Текст книги "Украденный сон"

Автор книги: Александра Маринина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава пятая

Сидя на утреннем совещании у Гордеева, Настя исподволь разглядывала своих товарищей по работе, снова и снова возвращаясь к мысли: который из них? Одних она знала лучше, других – хуже, но ни в ком не подозревала обманщика и предателя.

Миша Доценко. Самый молодой из гордеевских сыщиков, высокий, черноглазый. Иногда бывает умопомрачительно наивен и трогателен, а иногда поражает трезвостью ума и профессиональной хваткой. Всегда элегантно одет, с иголочки, начищен, наглажен. Наверное, на одежду уходит вся его зарплата. Но разве это порок – хорошо одеваться? На чем можно Мишу зацепить?

На деньгах? Да, наверное. Или на женщине. Хотя он холостяк, так что шантажировать его нечем, разве что ее; если она замужем.

Юра Коротков. Живет с женой, сыном и парализованной после инсульта тещей в крохотной двухкомнатной квартирке. Много лет стоял в очереди на жилье, да так и не достоялся. Теперь государственное строительство свернуто, а на то, чтобы купить квартиру, милицейской зарплаты не хватит никогда. Настя очень дружна с ним, всегда в курсе его амурных дел, маленьких побед и маленьких трагедий. Коротков плачется ей в жилетку, а она его утешает и дает мудрые советы, которые в основном сводятся к тому, чтобы, не дай Бог, не причинить вреда семье. Последние полтора года у Юры стабильный роман с женщиной, которая проходила свидетельницей по делу об убийстве. Влюбчивый, быстро загорающийся и мгновенно остывающий, он побил собственный рекорд постоянства в этом романе. У его возлюбленной росли двое сыновей, и Юра твердо решил дождаться, пока дети вырастут, и жениться на ней. Нужны ли ему деньги? Нужны, и много. Значит ли это, что он пойдет на предательство?

Коля Селуянов, один из самых опытных сотрудников в их отделе, шутник, балагур, любитель розыгрышей, подчас грубоватых. Но моментально может перестроиться, стать серьезным, кинуться на помощь, чего бы ему это ни стоило. Коля разведен, жена не выдержала его несносного характера в сочетании с ненормированным рабочим днем, забрала детей и уехала с новым мужем в Воронеж. Настя знала, что иногда, нахально обманывая начальство и делая вид, что работает, Коля летал в Воронеж, чтобы провести с детьми несколько часов и в тот же вечер вернуться обратно. После каждой такой поездки он напивался в доску и два-три дня ходил смурной и подавленный.

Он? А вдруг эти его отлучки связаны с выполнением чьих-то заданий, а вовсе не с желанием навестить детей?

Игорь Лесников, признанный красавец, по которому сохнут все молодые женщины Петровки, 38. В отличие от Селуянова, смешливого и распахнутого навстречу любому, Игорь редко улыбается, замкнут и всегда очень серьезен, даже нелюдим. Настя совсем ничего не знала о его семейной жизни, кроме того, что женат он во второй раз и недавно стал отцом. Не он ли – темная лошадка? Его можно было бы взять на честолюбии, на продвижении по служебной лестнице…

Ее невеселые размышления были прерваны начальником.

– Каменская, я к тебе обращаюсь. Проснись.

– Слушаю вас, Виктор Алексеевич, – вздрогнула Настя.

– Подключай к работе стажера Мещеринова, будешь его наставником. С сегодняшнего дня он поступает в твое распоряжение.

Из противоположного угла комнаты Насте улыбался плечистый светловолосый слушатель Московской школы.

После совещания Настя привела Мещеринова в свой кабинет.

– Занимайте свободный стол, Олег, это будет ваше место на ближайший месяц. Меня можете называть просто Настей.

– А как вы будете меня учить? Как в школе?

Настя неопределенно пожала плечами.

– Я не очень хорошо представляю себе, как учат в вашей школе. Не исключено, что вам не понравится мой метод. Тогда попроситесь к кому-нибудь другому. Для начала проверим, умеете ли вы мыслить в двоичной системе.

– Это как? – нахмурился стажер.

– Я задумываю слово. Ну, например, фамилию всемирно известного киноактера и режиссера. Ваша задача – отгадать, кто что. Вы имеете право задавать мне любые вопросы, но с одним ограничением: вопросы должны быть сформулированы в виде альтернативы, охватывающей все возможные варианты, чтобы я не могла вам ответить "ни то ни другое". Например, вы можете начать с вопроса: "Это мужчина или женщина?" Третьего варианта быть не может. Идея ясна?

– Вроде бы, – неуверенно кивнул Олег.

– Тогда начинайте.

– Это мужчина или женщина?

– Мужчина.

– Его фамилия начинается на гласный или на согласный?

– Хорошо, – похвалила Настя. – На согласный.

Но похвала оказалась преждевременной. Над третьим вопросом Мещеринов задумался надолго. Настя не подгоняла его, молча разбирая за своим столом многочисленные записи и заметки.

– Я не знаю, что дальше, – сказал он наконец.

– Думайте, – не поднимая головы, ответила Настя.

– Но я не понимаю, зачем это нужно. Глупость какая-то. Я думал, вы мне про оперативные комбинации будете рассказывать или поручите что-нибудь…

– Поручу. Может быть. Но сначала мне надо убедиться, что вы умеете соображать. Не обязательно это делать быстро, я и сама медленно думаю.

Усвойте первый урок: когда вы на работе, вы не можете выбирать задачи, которые вам нравятся, и отказываться от решения тех, которые вам не по вкусу. Вы должны быть готовы решать любую логическую задачу, которая возникнет в процессе раскрытия дела. Никто другой за вас этого не сделает. А если вы думаете, что работа сыщика – это только засады и задержания, то мне придется вас разочаровать. Все это бывает уже потом, ближе к концу. А когда перед вами труп человека, неизвестно кем и неизвестно почему убитого, вам ничего и не остается, кроме как напряженно думать, кто и почему мог его убить и как это выяснить и проверить. Так что будьте любезны, придумывайте вопросы до тех пор, пока не решите задачу, тренируйте мышление, а заодно терпение и упорство.

Стажер, нахмурившись, отвернулся к окну. В кабинет заглянул Миша Доценко с дымящейся кружкой в руках.

– Анастасия Павловна, можно я у вас тихонько посижу?

К Лесникову человек пришел, им надо наедине побеседовать, а я только-только чай вскипятил…

– Заходите, Мишенька.

Миша был единственным сыщиком отдела, к которому Настя обращалась на «вы». Это не было признаком особого уважения к старшему лейтенанту Доценко. Просто сам Михаил боготворил Настю, считал ее невероятно умной и называл не иначе как по имени-отчеству. Коля Селуянов даже поговаривал в шутку, что юный симпатяга старлей тайно влюблен в суровую, хладнокровную Каменскую. Конечно же, это было не так, но тем не менее в ответ на "Анастасию Павловну" ей ничего не оставалось, кроме как говорить Мише «вы», дабы соблюсти равновесие и не впадать в менторский тон.

Она быстрым движением убрала со стола записи, памятуя о наставлениях Гордеева и его категорическом требовании ни с кем из сотрудников отдела не обсуждать ход раскрытия убийства Ереминой. Она мирно болтала со своим коллегой о всяких пустяках, жаловалась на то, что старые сапоги протекают, а новые при таком количестве воды и грязи под ногами быстро приобретут нетоварный вид, сетовала на то, что прошли времена, когда в магазинах продавались разноцветные резиновые сапожки, которые сейчас очень бы пригодились, короче, "забивала эфир", чтобы не дать Доценко возможности заговорить о служебных делах.

Через какое-то время Миша ушел, а стажер все сидел молча, так и не придумав третий вопрос. Наконец, он отвернулся от окна и произнес:

– Этот актер родился в Западном полушарии или в Восточном?

"Слава Богу, сдвинулся с места, – с облегчением подумала Настя, которая уже начала было сомневаться в правильности своего выбора, – теперь дело пойдет быстрее".

Дело и вправду пошло легче, и уже через полтора часа мучительных усилий Олег Мещеринов добрался до Чарльза Спенсера Чаплина.

– Переходим на второй уровень сложности. Возьмите бумагу и ручку и записывайте…

Настя продиктовала ему описание довольно обычной ситуации обнаружения трупа в общественном месте.

– Используя двоичный принцип, составьте мне полный перечень версий.

Начать можно с альтернативы "убийца с потерпевшим знаком или не знаком".

Версия "не знаком" распадается на следующие альтернативы: "убийца случайный или заказной", ну и так далее. Понятно? В итоге у вас должна получиться схема, где каждый квадратик, кроме самых последних, делится еще на два. Это вам задание на дом. А сейчас поедем искать и опрашивать вот этих людей.

Настя сунула в сумку длинный список друзей и знакомых Бориса Карташова с указанием их адресов и мест работы. Многие фамилии были помечены крестиком, это означало, что с ними уже побеседовали. Но все равно оставалось еще немало…

Василий Колобов, невысокий, субтильный, со смазливой физиономией и хитрыми глазками, отвечал на вопросы неохотно.

– Какие отношения были у вашей жены Ольги с Викторией Ереминой и ее другом Борисом Карташовым?

– Какие, какие… – пробурчал он. – Нормальные. С Викой они иногда цапались, а с Борькой вроде нет.

– Из-за чего ссорились Ольга и Вика?

– Да кто ж их разберет? Бабы…

– Ольга вам рассказывала о том, что Вика заболела?

– Говорила.

– Припомните, что именно она говорила, как можно точнее.

– Что говорила? Так уж времени сколько прошло, точно я не вспомню.

Вроде крыша у нее поехала, что-то насчет снов… Нет, не помню.

– Постарайтесь вспомнить, когда вы в последний раз видели Еремину или разговаривали с ней.

– Не помню. Давно. Еще тепло было, наверное, в сентябре или в начале октября.

– А как вы запомнили, что было тепло?

– На ней шикарный костюм был. Она пришла к Лельке, а я как раз уходить собрался, в прихожей и столкнулись. Вика была без плаща, в одном костюме, значит, тепло было.

– Может быть, ее привезли на машине, потому она была без плаща?

– Может быть, – Колобов неопределенно хмыкнул. – С этой шлюхой все может быть.

– Вы назвали Еремину шлюхой. Вы не одобряли ее поведение?

– Да мне-то какое дело? Лишь бы не мешала.

– А Еремина вам мешала?

– С чего вы взяли?

– И все-таки, как вы лично относились к ней?

Опять неопределенное хмыканье и пожимание плечами. Нет, Василий Колобов явно не был тем свидетелем, о каком можно только мечтать. Работал он продавцом в круглосуточном коммерческом киоске на Савеловском вокзале, сутки трудился – сутки отдыхал.

– Скажите, Вика никогда не приходила к вам на вокзал?

Вопрос этот Колобову явно не понравился. Ухмылка исчезла, он набычился и стал отвечать сквозь зубы.

– А чего ей там делать?

– Я не спрашиваю вас, что ей там было нужно, я спрашиваю, не видели ли вы когда-нибудь Викторию Еремину на Савеловском вокзале. И если видели, то когда, с кем она была, подходила ли к вашему киоску и что при этом говорила. Вопрос понятен?

– Не было ее там. Ни разу не видел.

– А вы никогда не приходили к ней на работу?

– Зачем? Чего я там забыл? Я и знать не знаю, где она работала.

И так без конца – "не знаю, не помню, не был, не видел… ".

– Когда вы узнали, что Еремина исчезла?

– Лелька сказала… в конце октября, что ли. Вроде того.

– Что конкретно она вам сказала?

– Что Борька Вику разыскивает, она на работу не ходит и дома ее нет.

– В тот период ваша жена никуда не уезжала из дома? В другой город или просто к подруге на несколько дней?

– Вроде нет.

– Вроде? Вы обычно бываете в курсе, где находится Ольга?

– Обычно – нет. Меня сутками дома не бывает. Я через день работаю, так что…

– А в те дни, когда вы не работаете?

– Тоже дома не сижу. И Ольгу не проверяю. Главное – чтобы в доме было чисто и еда приготовлена. Остальное – не мое дело.

– Она же ваша жена. Неужели вам безразлично, где она бывает и что делает?

– Почему безразлично?

– Вы, по-моему, сами так сказали.

– А по-моему, я так не говорил.

– Вы сами в конце октября никуда не уезжали?

– Нет.

– Все время работали через сутки?

– Все время.

– Придется съездить на вокзал, поспрашивать у местной торговой публики об этом Колобове, – задумчиво сказала Настя. – Что-то он задергался, когда его спросили, не видел ли он Вику на вокзале. Один человек едет на Савеловский, другой – к Ольге Колобовой. Быстренько.

– Да сколько же можно! – жалобно причитала Колобова, прехорошенькая пухленькая блондинка с огромными серыми глазищами, пышным бюстом и изящными ногами. Пытаясь создать видимость тонкой талии и стройных бедер, она носила слишком узкие джинсы и слишком свободный пуловер. Даже разговаривая с представителями уголовного розыска, она не потрудилась вынуть изо рта жевательную резинку, из-за чего ее речь, и без того медленная, с тягучими гласными, казалась одновременно и детской, и жеманной.

– Вы уже в который раз меня допрашиваете.

– Я вас не допрашиваю. Мы просто побеседуем. Скажите, Ольга, почему вы бросили работу и сидите дома?

– Вася настоял. Ему домработница нужна, а не жена. А мне так даже лучше дома быть, чем стены штукатурить.

– И вам не скучно?

– Не-а, не скучно. Наоборот, хорошо. У меня раньше никогда своего дома не было, сначала детдом, интернат, потом общага, зато теперь я целый день убираюсь, полы намываю, пыль протираю, ванну надраиваю. Готовлю тоже с удовольствием.

– Для чего же так стараться, если муж работает через сутки, а в свободные дни тоже дома не сидит?

– Для себя стараюсь. Я прямо балдею от этого. Вам не понять.

– А готовите для кого? Тоже для себя?

– Тоже. Хватит с меня детдомовской баланды. И потом, Василий любит гостей приводить, и всегда без предупреждения, прямо как будто нарочно делает. Если в доме накормить нечем – скандал. Так что я постоянно нахожусь в боевой готовности.

– Бывает, что он приводит гостей, а вас нет дома?

– Часто бывает. Я же не пришпиленная к этой хате, а он заранее не говорит, когда придет и с кем.

– И как же тогда? Тоже скандал?

– Не-а. – Комочек жевательной резинки, мелькнув между мелкими неровными зубками, перекочевал с одной стороны на другую. – Ему главное – чтобы чистота была и полный холодильник, разогреть он и сам может. Когда гости в доме, я ему вообще не нужна. Я у него вроде мебели.

– И вам не обидно?

– А чего обижаться-то? Я ж не по любви замуж выходила.

Ваське домохозяйка нужна, а мне – квартира, чтобы своя, со своей кухней, со своей ванной. Пока я в общежитии стройтреста жила, у меня и надежд никаких не было на собственную хату.

– Ваш муж никуда не уезжал в конце октября?

– Нет, это точно. Он ни одного дня на работе не пропустил.

– Откуда вы знаете?

– Я езжу на вокзал, проверяю.

– Что?!

Просто поразительно, насколько эта жеманная пушистая белая кошечка была откровенна. Трудно было понять, то ли это неприкрытый цинизм, демонстративно не желающий рядиться в одежды благопристойности, то ли искренность дошедшей до отчаяния женщины, которая уже не может и не хочет лгать ни самой себе, ни другим.

– Только вы ему не говорите, ладно? Он меня сразу прибьет, если узнает. Понимаете, он меня в этой квартире не прописал, так что, если он надумает разводиться, я опять в общежитие загремлю. У него в прошлом году любовь сделалась, ну прямо неземная какая-то, и я здорово испугалась, что он меня бросит и на этой девке женится. Он тогда мне все голову морочил, что в другой город за товаром едет, мол, послали его, а сам у нее торчал, а может, и ездил с ней куда-нибудь. Так вот с тех пор я его постоянно проверяю: на работе ли или опять свалил с бабой. Он мне, конечно, изменяет, не без того, но это – пусть, лишь бы не всерьез, лишь бы не выгнал. Так и живу теперь: он в восемь утра на работу, а через два часа я за ним, издали гляну – сидит в своем киоске, и домой возвращаюсь. Потом ближе к ночи еще разочек съезжу. Точно вам говорю, он за последние два месяца ни одного рабочего дня не пропустил. Даже когда его избили, и то денек всего отлежался, в свой выходной, а на другой день с битой рожей потащился торговать. Его понять можно, он же в этом киоске не хозяин, ему платят процент с того, что он наторгует. Пропустит день – меньше получит.

– А как же с той женщиной? Вы говорили, он тогда целые дни пропускал, не работал.

– Ну, у нее денег было много, она, видно, ему подбрасывала. Но вообще-то Васька жадный, за копейку удавится, потомуто я и насторожилась, когда узнала, что он на работу не ходит. Сразу поняла, что это не обычная шлюха, которых он каждый день меняет, а что-то другое. Шлюхам-то своим он и пачки сигарет не подарит.

– Еще вопрос. Как получилось, что вы уволились из стройтреста, но остались прописанной в общежитии? Вас должны были сразу же выписать, разве нет?

– Не-а, я же детдомовский лимит. Меня нельзя выписать без моего согласия, даже если я на предприятии уже не работаю.

– Хорошо, вернемся к вашему мужу. Кстати, он не рассказывал, за что его избили?

– Как же, он расскажет. А и расскажет, так соврет. Поэтому я его ни о чем и не спрашиваю, в его дела не суюсь.

– Скажите, он никогда не говорил вам, что видел Вику на Савеловском вокзале?

– Нет, не было такого.

– Он не спрашивал у вас, где она работает?

– Я как-то сама ему сказала, что секретаршей на фирме. А он ничего не уточнял. Вообще-то он ее недолюбливал.

– Почему?

– Ну, он считал, что Вика может на меня плохо повлиять.

– Это в какую же сторону?

– Насчет пьянства и вообще… Его, по-моему, ужасно раздражало, что Вика больше его зарабатывала. Он ведь мной помыкает, потому что у меня денег – ни гроша и я полностью от него зависима. Вот он и боялся, что я по Викиным стопам пойду, начну деньги зарабатывать, смогу купить себе квартиру или хотя бы снять ее. Где он еще такую дуру найдет, как я? Ни одна нормальная баба такую жизнь терпеть не будет, уж вы мне поверьте.

– А вы пытались заняться тем же, чем Вика? Или ваш муж зря боялся?

– Зря, конечно. Он глупый и всех на свой аршин мерит. Но у меня-то голова есть на плечах. Быть такой, как Вика, я бы не смогла – рожей не вышла. А для обычной проституции я уже старовата. И вообще не по мне это. Мне бы дом вести, детей растить, а больше ничего и не нужно.

Васька, сучонок, детей не хочет.

– Почему?

– Зачем они ему? Лишние сложности. И потом, когда есть ребенок, меня уже так просто в общагу не выпрешь, он законы знает, вот и боится, что его власть надо мной кончится.

…Что удерживает людей друг подле друга? Что заставляет их быть вместе?..

Киоск на вокзале, в витрине – стандартный набор спиртного, сигарет, жевательной резинки и презервативов. Продавец – парень лет двадцати, чернявый, горбоносый, с виду вполне дружелюбный.

– Вы знаете Василия Колобова?

– Васю? Знаю. А что?

– Вы знаете, что примерно месяц назад, в начале ноября, его кто-то сильно избил?

– Он сам не говорил, но видно было. Лицо все в отметинах.

– И вы не знаете, за что?

– Он не говорил, а я не спрашивал. У нас это не принято.

Это их дела.

– Кого "их"?

– А то вы не знаете. Васькин киоск на той стороне стоит, мой – на этой. Та сторона контролируется Бутырской группой, а моя сторона – Марьинской, из Марьиной рощи, значит. Мало ли чего там у них происходит.

Мы не вмешиваемся.

– Значит, вы думаете, это была разборка?

– А что еще?

– Взгляните на эту фотографию. Вы когда-нибудь видели эту девушку?

– Не припомню. Красавица какая, бывают же такие на свете!

– Спасибо, извините за беспокойство…

Следующий киоск.

– Ваську? Знаю, конечно. Мы все тут друг друга знаем…

Побитый? Помню, было такое. Как раз в начале ноября, точно.

Нет, не знаю, Васька не рассказывал. Девушку не видел…

Еще один киоск, и еще один, и еще… И так до самого вечера. Никто не знает, за что был избит Василий Колобов и кто это сделал. Те, кто торговал на Бутырской стороне, уверяют, что Василий ничем не провинился и разборок с ним никто не устраивал. Впрочем, даже если они и лгали и побили Колобова действительно на почве коммерческих дел, то к убийству Вики Ереминой это вряд ли имело отношение. Девушку на фотографии тоже никто не узнал. Еще один день прошел впустую.

"Ах, как бы сейчас пригодился Ларцев", – причитала про себя Настя. Он бы уж точно сумел «раскрутить» Колобова и вытянуть из него правду об этом избиении, о котором он почемуто никому ничего не сказал. Опытный психолог, Володя сумел бы разговорить даже сфинкса, чем порой совершенно беззастенчиво пользовались не только сотрудники отдела, но и многие следователи, с которыми ему доводилось работать. Выяснить бы до конца историю с дракой и поставить на этом точку! Настя почему-то была уверена, что избиение мужа Ольги Колобовой не имеет ничего общего с убийством, но она привыкла проверять и отрабатывать все до конца.

Она заикнулась было Гордееву о том, чтобы поручить Ларцеву поговорить с Василием, но начальник недовольно поморщился:

– Вас и так четверо, с учетом Доценко – даже пятеро. А Ларцев и без того сильно загружен. Давайте-ка сами управляйтесь.

Но все-таки почему Колобов напрягся, когда его спросили, не бывала ли Вика на вокзале? Или это только показалось тому, кто с ним разговаривал?

Могло и показаться, конечно. Но Насте, не любившей бросать начатое на полпути, пришлось потратить еще день на то, чтобы прояснить ситуацию.

Вместе с Евгением Морозовым и стажером Мещериновым она опросила кассиров, работников вокзала, сотрудников линейного отдела милиции, буфетчиц, врачей в медпункте, рабочих, рывших уже третий месяц котлован возле вокзала… Ничего. Никто Вику не вспомнил. Опять "пустышка".

Пожилой мужчина, которого некоторые называли просто Арсеном, положил телефонную трубку на рычаг, несколько минут поразмышлял, потом снова снял ее и набрал номер. Ему никто не ответил. Тогда он поднялся с кресла, прошел в соседнюю комнату, где тоже был телефон, и снова позвонил по тому же номеру. И снова длинные гудки были ему ответом. Арсен удовлетворенно улыбнулся, надел темно-зеленый плащ с меховой подстежкой, ботинки на толстой подошве и вышел на улицу. Пройдя два квартала, зашел в телефонную будку, позвонил еще раз и, не получив ответа, зашел в метро.

Через полчаса он сидел в уютном кафе и пил «боржоми». Напротив него потягивал пиво дядя Коля.

– Надо еще поработать с тем парнем, – спокойно произнес Арсен.

– Что, первый урок впрок не пошел? – вскинул брови дядя Коля.

– Пошел, пошел, не волнуйся, – покровительственно усмехнулся Арсен. – Но надо подстраховаться. Кажется, на него скоро начнут давить. Мы должны работать на опережение, так что лучше напомнить ему, кто он и что на этой грешной земле.

– Напомним, – кивнул дядя Коля и улыбнулся своей странной улыбкой, в которой тускло сверкнули железные зубы.

Человек, которого сегодня многие знали под именем Арсен, в детстве носил самое обыкновенное имя Митя, был серьезным и вдумчивым мальчиком, хорошо учился и много читал. С раннего возраста его преследовал необъяснимый страх за целостность своей телесной сферы, он ужасно боялся боли, уколов, ушибов, поэтому не бегал по улицам, не гонял мяч с мальчишками, не играл с ними в Чапаева или в казаки-разбойники, а предпочитал сидеть дома, решать шахматные задачки и обдумывать свои маленькие мысли.

Детство его пришлось на героический период, когда все мальчики мечтали стать папанинцами, челюскинцами, Чкаловыми, Ляпидевскими и громовыми.

Не стал исключением и Митя. Но ему объяснили, что с его субтильностью, неспортивностью и плохим зрением славное будущее ему не угрожает. Переживал Митя по этому поводу совсем недолго, потому что мозг его получил новый толчок и начал ставить перед мальчиком новые вопросы. Какие люди для каких работ годятся? Грузчик должен быть сильным. Учитель должен быть терпеливым. Летчик должен не бояться высоты… Вопрос оказался настолько увлекательным, что Митя стал читать специальные книжки по психологии, которых в то время было не так уж много. Его знали в большинстве городских библиотек и всегда с уважением поглядывали на невысокого худенького очкарика, часами просиживавшего в уголке читального зала за какой-нибудь редкой книгой.

Шли годы, и к тому моменту, когда Дмитрий оказался сотрудником отдела кадров КГБ, он считал себя знатоком в области профориентации. Вдумчивое и ответственное отношение ко всему, что он делал, отразилось и на его служебной деятельности. Он всегда подолгу беседовал с людьми, поступающими на работу, и даже давал им советы, в каком подразделении они могли бы найти лучшее применение своим способностям и природным данным. Ему казалось, что он делает важное и нужное дело, помогая правильной расстановке кадров в столь серьезной организации, и тем самым хотя бы косвенно вносит свой вклад в укрепление безопасности Родины.

Однажды к нему пришел молодой сотрудник Московского управления госбезопасности, который оформлялся на работу в центральный аппарат, в управление, ведающее внешней разведкой. Дмитрий по обыкновению принялся ему объяснять особенности работы за рубежом, подчеркнул необходимость учитывать в своем поведении культуру и традиции страны пребывания, особенно в сфере бытовой психологии. Все помещения посольства прослушиваются вражеской разведкой, ищутся возможности для вербовки советских граждан, поэтому особое внимание следует уделять семейным проблемам, иными словами – не ссориться с супругой и уж тем более не бить ее, ибо, узнав о неладах в супружеской жизни, сотруднику посольства могут тут же подставить привлекательную подружку. Кандидат на новую должность слушал невнимательно и своими репликами дал понять, что все советы кадровика яйца выеденного не стоят, что он, мол, в Москве прекрасно справлялся с работой и за границей не оплошает. А как он с бабой своей разбирается, никого касаться не должно.

Дмитрий отчетливо понимал, что этот молодой человек с блестящими характеристиками, несомненно, способный, прекрасно владеющий двумя языками, для работы во внешней разведке не годится. Он был хорош здесь, в Москве, в знакомой советской субкультуре столичного города, а за рубежом он провалится. Однако попытка Дмитрия изложить свои резоны начальнику того подразделения, куда оформлялся кандидат, наткнулись на откровенную грубость. Ему в ясной и недвусмысленной форме дали понять, что он клерк, «шестерка», его дело – бумажки подшивать да фотографии вклеивать, а не соваться в оперативную работу, вопрос уже решен, все согласовано, дело только за приказом. Такая реакция ошеломила инспектора отдела кадров.

Обида ржавым гвоздем засела в нем.

Через несколько дней кандидата на выездную работу доставили в вытрезвитель в состоянии тяжелого опьянения, с портфелем, набитым секретными бумагами, и без удостоверения, которое так и не нашлось. Он был немедленно уволен из органов и отдан под суд. Никто так и не узнал, что назначение в управление внешней разведки сорвалось потому, что Дмитрий посидел пару вечеров над справочниками по медицине и фармакологии, а потом нашел нужных людей и заплатил им. Кадровик был очень доволен, что не состоялось назначение, которое он сам считал не правильным. Он даже не задумывался над тем, что сломал жизнь человеку, который не сделал ему ничего плохого и к которому у него не было личной неприязни. Он испытал неожиданно острое удовольствие от того, что все равно вышло так, как он хотел. Это был первый опыт манипулирования людьми, и опыт удачный. Дмитрий понял, что вовсе не обязательно обивать пороги или бить кулаком по столу, дабы доказать свою правоту. Можно действовать и иначе, выстраивая хитроумные комбинации, рассчитывая ходы, как в шахматной партии, дергая за невидимые ниточки и удовлетворенно наблюдая за тем, как события развиваются по придуманному тобой сценарию, хотя все участники этих событий искренне полагают, что действуют самостоятельно и добровольно. Жертвы значения не имеют… Пешки в чужой игре. В его игре.

Вдова Валентина Петровича Косаря, трагически погибшего двадцать пятого октября под колесами неустановленного автомобиля, была моложавой стройной женщиной с миловидным лицом и роскошной гривой темно-каштановых волос. Человека из уголовного розыска она встретила приветливо, но видно было, что она держится изо всех сил и разговор этот ей тягостен и неприятен.

– Разве это имеет отношение к гибели мужа? – с недоумением спросила она, когда ее начали расспрашивать о событиях середины октября.

– Нет, не имеет. Мы не занимаемся расследованием обстоятельств наезда на вашем мужа.

– Я так и поняла, – она горестно вздохнула. – По-моему, этими обстоятельствами вообще никто не занимается. Никому нет дела до какого-то Косаря. Вот если бы он был министром или депутатом, вы бы не так забегали.

– Я понимаю ваши чувства, но поверьте мне, вы не правы. Наездом занимается Юго-Западное окружное управление, а я работаю на Петровке, в Московском уголовном розыске, и мы пытаемся раскрыть совсем другое преступление.

– Какое отношение мог иметь к этому Валентин? Он честнейший человек, за всю жизнь копейки чужой не взял, мухи не обидел…

Женщина заплакала, но быстро взяла себя в руки.

– Ладно, спрашивайте.

– Примерно десятого – двенадцатого октября к вашему мужу обратился некто Борис Карташов с просьбой свести его с врачом-психиатром для получения консультации. Ваш муж говорил вам об этом?

– Да, я помню этот разговор. Он сразу сказал, что попробует дозвониться до Масленникова, а если не найдет его, то позвонит другому знакомому врачу, Голубеву.

– Валентин Петрович не сказал вам, что за проблема возникла у Карташова?

– Сказал. У девушки Карташова будто бы возникла идея воздействия на нее по радио. Нет, кажется, не так… Подождите… А, вот! Она решила, что кто-то крадет ее сон и рассказывает его по радио. Так будет точнее.

– Что было дальше?

– Валя тут же позвонил Масленникову, договорился с ним. Помню еще, Масленников сказал, что в ближайшие два дня будет очень занят, поэтому принять Валиного знакомого сможет только в пятницу.

– В пятницу? У вас нет поблизости календаря?

– Вот, пожалуйста.

Вдова Косаря протянула маленький календарик, который вынула из лежавшей на столе записной книжки. В календаре карандашом было обведено пятнадцатое октября, пятница.

– Вы не помните, о какой пятнице шла речь? Пятнадцатого октября или позже, двадцать второго?

– Скорее всего, пятнадцатого. Да, точно, – она заглянула в календарь.

– Видите, дата обведена карандашом.

– И что это означает?

– Это Валин календарь, он им постоянно пользовался. Одним цветом обводил дни рождения и памятные даты, другим – визиты, о которых договаривался, и так далее. А простым карандашом он обводил числа, которые лично к нему отношения не имели, но о которых надо было кому-то сказать, как в случае с Карташовым. Валя, видите ли, всегда боялся кого-нибудь подвести или что-то напутать.

Женщина готова была снова расплакаться, но удержалась.

– Это записная книжка вашего мужа?

– Да.

– Можно ее взять на некоторое время? Я обязательно верну.

– Берите, если нужно.

– Еще вопрос, если позволите. Вы постоянно были в курсе дел мужа?

– Разумеется. Мы были очень дружны…