Текст книги "Дух времени (СИ)"
Автор книги: Александра Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Часть 2
К вечеру погода снова начала портиться и к дождю прибавился ураганный ветер. Домой идти не хотелось ни мне, ни господину Тоффи, а потому мы стали печь любимое лакомство Генри – булочки с кунжутом. Возились долго, совсем не спешили, было грустно и некуда торопиться. И когда наконец наше творение было готово, мы оба обнаружили, что вовсе и не жаждем его отведать. Булочки были нужны только как память о Генри.
– Знаешь, Олли, на Западе в маленьких городках на похороны усопших соседи приносят угощения.
– Он не усопший, он убитый, – поправила я господина Тоффи.
Эта решимость крепла во мне весь день, и я поняла: я обязана найти одного из шести, чтобы отдать полиции. Ради Генри.
– Не надо, Олли. Не знаю, сколько Генри было лет, но он открыл мастерскую не менее четверти века назад, и был уже совсем не молод. Просто время его пощадило. Он умер дома, в своей постели, это ли не счастье?
– Было бы счастье, если бы я в это поверила! Но тот человек… Вы не понимаете, он жуткий.
– Это не делает его убийцей. Иногда монстры являются нам под самыми прекрасными масками.
– Он и был прекрасен.
– Я не об этом, и ты это знаешь. Искусство лицедейства простирается очень далеко, Олли. Дальше, чем ты можешь себе представить.
– Я чувствую, господин Тоффи, понимаете? Я должна найти этого мужчину, я должна с ним хотя бы поговорить! Я должна узнать, на что так беспечно закрывала глаза, должна не повторять своих ошибок.
– Олли, у Генри на все были причины, не стоит…
Я упрямо отвернулась к окну, не желая слушать увещевания человека, который даже не был знаком с шестью визитерами Генри. Однако меня ждал сюрприз. Дождь за окном чуть поутих, и сквозь непогоду я ухитрилась разглядеть припаркованную на противоположной стороне улицы машину.
– Господин Тоффи, кто это? – осмелилась я перебить булочника.
Черная, спортивная, дорогая. Такая идеально подошла бы одному из шести. Это что же такое получается, пока я сижу и пью чай с господином Тоффи, убийца проник в мастерскую?!
Последняя мысль заставила меня вскочить на ноги и броситься прочь из булочной. Даже не посмотрев по сторонам, я перелетела через проезжую часть и ворвалась в двери мастерской, где тут же схватилась за единственное пришедшее мне в голову оружие – щетку для подметания. Это все же лучше, чем ничего. Высокий широкоплечий мужчина стоял ко мне спиной, не оборачивался, однако по напряжению, сковавшему его тело, я поняла: он знает, что в помещении больше не один. Дождевая вода стекала по его волосам за шиворот, и хотя из-за влаги они потемнели, я уже знала, что они не черные. Я искала не его, но все же этот мужчина обманом проник в мастерскую, и прощения не заслуживал.
– Обернись! – потребовала я, и он, не став медлить, развернулся.
Кажется, незнакомец не ожидал, что я стою за его спиной не с пистолетом или чем-то подобным, а с обычной щеткой для подметания, так как даже руки поднял. И, конечно, то был не один из шести, нет, просто мужчина, привлекательный и, в отличие от гостей Генри, очень живой. Когда он понял, кто и чем ему угрожает, выражение лица его стало таковым, что не передать словами, даже губы дрогнули в попытке улыбнуться. Но, разумеется, мне было совсем не смешно. Я рассчитывала встретить убийцу Генри, а не еще одного непонятного типа, который еще больше запутает ситуацию.
– Кто ты такой? – гневно спросила я.
– Я Кевин. Сын Генри, – без колебаний ответил он. Я заметила у него в руках ключ от мастерской, точно такой же, как у меня. И голос его был, я бы даже сказала, располагающий. – Мне сегодня позвонили из полиции…
Боже. Его отец только что умер, а я угрожаю ему дурацкой щеткой. Но как узнать, правда ли он сын Генри? На старика он совсем не походил, и только это не позволило мне опустить свое импровизированное оружие. Дверь мастерской снова распахнулась, и на пороге возник господин Тоффи.
– Олли, – начал он, но осекся и уставился на мужчину. – Кевин? – удивленно выдохнул пекарь. – Бог мой, мальчик, это правда ты?
Все ясно. Я пожала плечами, отставила в угол щетку и начала мрачно рассматривать сына Генри. А у них, видимо, большая разница в возрасте. Потому что Кевину было, судя по всему, чуть за тридцать.
– Господин Тоффи, – улыбнулся мужчина, на всякий случай стрельнув в меня глазами. Видимо, опасался, что я снова стану ему угрожать. Мне было несколько стыдно, но в то же время разве могла я после таких событий проигнорировать появление в мастерской Генри незнакомца с ключом в руках?
– Какие нерадостные вести, однако, тебя привели. Когда Олли рассказала мне о случившемся, я сразу подумал о тебе…
Кевин снова бросил на меня тяжелый взгляд, и я поежилась. Ну а что? Я думала, что он вор или – того хуже – убийца Генри. В конце концов, у меня были причины для опасений.
– Пойдем, ты, наверное, с дороги, а у нас есть чай и булочки.
Это вопиюще радостное приветствие меня просто покоробило: хоть кто-нибудь, кроме меня, здесь помнил о Генри? Пусть господин Тоффи полагал, что старик умер своей смертью и никакого криминала в этом нет, но все-таки. А мне вдруг стало интересно, что обо всей этой ситуации думает сам Кевин? Я взглянула на мужчину, пытаясь прочесть на его лице настроение или мысли. Он выглядел грустным, но спокойным. Я ничего не знала о родственниках погибших, но Кевин, казалось, даже не догадывался, что его отец умер не от старости.
– Олли, идем, девочка, – позвал меня господин Тоффи.
Я не удержалась и, закрывая дверь, оценивающе взглянула на Кевина. Он открыл мастерскую своим ключом, считай, у него был доступ в мой второй дом… Это было очень неуютное знание. И либо мне померещилось, либо это было правдой, но уголки его губ дрогнули снова. Честно говоря, я бы предпочла разозлиться, но улыбка сделала его настолько моложе и обаятельнее, что я вынуждена была спешно отвернуться, чтобы не улыбнуться в ответ. Моя жизнь, считай, длилась всего год, и романтики в ней не было вовсе. У Генри было мало молодых клиентов, а кроме них я общалась чуть ли не исключительно с господином Тоффи, и самый большой интерес за все это время я испытала, пожалуй, только к шестерым. Да и тот не романтического характера.
Когда мы добрались до булочной снова, я промокла вплоть до нижнего белья. Кевин распахнул передо мной дверь, и я шмыгнула внутрь, буркнув слова благодарности, которые, уверена, потонули в шуме дождя. Мне не хотелось чувствовать симпатию к этому мужчине, я не понимала причин, но, думаю, дело в том, что за год он ни разу не приехал навестить старика. А ведь сын был единственным человеком из внешней жизни Генри, о котором я знала. Старик его явно любил.
– Ну рассказывай, Кевин, как твои дела, – улыбнулся господин Тоффи, пока я пыталась выжать над крылечком свои волосы.
– Еще вчера я бы ответил, что чудесно. Уезжая из Праги, я даже и не догадывался, что за ее пределами скрыт такой огромный и чудесный мир, – усмехнулся мужчина. – Вся моя прежняя жизнь проходила в мастерской через дорогу, и кроме нее я ничего не видел, а когда уехал, меня, конечно, ослепило. Самому стыдно за то, как я жил поначалу, но теперь, когда успокоился, все хорошо.
Я взглянула на его роскошную машину, припаркованную рядом с мастерской, и внезапно задалась вопросом, является ли она следствием его ответственной жизни. Генри бы не одобрил подобной расточительности! Внезапно, точно почувствовав мои мысли, Кевин повернулся ко мне:
– А таинственная валькирия…
– Это Олли, она – новый подмастерье Генри. В смысле раньше была. Ты не поверишь, но мы нашли ее год назад лежащей под окнами мастерской…
– Господин Тоффи, уверена, эти подробности ни к чему, – только больше смутилась я.
– Нет-нет, мне очень интересно, – уверил его Кевин.
Но я не позволила булочнику пуститься в рассказ.
– А Генри бы не стал лезть, куда не приглашали. Вы на него совсем не похожи.
– Стал бы, если бы вы были ему интересны, – улыбнулся Кевин. – Полно подозревать меня, Олли.
– Как же не подозревать, ведь Генри убит!
– Убит? – Глаза Кевина расширились вдвое.
– Не слушай девочку, – недовольно буркнул господин Тоффи. – Она не может смириться с потерей друга, все рассказывает про таинственного визитера с нефритовыми глазами.
– Он был!
– Но это не делает его убийцей.
– Но Генри его боялся!
– Кем бы этот человек ни был, Генри ему доверял достаточно, чтобы оставаться один на один, а ты даже имени не знаешь, но осуждаешь.
– Да я…
– Господин Тоффи, – внезапно вступился за меня Кевин. – Давайте не будем ругаться в день смерти старика.
– Прости, Олли.
Но мне было обидно до слез. Я не понимала, почему он так упорствовал. И сержант. Мне никто не верил. Но может, я смогла бы убедить Кевина?
Теплый, но упорный и неумолимый дождь отказывался прекращаться. Мокрые пальцы скользили по ключу, которым я пыталась открыть мастерскую. Попасть в замочную скважину тоже было сложно: дождь заливал глаза. Спустя пару минут мучений, дверь наконец сжалилась над нами с Кевином и позволила попасть в помещение. Звякнул колокольчик, скрипнули половицы, но уют, которым полнилась мастерская, когда в ней бывал Генри, казалось, исчез навечно.
– Кевин, ты веришь мне? – спросила я, резко обернувшись и заступив ему дорогу.
– Ты по поводу версии с убийством? Олли, мне жаль, но…
– Послушай, просто сходи со мной в участок завтра, ты родственник, ты можешь повлиять на них.
– Олли… – выдохнул он ласково, и от одного лишь звучания собственного имени я задрожала с головы до ног. – Я не думаю, что ты права.
Эти слова меня отрезвили. Дрожь исчезла, осталось только раздражение. Раздражение и бессильная злость.
– Но ты должен сделать для Генри хоть что-то! – воскликнула я.
– В каком это смысле? – гневно прищурился Кевин.
– Ты за весь прошлый год не приехал сюда ни разу! А ведь он твой отец, он скучал. Может быть, ты бы и предпочел, чтобы все было просто, чтобы Генри умер спокойно и самостоятельно, но я уверена: это случилось иначе.
После моих слов плечи Кевина как-то поникли, и я почувствовала даже что-то сродни чувству вины. Ему явно непросто давалось знание, что старик умер в одиночестве. В попытке сделать ситуацию чуть менее тяжелой я шагнула к нему вплотную и обхватила ладонями его лицо.
– Кевин, я не прошу начинать собственное расследование. Просто пойдем со мной в полицию, ты расскажешь все, что знаешь о клиентах Генри. Мне никто не поверит, ведь я девушка без имени и памяти, но не ты. Ты его сын.
Кевин вздохнул.
– Это для тебя так важно? – спросил он, глядя мне точно в глаза.
– Он мой единственный родной человек, – призналась я.
– Хорошо, Олли. С самого утра сходим в участок, поговорим с полицией. Ты… ты поможешь мне расположиться? – внезапно сменил он тему и обвел рукой помещение. – Я мог бы и сам, но ты правильно сказала: теперь этот дом намного больше твой, нежели мой. И я не на шутку испугался твоей щетки.
Я не сдержалась и рассмеялась. Однако вслед за этим нахлынуло чувство вины. Разве можно мне смеяться в день смерти друга?
Кевин, кажется, перемену во мне заметил и прошептал:
– Олли, я очень рад, что ты пробыла весь этот год рядом с Генри. Я хотел бы сказать, что вынужден был уехать, что жаждал вернуться, но это не так, и ты права. Мы сильно повздорили, после чего я пустился в свободное плавание. И мне жаль, что так вышло… но ничего не вернуть, и я просто рад, что ты была рядом.
Эти слова меня так растрогали, что мне потребовалось несколько минут, чтобы подавить желание расплакаться.
Наконец, откашлявшись, я отвернулась от добрых глаз Кевина, и сказала:
– Что ж, давай подумаем, что тебе может пригодиться.
Я показала мужчине маленькую кухоньку Генри, а он сделал вид, что действительно ничего на ней не знает, затем мы вместе вытащили из шкафа постельные принадлежности и начали потихоньку обустраивать место для ночлега. Все это время молчали, но тишина была наполнена случайными (или нет) соприкосновениями пальцев и краткими встречами взглядов. Запретными, неправильными, и желанными. Кто он? Человек, которого я встретила в мастерской всего несколько часов назад. Кто я? Девушка, которая всего через несколько дней навсегда останется в прошлом. У нас не было ничего общего, кроме старика, который был небезразличен обоим. Однако эта любовь не обеспечила и даже не могла обеспечить хоть малейшую ниточку связи. Он ездил на дорогущей спортивной машине и предпочитал жизнь менее пресную, нежели моя. А я обитала в башне с часами, где даже коммуникации были самодельными, и даже не догадывалась, что принесет мне следующий день.
Когда все было готово, я попрощалась с Кевином, а он спросил:
– Ты точно хочешь идти одна под дождем в столь поздний час? Я мог бы проводить.
– Мне недалеко, ничего страшного, особенно если учесть, что у тебя один комплект одежды, а дождь льет не переставая…
– Но, может быть, все-таки…
– Нет, не нужно. Отдыхай. До завтра.
– До завтра, Олли, – услышала я уже в дверях.
Стоило мне оказаться в одиночестве в часовой башенке, я почувствовала себя стократ хуже. И помещение, и вещи принадлежали Генри, такое впечатление, что и я сама ему принадлежала, хотя, конечно, еще вчера очень удивилась бы этой мысли. А теперь… теперь я, по-хорошему, должна была все отдать Кевину. Не была уверена, что он сохранит за мной право владения ключиком, а ведь мне даже идти было некуда. Кроме Генри я за прошедший год хорошо узнала только господина Тоффи. У меня от этих мыслей даже голова разболелась. Раз за разом на меня накатывали воспоминания и сожаления. Я плакала и все время задавалась вопросом: зачем я ушла из мастерской вчера вечером? Нужно было кричать, ругаться, взашей гнать гостя, но не уходить. Уходить было нельзя. И вместо того чтобы пытаться уснуть, я лежала и смотрела на крутящиеся под потолком шестеренки, а по вискам на подушку стекали слезы.
Кевина в мастерской не оказалось. Я сначала испугалась, что он уехал или исчез, но потом нашла на прилавке записку. В ней говорилось, что он завтракает с господином Тоффи. В булочной утром всегда было полно народу, она пользовалась популярностью у местных жителей. Отвлекать мужчину мне бы на месте Кевина было совестно, зачем он туда направился? Неужели больше негде было позавтракать? Однако, как выяснилось, моему приходу очень обрадовались.
– Олли, давай-давай, проходи, Кевин уже ждет тебя, – помахал мне господин Тоффи.
Он действительно меня ждал. Стоило переступить порог подсобки – улыбнулся, встал со стула и пошел наливать чай. Это меня несколько удивило: не скажу, что обо мне никто не заботился, но он совсем посторонний. И он мне нравился…
– Посиди, я сам все сделаю, – точно прочитав мои мысли, сказал Кевин, коротко касаясь плеча.
И в мгновение ока на столе появился ароматный чай, свежие булочки, масло, джем и глазунья. От этого зрелища я пришла в восторг и решила умолчать о том, что уже позавтракала. А Кевин сел напротив и улыбнулся.
– Значит, сейчас мы идем в участок? Не передумала за ночь?
– Ни в коем случае. Это же Генри.
На его лице промелькнула легкая досада, но я не стала облегчать ему жизнь. Даже если никто мне не верил, я знала, что права.
И поэтому после вкуснейшего в моей жизни завтрака мы с Кевином сели в его роскошную машину и направились в участок. Боже мой. А ведь я никогда не каталась на машине. Точнее, может, и каталась, но не помню этого. Я очень редко выбиралась за пределы квадрата, в котором располагались мастерская, часовая башенка, дом Генри и отделение почты. Пару раз ездила за документами, пару раз заказывала детали на окраине Праги, но никогда не садилась в машину. Всему остальному транспорту предпочитала трамваи. Генри над этим посмеивался.
И вдруг я оказалась не просто в машине, а в шикарной. Я не знала ни марок, ни моделей, но в журналах иногда попадались красивые картинки. Эта была такой же. Необычной. Каких мало. И мне все казалось, что она просто стоит на месте, а сверху льется поток воды, вот только внезапно мы оказались около отделения полиции.
– Мне нужен сержант Андреас Свелт, – сообщила я одному из мужчин.
– Я его позову, ждите здесь.
Ждать пришлось долго. Видимо, ему передали, кем является девушка, пришедшая в участок, а новостей по поводу Генри не было.
– Не нужно нервничать, все хорошо будет, – шепнул мне Кевин, и я, не особенно раздумывая над своими действиями, уткнулась носом в его плечо, а он обхватил мои плечи рукой. Стало так легко и уютно, даже мокрая ткань куртки не смущала. Она была такой горячей и странным образом уютной. Я, словно вампир, готова была тянуть из него тепло и жизненную силу, настолько уверенным и надежным он мне казался.
– Оливия Бёрн, – раздался голос за моей спиной, я обернулась и встретилась глазами с сержантом.
Он счастливым от нашей встречи и впрямь не выглядел. А уж каким мрачный взглядом наградил Кевина…
– Сержант, это Кевин, он…
– Кевин Маккобс, – оборвал меня мужчина, и голос его стал… властным. Я поразилась произошедшей в нем перемене. Он словно стал выше, солиднее, опаснее. И хотя для дела это было полезно, мне его маска очень не понравилась.
– Маккобс. Тот самый… – начал было сержант, его лицо стало проясняться на глазах.
Тот самый, значит… Лично мне ничего это имя не сказало, да и вообще ситуация начала выходить из-под контроля. Не Олридж. Его имя не такое же, как у Генри. Почему?
– Я потом все тебе объясню, Олли, у нас с Генри были не такие простые отношения, как могло показаться, – успокаивающе сжал он мое плечо, на мгновение снова став "своим парнем Кевином", а затем убрал руку и властно обратился к сержанту: – Я бы хотел поговорить с вами о Генри Олридже.
– Простите, но дела нет. Эксперты вынесли вердикт – инфаркт миокарда.
– Я бы хотел взглянуть на протокол вскрытия.
Мне от этих его слов стало жутко, а сержант замялся, видимо, это было не принято. Я буквально увидела момент, когда имя "Маккобс" перевесило все "против". Нас усадили на стулья около стола сержанта, и мы с Кевином дружно уставились в протокол. Я ни слова не понимала, но, видимо, у моего спутника проблем с интерпретацией написанного не возникло.
– Ты что, врач? – шепотом спросила я, откровенно скучая.
– Я возглавляю комиссию судмедэкспертов, – тихонько ответил Кевин.
– О, так ты все-таки врач.
– Я искатель справедливости, – подмигнул он мне.
Его слова мне очень понравились. Наверное, Генри гордился своим сыном. Вот только… сдается мне, Кевин не год и не два отсутствовал, потому что учеба на врача – дело нелегкое. Видимо, они с мастером не виделись очень и очень давно.
Спустя минут сорок Кевин удостоверился, что в отчете все кристально ясно. Он даже анализы на ядовитые вещества в крови посмотрел, но ничего не обнаружилось. По всему выходило, что Генри умер от старости, а у меня паранойя.
Часть 3
– И что, на этом все? – возмутилась я, только мы сели в машину. Я старалась не думать о том, что порчу своей промокшей одеждой кожаные сидения.
– Нет причин…
– Да-да-да, это я еще от сержанта услышала, – закричала я, перекрывая шум ливня, стучавшего по крыше машины. – Я должна найти одного из шестерых.
– Олли…
– Ты их знаешь?
– Олли, перестань, это ничего…
– Знаешь или нет?
Он вздохнул и внезапно ударил по рулю обеими руками.
– Я их видел, конечно, видел. Этих холеных таинственных типов. Но я не поддерживаю идею к ним соваться.
– Кто они?
– Откуда мне знать? В отличие от некоторых, я не самоубийца!
– Кевин… помоги мне их найти, очень прошу. Я должна выяснить, что их связывало с Генри.
– Нет, – резко бросил он и завел двигатель.
Вернувшись в мастерскую, мы не пошли к господину Тоффи, а еще не сменили табличку на "Открыто". Я понимала, что лучше всего будет распродать часы Генри, пока они еще идут. Или найти мастерской хозяина, который бы разбирался в часах, но сейчас не было никаких сил этим заниматься. Мы с Кевином просто стояли посреди помещения, не глядя друг на друга, лелея свои обиды. Генри бы наш разлад не одобрил.
– Что ты будешь делать с этим местом? – наконец спросила я Кевина.
Он даже вздрогнул.
– Не знаю, я еще не решил, – вздохнул он. – Сначала похороним старика, а затем подумаем. Пойдешь со мной?
Я покачала головой. И только он ушел, принялась перерывать все записи и вещицы Генри: искала хоть что-то, проливающее свет на личность шестерых. Но ведь не угадать, что именно имело к ним отношение. Занятие далось мне непросто. Здесь было столько знакомых часов и запчастей. Погружая пальцы в шестеренки, перебирая различные баночки с маслом, я чувствовала себя так, будто в груди пробита дыра размером с пушечное ядро. "Ах, Генри, как же так могло случиться, что твой разум был в полном порядке, а сердце дало осечку? Лучше бы ты оставил хоть какие-нибудь записи, хоть какую-то зацепку", – думала я, открывая заветный ящик с драгоценными камнями. Ни подписей, ни обозначений – ничего необычного. Я нашла нефрит, покрутила его в руках, подумала о глазах одного из шести, а затем вытянула из другой коробочки аметист… В итоге я собрала полную коллекцию "шестерых", но если ожидала, что созерцание камней, ассоциирующихся с глазами загадочных визитеров Генри наведет меня на мысль, то ошиблась. Видимо, занятая своими мыслями, я окончательно потеряла счет времени, так как на улице внезапно поселилась ночь, а в дверном проеме подсобных помещений появился Кевин.
– Олли, что ты делаешь? – спросил он, даже не скрывая раздражения.
– Ищу правду, – ощетинилась я.
– Какую, черт тебя дери, правду?! – закричал он. – Генри умер, хватит копаться в его вещах и искать подтверждения собственным странным догадкам. Или, может, по-твоему, это один из шести – или как ты его там зовешь – сидел у отца под кроватью и специально напугал его ночью до инфаркта?!
– Не знаю, но может, и так!
И внезапно Кевин ударил кулаком по косяку, а затем с силой провел ладонью по лицу.
– Я надеялся, что ты будешь в состоянии просто дать ему покой…
– Именно этим я и занимаюсь. Ищу того, кто ответственен за его смерть! Почему ты не можешь мне просто посодействовать? И расскажи-ка, по какой такой причине ты взял чужую фамилию?!
Он закрыл глаза и застонал, а затем в несколько шагов преодолел разделяющее нас расстояние и начал убирать камни обратно в ящик.
– Олли, прекрати это и немедленно!
– Что именно?
– Камни ни при чем, в них нет ответов. И в мастерской их тоже нет. Только Генри знал, что его связывало с шестерыми и кто они.
– И ты знаешь.
– Нет.
– Да.
– Ты напуган. Ты боишься их не меньше моего. И тебе страшно, что я докопаюсь до правды.
– Что ты от меня хочешь? – обернулся и закричал он на меня. – Ты правда желаешь, чтобы я поверил в твою историю о том, как мой отец умирает насильственной смертью от рук какого-то загадочного гостя, притом, что я своими глазами видел протокол вскрытия? Или, может, копам заплатили? Ты готова обвинить всех, включая меня и господина Тоффи в том, что мы покрываем убийцу Генри?
– Кевин, – взмолилась я. – Я никого не обвиняю, просто чувствую!
– Чувствуешь, Олли?! Что ты чувствуешь? Ты чувствуешь убийство? Может, у тебя есть какие-то экстрасенсорные способности, о которых я не знаю?
– Почему ты на меня кричишь? Не будь я права, не будь ты напуган до дрожи, ты бы на меня не орал! Успокойся и расскажи мне, кто такие эти шестеро! Я не отступлю, пока не найду их.
Он вздохнул, а затем схватил меня за руку и поволок прочь из часовой мастерской, на темную улицу, под теплые и упругие струи дождя. Я в мгновение ока вымокла до нитки. Его рука так сильно сжимала мое запястье, что не оставалось сомнений – Кевин в ярости. Но отчего? Я не понимала! Возможно, я просто недостаточно хорошо знала Кевина, чтобы судить, я вообще ничего не знала об их с мастером отношениях, ведь я познакомилась с сыном старика только после его смерти…
Кевин прошел всего два шага, а затем остановился и дернул меня за руку так, что я непроизвольно развернулась к нему всем корпусом.
– Олли, – прохрипел он вдруг, и этот голос обжег меня.
Я словно упала в его удивительные зеленые глаза, и не впервые. Воды вокруг было столько, что создавалось впечатление, будто мы стоим не посреди улицы, а внутри исполинской душевой кабины. Губы Кевина были приоткрыты, будто ему не хватало кислорода и это могло помочь ему дышать. И вдруг я со всей отчетливостью поняла, что хочу задыхаться с ним вместе. Боже, о чем я думаю, мы знакомы всего пару дней. Я не знаю его, совсем-совсем.
– Смотри, – добавил он так же негромко.
Я не была уверена, что вообще хоть что-то расслышала за шумом дождя, но так пристально следила за его губами, что не пропустила бы ни единого движения.
Что? О чем он? Я с трудом оторвалась от изучения его лица и повернулась к до боли знакомой вывеске часовой мастерской. Надо сказать, я там не увидела ничего нового. "Дух времени" – сообщала она, как и всегда.
– Вывеска. Я ее видела каждый день на протяжении этого года!
– Может, и видела, но никогда не понимала. Я работал с отцом, Олли, как и ты. Был его подмастерьем, помогал делать часы и вести хозяйство. И, как и ты, я видел шестерых. Этих красивых мужчин, которые годами приходили под самое закрытие, запирались в комнатке с Генри. И, как и ты, я не знал, что их связывает. Он не позволял о них расспрашивать, но однажды… однажды я подсмотрел. И правда намного хуже, чем ты думаешь. Я ее не выдержал, ушел. И даже имя сменил! Дело в том, Олли, что дух времени – не просто название мастерской, это… должность.
– Должность?! – воскликнула я.
– Это должность, которую Генри занимал.
– Но кто его назначил?
– Шестеро, конечно. Шестеро хранителей времени.
– И кто такие эти хранители времени? – спросила я, уверенная, что он меня разыгрывает.
– Фейри.
И вот тогда я не выдержала – рассмеялась в голос. Ну конечно, это же самое очевидное объяснение. Если он полагает, что я такая дура, мне следует его разуверить. Или он сам псих. Черт возьми, а ведь он мне действительно понравился…
– Я не шучу, Олли.
– Ну и что же делают эти хранители времени? Сидят и крутят педальки, чтобы мы жили и дальше?
– Они наблюдатели, которые следят за порядком в этом мире. Есть способы обмануть время, Олли. И фанатики, жаждущие вечной молодости, бессмертия и всего остального, тоже есть. Ты слышала о философском камне, молодильных яблоках? Это и есть примеры, Олли. Так вот хранители призваны не допускать подобного. Они видят всю вечность и каждого человека в ней, и каждое действие человека, но тем не менее, когда ты видишь так много, на деле выходит, что не замечаешь ничего. И потому они находят себе в помощь духа времени – обычного человека, наделенного чувством обостренной справедливости, который ценит жизнь со всеми ее плюсами и минусами и других учит тому же. Им, Олли, может стать далеко не каждый. Генри ведь был особенным, верно?
– Да, но…
– Если это правда, если они его убили, значит отец преступил черту, значит он сделал что-то недозволенное…
– Например, что?
– В его власти было не так много, в отличие от хранителей, он не был способен путешествовать между эпохами, но на краткий миг остановить время, чтобы предотвратить столкновение машин или заставить человека пробежать по улице быстрее, чем обрушатся строительные леса – мог вполне, а это недопустимо. У Вселенной свои законы и не ему решать! Мне кажется, что это связано с тобой. Ты взялась из ниоткуда, ничего не помнишь? Это очень похоже на вмешательство духа времени…
– Нет, это не может быть правдой, – скорее для себя произнесла я. Не могла поверить в эту чепуху.
– Они уже забрали золотые часы, верно?
– Что?
– Часы с шестью золотыми символами на циферблате! Их нет. В них заключена сила, которой обладает дух. Власть над временем.
Боже мой… В этот момент меня прошиб холодный пот. Если хоть что-то из сказанного Кевином правда, то у меня серьезные неприятности. Ведь я украла часы. Мне необходимо было вернуться домой и проверить, на месте ли они.
В этот момент налетел сумасшедший порыв ветра, такой, что даже вода в лужах поднялась…
– Но тогда, выходит, Генри не сам умер, верно?
– Верно, Олли. Шестеро дали, и они же забрали, – вздохнул Кевин, заставляя меня снова повернуть к нему лицо и заключая его в свои ладони. – Но сделать с этим мы ничего не сможем. Прости, мне так жаль.
И хотя по моему лицу безостановочным потоком текла вода, я почувствовала, как по щекам побежали горячие слезы. Я порывисто прижалась к груди Кевина и всхлипнула. Не знаю почему, но после новости о часах, таких странных и непонятных, я поверила. Я всегда чувствовала, что они иные. Они были уж слишком загадочными, столь же необъяснимыми, сколь и шестеро. Пусть часы выглядели весьма обычно, они притягивали как магнитом. И шестеро тоже. Внезапно в небе над нашими головами полыхнула яркая-яркая вспышка, а землю сотряс раскат грома.
– Нам лучше войти внутрь, – шепнул мне в ухо Кевин. – Гроза совсем близко.
– Расскажи подробнее, как ты узнал, – вместо этого попросила я и щекой почувствовала его тяжелый вздох.
– Я проследил за ними. За Генри и одним из шестерых. Когда отец об этом узнал, он вышел из себя, обозвал меня олухом, рассказал все, о чем я еще не услышал, и выставил за порог. Он всегда до дрожи боялся шестерых. И так он пытался меня защитить. Да, находиться рядом с ним было опасно. Он старался оградить близких от шестерых, но мы всегда начинаем искать правду о них, верно, Олли?
– Так вот почему он был так одинок, – прошептала я.
– Думаю, да. Олли, гроза расходится, да и ветер слишком неприятный, нужно зайти внутрь. Так и до воспаления легких недолго. – Услышав такую знакомую фразу – точь-в-точь слова Генри, – я улыбнулась, запрокинула голову, чтобы заглянуть в лицо мужчине, и согласно кивнула.
Мы вернулись в мастерскую. Там я поставила чай и достала припрятанные булочки господина Тоффи. Они не были такими свежими и вкусными, как накануне, однако это лучше, чем ничего. Пока мы с Кевином в на удивление уютном молчании пили чай, мастерская буквально сотрясалась от раскатов грома.
– Тебе не кажется, что гроза необычная, а этот дождь слишком затянулся?
– Он начался в день, когда убили Генри и продолжается до сих пор. Но в июле в Праге много осадков, – пожала я плечами.
– Не настолько, – мрачно сказал Кевин.
– Я все еще не могу поверить в то, что ты мне рассказал.
– Зря. Я понимаю, что это непросто, и я на тебя все выплеснул слишком внезапно…
– Ничего. Я справлюсь.
Не Генри ли учил меня видеть шире, радоваться каждому прожитому дню и никогда ничего не отвергать вот так сходу? Он был удивительным человеком. И хотя рассказ Кевина не укладывался у меня в голове, я вдруг почувствовала то самое, что уже не единожды замечала в господине Тоффи – спокойствие. Смирение.
– Генри и его мастерская – вся моя жизнь. Что со мной будет дальше?
