Текст книги "Праймзона"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Фрида, увы, была уверена, что будь она на месте Болотной Девы, она бы... постеснялась болотной чуди, своих подданных! Постеснялась бы менять решение! Испугалась бы показаться побежденной! Она была бы до последнего заложницей ситуации. Первым делом она, Фрида, подумала бы: “А что скажут они? Чего они ожидают от меня?”

Конечно же, чудские уродцы, все эти фрины с иглострелами, ожидали, что их предводительница нарежет наглую девицу с пушкой Визгуньей на тонкие лоскутки! А кусочки сладкого девичьего мяса, оставшиеся от этой процедуры, скормит им, ведь они так проголодались, преследуя непрошеных гостей!

Да, чудь была уверена, что спутники Фриды тотчас отправятся к ним в суп (если, конечно, чудь варит суп). И что именно ради этого затеян весь сыр-бор.

Но Болотная Дева решила иначе. И ей было плевать на чужое мнение! Даже на мнение своих союзников и подопечных!

Фрида знала: она не умеет поступать так.

Не умеет слушать голос своего сердца и ставить слова, сказанные этим голосом, выше, чем слова, к примеру, своего господина, лорда Данзаса.

Плохо ли это?

Может и неплохо.

Но это – страшно неудобно.

И главное, в чем призналась себе Фрида, ей безумно, до смерти хотелось бы попробовать жить как Болотная Дева.

Самостоятельно, самочинно, самодержно.

“Но готова ли я заплатить за такую жизнь бессмертием, которое даруют мне вассальные отношения с моим лордом?”

Ответа на этот вопрос Фрида пока не знала.

Точнее, уже знала. Но все еще боялась признаться себе в том, что знает...

В то утро она была на тропе замыкающей.

Время от времени она бросала тревожные взгляды на болота. Но болота больше не казались ей такими уж убогими и страшными. Может быть потому, что она впервые в жизни посмотрела на них глазами Болотной Девы?

А Рутгер, который исподтишка наблюдал за Фридой, чувствовал, как сердце его разрывается от нежности к недоступной героине, словно бы погруженной в волшебный сон наяву.

Вдруг ему вспомнилась Бэль, героиня его школьного друга, беспутного лорда Митчела, с которой у него был недолгий, но очень бурный и очень тайный роман. Хотя он и не любил Бэль (даже в пятнадцать ему хватало честности отдавать себе отчет в этом обстоятельстве!), их свидания, исполненные сладостных утех плоти, были воистину прекрасны. О, они были незабываемы! И недаром, ох недаром Бэль до сих пор иногда снилась ему ночами!

“А что, если и Фридой было бы также, как когда-то с неутомимой, всегда изобретательной и страстной Бэль?” – подумалось Рутгеру. Но он тут же отогнал эту крайне неуместную мысль прочь. И уронил вздох, исполненный тоски и надежды.

Глава 12. Алхимическое письмо

“Палингенез ведет к неизбежному поклонению бумаге. А значит, толкает магов на скользкий путь магической бюрократии!”

Торвуд Многомысл, ректор Академии Прикладной Праймологии

С первого же вечера их знакомства между лордом Данзасом и охотником Имандом существовала недоговоренность. А именно: куда же они в конечном итоге идут?! И что же они, ищут?!

И хотя Рутгер мог с чистым сердцем не считать себя виновником этой роковой недоговоренности – всему причиной были козни ученого Грегориуса! – он жаждал как можно скорее внести ясность.

Однако у него имелись предельно четкие инструкции от Грегориуса: сперва пройти Болота, а потом уже привести в действие алхимическое письмо.

Инструкции он нарушать не хотел. А даже если бы и хотел, требовалось еще согласие Иманда!

Потому что хитроумный Грегориус сделал следующее. Написал на листе адорнийской рисовой бумаги пространную записку, в которой разъяснял цели похода. На другом листе нарисовал карту.

Затем ученый сложил оба листа в медный тазик и... сжег!

Получившийся пепел Грегориус тщательнейшим образом собрал в неказистый футляр с завинчивающейся крышкой, изготовленный из своего любимого металла алюминия. Футляр вручил Рутгеру. Иманду же ученый дал другой алюминиевый футляр, с неким ярко-красным порошком внутри, и сказал следующее:

– Друзья мои! От карты и письма остался лишь пепел...

(“Так вот он, путеводный пепел, о котором говорил Иманд!” – сообразил в тот момент Рутгер.)

– ...Но не печальтесь! Их можно восстановить, используя магический процесс, который в алхимии именуется палингенезом. Достаточно зайти в Праймзоне за Болота и достичь места, которое именуется Площадью Пяти Углов. Там следует смешать путеводный пепел из футляра Рутгера с катализатором, который находится в руках Иманда.

Даже малосведущему в таких делах Рутгеру было ясно, что, разделяя пепел и катализатор между двумя владельцами, ученый создает дополнительную страховку от попыток раньше времени восстановить путеводные документы.

Впрочем, и само место, где предстояло провести палингенез – Площадь Пяти Углов – тоже было важным слагаемым успеха.

– Просто так восстановить документы из пепла не получится, – пояснил Иманд, когда Болото наконец осталось позади и охотник при помощи очков с компасом определял, как сподручнее проложить дальнейший маршрут. – Нужны особые условия именно того места, на котором настаивает Грегориус. Только там катализатор приобретет необходимую силу. Понимаете, старый хитрец хочет быть уверен, что мы все-таки зашли в Праймзону. А также что нас не сожрала болотная чудь. Лишь вслед за тем он соизволит поставить меня в известность о таких мелочах как действительный пункт нашего назначения. Пока же я знаю лишь, что должен привести вас на Площадь Пяти Углов.

– А что, там действительно какая-то площадь? Вроде рыночной?

– Как поглядеть... Понимаете, до Катаклизма там стоял тихий городок. Назывался Тарно. Катаклизм прошелся по нему хуже любого урагана и страшнее самой дикой чуди. В итоге от городка не осталось почти ничего. Одни дома будто вбил в землю огромный сапог. А другие... Не знаю как объяснить... Будто бы на одно мгновение камень стен, черепица крыш, дерево балок – всё это стало этаким желе... или пудингом... И по этому пудингу будто ударяли огромным половником, представляете? От домов остались кляксы на земле... Иногда под ногами попадается окно... Или флюгер... А местами то, что осталось от домов, выглядит так, словно бы земля – это пергамент и на этот пергамент оттиснули гравюру...

– А люди?

– Люди тоже... попадаются.

– Веселенькое место, – поежился Рутгер.

– Праймзона вообще веселенькое место...

– Так все-таки насчет Площади Пяти Углов.

– Ах, да. Так вот, от всего города уцелели только пять домов, и те частично. Ну очень частично. Но и дома тоже не в лучшей форме. От каждого устояли только по две стены. И, кстати, не у каждого дома уцелевшие стены сходятся встык... То есть чтобы даже пять углов насчитать, требуется известное воображение. А уж чтобы площадь во всем этом увидеть... Но так или иначе, руины пяти домов – это наш ориентир. И нам нужно туда.

– Это далеко?

– В Праймзоне это вопрос совершенно бессмысленный... Всё, я взял направление. Идем.

Иманд, как и все охотники, был суеверен.

Чтобы не сглазить, он не стал говорить, что их отделяют от руин городка Тарно каких-то несчастных два километра.

Охотник знал, что в Праймзоне своих спутников всегда надо готовить к худшему, а лучшее пусть станет для них приятным сюрпризом.

В тот раз сюрприз удался.

Уже через полчаса они увидели почерневшие то ли от времени, то ли от Катаклизма стены вокруг Площади Пяти Углов.

После жутких рассказов Иманда все ожидали увидеть на руинах городка Тарно леденящие душу картины.

Но то ли охотник, щадя новичков Праймзоны, вел их каким-то особо скучным маршрутом, без скелетов и мумий, то ли самое страшное было скрыто травой и цветами, но по первому ощущению они оказались на самом обычном старом пепелище, каких и в Империи Доктов можно встретить.

Выставив всех героев в боевой дозор, Иманд с Рутгером приступили к долгожданному палингенезу.

Точнее, Иманд приступил – ему явно было не впервой – а Рутгер с отсутствующим видом наблюдал как красный катализатор, соприкоснувшись с серым пеплом, вдруг меняет цвет, распадается на все цвета радуги...

Цвета эти устраивают какой-то безумный хоровод, будто соревнуясь за право главенствовать в палитре...

Затем эти разноцветные частицы катализатора вдруг оживляют пепел, одухотворяют его...

Он начинает светлеть, желтеть, белеть...

И вот уже вся материя, вовлеченная в палингенез, насыщается фактурой и оттенками исходного материала!

Глядишь – и нет уже никакого пепла, никакого катализатора, а есть мельчайшие клочки бумаги, на которых проступают буквы письма и линии рисунков!

А клочки эти стремительно срастаются в единое целое, как ледяная шуга в проруби под действием внезапно вернувшейся после оттепели лютой февральской стужи.

Возможно, у простолюдина при виде такого антиприродного поведения материи отвалилась бы от удивления челюсть.

Но лорд Данзас, многократно возрождавший не бездушные куски бумаги, а героев, выводивший их, нагих, из прайм-индуктора, смотрел на восстановление двух листов послания Грегориуса так, как опытный повар наблюдает за отбивными на сковородке.

Зрелище приятное, но крайне заурядное.

Куда больше интересовали его предписания Грегориуса, которые будут получены ими в результате палингенеза.

Пару минут бумаги дымились, остывая. А затем стали полностью готовы к употреблению.

– Прочитать вслух? – предложил Иманд.

– Извольте, – Рутгер кивнул.

“Сиятельный лорд Данзас! Старина Иманд! Дорогие друзья!

Если вы читаете эти строки, значит вам обоим удалось достичь Площади Пяти Углов. Это прекрасно. Примите мои самые горячие поздравления!

Спешу напомнить вам, что вашей целью в Праймзоне является Голубой Шар...”

В этом месте Иманд поперхнулся и поднял взгляд на лорда Данзаса. Тот пожал плечами. Дескать, что?

Он-то, Рутгер, уже знал со слов Грегориуса, что они идут за Голубым Шаром! Вот был бы номер, если бы и эта информация оказалась дезинформацией! И письмо сообщило, что их цель – какой-нибудь Красный Куб или Черный Квадрат! Впрочем, Рутгер и в этом случае не испытал бы сильных отрицательных эмоций, ведь даже близко не представлял себе трудности добычи тех или иных артефактов и, главное, чем они могут различаться в зависимости от свойств этих артефактов.

Иманд с прищуром поглядел на Рутгера, но ничего не сказал. Только покачал головой и вернулся к чтению.

“...Вы оба знаете, сколь ценен этот артефакт. А потому не буду занимать ваше внимание повторением и сразу перейду к нужному.

Я, само собой, не знаю где именно в Праймзоне находится Голубой Шар. Располагай я подобным знанием, разве требовалась бы мне дорогостоящая помощь в лице лорда Данзаса и его героев? Я бы ограничился старым другом Имандом, назвав ему точное месторасположение артефакта. Охотник сходил бы за ним сам, соблюдая наивысшие меры скрытности, как это обычно и делается. Сходил, нашел его и вынес из Праймзоны – что может быть проще?

Но, повторюсь, местоположение Голубого Шара мне не ведомо. Однако мне ведомо, как это местоположение установить, находясь в Праймзоне. Для этого надо направиться в Аллефор...”

Упоминание загадочного для Рутгера Аллефора явно пришлось Иманду не по душе.

Охотник вновь прервал чтение и выругался. Да так грязно, что воспитанному лорду Данзасу оставалось лишь сделать вид, что он ничего не слышал!

Выругавшись, Иманд густо сплюнул и нервно помахал письмом в воздухе.

Затем он как-то очень сердито огляделся, будто бы искал, куда бы зашвырнуть проклятое письмо, чтобы никогда его больше не видеть! Однако через несколько мгновений он все-таки овладел собой и продолжил читать с той фразы, на которой прервался.

“Для этого надо отправиться в Аллефор. Там, в одном из подземелий арсенала, следует разыскать Предиктор. Как именно это сделать – смотри приложенную карту.

Предиктор следует привести в действие. Мои соображения по этому поводу изложены на схеме сбоку от карты.”

Когда Иманд прочитал эту фразу, Рутгер осторожно вынул у него из пальцев второй листок, подложенный под первый.

Листок действительно покрывали какие-то рисунки – к сожалению, весьма неумело выполненные и, на взгляд лорда Данзаса, совершенно бессмысленные. Оставалось надеяться, что охотник поймет в них больше, чем он, Рутгер.

“Предиктор или, что то же самое, Предсказательная Машина, ответит вам на вопрос, где следует искать Голубой Шар, если вам хватит терпения и сметки спросить его об этом... Лично я смиренно предполагаю, что Шар не в Окланде и не в Лафорте, потому что там Шары уже находили, а как показывает опыт, эти артефакты никогда не собираются в одном и том же месте... И конечно лучше бы вам не ходить ни в Окланд, ни в Лафорт... Мне же остается пожелать вам, дорогие друзья, удачи и скорейшего возвращения с богатой добычей, или, как говорите вы, охотники, “с полными руками”.

Если же вдруг вы Голубого Шара не разыщете, то вот перечень артефактов, которые также представляют ценность для моих научных изысканий...”

– Ах, перечень артефактов! Ах для научных изысканий! – зарычал взбешенный Иманд, не в силах более сдерживаться. – Ну уж нет! Довольно! Я думаю, на этом нам следует остановиться!

– Позволите ли поинтересоваться, – с подчеркнутой учтивостью осведомился Рутгер, – что стало причиной столь бурного гнева?

Холодная вежливость лорда немного остудила охотника.

– Извините, лорд. Мне не следовало давать волю охватившим меня чувствам. Но я считаю своим долгом поставить вас в известность, что худшего задания для нас Грегориус и придумать не мог. По крайней мере, для меня... Да и для вас, откровенно говоря, тоже.

– Почему?

– Аллефор – одно из самых опасных, гиблых мест Праймзоны. Готов согласиться с Грегориусом, что Окланд и Лафорт не лучше, но... Однако хуже всего то, что я дал клятву никогда и ни при каких обстоятельствах не ступать на территорию этого богами проклятого военного лагеря...

– Клятву? Кому?

– Не важно. И почему я зарекся туда ходить – тоже сейчас не важно... Скажу лишь, что это связано с трагическими событиями... Но главное: клятвы, данные в Праймзоне, нарушать нельзя.

От последних слов Иманда потянуло могильным холодком.

– Иначе... что? – непроизвольно понизив голос, спросил Рутгер.

– Иначе Праймзона тебя накажет.

– Как накажет?

– По всей строгости, уж поверьте.

– Что ж, вам виднее, – пошел на попятную Рутгер. – В таком случае просто доведите нас до границы этого вашего Аллефора, а дальше мы поковыляем сами. Кстати, чем так коварен этот Аллефор и о какой еще Предсказательной Машине идет речь в письме?

– Аллефор – это укрепленный полевой лагерь, обнесенный валом с башнями. Огромный, построенный с небывалым размахом! Во времена Старой Империи в этом лагере стоял большой гвардейский гарнизон. Имелся также большой арсенал с метательными машинами. Специальные вышки для отработки штурма мятежных замков. Подземелья с запасами на случай большой войны. В общем, это настоящий город.

– После Катаклизма в этом городе тоже осталось лишь пять бодреньких углов?

– Аллефор как раз сохранился неплохо. Но это-то и делает его столь гнусным местом! Из-за большого количества помещений, пригодных для ночлега, этот лагерь как магнит притягивает и чудь, и охотников, и всякую нечисть! Добавьте к этому множество аномалий и вы поймете, почему его лучше всего обходить десятой дорогой.

– Ясно. Ну а Предсказательная Машина? Предиктор? Что о ней можете сказать?

– Я не знаю, что имеет в виду Грегориус.

Рутгер опешил.

– Серьезно?!

– Совершенно серьезно. Первый раз о ней слышу, как и вы, – Иманд опустил глаза.

– Но как это возможно?! Вы же охотник! У вас опыт, сноровка! Вы должны знать о Праймзоне больше всех!

– О Праймзоне – возможно. Но не о машинах Старой Империи. Посудите сами. Грегориус – магистр праймологии, доктор механических наук. Его отец – доктор праймологии, магистр механических наук. Его дед – доктор геометрии, мастер механических наук и наверняка быть ему магистром праймологии, да только в его времена прайма еще не существовало! Понимаете? Грегориус ученый не только по призванию, но и по происхождению. У него всё: знания, семейные предания, доступ к староимперским архивам...

– Ну да, да, – нехотя согласился Рутгер. – Остается лишь надеяться, что пояснительный рисунок, который дал Грегориус, нам действительно поможет в поиске этого дурацкого пердикюра...

Внезапно в их разговор вмешался изобретатель Шелти, обычно крайне деликатный, когда речь шла о чужих беседах.

Вообще-то он, как и другие герои, должен был наблюдать за подступами к Площади Пяти Углов. Но его позиция находилась ближе других и он, полуобернувшись, внимательно прислушивался к беседе у себя за спиной.

– Не “пердикюра”, а Предиктора, с вашего позволения, хозяин, – сказал он с услужливой улыбкой подходя к Рутгеру. – Я, по счастливому стечению обстоятельств, недавно читал один редкий старинный трактат и теперь имею некоторое представление об этих удивительных машинах. Позволите ли взглянуть на рисунки почтенного Грегориуса?

– Да пожалуйста, – Рутгер протянул ему лист.

Шелти сосредоточенно изучал его минуты две, затем заключил:

– Есть одна закавыка, но в целом все понятно. Я думаю, смогу запустить такой Предиктор. Вопрос лишь в том, чтобы найти его!

Рутгер просиял. И воззрился на Иманда с видом “знай наших!”

Однако несмотря на уверенность Шелти, который (о чем бы ни шла речь, почти всегда оказывался прав!) охотник, судя его по кислой физиономии, был настроен предельно пессимистично. Но и отговаривать от экспедиции лорда Данзаса он совсем не хотел.

– Ну предположим сможете... – Иманд устало вздохнул. – Все равно имейте в виду: в Аллефор я с вами не войду. В пределах его укрепленного обвода вам придется действовать самим.

– Будь по-вашему, – согласился Рутгер. – Так что, в Аллефор?

– Да, мы двинемся в сторону Аллефора. Хотя если быть точным, цель сегодняшнего дневного перехода – трактир.

– Здесь есть трактиры? Здесь?! В Праймзоне?!

– Да, – Иманд был вполне серьезен. Но Рутгер продолжал искать подвох.

– Вы, верно, имеете в виду какой-то “трактир” или Трактир? Нечто так называемое, да? А на самом деле там две голых склизких стены, истлевшие трупы на цепях, а трактирщиком – трехголовая чудь?

Смелые предположения Рутгера наконец улучшили настроение Иманду и заставили его улыбнуться. Впервые за весь разговор!

– Трактир – это просто трактир. Внутри Праймзоны со временем образовались несколько... скажем так, пятен. Ну или лучше сказать областей. И вот в пределах этих областей природа почти обычная. Пройти к ним нелегко, но внутри таких пятен – сравнительно безопасно. Поэтому здесь, к югу от Площади Пяти Углов, есть дубрава. А в дубраве – питейное заведение и постоялый двор. Называется он “Хвосты и копыта”. Вот публика там... разная. Впрочем, скоро сами увидите...

– А горячая вода там есть? – осведомилась Фрида.

– Там есть даже мыло. А также чистые постели и свежее пиво!

Рутгера так и подмывало спросить у Иманда, как там, в этом хваленом трактире, с женским полом? Не сказать, чтобы он в своей жизни так уж много путешествовал. Но все же родную Империю он кое-как посмотрел. И отлично запомнил: где постоялые дворы – там и веселые, может быть даже слишком веселые, девушки. Или же – грустные девушки. Некоторые из них сбежали от родителей и загрустили от своей смелости. Некоторые – от мужей, и загрустили с непривычки.... Припомнив свои многочисленные встречи в небогатых комнатах придорожных гостиниц, наполненных чужими запахами и не слишком элегантными вещами, Рутгер признал, что проводить время с печальными девушками ему, Рутгеру, нравилось не менее, чем проводить его с веселыми... “В общем, были бы девушки... А остальное – приложится...” Но делиться своими соображениями с товарищами Рутгер, конечно, не стал. Есть соображения, которыми и впрямь лучше не делиться!

Глава 13. В трактире “Хвосты и копыта”

“А если кто, а если кто

Не выпьет с нами эля,

То мы того, то мы того

Признаем дураком!”

Доктская застольная песня

При ближайшем рассмотрении легендарный трактир “Хвосты и копыта” оказался вместительной избой.

Настолько вместительной, что в ней без труда размещались три десятка человек. Хотя слово “человек” не вполне точно описывало посетителей.

Ведь там пили-ели-веселились не только люди, но и герои, причем как докты, так и адорнийцы!

А самое удивительное, что в трактире была еще и покладистая чудь – впрочем, это обстоятельство выяснилось чуть позже.

Навстречу Рутгеру и его отряду сразу же вышел трактирщик – низенький русоволосый бородач со свекольным носом запойного пьяницы и кустистыми седыми бровями над хитрыми корыстными глазками.

– Добро пожаловать, гости дорогие! – бородач превозмог лень и в пояс поклонился вошедшим – как видно, рассчитывал на щедрые чаевые. – За какой стол желаете?

– Желаем отдельный кабинет, – процедил Рутгер, невольно поражаясь убогости обстановки и, так сказать, простонародному стилю сервировки.

Конечно, не будь они в Праймзоне, и ноги лорда Данзаса в подобном местечке не было бы! Но здесь, в этих изобилующих опасностями землях, перебирать харчами не приходилось...

– Кабинет? – удивился трактирщик. – Кабинетов, любезный господин, у нас отродясь не водилось! Я могу, ежели желаете, отгородить вам стол ширмою... У моей старшей дочери в спаленке одна такая имеется, – льстиво проворковал трактирщик.

– Стол? Ширмой? Из спаленки? – выкатил на него глаза избалованный жуир Рутгер.

– Или же, если вам будет угодно, я могу принести ужин в те комнаты, которые вы во благовремении снимете... Вы же останетесь у нас ночевать, верно?

– Куда уж вернее! Время-то позднее... Хочу хотя бы одну ночь переночевать по-человечески! На кровати! – признался Рутгер. – Но вот ужинать мне в комнате не хочется, там скучно как-то... Вот бы все же кабинет!

Капризы лорда Данзаса длились бы еще долго. Но положение спас решительный Иманд.

– Мы берем вон тот длинный стол, рядом с адорнийцами. Да-да, возле дальнего окна... И сразу изволь принести три кувшина доброго вина да пять кувшинов пива!

– Сделаем в лучшем виде, господин Иманд! – осклабился трактирщик и отвел всю компанию за указанный охотником стол.

Посетители трактира проводили вошедших долгими любопытными взглядами – не каждый день в “Хвосты и копыта” заходила такая колоритная толпа героев!

Члены отряда тоже не отставали и пялились на вошедших во все глаза.

Второй длинный стол в противоположном углу трактира занимала шумная, развязная ватага лихих людей.

Лица многих из них были покрыты шрамами, у одного на руке не хватало трех пальцев, у другого не было правого уха.

А верховодила ими... женщина! Лет сорока пяти, габаритная, грудастая, с короткой стрижкой каре и густо наведенными сурьмой глазами, она крепко стояла на мясистых ногах, обутых в высокие ботфорты и обтянутых кавалерийскими рейтузами. Вместо платья на боевитой особе были несвежая рубаха мужского кроя и кожаный колет.

Одного взгляда хватало, чтобы понять: это женщина трудной судьбы. Она многое видела, ничего не боится и лихие люди держат ее за главную.

Лорд Данзас про себя назвал колоритную брюнетку “атаманшей”.

В тот момент, когда он выбирал на длинной лавке местечко почище, атаманша как раз закончила говорить какую-то витиеватую здравицу, после чего залпом опрокинула в глотку массивную кружку темного пива. И, грохнув пустой кружкой по столу, рухнула обратно на табурет.

Ватага поддержала ее согласным ревом. Было видно, что атаманша пользуется в отряде неподдельным авторитетом.

За столиком справа ужинала совсем другая публика.

“Адорнийский принц и две адорнийские принцессы”, – назвал их для себя Рутгер. Хотя, ясное дело, они едва ли на самом деле являлись особами королевской крови.

Были они тонкие, большеглазые, с плавными, изящными движениями.

Волосы женщин, грациозных и смуглых, были старательно убраны в сложные прически. Их одежды были пошиты из разноцветного, переливчатого шелка, а украшения впечатляли дороговизной и изысканностью.

Компания говорила тихо-тихо и пила ликер из небольшого хрустального графина. По их лицам можно было подумать, что адорнийцы читают друг другу стихи (хотя на самом деле они обсуждали лимонный щербет, который только что попробовали).

Не все пировали компаниями. Многие занимали столы в одиночку.

Внимание Рутгера сразу привлекал к себе внимание хмурый мужчина с орлиным профилем, одетый как охотник.

Помимо двух пивных кружек, на столе перед ним стояло дорогое огниво. Им-то он время от времени и чиркал, с преувеличенным вниманием глядя на искры, которые крохотным фейерверком брызгали на доски стола.

– Я знаю этого типа, – сказал Иманд на ухо Рутгеру. – Его зовут Рем. Страшный человек! Великий охотник!

– Почему страшный? – спросил Рутгер. По его тайному убеждению, в Праймзоне нестрашных персонажей не водилось вовсе, – и чем же таким выделяется этот Рем на фоне остальных в худшую сторону? Да и чем он велик?

– Потом как-нибудь объясню, – отмахнулся Иманд. – Есть хочется.

И впрямь до слез хотелось поскорее поужинать. И не только одному Иманду!

Тем более что симпатичная подавальщица – в чистой атласной блузе с низким воротом, подчеркивающим красивую упругую грудь – уже стояла возле их стола с видом услужливым и ласковым.

– Чего пожелаете, дорогие гости? – елейным голосом осведомилась девушка.

По этикету чего-либо желать первым полагалось Рутгеру.

Однако он уступил эту возможность Иманду, в знак благодарности и почтения. С вежливым кивком Иманд воспользовался отданной ему привилегией.

– Ну, значит так... Начнем, пожалуй, супцом с потрошками... Имеется такой?

– А как же, господин Иманд! Потрошки свежайшие! – девушка нежно улыбнулась.

– Ну а что порекомендуешь из мяса, красавица?

– Во-первых, курятину... Превосходная сегодня курятина! Во-вторых, баранину. Свежина! Парная! Утром барана закололи! Ну и в-третьих, сегодня главное блюдо дня у нас зайчатина. Госпожа Гита и ее друзья, – подавальщица плавным жестом указала на атаманшу в ботфортах и ее банду, – доставили сегодня сорок преотличных тушек...

– А вы на дурной прайм их проверяли, тушки эти? – бдительно прищурившись, спросил Иманд.

– Обижаете... Всенепременно проверяли! Между прочим, в сегодняшнем рагу из зайца двадцать два заморских корешка! Благодаря которым вкус у зайчатины воистину небесный!

Иманд посмотрел на присутствующих за столом друзей. Мол, кто за небесный вкус зайчатины? Однако, к его вящему удивлению, тема не вызвала энтузиазма.

– Я бы баранину на вертеле... – робко сказала Фрида.

– А я бы жареные куриные ножки... – подпел девушке Рутгер.

– А я бы так и вовсе свининки намял... – виновато признался Буджум.

– А вот свинины у нас, к сожалению, нет... Здесь, в Праймзоне, никогда нельзя поручиться за свинину – слишком уж часто она бывает изменена дурным праймом...

Когда подавальщица ушла, Рутгер к наклонился к самому уху Иманда и сказал:

– Какая симпатичная девчонка... Не знаешь, у нее есть парень?

Но вместо ответа Иманд... расхохотался. Он смеялся так долго, что Рутгер даже начал злиться. Что такого смешного он спросил? Наконец Иманд соизволил объяснить:

– Дело в том, что Илла – девчонка лишь наполовину... А наполовину она...

– Неужто героиня, как Фрида? – проявил догадливость Рутгер.

– Нет... Не как Фрида... А скорее как русалка...

– Но у нее нет хвоста! Она ходит как нормальная женщина! – Рутгер указал на фигурку подавальщицы, которая как раз стояла возле окошка, открывающегося на трактирную кухню, и диктовала повару только что полученный за столом лорда заказ.

– Да, ходит она как нормальная женщина... Однако, как бы это сказать... Ниже пояса она нормальной женщиной не является!

– А кем является? – спросил Рутгер испуганно.

– Рысью.

– Ты это серьезно?

– Абсолютно, – кивнул Иманд. – И остальные девушки в этом трактире – тоже!

– Ты же говорил, они дочери хозяина трактира?

– Так и есть.

– Но хозяин-то человек!

– Верно, отец этих красоток – человек. А вот мать – рысь! Ну, не обычная рысь... А такая... чудь-оборотень... Вот их дочери и вышли наполовину людьми, а наполовину рысями... У парочки из них даже рысьи уши на макушке торчат, просто их под чепцами не видно. Ну, вроде как у этих героинь, огненных лис...

– Но огненные лисы – они, насколько мне известно, ниже пояса... мнэ... вполне традиционны!

– Так это Праймзона, – пожал плечами Иманд. – Здесь все иначе.

– Твою мысль я понял, – растерянно произнес Рутгер. – И ухлестывать за подавальщицами теперь не стану...

– Ухлестывать за подавальщицами не стоит даже за пределами Праймзоны... Таково мое мнение, дружище, – улыбнулся Иманд. И по его улыбке Рутгер вдруг понял: в богатой биографии охотника была не только Праймзона. Но и кое-что еще.

Когда первые кувшины с вином и пивом были опустошены, а следующие заказаны, Рутгер вновь принялся разглядывать посетителей.

Тем более, что к паноптикуму добавилось несколько новых лиц.

Небольшой стол сбоку от атаманши занял какой-то хлыщ, одетый в длинный балахон с небрежно нашитыми на него пучками травы и листьев.

“Это, наверное, для маскировки”, – догадался Рутгер.

Незнакомец уселся за стол и тут же, не притронувшись к услужливо принесенному пиву, достал записную книжку размером с ладонь и свинцовый карандаш.

Не обращая внимания на чад, галдеж и пьяные крики, он принялся строчить в своей книжечке с видом вдумчивым и одновременно алчным. То ли спешил зафиксировать важные путевые наблюдения, то ли подсчитывал грядущий барыш.

– Что это за тип? – обдавая перегаром Иманда, спросил Рутгер. – Поэт, что ли? Или, может, ростовщик?

– Скорее второе, – усмехнулся Иманд. – Лично мы с ним не знакомы. Но, поговаривают, что он – наипервейший рвач во всей Праймзоне. Водит сюда за деньги народ из числа сбрендивших от сытости и богатства... Скупает и перепродает втридорога артефакты... Также слышал, что он – шпион Гвардейского Особого Корпуса!

– А что это значит? Ну то есть я понимаю, что значит слово “шпион”... Но за кем шпионят в Праймзоне? За фринами? За саламандрами? Или за вашим братом-охотником?

– Если бы знали точно, да кабы имелись у нас прямые доказательства его связи с Особым Корпусом, давно нашинковали бы его как кочан капусты! Но покуда доказательств нет, на него распространяются правила братства охотников...

– Неужели есть и такие правила?

– Еще бы, – загадочно ответил Иманд. – Без правил братства мы бы давно друг друга перебили. Как минимум, от страха перед крутизной друг друга... Поскольку где дармовщина и беззаконие – там страсти роковые...

Почти одновременно со “шпионом” в трактир завалилась еще одна шумная компания.

Предводительствовал ею мужчина средних лет с длинными рыжими волосами, собранными в неряшливый хвост.

Рыжий явно был навеселе. Он громко гоготал и размахивал фляжкой, в которой плескалось нечто, совсем не похожее на компот из сухофруктов.