Текст книги "Настоящая принцесса и Снежная Осень"

Автор книги: Александра Егорушкина

Соавторы: Вера Полищук,Анастасия Бродоцкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ладно, – покорился Инго, чтобы не тратить время на пустые споры. – Тот, кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух и вечером на трех, – это человек. Довольны? Отлично.

Сфинкс растерялась ещё больше.

– Тут только что нетопырь пролетал. Очень большой, не каменный и не бронзовый. Куда? – не давая ей опомниться, быстро спросил Инго.

Сфинкс похлопала ресницами.

– Господин и повелитель полетел вон туда, – сообщила она с нажимом и махнула передней лапой куда-то в сторону Петропавловки.

– Господин… – горько скривился Инго. – Благодарю вас, сударыня. Раньше я думал, вами повелевать нельзя. Спасибо за науку, учту на будущее. Скажите, пожалуйста, нет ли поблизости ваших крылатых коллег? Грифонов, например?

– А зачем вам грифоны, молодой человек?

– Сударыня, позовите, пожалуйста, двух грифонов сюда. Спасибо.

Сфинкс шарахнулась в сторону, поджала хвост – теперь уже как кошка, у которой над ухом сработала автомобильная сигнализация.

Перед королем и принцессой на набережную опустились два надменных златокрылых грифона.

Филин проснулся от холода. Ему долго и настойчиво снилось что-то про стужу, метель и погасший костер, и ещё про то, что дом зачем– то обмотали черным полиэтиленом – ремонтируют, что ли? – и теперь непонятно, как окно открыть, чтобы летать, и огромный клок оторвался и хлещет по стеклу. С трудом разлепив глаза, он удостоверился в том, что нет, окно не разбито, и да, отчего-то ужасно холодно. Должно быть, опять температура поднимается. Куда уж ей подниматься…

Натянув ещё один свитер, Филин, спотыкаясь, побрел на кухню – в горле пересохло. Ране дрожал в углу у входной двери и тоненько, тихонько скулил – ясное дело, дракон в доме, страшно, но пора бы и привыкнуть… В коридоре было ещё холоднее. Из-под приоткрытой двери библиотеки явственно тянуло морозом. «Понятно, – медленно, с трудом подумал Филин. – Забыл форточку закрыть. Не простудить бы Конрада…» Он осторожно отворил дверь – она не скрипнула, – и шагнул в комнату.

У серого прямоугольника окна стоял стройный человек с резким профилем и белыми волосами.

Филин узнал его сразу, хотя красивая голова с гордо приподнятым подбородком ещё только начала поворачиваться в его сторону. Плавно, как радар.

«Боже мой, он же убил мальчика», – в панике подумал Филин, и словно в ответ на эту мысль Костя на диванчике у стены перевернулся на спину и задышал очень ровно. Очень медленно. Слишком медленно. Гость сквозь тёмные очки посмотрел на Филина в упор и улыбнулся.

– Не такой же я изверг, – мягко сказал он. – Мальчик спит.

Не спуская взгляда с Филина, он скользнул вперед, протянул руку и двумя пальцами снял с полки увесистый том. «Жизнь животных», часть вторая – «Птицы».

И швырнул книгу Филину.

В последний момент волшебник отдернул руки, и книга рухнула на пол. Теперь она была ещё толще, а на глянцевой обложке щетинились готические буквы и белело усатое личико с черной косой челкой.

– «Майн Кампф», – так же мягко пояснил незваный гость. – Я и тебя так могу, словесник.

– Нет, – хрипло ответил Филин. Воздух в комнате стал твердым и жестким, как лед, и царапал легкие.

– Твое любимое слово, – ещё шире улыбнулся гость. – Могу-могу, не сомневайся. Но, знаешь ли, не хочу. Пока что. Вот что, мейстер Глаукс, довольно нам с вами воевать. Устал я от этого, да и глупо…

Филин опустил взгляд. Как он стал хорош. Действительно мастер. Мастер превращений и иллюзий.

– Конечно, вашей хваленой гордости, Андрей, такое предложение – нож острый, – гость опустился в кресло и положил ногу на ногу. Смотреть на него было трудно – как будто прямо перед глазами сверкали вспышки сварки. – Но теперь вам придется подумать и о моей гордости. Давно прошли те благословенные времена, когда вы могли со мной тягаться.

– Действия нашего с вами общего ученика были мне очень на руку, – снова улыбнулся гость. Филин счел за лучшее смотреть под ноги. – Мальчик даровитый, но он даже сам не знает, как мне помог.

Гость выжидал, барабаня по подлокотнику, но Филин молчал.

– Понимаю, вам непросто привыкнуть к этой мысли – ах, все ваша хваленая гордость, сколько от неё помех в жизни… – Изморин сочувственно вздохнул. – Но теперь придется поверить, дорогой мой, придется! Я понимаю, после всего, что произошло… После всего, что нас связывает, Андрей, вам, конечно, трудно представить себе, что мы можем и объединить наши усилия. Только не горячитесь! Бог свидетель, я действительно устал драться с вами. – Он развел руками. – Как-никак, вы самый серьезный мой противник, как ни смешно это звучит, – не считая, конечно, одного рыжего мальчика голубой крови, но его можно в расчет не принимать – он-то никогда не поднимет на меня руку. Нас с ним, знаете ли, тоже многое связывает.

– Бог свидетель? – впервые подал голос Филин.

Гость рассмеялся.

– Все к словам цепляетесь, узнаю. Все по мелочам, по мелочам… Так вот, я предлагаю союз, – благодушно сказал он.

– Условия? – хрипло поинтересовался Филин. «Интересно же, во сколько он меня оценил…»

– Молодец, – одобрил гость, пристукнув ладонью по подлокотнику. – Очень просто – жизнь в обмен на полную покорность. – Он больше не улыбался.

– Обхохочешься, – бросил Филин.

– А ты посмотри на меня, недоумок, – гость поднялся пружинисто и легко, как юноша. – На меня и на себя. Помнишь, как ты наскакивал на меня, петушок? «Ах, не трогайте Белую Книгу, ах, не становитесь доппельгангером, это нехорошо, это неэтично!» – передразнил он нарочито тонким мальчишечьим фальцетом. – Стал бы я тебя слушать! Тогда ты был совсем юнец, какие-то двадцать лет, смешно вспомнить. А мне уже тогда было за семьдесят. Помнишь? Так вот посчитай, сколько мне сейчас. И посмотри на меня. Посмотри повнимательнее, нечего глаза опускать! Таким я буду очень долго, а если у меня все получится в этом городе – а у меня все получится – я буду таким всегда! А ты уже почти старик. Лет через десять – да что я, куда скорее – ты впадешь в детство. Если, конечно, тебя ещё раньше не скосит какая-нибудь ваша человечья болезнь– инфаркт там, инсульт… Если я тебя сейчас не убью… А живешь-то ты один, и никто о тебе не вспомнит…

«Ну и монологи, – подумал Филин. – Так и ищет, куда бы побольнее пнуть. Но какого лешего он порет эту чушь? Я же прекрасно понимаю, зачем он здесь!»

– Из моего предложения логически следует вечная молодость. И возможность умереть, когда и как захочешь, – отчеканил Изморин. – Бессмертия я тебе не предлагаю, раз уж у тебя предрассудки…

«Господи боже мой, – с трудом подумал волшебник, – это что же, он надеется меня так купить?»

Гость помолчал и снова сел в кресло. Сквозь тёмные очки глянул на тускло блеснувшие часы.

– Нет, уже не покупаю, – прищурился он. – Знаешь, Андрей, я передумал. Кажется, я зря разоряюсь.

– Совершенно верно. Едва ли я буду для вас ценным союзником. – Филин закашлялся – говорить было все труднее. – Нет.

Гость снова помолчал.

– Очень жаль, – процедил он. – Оч-чень жаль. Что ж, ты сам виноват.

Он поднялся и прошелся по комнате, искоса поглядывая на Филина.

– А ведь у тебя был талант, – продолжал он. – Своеобразный, конечно, но талант. Я даже готов допустить, что в свое время ты был ничуть не слабее меня. И что ты с ним сделал? На что разменял свою жизнь? На служение захолустной королевской семейке? На глупую любовь к рыжей красотке, превратившейся в стервозную седую толстуху? Стоять!

У гостя была очень хорошая реакция. Он успел вскинуть руку, когда Филин был в каком-нибудь метре от него.

– Я советовал не горячиться, – негромко уронил гость. – Но ты даже этот совет до конца не дослушал. Так что – получай.

Филину показалось, что воздух в комнате пошел трещинами, как тонкий ледок в луже под ногами. Должно быть, вот так чувствует себя бабочка, живьем насаженная на булавку. Бабочка… Крупный экземпляр в коллекцию. Было очень больно. Филин попробовал сделать ещё шаг. Куда там…

– Да, этот товар не по мне. – Гость ощерился. – Ещё силы тратить, возиться с твоей строптивостью. Нужен ты мне, старый и больной! Я лучше выпью тебя, как хорек – яйцо, – с расстановкой просмаковал он. – У меня, знаешь ли, в запасе твои… ха-ха… как бы внуки. Девочку я уже уговорил, она, считай, моя с потрохами. Мальчишку в крайнем случае придется убить, хотя крайнего случая не будет.

Филин снова попытался рвануться, но тело было совершенно ватным. И мизинцем не пошевелить…

– Есть много интересных способов убивать магов, – деловито сообщил гость. – Ну-ка, повторим пройденное. Не помнишь? Так я тебе напомню. – Жестом профессионального музыканта гость пошевелил длинными белыми пальцами в воздухе. – Семьдесят седьмое заклинание Вифстранда… м-м-м… не пойдет, безболезненно, мне так неинтересно. Танец Кавасаки типа А-штрих – занятно, эффектно, но долго. Восемнадцатый канон – нужны двое на двое…

«Увлекся, – стараясь не скривиться, подумал Филин. – Есть ещё зеленый луч – делается одними глазами. Не смертельно, но чувствительно…»

Гость охнул и согнулся пополам.

– Хорохоришься… – прошипел он, выпрямляясь. – Ну-ну, потрепыхайся напоследок. Потешь себя иллюзией, что у нас честный магический поединок. Как будто они бывают честными! Но ты же всю жизнь живешь иллюзиями. Давай, попробуй ещё, ну! Выдохся? Тебе меня все равно не одолеть.

«Что да, то да, – мысленно согласился Филин. – Но дел ещё куча. Понять, что он затеял. Выяснить, что он там напел Лизавете, и, главное, где она сейчас – неужели у него в логове? Отхлестать эту тварь по щекам за Таль. Предупредить Инго. – Думалось на удивление спокойно, как будто один Филин сосредоточенно и неторопливо наблюдал со стороны за другим, скорченным от боли. – А что больно – это ничего, эта гадина с Инго ещё и не такое делала…»

– Гость четыре раза ударил каблуком в пол и выбросил правую руку вперед.

«Никогда не видел сигма-сатурналис на деле, – подумал Филин. – Не было случая. Вот теперь увидел».

Он ещё слышал, как колотится наколотое на булавку сердце, пропуская удары.

Боль отступила, и в ушах запели колокола.

Глава 5,

с которой гном выясняет отношения с камнями, [ «Л I^H-HCct]никто не гладит

За дверью заурчало и поползло вниз. Лифт уехал.

«Вот не везет!» – сердито подумал Лёва. Этаж пятый, никак не ниже, а то и выше – ну да, конечно, выше, Саблезубая же его из подвала сюда привела, значит, плюс один этаж. Лёва насупился. Хорошенькое дело – сколько времени зря ухлопалось. В подвале его промариновали полночи – он на часы смотрел, часы-то они отобрать не додумались, деморализаторы несчастные. А когда он в очередной раз глянул на часы, нажал подсветку и понял, что уже наступило следующее число, и от этого окончательно дошел до белого каления и уже почти придумал, как сбежать, пришла эта Паулина, позабыв где-то крылья и когти, зато обмотавшись вишневой шалью, и повела его на верхотуру. И ладно бы она одна пришла, так ведь нет – вместе с ней явилась Саблезубая! А у неё руки оказались просто железные и подозрительно похожие на те, которые ещё вчера днем натянули на Леву мешок, так что Лева решил пока не упираться и с достоинством прошествовал к лифту. Ещё не хватало, чтобы его и дальше силком волокли. То, что Паулина при этом смущалась и алела и извинялась и повторяла: «Ах-ах, осторожнее с ребенком!», душу не грело совершенно. Скорее, наоборот. Ясно, что добрых Паулин не бывает, так что извиняться нечего. И ещё ясно, что Саблезубая теперь ничуть не лучше Паулины. А может, и хуже. Но про лифт они бы сами не додумались. Это их хозяин – Паулины и Саблезубой, видите ли, сообразил, что если связался с гномом, то надо иметь в виду – в подвале ему вовсе не страшно, а страшно ему на высокой башне. И он прав. Лева очень не любил высоту и всяческие просторы. Очень может быть, что с этой башни именно они и открывались, но к окну Лева подошел далеко не сразу.

Сначала он довольно долго сидел в темноте, не двигаясь и даже не осматриваясь вокруг. Некоторое время у него получалось только злиться на себя – и ох как он злился! – но ни про что дельное думать не выходило.

То есть думалось сразу про многое, но все как-то не по делу.

Как ахнет мама, когда поймет, что он не пришел домой…

Кого будет этот ловить на живца, ясно – Лизку будет ловить и Филина.

«Лизка – та и думать не станет, сразу примчится, а Филин даже если подумает, все равно придет. Я бы на его месте пришел, не думая, – хмуро размышлял Лева. – Хорошо хоть Инго в городе нет, а то бы и он…»

И веселее от этих мыслей, конечно, не становилось, да и пользы от них не было никакой.

Хватит злиться без толку, надо сосредоточиться и сообразить, куда это он попал. Предположим, башня – хорошо, но мало. То есть плохо, но все равно мало. Вряд ли эта башня без окон, как-то нелогично, рассудил Лев. При этом темнота хоть глаз выколи – такой никакими плотными шторами не добьешься. Значит, во– первых, ночь, а во-вторых, в городе электричества по-прежнему нет.

Под ногами был мохнатый ковер. Лева сделал несколько осторожных шагов, наткнулся на стену и пошел вдоль неё. Было тихо – он только и слышал, что шуршание собственной ладони по стене. Даже обои в этой комнате были холодные и чуть скользкие. Ну и место…

Исследование много времени не заняло, хотя, мрачно думал Лева, на ощупь продвигаясь по комнате, Костя Конрад с его драконьим инфракрасным зрением управился бы куда быстрее. «Десять шагов на двенадцать, – запоминал Лева, – окно одно, стеклопакет… открыть?»

Рука скользнула по стеклу и замерла.

«Ого, ручка-то отвинчена! Ничего себе, какие тут все предусмотрительные… И высоко… а тут вообще сколько этажей?… Табло в лифте не было, а посмотреть сквозь щель в дверцах по техническим причинам не получилось… Выключатель… не работает, конечно… Полка., пустая… Дверь… ага, ванная… о, ещё одна дверь, а это что? Две створки… не шкаф… ага, лифт, на нем меня сюда привезли… Какая интересная комната, лифт прямо сюда, а лестницы нет… Для секретных переговоров, что ли? И кнопок не видать. Эх, без очков совсем никуда, ну почему я запасные с собой не таскаю?!»

Тут Лёва вспомнил, что у него не то что очков – и рюкзака-то нет: не то потерялся по дороге, не то вообще в учительской остался, не то этот отобрал… «И правильно сделал, – думал Лева, – у меня там много чего было, нож, например, был швейцарский, пригодился бы…»

Лева остановился и сердито запыхтел. На что, интересно, пригодился бы швейцарский нож? Створки лифта пилить, что ли? Кирпичи из стен выковыривать? Это уже просто «Граф Монте-Кристо» какой-то…

И тут он понял, что с самого начала твердо намерен отсюда сбежать. Проста как-то забыл сам себе об этом сообщить. Подумаешь, башня. Потруднее, конечно, чем из подвала, но задачка так себе – даже не олимпиадного уровня.

Дальнейшие исследования показали, что в комнате имеется большой диван, низенький столик, о который Лева споткнулся и чуть не упал, и ещё одно кожаное кресло. И ещё крошечный холодильник с батареей всяких разных бутылок внутри, очень холодных.

Он сел на ковер – обратно в кресло совсем не хотелось – и стал думать дельные мысли.

Итак, закрытая комната, запертое окно. Есть ещё лифт, который отсюда не вызовешь.

«И все равно лифт – это хорошо… – твердо сказал себе Лева. – Почти то же самое, что коридор, только не по горизонтали, а по вертикали. В общем, та же шахта. А какой же я гном, если перед шахтами и штольнями спасую?»

Так. Шахты. Кто-то в каких-то фильмах куда-то спускался по шахте лифта. Лева вздохнул. Такие подвиги обычно совершали стройные мускулистые ребята в оранжевых майках, и очки им были ни к чему. Вот Костя Конрад бы наверняка справился. Улетел бы, и дело с концом. Лева насупился. Ничего, у нас свои методы.

Он вскочил и принялся осторожно двумя пальцами простукивать стену вокруг створок. Подземный Народ без подобных умений обойтись не может. «Наплевать, что услышат. Где сказано, что заложники не могут, оставшись одни, тихонько стучать в стенки? Нигде. Может, они азбуку Морзе зубрят на будущее… Ага, так и есть, шахта. А вот и кнопка под обоями… не работает, кто бы сомневался… А где кабина, интересно? – он постучал ещё. – Нет, далеко, наверное, внизу…а, нет, наоборот, надо мной! Ух ты, тут что, ещё выше что-то есть? – Он задрал голову и увидел под потолком расплывчатые очертания чего-то вроде люстры. «Предположим, выше есть чердак, – прикинул Лева. – И теоретически я могу вылезти наверх если не через окно, так через шахту. И уйти по крышам. – Он передернулся. О том, как уходить по мокрым или обледенелым крышам на такой высоте и без очков, не хотелось думать даже теоретически. – Так, проехали. Но в шахту мне все равно придется лезть, как ни крути».

Какое-то время Лева прикидывал, как разжать створки лифта и попасть в шахту. Ничего не придумывалось, только время зря потратил. Ясное дело, нужен какой-то рычаг, например, ножка стула, но стульев как раз в комнате ни одного. А столик… Лева проверил – столик пластиковый, хлипкий, почти ничего не весит и решительно ни на что не годится. Лева сердито крякнул.

Вот бы меч! Длинный, тяжелый двуручный меч очень бы подошел. И гномский топор, хотя бы тот, серебряный, который Лева получил от Инго и держал дома, тоже был бы кстати. Никакой стеклопакет не устоит против доброго топора…

В шахте снова заурчало. Лева схватил столик за ножки – ну, пусть только этот сюда сунется… Глупо, конечно, сражаться с чёрным магом каким-то там журнальным столиком, но и вовсе с ним не сражаться тоже глупо. Нашел тоже живца, Мутаборище…

Лифт с легчайшим щелчком остановился. Двери не открылись.

Лева затаил дыхание. Нет, точно никого.

«Так это для того, чтобы я в шахту не полез! – осенило его. – Ну да, ясно, что раз нет электричества, лифт совсем другие силы поднимают… Он что, мысли читает? – Лева отчаянно замотал головой и с яростью подумал: – Ну и пусть читает, раз ему интересно! Не могу же я вообще остановить мыслительный процесс!»

Он снова уселся на ковер.

Значит, в шахту нельзя. Остается окно. Закрытое. Стеклопакет. Их даже опытные взломщики, говорят, открыть не могут.

А я – неопытный гном. Но очень, очень рассерженный. И упертый.

Стеклопакет. Поставили его недавно, а гостиницу строили давно. Это что значит? Это значит, что стена каменная, а не бетонная… то есть бетон вокруг окна имеется, но немного. И камни вокруг окна… и бетон… пошли слегка наперекосяк. Иначе быть не могло.

Лева вскочил, поднял руку к лицу, чтобы поправить очки, и со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы – очков-то нет. Ладно-ладно.

Он пошел к окну, запнулся о невидимый угол ковра и едва не упал. Тьфу ты!

Потом Лева приложил ладони к стене под окном и крепко зажмурился, чтобы сосредоточиться.

Он чуть не отдернул руки. Ему показалось, что стена дрожит крупной дрожью, как озябшая собака. Камни боялись! Ничего себе, это как же тот их так напугал? Лева осторожно погладил стену, стараясь успокоить камни, потом легонько постучал по ней костяшками. Но камни нипочем не хотели отвечать – если бы они были людьми, они бы, наверное, мотали головой и закрывали лицо руками. Ничего себе – так напугать камни…

«Ладно, – решил Лева. – Разговаривать мне с ними пока не надо. Надо понять, где у них слабое место!» Он зажмурился ещё крепче и боком двинулся вдоль стены. Есть! Лева почувствовал разбегающиеся в толще стены невидимые глазу трещины – так ясно, как если бы он их видел сквозь обои и штукатурку. У него под веками словно отпечатался отчетливый цветной рисунок. Это было даже красиво – красновато– рыжая кирпичная стена и в ней – узор трещин, что-то похожее на застывшие в камне фейерверки. Или даже не застывшие, а медленно-медленно разлетающиеся… И где-то есть главный огненный цветок, громадная снежинка, от которой летят все остальные… Вот её-то и надо найти. И если камни не хотят подсказывать – обойдемся и без них. Значит, надо кончиками пальцев простучать стену вокруг окна везде, куда можно дотянуться. Приступим…

Леве показалось, что у него ушло на это несколько часов. Он работал с закрытыми глазами, а когда открыл их и близко поднес к глазам часы, то страшно удивился. Оказывается, прошло всего минут двадцать! Ничего, работа нескучная. А главное, теперь все ясно и можно действовать.

Он подтащил к окну оба кресла. Это было нелегко – колесики отчаянно цеплялись за ворс ковра. Потом он попытался сдвинуть диван, но быстро махнул на это рукой – диван стоял насмерть. Потом он открыл холодильник и, взвесив в руке, выбрал там самую объемистую и тяжелую бутылку. И отошел от окна подальше, держа бутылку, как гранату.

«Извините, камушки, так надо», – Лева замахнулся и…

Когда-то друзья-музыканты привезли маме Соне для крошечного Левы из-за границы особенный небьющийся рожок, расписанный зелеными утятами и сиреневыми крокодильчиками. Мама Соня очень гордилась выдающимся рожком и хвасталась им направо и налево, потому что все знакомые младенцы сосали молоко из стеклянных рожков, которые разбивались очень легко. И вот она показала подарок дедушке Дайну, а дедушка Дайн, человек практического склада, решил все проверить и с размаху хватил рожком об пол. А потом, сметая в совок мелкие осколки утят и крокодильчиков, объяснил онемевшей маме Соне, что рожок разлетелся вдребезги не потому, что был чем-то плох, а потому, что у каждого предмета есть свое слабое место и про это придумали науку сопромат. От этого ученого объяснения мама Соня впала в такую задумчивость, что даже сердиться не стала.

Потом, когда Лев вырос, дедушка Дайн рассказал ему эту историю, и Лева запомнил: слабое место есть у каждого предмета. И у египетской пирамиды, и у Великой Китайской стены. А ещё потом, в подземельях Радинглена, он узнал, что гномы прекрасно умеют находить слабые места. Иначе все подземное строительство и рудное дело шло бы в два раза медленнее.

…Лева размахнулся и со всей силы швырнул бутылку в стену на полшага левее окна и метра на полтора от пола. И попал.

Сначала ничего не произошло. Бутылка, отлетев от стены, упала на пол и не разбилась – только вяло, беззвучно прокатилась несколько шагов по толстому ковру. Лева замер. Ну! Ну же!

Что-то тихо хрустнуло – будто кто-то вдалеке наступил на сухую ветку. Потом хрустнуло громче, а потом затрещало, будто этот кто-то с размаху свалился на кучу хвороста.

Это рвались обои. Лева почувствовал, как камни завибрировали и вокруг окна побежала трещина. Он поспешно подобрал бутылку и ударил ею в нижний угол рамы. Новенький стеклопакет накренился и рухнул в комнату – на заботливо подставленные кресла.

Есть! В комнату хлынул морозный воздух. Даже в груди закололо тысячью ледяных иголочек. Лева только сейчас понял, как же душно было в этой проклятой комнате.

– Ух ты, – потрясенно выдохнул он – получилось! – и высунулся в пролом.

Надо же, как тихо, – будто в лесу. Что это? Показалось? Где-то внизу и вдалеке перекатился глухой тяжелый стук – и замер.

Лева подышал-подышал, потом сощурился, вытянул руку и провел по заиндевелому фасаду. Карнизов поблизости не наблюдалось – стена была совершенно гладкая. Даже лепнины никакой. Вид из окна – Лева сощурился ещё сильнее – был как положено в центре города: с расплывчатым памятником, туманной площадью и смутным куполом какого-то собора. Подробнее ничего разглядеть не удалось. Внизу – эх, пригодился бы фонарик, фонарик в рюкзаке тоже был! – проглядывало нечто похожее на балкон.

– А вот если начать сейчас думать, – пробормотал Лева, – то я струшу и останусь здесь. И замерзну. И зачем тогда было стараться?

Он ещё раз оглядел пролом. Ха-ха! Выглядела дыра в стене так, словно тут по меньшей мере что-то взорвали. Причем поработала над этим целая бригада стройных мускулистых ребят в оранжевых майках. А вот же вам!

«То-то господин Мутабор удивится, – с удовольствием подумал Лева и решительно полез через подоконник. – Придет, а тут….оп-па!» – И он мешком рухнул на балкон этажом ниже и, крякнув, поднялся.

Больно не было. Может, будет, но потом. Когда надо, настоящий гном забывает про боль. Вот и хорошо, что очков нет, а то бы они как раз сейчас разбились, то-то бы я огорчился. Лева протянул руку и ощупал балконную дверь. Надо же, а ручка цела… и дверь не заперта! Значит, это только мне такое почтение.

За темным стеклом заколыхалась какая-то смутная тень. Лева сначала решил, что это его отражение, но тень была длинная, высокая и сутулая. И в ужасе закрылась руками.

– К-к-кто это? – спросил незнакомый заикающийся голос. Заикался он так, будто его обладатель изо всех сил старался не стучать зубами.

Сутулая тень шарахнулась от Левы в дальний угол комнаты. Ну, и что отвечать? «Аствацатуров Лев, седьмой "б"» или «рыцарь Лео из клана Дайн, паж её высочества принцессы Радингленской»? Но тень опередила Леву:

– Мальчик, т-т-ты не знаешь, который час?

Лева поднес часы к самому носу и нажал кнопку подсветки. Часы встали. Так, ещё новость!

– К сожалению, не могу сказать, – вежливо ответил Лев. Тыльной стороной руки он стер с лица кирпичную пыль, машинально стараясь не сбить с носа отсутствующие очки. – Но, думаю, шестой час утра. Светает сейчас примерно в семь тридцать.

– Го-о-осподи! – сутулая тень с тихим воем вскочила из глубокого кресла и заметалась по смутной комнате.

– А у вас что, часов нет? – спросил вдогонку Лева. Когда часы останавливаются, это значит… Что-то такое очень важное мелькнуло у него в голове, но тут же пропало. Ладно, потом.

– Остановились, – сутулый человек схватился за щеки и говорил таким голосом, будто у него страшно болели зубы. Причем все. – Остановились у меня часы, мальчик. Боже ты мой, неужели уже скоро утро?!

– Механические, что ли? Так завели бы, – посоветовал Лева.

– Ты что? – Пленник вскинулся. – Нельзя же!

Интересно, почему, подумал Лева. Неужели этот бедняга всё-таки спятил?

– А вы давно тут сидите? – спросил он.

– Д-давно… Не помню… дня два…

– А почему?

Сутулый человек уронил руки вдоль тела и уставился на него.

– Все тебе скажи, – прошипел он и снова рухнул в кресло. – Может, ты на него работаешь?

– Ну, почему вы тут сидите, он-то точно знает, так что в этом никакой такой тайны нет, – резонно возразил Лева. – Так почему?

– А ты, мальчик?

– А я живец, – не без гордости сообщил Лева. – Наживка. На меня разных хороших людей ловят.

Сутулый человек опять застонал.

– Только я собираюсь сбежать и вам предлагаю, – продолжал Лева, понимая, что даже если на самом деле этот человек работает на того, его, Леву, это вряд ли остановит. – Лев Аствацатуров меня зовут.

– Смуров, Илья Ильич, – вяло представился сутулый. – Ац-ва… Ох. Шестой час, говоришь? Боже мой, боже, всего час остался…

– Час до чего? – требовательно спросил Лева. Он уже начал, не теряя времени, прощупывать стены. Ага, здесь все как наверху, а вот шахта лифта, а вот створки…

– Пытать придет, – бесцветно ответил Смуров. – Сам сказал.

– Так чего вы тогда тут сидите? – искренне удивился Лева. А между створками щель… А лифт у нас наверху…

– Что ты делаешь?! – Смуров с трудом встал и на шатких ногах подошел поближе.

– Ищу выход. Будем отсюда выбираться, – отвечал Лева, между тем сделав приятное открытие: журнальный столик тут тоже есть, но вовсе не пластиковый… Прогресс.

– Нет!

– Что? – Лева поднял голову от столика.

– Нет! Нельзя мне уходить!

– Погодите, – приостановился Лева, нащупав у столика отвинчивающуюся ножку. – Вот тут подержите, пожалуйста.

Смуров почему-то послушался.

– Вы что-то такое знаете, за что вас пытать будут, – так надо удирать! Почему нет-то? Пытки любите?

– Идиот! – свистящим шепотом заорал Смуров, выпустив столик. – Не могу я бежать, у меня же дочка здесь, дочка у меня, как ты не понимаешь?

Лева ахнул. Руки сами собой продолжали отвинчивать ножку столика.

– Бедная Маргошка… Она же ни при чем… А я хранитель, и он от меня ерунду просит, стишок, только я не скажу, и тебе не скажу, и никому не скажу, даже если он пытать придет… – бормотал Смуров.

– Хранитель чего?!

Смуров не ответил.

– Ты-то как сюда попал? – без интереса спросил он после паузы.

– Сверху. – Ножка у столика наконец отвинтилась. Вся надежда на неё. – Погодите, Илья Ильич, но стишок – это же действительно ерунда! Зачем же пытать за стишок? – удивился Лева вслух, а про себя подумал, что стишок, видимо, очень даже серьезный и что надо бы этого Илью Ильича показать, например, Филину. А здесь его явно оставлять нельзя.

– Ничего себе ерунда! Ничего ты не понимаешь! – снова взвился Смуров. – Это же хранительское заклинание! Он узнает – и городу конец!

У Левы в голове мелькнула мысль, что этот бедолага тут и свихнуться мог, потому что легко себе представить, каково это, когда запугивают дочкой и грозят пытками. Но забрать его отсюда надо точно.

– Погодите, – сказал он, прилаживая ножку в щель между створками лифта. – Не лезет… Илья Ильич, помогите, пожалуйста, отожмите створку совсем чуть-чуть, хорошо?

– А Маргошку как жалко! Она же умница у меня, она же музыку пишет, у неё же призы…

А стишок он давно просит… Он приходил ко мне на службу… ночью… да, кажется, ночью… но ведь ночью Эрмитаж заперт… как же он туда пробрался… не помню… мы вышли в висячий садик… он что-то говорил про гнездо птицы… я ещё помню, он закурил, хотя курить там строжайше запрещено… и «Павлин» почему-то играл, а сигнализация не сработала и овчарки не услышали… Но я же не могу! Всему же есть предел!

– Вот если мы отсюда сбежим, – подумав, медленно сказал Лева, прилаживаясь отжать створку углом изувеченного столика, потому что руками не получалось, – вот если мы сбежим, у нас с вами может получиться спасти вашу Марго. Честное слово. Вот увидите.

Скрииииип!

Лева исхитрился засунуть ножку в щель, они со Смуровым налегли на рычаг, и створки разошлись. Лева мгновенно вставил ножку враспорку, чтобы они не съехались обратно, и створки, побунтовав, смирились.

– Полезли, – скомандовал Лева.

– Ку… куда? – испугался Смуров. – В шахту?! Ты в своем уме, мальчик?

– Я Лев, – напомнил Лева. – У нас что, есть выбор? Или вы опять хотите остаться? В последний раз предлагаю! – Даже гномскому терпению приходит конец.

– Нет-нет, не останусь, нет… Но послушай, может, всё-таки снаружи спустимся, а?

– По фасаду лезть у всех на виду и без страховки?! – сердито мотнул головой Лева и вдруг отчетливо увидел на полу собственную тень, будто вырезанную из черной бумаги.

Луна! Это луна из-за туч вылезла! Лева высунулся на балкон и на секунду остолбенел.

Гостиница была оцеплена какими-то расплывчатыми фигурами – иные были просто гигантского роста. И они двигались с места на место, и по площади ползли их черные тени.

– Снаружи отменяется, – бросил Лева через плечо. – Идите, посмотрите сами.

Смуров метнулся к окну, выглянул и сдавленно ахнул.