Текст книги "Ежевика (СИ)"
Автор книги: Александра Астафьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Ежевичные.
* * *
Последние несколько дней по утрам чувствовалось одно и то же: душно, неудобно, неуютно, хотелось пить.
Стоп.
А где я была сейчас?
В палатке. С кем?
С Женей, который не спал, сидел рядом и черкал что-то в блокноте.
– Доброе утро, выспалась?
– Ещё не поняла, – зевнула и приподнялась на локтях, чтобы полюбопытствовать. – Что ты там пишешь?
Он старательно вырисовал на клочке бумаги профиль девушки с короткими тёмными волосами.
– Давно в руках не держал карандаш, – ответил парень, не переставая штриховать. – А сейчас захотелось вспомнить.
Я задержала на нем полный влюблённости взгляд, вспоминая о вчерашних событиях. Женька выглядел забавным со своей густой чёлкой, которая постоянно спадала ему на глаза, прикрывая легкую небрежность с утра. Видок у него был, конечно, будто и не ложился, но в этом заключалась некая привлекательная черта.
– Только не говори, что это я, – указала на его рисунок.
– Почему? – его густые брови поползли вверх в удивлении.
– Нос кривой, – тут же рассмеялась, намереваясь позлить его.
– У тебя самый милый нос в мире, – щелкнул пальцем по его кончику.
– У меня да, но у девушки на этом рисунке – нет.
– Разве? Не преувеличивай.
–Ты такой няшка с утра, – потянулась к нему в объятия. – Пора и мне перестать быть букой.
– Неплохое начало для начала, – сказал Женя, и заработал от меня лёгкий поцелуй в щёчку.
– Пойду, умоюсь и проведаю влюбленную парочку.
Парень кивнул головой в знак одобрения. Когда я вышла из палатки, он все ещё витал в облаках, занятый своим рисунком.
Женька Еникеев был таким чудным и милым. Так и тянуло к нему как магнитом. Казалось, вчера он не переставал целовать меня. По крайней мере, я чувствовала сквозь сон прикосновение к своим губам. Такое тёплое и мягкое, а затем мой слух уловил: «Спи, Ежевика». Да, я была уверена, что мне это не приснилось.
Минут через десять, когда я вернулась, Женя почти завершил свой шедевр – портрет одной загадочной брюнетки.
– Что-то нигде не видно Каримовой а-ля Шустриковой.
– Забыл тебе сказать: они ушли в деревню на помощь Васильевне, в надежде у нее же позавтракать.
– Так-то еды, считай, не осталось, – я заглянула в пакет с провизией, откуда, образно говоря, торчала дуля. – Нам бы тоже к Васильевне или к кому-нибудь из местных сходить.
– Конечно, сейчас закончу с рисунком, и мы обязательно наведаемся к Маргарите Васильевне. Вчера я лично обещал ей помочь с сараем.
– А что с ним? – спросила я и полезла в свою косметичку. Было совсем неудобно использовать маленькое зеркало, чтобы нормально на веках рисовать стрелки, но приходилось в походных условиях выворачиваться. Поход походом, а вот красоту никто не отменял.
– Ее сарай нуждается в небольшом ремонте. Она, конечно же, отнекивалась. Но перекрасить его стоит.
– Так это же по твоей части. Доставай баллончики и распыляй в разные цвета радуги.
Я стёрла ватным диском кривую линию, нарисованную карандашом, и почувствовала какую-то нависшую в воздухе неловкую тишину.
– Ой, прости, я...
– Да все нормально, – отмахнулся Женька, не придавая значения моим словам, и мягко улыбнулся. – Ты права, так и сделаю.
– Что с Николаевым и другими практикантами?
– Жди их сегодня вечером.
– Досадно, без группы было хорошо.
По правде говоря, я имела в виду всего лишь одну особу, а не весь поток практикантов, и Женька, не будь дураком, догадался, кого именно.
– Они придут, по-другому никак, – констатировал он и взглянул на меня. – Что ты делаешь?
– Крашусь, как видишь. Пытаюсь, по крайней мере.
– Дай, я.
Он сел позади меня и ловко выхватил карандаш из рук, я даже не успела выразить протест.
– Ты собираешься и здесь поразить меня, Еникеев? – подстроилась под его теплые, нежные ладони, что обхватили мое лицо.
– Не двигайся, опусти веки и не моргай. Вот так, – чувствовала, как аккуратно провел линию мой персональный мейкапер. И на втором веке тоже. – Вроде бы все. Взгляни.
Я принялась тщательно рассматривать каждое веко в отражении небольшого зеркальца.
Ух, ты! А он и в правду был мастером рисовальных дел.
– Спасибо, еще тушью для ресниц наложить сверху и можно в люди, – мой рот инстинктивно приоткрылся, пока я наносила несколько слоев косметики.
– Не понимаю, зачем краситься, когда природа наделила тебя изумительно совершенными чертами, – высказался парень и развернул лицом к себе.
– Возможно, ты прав, но в данный момент этим глазам, еще не до конца пробудившимся от самого прекрасного сна, требуется помощь в их выразительности, – попробовала ему возразить и тут же получила в ответ еникеевскую ухмылку. А также… поцелуй. Тот самый: вкусный, сладкий, нежный.
– Смотри, кажется, готово, – не хотя оторвалась от него, когда Женя привлек мое внимание к рисунку. – А, нет, не готово.
Еникеев поставил под рисунком дату и свою подпись. Рядышком он написал название жирным печатным шрифтом: «ЕЖеВика».
– Теперь готово.
– Здесь ошибка, – мой палец расположился на его подписи.
– Нет. Все верно.
Я отрицательно замотала головой.
– Еже – это «Ежевская», а Вика – это «Вика». При чем здесь «ЕЖе»?
Женька озадаченно почесал затылок, глядя на название, и ответил совсем не то, что я ожидала услышать:
– Вообще-то, Е – это Еникеевы, Же – Женя и Вика – Вика.
– Постой. Ты хочешь сказать: Еникеевы Женя и Вика? – переспросила я, не веря ни своим глазам, ни своим ушам.
– Да, Ежевика, именно так.
Глава 19. Предложение
– Ты, Женечка, не стесняйся. Бери, кушай все, что видишь.
– Да не волнуйтесь вы так, Маргарита Васильевна. Я не голоден.
– Кто не голоден? – тут уж я вмешалась. – Давай, ешь.
Женька вообще сегодня ничего не ел, пусть бы не придуривался. Пашка все смел и добавки не постеснялся попросить. Не завидовала я Каримовой в этом плане, не прокормить будет парня, но любовь такова: голубки просто порхали, находясь друг с другом. Взаимное чувство распространилось и на нас. Женя всякий раз прикасался ко мне, терся носом и губами о моё оголенное плечо, дарил короткие поцелуи в щеку. А один раз даже умудрился утащить в уголок сарая, чтобы повторить французский танец слияния наших губ. Голова шла кругом да и только.
– Какой яркий у меня сарай, – нахваливала Васильевна Женькину работу.
Ну… Какая краска была в наличии, такой и плесканули с горяча. Я немножко помогла, старалась меньше отвлекать его своим присутствием.
– Да ничего особенного не сделали, всего лишь обновили цвет, – пожал плечами виновник вкусного обеда, активно звеня ложкой по тарелке ароматного борща.
Мы наворачивали обед за обе щеки. Было очень-очень вкусно. После нам оставалось покрасить здание ещё немного, и потом мы были свободными на целый вечер. С Женей. Наедине. Я уже позабыла, для чего мы все тут собрались, в этой небольшой богом забытой деревне. Да и неважно. Важен был только тот, кто находился со мной рядом.
– Вот здесь ещё проведи синей краской, Ежевика, – скомандовал Еникеев, когда продолжили облагораживать сарай.
– Есть, товарищ художник, – доложила я и легонько мазнула кисточкой кончик его носа.
– Ежевика, – позвал через минуту Женя, когда пристально наблюдал за взмахом моей кисти.
– Да?
Приложив ладони к моему лицу, он развернул к себе и прильнул ко рту губами. Долго так. С минуту точно целовались. А затем, я ощутила на коже своих скул что-то липкое и стягивающее.
– Еникеев, ты что...?
Все его пальцы были в краске, цвет которой наносился на сарай.
– Тебе к лицу, – подметил весельчак и напоследок чмокнул в губы.
– Синюшность? Спасибо.
Неужели он думал, что я просто так оставлю этот жест?
– Нет. Это как будто ты вся в творческом процессе. Во всем нужно искать позитив и вдохновение, Ежевика. Неважно, испачканы твои щеки краской или нет. Твой образ постоянно вдохновляет меня.
– Образ измазанной девицы?
– Ну почему же? – Женька хохотнул. – Ты представляешь собой отличное художественное отражение загадочной девушки. Тебя всегда хочется рисовать.
– Меня, но не на мне.
– Хочешь испачкать в ответ?
– А я и в правду испачкаю тебя, Еникеев, – грозно предупредила его. – И уж тогда посмотрим: вдохновляешь ли ты меня?
– Вообще не страшно, – парень посмел насмехаться, а затем приблизиться. – Ты моя, Ежевика, а я твой. Поэтому делай, что хочешь. Я буду только рад твоему вниманию.
Я прикусила губу, чтобы сдержать довольную улыбочку.
Ох, Женя, как же с тобой было легко и одновременно сложно.
На протяжении часа мы дурачились и красили забор когда-то блеклой хижинки Маргариты Васильевны, после чего меня ждал сюрприз. Женщина подарила свою соломенную шляпку в знак благодарности за помощь, когда вечером мы стояли у калитки ее дома и прощались.
– Жаль, что тебя, Евгений, ничем стоящим не отблагодарю, – сказала она с сожалением.
– Не нужно, Маргарита Васильевна. Мы ведь это уже обсуждали, – ответил ей Еникеев.
– Я вот, что тебе скажу. Вика твоя очень хорошая девочка. Пусть и немного переменчивая, требовательная, но нам, женщинам, это дозволено.
Тут я одобрительно улыбнулась, пока Еникеев с серьезным выражением лица принимал советы хозяйки дома.
– Береги её. Береги себя. Берегите друг друга. И дай вам Господь счастья.
– Спасибо вам за все, – мы обнялись, – но вы чем-то опечалены?
– Опечалена, детка, моя, опечалена.
– Поделитесь?
Она промолчала с минуту и, вздохнув, ответила:
– Вы скоро уедите, и заберете с собой молодость, а вместе с ней и нотки жизни, так необходимой деревне. Не представляете, как мне хорошо, когда вы рядом. Мы ведь друг друга ещё мало знаем, но такое чувство, будто вы прожили со мной целую жизнь. Ваша пара вернула меня в воспоминания о том, как дед ухаживал за мной, дарил букеты из полевых цветов, а я в жёлтом сарафане и этой шляпке, – указала на мою голову, – ожидала его на берегу реки. И день нашего свидания был таким же солнечным, таким радостным и правильным, что я была уверена, Гриша – моя судьба.
– Вы еще долго встречались?
Она повествовала о своей жизни и влюбленности так правдиво, что картинка отчетливо возникала перед глазами, делая ее историю интересной.
– Через полгода встреч. Он приезжал, а иногда приходил ко мне пешком из другой деревни. Любил как ты, Женя, плавать по рекам и озерам, рисовать портреты своих друзей, обожал рыбачить и варить из улова уху. Всегда был ласковым со мной и моей мамой. Предоставлял свою неоценимую помощь. И чёлка у него, как твоя – вечно спадала на глаза, кучерявилась.
Она бережливо потрепала локон его волос, и Женька не противился, улыбался.
Интересные бабушка делала выводы. С любопытством было слушать историю ее давней любви, и с грустью принимать теперешнюю действительно. Как жаль, что брошенные старики доживали свой век в деревне, для которой даже не было места на карте.
* * *
Можно было бы заканчивать день с моим Евгением на приятной ноте, но впереди меня ждало занятие, по которому уже успела соскучиться за эти дни. Все же, я сдержала свое слово и облила Еникеева той синей, плохо сдирающейся краской. И ходили мы с ним вдвоем с синими кляксами на лице, прикидываясь модниками.
– Куда ты меня ведёшь?
Женька увлекал за собой, пробираясь сквозь лесную тропу в неизвестность.
– Я тут кое-что нашёл и, думаю, что тебе понравится.
– Если речь идёт о катании на скейтборде, который висит у тебя за спиной, то должна разочаровать: цивилизации с её ровными дорогами здесь нет, и когда будет – неизвестно.
Женька только хмыкнул, и я задала вопрос, откуда он достал скейт.
– Из сумки, откуда ещё? – ответил вопросом на вопрос.
– Тащил на себе?
– Как на своём горбу.
– Кинул бы дурное. Оно тебе надо?
– Оно надо тебе.
– Да перебьюсь я как-нибудь. Уж смирилась, что моя фамилия завершит список неудачников. Не парился бы ты, Женька.
Он шёл, и не слушал меня, настаивая на том, что мне придется прокатиться с ветерком.
– Прям настырный какой, – произнесла я вслух.
– Целеустремленный, – он обернулся, чтобы подмигнуть мне.
Ладно.
– Твоя целеустремлённость на этот раз одержала верх над моим скепсисом и неуверенностью. Заодно подняла тебя на высший уровень. Еще скажи, что профессионально умеешь кататься, так тебе вообще цены не будет.
– А то! – радостно воскликнул он, и я удовлетворенно выдохнула.
– Жаль, придётся здесь скейт оставить.
– Почему это?
– Да он развалится на половинки при первом же отталкивании ногой по шершавой поверхности.
– Не говори «гоп», пока не перескочишь, – в последние дни Женька умел убеждать. И удивлять тоже.
– И, все-таки, откуда ты знал, что здесь имеется что-то похожее на это?
Держась за руки, мы стояли посреди асфальтированной дороги, по бокам которой располагался густой лес. Ее поверхность была годной для тренировочного катания на скейтборде. Витиеватость и волнообразная структура пути бросалась в глаза. Естественно, в силу отсутствия нормальных тренировочных условий и поджимания сроков предстоящего соревнования, выбирать не приходилось. Женьку можно было расцеловать уже за то, что он прихватил скейт, а место, считай, само нас нашло.
– А за это Васильевне скажем «спасибо», – ответил парень на мой вопрос.
– И тебе, – подхватила я, повернув к нему голову. – Спасибо, Женька, но ты уверен, что я смогу?
– Не сомневайся в себе, Ежевика. Ты сможешь все.
Он потер пальцем мой подбородок, а затем приподнял его, чтобы запечатлеть на губах поцелуй.
– Я самый счастливый идиот на свете, – выдохнул, после того, как в сто первый раз пробовал на вкус мои губы.
– Счастливый – да, но разве идиот? – не сдерживаясь, я широко улыбнулась.
– Ещё какой.
Мужские руки прикоснулись к моей талии, притягивая к себе ближе.
– Почему?
– Потому что, как можно было так долго отказывать себе в столь сладком наслаждении?
Еникеев снова прильнул к моим губам.
– И я понятия не имею, почему упорно отталкивала тебя, – ответила ему, когда мы прервались без всякого на то желания. – Наверное, мы оба идиоты.
– Зато влюбленные, – согласился Женька, лаская пальцами мои скулы.
Еникеев целовал, как умел: долго, углубленно, головокружительно, до мурашек, до потери пульса.
– Нас не собьёт машина? – спросила я между приятным делом.
– Не-а, – Женька вновь накрыл мой рот губами.
– Не переедет грузовик?
– Не уверен.
– Нас не пойдут искать остальные?
– Всем наплевать.
Друг детства слишком активно дарил свои поцелуи, вовсе позабыв, зачем привёл меня сюда.
– Долго ещё будем целоваться? – от моих губ, наверное, мало что осталось, ведь Женя страстно сминал, подчинял их себе.
– Скажи, что тебе надоело, – разорвав поцелуй, он заглянул в мои глаза, затянутые блаженной пеленой.
– Никогда в жизни, – замотала в отрицании головой, перехватив его ладони, расположенные на моих щеках. – Даже не знаю, как переживу твой отъезд. Ты, Еникеев, теперь в моем сердце.
– Вика, – мое имя вышло шепотом, и, казалось, Женька в этот момент вдыхал аромат моих волос.
С минуту он молчал, а затем выдал:
– Ты же знаешь, что я люблю тебя.
Что?
– И никуда не денусь.
Вот так вот, просто, не боясь, признался, когда совсем не ожидала.
– Знаешь? – переспросил он.
Теперь знала, отчего послушно закивала головой, не веря своим ушам. Только бы это не было шуткой.
– И всегда любил свою Ежевику.
Как же спокойно и уверенно прозвучало его «люблю», «всегда любил». И что же я? Молчала, как рыба об лед, когда слова парня приятно приходились обухом прямо по голове.
– Женя… – я растеряла все слова.
– Давно пора было кое-что сделать, – прервав меня, он замешкался. – Жаль, толком не подготовился, но это поправимо.
– Ты о чем? – я все еще отказывалась воспринимать действительность, и, не понимая, что Еникеев имел в виду, нахмурила брови.
Но когда он опустился передо мной и встал на одно колено, я занервничала. Да какой там. Сердце барабанило в груди, отдаваясь в ушах гулким стуком, ладони вспотели, и слезы защипали глаза.
Этого не могло быть. Неужели, Женя – тот самый мальчик, которого я знала, и в которого была влюблена с детства, уверенная до сегодняшнего вечера, что не имела ни единого шанса на ответную его любовь, сейчас совершал интригующее, значимое, прекрасное и немыслимое событие в моей жизни. В нашей жизни. Хоть бы кто-нибудь ущипнул, дал подзатыльника или пинка под зад, ведь я не верила, что подобное могло происходить со мной.
Женя любил меня. ЛЮ-БИЛ.
Именно в этот момент, когда я почти потеряла от догадки сознание, держа меня за руку, Еникеев со всей серьезностью спросил:
– Ежевика, ты выйдешь за меня замуж?
Глава 20. Пучеглазая ворона
Все, что происходило в этот невероятный для нас момент, казалось нереальным.
Кто? Женя.
Делал что? Предложение.
И кому? Мне!
– Ты согласна? – в его глазах сияла надежда.
Он явно обезумел. Звал замуж? Хорошо.
Н-нет. Отлично.
Или… просто неправдоподобно.
– Ежевика, не молчи, – поторапливал будущий супруг.
Супруг! А-а-а!
Да, блин, это просто из разряда фантастики или обыкновенного розыгрыша, целью которого было растрогать меня, а затем снять на камеру, чтобы позже поржать над этим с друзьями. Ох, Еникеев, не играл бы ты с моим сердцем.
Конечно, внутренне я визжала, как одуревшая, а внешне пыталась сохранить спокойствие.
– Женя, – начала я и замешкалась.
– Вика, отбрось в сторону все размышления и поддайся внутреннему голосу и сердцу, как это сделал я. – Еникеев был слишком настойчивым в последнее время. Мне это нравилось. – Я ни о чем не жалею. Я люблю тебя и моя судьба в твоих руках, независимо от того, каким будет твой ответ.
Еще один приятный укол в сердце. Ну, где же тут было не обалдеть от счастья и не свихнуться от радости?
– Мы можем сыграть здесь свадьбу, – продолжал тараторить Женька. – А позже, когда я самостоятельно преодолею свои трудности, мы распишемся и обвенчаемся, где и когда захочешь. Только не молчи, а то я чувствую себя психопатом, который давит на тебя.
– Нет, ты не давишь, – последовал мой ответ. – Ты удивляешь.
– Я впервые, можно сказать, делаю что-то осознанно, – он встал с колена и вздохнул. – Прости, не подготовил нормальную речь, кольцо и...
– Да и черт с ним, Жень, – я обвила руками крепкую мужскую шею и набралась мужества признаться. – Думаешь, что для меня важны эти мелочи, как кольцо, пышное свадебное платье и остальная свадебная мишура? Главное, что у тебя в сердце и в голове.
– Ты, – он улыбнулся, и я подарила ему лёгкое прикосновение своих губ.
– Но мне понравилась твоя фраза «сыграть свадьбу здесь». Уверена, эта идея придется по вкусу всей деревне.
– Означает ли это «да»? – Женька затаил дыхание.
Я чуть тянула с ответом, рассматривая темные крапинки в его глазах, пухлые губы, прикосновение которых всегда хотелось ощущать на себе. Прошлые годы я даже не могла мечтать о том, чтобы он находился рядом со мной, а тут… так близко, так трепетно, так неожиданно и смело звал за собой, приглашая в свою жизнь.
– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, – сказала я, без намека на повтор его слов. От признания глаза защипало слезами.
Еникеев счастливо заулыбался и согласно кивнул головой.
– Знаешь?
– Знаю, Ежевика.
* * *
Всё же вечерние катания, наряду с любовным признанием, и подхлестывание Еникеева в принятии участия в состязаниях скейтбордистов, не прошли бесследно.
Я отрабатывала, Женька помогал вспоминать, а кое-где по-новому усваивать как спокойный стиль езды, так и агрессивный. Не могла особо хвастаться, что обладала опытом выполнять серьёзные трюки, но Еникеев, мало того, что много лет назад поразил моё сердце, так ещё удивил своим умением управлять доской. Причём достаточно ловко. Как будто первое, что он сделал, когда родился, это встал на доску, а не на ноги.
Учил, помогал, дарил ромашки, ну и, конечно же, целовал. Без этого нам было не обойтись. До конца первой недели практики мы обезумели. Постоянно вдвоём, постоянно вместе: и днем, и ночью. И чем чаще проводили время плечом к плечу, тем сильнее нас тянуло друг к другу, наплевав на присутствие и мнение всех остальных.
Постойте! А что, собственно, было с практикой и остальными её участниками? Как-никак мы собрались здесь, чтобы ознакомиться с распространёнными методами полевой научно-исследовательской работы на основе знаний, полученных при изучении теоретического курса этнологии.
О, сколько заумных буковок получилось. Это было целью, а на деле...
Еникеев был со мной, и пусть бы весь мир подождал.
Чуть позже эту практику я буду вспоминать с трепетом в сердце, со знаменитыми бабочками в животе (да-да, они существовали), с головокружительными поцелуями и моим диким нежеланием заканчивать все это.
Женя уедет. Вернётся во Францию, чтобы он не обещал мне. Расстояние рано или поздно нас разделит. И что будет дальше? Даже не хотелось думать.
– Еникеев, мать твою!
О-оу.
Так прозвучало первое обращение Николаева к своему родственничку после появления всего состава практикантов в деревне у Васильевны.
– Что случилось? – спросил тот обеспокоенно, поскольку не был настроен встретить нападающего на него раздражённого препода.
Пока вся группа разбивала палатки на новом месте, держась за руки, мы встречали Николаева. Не было смысла скрывать то, что происходило со мной и Женей. К тому же никто не был удивлён, кроме одной недалекой особы. О ней чуть позже.
– Какого…?
Подойдя ближе, Андрей Дмитриевич хотел громко выругаться, но вовремя сдержал свой пыл.
– Если бы я знал, что эта… – он обернулся назад, чтобы убедиться, был ли кто поблизости, – ноющая мозоль на заднице своим нытьем и глупыми поступками будет нарушать дисциплину внутри моей команды, я бы тогда хрена с два разрешил брать ее с собой в качестве дополнительной помощи. Это не помощь, а одна огромная катастрофа.
Женька от неудобства почесал затылок и сжал челюсть, а я ухмыльнулась.
– А вы нам не верили, Андрей Дмитриевич, – специально задела этой фразой Николаева, припоминая ему первое утро практики и горе повариху с железной миской на голове.
– Значит, плохо предупреждали, Виктория.
– Да мы прямым текстом говорили, что ждите беды. Но, кажется, – я заметила приближающее «недоразумение», – она еще отчебучит.
– Женя! – Инга бросилась к нам, увидев фигуру своего «друга».
И тут же остановилась. Её глаза встретились с моими. Поначалу я прочла в них удивление, затем раздражение, и как только ее взгляд пополз по телу вниз, остановился на переплетённых наших с Женей пальцах – тут же вспыхнул огнем.
– Какого черта ты держишь её за руку. Отпусти! – заверещала кукла.
– Не понял? – спросил, обалдевший от ее напора Женя.
Я, между прочим, тоже не поняла. Как и Николаев, который, заметив свою помощницу, поднял руки в жесте «мне ваш спектакль не сдался», и сразу же исчез.
– Я сказала, отпусти ее!
Ай-ай, отобрали любимую игрушку. Инга выглядела как истеричная потрепанная лахудра, пытаясь скрыть свое поражение. Меня же одновременно умиляла и удивляла «переменчивость погоды» внутреннего мировосприятия девушки.
– Ты мне приказываешь? – Женя посмел иронично усмехнуться. Еще немного, и она бы захлебнулась своим ядом. – Тебе не кажется, что твоя интонация слишком зашкаливает по отношению не только ко мне, моей девушке, но и остальным здесь присутствующим?
– Что?! – она громко рассмеялась, Женька же сильнее сжал мою руку. – Ты серьёзно? Она?
– Забыл спросить твоего разрешения, – в голосе Еникеева впервые слышались нотки гнева. Это же, как нужно было достать его, чтобы он непритворно злился?
– Crétin! – выкрикнула ненормальная.
Могла поклясться, что у меня от ее ора заложило уши.
– Не выражайся, ты же девушка и находишься в кругу уважаемого преподавателя с его студентами, а не дома, или, где ты там привыкла вести себя подобающим образом. Здесь это неприемлемо. Так что, сдерживайся в словах, Инга.
– Да плевала я. Не практика, а черт знает что. Глупое нахождение в лесу и бестолковое наматывание кругов по сельской местности.
Пауза. Неподалеку сгустились тучи. Даже я почувствовала раскаты грома от Николаева.
– Инга, ты ведёшь себя слишком вызывающе, тебе не кажется? Успокойся и не совершай ошибок.
– Все что мне кажется, mon cher Женя, так это то, что ошибку совершаешь ты.
Она подошла ближе, намереваясь ткнуть в его грудь своим наманикюренным ногтем. Ей повезло, что она этого не сделала, иначе лишилась бы ноготка не без моей помощи.
К гадалке не нужно было ходить, чтобы понять, что именно Клюшкина имела в виду под словом «ошибка».
– Ты прекрасно понимаешь, что твоя жизнь во многом зависит от меня. Поэтому, подумай хорошенько, прежде чем поступать неосознанно и глупо, – прозвучала угроза в сторону Жени.
– Ты явно себе что-то придумала, Инга, – не поддавался он.
В ответ Женька шагнул к ней вплотную, принимая вызов. И я ступила вместе с ним вперед, вновь обхватив его руку. Пусть знал бы, что я его не брошу, и уж, тем более, не боялась эту истеричку.
– Если твоя так называемая дружба по отношению ко мне требовала чего-то большего, то, знай, даже твой папа со своим большим кошельком не в силах заставить меня ответить тебе взаимностью. С чего ты взяла, что я для тебя? Мир полон парней более успешных и привлекательных. Я не эталон красоты и идеальных поступков. Вон, Вика может подтвердить.
Он подмигнул мне и продолжил:
– Неужели у такой как ты имеются проблемы с дефицитом мужского внимания? Не думаю.
На последних словах парня её глазенки превратились в узкие щелки и, пробежавшись по нам взглядом, выкатились из орбит. Пучеглазая каркающая ворона.
– Да как ты смеешь, после всего, что сделал для тебя мой отец...
– Он сделал это для тебя, я же не просил никого о помощи, и в состоянии был разобраться сам.
– Сидя за решёткой? Оригинально, – она показала ряд белых ровных зубов широкой улыбкой, а у меня сердце надломилось в груди.
Еще раз, хоть один унизительный намек в его сторону, и я пересчитаю всю эту белизну толстой древесиной, найденной в лесу.
– В том, что случилось, моей вины не было, и тебе это известно. А справедливость все же существует. Да, Ежевика?
Женя так тепло и с любовью посмотрел на меня, что мне захотелось обнять его сильно-сильно и не отпускать никогда.
– Должна сказать, у тебя дурной вкус, месье Еникеев, – выдохнула напоследок змеюка подколодная.
– А у тебя дурное воспитание, – не удержалась я. – Умерь свой пыл. Неподалёку сеновал, глядишь, ещё спалишь деревню своими сверкающими молниями, – я указала на глазные яблоки. – А местные, ой, как не любят чужаков. Особенно таких, как ты.
– Знаешь, что? – задыхалась в гневном приступе кукла Барби.
– Что та ведьма, о которой ходят слухи – это ты? Знаю.
– Да я тебе…
Я и глазом не моргнула, когда она посмела выпустить когти перед моим лицом. Лишь сжала их в кулак и опустила руку. Женя загородил меня собой, призывая Ингу образумиться и не распускать руки.
Все это время Николаев и его компания наблюдали междоусобные французские войны с моим участием и аплодировали стоя. Жаль без попкорна в руках и мягкого дивана под задницей, поскольку я тоже продемонстрировала коготки и не намерена была спускать ей с рук все, что она тут наговорила нам с Женей.
– Разобрались и по коням! – прокричал главнокомандующий, давая понять, что спектакль окончен. – Всех жду на вечернем сборе через десять минут. Кто хоть на секунду опоздает, того отчислю к чертовой матери! Ясно?!
– Ясно… – послышалось со всех сторон, и зрители потихоньку начали расходиться.
Покидая нас походкой подстреленной лани, Инга пообещала Жене, что он еще пожалеет. Парень взглянул на меня с горечью в глазах, улыбнулся, пока я поглаживала его руку своими пальцами. Наверное, проблем теперь с Ингой или без нее, не станет у него меньше. По крайней мере, сейчас.
– Ну, что? Готова? – спросил он меня с легкой улыбкой на губах.
– К чему?
– К знаменательному событию в своей жизни.
– С тобой, Еникеев, всегда.
Глава 21. Ягодка, полная любви
– Вот и пролетела первая часть практики, – с ноткой грусти сказала Диана, расчесывая мои волосы. – Через неделю отдыха вновь вернёмся сюда, а там уже и осень наступит.
Я вообще мало хотела думать о том, что будет впереди, потому что знала – ничего хорошего меня уж точно не ожидало. Как только вернёмся домой, Женя улетит к себе. Хоть полет не был запланированным, но ему придётся покинуть меня. Появились новости и вопросы из коллежда, решение которых нельзя было откладывать на потом. Да и побег его французской лжеподруги также не сказался положительно.
Немного о последнем: была уверена, что все еще долго будут помнить, как взъерошенная блондинка вылетела из дома Васильевны с криками на понятом только ей и Жене языке, а позади неё сама хозяйка гналась с метлой, размахивая ею в разные стороны. Гнала прочь нечистую силу в женском обличии, как сама же нарекла Ингу. Вдобавок ко всему, по дороге в лес на голову красотки «присел» деревенский ворон. Нашёл уютное место для гнездышка, так сказать.
Б-р-р. Ощущения вороних когтей совсем с ума свели девушку, отчего она пулей летела из деревни, а дальше из города, и – прочь из самой страны. Как оказалось, Клюшкина явилась к Васильевне с просьбой сделать так, чтобы свадьба не состоялась. Не стесняясь, откровенно требовала навести на меня порчу, а Евгения же Еникеева – приворожить. В невежественной форме, как умела только она, швырнула за услугу деньги на стол хозяйки дома, и сиюминутно была выставлена с позором за порог. Крику было на все село.
«Мышь белая! – еще долго не могла успокоиться Маргарита Васильевна. – Ишь, за ведьму меня приняла!» Мы уж думали, случилось что. А это Инга собственной персоной со своей прихотью. Только на этот раз её капризу не суждено было сбыться.
– Не знаю, как переживу вторую часть практики без Еникеева, – промямлила подруге в ответ.
– Ой, да все будет у вас хорошо. Он же тебя так сильно любит. Набрался храбрости признаться в любви при всех практикантах. Все были ошарашены вашей новостью. Одно выражение лица Инги чего стоило.
Подруга звонко расхохоталась, вызвав у меня улыбку.
– Конечно, тебе легко говорить, у тебя Шустриков под боком. А у меня, можно сказать, муж улетит надолго да в далёкие края.
– Эх, жена декабриста, – вздохнула Диана, прикалывая на шпильку венок, сплетенный девочками-студентками в подарок.
– Уместное сравнение.
– Жена, – повторяла Ди, смакуя это слово.
– Представляешь?
– Пока слабо, но это так круто и романтично.
Подруге необязательно было на последних словах закатывать глаза к верху от умиления. Боже, как же я волновалась.
– Даже и не верится, пару дней назад Женя сделал тебе предложение, а сегодня вы как будто бы играете свадьбу, – мечтательно и с долей зависти прозвучали слова подруги, которая приводила мою свадебную причёску в порядок.
