Текст книги "Страж южного рубежа (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– О, попутчик курский приехал, – заулыбался Андрюха.

– Разреши, боярин? – Поднялся с места Боривой.

– Погодь, успеешь еще повидаться. Ты лучше послушай. Люди у нас все лето, да и осенью строительством занимались. Крепость выстроили, это хорошо. А теперь и нам о них подумать надо. И задача тебе будет такой. Расторгуешься, покупай зимнюю одежду, обувь, шапки, ну, в общем, всё в чем зимой ходят. Только не дорогое. Собольи шубы нам здесь сейчас не нужны. Можешь обмен устроить с купцами на всю ту дорогую лабуду, что купец вез. Понял? Наши люди должны быть одеты.

– Я понял тебя, боярин.

– Все, теперь можешь идти к своему гостю. Далее. Туробой, я хочу, что бы через два, максимум три дня, все крепостные ворота были окованы и поставлены на свои места. И приступайте к изготовлению решеток.

– Боярин, через два дня ворота будут стоять на местах, – Туробой, здоровенный чернявый кузнец, пудовым кулаком хлопнул себя по груди. – Не сомневайся.

– Хорошо, бригадирам предлагаю активизировать работы по обустройству городища. В ближайшую седмицу снять внутренний частокол городища, он больше не нужен. Бревна от него складировать на площадку, куда свозим стройматериал. Плотникам, – Монзырев обратился к Итларю, старшине плотников – ставить конюшню и избы-склады. Зима на носу. Поторопитесь.

– Дак, мы и так не скучаем, куда ж быстрее-то?

– Итларь, нужно быстрей.

– Людишки потребны.

– Вестимир, вызови диверсантов Горбыля, хватит им по лесам шастать. Пусть поживут на зимних квартирах. Все подразделение в полном составе поступает в распоряжение Итларя. Хватит тебе двадцать два человека?

– Ну, ясно, хватит.

– С этим решили. Свень, – тот вскочил с лавки – сиди. Продолжаешь заготовку строительного леса. Лишним он не будет. Людмила. Обратился он к своей помощнице по строительным работам. – На нашем кирпичном заводике скопилось уже приличное количество обожженного кирпича. Кирпич привезти. Сложить печи в надвратных и угловых башнях. В сторожевых башнях зимой должно быть тепло. Воины должны ощущать заботу общества о них. Да, и про терем не забудь, тебе в нем тоже зимовать придется.

– Сделаем.

– Улеб Гунарович, твоя задача вытащить на берег дракар и «купца» для зимней стоянки, поставить их на стапеля.

– Поставим.

В это время к заседавшим старейшинам подошли Боривой с прибывшим в городище купцом.

– Боярин, Порей два воза соли привез из Мурома. Спрашивает, не нужна ли нам соль.

Купец с интересом озирался по сторонам. После речи Боривоя, подошел ближе к Монзыреву и поклонился в пояс.

– Здрав будь, боярин.

– И тебе не хворать, купец.

– Всякое видал в своих поездках. Но чтоб у границы, община сама такой град подняла, даже не слышал ни от кого.

– Э-э, уважаемый. Слышал бы ты про Иосифа Виссарионовича, удивляться перестал бы навсегда.

– Кто таков?

– Царь такой был, да ты в голову то не бери. Говоришь, соль привез?

– Да вот привез.

– Ну, если три шкуры с нас драть не будешь, купим всю соль оптом.

– Договоримся.

– Боривой, вместе с Галиной Александровной займитесь купцом.

– Слушаюсь.

– Видишь, Итларь, как нам сейчас, позарез, склады нужны. Мотай на ус, – обратился Монзырев к плотнику. – Галина, а ты пока не ушла, хочу сказать, подумай на досуге о том, где будем брать корма для животных, о заготовке хвороста и дров, и о необходимости солить и коптить мясо и рыбу. Все, занимайтесь купцом.

Обратился к присутствующим:

– Вопросы по делу ко мне есть? Нет. Ну, а раз нет, займитесь делами, у нас их выше крыши.

Совещание «колхоза» закончилось, обсуждая его, народ стал расходиться. Монзырев подозвал своего ординарца и пестуна по совместительству, мальчугана Михайлу, который сопровождал его всюду.

– Мишка, заседлай лошадок, прокатимся.

– Ты куда собрался, Николаич? – Это Вестимир.

– Да вот, волхв, к знахарке прокачусь. Давно хотел проведать. Да-а-а, забыл поблагодарить тебя, старый пердун, за то, как заманил меня в свою избушку. – Прошептал в самое ухо деду.

Смущаясь, как мальчишка, Вестимир отвел взгляд в сторону:

– Николаич, ну извини, если, что не так. Галина упросила.

– Галина упросила, – передразнил интонацию волхва Монзырев. – Ладно, не бери в голову. А вообще, спасибо. Правда, Лада сегодня повеселилась всласть. Всё, трудимся.

Дождался, пока вихрастый Мишка подведет двух лошадей. Забрал повод своей лошади белой масти, потрепал ее по холке:

– Хорошая моя, Красавица, – перебросив повод, вскочил в седло. – Ну что, Мишаня, прокатимся?

– Прокатимся, дядя Толя.

Два всадника, рысью пересекли северные ворота крепости. И опять зашуршал дорожный песок под копытами. Лес принял их в свое царство, мягко приветствуя еловыми лапами. Скоро настанет средина осени, облетит листва с берез и осин, берегини уйдут на покой до весны, прохладные ветры напомнят с какой стороны придет зима, пожелтеет трава, все замрет, впадет в спячку, холодные дожди будут хлестать с неба до самых заморозков. Но пока стоит теплая осень, может быть бабье лето.

С узкой дороги всадники свернули на еле различимую лесную тропу и уже через версту выбрались на маленькую, с огромной вековой сосной посредине полянку. В центре ее, словно игрушечная, прилепилась изба. Лапы сосны покрывали часть крыши домика. Всадники пересекли черту леса и все по той же тропке подъехали к сосне.

Заметив подъехавших верхом людей, черный кошак, самого бандитского вида, поднял своими криками, такой хай, что иной сторожевой пес не смог бы такого сотворить. На кошачий ор из избушки вышла опрятно одетая женщина, преклонных лет, в льняной рубахе и понёве, на голове ее был повязан плат. Увидав, спрыгнувших с лошадей на землю, Монзырева с Мишкой, низко поклонилась гостям:

– Здравствуй, хозяин.

– Да какой я тебе хозяин, – отнекнулся Анатолий.

– Да это только глупый не знает, что ты хозяин земли этой. И поверь мне, старой ведунье, до тебя были на ней бояре да старшины, вот только хозяина не было. И все мы богов должны благодарить, за то, что он появился у нас.

– Ну, хозяин, так хозяин, – не стал больше пререкаться Монзырев. – Только уж твой черный бандюга, слишком неприветливо встречает нас.

В это время из избушки пулей выбежала мелкая девчонка, одетая, как и все здесь, по-деревенски, и с разбега обняла Монзырева.

– Дядя Толя приехал! – Выкрикнула она.

– Здравствуй, Кнопка. Ну как ты тут, освоилась?

– Все хорошо, дядя Толя. Ой, привет, Мишка.

– Привет, стрекоза. – Степенно поприветствовал девочку Мишаня, и уже тихо, чтоб слышала только она, спросил, – ну как, тебя бабка не обижает?

– Да ты что! Баба Павла хорошая, добрая. Мне дома с родоками, вечно пьяными, никогда так не было хорошо, как с ней.

– Заходи в дом, гость дорогой, – в это время пригласила ведунья Монзырева.

– А и то, правда. Мишаня, ты тут с Ленкой погуляй пока, вон на лошади ее покатай.

Изба, выглядевшая игрушечной снаружи, внутри оказалась просторным жилищем. С сенями, имеющими слюдяное оконце, и светелкой на два окна, с чисто подметенным полом, печью топившейся по черному, лавками и столом. У глухой стены поставлено подобие «горки», полки которой были заставлены чашечками да мисочками, содержание которых Монзырев проверять не стал. Все углы были завешаны травами. Пахло в горнице лугом, лесом и чем-то еще неуловимо приятным.

Народ, в то время, шел к ведунам за мудрым словом. В современном мире таких людей можно было бы сравнить с психологами, психоаналитиками, только с более расширенными возможностями. Эти люди знают психологию людей своего времени, законы природы и умеют ими пользоваться. Такой и была хозяйка избушки, баба Павла. Еще в июле месяце, она пришла в весь, напоминающую разбуженный муравейник. Всюду сунула свой нос. Взяла за руку маленькую Ленку, и подошла с ней, тихой, слегка пришибленной действиями старухи, к Монзыреву. Пристально посмотрев ему в лицо, напористо сказала тогда:

– Что, боярин молодой, занимаешься перестройкой верви под себя? Смотри не надорвись.

– Нет, старая, просто живу по принципу «если не мы, то кто же?». Хочу выжить и заставить выжить других людей. Хочу победить и заставить быть победителями окружение свое.

– Достойно. Я заберу эту пигалицу с собой. У меня она принесет больше пользы людям. А заодно, и душу ей отогрею.

Монзырев уже многое слышал о местной знахарке, живущей в лесу неподалеку. Информация, собранная им, была весьма положительной. Посмотрел на притихшую Ленку, промолвил:

– Поживешь у бабушки, Кнопка?

Опустив глаза в землю, держась рукой за бабкину ладонь, та молча кивнула.

– Смотри, старая, будет, что с девчонкой не так, порву, как Тузик грелку.

Так прошло первое знакомство с деревенской ведуньей. С тех пор круговерть дел не позволила Монзыреву увидеться с обеими. Хотя проведать подругу, он не раз посылал попаданцев. Успокаиваясь после каждого посещения лесной полянки, Ленкиными подружками.

Присели за стол, расположились друг напротив друга. Черношкурый, хвостатый бандюган, немедленно запрыгнул на бабкину лавку. Мазнув глазами-бусинками по Монзыреву, отставил лапу, тут же принялся вылизываться, показывая свою независимость и полное отсутствие интереса к Анатолию.

– Что привело молодого хозяина к нам? Ведь сколь не показывался.

– Да вот, просто проведать решил. Гостинец привез. Мишаня потом в избу занесет.

– Ну да, ну да. То-то детей погулять отправил.

Задумчиво Монзырев барабанил подушечками пальцев по столешнице. С чего начять разговор? Да и стоит ли его начинать. Ведунья все это время молча смотрела на задумчиво сидевшего боярина.

– Вот ты умная женщина, Павлина Брячеславовна.

– О как завернул. Просто бабка Павла, не сказал.

Не замечая бабкиного тона, продолжил:

– Все за советом к тебе. А я, чем лучше? Ты все знаешь, что было, что будет.

– Скажи еще – что на сердце лежит. Ха-ха-ха.

Повысил голос:

– Хорош смеяться.

– Все-все, молчу. Поговорим.

– Так вот. Гложет меня иногда, правильно ли поступаю. Людей, как лошадей, загоняю. Передохнуть не даю. Сделал одно, тут же ему другое. Давай делай. Опять же, поучаю всех, как жить потребно. Удивляюсь, что не стонет еще никто. Не до любви, любовь появилась. Соседям понятие свое о жизни насаждаю. Короче, если рассудить – тиран, да и только.

– А теперь послушай меня, милок, каргу старую. Как ты иногда называешь меня в своих мыслях. Ты сам-то, когда в том времени жил, в Белого Бога верил ли?

– Хм. Странный вопрос задаешь человеку, который на двух войнах отметился. Я и по сей день в него верю. Вот только расхождения у меня не с Христом, а с пастырями церковными.

– Что так-то?

– Да ведаешь ли, не нравится мне, что они выставляют Бога рабовладельцем, а людей рабами его. Считаю, что не можем мы быть рабами божъими, не можем, и все тут. А нас, на каждой проповеди стараются убедить в обратном.

– Кто же ты есть?

– Я человек с устоявшимися принципами, которые не может изменить проповедь чиновника от церкви. А живу по заповедям, перекликающимся с девизом организации, в которой работал до недавнего времени. Которые гласят:

«Долг перед Родиной, Мужество, Честь». -

– Попав сюда, ты живешь по заповедям. Только не по своим, но по правильным. По нашим, славянским заповедям живешь. Послушай, как они звучат:

– сохраните память о всех Предках Родов ваших

и ваши потомки будут помнить о вас…

– воспитайте в чадах своих любовь к Святой земле

Расы, чтобы не прельщались они чудесами заморскими,

а могли сами сотворить чудеса более чудные и

прекрасные, да во славу Святой земли вашей…

– не живите по законам, что создали люди, дабы лишить

вас воли, а живите по законам Бога Рода Единого.

Это заповеди Перуна. Смотри сам, ты сохранил рода кривичей и северян. Не заставил забыть корней своих, богов своих. Направляешь и воспитываешь людей веси. На крыло ставишь, вольные они при тебе, хоть и трудно им иногда жить возле тебя. Сотворил чудо чудное, детинец на месте старой веси поставил, дабы любовью к Святой земле русской не пустить кочевников за пограничье. Ну и живешь ты по законам Бога Рода, это я тебе говорю. Так в чем ты неправ? Поэтому и назвала я тебя хозяином земли этой. А, что в Белого Бога – веруешь это хорошо. А то, знавала я пришлых от вас, так те, вообще ни-во-что не верили. Кончили плохо, перед самой смертью поверить пришлось, что все-ж есть на свете Бог. Да-да, не удивляйся, вы не первые к нам попадаете.

Бабка приподнялась с лавки, уперлась ладонями о стол.

– Теперь, я хочу оповестить тебя о событиях скорых. В канун зимы жди гостей к себе незваных.

– Это кого еще нелегкая принесет?

– А принесет она князя Черниговского. Сам приедет. На полюдье. А результат приезда, от тебя зависеть будет. Как себя поведешь. Вестимир, конечно охранит тебя. Ты ведь его деревенским волхвом считаешь. Не задумываешься, как у тебя все сравнительно легко получается. А ведь на самом-то деле, он верховный волхв Юга Руси.

– О, как!

– Да, вот так. И я присмотрю. Помогу, чем смогу.

– А второе событие какое?

– Ты его ждешь с самого прихода сюда. На Ярилин день, жди гостей из дикой степи. Придут они по дороге натоптанной, переправившись через брод, с верховья реки. Ну, тут я тебе не советчик. Воин-то ты.

– Спасибо, баба Павла, за слова добрые и за предупреждения твои. Ответь мне еще на такой вопрос. Вот пришли мы все из-за кромки, как у вас здесь говорят.

– Ха-ха-ха. Да знаю я, откуда вы пришли, – лукаво глядя на Монзырева, ответила бабка. – Сама надоумила Вестимира, где родную кровь искать и как ее на защиту рода поставить.

– Так вот, пройдя проход, Вестимир сказал, что у каждого из нас появится «дар». А ведь он проявился только у троих из нас. Остальные как же?

– Ну, это просто. Возьми хоть своих воев, попав в передрягу со смертью, почуяли они эффект берсерков, как нурманы говорят. И он будет приходить к ним лишь в час смертельной опасности. У тебя, как у воина, скорее всего он тоже проснется. Вестимиров воспитанник почувствовал другой дар. Ленку я забрала тоже ведь не просто так. Об остальных скажу – всему свое время.

– Я понял тебя. Пойду, пора и честь знать.

Он встал из-за стола, открыл дверь. Черный кот первым прошмыгнул в нее. Попрощавшись с бабкой и ее маленькой воспитанницей, Монзырев и Мишаня вскочили на лошадей и легкой трусцой направились по тропке к лесу.

Покачиваясь в седле, в такт движения лошади, Анатолий анализировал сказанное бабкой Павлой. Только Мишка беспечно глазел по сторонам. Монзырев, глянув на него через плечо, улыбнулся, по-хорошему позавидовав еще детской непосредственности восприятия жизни. Вспомнив Галкино лицо, ее улыбку, завиток локона, запах ее чистого тела, губы Монзырева расплылись в широкую улыбку довольного жизнью человека. Он пришпорил лошадь, существенно увеличив скорость движения по лесной дороге.

– Домой!

Глава 7

– Проводила?

– Да, даже расстроилась слегка, ведь у меня кроме них да тебя, бабушка, почитай и на свете никого нет, – расстроенным голосом произнесла Ленка, смахнув со щеки слезу.

Хвостатый зверь, присев рядом, заглянул в лицо девочке лупатыми, светло-коричневыми глазами, будто поняв сказанное, теранулся головой о локоть и басовито произнес: «Мау!».

– Ну-ну, будя слезу пускать Олена, – бабка погладила Ленкину голову заскорузлой, старческой рукой, с хорошо видными прожилками вен на внешней стороне кисти. – Ты-то, что Игрун в сочувственники лезешь? Брысь отседова, помощничек!

Кот с чувством собственного достоинства, неспешно поднялся с лавочки, потянувшись, спрыгнул на землю, неожиданно быстро юркнул между росшими под окном кустами.

– Полевать отправился, тиран домашний. Характер, видишь ли, самостоятельный имеет. Показал нам, что обижен. Ничего, к ночи вернется. А нам с тобой всю ночь, тож не спать. Травы силу набирают, полнолуние.

– Конечно, пойдем собирать бабушка Павла.

– Вот и хорошо, – произнесла довольным голосом старуха, уловив момент в перемене настроения юницы.

Напротив сидевших на лавочке хозяек еле заметно зашуршала трава, кинув взгляд в том направлении, бабка усмехнулась:

– Ты погляди только, и эти провожать выходили. Эй, нелюдь домашняя, только не баловать у меня!

– Ты на кого это бабуля ругаешься?

– А сама приглядись, милая. Видишь?

Приглядевшись, Ленка заметила в траве круглые глаза, под торчащими во все стороны лохмами у мелких существ даже не пытающихся скрываться от ее глаз.

– Ой!

– Не бойся их. Эта нелюдь совсем не опасная нам, считай, с нами живут. Вон Домовой, этот, с большими ушами – Кутный, Спорыньи, Спехи, который побольше остальных – Дрема. И все они мои помощники по хозяйству, а значит и твои. Вынеси им корец молока, да пирогом угости.

Окружив, поставленный прямо в траву корец и глиняную миску, нежить, держа маленькими ручками кусочки пирога, толкаясь меж собой и чавкая, лакомились угощением, из-под мохнатых бровей поглядывая с благодарностью на хозяек.

– Коли надобность возникнет приглядеть за кем-то или чем-то, ты не стесняйся, зови их. Помогут. А в лес пойдем, с местной берегиней знакомство сведешь. Доверься ей, она в этих местах лес и живность в нем хранит.

– Ой, сколько интересного в округе. Сколько у тебя здесь живу, а первый раз увидела.

– Так к нам с тобой народ-то, ночь-полночь заглядывает, не любит этот народец чужих.

– А сегодня как же?

– Любопытство взыграло. Захотели увидеть хозяина земель пограничных.

– Это дядю Толю-то?

– Его. Идем в избу, вишь, Ярило, спускается к долу. И нам в дорогу собираться пора.

Подойдя к двери, не успев открыть ее, обе услыхали протяжный громкий свист со стороны тропы. Остановившись, бабка из-под раскрытой ладони посмотрела в направлении раздавшегося свиста.

– Кого еще нелегкая принесла в столь поздний час?

Словно услышав вопрос, из леса на поляну выехал на лошади всадник, за ним повозка с запряженной лошадью и возницей на передней перекладине, а уж потом за повозкой следовали пешие людины. Процессия остановилась у избы. Всадник соскочил с лошади. Это был крепкий мужик с нечесаной бородой и длинными свалявшимися патлами, без шапки на голове, в кожаных поршнях, черных шароварах и рубахе из неотбеленной вотолы, к которой по вороту была пришита браная полоса ткани с рельефным узором. Талию опоясывал кожаный ремешок с привешенным к нему мечом франкской работы, в метр длиной с широким лезвием, позади за поясом наличествовал скандинавский боевой топорик. Он привязал узду к крюку на боковине повозки и только после этого острым, пронзительным взглядом окинул хозяек.

– Чего желает добрый молодец? – Первой нарушила молчание старуха, изначально прокачав ситуацию и поняв, с кем имеет дело.

– В повозку глянь, карга старая. Атамана у нас подранили, вылечишь, благодарны будем, нет – пеняй на себя.

Пришлые пешцы, по-хозяйски располагались у избы. Заняли лавку, отдыхая от ходьбы. Двое, отодвинув в сторону опешившую Ленку, бесцеремонно прошли в избу. Бабка Павла, подойдя к повозке, заглянула в нее. Лежавший там, бледный, словно чистое полотно, еще не старый мужчина с аккуратно стриженой бородкой, обрамляющей лицо искаженное мукой, не подавал признаков жизни. Глаза болящего были закрыты, на груди с левой стороны, чуть пониже соска спелой вишней проступило пятно крови из разорванной дыры в рубахе. Из тела торчало обломанное древко стрелы.

– Где это его так?

– Еще чего спроси. Давай лечи скорее.

– Дак, чего лечить-то, поздно. Кончился. Его на буевище отвозить потребно. Не довезли.

– Да живой он!

– Ну да, был. А сейчас уж нет. Да и вам татям лесным уходить отсель надоть. Не ровен час, хозяин вернется, ой плохо вам придется.

– Уж очень ты разговорчивая стала, помнится раньше вела себя потише. А коли я сейчас избу твою прикажу спалить, как тогда заговоришь?

– А не боишься сам больше потерять, чем найти? Пора бы уж прекратить каликами перехожими быть, да татями по лесам скитаться. Вижу я в твоей Доле, что Лада при рождении наградила, встречу с боярином нашим и две дороги, либо служба у него, либо смерть тебе и ватаге твоей.

– Что за боярин такой? Раньше я помню, его у вас с лавки пинками не поднять было. Али за ум взялся?

– Все, кончилось в этих местах ваше время. Теперь на землю эту хозяин пришел. Хорошо попросишь, примет к себе. Он всем изгоям вроде вас неприкаянных возможность вольными людинами быть дает, но и службы требует.

– Не знаю такого. И как же зовут боярина?

– Гордеем.

С высоты прожитых лет, повидав в своей жизни немало, Осташ, пришлый в эти места с Ладоги, города стоявшего в низовьях реки Волхов, перестал верить в добро. Там он в одночасье потерял семью и сделался извергом для всех. Поблукав по Руси, прибился в конце пути к ватаге Булыги, тело которого сейчас лежало в повозке, ничего хорошего от сильных мира сего не ждал. Очень зол был на бояр северного края. Здесь на юге, шайка таких-же, как и он сам, промышляла дорожным грабежом, облюбовав дороги Курско-Черниговского направления. У хитрого Булыги, на постоялых дворах и в селищах примыкавших к трактам, имелись свои люди, не раз оповещавшие его о проезде купцов или отряде высланном посадником для поимки дорожных татей. Поэтому атаман и чувствовал себя хозяином на большаках, а не тупо нападал на первого встречного-поперечного. Помаленьку сбивал свой капитал. Привечая изгоев, сколотил ватажку из трех десятков татей. А вот смотри ж ты, отлаженный механизм дал сбой, нарвались-таки на жирную добычу, укусили, а загрызть не смогли. Купец-то видать подставным был. Теперь Булыга мертв, а все что осталось от шайки – восемь человек, да он, Осташ. Повезло, они-то как раз и не принимали участие в последнем грабеже, кроме Осташа да Измора. Вот и решил Осташ увести остатки ватажников к границе, зализать раны и пережить травлю, если таковая случится. Неподалеку от сего места, на старой заброшенной смолокурне, было у них тайное лежбище, как раз на такой случай.

Из избы вышли двое грабителей, несших мешки привезенные Монзыревым и Мишкой, и кое-какую домашнюю утварь, без зазрения совести взятую у бабки. Ленка озираясь на пришлых, жалась к старушке. Из-за избы, еще один появившийся бородач вынес на плече десятилитровый бочонок, поставил его рядом с лавочкой.

– Что в нем? – спросил Осташ.

– Вино ромейское, еще в прошлый раз боярином Гордеем пожалованное. Оно у меня для травяных настоев.

– А ну, Челкаш, открывай.

Верхнее кружало очень быстро поддалось ударам топорика. Духмяный запах напитка распространился вблизи бочки.

– Помянем атамана. Эй, девка, корец тащи. И одежку какую, свою возьми, с нами пойдешь.

– А ты у меня спросил, добрый молодец, согласная ли я внучку с тобой отпустить? Да и для какой она тебе надобности? Мала ведь еще совсем.

– Молчи, бабка. Я беру все, что могу взять. Пригодится девка, а тебе старая, она без надобности, и без нее проживешь.

– Да ты все одно, что печенег. Они приходят грабить, и ты с этим сюда явился. Как бы ни пришлось потом жалеть о содеянном.

– Пугаешь?

– А это, как сам понимаешь.

– Ну-ну! Где там малая, – глянув недобрым взглядом на бабку, произнес. – Пусть и не думает спрятаться. Я из тебя, карга старая, в таком случае ремней с живой нарежу.

– Да это ясно.

Вышедшая Ленка подала корец. Бабка Павла перехватила его на ходу.

– Сама уж угощать буду, – сказала.

Шагнув к бочонку, неуловимым движением руки сделала пасс и время для всех, кроме нее и Ленки будто остановилось. Разбойники застыли в тех позах, в которых находились до бабкиного жеста. Ленка во все глаза смотрела, как ведунья, наклонившись над душистой красной жидкостью, залепетала. Слова четко произносились и будто бы ложились на божественный напиток:

– Встану не помолясь, пойду на перекресток,

Поклонюсь Лешку да скажу свою просьбу:

Напади, Лешак, на людскую душу винную,

Чтоб его раздуло, как Дубуло,

Чтоб не было бы покоя от боли,

Чтоб с живота до заду не было бы сладу,

Кряхтеть, сопеть, срать, пердеть,

Кровавым поносом срать со сроком

Пока назад не вернется к избе моей!

Бабка плюнула в бочонок.

– Слюной запечатываю, словом закрываю.

Да будет так!

Бабка взмахнула рукой и все будто оттаяли. Зачерпнув корцом вино, протянула Осташу.

– Угощайся, новый атаман. Теперь ты хозяйствовать на дорогах будешь.

Взяв в руки корец, Осташ подозрительно глянул на бабку, но жажда власти и охота выпить поборола осмотрительность. Приложился. В пять больших, жадных глотков опорожнил немаленький корец. Вытерев рукавом капли на усах и бороде, передал корец другому подельнику.

– Ну, пожалуй, и мы за нового атамана выпьем, – поднял кверху наполненный корец Жирох. – За то, чтобы удача не покидала тебя, Осташ.

К бочонку приложились качественно, и в скором времени он опустел. От выпитого вина, настроение у всей ватаги, явно пошло на поправку. Потеря атамана и большей части банды, уже не казалось трагедией. А, люди, что ж, новых навебуют. На Руси много изгоев, лишенных всего.

– Стемнеет скоро. Ехать отсюда пора, до смолокурни к утру доберемся. Девку с собой! – Распорядился Осташ, уже полноправно командуя ватагой.

Ленка бросилась обнять бабку.

– Не переживай, милая. Все будет хорошо, уж ты мне поверь, – положила на голову ладонь девушке, произнесла напевно, скороговоркой:

– Стражник Лег, Светлый Хранитель, данный Олене

Родом – Покровителем в охранение, прошу тя усердно:

Ты Олену днесь просвети и от всякого зла сохрани,

Ко благому деянию настави и на путь направи,

Да будут все деяния ея, да во славу Сворога и Рода Небесного.

Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть,

Тако еси, тако буди!

– Брось колдовать, ведьма! – Замахнулся плетью на ведунью Осташ.

Та, будто и не заметила намерений нового атамана. Поцеловала Ленку в теплую макушку, слегка оттолкнула от себя, улыбнулась.

– Иди и ничего не бойся.

– Да.

Будто сомнамбула, Ленка залезла в повозку и уселась у задка. Перед ней лежало тело убиенного атамана Булыги. Вздрогнула от легкого прикосновения теплой маленькой ручки дотронувшейся к ее поневе. С удовольствием подметила, что рядом с ней примостилась бабкина домашняя нежить, аж в количестве двух штук.

Никто, кроме бабы Павлы, даже не заметил, как в телегу просочились: толстый седенький Дрема и существо женского пола, водимая бабкиного домового – Востуха. Она споро подобралась поближе к Ленкиному уху и шепнула: – Ничего в дороге небойся, дите. Мы с тобой будем.

До самого въезда в лес, Ленка наблюдала, одиноко стоящую у избы бабку.

В дороге разбойников и Ленку застала ночь. Уверенное продвижение по ночному лесу говорило о том, что места для разбойников отнюдь не незнакомые, хорошо изученные и освоенные. Ближе к утру произошло первое событие. Словно по команде, большая часть татей ринулась за деревья, и оттуда послышались характерные звуки громкого пердежа, охов и вздохов, опорожнявших утробушку людей. Вторая половина разбойников, будто получив отмашку:

«Можно!» – ринулась следом, оставив телегу с Ленкой и лошадей без пригляду.

Потянуло стойким запахом вони обосравшихся людей.

Держась за животы, из лесу на дорогу выходили мужики, даже в темноте угадывалось на лицах, что никакого облегчения от содеянного, они так и не получили. Прикрывая ладошкой нос, пытаясь уберечься от стойкого запаха повсеместного пердежа, Ленка улыбнулась невинной бабушкиной шутке.

– Отравила старая! Как есть отравила! – со стоном, садясь в седло, проронил Осташ. – Но-о!

Не пройдя и версты, опорожняться побежали все разом. Стоны и причитания слышались отовсюду, издаваемые взрослыми мужиками, впервые попавшими в такое положение. Из возка раздавалось тихое подхихикивание Востухи:

– Будут знать, как до чужого руки протягивать.

Ленка, очень бы удивилась, если бы знала, что Востуха, являясь разновидностью домового, отвечала за сохранность имущества хранившегося в доме. Там где живет Востуха, ничего не пропадает. Даже красоту и невинность юных дев, как честь и достояние дома, бережет Востуха.

Засеревший небосвод облегчения не принес, но наградил новыми проблемами. Навстречу засранцам, беспрестанно мучившимся болями в животах, вышел здоровенный мужик, в бараньем полушубке в теплую на юге пору года. Неподпоясанный, левая пола полушубка была запахнута на правую, сам без шапки. Бровей и ресниц не видно. Если приглядеться, разглядишь, что он карноухий, правое ухо отсутствовало вовсе. Борода козлиная, клинышком, редкие волосы зачесаны налево. За плечами у него висела дорожная котомка.

– Никак обосрался, Осташ? – Улыбаясь, задал вопрос атаману.

– Ты кто?

– Не узнал? Да хозяин я здешний. Людины по разному называют: вольный, ляд, лесовик, леший, шатун, дикинький мужичок, цмок, царек с золотыми рожками. Хм! Где они рожки-то золотые увидали, право не знаю. Иные лесовым царьком величают, господарем над лесом. О-о! Гляжу щас опять обсерешься!

Осташ опрометью помчался за дерево, придерживая развязанные порты обеими руками. Оружие всей ватажки валялось в траве. Лешак проходя мимо повозки, загадочно улыбаясь, протянул руку девушке, вместо ногтей, на пальцах отчетливо проступали когти.

– Здравствуй, Олена. Тут бабка твоя за тобой присмотреть попросила, так что ты не сиди, поднимайся. Домой идти пора. Вон тебя уж и Лесавки заждались, они тебя и проводят, да и домочадцев твоих.

– Я не пойду! – Пискнула Востуха. – Добро свое, на этих татей не оставлю. Пропадет – что бабка скажет?

– Да иди уж, не пропадет, сами привезут. Еще и приплатят. Ха-ха-ха!

Раскатистый хохот испугал беспомощных людей. В таком положении, их самих мог ограбить и подросток.

Молодые духи леса в женском обличье, словно ветерком подхватив Ленку, помчались прочь. Дрема с Востухой, уцепившись за ее талию и, придерживаемые девичими руками, широко открыли в изумлении глаза. Не любили скорости.

Лешак, заметив одного из разбойников, направился прямо к нему.

– Стой и не двигайся! Ты ли в лесу под Курском, купчихе живот вспорол, по своей прихоти и из баловства?

– Я. А чего она…

– Молчи!

Лесной господарь, пристально глядя человеку в глаза, пошел по кругу. Обойдя его и опять став напротив, неожиданно ударил ладонью в лоб.

– Быть тебе беспамятным, бесталанным, безымянным каженником. Ищи остаток жизни, смысл ее. Теперь иди, видишь, я дорогу тебе указал.

Человек, в глазах которого присутствовала сплошная пустота, сделал шаг вперед, будто пробуя твердость почвы под ногами, потом еще шаг и еще. Пошел вперед, не разбирая дороги, не глядя по сторонам и ни на кого не обращая внимания. На его портках проявилось мокрое, рыжее пятно, но внимания на такие мелочи человек лишенный рассудка необращял, он шел дорогой в никуда.

– Эх, все ж хорошо Павла пошутила. Хор – рошо!

Над утренним лесом раздавался заливистый хохот лешего.

Утром в тереме приключился натуральный дурдом. Жирный наглый бабкин котяра, каким-то непостижимым образом пролезший на второй этаж боярских хором и вышагивая совершенно небоязливым шагом по коридору, басовитым криком, поднял на ноги всех: