Текст книги "Корсары Таврики"
Автор книги: Александра Девиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Нероне оттолкнул Зою и побежал к берегу, прикрывая Бетто, который тащил извивающийся маленький мешок.
Зоя в полном отчаянии застыла на месте, потом кинулась следом за похитителями, желая хотя бы проследить, куда они унесут девочку.
Подобравшись к прибрежной скале, она сверху увидела, что Нероне и его помощник вместе с похищенным ребенком погрузились в большую рыбацкую лодку и отчалили от берега. Зое даже удалось заметить, что поплыли они не к Черной скале, как она ожидала, а в другую сторону, на запад. Живя в Суроже, она слышала от бывалых людей, что в тех местах, к востоку от селения Козио, есть гнездо пиратов, куда боятся заглядывать рыбаки и поселяне. Но никто точно не знал, где находится пиратский притон и существует ли он на самом деле или это россказни охочих на выдумку моряков.
Вечерние сумерки сгущались, а Зоя, застыв у берега, не могла решиться на возвращение в поместье. Вначале у нее был порыв прибежать и немедленно во всем признаться Таисии, чтобы та могла послать слуг в погоню за похитителями. Но в спешке она внезапно оступилась на скользком камне и подвернула ногу. Застонав от боли, Зоя присела, потирая пострадавшую щиколотку, и эта непредвиденная остановка дала новое направление ее мыслям. Женщина рассудила, что выдавать генуэзца ей ни в коем случае нельзя: во-первых, это означает выдать и самое себя, а во-вторых, Нероне в случае опасности может еще и избавиться от девочки. Связанная с ним общим преступлением, Зоя была бессильна что-либо предпринять. В конце концов она мысленно успокоила собственную совесть: «Если генуэзец украл девочку с целью выкупа, то рано или поздно он объявится. А если решил продать ее туркам, то лучше родителям об этом и не знать».
Прихрамывая, молодая женщина пошла к поместью, на ходу обдумывая, как себя вести и что сказать. Она сочинила версию, которая казалась ей достаточно правдоподобной и безопасной на тот случай, если Нероне все-таки вернет девочку домой. Но для того, чтобы рассказ ее выглядел естественным, Зое пришлось запастись изрядной долей притворства.
Она явилась в док с испуганным и взволнованным видом и, задыхаясь, объявила вышедшей навстречу Таисии:
– Примавера... там, возле моря...
– Что случилось?! – побледнев, вскрикнула Таисия.
– Она... она вырвалась от меня, погналась за ящерицей, взбежала на утес, и я не могла ее догнать... Я так спешила, что подвернула ногу... вот. – Зоя приподняла юбку, показав распухшую лодыжку. – Потом я только услышала, как девочка закричала – и все, дальше она исчезла из виду...
– Так что же с ней случилось? Где она? – Таисия, подскочив к Зое, тряхнула ее за плечи. – Говори, что с Верой!
– Боюсь, что она упала со скалы в море, – пряча глаза, пробормотала Зоя. – Простите, что я не смогла ее догнать, не смогла удержать... она такая прыткая...
– Как же ты посмела увести ее за пределы поместья?! – крикнула Таисия, продолжая трясти Зою. – Мы никогда не выпускали детей без охраны!
– Но я ведь не знала, я не думала, что она убежит... – лепетала Зоя, вяло отстраняясь от Таисии.
– Примавера, крошка моя!.. – Таисия, отпустив Зою, в изнеможении упала на стул. – Но надо ведь ее искать! Надо спасать!..
– Сейчас... я сейчас распоряжусь, скажу слугам, – бормотала Зоя, отступая к выходу.
– Зачем ты пришла в наш дом, ты принесла несчастье! – крикнула ей вслед Таисия.
В этот момент дверь комнаты роженицы распахнулась и оттуда, держась за стену, вышла бледная, с искаженным лицом Марина.
– Что с Верой?.. – задыхаясь, спросила она. – Я слышала разговор... Где моя девочка, что с ней?..
Таисия, превозмогая боль в груди, кинулась к дочери, готовой рухнуть на пол без чувств. Через несколько секунд прибежали Агафья с Файзой и помогли увести Марину обратно в комнату, уложить на постель.
А тем временем Энрико, оповещенный Зоей о несчастном происшествии, собрал людей на поиски Примаверы, которая, по предположениям, могла упасть со скалы. Слуги во главе с Энрико, несмотря на вечерний сумрак, обследовали всю прибрежную полосу моря на лодке и вплавь, осмотрели также весь берег, все расщелины скал, – но, разумеется, не обнаружили никаких следов исчезнувшего ребенка. А по некоторым приметам ночью мог начаться шторм, что делало дальнейшие поиски совершенно безнадежными.
Зоя видела, что даже слуги косятся на нее с неприязнью, а уж показываться на глаза Марине, Таисии и особенно Донато ей и вовсе было страшно – ведь отныне семья Латино волей-неволей будет видеть в ней виновницу несчастья.
Она приковыляла в дом, где в это время Таисия, успокоив проснувшегося Романа, вновь метнулась в комнату дочери. Зоя, остановив измученную женщину на полпути, стала растерянно бормотать в свое оправдание, что ни в чем не виновата, что сама готова сквозь землю провалиться от горя и что девочка, может, еще и найдется. Таисия бросила на незваную гостью взгляд, полный гнева и боли, и Зоя торопливо, бочком отступила к выходу.
В этот момент из комнаты роженицы вышла Агафья и объявила:
– Девочка!
– А как Марина? – кинулась к повитухе Таисия.
– Жива, слава Богу, – ответила Агафья усталым голосом и вытерла пот со лба.
Дальше Зоя не стала задерживаться в доме и, перекрестившись, выскользнула во двор. Несмотря на наступившую темноту, она спешила покинуть поместье, в которое невольно принесла беду.
Между тем Таисия, почувствовав недоговорку в словах повитухи, тревожно обратилась к ней:
– Скажи мне правду, что-то не так?
– Девочка здорова, и у Марины, слава Богу, кровь удалось остановить. Но только... – Агафья замялась. – Боюсь, что после такого, Как она сегодня пережила... боюсь, что у нее, может, больше не будет детей.
Таисия подавила тяжелый вздох.
– Но ты, Агафья, не говори ей об этом. Хватит с нее и других потрясений.
Войдя в комнату Марины, Таисия поцеловала дочь и склонилась над крошечным пищащим сверточком, который молодая мать бережно придерживала возле себя рукой.
– Мы с Донато решили, что, если родится девочка, назовем ее Аврелией, – прошептала Марина. – Как жаль, что Донато сейчас в отъезде... А Примавера... Верочка нашлась?
Лицо Марины казалось белее подушки, на которой она лежала. Таисия, не решившись сразу открыть дочери правду, осторожно отодвинула с ее лба слипшиеся от испарины волосы и с вымученной улыбкой ответила:
– Энрико со слугами ищут ее. Знаешь ведь, какая она непоседа и озорница: наверное, убежала куда-нибудь, вздумала играть в прятки. Такое ведь и раньше с ней случалось. Ничего, найдут. А ты поспи, доченька, отдохни. Тебе теперь надо набраться сил для своей маленькой Аврелии.
Марина ничего не ответила и, закрыв глаза, погрузилась в спасительное забытье.
Глава седьмая
Плавание из Константинополя в Кафу, несмотря на яркость весенних дней, было для Ринальдо Сантони окрашено в куда более мрачные цвета, нежели его предыдущая дорога из Кафы в Константинополь, полная опасностей и бурь. Ведь тогда, хмурой ненастной осенью, он был полон надежд на будущее, а сейчас, солнечной весной, подавлен грузом разочарований.
А ведь все начиналось так радостно и волнующе...
Приехав в Константинополь, Ринальдо продал часть своей добычи, чтобы купить роскошный подарок Гайе, которую теперь надеялся назвать своей невестой. Но, когда он пришел к дому любимой девушки, ее родители ему объявили, что их дочь вышла замуж за богатого и знатного мессера Колино и скоро уезжает с ним в Геную. Потрясенный Ринальдо сперва не поверил их словам, думал, что они принуждают дочку к браку с генуэзцем. Потом, рискуя нарваться на скандал, он подстерег Гайю возле церкви и потребовал у нее ответа. И красавица, ничуть не смутившись, с приветливой улыбкой объяснила ему, что долго размышляла после их разлуки и пришла к выводу, что для любой женщины важна в жизни надежность, а стать женой почтенного мессера Колино – это, уж конечно, надежней, чем разделить судьбу корсара, пусть даже такого привлекательного, как Ринальдо. Но при том, добавила Гайя, она отнюдь не отказывается от своих слов о любви, и ее замужество не помешает им с Ринальдо тайно встречаться, а даже будет придавать этим встречам особую остроту. Однако Ринальдо заявил, что хотел видеть Гайю своей женой, а для плотских утех он теперь скорее предпочтет шлюх из портовой таверны, потому что они, по крайней мере, честнее иных знатных дам. Гайю оскорбила такая грубость, но Ринальдо, если бы мог, оскорбил бы ее еще сильнее, потому что слишком велика была его душевная боль.
И теперь, закончив зимние дела в Константинополе и пропив изрядное количество денег в тавернах, он возвращался в Кафу все на той же «Лобе», которая еще несколько месяцев тому назад везла его в страну радостных надежд...
И вот – все надежды рухнули, и он по-прежнему чувствует себя отверженным скитальцем морей. Родные и близкие люди погибли, любимая девушка предала. И рядом – никого, кроме моряков-корсаров, которых и друзьями-то не назовешь: ведь все они по натуре – одинокие волки, готовые драться за добычу не только с чужими, но и друг с другом. Пожалуй, лишь только в Карло он мог быть полностью уверен.
А Карло, некогда готовивший себя к духовному поприщу, обладал определенной проницательностью и догадывался о внутреннем состоянии друга, но не расспрашивал его ни о чем, так как знал по опыту, что Ринальдо никогда и никому не признается в своих душевных терзаниях.
Вечерело. Темные тучи на горизонте, резкие порывы ветра, барашки на волнах, беспокойные крики чаек – все указывало на то, что к ночи может начаться шторм. Но Ринальдо стоял, опершись о поручни, и смотрел вдаль с таким отсутствующим видом, словно не на нем лежала главная забота и ответственность за судьбу корабля. А ему действительно сейчас все было безразлично. Он думал о том, что больше не для кого жить, беречь себя, завоевывать и накапливать богатство, чтобы обеспечить близким и дорогим людям благополучие. Ведь и людей таких в его жизни не осталось...
К Ринальдо подошел Тьери – опытный моряк, отвечавший за оснащение корабля и постановку его на якорную стоянку.
– Капитан, пора нам в укрытие. Скоро ночь, и море неспокойно. Не пропусти бухту возле Рифуджио.
– Сам знаю, – недовольно откликнулся Ринальдо и отдал приказ поворачивать к берегу.
А незадолго до того, как «Лоба» бросила якорь в укромной корсарской бухте, сюда же причалила лодка, в которой Нероне и Бетто везли маленькую пленницу.
Весьма довольные тем, что успели приплыть в Рифуджио до начала бури, похитители поднялись по тропинке к дому, укрытому между поросших дубняком гор и остатков древней стены. Нести Примаверу, а также заплечный мешок с едой и теплыми накидками пришлось Бетто, который недовольно ворчал по этому поводу, на что Нероне бодро ему объяснял:
– Ничего, за девчонку мы получим такой выкуп от ее родителей, что нам на всю жизнь хватит. Я ведь все это обдумал, я рисковал, а ты взамен должен помогать мне своим трудом. Ты же привык носить тяжести и лазать по горам, а я – нет. Ты бродяга, рожденный в Таврике, а я – благородный генуэзский дворянин.
Такие доводы убедили Бетто; особенно заманчивым для него было обещание большого выкупа за девочку. Он не догадывался, что на самом деле «мессер Элизео» вовсе не собирается не только делиться с ним выкупом, но и оставлять Бетто в живых после того, как отпадет надобность в сообщнике.
В этот вечер дом не пустовал: здесь нашли пристанище двое морских бродяг, чья лодка разбилась прошлой ночью о скалы. Они плыли сюда из самой Кафы, но что именно заставило их проделать долгий путь на довольно утлом суденышке, не стали сообщать незнакомцам, прибывшим неведомо откуда, да еще с маленькой пленницей в руках.
Нероне тоже не понравились временные обитатели дома: один – смуглый коренастый бородач с кривым носом и серьгой в ухе, другой – щуплый и юркий проныра с бегающими глазами и рыжеватой копной волос. Генуэзец сразу понял, что с такими надо держать ухо востро, и шепнул Бетто, чтобы тот молчал и не сболтнул лишнего.
Продрогнув, Нероне и Бетто изрядно хлебнули вина из фляги, и тут только вспомнили о Примавере, которая полдороги билась и стонала, пытаясь освободиться от пут, а потом затихла, словно уснула или лишилась чувств. Нероне поспешно снял мешок с головы девочки и развязал ей руки. В первую секунду после освобождения малышка выглядела бессильным поникшим цветком, но, едва открыв глаза и увидев себя в незнакомом темном доме, да еще среди чужих и страшных людей, она тут же встрепенулась, вскочила на ноги и стала громко кричать:
– Хочу домой! Отвезите меня домой! Вы плохие!
– Ишь ты какая горластая! А ну-ка замолчи! – прикрикнул на нее Бетто.
А бородач с серьгой полюбопытствовал:
– Кто такая эта бойкая малышка? Откуда вы ее привезли?
– Тебя это не касается, – буркнул Нероне.
– Но уж явно она не твоя дочь, – усмехнулся бородач. – Признавайся, чужак: ты эту девчонку хочешь продать туркам или вернуть за выкуп родителям?
– Не твое дело, – отрезал Нероне. – Я же тебя не спрашиваю, откуда ты и зачем скрываешься в Рифуджио. В этом месте у каждого свои секреты.
– Слышишь, Оттавио, не очень-то приветливые эти чужаки, – обратился бородатый к рыжему.
Но его спутник в это время заметил на шейке Примаверы краешек блеснувшей золотой цепочки и тут же, вытащив из– под рубашки девочки золотой медальон, воскликнул:
– Гляди, Чино, да они украли малютку не из простых! У нее медальон, как у маленькой герцогини!
Примавера, почувствовав, что чужие и враждебные люди посягают на то родное, что связывает ее с домом и близкими людьми, схватилась обеими ручками за медальон и закричала:
– Пусти, не трогай, это мое!..
Нероне и Бетто, попивая вино из фляги, не спешили защитить малышку от грубоватых моряков, но крик Примаверы услышал Ринальдо, который в этот момент поднимался по тропинке к дому. Юноша даже вздрогнул: ему показалось, что он слышит голос своей обожаемой племянницы Вероники. Она так же плакала и звала на помощь тогда, на турецкой галере, и ее голос до сих пор звучал у него в ушах.
Ринальдо буквально ворвался в дом и увидел возмутившую его картину: девочка лет пяти кричала, топала ногами и судорожно прижимала к груди украшение, которое двое оборванцев пытались то ли сорвать с нее, то ли просто рассмотреть.
– Сию же минуту отпустите ребенка! – приказал Ринальдо и, оттолкнув грубиянов от девочки, с удивлением вгляделся в их лица. – Чино? Оттавио? Вы что, уже стали воровать детей, да еще издеваться над ними?
– Это не мы, это вот они привезли девчонку, – угодливо пояснил рыжий и кивнул в сторону Нероне и Бетто.
Ринальдо и похитители Примаверы обменялись взглядами, в которых сквозила неприкрытая ненависть.
– Значит, вы сбежали с «Лобы», чтоб заняться воровством детей? – мрачно заметил Ринальдо. – Грязные скоты!
– Эй, ты, потише, юнец! – с угрожающим видом сказал Нероне. – Это моя малышка, и тебе нет никакого дела до нее!
Он схватил Примаверу за плечо, желая спрятать ее позади себя, но девочка с отчаянной силой рванулась от него и, подбежав к Ринальдо, обхватила его ноги обеими ручонками и закричала:
– Дядя, дядя, спаси меня!
Снизу вверх на юношу смотрели огромные глаза цвета морской волны – почти такие же, как были у Вероники. Темные кудряшки облаком разметались вокруг испуганного детского личика. Ринальдо наклонился, поднял малышку на руки и вдруг, неожиданно даже для самого себя, объявил:
– Эта девочка – моя племянница, которую я когда-то потерял! И никто не смеет ее тронуть!
– Врешь! – Нероне кинулся к нему, пытаясь вырвать из его рук Примаверу. – Эта девчонка тебе никто!
Ринальдо, сообразив, что его кафинские знакомцы Чино и Оттавио скорее помогут ему, чем чужаку, быстро передал девочку бородатому и, заслонив к ней путь разъяренному «мессеру Элизео», спросил:
– Где ты нашел малышку, негодяй? Откуда ее вывез?
– Не твое дело, гаденыш! – прорычал Нероне, смелость которого подогревалась выпитым вином. – Девчонка принадлежит мне, и не смей ее трогать, паршивый молокосос! А если ты вздумал украсть мою добычу, то тебе придется иметь дело со мной!
И, видя, что противник не отступает, Нероне бросился на него с кулаками, но Ринальдо увернулся от удара и в свою очередь с такой силой оттолкнул генуэзца, что тот свалился на пол, разбив при падении губу об острый край скамьи. Не ожидавший подобного отпора Нероне пришел в бешенство. Он тут же вскочил на ноги, и в его руке блеснул нож. С быстротой молнии генуэзец кинулся на Ринальдо, но юноша успел перехватить запястье Нероне, пытаясь заставить его выронить оружие.
Чино и Оттавио, не принимая участия в драке, наблюдали за всем происходящим из угла, а Примавера, видимо, догадавшись, что ее спасителю грозит опасность, громко заплакала.
Оставался еще Бетто, который, хоть и был пьян, но соображал, что дело принимает опасный оборот, и, не зная, как себя вести, неловко топтался на месте.
– А ты чего ждешь, увалень, помоги! – рявкнул на него Нероне.
Бетто попытался сбоку подступить к Ринальдо, но юноша ударом ноги отбросил его в сторону. Нероне, воспользовавшись тем, что противник на мгновение отвлекся, сделал внезапный выпад ножом. Однако Ринальдо был начеку и столь резко вывернул руку генуэзца, что тот напоролся животом на собственный клинок. Удар получился опасным, но не смертельным.
Согнувшись пополам и отступив на два шага, Нероне прохрипел своему сообщнику:
– Прикончи его!
Бетто, не решившись близко подойти к Ринальдо, издали метнул в него нож, однако юноша успел отклониться в сторону, и лезвие, пролетев мимо, полоснуло шею Нероне, который теперь уже замертво рухнул на пол. Бетто, испугавшись всего содеянного, кинулся к двери, но Чино подставил ему подножку, и, когда сообщник Нероне упал, Оттавио поспешил вонзить нож ему в спину.
– Что ты сделал, болван?! – напустился на убийцу Ринальдо и, приподняв голову Бетто, с досадой выдохнул: – Мертв...
– Но негодяй мог ведь убежать, – пояснил Оттавио, который, видимо, искренне считал, что оказывает молодому шкиперу услугу.
– Они оба мертвы! – воскликнул Ринальдо. – И кто теперь расскажет, откуда они вывезли девочку?!
– Да пусть сама девчонка и расскажет. – Чино слегка подтолкнул Примаверу вперед. – Тем более если она твоя племянница.
Но девочка, потрясенная картиной убийства и видом крови, закрыла лицо руками и, сжавшись в комок, вздрагивала от слез.
– Она еще слишком мала и напугана, чтобы что-то пояснить... Бедный ребенок... – пробормотал Ринальдо и повернулся к своим кафинским знакомцам: – Я успокою малышку, а вы тем временем оттащите эти тела куда-нибудь подальше и похороните. Сейчас придут люди с корабля, они вам помогут.
Ринальдо взял Примаверу на руки и вынес из забрызганного кровью дома на свежий воздух. Найдя удобное место между соснами, он посадил девочку на пенек и присел перед ней, вытирая платком ее заплаканное личико. Впрочем, малышка так обессилела от слез, что уже не плакала, а только всхлипывала и испуганным зверьком смотрела исподлобья. Глядя на вздрагивающие детские плечики, Ринальдо снова вспомнил Веронику. Останься его племянница в живых, она могла бы выглядеть почти как эта девочка...
– Как тебя зовут, малышка? – ласково обратился он к Примавере, когда она немного успокоилась.
– Вера... – прошептала девочка с прерывистым вздохом.
Ринальдо даже вздрогнул, потрясенный таким совпадением.
– Что?.. Вера? Может быть – Вероника?
– Вера! – упрямо качнула головой малышка. – Меня зовут Вера!
– А что ты еще о себе помнишь? Кто твои родители? Как их зовут? Где ты живешь?
Девочка внимательно посмотрела на него, словно не понимая, о чем ее спрашивают. Даже в сумеречном вечернем свете Ринальдо заметил, какое испуганное недоумение отобразилось в глазах ребенка.
– Не бойся, расскажи все, что помнишь. – Он с нежностью пригладил ее растрепанные кудряшки. – Расскажи, как ты попала в руки тех плохих людей, которые тебя сюда привезли.
– Я... не помню!.. – Девочка вдруг снова заплакала, вытирая кулачками слезы. – Я совсем, совсем ничего не помню, я все забыла!..
– Но ты же помнишь, что тебя зовут Вера. Значит, скоро вспомнишь и остальное. Только тебе надо успокоиться. А еще я понял, что ты очень дорожишь своим медальоном. Наверное, тебе дали его твои родители?
– Не трогай!.. – Примавера запротестовала, когда Ринальдо попытался вытащить цепочку из-под ее рубашки.
– Не бойся, я просто хочу рассмотреть. Может, в этом медальоне что-то спрятано или на нем есть какие-то знаки. – Было уже почти темно, и Ринальдо с трудом разобрал слово, выгравированное на внутренней стороне медальона. – Примавера... Должно быть, твое полное имя – Примавера, а Верой тебя звали домашние?
Он несколько раз повторил «Примавера», надеясь, что звучание этого слова возродит в памяти девочки обстоятельства ее жизни и похищения, но малышка молчала, только повторила один раз:
– Вера... Меня зовут Вера.
– Бедняжка... от потрясений она потеряла память, – прошептал Ринальдо и снова обратился к девочке: – Ты назвала меня дядей, когда просила моей защиты. А у тебя на самом деле был дядя?
– Не знаю... – растерянно пробормотала малышка.
Ринальдо немного поколебался, потом бодрым голосом объявил:
– Ну так вот, Вера. Я и есть твой дядя. Только нас давно разлучили злые люди. И сегодня я случайно тебя нашел. Меня зовут Ринальдо. А ты – моя племянница Вероника, Вера. Хочешь, чтоб я был твоим дядей и всегда тебя защищал?
– Да, – ответила она, и впервые за этот страшный для малышки вечер ее заплаканное личико озарила улыбка. – Ты мой дядя!
В следующую секунду она вдруг обхватила Ринальдо за шею, прижавшись щекой к его щеке. И на мгновение ему показалось, что воскресло то родное и теплое, что навсегда было похоронено под пеплом прошлого. Его сердце, еще совсем недавно опустошенное и разбитое, вдруг переполнилось нежностью, а глаза увлажнились от подступивших слез. Он преодолел эту минутную слабость, сказав самому себе: «Нельзя привязываться к чужому ребенку, как к родному. Ведь, может быть, эта девочка – не сирота и рано или поздно ее найдут родители».
– Пойдем, маленькая, к роднику. Ты умоешься, попьешь вкусной воды. А потом мы накормим тебя ужином. Ты ведь, наверное, проголодалась?
Девочка молча кивнула и, доверчиво вложив свою ручку в ладонь Ринальдо, пошла рядом с ним по тропинке к тому месту, где из расселины в скале бил родник с хрустально-чистой водой.
Вслед за ними к роднику торопливо подошел Карло. По глазам своего товарища Ринальдо понял, что тому уже известно о событиях в пиратском доме.
– Чино и Оттавио тебе рассказали?– уточнил он. – Видит Бог, я не хотел никого убивать, даже таких негодяев, как Элизео и Бетто. Да они и погибли не от моей руки.
– Но с твоей помощью, – усмехнулся Карло, – Говорят, ты защищал свою племянницу?
Девочка снизу вверх посмотрела на незнакомца, который сразу понравился ей своим добродушным видом, и даже улыбнулась ему.
– Как же тебя зовут, малышка? – Карло наклонился к ней.
– Вера! – ответила она четко, уже вполне оправившись от испуга и слез.
– Да, Вера, Вероника, моя племянница! – подтвердил Ринальдо.
Карло подошел к нему вплотную и, глядя прямо в глаза, вполголоса заметил:
– Ну, мне-то можешь сказки не рассказывать. Твоя Вероника там, откуда не возвращаются.
– Но ведь иногда бывают чудеса, – слегка улыбнулся Ринальдо.
– Не в этом случае. Девочка чужая, неизвестно, кто она и откуда. Ей лет пять, а Вероника сейчас была бы постарше. Уж я-то знаю...
– Знаешь – так и молчи! – перебил его Ринальдо. – Никому ни слова, понятно? Мы с тобой потом все обсудим.
Примавера, оторвавшись от родника, подошла к Ринальдо и дернула его за рукав:
– Дядя, я хочу кушать!
– Пойдем, маленькая, там Гоффо нас чем-нибудь накормит! – Он поднял девочку на руки и быстро зашагал с ней к дому.
Карло пошел следом, качая головой и что-то беззвучно приговаривая себе под нос.
Тем временем дом уже заполнился шумной ватагой матросов с «Лобы». Здесь они собирались поужинать и расположиться на ночлег. Лишь гребцы, как люди подневольные, да еще двое дежурных остались ночевать на галере.
Появление капитана с девочкой на руках матросы встретили насмешливыми возгласами. Некоторые уже успели приложиться к фляге и теперь, осмелев, высказывали предположения, будто Ринальдо нашел свою незаконнорожденную дочь, которую выдает за племянницу. Габриэле, первый пересмешник в команде, сказал своему приятелю Фабио на ухо, но так, чтобы слышали все:
– И когда он успел обзавестись такой дочуркой? Не иначе как в пятнадцать лет ее зачал, а то и раньше!
Пьяные шутки матросов покоробили Ринальдо, и он прикрикнул на расшумевшуюся компанию, а когда все притихли, внушительным тоном сказал:
– Знайте: сегодня Бог вернул мне мою племянницу, которую я считал погибшей, и отныне я отвечаю за ее судьбу и буду ей защитником – тем более что она сирота. И никто из вас не смеет ее обидеть.
Корсары обступили капитана и малышку, поглядывая на нее с любопытством и удивлением, а она, поначалу растерявшись от такого количества незнакомых людей бродяжьего вида, вскоре осмелела и снова обратилась к «дяде»:
– Хочу кушать!
Кто-то из матросов засмеялся, а Габриэле, хлопнув себя по коленям, радостно воскликнул:
– Клянусь своими кишками, бойкая девчонка! Как будто родилась на пиратском корабле!
– Как тебя зовут, малютка? – спросил Фабио и хотел потрепать девочку по щеке, но она ловко увернулась.
Ринальдо усадил ее на скамейку у стола и объявил всей компании:
– Мою племянницу зовут Вера, Вероника. И прошу относиться к маленькой синьорине с должным уважением.
После чего он позвал Гоффо и велел ему подавать ужин, состоявший в этот вечер из хлеба, вареных бобов и рыбной похлебки. А для девочки кок принес также и засахаренных фиников, купленных в Константинополе.
Как ни измучена была Примавера событиями минувшего дня, это не мешало ей ужинать с аппетитом. Когда она насытилась, ее глаза начали слипаться, а голова клониться на грудь.
Ринальдо велел освободить для девочки дальний угол за занавеской и, накрыв охапку соломы овчиной, положил туда Примаверу, сверху укутав ее своим плащом.
У стола тем временем шел разговор, который не мог оставить равнодушным никого из экипажа «Лобы», а тем более – капитана.
Карло спросил Чино и Оттавио, почему они приплыли в Рифуджио из Кафы, да еще и оказались здесь одни. Всем было известно, что эти двое принадлежали к окружению Яунисио и не раз ходили в плавание на его каракке «Веспа». Рассказ Чино и Оттавио не только всех удивил, но и порядком насторожил.
Оказалось, что Яунисио за это время успел поссориться и даже подраться с одним из консульских чиновников, который обвинил корсара-судовладельца в том, что тот утаивает часть своей добычи от кафинской общины, тем самым нарушая Устав, определявший порядок распределения трофеев. К этому обвинению подключился и тот мусульманский купец, корабль которого прошлым летом был атакован и ограблен «Лобой». Причем купец в своей жалобе присовокупил к изъятым с его корабля товарам также те, которых у него не было вовсе. Консул Бенедетто Гримальди, озабоченный пополнением городской казны для строительства новых укреплений, а потому особенно чувствительный к чрезмерной корсарской вольнице, тут же велел схватить Яунисио и посадить в крепость, а на все его имущество наложить арест. После этого «Веспа» поступила в распоряжение городских властей, двое помощников Яунисио были взяты под стражу, а матросы разбрелись кто куда. Чино и Оттавио, известные своим плутовством даже среди корсаров, побоялись наказания и ночью незаметно, на рыбацкой лодке, уплыли из Кафы в Рифуджио.
Услышав эти неутешительные новости, Тьери, как самый опытный из моряков, с досадой подвел итог:
– Если «Веспа» конфискована, то и «Лобу» ждет такая же участь. И как бы многим из нас не оказаться под стражей. Ведь того восточного купца ограбила именно наша галера. Теперь опасно возвращаться в Кафу.
– А что же делать? – помрачнел Ринальдо. – Надо выручать Яунисио.
– Выручить мы его никак не сможем, – возразил Тьери. – Даже если отдадим «Лобу», Яунисио это не спасет. Консул и его чиновники слишком обозлены на нашего хозяина. Галеру они и так уже считают собственностью казны, а денег для выкупа у нас мало. Мы ведь в Константинополе не столько выторговали, сколько прокутили.
Ринальдо понимал, что в этом есть доля его вины: он сам, будучи в Константинополе, забросил дела и болтался по тавернам, удрученный предательством Гайи.
– Все равно у нас нет другого выхода, надо ехать в Кафу, – сказал он хмуро.
– Чтобы нас бросили в крепость или выпороли розгами? – вскинулся Фабио. – Чтобы отобрали последние монеты?
– А так и будет, – кивнул Габриэле. – Если тебе, Ринальдо, не жалко нас и самого себя, то пожалей хотя бы свою племянницу. Если тебя посадят в тюрьму, малышка попадет в какой-нибудь приют или притон.
Последний довод подействовал на Ринальдо, и он, немного подумав, предложил:
– Ладно, пусть каждый из вас выскажет свои соображения, что мы можем сделать.
– Надо ждать, когда в Кафе поменяется власть, – развел руками Тьери. – За это время, если удача нам улыбнется, добудем деньжат и предложим их новому консулу как выкуп за Яунисио и «Веспу».
– Однако нового консула пришлют только к зиме, – сказал Ринальдо. – А сейчас как быть? Ведь «Лобу» у нас в любое время могут изъять. Особенно если сунемся в Кафу. А без корабля как мы будем добывать себе на жизнь? Что скажешь, Карло? Ты у нас самый рассудительный.
Карло пожал плечами:
– Здесь нужны не рассуждения, а просто здравый смысл. Если «Лоба» объявлена вне закона, значит, она должна исчезнуть.
– Как это?! – вскричал Оттавио. – Ты предлагаешь уничтожить корабль?
– Вовсе нет, болван, – с добродушной насмешкой пояснил Карло. – Корабль останется, только надо немного изменить его внешний вид и придумать другое название. А тем временем по Кафе распустим слух, будто «Лоба» потерпела крушение или ее захватили турецкие пираты. А нам самим в Кафу не надо заходить до лучших времен. Будем бросать якорь в других местах, подальше от Кафы.
– Правильно, мы всегда можем найти пристанище в Монкастро или Ликостомо [19]19
Ликостомо – генуэзская фактория в устье Дуная (в районе нынешнего поселка Вилково).
[Закрыть]! – подхватил его мысль Ринальдо. – Стефан и Мирча нам помогут. Всем будем говорить, что этот корабль – перекрашенную «Лобу» – мы добыли в бою. Главное – поскорей разжиться богатыми трофеями, а там уже можно рассчитывать и на благосклонность кафинской коммуны. Хотя, впрочем, разве начать новую жизнь можно только в Кафе? На морском побережье немало мест, пригодных для честных корсаров.
– Хорошо бы перебраться в Константинополь! – воскликнул Габриэле, которому понравился большой город на берегах Босфора. – Такой красоты, как там, я нигде не видел! А какие там таверны, какие юные куртизанки!.. – Он мечтательно закатил глаза.
