. Неглубокие царапины, да синяки по груди и плечам, мелкие, но частые.

– Ах, ты ж скотина! – сообщил портрету Йон, когда сообразил, чем конкретно занимался накануне гибели магистратов сынок.

Он неоднократно видел такие повреждения в той, другой жизни, когда доводилось брать насильников. Так бьет, сопротивляясь, жертва, прижатая к земле тяжелым мужским телом.

– Кастрировать тебя мало, сучье ты вымя! – насильников Рейке ненавидел.

И пусть Боги уже вынесли ему приговор, жертве от этого не легче.

Сыщик встал, глядя на гостиную другими глазами. Все верно. Она сопротивлялась, подралась. Потом Ойзо бегал по комнате, то ли спасаясь, то ли пытаясь догнать убийцу. Последнее, конечно, маловероятно. Но зато понятно, почему так много крови.

Интересно, кто она, эта несчастная? Вряд ли из общества, да и где девушка из приличной семьи встретит севрасского горца? Жизнь – не любовный роман. А, значит, сын столичного магистрата ходил по борделям…

Насвистывая под нос, Йон остановился у нетронутого дракой угла. Алтарь не был посвящен никому конкретному, потому на почетном месте лежал узел из красно-синей шелковой веревки, символ единства Отца и Матери, такие бесплатно раздают в первый день нового года. Да стоял портретик, словно в насмешку. Интересно, что за личность держит у алтаря свой портрет, а не портреты родителей или возлюбленной? Своеобразная, как минимум.

Рейке распотрошил комод, выдвигая ящички. Сунул в один карман перевязанную розовой лентой пачку надушенных писем, в другой – стянутую простой бечевкой пачку счетов. Поковырял пальцем в фарфоровой баночке с духами. Запах был приятный, дорогой – стоят такие духи как три месячных дохода малолетнего дока. Подумав, сыщик сунул баночку в тот же карман, что и счета. Еще раз окинул взглядом композицию на алтаре и вдруг заметил, что в чаше для подношений, из-под уложенных пирамидкой яблок, торчит голубой шелковый лоскут. Пришлось, предварительно извинившись, его вытащить.

В голубом шелке было что-то маленькое и плотное. Йон потыкал сверток пальцем, пытаясь опознать содержимое на ощупь, но тут за перегородкой раздались голоса. Он отчетливо различил слова «дознаватель», «магистрат», потом был вопль, и в тот момент, когда перегородка отъехала в сторону, Йон рыбкой выпрыгнул в окно.

Привычно перекатился по земле, смягчая падение, и, вскочив, понесся к забору. Фора у него была приличная, учитывая, что те два болвана у двери умудрились разуться из уважения к давно мертвому хозяину дома.

И точно, крики и шум ломаемых роз донеслись до него только после того, как он взлетел на забор. Приземлился с той стороны и понесся в сторону парка, популярного места прогулок всех горожан, среди которых было легко затеряться.

– Лови его! – истошно заверещали вслед, и Рейке припустил еще сильнее, радуясь, что за все прошедшие годы не набрал лишнего веса. Военные оказались не столь неповоротливыми, как он думал.

Петляя между цветущих азалий, Йон выскочил на посыпанные песком тропинки, и побежал, стараясь не слишком распихивать прохожих. Набитые бумагами карманы неприятно хлопали по бокам. Сзади, с воплями, неслись военные.

Йон резко повернул вправо, где у большого пруда теснились чайные да кондитерские, пробежал еще с десяток шагов, затем нырнул внутрь ближайшего павильона. Широко улыбнулся ошеломленной подавальщице, пересек зал и скрылся за шторой, отгораживавшей кухню.

Бодрые армейские ребята вбежали следом.

– Поймайте мне его, кретины недобитые! – донеслось до Йона, и он остановился, узнав высокий, чуть истеричный голос. Усмехнулся.

Побег отменялся.

Он неторопливо вышел через заднюю дверь в маленький садик, заросший сиренью, и остановился в густой тени среди тяжелых, усыпанных цветами ветвей.

Военные, как он и ожидал, садик осматривать не стали. Вылетели ласточками на задний двор и, пыхтя, побежали дальше, через распахнутую калитку, вниз, к реке. Все, кроме одного, того, которого сама Судьба, не иначе, решила вытащить из прошлого и сунуть Йону Рейке под нос.

Сыщик подождал, пока отдалятся шум и топот, и тихо возник за спиной старого знакомца.

– Доброе утро, Теон.

Названный Теоном подпрыгнул, резко повернулся, одновременно зашарил рукой, нащупывая оружие. И только потом, узнав, замер.

Сыщик в свою очередь пристально разглядывал ошеломленного офицера. За прошедшие восемь лет Теон Делко изменился, отрастив усы, брюшко и полковничьи знаки различия.

– Р-рейке?

– Я, – кивнул Йон, сунул руки в карманы и прислонился к стене. – Меня ловишь?

Кивнул в сторону убежавшей парочки. Не смог отказать себе в удовольствии полюбоваться на вытягивающееся лицо и забегавшие глазки.

Восемь лет прошло, но некоторпые вещи не поменялись. Рейке все так же Теона не выносил, а Теон все так же его боялся. Этот страх, тщательно скрытый под синим армейским мундиром, Рейке чуял не хуже гончего пса. И потому не мог отказать себе в удовольствии чуть-чуть поиграть с испуганной жертвой.

– Что ты тут делаешь? – Делко быстро оправился от шока, взгляд его стал цепким. Увидел и то, во что Рейке был одет, и то, что с мундира срезаны все нашивки.

– Пытаюсь заработать пятьсот лян, если повезет. Ты же знаешь, что я везучий, – сыщик усмехнулся, глядя в лицо старому знакомцу.

Прежняя работа сводила его с очень разными людьми. Иногда вот с такими, как полковник Делко.

– А, предложение магистрата, – Делко поморщился.

– Оно самое. Ну-ну, дружище, не надо так кривиться. Как видишь, я больше не получаю казенного жалования, так что приходится крутиться по мере сил.

Йон улыбнулся, надеясь, что в этой улыбке достаточно и заискивания, и попытки его замаскировать остатками того, старого Рейке восьмилетней давности. Было важно, чтобы в нем увидели сломанного неудачника. Интуиция, не более, но он всегда ей доверял.

– Думаешь, без шансов? – прибавил он дурачка, понизил голос до заговорщицкого шепота. – Или вы уже всех нашли?

И многозначительно подмигнул. Делко снова поморщился, совершенно по-кошачьи встопорщив усы.

– Да кого мы там нашли, даже тела у нас нет! Я вообще думаю, что, может, это не его кровь, а какой-нибудь девицы, которую он притащил поразвлечься, да прирезал ненароком. Сам понимаешь, на что способны эти… – он ответил по привычке и осекся только на упоминании магистрата, непроизвольно поморщился, поняв, как легко его поймали. Теон восьмилетней давности особыми умственными способностями не отличался, и вряд ли за прошедшие годы в его голове забил источник разума.

– Еще бы, – кивнул Йон, и подумал, что Теон сам был из богатеньких деток, вернее, мужей богатеньких деток. Иные в столичных полковниках в тридцать шесть ходят редко, все больше вдоль границы. – И ничего?

– Ничего, – Делко уже справился с собой, никаких импульсивных ответов по старой памяти ждать не стоило.

– Как жаль. А я-то, понимаешь, обрадовался, когда тебя увидел, думал, может ты… Ну, понятно, э? – и снова улыбнулся той самой улыбочкой, которую очень долго тренировал перед зеркалом.

– Извини, Р… Йон. Сам понимаешь, служебная тайна…

– Да, да, – мелко закивал Йон. – От службы никуда не денешься, что же я, не человек, что ли. Я тогда пойду?

– Иди, – милостивое разрешение, в глазах все ярче разгорался отблеск самодовольства. Играть на чувстве превосходства легко, это очень многострунный инструмент.

Йон еще раз закивал, даже поклонился и прошел мимо, но через пару шагов его окликнули.

– Эй, Рейке! – в этот раз Теон не осекся, переступил через привычку быть подобострастно вежливым с тем, кто когда-то давно был намного выше его.

– Чего? – Йон обернулся, Делко стоял на том же месте, с многозначительным, по его мнению, лицом.

– Верни, то, что взял.

Йон изобразил на лице сначала удивление, потом досаду пойманного за руку мелкого взяточника, потом полез в карман и послушно кинул Теону фарфоровую баночку с духами.

И, пока тот недоуменно ее разглядывал, ушел.

Место, где Эрех набрел на тело, осталось нетронутым. Высокие деревья кольцом окружали небольшую круглую поляну, спускавшуюся к густо поросшим ряской прудам. На той стороне виднелись развалины заброшенной королевской резиденции.

– Жутковатое местечко, ночью-то, – высказался мастер Рейке, когда они, наконец, добрались. – Еще и в дождь… Не страшно тут одному слоняться, э, мелкий?

Эрех недовольно передернул плечами. Во-первых, раздражало это обращение. Он сам знал, что не вышел ростом, вовсе не обязательно его в это носом тыкать. А, во-вторых, разумеется, было страшно. Но какая разница, когда нет выбора?

– Тело я нашел здесь, – образованные люди не заостряют внимания на подобных вещах, поэтому на подначку он не ответил. – Лежал он вот так, навзничь.

Эрех брыкнулся на спину, раскинул руки и ноги наподобие морской звезды. Поморгал, глядя в небо. В небе плотной стайкой собирались комары, привлеченные не иначе как его, Эреха, присутствием.

Мастер Рейке, меж тем, неторопливо обходил поляну, разглядывая землю.

– Именно так лежал? – уточнил сыщик после продолжительного молчания.

– Ага.

– Понятно, – снова молчание, следом вопрос. – А одежда на нем какая была?

На веко сел комар и кровожадно облизнулся. Эрех замахал на гнусную тварь руками, приподнялся на локтях и обнаружил, что Йон Рейке не обращает на него внимания, стоит спиной и таращится на пруд. Пришлось вставать.

– Никакой не было, – ответил но-Тьен, отмахиваясь от алчущих целительской крови насекомых. – Одни подштанники.

– Так я и думал.

Эрех потоптался некоторое время на месте, разглядывая широкую спину сыщика, потом, решившись, подошел и встал рядом. Попытался понять, что же так мастера привлекло. Руины, конечно, живописные, но…

Над ухом звенели комары. Эрех шлепнул одного, пристроившегося на щеке, и не выдержал:

– О чем думаете?

– А? – Йон Рейке обернулся. – О чем? Да вот… Пытаюсь понять, зачем тащить труп из города аж сюда, и бросать его просто так валяться на открытом месте, когда в двух шагах глубокие, полные всякой дряни пруды? Ты глянь на эти болота, его никто бы никогда не нашел, главное камень потяжелее выбрать. В чем смысл спектакля, э?

Эрех старательно подумал над сказанным. Действительно, если убийца знал, кого убил, разумнее было скрыть факт убийства, утопив труп. А если он хотел, чтобы Ойзо нашли, тогда почему не оставил там, где убил?

– Верно мыслишь, – Эрех осекся, сообразив, что говорил вслух, а не думал. – Получается твой убийца хотел гарантировать, что парня обнаружат, так? Конечно, возможно, что ты спугнул убийцу в момент, когда он собирался Ойзо утопить. Но думаю, в таком случае он бы и тебя рядом притопил, если бы увидел. Севрасцам это как два пальца… ну, ладно. Ты чего зеленеешь, э?

– Ничего, – просипел Эрех, только сейчас сообразив, как сильно рисковал. От ужаса стало жарко. – Духота.

– Ага, парит просто зверски, – согласился мастер Рейке. – Нет, я думаю, он хотел, чтобы тело нашли. Но зачем? Что такого ценного в этих местах? Кроме руин?

Он широким жестом обвел окружающее их пространство. Полное отсутствие подлеска, густые тени от высоких кипарисов, толстый слой иголок на земле, редкие, бледно-голубые колокольчики, которые в народе называют «девичьими». Выложенные камнем берега прудов поросли густым зеленым мхом, между ними буйствовали папоротники и черные ирисы. На той стороне, среди развалин, сохранились огромные кряжистые липы, посаженные еще при жизни Фаттиха Маэде.

– В этих местах редко кто бывает, – высказал предположение Эрех и прихлопнул очередного комара. – Дорога недалеко, но сквозь деревья с нее ничего не увидеть.

Если намеренно не сокращать путь, как это обычно делал он сам.

– Именно! – Рейке поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность сделанного но-Тьеном вывода. – И, все же, наш убийца притащился сюда и бросил тело именно здесь. И мы должны понять, зачем. Поймем – дальше легче будет.

Он развернулся и хлопнул Эреха по плечу, приглашая следовать за собой. От силы хлопка Эрех чуть не упал.

– Пошли, док. У меня есть еще несколько вопросов, на которые не мешало бы найти ответы.

Теон Делко задумчиво смотрел в окно своего кабинета. За его спиной переминались адъютанты, два идиота, не способные решить элементарную проблему.

– Отправлю на границу чистить сортиры, – процедил он, прерывая тягостное молчание.

Полковник был зол. Встреча в парке перечеркнула все его планы. Менее всего он рассчитывал, что в расследование смерти Читела Ойзо ввяжется сукин сын Рейке.

– Надеюсь, вам хоть что-то удалось узнать, – Делко обернулся, вперил в подчиненных тяжелый взгляд.

– Да, полковник! – хором рявкнули оба, и Теон поморщился.

Про себя он давно звал их Правая и Левая. В жизни они были обычными армейскими лейтенантами. Михо Рои и Тарьен Сола, оба достаточно умны, чтобы не болтать о происходящем в штабе командования и достаточно глупы, чтобы не замечать отдельных вещей. К сожалению, иногда эта глупость подводила. Как вот сегодня, когда они пропустили в Розовый павильон вездесущего Йона Рейке.

– Докладывайте, чего замерли, – буркнул Делко.

– Он ушел со службы восемь лет назад, – начал Рои. – Причину увольнения узнать не удалось.

Теон припомнил дождливую ночь, улицу, зажатую между двумя рядами одинаковых домов.

– Я знаю причину, не стоит уделять ей излишнего внимания, – прервал он Михо. – Что дальше?

– Год пропадал неизвестно где, – это уже Тарьен. – Потом вернулся в Альмейру, поселился на окраине Северных кварталов, угол Жестянщиков и Короткого переулка. Жильем владеет, живет один. Семьи не завел. Любовниц нет. Иногда ходит в заведение матушки Катрионы. Это все.

– Все? – уточнил Теон, приподняв брови.

– О личной жизни, полковник! – вновь сорвался на крик Рои. Они его, конечно, боялись. Знали, стоит чуть-чуть прогневить начальство, и оно быстренько отправит их куда-нибудь в район Боятских островов, откуда крайне затруднительно вернуться живыми. – Еще есть профессиональная!

– Ну?!

– Зарегистрировался в магистрате семь лет назад, получил лицензию сыщика с правом свидетельства в суде, – отрапортовал Сола, перехватывая инициативу. – Занимается, преимущественно, супружескими изменами, проверкой сторон для сговоренных браков, мелкими мошенничествами. Несколько раз брался за пропавших людей. До позапрошлого года сотрудничал с городской тюрьмой – искал и возвращал беглых преступников, но потом сотрудничество прекратил, хотя начальник тюрьмы до сих пор ждет, что Рейке вернется. Периодически оказывает услуги адвокатской конторе Эрайна но-Фосса. Плату берет умеренную. Жалоб в магистрат на него не поступало. Это все.

– То есть, это все та же официальная информация, так? – медовым голосом уточнил полковник.

Правая и Левая синхронно кивнули, забыв, что они в армии.

– Идиоты! – чернильница описала дугу и врезалась в стену позади вздрогнувших адъютантов. На белой извести расплылась гигантская клякса, вниз потекли фиолетовые ручейки. – Мне не нужна официальная! Мне нужна другая! С кем он спит! С кем пьет! Кому давал взятки, кого бил, кого запугивал! И не врите, что он этого не делал!

Оба помощника сравнялись цветом лица с побелкой.

– Марш отсюда и не возвращайтесь, пока не найдете что-то, что мне пригодится! – страшным шепотом прокричал Делко, и парочку как ветром сдуло. Полетевшая вслед за чернильницей книга воинского устава врезалась в закрывшуюся дверь.

Проклятые недоумки!

Полковник схватил со стола стакан, намереваясь послать его вслед за книгой, но замер. Вдохнул и выдохнул, пытаясь усмирить разбушевавшуюся ярость. Не дело это, так поддаваться ненависти.

А Йона Рейко он ненавидел всеми фибрами души. С первого момента их знакомства. Ненавидел, потому что знал его. И понимал, что даже движимый одной лишь жаждой получить вознаграждение, объявленное тупицей-магистратом, Рейке не остановится, пока не выкопает все, что можно. Каждую нитку, каждую монетку, мерзкую мыслишку или косой взгляд. Псу можно перебить ноги, но он все равно не разожмет клыков на глотке врага.

Теон с отвращением посмотрел на кляксу на белой стене. Разжал пальцы, поставил стакан на стол.

В дверь постучали.

– Входи, – буркнул он.

На пороге возник человек в серой форме магистрата.

– Полковник Делко?

– Я. Чего надо? – грубо ответил полковник.

– Его сиятельство городской магистрат Ойзо, – человек на тон внимания не обратил, – прислал вам сообщение. Полчаса назад на дороге к Товайхо было найдено тело.

Стакан ударился о стену и брызнул в стороны сотней осколков.

В этом доме всегда царил полумрак, словно день отказывался заглядывать за плотно закрытые ставни. Густой, бархатный, разгоняемый только пламенем бесчисленных свечей. Поднимался кольцами ароматный дым из множества курильниц, обнимал фонарики, раскачивающиеся под потолком. Йон видел его опаловые переливы, сплетающиеся с синеватым дымком из длинной трубки, зажатой в тонких пальцах. Сахарное печенье на лакированном столике, дорогой чай в чашках старинного фарфора. По внутреннему краю чашек плывут алые рыбки, плещут хвостами, ныряя в золотую чайную глубину. За шелковыми перегородками, в сумерках бесконечного коридора, журчат и плачут цимбалы.

Все вокруг текло, все извивалось и уходило в слоистый мрак под потолком, непроницаемый, как глаза женщины, полулежавшей напротив, на широком диване среди груды бархатных подушек.

– Послушай, Кат.

Йон сидел на одном из многочисленных низких табуретов и вертел в руках пачку писем, перевязанных ленточкой.

Женщина чуть приоткрыла длинные веки, взглянула искоса. Ровные белые зубы покусывали янтарный чубук трубки.

Она не станет отвечать, пока он не задаст прямой и конкретный вопрос. Но и тогда потребуется масса усилий, чтобы ее ответ был хоть чуточку вразумительным.

Их игра длилась не первый год, она была привычна, и привычно же раздражала, но деваться было некуда. Ему больше нигде не найти такого информатора, как матушка Катриона, хозяйка самого большого, дорогого и закрытого борделя во всем Альмеррайде.

– Мне сейчас очень важно узнать, чем жил Чител Ойзо. Хоть крупицу информации. Пожалуйста. У меня вправду нет времени.

Новая партия старой игры. Сегодня она началась с того, что Йон в подробностях изложил историю появления у него в клиентах Эреха но-Тьена. Того, что эта история выплывет, он не боялся. Катриона ни разу ни слова никому не рассказала за все время их знакомства. Она умела хранить любые тайны, как хранил их душистый полумрак, что правил за закрытыми дверями ее заведения.

– В прошлый раз, – она заговорила, низкий грудной голос смешался с ароматным дымом, – помнится, мы расстались немного… нервно.

– Кат, – Йон опустил глаза, покрутил ленточку в пальцах. – Я забыл извиниться. Я знаю. Так что… прости меня. Прости, что я тогда не выдержал и сорвался.

Лукавый бархатистый смешок был ощутим физически, всей кожей.

– Дорогой мой страж, вы и выдержка – понятия несовместимые. Но я простила. Вы тогда были так расстроены, ведь ваша добыча едва не ускользнула.

Боги, пошлите смирения.

– Но это не причина, чтобы кричать на женщину, – не согласился Йон. – Поэтому я еще раз настоятельно прошу у тебя прощения.

Катриона фыркнула, изящным движением положила трубку на край серебряного блюда. Сквозь густые волны упавших на лицо волос блеснули глаза, черные бриллианты с глубоко запрятанной золотой искрой. Длинные ресницы опустились, погружая искры в беспросветную ночь.

Танец соблазна, в котором каждое движение выверено до бритвенной остроты.

Невероятная женщина. Драгоценность, мечта. Мужчины всего королевства готовы на коленях ползти за ней по улицам, только бы она взглянула.

– Понимаешь, Кат, ты моя единственная надежда. Я думал, когда забирал сегодня вот это, – он помахал пачкой писем, – что они помогут мне узнать о личной жизни тула Ойзо. Они помогли. И я хочу понять, что именно я узнал.

Катриона неотрывно смотрела на него.

– Будет непросто, – заметила она, но Йон не позволил сбить себя с мысли.

– Я просто оставлю их у тебя. Понимаешь… если это то, о чем я думаю, то это очень важно. Проклятое дело разрастается с каждым часом. Эти письма, следы изнасилования, свертки из шелка и полковники… Немного слишком даже для магистратского сынка, не думаешь?

Она плавно села; узкие, идеальной формы ступни утонули в шелковом ворсе ковра. На смуглых изящных щиколотках призывно звякнули золотые браслеты. Переставила чашки с недопитым чаем. Движения женщины были совершенны, бесцельны и бессистемны.

– Я не могу привлечь внимание старика, Кат, – Йон положил связку писем на край блюда с печеньем. – Я-то выживу, даже теперь меня нельзя тронуть, но пацана сожрут. Поэтому если знаешь что-то, что поможет мне разгадать эту дерьмовую загадку, я буду очень тебе благодарен.

– Йон, – Катриона резко оборвала его. – Эрл Ойзо никогда не прикасался ни к кому в моем доме. Немного людей в этой стране, о ком я могу такое сказать.

Это был ответ. И упрек, начало скандала, в котором он не желал принимать участия. Рейке помолчал, кивнул и тяжело поднялся. Ноги затекли.

– Но письма я все же оставлю у тебя. Попробуй узнать, кто их писал.

Он повернулся и направился к выходу, стараясь не споткнуться о разбросанные подушки.

Она остановила его, когда он коснулся бронзовой ручки в виде кошачьей головы.

– Обернись! – голос был злой и отчаянный.

Чуть помедлив, Йон оглянулся.

Катриона сидела на своем низком диване, прямая, словно стрела, и бархат сброшенного платья стекал на пол. Сочетание огня и тьмы обрисовывало совершенное тело обнаженной женщины.

– Неужели ты не видишь причины остаться?!

Это тоже часть игры, в которую они играли все двадцать лет, что были знакомы, за исключением года, что Йон Рейке провел здесь же, в борделе, на цепи за железной дверью подвала.