Текст книги "Волонтер: Нарушая приказы"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Золотарев с ним согласился. За то время, что он провел в Петровской России эстонец невольно пристрастился к такому способу помывки. Андрей уже давно сменил свое мнение с негативного в отношении соседнего когда-то государства на положительное.

Будучи по делам в Европе Золотарев отмечал сколь щепетильны те же англичане в отношении воды. Его поражало, что те для того чтобы помыться затыкали в раковине сливное отверстие. Затем напускали в нее воду и уже потом плескались, стараясь чтобы ни капли драгоценной жидкости не упало на пол. Сначала Андрей предполагал, что это из-за того, что пресной воды и к тому же пригодной для питья на острове недостаточно, но теперь в этом не был уверен. На удивление голландцы поступали точно так же.

Он помог наполнить огромную бочку водой, дождался когда первым вымоется Шипицын, затем хотел пропустить вперед майора, но тот вежливо отказался. Вечером Шредер отправился на улицу, и как понял позже Золотарев, просто купался в ближайшем канале. Андрей на его месте этого делать не стал бы. Уж лучше бочка с водой.

Пока сидел и ждал свою очередь, графу вдруг вспомнился старый роман, читанный им еще в детстве. Назывался он «Девяностые годы» и был связан с золотой лихорадкой в Австралии, из него Андрей и узнал, что существуют акционерные общества. Так вот там героине чтобы вымыться было достаточно небольшого кувшинчика с водой. Так что в сравнении с ней русские офицеры просто шиковали.

Карнелия притащила чистую одежду. Затем взяла корзину с грязным бельем и потащила куда-то на первый этаж. Ее остановил капитан. Он предложил женщине свою помощь. Дама не отказалась, уже на лестнице она сообщила, что почистит одежду путешественников.

Между тем пришел доктор Бургав, и сообщил, что лечение продлится как минимум неделю.

– Паренек сильно простудился. Я тут выписал несколько лекарств, плюс попросил, чтобы Карнелия сделала лечебный отвар и поила им Михайлова два раза в день. Будем надеяться, что следуя моим указаниям мальчишка быстро встанет на ноги.

Простился, надел шляпу и ушел. Денег почему-то доктор не взял. Вполне возможно, по двум причинам: хотел сделать приятное Карнелии и угодить царю Петру (Герман отчего-то не сомневался, что о происшествии в дороге московский государь все же узнает).

Увы, но болезнь затянулась на две недели. Изредка лекарь забегал на постоялый двор, чтобы убедиться в состоянии царевича. Андрей как-то поинтересовался не нужны ли ему деньги, но Бургав отказался, сообщив что живет у родни, а те на удивление (врач просто не ожидал такого) были этому даже рады. Да и было чему радоваться – Герман между делом решил обучить старшего оболтуса своей науке, пообещав, что заберет того в Лейден.

Вскоре Алексею стало намного лучше.

Оставив честную компанию на постоялом дворе Андрей отправился в порт в надеже, что удастся нанять корабль, шкипер которого согласится доставить их в Англию. Увы, но найти смельчака готового отправиться в это время года не нашлось. Когда вернулся застал в комнате царевича доктора. Тот в последний раз обследовал исхудавшего за время болезни паренька. Увидев графа, Бургав улыбнулся.

– Не могли бы вы уделить мне минуточку? – попросил он.

– С удовольствием. Я буду ждать в зале трактира.

– Хорошо. Еще пару минут и я спущусь.

– Не спешите, доктор. Мне еще нужно кое о чем переговорить со своими товарищами.

Доктор кивнул. Проводил взглядом путешественника и продолжил слушать, как бьется сердце царевича.

– Очень хорошо, – проговорил он. – Можете одеваться.

Алексей, пока болел, выучил несколько слов на голландском, так что сразу понял, что хочет от него доктор.

– Весь в Петра, – прошептал эскулап.

Вспомнился тысяча шестьсот девяносто восьмой год. Петр тогда под фамилией Михайлов жил в Антверпене. Слух о его приезде ходил по Голландии. Поэтому каждый уважающий себя голландец считал за честь увидеть московского царя хотя бы издали. Герману Бурглаву удалось, как доктору, встретиться с государем тет-а-тет. Русского государя в то время многое интересовало в том числе и медицина.

– Можно ли вылечить морскую болезнь? – в тот раз поинтересовался Петр.

Но все это было в прошлом. Врач посмотрел еще раз на царевича и прошептал:

– Весь в отца.

Сложил инструмент в сумку и взяв шляпу, которая вечно лежала на соседнем стуле, и спустился в зал.

Эстляндец сидел за столом и наслаждался картошечкой с селедкой.

– Нравится? – поинтересовался доктор.

– Давно не ел. Последний раз это было, – Андрей задумался стараясь припомнить когда это было, – этак лет восемь назад.

– Вы бывали в Голландии во время великого посольства?

– Нет.

– Тогда где вы могли пробовать? – удивился эскулап.

– Позвольте мне умолчать, дорогой доктор.

– Хорошо. Я не палач и пытать вас не буду. К тому же не для этого я хотел с вами поговорить.

Герман подошел к вешалке, повесил на нее плащ, шляпу и только затем сел на соседний стул.

– Итак, граф, – проговорил он. – Я предполагаю, что вы собираетесь отправиться в Англию.

– Откуда? – удивился Андрей.

– Просто я видел вас, граф, в районе порта. При известии о моем пребывании в Амстердаме, я тут всем понадобился. Но дело не в этом. Хотел бы попросить вас, граф, чтобы поездку на остров вы отложили на более позднее время…

– Увы, – перебил его Золотарев, – но похоже у нас это по-любому не получится. Ни один шкипер не хочет в это время года выходить в море.

– Видимо само провидение, – молвил Герман, – желает, чтобы вы задержались в Амстердаме. Царевич поправился, но выход в море, особенно зимой может вызвать рецидив.

Доктор еще много чего советовал. Граф старался прислушиваться к его пожеланиям. Потом вдруг поинтересовался:

– Не хотите ли уважаемый доктор перебраться в Московию?

Бурглав расхохотался.

– Вы не первый кто делает мне такое предложение.

Золотарев удивился, но врач тут же пояснил. Оказалось, что к себе на службу, лет девять назад его звал сам Петр. И если тогда он отказал самому царю, то теперь тем более.

– Давайте я вам какого-нибудь толкового лекаря подыщу и к весне пришлю.

На том и порешили.

Рождество пришлось встречать в Голландии. Это немного расстроило Золотарева. Ведь хотелось дома с женой. Вечерами, когда Шредер гулял по Амстердаму, а Шипицын рассказывал забавные истории, он садился к окну и вспоминал любимую. То, что он ее не скоро увидит в этом не сомневался. Это в будущем все было проще, поехал в аэропорт, сел на самолет и ты уже дома. Привез сувениры, подарки и все рады. Телевизор, президент и салат оливье. Сейчас об этом оставалось только мечтать. Телевизор еще не изобрели, президент если и был (в чем Андрей не был уверен) так и то по другую сторону Атлантического океана, а салат еще не был придуман. Можно было бы попытаться изобразить из подручных продуктов что-нибудь такое, но и тогда это будет не Оливье. Не удивительно если его (салат) тут же окрестят – графский или чего еще Андреевский.

А праздников зимой в Голландии предостаточно. Взять самый первый – Католический день Святого Николая. Больше всего он нравится детям. Вечером пятого декабря горожане анонимно дарят друг другу подарки. Когда утром шестого числа Андрей обнаружил такой у своей подушки, то сильно удивился. Внутри он обнаружил стихотворение на маленьком листке бумаги, написано явно женщиной. Поразила же его подпись Синтерклаас. Когда вечером он спросил у Карнелии, кто это такой? То был просто шокирован. Сам бы смог догадаться.

Уже потом в разговоре с хозяином трактира он узнал, Святому Николаю или на голландском – Синтерклаас был посвящен Амстердам. Карнелия же поведала легенду о том что святой с моря приезжает в крошечную рыбацкую деревушку Монникэндам, что расположена недалеко от столицы. И туда устремляются все в том числе мэр столицы. Обычно Святого Николая и его Черного Пита приветствуют салютом и звоном колоколов на ратуше.

– Интересно, – однажды проговорил в слух Андрей, – а когда день рождение у Деда Мороза?

Затем перед самым рождеством, в самый короткий день в году – двадцать первого декабря, празднуют день святого Томаса. Лишь только после этого праздника наступают в Голландии рождественские каникулы, после которых на покрытых льдом каналах «шагу ступить негде». Большинство горожан в это время с детьми катаются на примитивных коньках. Золотарев захотел было вспомнить молодость, но когда прикрепил к своим сапогам лезвия понял, что для адаптации понадобится слишком много времени. Ноги помнили те современные ботинки, что появились в двадцать первом веке и ни в какую не хотели слушаться. Он падал, вставал, делал несколько шагов и вновь валился на лед. Зато царевич и его товарищ быстро освоились. После этого эстонцу стало стыдно и Андрей дал слово овладеть этими примитивными коньками. Научился как раз когда лед на каналах стал таять. Всегда так бывает.

Кроме того ночь с двадцать первого на двадцать второе была самой длинной в году. Голландцы почему-то называли ее – «ночи двух хлебов». Утром следующего дня граф поинтересовался отчего такое название? Карнелия рассмеялась, потом позвала его с собой на кухню, где на столе лежал черный рождественский хлеб выпеченный в форме звезды.

Затем наступило Рождество. Празднество довольно забавное особенно в Голландии. Убедиться пришлось лично, когда трактирщик сказал, что будет в эту ночь поить их вином. Даже графин принес, вот правда наполнен тот был обычной водой. Шредер даже за шпагу схватился с криком – «Ты что, трактирщик, издеваешься? Где твое французское вино, которое ты нам обещал!» Хорошо Золотарев удержал. Вспомнил, как будучи в Гааге как раз под Миллениум его вот так же поили водой. Просто голландцы верили, что в эту волшебную ночь вода превращается в вино, а животные начинают говорить по-человечески. Царевича с денщиком утащил на чердак дома самый младший отпрыск семейства, пообещав, что те воочию увидят «Дикую охоту» нечистой силы под предводительством Водана(38). До слуха офицеров донесся звук рождественского рога.

– Это горожане отпугивают участников адской охоты, – пояснила Карнелия, принеся уже полюбившуюся селедку с картошкой.

На следующий день город просто разделился на две части. Первая – католики в храмах освящали сено и овес, протестанты выходили на улицы и пели песни. Графу с товарищами трактирщик посоветовал посетить конные состязания. Чтобы как-то разнообразить досуг согласились.

Даже Новый год, как убедился эстонец здесь был не как у людей. Обычно принято собраться за большим праздничным столом, испить бутылочку и отсчитать вслух последние минуты уходящего года и только после этого поздравлять всех с праздником. В Голландии в этот день отмечали праздник Святого Сильвестра. Утром, как раз накануне праздничной ночи, все спешат встать пораньше. Тот кто проснулся позже всех получал прозвище «Сильвестр», почему так выяснить и не удалось. Андрей в свое время был знаком не с одним человеком с таким именем, и готов был поклясться, что те не были сонями, а порой и вставали раньше всех.

В январе Шредер предложил, пока не наступит весна устроиться на какую-нибудь верфь и поучаствовать в постройке корабля.

– Это пойдет на пользу царевичу, – пояснил он, – пусть паренек почувствует, через что пришлось пройти его отцу. Тогда он уж точно не свернет с протоптанной Петром Алексеевичем и его гвардией тропинки.

Золотарев сказал, что нужно все хорошо обдумать. Думал два дня, а потом отправился на верфи, где записал всех, кроме Шипицына на работы.

За работой и зима пролетела как-то незаметно. Каждый день путешественники проделывали длинный путь на верфь, что находилась в нескольких верстах от Амстердама. Там удалось подрядиться на строительство большого парусного корабля.

Еще летом тысяча семьсот седьмого года местные корабелы начали заготовку дерева для изготовления деталей. Золотарев обратил внимание, что это был дуб. Причем больше всего поразило то, что для изогнутых частей использовали древесину с естественной кривизной. Разговаривая с местными мастерами, а те своих секретов не скрывали, Андрей узнал, что заготовки для шпангоутов и бруса вылеживались до холодов на открытом воздухе, где их мочил дождь и сушило солнце. Сейчас зимой дерево достигло необходимой кондиции и десяток плотников приступили к изготовлению деталей корабля. То что это тяжелая работа, эстонец лично убедился. Никому не нужно было объяснять, что он устал, хозяйка трактира видела как он без задних ног валился на кровать.

История о том, что за проведенный в Голландии год царь Петр лично построил корабль, на самом деле оказалась обычной легендой. Причем все события в ней для правдоподобия были преувеличены. Кому охота признаваться, что участвовал лишь на последней стадии постройки. Не удивительно, что и фрегат тот русскому монарху тогда не подарили. Те же корабли, что были построены под Архангельском делались уже из просушенного материала.

Как убедился Андрей (и не только он) сборка корпуса – кропотливое занятие. Один из мастеров (когда они были в кузнице) рассказал царевичу историю шведского корабля Васса. Строили аж целых шесть лет, да вот только жизнь его получилось скоротечной.

– В лето тысяча шестьсот двадцать восьмого года, – проговорил старый плотник, – должен был выйти королевский корабль в первый свой поход. В тот день стояла прекрасная погода, – тут старик сделал паузу поднес к рту трубку и выпустил кольцо дыма, – на корабле сто человек. На борт пустили жен и детей моряков. Предполагалось, что они будут сопровождать судно до выхода из шхер. Торжественный залп, радостные крики зевак, но… Прошел всего ничего, а затем, – старик снял с головы треуголку, – да хранит господь их души. От слабого порыва ветерка перевернулся. Практически сразу ушел на дно на корм для рыб. Те кто спаслись, долго проклинали тот день, а капитан поклялся, что не будет брать на борт женщин.

Старый моряк объяснил, что в лесах корабль простоит как минимум года два, пока не будет произведена окончательная сборка. Лишь только потом корпус спустят на воду, поставят мачты и установят парусное вооружение.

– Только выдержанный корабль прослужит долго, – проговорил мастер. – Это как вино – чем дольше оно находится в подвалах, тем вкуснее. Быстро сделанный корабль, из непросушенного дерева в лучшем случае прослужит лет пять.

Шредер улыбнулся. Пока русскому флоту эта проблема не грозила. Строились иногда из непросушенного дерева, наспех, ну и в итоге… Сколько лет они прослужили бы сказать сложно. Одни только вышли из лесов, другие гибли во время баталий не отслужив и предсказанных мастером лет. То ли дело корабли поморов, те делались не спеша и чувствовалось что надолго. Ни денег, ни времени на постройку второго корабля в следующий раз у архангелогородца просто могло и не оказаться.

В выходные, а они были – куда уж без них, просиживали в таверне Карнелии.

Как-то раз дверь отворилась и в помещение ввалился русский купец. Спутать с кем-то другим было очень даже сложно. Оглядел зал, выбрал столик у окна. Подозвал хозяйку, назвав ее по имени, и заказал селедки с картошкой. Пока та готовила обед, к нему подошел Андрей.

– Добрый день, – молвил он, – позвольте представиться – граф Золотарев.

– Ефим – купец.

Рукой показал на лавку.

– Присаживайся, граф. В ногах правды нет. Честно признаюсь, не ожидал здесь встретить русского.

То что он эстонец, Андрей уточнять не стал. Опустился на лавку.

– Карнелия принеси мне и моему приятелю еще пива, – прокричал Золотарев.

Хозяйка взглянула в его сторону и улыбнулась. Тут же подозвала сынишку, а тот уже через несколько секунд ставил перед мирно беседовавшими русскими кружки с пенным напитком.

– Давно в этих краях? – Поинтересовался купец, хлопнул хозяйку «по мягкому месту», отчего та подпрыгнула и на голландском произнесла:

– Kabouter (39)

– С осени. Направлялись в Англию по делам государственным, да вот один из нас приболел, а местные мореходы в эту пору боятся в море выходить.

Купец хмыкнул носом.

– Сам то ты откуда, граф?

– Из под Устюжны Железнопольской.

– Бывал в сиих краях. А я с Архангельского городка.

– А я там бывал. Лет шесть назад. Когда шведы на город шли.

– Эвон как, так может…

Тут купец стал всматриваться в лицо Андрея.

– Так я же тебя самолично в Архангельский городок привез…

– Ефим Дароч! – Воскликнул граф. – Лоцман.

– Он самый, ваше сиятельство. Только теперь не лоцман. Петр мне тогда денег отвалил, вот и купил себе кораблик посолиднее. Да дело открыл. Пеньку в Амстердаму вожу.

Выпили за встречу. Потом долго разговаривали. Сначала граф о своей жизни поведал, потом купец своими успехами прихвастнул. Наконец, когда в пивной кружке стало видно дно, Андрей спросил:

– А в государстве-то что делается?

– Воюем, – вздохнул купец. – Говорят летом швед на Нарву вновь двинул.

– Ну, это при мне было, – молвил Андрей.

– Значит знаешь, что там Александр Данилович дал прикурить супостату. Сейчас затихли, но ходит слух, что собирается Карл двинуться со своей армадой на Москву.

Дела были хуже некуда. Казалось, что история после неудачного похода на прибалтийские города должна была измениться, и шведский король кинется зализывать раны, но видно побои были не такими сильными. Быстро отошел и теперь с казаками гетмана Мазепы стоял у границ Московского государства, ожидая когда наступит лето. А чего тянуть – не понимал Золотарев?

Дароч пробыл в Амстердаме недолго. Андрей хотел его уговорить, чтобы он доставил их в Англию, но купец отказался.

– Не ходил я в те земли, граф. Боюсь в этом дел я тебе не помощник.

Ладно и без его помощи обошлись. Как только потеплело Шредер сходил в порт и нанял голландский корабль, который через месяц доставил их на остров. Врач, которого должен был прислать доктор Бурглав, так и не приехал. Видно среди молодых лекарей не сыскалось такого, что желал бы отправиться сначала в Англию, а уж затем в снежную Россию, даже лейб-медиком вполне возможно будущего царя.

VI

Теплый морской ветер, яркое утреннее весеннее солнце, голубая водная гладь, чайки кружащие в небе и вдалеке узкая зеленая линия английского берега. Онегин и царевич сидели в каюте и от нечего делать – резались в кости. Везло денщику, отчего Алексей иногда вскакивал. Шипицын развалившийся в гамаке изредка поглядывал в их сторону. Майор с графом, как только начался восход выбрались на палубу и теперь в подзорную трубу разглядывали берег. Подошел капитан шнявы(40).

– Скоро прибудем в английский порт, господа, – проговорил он.

Достал из кармана кафтана трубку и закурил. Мимо важно прошествовал боцман. Черная куртка без рукавов, рубашка бывшая когда-то белой теперь серая, на голове завязан, как у пирата платок. Штаны короткие до колен, чулки в белую и голубую полоску, башмаки деревянные, на груди на серебряной цепочке боцманская дудка.

«Если ногу ампутировать да на плече попугая ару, – подумал Золотарев, разглядывая его, – вылитый капитан Сильвер, персонаж романа Стивенсона».

Тот подошел к лоцману, перекинулся парой слов и взял рукой дудку и подул в нее. Раздался неприятный пронзительный звук. На палубу, стали выбираться из темных трюмов матросы. Началась управляемая суматоха. Кажется что все происходит хаотично, но на самом деле все происходит по давно отработанной схеме.

Вскоре в подзорную трубу стало возможно разглядеть город к которому они направлялись. Крыши домов, купола соборов. Стало слышно, как бьет на башне колокол.

Шнява снизила скорость, благодаря старанием матросов. Медленно пробиралась среди десятков похожих и одновременно нет таких же кораблей. Наконец пристала к деревянной пристани.

– Вот и прибыли, – молвил капитан, убирая в кисет трубку.

«А нервишки у него железные, – подумал Андрей, – даже глазом не повел, пока шли. Небось люди у него выдрессированы так, что способны уже действовать без его личного участия».

Капитан только один раз вынул за все время трубку из рта, да и то, чтобы распорядиться на счет приветственного залпа.

Майор Шредер направился в каюту к царевичу. Сообщил тому, что прибыли и велел собираться. Золотарев же достал из кармана кафтана кошелек, со второй частью суммы о которой они со шкипером договорились еще в Амстердаме, и подал капитану. Тот взял, прикинул на вес. Кивнул, что все нормально и улыбнулся. Впервые за все пребывание в восемнадцатом веке, Андрей увидел желтые от табака зубы.

Порт жил своей обычной жизнью. Недалеко от шнявы, на которой прибыл царевич Алексей, разгружали галеон пришедший из Ост-Индии. Чуть подальше красовался военный фрегат. Мимо строем прошагали матросы. Откуда-то донеслась задорная песня. Золотарев попытался прислушаться, чтобы понять о чем в ней пелось, но ни разобрал ни одного слова. Позади раздался пушечный салют, заставивший путешественников развернуться и посмотреть что происходит. Увиденное их не удивило, в порт входил еще один корабль.

– Здесь жизнь бьет ручьем, – проговорил Шипицын. Потом взглянул на майора и спросил, – и куда теперь, ваше благородие?

– Куда граф? – переадресовал вопрос Христофор Шредер.

– Для начала в трактир. Нужно вначале подкрепиться, к тому же на пустой желудок не так хорошо думается, как хотелось бы.

– Что верно то верно, – согласился с ним капитан Шипицын.

Трактир отыскали сразу. Приметное заведение. У дверей обнимаясь, так чтобы не упасть стояли два матроса, еще один, весь перепачканный валялся в придорожной луже.

«А говорят русские много пьют, – подумал Андрей, разглядывая честную компанию. – В Московском государстве, выпивку с собой не берут, а все что можно выпить стараются осушить в питейном заведении. Если и валяются в снегу, луже или даже на пыльной дороге, так без бутыли в руках».

Последнее относилось к тому, что валявшийся на земле матрос сжимал в руке бутыль из темно-синего стекла.

Этих двоих обнимающих осторожно обошли стороной, не хотелось влезать в драку прямо с дороги. Граф отворил дверь и пропустил товарищей внутрь.

В помещении летал едкий дым. Народу было много. Посетители пили грог, ром и вполне возможно что и виски. Сейчас появление шотландского самогона в Англии, после объединения двух королевств, было вполне реально. Пьяные моряки горланили какую-то залихватскую песню.

Андрей окинул взглядом помещение и увидел небольшой стол в дальнем углу. Для них вполне подойдет. Сказал, чтобы товарищи следовали прямо за ним.

Стол грязный, казалось что трактирщик просто не успевал следить за элементарной санитарией в заведении. На лавке пролитое вино.

– Безобразие, – проворчал майор Шредер, вытащил из кармана кафтана платок и обтер лавку.

Только после этого царевич, он и денщик сели. К счастью лавка на которой разместились Шипицын и эстонец была чище. Тут же подскочил трактирщик.

– Ром, виски, грог? – сразу же спросил он, словно гости пришли сюда только попить.

– А поесть у тебя, любезный, можно? – Поинтересовался Андрей.

Трактирщик сначала опешил, словно не ожидал этого, потом вышел из оцепенения и ушел.

– Надеюсь, он принесет нам что-нибудь поесть, – вздохнул тяжело Алексей.

– Пусть только попробует этого не сделать, – проговорил Шипицын и потянулся к шпаге.

К счастью прибегать к оружию не пришлось. Трактирщик накрыл для них стол, вот только завтрак сей вышел довольно скромным. Яичница с беконом, который как показалось Золотареву был недожаренный, зеленый лук, единственное что радовала это был новый урожай, а не прошлогодний завядший.

– Да, – проговорил Христофор, тыкая ножом в мясо, – лучше всего в Европе я ел только в Голландии. Сейчас бы селедочки с картошкой.

Увы но пришлось есть то, что принесли. Когда трактирщик притащил деревянные кружки, Андрей даже испугался, что тот притащил один из видов самогона, но путешественникам несказанно повезло в них было отменный эль. Золотарев сделал несколько глотков. Тот самый цвет, тот самый вкус. Такое пиво он пил, когда ездил по делам в Лондон. Как же это было давно. Он вновь сделал глоток, при этом закрыл глаза. На секунду ему вдруг показалось, что он сидит в английском пабе в своем родном времени.

– Ну, и куда потом? – вывел его из нирваны голос Шредера.

– В навигацкую школу. Есть только одна проблема.

– Какая? – поинтересовался царевич.

– Мы не знаем где она находится.

Пришлось признаться, что информации об этой школе – кот наплакал. Знают, что существует, но вот где? И будь оно не ладное ни одного знакомого. Андрей провел руками по кафтану и вдруг вспомнил. Письмо.

В правом внутреннем кармане камзола у него лежало письмо от Лейбница Исааку Ньютону. Германский математик, перед самым отъездом царевича Алексея из Ганновера, просил передать сие послание своему коллеге в Англии.

– Хотя, – произнес Андрей, – можно к одному человечку обратиться. Вот только для этого нужно будет в Кембридж отправиться. Да заодно письмецо передать.

– Это к кому же? – спросил майор.

– К Исааку Ньютону. Кстати, – добавил эстонец, – знакомство с ним Алексея даже будет полезно.

Золотарев предложил отправиться в Кембридж, где по его мнению, в это время находился великий английский математик, на карете, но царевич Алексей отказался. Сказал, что уже привык к седлу. На аргумент, что он все-таки царская особа, ответил:

– Это для вас я царевич, а для всех прочих поручик Михайлов. Не стоит привлекать к моей персоне любопытные взгляды, а они будут. Или вы, граф, считаете что человек едущий в карете привлечет к себе меньше внимания?

Довод был очень даже забавный. Внезапно вспомнились кадры из новостей, как по улицам какого-нибудь города едет «большая шишка». Мигалки, милиция или полиция в зависимости от того в какой стране это безобразие происходило, и толпы зевак, волей-неволей ставших свидетелями визита. Тут конечно всего этого не будет, но зато потом информация о приезде сына государя московского станет доступна каждому. Не поверю, что какой-нибудь обыватель не поинтересуется, а кто это прибыл к Исааку Ньютону: в столь шикарной карете?

Поэтому въезд в небольшой город пятерых всадников остался незамечен. Какого же было разочарование, когда Золотареву сообщили, что сэр Исаак Ньютон, в декабре тысяча семьсот первого года, официально ушел в отставку со всех постов в Кембридже, и перебрался на постоянное место в Лондон, на Флит-стрит. Оказалось, что после смерти лорда Джона Сомерса (фамилия не произвела впечатление на путешественника и тому пояснили, что это президент Королевского общества) Ньютон был избран его преемником.

– Это случилось пять лет назад, – пояснил ему профессор Тринити-колледжа.

Пришлось ехать в новую столицу объединенного королевства. По счастью улицу, где находилась резиденция Королевского общества, удалось отыскать сразу. Застали сэра Исаака за написанием труда по математике – будущая книга так и называлась «Анализ с помощью уравнений с бесконечным числом членов». Андрей предполагал, что ученый будет рассержен их появлением, но тот даже обрадовался их приходу. Появление царской особы, а уж тем более из Московии не удивило Ньютона.

– В апреле тысяча шестьсот девяносто восьмого года, – проговорил сэр Исаак, когда гости сели на длинный диван в его кабинете. Стоит отметить, что к математику, кроме царевича и графа, напросился еще и майор. – Монетный двор, где мне приходилось, так сказать работать, – продолжал ученый, – в ходе «Великого посольства» меня трижды посетил сам Петр Алексеевич. Кроме того, ко мне часто приезжает принцесса Каролина (41). Мы с ней часами ведем беседы на философские и религиозные темы. Так что для меня появление высокопоставленной особы обычное дело.

Исаак встал из-за стола подошел к окну, глядя на улицу продолжил:

– Именно я посоветовал провести государю московскому денежную реформу наподобие нашей английской.

Повернулся и посмотрел на царевича, словно оценивая в нем потенциал. Математик, отметил про себя Андрей, на жизнь смотрит со своей колокольни. Все у него в жизни рассчитано и высчитано. Золотарев и сам решил хорошенечко разглядеть ученого, раз уж такая возможность появилась в его жизни. Скажи он своим партнерам по бизнесу, хотя бы белокурой Линде, что работала у него секретаршей:

– Видел я Исаака Ньютона и лично с ним разговаривал.

Никто бы ему не поверил, а зря.

Вот он стоит у шкафа с книгами и ищет какой-то фолиант. Обычный человек, к тому же небольшого роста, если бы сейчас с ним рядом стоял Петр Великий, тот был бы его на две, а может и на две с половиной головы ниже. Крепкого телосложения с волнистыми густыми седыми (говорят поседел он в тридцать лет) волосами.

Сейчас ища на полке книгу, казалось что о гостях Ньютон совершенно забыл. Ходил слух, что из-за постоянного нахождения в глубокой сосредоточенности, он частенько проявлял рассеянность. По Кембриджу ходил анекдот (его рассказал путешественникам все тот же профессор), что однажды, пригласив гостей, Исаак пошел в кладовую за вином. Там его осенила какая-то идея, он помчался в кабинет и к гостям больше не вернулся. Андрей сейчас глядя на него надеялся, что Ньютон о них не забыл.

– Вот, – проговорил математик, – нашел.

Достал с полки книжку. Обтер ее от пыли, затем подошел к столу. Пером написал посвящение и протянул царевичу.

– Это монография «Оптика», – пояснил он, – с помощью нее можно определить развитие науки на сто лет вперед. Тут есть приложение «О квадратуре кривых» – моя версия математического анализа. Может быть стоило бы вам ваше высочество портрет подарить, – вдруг проговорил он, но замолчал, а у Андрея уже возникла одна идея, которую он решил обсудить с математикам уже после ухода Христофора с Алексеем. Тем более что и повод остаться с Ньютоном тет-а-тет был. – Но лучший подарок, – продолжал между тем сэр Исаак, – это книга.

Проговорили еще минут десять, потом Ньютон занервничал, и Андрей понял, что тот считает что этот час для него потерян. Вполне возможно, что математика печалила необходимость тратить время на еду и сон. Вот отчего он никогда и не был женат. Еще, что отметил граф, за это время ни разу не засмеялся.

– В прошлом году издал сборник математических работ, – в заключение сказал Ньютон, – «Универсальная арифметика». Приведенные в ней методы ознаменуют рождения перспективной дисциплины – численного анализа. А теперь господа, – проговорил он, – наша аудиенция закончилась.

Шредер и царевич заспешили к выходу, Андрей задержался. Как только за ними закрылась дверь, он произнес:

– Лейбниц просил вам передать письмо.

– Что же вы, все это время молчали? – затем кивнув на дверь, добавил, – из-за них?

Граф ничего не ответил, а лишь только протянул сложенный несколько раз листок бумаги.

Ньютон прочитал письмо два раза. Сначала он сделал это очень быстро, потом минуту разглядывал Золотарева, словно пришелец из космоса, хотя с другой стороны он ведь и был пришельцем, вот только из будущего. Затем прочитал письмо медленно и произнес: