Текст книги "Аэроузел-2"

Автор книги: Александр Гарнаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

На нашем пути в Москву, останавливаясь ненадолго в оторванных от «большой» жизни северных гарнизонах, нередко приходилось слышать из уст офицеров, начисто потерявших за последнее время логику в понимании происходящего, слова одобрения, адресованные гекачепистам. Мол, теперь «армию хорошо кормить будут»! И при этом – абсолютно невежественное безразличие, каким же именно образом, за чей счёт это будет сделано.

Но вот вдруг во время нашего пути назад в информационных сообщениях радио и телевидения наступает странный провал, а на промежуточных аэродромах носятся самые противоречивые слухи о дальнейшем ходе политических событий. Все жаждут хоть сколь-нибудь достоверной информации, но никакие источники её не дают. В ожидании окончания очередной заправки на последующий этап перегона и «добра» на вылет, я хожу по лётному полю промежуточного аэродрома с маленьким плеером-приёмником в кармане и наушничками в ушах, пытаясь настроиться на какую-нибудь информационную радиопередачу. В широковещательном эфире – только длинные симфонии и безликие спектакли. Ребята по очереди подходят и интересуются: «Ну что там?» – а мне нечего ответить.

Несколько раз, осторожно улучив моменты моего уединения, с беспокойными нотками в голосе с этим же вопросом ко мне обращается и Дедушка-У… И уже много позже, когда на подлёте к Москве с путчистами стало всё ясно, мне вдруг резанула по глазам его непривычно приветливая, улыбающаяся физиономия, с пионерским задором источавшая возгласы:

– Вот всё и в порядке, так им и надо!…

Прилетели в Москву в среду, 21 августа – последний день «власти» ГКЧП. Успел с женой побывать у Белого Дома на вновь наречённой площади Свободной России, своими глазами увидеть баррикады, потолкаться и послушать эмоциональные речи на митингах. А сразу после свержения путча немедленно пришло повторное приглашение из США. И опять – гонка, но уже в противоположном направлении.

На сей раз встреча нас в Америке превзошла все ожидания. Если до того мы, неся на крыльях своих самолётов красные звёзды, демонстрировали достижения советской авиационной промышленности, то теперь ещё и олицетворяли (как тогда это представлялось) нарисованными на скорую руку на фюзеляжах трёхцветными флажками «первых посланцев победившей в России демократии».

Мы пролетели через много городов и штатов по всей стране, пилотировали на самых разных, и по программе, и по своему характеру, авиационных шоу. Говоря без преувеличения, наши полёты всегда производили фурор. Везде, где бы мы ни выступали, наши показы объективно были вне конкуренции по своей сложности и технике исполнения.

Что же меня больше всего удивило в Америке?

Мне всегда казалось, что я неплохо осведомлён об этой стране, и то представление, почерпнутое, главным образом, из наших средств массовой информации, было примерно таким:

– любимая еда американцев – гамбургеры, чизбургеры и тому подобная «фаст фуд», в духе модных в Москве «МакДональдс» и «Пицца-Хат»;

– наиболее популярная музыка – вроде, к примеру, Майкла Джексона и всяких там «реп-стилей»;

– типичная архитектура городов – ультрасовременная застройка с массой небоскрёбов, её самым ярким олицетворением является Нью-Йорк;

– сами американцы – не обычные, в нашем понимании, люди, а по образу мышления и стилю поведения – ну просто вроде ходячих компьютеров…

Там, в Штатах, все эти представления рассыпались в прах. Оказалось, что для всяких закусочных, вроде «МакДональдс» и им подобных, несмотря на неизменно высочайшие требования к качеству продуктов, в Америке бытует презрительное название «джанк фуд» – «еда из отбросов». Большинство американцев избегает регулярно употреблять такую пищу, и делает это только в тех случаях, когда нет другого выбора. Но дома готовят тоже мало, предпочитая, в основном, уютные, хотя и показавшиеся, по нашим меркам, дороговатыми, ресторанчики и кафе.

Музыка популярна самая разная – от классики до рока, и моды сменяют друг друга молниеносно. Столь усиленно почему-то пропагандировавшиеся у нас в то время стили – вроде «реп», «альтернативной» и прочих – занимали в музыкальном мире сравнительно небольшое место. Майкла Джексона в тот период, почему-то ни разу не видел и не слышал, ни на рекламах, ни по телевизору.

Подавляющее большинство американцев во всех штатах живёт в частных одно – или двухэтажных домиках. И вообще, любой крупный город сверху похож на огромной площади дачный посёлок с маленькой горсткой современных многоэтажных зданий в центре – это, в основном, крупные отели, банки и офисные здания. Нью-Йорк же, как оказалось, большинство американцев считают непохожим ни на что монстром, имеющим с Соединёнными Штатами так же мало общего, как и с любой другой страной мира – вроде нашей Москвы.

Кстати, общая панорама США с воздуха ни на что не похожа. В противоположность Европе, в среднем эта территория заселена негусто. И потрясающим контрастом на фоне относительно неплотной застройки кажется невероятно громадное количество отличных дорог и разнокалиберных взлётно-посадочных полос. Глядя сверху на эту картину, мы шутили: даже при очень серьёзных отказах, если только сохраняется управляемость самолётом, здесь не стоит торопиться прыгать – планируй себе, сколько хватит высоты, в выбранном направлении, и в нужный момент под носом всегда увидишь пару-тройку подходящих для вынужденной посадки аэродромов.

Но больше всего меня удивили отнюдь не достижения США в любой экономической или производственной области, как следовало бы того ожидать… Я был поражён тем, что в большинстве человеческих черт, американцы оказались довольно чувственными и даже сентиментальными людьми, к тому же внешне – по нашим меркам – невероятно дружелюбными. Любой наш отлёт с места прошедшего шоу сопровождался искренним огорчением множества людей, зачастую со слезами на глазах. Некоторые из них затем за свой счёт преодолевали сотни или тысячи миль до мест наших следующих показов, чтобы только ещё немного побыть вместе с этими «крэйзи рашнз».

От показа к показу постоянно росла техника пилотирования и сложность пилотажных комплексов, познание географии и языка, людских характеров и правил. В какой-то момент я обострённо стал понимать, что в совершенно новом измерении познаю себя, учусь контролировать и прогнозировать своё восприятие, объём внимания, реакцию – в самой разной обстановке: от роскоши приёмов и отелей, до запредельной перегрузки в кабине истребителя. Сливаясь с машиной в единый организм, изнуряемый то техасской жарой, то пенсильванской сырой облачностью, цепляющейся нижним краем за окружающие аэродром пригорки, я становлюсь другим…

И как-то раз, загорая перед вылетом на самолётных чехлах под бархатным осенним калифорнийским солнышком и проигрывая мысленно во всех нюансах предстоящий полёт, я осязаемо ощутил своё прикосновение к величайшему таинству истинного профессионализма, как самой сложной функции человеческого разума. Наверное, в такие вот моменты моё состояние соответствует наречённому судьбой ощущению счастья.

Это совершенно невероятное чувство, когда у тебя при внешнем полном спокойствии, расслабленности, а чаще даже неподвижности, разом, по твоей команде, возникает внутреннее напряжение, учащается пульс – и ты уже не здесь, ты в воздухе. Каждый из твоих внутренних сверхточных «датчиков» включился в работу и, исправно реагируя на воображаемые повороты горизонта и земной поверхности, посылает сигналы: глазам – на что посмотреть в данную секунду, мускулам рук и ног – какие сделать точные движения органами управления. И весь твой организм, сливаясь с рулями, с двигателями, с несущими поверхностями самолёта, ощущает обратную реакцию на каждое твоё движение: ты, словно физически, ощущаешь давящую перегрузку и противостоишь ей, твоё зрение исправно отмечает перемены света и тени, вращение неба и бег земных ориентиров. Ты – частица этого сложного движения, и оно подвластно твоей воле и разуму…

Затем – пауза расслабления и отвлечения. И, наконец, сам полёт – как завершающая точка этой «медитации». Он венчает все переходы твоих состояний своей конкретностью и итоговым реальным смыслом (без этого нельзя!) полученного практического результата.

Сложноватый, конечно, механизм ощущения собственной полноценности. Но при его упрощении, наверное, и результат будет ниже, и эти чувства утеряют полноту…

Рассказывая об интересных встречах в Америке, нельзя не упомянуть о многочисленных встречах с русскими эмигрантами.

Как правило, они сами находили нас в разных, порой самых неожиданных местах. Таких контактов было много. Большинство из этих людей – и тех, кто приехал давно, до нескольких десятков лет назад, а теперь едва говорящих на ломаном русском, и «новое пополнение», зачастую не владеющее как следует разговорной английской речью – испытывало ностальгические чувства. Несмотря на большой разброс в проявлениях их чувств: от холодной надменности и до искренней доброжелательности, вплоть до сентиментальной слезливости, нетрудно было увидеть во всём их поведении общие черты.

Во-первых, наши люди – особенно недавние эмигранты – при каждом удобном поводе в разговоре подчёркивали, как неплохо теперь обустроена их жизнь. И это – несмотря даже на то, что, при и без того очевидно несоизмеримой разнице между показателями уровня жизни в США и России, почти никто из наших ребят вопросов на эту тему не задавал.

А во-вторых, и это главное – после всех таких встреч, коротких ли или сравнительно долгих, когда наставало время прощанья, я почему-то в большинстве случаев чувствовал сожаление – расставаться не хотелось (как правило, это было взаимно) и… несмотря на такую большую разницу в уровне жизни, – жалость (!), желание чем-то помочь остающимся русским американцам, с которыми мы прощались навсегда.

Мне трудно объяснить происхождение этих чувств. Возможно, они сродни ощущениям игрока, который ведёт очень тяжёлую, но главную в его жизни игру, в противоположность другому игроку за соседним столом, срывающим неплохие куши в любых иных партиях… Но кроме этой, самой главной партии – её он уже сдал. И название всей этой игры – судьба…

Самая же экстраординарная моя встреча произошла в Калифорнии!

Супераэрошоу в местечке Салинас, недалеко от Сан-Франциско, было нашим самым последним перед отлётом домой. Мной овладевал сложный «коктейль» эмоций: ощущение великого авиационного праздника и, в то же время, чувство невероятной усталости от нескончаемой шумихи вокруг. Особенно досаждал преследовавший ажиотаж зрителей, рвущихся за автографами – где только не просили расписываться: на журналах, плакатах, майках, долларовых купюрах… А ещё было жаль улетать из такой необычной, богатой страны, и в то же время обострённо чувствовалась тоска по дому.

И вот однажды, когда я продирался сквозь иноязычную пёструю толпу в павильон еды на ланч, кто-то меня вдруг окликнул:

– Шурик, привет! Не узнаёшь?

В последующие несколько мгновений я был дважды шокирован. Во-первых, потому что я никак не мог взять в толк: кто этот стоящий передо мной здоровый симпатичный блондин, одетый в синий лётный комбинезон с множеством ярких нашивок на нём. А во-вторых, почему из американской толпы несётся ко мне то обращение, которое использовали лишь очень немногие из моих близких друзей.

И вдруг – о, Боже!…

… В ту зиму 1986/87 года у меня было наисчастливейшее время – огромной компанией мы вырвались на горнолыжные каникулы в Кавказские горы, собрались лётчики-испытатели всех поколений: от нас троих с Сергеем Мельниковым и Маратом Алыковым – самых молодых, до уважаемых ветеранов.

Как-то раз, в один из чудесных солнечных дней, съезжая с горы Чегет, я был остановлен одним из наших ветеранов, заместителем начальника Школы лётчиков-испытателей Александром Андреевичем Муравьёвым. Указывая лыжной палкой вверх по склону, он проговорил:

– Видишь вверху трёх парней? Это – строевые лётчики с МиГов-двадцать девятых, хотят поступать в нашу Школу. Раз ты у нас самый «свежий» слушатель, я им посоветовал по всем вопросам обращаться за консультацией к тебе: через какие нужно пройти формальности и как правильно готовиться к экзаменам. Кстати, они все армавирские выпускники и, кажется, тебя знают. Помоги им в любом случае, они сейчас служат в Закавказье, где прошла и моя служба.

Он понёсся дальше вниз, а мы с этими ребятами повстречались на склоне. Действительно, они меня неплохо знали. Ещё будучи курсантом, я стал инструктором-парашютистом и постоянно участвовал во всех парашютных прыжковых днях, помогая остальным укладывать парашюты, надевать и подгонять их – это было вроде моей отработки за возможность прыгать самому. Таким образом приходилось работать с большой частью курсантов младших курсов. Вот многие из них меня и запомнили, хотя я их всех, конечно же, упомнить не мог.

Всё остававшееся после нашей встречи в горах время мы провели вместе. Это было неслабое времечко!

Объективно, все они имели отличные шансы на поступление в Школу лётчиков-испытателей, уровень лётной подготовки у них был значительно выше, чем у среднестатистического лётчика ВВС: первый класс, наиболее современный тип самолёта, и всё это – при возрасте (что тоже было весьма немаловажно) лишь двадцать семь лет!

Субъективно, один из них – наиболее симпатичный, высокий светловолосый парень имел наилучшие шансы из-за явно выраженного упорства и даже, вероятно, целеустремлённости. После того чудного отдыха в горах он приезжал к нам в гости, в тогда ещё не очень открытый город Жуковский, и даже пожил недельку в «общаге» Школы лётчиков-испытателей. Там мы его детально консультировали, помогали подготовиться к поступлению. Но на следующий 1988 год набора не было, и ему приходилось рассчитывать лишь на будущий год.

Его звали Александр Зуев…

А ровно год спустя я был потрясён вестью: на турецкий аэродром Трабзон со стоянки дежурного звена на авиабазе ВВС близ грузинского города Миха-Цхакая был угнан истребитель МиГ-29 с полным боекомплектом. И ещё через пару дней по телевизору объявили: угонщик по фамилии Зуев – бывший лётчик этого полка, он ранен и находится под защитой международного Красного Креста. Вскоре ему было предоставлено политическое убежище в США.

Естественно, тогда я задрожал при мысли о возможных последствиях для себя. Не ожидая вызова, я «явился с повинной»… Но работники КГБ, к счастью, оказались не столь глупы, чтобы, услышав обо всём, взяться за меня. И когда я, много позже описываемых здесь событий, прочёл изданную в 1992 году в США его автобиографическую книгу «FULCRUM» (это слово имеет двойное значение: в буквальном переводе с английского оно означает «точка отсчёта», и им же в НАТО принято жаргонно называть наш истребитель МиГ-29), то был «тронут» её предисловием. В частности, там говорится, что он умышленно изменил в тексте имена некоторых своих знакомых, не желая нанести ущерба их карьере… Мне эта мера его предосторожности (ну, спасибо за заботу…) тогда уже показалась излишней.

… Там, в Калифорнии, передо мной стоял он!

На секунду я потерял дар речи… Потом выдавил вопрос:

– Зуич?… А ты… вроде размордел?

– Да-а… – начал он отвечать с напускным акцентом (и вторично меня удивила его, уже совсем отличная от той, что была перед тем, манера говорить), – что-то в последнее время содержание холестерина в крови стало выше нормы. Но я скоро его снижу.

– ?!…

Мы пошли вместе на ланч. Я всё время чувствовал напряжение, ощущая среди мельтешивших вокруг людей и наших, и их работников соответствующих служб (я был убеждён в их присутствии). По дороге мы непрерывно болтали о каких-то не откладывающихся в голове пустяках. Он всё время хвалился, какая с ним идёт симпатичная подружка: она живёт тут недалеко, в Сиэтле, штат Вашингтон, и он из Иллинойса к ней часто прилетает – вот и сюда они приехали вместе…

Я чувствовал себя в совершенно дурацком положении: меня и тяготил весь этот антураж, и одновременно мучило желание узнать хоть что-то, что помогло бы в моём представлении навести мосточек понимания через пропасть, отделявшую того Саню Зуева от нынешнего – но я даже примерно не мог представить: каким образом сформулировать такой вопрос? В конце концов, от перенапряга я «ляпнул», кажется, самый идиотский из всех возможных вариантов. Оборвав на полуслове их весёленькое американское щебетание, глядя твёрдо в глаза, я выпалил по-нашенски – прямо в лоб единственный вопрос:

– Ну ладно, Зуич, объясни хоть, зачем ты в бойца-часового стрелял?

Выражение его лица резко изменилось. Он тут же попытался натянуть стандартную американскую маску-улыбку, но его губы исказил неестественный зигзаг, в котором угадывалось страдание. А зрачки стали неподвижными, размером с игольное ушко:

– Да ты понимаешь… он не хотел сдаваться!

Я окончательно почувствовал себя не в своей тарелке. Стало обострённо взаимопонятно, что нам больше не о чем говорить.

Мы коротко распрощались. Будучи всё ещё под прессом боязни возможных неприятностей, я поспешил к своему начальству доложить об этой неожиданной встрече…

Дорога назад из Америки также оказалась нелёгкой.

На протяжении всего немалого пути мы постоянно спешили, хотя и не представляли отчётливо, ради чего стоит так торопиться? Летели день, ночь, день, ночь, с минимальным временем на отдых – как нам намекали, чтобы вовремя пересечь уже южную границу нашей страны для участия (по не очень точным слухам) в международном авиасалоне в Объединённых Арабских Эмиратах.

Наткнувшись на гигантскую область непогоды над запланированными под перегон аэродромами Новый Уренгой и Надым, мы из Тикси, где был мороз под минус тридцать и дул ветер со скоростью больше десяти метров в секунду, «рванули» по Заполярью ещё более северным путём: Хатанга, Амдерма…

Опять были посадки и взлёты при труднопредставимом ухудшении метеоусловий, многочасовые перелёты строем: и днём, и в глубокие ночные часы. На каждом аэродроме промежуточной посадки мы чувствовали сдержанно-молчаливое восхищение лётной братии: на крайнем Севере служат только опытные лётчики, далеко не новички в деле летания, но и по их профессиональным меркам такие перелёты, длительные пробивания бесконечной облачности в сомкнутом строю, взлёты и посадки ниже всех привычных минимумов погоды – днём в слепящую пургу и тёмной ночью – были далеко не ординарны.

А по прибытии на свой базовый аэродром, уже ночью, в пятницу, мы услышали команду:

– Завтра утром отлёт в Ашхабад. В понедельник, в десять ноль-ноль – пересечение границы, перелёт в Дубаи.

– Значит, есть один резервный день. Ну хоть его-то можно дома провести?

Один день отдыха нам дали…

В воскресенье, 27 октября 1991 года, мы вылетели на Ашхабад, куда прибыли из-за небольшой технической задержки в ночное время. И уже на следующий день, перелетев на южный берег Персидского залива, мы, не «отойдя» ещё от заполярной стужи, изнывали теперь от влажного воздуха, нагретого щедрым арабским солнцем далеко за тридцать градусов жары.

Международный салон аэрокосмической и оборонной промышленности «Дубай-91» разительно отличался от пройденных нами североамериканских авиашоу. С первых же увиденных тренировочных полётов нового французского многоцелевого истребителя «Мираж-2000-5» и итало-аргентинского штурмовика «AMX» стало ясно, что эти новейшие машины пилотируют умелые руки опытных лётчиков-испытателей. Были развёрнуты обширные экспозиции десятков фирм со всего мира, но это мало походило на просто красочную выставку. Праздных посетителей и зрителей практически не было, в основном только профессионалы: продавцы, покупатели вооружений и соответствующие эксперты.

Было удивительно смотреть на бесконечные стройные ряды красочно оформленных средств уничтожения жизни – от всех калибров боеприпасов и стрелкового оружия, до новейших образцов оптико-электронного прицельного оборудования, радарных и ракетных установок.

Но самое интересное, конечно, творилось на лётном поле. Каждый день – жара за тридцать. Каждый день – полёты!

Мы вместе с лётчиками суховской фирмы поработали неплохо, за нами так и остались никем, кроме МиГ-29 и СУ-27, не выполненные «колокол» и «кобра». Пожалуй, самым серьёзным конкурентом была последняя модификация американского истребителя F-16C. Пилотировали его наши давние хорошие знакомые, лётчики-испытатели американской фирмы «Дженерал Дайнемикс» Стив Бартер и Блэнд Смит. С этими парнями мы часто встречались в разных уголках мира – и до того авиасалона, и впоследствии – и, несмотря на всегда присутствовавший дух соревновательности, везде искренне радовались встрече и хранили тёплые дружеские отношения. Дух лётного профессионализма не признаёт границ!

А по окончании официальной части выставки мы, по особому приглашению высшего военного командования Объединённых Арабских Эмиратов, перелетели на одну из авиабаз их военно-воздушных сил. Там были уже совсем не показные полёты: мы летали совместно с арабскими лётчиками – они на наших машинах, мы на их – на определение лётно-технических и маневренных характеристик самолётов, отработку элементов боевого маневрирования. Для всех участников это был грандиозный опыт. Мне посчастливилось расширить свой профессиональный кругозор, полетав на пилотаж и отработав все боевые режимы на «Мираже-2000».

Страна же произвела очень противоречивое впечатление. С одной стороны, сильными исламскими религиозными традициями. С другой стороны, своим невероятным богатством и потрясающе высоким уровнем жизни своих граждан, ярко выраженными, постоянно возрастающими темпами современного строительства и общего прогресса во многих отраслях – от развития крупных городов и до вооружения армии. Хотя явная нехватка своих высококвалифицированных специалистов практически во всех областях компенсируется лишь большим числом работающих по контрактам – как правило, весьма высокооплачиваемым – европейцев и американцев.

После окончания работы в Эмиратах нам вдруг поставили задачу: залететь всей смешанной группой самолётов «СУ» и «МиГ» ещё и в Иран, чтобы принять участие в каком-то их военно-авиационном празднике.

Опять перелетаем залив, называемый в странах на юге от него «Арабским», а на севере – «Персидским». Внизу – бесконечные малонаселённые пространства горных цепей, отрогов, выжженных солнцем долин. Изредка попадаются дороги и почти лишённые растительности небольшие населённые пункты. И даже считанные крупные города: Шираз, Исфахан – настолько малоконтрастны на общем фоне, что при взгляде с высоты кажутся вросшими в иссушенную землю, словно только что раскопанными археологами.

После посадки в Тегеране первое, что бросилось в глаза – общее впечатление разрухи. Огромный аэродром окружён гигантскими недостроенными сооружениями, и сразу заметно: эти стройки, по большей части, заброшены. Везде – в том числе, как мы убедились впоследствии, по всему городу, то тут, то там – давно уже вырытые, но почему-то не закопанные канавы, кучи строительного мусора. Вроде как даже «повеяло» чем-то родным.

Но после первых контактов со встретившими нас людьми «родные» впечатления испарились, как дым. Все лица окружающих мужчин – одинаково заросшие щетиной, их мимические выражения – либо неприступно угрюмые, либо отталкивающе притворно улыбающиеся.

Дав немного чего-то поесть, на ломаном русском языке нам предложили пройти в поданные автобусы и куда-то проехать. Любые вопросы и возражения не принимались, оставаясь безответными. Словно скот, нас загнали в какой-то ангар и без всяких объяснений держали там под оцеплением: час, два, три… Наружу выходить нельзя. Попытки выяснить, что происходит – совершенно бесполезны: только что говорившие с тобой на ломаном русском или английском языке люди, вдруг начисто перестают нас понимать.

Понимают только вопрос: можно ли в туалет? До двери соответствующего помещения провожает небритый здоровяк и, оставаясь снаружи, ждёт, когда ты выйдешь, чтобы снова проводить в тот же ангар. Так, без каких-либо объяснений, мы промучились до глубокой ночи. В конце концов, уже ночью, пропетляв на автобусах по тесным пустынным закоулкам ещё часа два, нас привезли в какой-то отель. (В последующие дни выяснилось, что до той гостиницы от аэродрома – всего с полчаса езды напрямик по шоссе.)

Так состоялось наше первое знакомство с уникальной, в своём роде, не имевшей на тот момент в мире аналогов, общественно-экономической формацией под общим названием «Исламская республика». Огромное количество непонятных нам правил и условностей, везде громадная сеть «секьюрити» – различных спецслужб, с подозрением следящих за всем вокруг и друг за другом. Не берусь судить об исторических факторах, предопределивших причины возникновения таких социальных механизмов и будущих исторических последствиях. Это сделают специалисты: историки, социологи и главный из них – Время. Стоит, пожалуй, лишь упомянуть, что по официальным данным Организации Объединённых Наций, Иран по состоянию на тот момент являлся уникальной страной по степени игнорирования каких бы то ни было международных соглашений о соблюдении прав человека.

На следующее утро в шесть часов нас, с трудом продирающих глаза, как в тюрьме, выгнали в холл гостиницы. Тех, кто отказывался вставать, поднимали насильно, открывая двери в номера запасными ключами. И опять до вечера – тот же ангар, оцепление вокруг, запрет выходить наружу, тщетные попытки выяснить: что же происходит? Уж не заложники ли мы в связи с двухдневной давности заявлением аятоллы Хоменеи о необходимости вынесения смертного приговора участникам недавно закончившейся Мадридской конференции по Ближнему Востоку – Президентам СССР и США Горбачёву и Бушу в связи с тем, что они пошли на компромиссы с Израилем?

… Но всё оказалось проще. Несмотря на изначально исходившее от иранской стороны приглашение, в этой путанице официальных органов нам своевременно не оформили их въездные визы. И пока власти решали, что дальше делать, с нами обращались именно так, как по местным меркам это считалось общепринятым.

Конечно, ни о каких демонстрационных полётах в той ситуации уже не могло быть и речи…

И с какой же радостью, перелетев через несколько дней в Ашхабад, мы почувствовали очищающее дыхание родного ветра! Хотя это ещё и не Россия, но всё же не покидает тёплое чувство: мы дома! Наружу рвутся слова популярной песни Юрия Шевчука:

 
Эх, Родина! Еду я на Родину!
Пусть кричат: «Уродина» —
А она нам нравится,
Спящая красавица…
 

Потом, вспоминая пережитое, мы смеялись-шутили: перед возвращением русских из загранкомандировки, проведённой в любой богатой цивилизованной стране, им нужно обязательно дать «отстояться» в подобной обстановочке… И насколько же искренней будет тогда радость возвращающихся!

Вот таким путём я пришёл к пониманию, что тривиальное понятие «Родина» начисто перестало быть для меня абстрактно измышлённым, а стало конкретным, постоянно осязаемым чувством.

Я увидел множество неоспоримых доказательств постулата о том, что наиболее плодотворно в любой области человек может раскрыть свои способности, только живя на исторической земле своих предков, где всё – от витающей мудрости духа предшествующих поколений, до специфических микроэлементов, содержащихся в воде, почве и всей окружающей природе – вливает в тебя жизненные силы, увеличивает твой духовный потенциал!…

(С той лишь оговоркой, что такое твоё существование кто-то искусственно не сделает почему-либо невыносимым…)

август – ноябрь 1991 г.

СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА

Юрий ГАРНАЕВ:

6 марта 1966 г. Воскресенье. Сегодня начало нашего путешествия. Правда, единственное, что удалось сделать, – это перелететь в Шереметьево. Погода не соответствует условиям перелёта по маршруту.

7 марта. Ровно в назначенное время (10.00) вылетели из Шереметьева и взяли курс на Витебск. Погода неважная. Идёт снег, видимость в снежных зарядах меньше одного километра. Но материальная часть работает нормально. Идём парой. Мы впереди на МИ-6, Земсков сзади на МИ-10. Ветер встречный, и поэтому в Витебск пришли только через три часа. Из гостиницы позвонил в Боровуху, и приехал Виктор Квятковский. Не виделись с ним двадцать лет. Расстались в 12 часов ночи. Позвонил Шуре в Москву.

8 марта. Сегодня – день 8 Марта. Но наши женщины в Москве, поздравлять некого. Погода отвратительная. Вылета на Вильнюс не дают. Целый день проболтались без дела. Позвонил домой. Надеемся утром улететь, хотя шансов мало. Очень плохая погода.

9 марта. Погода по-прежнему плохая, но надеемся улететь. В 11.00 всё-таки пробили разрешение и вылетели в Вильнюс. Через два часа пришли. Погода в Варшаве хорошая, поэтому, быстро оформив таможенные и пограничные документы, вылетели в Варшаву. Дошли хорошо. Поместили нас ночевать за городом в шикарном особняке – бывшем имении пана Потоцкого.

10 марта. Пожалуй, самый тяжёлый день. Утром в 9.00 вылетели из Варшавы. В районе Познани облачность до земли. Пришлось лететь в облаках почти до Берлина, растянувшись по времени. Около Берлина вышли из облачности и парой пришли в Шенефельд. Через три часа вылетели в Копенгаген. Идёт сильный дождь. Видимость плохая. Над морем шли на высоте 10–15 метров в сплошном дожде. На аэродром Каструп (Копенгаген) пришли в дожде. Как хорошо после этих мытарств отдыхать в уютном отеле!

11 марта. Утро встретило чудесной погодой. Но ветер сильный. Вылетели в Билгунд, пересекли Данию и, пополнив горючим баки, пошли через Северное море в Голландию. Погода хорошая. Благополучно пересекли Северное море, и вот берега Голландии – сказочной страны. Получили команду лететь в Роттердам. Проходим Амстердам, и через 30 минут приземлились на аэродроме Роттердам, где нас встречают голландцы и Андреев Владимир Павлович (Авиаэкспорт). Внимание к нам огромное. Пообедав, поехали в отель «Атлант», где будем жить.

12 марта. Наутро должна была начаться демонстрация. Голландцы привезли груз весом 27 тонн. Конечно, поднять мы его не можем. Тогда привезли груз весом в одну тонну. Мы его не стали поднимать, слишком маленький. Дует сильный ветер. Ограничились полётом над городом в течение 20 минут. Фотокорреспонденты берут интервью, делают снимки.

13 марта. Воскресный день. Работы нет. Поехали на экскурсию в Амстердам. Город чудесный, чистенький, весь изрезан каналами – «северная Венеция». Посетили музей Рембрандта, много сделали снимков и поехали назад. По пути заехали в Гаагу. Узнали, что 10 марта в Амстердаме была свадьба Голландской принцессы Беатрисы (дочери королевы Юлианы) с немецким бароном из профашистов. К вечеру вернулись в Роттердам.

14 марта. Тяжёлый, но весёлый день. С утра улетели в Амстердам. Целый день летали с какими-то коммерсантами. Приехал американский бульдозер «Каттерпиллер» весом 12 тонн. Его погрузили на платформу МИ-10. Все с интересом наблюдали, что будет. Борис Земсков его поднял свободно.

Принесли газеты. В них ехидные статьи насчёт наших субботних неудач. Но успехи сегодняшних полётов затмили эту клевету. Голландцы в восторге. Летали и голландки. Все, кто только помещался в вертолёте. Усталые, но довольные, вечером вернулись в Роттердам. С нами приехал лётчик-голландец, которого мы захватили вместе с его автомобилем «Ситроен», представители фирмы: в Роттердаме мистер Грин и в Амстердаме мистер Симонс (шеф-пилот).

15 марта. С утра начали снова катать бизнесменов. Затем подняли груз на внешней подвеске – получилось очень эффектно. Земсков на МИ-10 снова возил бульдозер «Каттерпиллер». Потом снова до вечера летали мы. Полёты закончены. Все очень довольны. Вечером у нас в отеле «Атлант» были в гостях Симонс и Грин. Выпили за общее дело. «Шестёрку», кажется, продали, собираются покупать и МИ-10. Дела в Голландии сделаны. Завтра отдых, затем начнём готовить машину в Париж, а Земсков полетит в Москву.

16 марта. Сегодня день отдыха. Походили по Роттердаму, посмотрели его достопримечательности. Город во многих местах раскопан – делают метро. Способ строительства – открытые карьеры. Походили по магазинам, ограничились сувенирами. Вечером по приглашению фирмы смотрели ночной Амстердам.

17 марта. С утра осмотрели материальную часть, подготовились к перелёту в Париж. Визы во Францию ещё не готовы, поэтому мы бездельничаем. Купил кое-что по мелочи, написал домой. Завтра экипаж МИ-10 должен улетать в Москву. Поэтому нужно послать о себе весточку. Погода неважная. Дует холодный ветер, но в отеле тепло. Случайно увидел свадебный поезд, подъезжающий к кафедральному собору.

18 марта. Сегодня хотели проводить Земскова, но погода очень плохая, идёт дождь, низкая облачность. Рисковать нельзя, поэтому вылет отложили до завтра. В Роттердаме делать больше нечего. Работа закончена, город осмотрен. Будем ждать завтрашнего дня для отлёта в Париж.

19 марта. С утра погода сносная. И Земскову и нам дают «добро». Мы ждём паспорта, чтобы лететь в Париж. В 9.30 по местному времени МИ-10 поднялся в воздух и взял курс на Копенгаген. Счастливого пути, друзья! Скоро вы будете дома… А мы через час взлетаем и берём курс на Париж. Быстро пересекли Бельгию, и на исходе второго часа мы уже в Париже. Снова Ле-Бурже. Мы улетали отсюда в июне прошлого года. Снова мы в Париже.

20 марта. Воскресенье. Нас хорошо встретили, за исключением представителя Аэрофлота. Он отказался нам помочь. Зачем таких посылают за границу? Сегодня воскресенье, день чудесный. Солнечная погода. Из окна моей комнаты в отеле видно Эйфелеву башню. Целый день мы бродим по Парижу. Знакомые места: Лувр, Елисейские поля, Нотр-Дам. Усталые, но довольные вернулись к вечеру в отель. Пора отдыхать. Завтра встреча с представителями фирмы.

21 марта. Нас познакомили с представителями фирмы; господин Гобер хорошо изъясняется на русском, французском, немецком и английском языках, крупный капиталист. Господин Петель – француз. Узнаём, что после подготовки вертолёта полетим в Ниццу, на юг Франции, – центр курорта. Будем работать в Ницце и Марселе. Работа трудная. Все дни до отлёта на юг будем готовиться к проведению испытаний. Вечером господин Гобер провёз нас по Парижу, затем поужинали в ресторане «Каменка» (русский ресторан). Хорошая русская кухня. Ресторан принадлежит жене Гобера.

22 марта. Ведём подготовку. Узнаём, что, несмотря на благожелательное отношение к нам правительства Франции во главе с де Голлем, многие влиятельные лица против нашего прилёта. Идёт борьба. Но побеждают пока наши сторонники, так как всё-таки нам разрешили перелёт на юг. Целый день прошёл в подготовке машины. Примеряли бак, подгоняли кронштейны, приспосабливали машину к предстоящей работе.

23 марта. Сегодня из Москвы прилетел Володя Богданов. Он возглавит нашу группу. Толковый парень. Шли переговоры с Гобером и Петелем. Вроде всё согласовали. Теперь дело только в подготовке. Сегодня остался небритым. Рабочие электростанции бастуют, и Париж остался без электричества. За хлебом сразу образовались очереди – берут про запас. Правда, забастовка продлится всего одни сутки, но и они ощутительны для Парижа. Завтра у лётного состава свободный день. Думаю побродить по Парижу, хотя страшно болят ноги.

24 марта. Весь день прошёл в совещаниях. Утрясали вопросы работы в Марселе и Ницце. Надо сказать, что задача поставлена очень сложная. Честь советского вертолёта и наша – советских лётчиков – будет решаться, как говорят, на поле сражения. Мы бы, конечно, не подвели. Главное – хватило бы силы у нашего гиганта решить такие непосильные задачи. Думаю, что и его могучие плечи не подведут. Ну, это только лирика – работа впереди.

25 марта. С утра вдруг выпал снег и похолодало. Дороги в Париже стали скользкими. Снег быстро растаял, но мы увидели много разбитых автомашин. Парижане ездят очень быстро и тесно. Не мудрено, что скользкая дорога увеличила количество разбитых машин. Приехал лётчик из Швейцарии. Нас уже ждут там. Но раньше 20 апреля мы, очевидно, не сумеем вырваться из Франции. Впереди работа в Ницце и Марселе.

26 марта. Используя несколько свободных дней, продолжаем знакомиться с Парижем. Чем больше ходишь по городу, тем больше он нравится. Много старинных монументов. Хочется всё запечатлеть на плёнку. Посетили могилу Наполеона, расположенную в Доме инвалидов, и Лувр, прошли по улице Риволи, а затем к собору Парижской богоматери («Нотр-Дам»).

27 марта. Сегодня воскресный день. Поехали в Версаль. Прекрасный дворец из 2 тысяч комнат. Колоссальный ансамбль, вмещающий много произведений искусства. Экскурсией мы остались очень довольны.

28 марта. Компания, которая сотрудничает с нами в Париже, организовала сегодня нам посещение мюзик-холла «Фоли-Бержер». Представление очень яркое, богатые костюмы и декорации, разнообразная программа. Все остались довольны.

29 марта. Сегодня подготовка машины к демонстрационным полётам, которые должны состояться завтра в Париже на аэродроме в Ле-Бурже. Будет приглашено много знатных гостей, вплоть до министров Франции. После полётов посольство наше должно устроить приём. Итак, до завтра. Завтра первые испытания во Франции.

30 марта. Весь день были полёты. Возили пассажиров, грузы на внешней подвеске, автомашины. Полёты прошли блестяще. Все были поражены. Особенно, когда после посадки из вертолёта выехала огромная машина и трактор. Когда мы заходили на посадку с грузом на внешней подвеске, на автомагистрали остановилось всё движение – все смотрели на нас. После полётов был приём, а вечером я выступил в торгпредстве перед советской колонией во Франции.

31 марта. Полёты в Париже окончены. Готовим вертолёт, чтобы лететь на юг Франции в Ниццу через Лион и Марсель. С нами на борту полетят Кореньюн, лётчик французской фирмы «Сьюд-Авиасьон» и ряд французских специалистов. Вышли газеты с материалами о нашем полёте в Ле-Бурже. Пока всё идёт хорошо. После обеда, пользуясь свободным временем, посетили Музей восковых фигур, единственный в своём роде в Париже.

1 апреля. Начало второго весеннего месяца. В 11 часов по московскому времени вылетели из Парижа и взяли курс на юг. На борту у нас 20 человек, из них четыре француза, и легковой автомобиль Петеля. Погода чудесная. Пролетели Лион, город текстильщиков, и через три часа приземлились в Марселе. После Марселя взяли курс на Ниццу. Вот и Ницца – жемчужина Франции, расположенная на берегу Средиземного моря. Вечером был приём у мэра Ниццы.

2 апреля. Сегодня почти весь день ездили по горам и смотрели места установки мачт для электропередачи. Места в горах красивые, но страшные. Скалы, крутые обрывы, пропасти, ущелья. Работать будет очень трудно. Поселили нас рядом с Ниццей – в городе Канны. Отель фешенебельный. Называется «Мартинес». Расположен на набережной Средиземного моря. Красота невероятная. Кругом пальмы, тепло. Ходим в костюмах. Но купаться рано – вода в море ещё холодная.

3 апреля. Воскресный день, но мы с утра летали. Возили мэра города и многих других французов. Все остались очень довольны полётами. После был коктейль, а затем нас пригласило к себе Франко-Советское общество. Были в гостях у кинооператора Миркина Льва Семёновича, который участвовал в съёмках кинофильма «Нормандия-Неман». День провели очень хорошо. Вечером гуляли по городу Канны, где живём в отеле «Мартинес».

4 апреля. Сегодня день рождения моей жены. Корреспондент «Огонька» Генрих Гурков связался по телефону с Москвой и передал Шуре мои поздравления. В 11 часов прилетел вертолёт «Алуэт-2», и мы на нём полетели в Марсель по приглашению авиакомпании «Сьюд-Авиасьон». Неописуемые красоты увидели мы сверху! Посетив завод «Сьюд-Авиасьон», вечером возвратились домой. По дороге я пилотировал «Алуэт», у меня прибавился ещё один тип освоенной машины. Вертолёт мне очень понравился.

5 апреля. С утра готовили вертолёт к испытанию по программе пожарников. На вертолёте «Алуэт-3» прилетели французские лётчики из Марселя. Колошенко летал на вертолёте МИ-6 с лётчиком-испытателем фирмы «Сьюд-Авиасьон» Булле, а я летал на вертолёте «Алуэт-3» с лётчиком фирмы Кореньюном. Вертолёт «Алуэт-3» мне очень понравился. Это был мой 120-й тип воздушного аппарата. Вечером возвратились в город Канны, в свой отель, который расположен на берегу Средиземного моря.

6 апреля. Ровно в 8.30 взлетели с аэропорта Ниццы и взяли курс на Сант-Рафаэль. Летели вдоль берега мимо бесчисленных пляжей и отелей, расположившихся среди зелёных пальм. После прилёта в Рафаэль целый день работали по программе пожарников – выливали воду, спускали десантников. Все эксперименты прошли хорошо. Французы остались довольны. Завтра продолжим испытания. Должны тушить пожар с вертолёта.

7 апреля. Сегодня ровно месяц, как мы вылетели из Шереметьева. Утром, приехав в Рафаэль, я полетел на «Алуэт-2» выбирать площадку для высадки десантов в горах. Площадка была найдена. В 11.30 был приём у мэра города Рафаэля. Затем мы возили десантников и баки с водой в горы. Французам очень понравилась наша работа. Такого эффективного обеспечения они не видели никогда. Вечером были в гостях в Обществе франко-советской дружбы.

8 апреля. С утра снова работали с десантниками. Высаживали сразу по 60 пожарных. После лёгкого обеда начали собираться снова в Ниццу. В 17.40 вылетели в Ниццу. Снова прошли по всему побережью. Приземлились в аэропорту и поехали в Канны, к себе в отель «Мартинес». Завтра работать не будем, так как у французов наступает пасха. Три дня будем праздновать.

9 апреля. Сегодня были приглашены в гости к президенту Общества франко-советской дружбы. Весь день шёл дождь, но мы благополучно добрались до Жана (так зовут президента). У него собралось много французов-коммунистов. Многие из них были в Советском Союзе. Один, в качестве корреспондента «Юманите», прожил в Москве год. Встреча прошла в тёплой, дружественной обстановке.

10 апреля. Сегодня второй день пасхи. Погода чудесная. И хотя вода в Средиземном море ещё холодная, на пляже много отдыхающих.

Канны – центральный курорт юга Франции. После обеда поехали в Монако – отдельное маленькое княжество-государство на юге Франции. Посетили город Монте-Карло с известным казино, где проигрывают миллионы франков. Посмотрели, как играют в рулетку, и возвратились в Канны.

11 апреля. Весь день была хорошая погода. Мы немного побродили по городу, побыли на пляже. Купаться не стали, так как вода пока ещё холодная, да к тому же и грязная. Что-то начал скучать по дому. Тем более мучает неизвестность. Как-то они там без меня? Вечером смотрели кино, американский кинобоевик, цветное. Очень красивые съёмки, особенно в воде, но бестолковый сюжет. Завтра начинаем снова работу.

12 апреля. Полётов сегодня не было. С утра съездили посмотрели пилоны. Завтра будем пытаться их поднять. Надо сказать, работа не из лёгких. От Гены Гуркова узнал, что Герман Макаров звонил мне домой и оттуда передали, что дома всё в порядке. Вторую половину дня ходил по набережной Средиземного моря и смотрел, как отдыхает буржуазия. Завтра предстоит тяжёлый день. Будем летать.

13 апреля. День оказался очень тяжёлым (недаром сегодня 13-е число). Утром в долине реки Вар, взлетев с аэродрома Ниццы, мы поднимали 20-метровый пилон. Он оказался очень тяжёлым, и сделать это было очень трудно. Мы его подняли на высоту 50 метров и перенесли на другое место вертикально. Как потом оказалось, он весил не пять тонн, как было заявлено первоначально, а восемь. Об этом сообщили вечерние французские газеты. Завтра будем повторять эксперимент.

14 апреля. Сегодня снова экспериментировали с пилоном. Требование – установить его в точно назначенный квадрат – выполнить не удалось. Французские рабочие не в состоянии сдвинуть такую махину руками, а специального приспособления нет. Потребовали сделать временное приспособление – конус. Утром назначен генеральный смотр нашей работы. Компания «Сьюд-Электрон» устроила обед в честь нашей группы.

15 апреля. С шести часов утра мы были уже на аэродроме. Взлетели и пошли в горы, в долину реки Вар. Зацепили пилон и подняли его на высоту 400 метров. Зрелище потрясающее. Затем снизились, но поставить пилон на конус не удалось. В 11 часов повторили попытку в присутствии сотен капиталистов, приехавших из Парижа, Рима и других городов. Нечеловеческими усилиями экипажа удалось поставить пилон точно на место. Мы победили. Завтра последнее испытание во Франции – тушение пожара в горах….

16 апреля. Целый день была работа с пожарниками. Рано утром перелетели в горы вблизи Сан-Рафаэля и начали подготовку. К двум часам дня приехали зрители – крупное начальство. Пожарные зажгли лес, и мы начали отработку десанта. Зависли над пожаром и стали по канатам спускать людей. Спускались медленно – очень было страшно лезть в огонь в пропасть. Целый день проработали в горах. Итог не совсем хороший. Высадка десанта идёт медленно. Вечером улетели обратно в Ниццу.

17 апреля. Работа во Франции окончена. Итог будет известен в дальнейшем. А мы пока полетим в Швейцарию. Весь день готовили машину. Затем я написал письма домой. Богданов и Андрианов улетают 23 апреля в Москву и захватят письма. Собрал маленькую посылочку – подарок своей семье к Первому мая. Вечером попрощались с семьёй Гобера и Петеля и отправились отдыхать. Прощай, Средиземное море!

18 апреля. Рано утром взлетели и взяли курс на Берн. На борту у нас шеф-пилот фирмы Вальтер Демаюн и ещё два представителя. Погода чудесная. Идём на высоте 1500–2000 м, кончилось море, и начались горы. Через два часа полёта показалось Женевское озеро и на берегу – Женева. Через 30 минут после Женевы приземляемся в Берне. Нас встретил представитель Авиаэкспорта Ю.Петров. Он вручил мне записку от Олега Константинова с сообщением о семье. Какая радость! Дома всё в порядке.

19 апреля. Аэропорт Берна находится в долине, зажатой между гор. На нём базируется лётная школа. Целый день ребята летают на планерах и самолётах спортивного типа. Невольно вспоминается 1933 год, аэроклуб, где я когда-то учился… Наш прилёт всколыхнул весь Берн. Небольшой городишко – о нём швейцарцы в шутку говорят, что он в два раза меньше чикагского кладбища, но вчетверо скучнее. С утра уехали в горы, где мы должны работать. На воздушно-канатной дороге поднялись на 2600 м. Внизу было лето, а наверху бушевала метель. Зрелище грандиозное, но с непривычки страшное.

20 апреля. Весь день демонстрировали на аэродроме возможности вертолёта. Народу понаехало ужасно много. Военные привезли пушки, снаряды; коммерсанты – трактор, большие цистерны, катушки кабеля. Всё это мы поднимали на внешней подвеске. Эффект поразительный. Но это не главное. От нас требуют провести подъём кабины подвесной канатной дороги на высоту 2670 метров и там установить. Работа для нас совершенно новая и непонятная. Но попробуем с ней справиться. Вечером съездили в город для ознакомления. Городишко маленький и, надо сказать, действительно скучный.

21 апреля. Живём в гостинице на втором этаже. Рядом стоит наш вертолёт. Из окна номера видно всё лётное поле, а дальше бесконечные горы: сначала зелёные, а выше – белые, покрытые снегом. Сегодня погода паршивая. Идёт дождь. В 11.00 проводили Генриха Гуркова. Он улетел в Париж, а оттуда в Москву. Послал с ним домой письма. Завтра, если будет погода, вылетим в горы. Познакомился с молодыми лётчиками – швейцарцами. Чудесные ребята, но мы друг друга еле понимаем по-английски.

22 апреля. Сегодня необыкновенный день! С утра прояснилась погода, и мы вылетели в горы. Опустились в ущелье глубиной больше километра. Оно узкое, и лопасти нашего вертолёта еле прошли между скал. Со дна ущелья мы должны взять кабину, на внешней подвеске поднять её на вершину горы высотой 2670 метров и там опустить на маленькую площадку (5 х 5 метров). На эту же гору идёт фуникулёр, а кабина нужна для дороги, которая пойдёт выше. Когда мы подлетели с кабиной к вершине горы, там было много народа. Все обалдели. Мы благополучно закончили работу. Ура! Первая победа в Швейцарии!!!

23 апреля. Рано утром взлетели с аэродрома Берна и взяли курс на северо-восток Швейцарии. Через полчаса под нами проплыл город Цюрих. Мы летели над высокими холмами, а справа тянулась высокая гряда заснеженных Альп, где вчера мы штурмом взяли одну из высот, за что получили особые знаки. Через 40 минут полёта мы приземлились в глубокой впадине вблизи местечка Швеллбрунн. Красота неимоверная. Деревенская Швейцария. Целый день таскали бетонные столбы электропередачи и устанавливали их в горах. К вечеру нас отвезли в отель. Из окна моего номера чудесный вид на горы Швейцарии. Местечко Швеллбрунн очень красивое, расположено в горах на высоте 1000 метров над уровнем моря.

24 апреля. Сегодня воскресный день. Работать нам полиция не разрешила, так как в Швеллбрунне проводятся выборы мэра и старшего полицейского. Десять тысяч жителей (исключая женщин, которые здесь не голосуют) будут открытым голосованием на площади выбирать свои власти.

После завтрака поехали в горы, чтобы осмотреть места, где завтра нужно устанавливать пилоны. Работа очень опасная, всё время на вершинах гор или в ущельях. Это места, где швейцарцам трудно сделать установку пилонов без нашего вертолёта. Нагрузка большая, так как пилоны очень тяжёлые, а управление вертолётом слишком трудное – нет стабилизации на висении и тяжелы загрузочные пружины.

25 апреля. Город Нарезау, местечко Швеллбрунн. С утра идёт дождь, но мы всё равно поднялись в 6 часов и в 7 уже вылетели для разведки погоды. Горы затянуты почти сплошной облачностью, но кое-где в долинах пролететь можно. Начали снова возить пилоны и устанавливать их. В 10 часов утра в Швеллбрунн съехались все капиталисты-электрики Швейцарии посмотреть нашу работу. Работа чистая, но достаётся она нам нечеловеческим напряжением. К вечеру мы привезли и установили 19 пилонов. Эта работа без вертолёта потребовала бы не меньше месяца времени. К вечеру погода совсем испортилась, и полёты мы прекратили.

26 апреля. Всё вокруг затянуто сплошным туманом. Собственно говоря, это не туман, а облака, ведь мы находимся на высоте 1000 метров. Приехали к вертолёту. Он стоит на шпалах в мокрой от дождя лощине и ждёт, что же из него будут выжимать дальше. А выжимать надо. Последние пилоны весят 8,5 тонны. Начинаем их поднимать. Машина напряжена до предела, нервы напряжены до предела. Всё же работу заканчиваем всю. Уже видим, как на поставленные нами пилоны монтируют изоляторы. Линия электропередачи скоро будет готова. К вечеру мы вернулись в Берн.

27 апреля. Тяжёлый начался сегодня день. Нужно ставить огромный купол на высокую башню. Колошенко очень устал. Я понимаю его. Нервы измотаны предыдущей работой. Пытаюсь его успокоить. Конечно, выполнять все эти работы на вертолёте с таким тяжёлым управлением и без автостабилизации – это инквизиция. В 10.00 взлетели, слетали за куполом и поставили его на башню. Работа в Швейцарии закончена полностью. Завтра утром улетаем в Вену.

28 апреля. Погода утром нас не обрадовала. Было пасмурно, в горах шёл дождь, но надо было лететь. Вена ждала. Тепло попрощавшись с жителями Берна, мы в 10.00 взлетели и взяли курс на Вену.

Сначала шли долинами и ущельями, потом погода настолько испортилась, что пришлось набирать высоту 4000 метров, чтобы не зацепить за горы, которые достигали высоты 3200 метров. Шли в облаках. Вертолёт стал обледеневать. Пройдя по расчёту горы, начали снижаться и, наконец, вырвались из плена обледенения и облачности и вышли в солнечную долину Дуная. Через час приземлились в Вене. Здравствуй, Вена!

29 апреля. В аэропорту Вены сегодня собралось много народа. Мы снова демонстрировали полёт нашего гиганта. Всех поразил подъём восьмитонной автомашины на внешней подвеске. Но для нас это был пустяк после полётов в горах Швейцарии. Вечером, после полётов, был приём в Советском торгпредстве. Встретился с Иоганном Карловичем Добиасом. Интересная личность. Жил в Советском Союзе, дрался в Испании, женат на русской, тёща живёт в Москве.

30 апреля. Сегодня целый день ездили с Добиасом по Австрии на его шикарной машине «Линкольн-континенталь». Побывали у памятника русским воинам, погибшим в 1891 году. Там висят барельефы Суворова и Сталина. Проехали в общей сложности 400 км, из них по берегу Дуная около 120 км. Какая красивая природа в Австрии! Особенно сейчас, весной. Добиас много рассказывал о себе интересного. Как он воевал в Испании вместе с Анатолием Серовым и другими советскими лётчиками. Поздно вечером возвратились в Вену.

1 мая. Сегодня праздник – День международной солидарности. На улицах Вены демонстрации. Колонны тянутся со всех районов к центру. Гремят оркестры, красиво наряженные в национальные костюмы идут демонстранты. После демонстрации мы погуляли в Штеттин-парке, сфотографировались у памятника Штраусу – чудесная скульптура. Вечером были на торжественном ужине в торгпредстве, который прошёл очень оживлённо. Было около восьмидесяти работников советского посольства и торгпредства.

2 мая. Господин Гро – хозяин фирмы, пригласившей вертолёт в Вену. Сегодня Вена уже не празднует, рабочий день, и мы отправляемся по магазинам. Но купить ничего не удаётся. Всё-таки всё очень дорого. Но не в этом дело. В основном побродили по городу. Вена очень красива, «маленький Париж», как её любовно именуют австрийцы. И они правы. Вечером были приглашены устроителями демонстрации вертолёта в Вене на торжественный ужин. Время прошло очень весело. Всё время звучала музыка Штрауса.

3 мая. Последний день пребывания в Вене. Завтра улетаем в Белград. С утра был осмотр вертолёта. Были обнаружены металлические блёстки в фильтрах первого двигателя. Сигнал тревожный. Приняли решение лететь только до Будапешта и уже там решать, лететь ли в Югославию или домой, в Москву. Вертолёт поработал на славу, сделана очень большая работа, и хочется добрую машину довести до дома исправной. Утром покидаем Австрию и летим в Венгрию.

4 мая. С утра выполнили контрольный полёт. Всё вроде хорошо. Фильтры чистые. В 12.30 взлетели и взяли курс на Будапешт. Погода хорошая, и время летит незаметно. Через полчаса пересечём границу Австрии. Мы над территорией Венгрии – восьмого государства за время нашего полёта. Слева видна Чехословакия. До чего же малы эти земли по сравнению с Советским Союзом! Через полтора часа приземлились в Будапеште.

5 мая. Осмотр фильтров не порадовал. Всё-таки блёстки есть. Надо лететь домой. Взлетаем и берём курс на Львов. Через 40 минут полёта слева – пограничный город Чоп. Здравствуй, Родина!

Переваливаем Карпаты и приземляемся во Львове. Мы на родной земле. Закончив таможенный и пограничный ритуал, через четыре часа вылетаем в Киев. Вот и столица Украины. Здесь ночёвка перед последним броском до Москвы.

6 мая. Утром встали рано. Все волнуются. Погода хорошая, но Москва не принимает – сильный ветер. В 10.00 получаем «добро». Ветер попутный, и нас быстро несёт домой. Через три с половиной часа пошли подмосковные леса. Вот и аэродром. Время 14.15. Снижаемся по спирали, видим толпу, там наши родные и друзья. Ровно два месяца назад мы покинули их, и вот мы снова дома.

Плавно приземляемся и заруливаем на стоянку. Нас встречают Михаил Леонтьевич Миль, жёны, дети, друзья. Как хорошо среди своих! Возникает митинг, щёлкают фотоаппараты, объятия, рукопожатия, поцелуи… Меня встретили жена, два сына и дочь. Перелёт вокруг Европы закончен. Пройдено 11 тысяч километров, выполнена очень трудная работа. Советская техника выдержала новое испытание. Люди выполнили задание. Теперь за новые дела!

1966 г.